Скотина такая. Рассказы о жизни, про жизнь и за жизнь сборник №5

Алик Гасанов

Перед вами очередной выпуск небольших рассказов о жизни и про жизнь. Неплохое чтиво, ни чему вас не обязывающее, короче говоря.

Апашка

Воровать, думаете, легко? Вот вы сейчас возьмите и подумайте. Легко ли это?.. Давайте поиграем. Вы думаете наверное — это всё — так себе… раз-плюнуть?.. Высмотрел, мол, что похуже лежит, выждал момент, сцапал, и — ходу?.. Нет, вы не смейтесь, а представьте себе на минутку, как бы вы лично спланировали-то?.. Вот вы представьте только, как бы это происходило с вами. Нет-нет, ни так совсем. Вы представьте, что у вас нет ни кола-ни двора, как говорится, и даже документов никаких нет, и воруете вы для того, чтобы выжить, и спали вы сегодня на вокзале, как и месяц уже, и замёрзли, как собака, от тревожного, всё слышащего сна. И жрать вам охота так, что уже и не смешно… Представили?.. Нет, вы представьте, что есть охота так, что совсем не хочется поесть чего-нибудь вкусного, мороженного, например, а просто в голове вашей стучит истеричная потребность впихать в себя всё что угодно, лишь бы кишки начали работать и башка не кружилась. Представили?.. И вы машинально зыркаете по сторонам, совершенно не видя людей, а по-волчьи хмуро смотрите на всё, что можно разжевать и проглотить. Желательно горячее и жирное… И приходит такой момент, когда вы мысленно понимаете, что вам это нужно схватить и убежать. И надо ещё успеть разжевать и впихнуть в себя, перед тем, как снова убежать и затаиться… Где-нибудь в тепле, и что-бы тебя никто не видел… И уснуть, разомлев. Уснуть ни потому, что ты ослаб так, что сон — это единственное, на что способно сейчас твоё измученное тело, а нахально захрапеть, потому, что ты бессовестно сыт, нахально пьян и тебе наплевать, что одежда твоя грязна, тело не мыто, а скользкий кусок хлеба в кармане заплесневел… И на всё остальное тоже наплевать…

…Я сразу таких вижу. Не знаю почему, но я их чую нутром. Одного взгляда достаточно, и я вижу — вот он. Волчара.

На вокзале почти стихло. Время пол-десятого. Через двадцать минут «последний-проходящий». Паренёк лет двадцати притих с краю длинной лавочки. В сумраке уходящего вечера забрезжила вокзальная ночь. Высокие окна залились смолой и сквозь неё тёртыми пятаками пронзительно горят фонари, уходящие в степь. В нескольких метрах напротив меня женщина-казашка замерла в ожидании. Уже час она посматривает ежеминутно на часы, оправляет сумки, тревожно поглаживает карманы юбок: «Ни чего не забыла?..» Рядом с ней, прикорнув на баул, полусидя спит мальчик лет пяти. Ждут поезда. В полумраке пустого вокзала проходят редкие прохожие. Каждые десять минут мимо станции проходят составы и мерный гул поезда толкает в окно порывистый сквозняк. Парень замер. Он дремлет, подперев ладонью лицо, и я чётко вижу из-под мрака его козырька блеск внимательных глаз. У апашки* три сумки, большой баул и пакет с продуктами. Пакет стоит у ног ребёнка. Одну из сумок женщина держит особо, из рук не выпускает, иного задремав на минуту, спохватывается, прижимает обеими руками к животу, поглаживает закрытые замочки… Парень ждёт, лениво потягиваясь во сне, украдкой осматриваясь по сторонам. Я мешаю ему. Можно не спеша встать и, рассеяно проходя мимо, резко вырвать сумку, рвануть в выход на перрон, а там за угол и сквозь кусты по заветной лазейке вдоль путей скрыться в темноте… Пока апашка будет кудахтать «ой-баяй!..», за пару минут запросто затеряться в темноте вокзальных построек, затаиться в потоке редких прохожих… Но я ему мешаю. И паренёк выжидает. Можно подождать, когда я опять выйду на перрон покурить и, под гул очередного «проходящего» рвануть сразу две сумки, но бежать уже через весь вокзал, ко второму выходу, но там на перроне фонари и могут быть люди… А если повезёт — будет пусто и можно спокойно шмыгнуть за тёмный угол, а там, мимо туалета вдоль тротуара и в темноту между забором и зарослями карагача…

Невольно ловлю себя на мысли, что я вместе с пареньком обдумываю его «рывок», оттачивая варианты…

…Мальчик зашевелился, сел и скорчил рожицу. Шея затекла. Плаксиво посмотрел на бабушку, та тихо улыбнулась, по головке гладит:

— Калай сен, жаным?..*

Заёрзала, прижала к себе внука, звонко чмокнула в шапку. Мальчик смачно зевает, потягиваясь от холода, недовольно озирается по сторонам. Бабушка его тормошит легонько, успокаивает, приговаривая потихоньку:

— Ещё десять минут и поедем.

Мальчик одёргивает плечо, измученный бабушкиной лаской: «У-у..»

— Щай щем сыз?..*, — бабушка делово роется в пакете, достаёт маленькое полотенце, кастрюльку и банку с чаем. Всегда удивлялся такому истинно женскому таланту — в две секунды сотворить уют. Пару взмахов и вот уже на лавочке настоящий дастархан.* В кесешках* дымится чай, на салфетке пару кусков варёного мяса, хлеб порван на три куска. Самый удобный случай. Парень замер на секунду, и, фальшиво потянулся, беззвучно зевая, быстро огляделся. Вокруг никого, а я — «дремлю». Апашка выпустила сумку из рук, у обоих в руках горячий чай. Из дали слышен гул приближающегося поезда. Парень «проснулся», потянулся, встал и пошёл вдоль лавочки. Я машинально подтянул под себя ноги, готовясь к броску.

Бабушка, полностью поглощённая ужином внука, в одной руке держит полотенчик, чтобы вовремя утереть мальчику рот, в другой банку с чаем, глаз не сводит с внука. Парень подошёл в самую точку рывка* и… остановился.

— М-мя…*, — женщина протягивает парню кусок хлеба с мясом внутри.

Тот замер на секунду, опешив. А бабка улыбается мягко, будто извиняясь, просит:

— Покушай, сынок. Я вижу, ты не кушал…

И хлеб в руке протягивает. Смотрит, еле улыбаясь…

Парень бледнеет. Взял хлеб и, спотыкаясь, уходит, испуганно и сбивчиво благодаря женщину на ходу, и она провожает его долгим взглядом, слабо улыбаясь и опять поворачивается к внуку.

…Такие дела… Так что вы и не думайте, что воровать легко.

апашка* — (каз. яз.) — мамочка. (апа — мама), уважительное обращение к старшей женщине.

калай сен, жаным?* — как ты, дорогой?

щай щем сыз?* — чай будешь ты?

дастархан* — стол.

кесешка * — пиалушка (каз. яз. уменьш. ласкат.). (кесе — пиала, чашка для чая, супа)

мя* — аналог русского «на!» (бери!)

рывок* — уличный грабёж, обычно вырывание сумки, шапки.

****