Почему не нужно слушать женских советов. Сборник рассказов №10

Алик Гасанов

Перед вами – очередной сборник рассказов о жизни, про жизнь и за жизнь. Неплохое чтиво для поездки в поезде и не только.

Нормативка

…Из армии я рвался домой, как голый в баню.

Сердце замирало до самой станции, помню. Мужики поймут меня. Думаешь — сейчас из вагона даже выйти не успеешь. Все люди ещё в поезде будут останавливаться, брови задирать:

— Товарищи!.. Тов… Товарищи!!! Это он!!!… Смотрите!!.. Алик из армии вернулся!.. Товарищи!.. Вот он!..

И летним громом грянет оркестр за окном. И огромная толпа на перроне, толкаясь и тесня друг друга, скрипя шарами надувными и роняя цветы, как один весело ахнет. И на шее повиснут сразу несколько, тормоша и целуя, а шум и смех оглушит, и толпа понесёт тебя в самую гущу, а в радостных криках я утону окончательно…

Короче говоря, волнительные предчувствия.

Но, выйдя на перрон, я, ни кем не замеченный, как и все прошёл сквозь вокзал. Люди тащили сумки, кто-то кого-то встречал, то там то тут восклицали, целовались. А я сел в первое же такси, и назвал адрес.

Называть родной адрес было непривычно… Два с половиной года не произносил его… Аж в носу защипало…

А потом почему-то даже обрадовался. На фиг меня целовать и тормошить с дороги-то? Я и не свеж, и не брит. Почти неделю добирался. Мне в Домодедово пришлось спать прямо в аэропорту, граждане. Потом сутки ждал поезда. Потом двое суток в поезде… На мне скоро грибы начнут расти. Лучше незаметно прошмыгнуть домой. Помыться, переодеться, и как ни в чём не бывало выкатить во двор… В магазин сходить, например. За хлебом. Сейчас вот выйду во двор, будто давно уже приехал. И вот канаю таким вот кексом, типа…

— Алик!

Иду не спеша. Руки в брюки…

— Алик!!..

Повернусь потом спокойно. Мол, простите, не заметил я вас всех… И тут начнётся.

— Товарищи!.. Он вернулся!..

Захлопают окна в родной пятиэтажке. То там, то сям удивлённые крики, беготня. А я иду не спеша так… Мол, ну «вернулся», ну и что в том особенного…

— Точно он?

— Да-да!.. Это он!.. Смотрите!…

— Я сама видела!.. В окно такая смарю, вижу — а там Алик идёт!!.. Представляете?!.. Сама видела!..

— Вон он!.. Смотрите!… Вон он!.. Вон-вон идёт!..

И сразу собирается толпа перед домом. Шум, гам… Пацаны на велосипедах остановились, глазеют… У всех рожи счастливые… Все лезут обнять, чуть с ног не сбили… Уф… Полчаса не отпустят.

…Перед домом никого не было.

Меня это даже немного задело. Я спокойно прошёл к подъезду. Поздоровался с женщинами на лавочке. Навстречу прошла Гулька с первого этажа. Сухо «здраськнула»… Подрасла, морковка… Почти с мою голову!.. Сиськи-то…

А дома была только сестрёнка!..

Открыла на звонок. Взвизгнула, повисла на шее и задушила.

Дрыхнет в обед. Учится. По вечерам допоздна «готовит сессию». До обеда дрыхнет, как суслик.

Пулей помывшись-побрившись, я бегу, благоухая одеколоном, высунув язык к Ней.

Её красивая мама через кухонное окно говорила мягко, но не улыбаясь, будто боясь, что я сейчас сделаю что-то страшное:

— А она уехала. Почти год назад. Ты это… Ты не приходи сюда больше, Алик. Не нужно. Наташа вышла замуж. Ты не знал разве?.. Не приходи, пожалуйста…

…Почти месяц я обалдело шастал по родному городу, и город спокойно жил, не замечая меня.

Всматриваясь в прохожих, я удивлялся, как редко я встречаю знакомые лица. Мой старинный дружбан, которого я не видел года три, сдержанно поздоровался, даже не думая кидаться в объятия:

— С армии пришёл?.. Х-м… А я зимой вернулся…

Покурили, разошлись.

…И вот непонятным образом я устроен в компанию.

Торгаши. Перепродают продукты. Пиво, шоколад. Начальнице меня рекомендовала старшая сестра, и начальница всегда подчёркивает, что я должен быть благодарен сестре. В мои обязанности входит странный перечень. Я водитель, сопровождающий, таскающий сумку с деньгами, просто присутствующий рядом. Весь день я выполняю поручения начальницы. Отвези-привези-подожди. Очень быстро у начальницы ко мне проявляется искренняя симпатия.

— Алик — простой водитель!, — громко отчитывает она опять кого-то за дверью, — а и то лучше тебя ориентируется в отчётности!.. Любую работу ему доверить можно!.. Ни то, что вы!..

Во время наших поездок она бесконечно говорит по телефону, ей диктуют цифры и она жестами просит меня то записать, то запомнить что-то:

— По «Эфесу» 0,33 «новинка» в эконом сегменте мы подняли на 27, 5%, а «Варштайнер» оригинал наоборот с двухсот тысяч на тысяча четыреста!..

Уже через пару недель я сам себе удивляюсь, что неплохо ориентируюсь в её делах. Доходит до смешного — начальница на полном серьёзе советуется со мной, спорит и даже соглашается!..

–… Нет, Юрий Степаныч!.. Нет-нет-нет!… Мы ещё в феврале прошлого года писали, что по «Ферреро» не вытяним!.. (поворачивается ко мне, прикрыв трубку ладошкой) В феврале же?.. Ты не помнишь?

Я слежу за дорогой, тихо поддакивая:

— В начале марта. И «Ферреро» и «Шторк» вы говорили… В коробках. В первую неделю марта.

–… Да!.. И «Ферреро» и «Шторк» в коробках — я писала вам. В конце февраля, в начале марта!, — начальница благодарно мне кивает, что я напомнил, и орёт дальше в трубку, — А на рынке и так уже под завязку!.. Только на оптовиках выезжаем!..

Ситуация стала угнетать, когда в офисе за моей спиной стали шушукаться.

Водителей нас тут штук десять. Я, естественно, как водитель начальника, тут на особом счету. Меня все поят чаем. А от шоколада я уже икаю. В кабинеты вхожу свободно. На правах «правой руки» руководства, запросто общаюсь с начальниками отделов, в бухгалтериях ошиваюсь, как кот-пенсионер. А тут вдруг с Москвы нагрянула страшная комиссия.

…Несколько дней офис гудел в авральном режиме.

Все бегали, отсчитывая дни до фатального «понедельника», когда приедет проверка.

— Ира!.., — непривычно резко кричали в коридоре, — Немедленно добивай эту долбанную нормировку!.. Два дня осталось!..

Заплаканная Ира бежала мимо, прижимая охапку бумаг к груди, тихо всхлипывая:

— Уволюсь к чёртовой матери!.. Уволюсь!.. Полгода эта дура ничего не делала, а я расхлёбывать должна!.. Теперь…

–… Это ни я должна делать!, — выскакивала за ней вслед толстушка Катя, — Сама ты дура!.. У меня и так хватает работы!..

— А кто?!.. Кто должен делать?… Я, что ли?!.., — Ира краснела на глазах, роняла папки и рыдала.

— Ира!!.., — опять гремел голос начальницы, — Где по рекламе папка?!.. Скоты какие!… Одни тормоза тут работают!..

…Грядущий апокалипсис развязал языки, убрал все нормы приличия и этикеты.

В бухгалтерии Галина Васильевна кого-то обложила по телефону визгливым матом. В кабинетах кавардак. Бумага валяется на полу. Все кричат, спешно «подбивая» всё подряд. Уборщица сунулась со шваброй, на неё дружно гавкнули и та бледно испарилась.

Моё спокойствие действует начальнице на нервы.

— Чё ты стоишь тут?!.. В банк отвёз?!..

— Да.

— В банк, спрашиваю, ты всё отвёз?

Киваю.

— И 8-ю и по «логистике»?.. А в департаменте был?..

— Да. Отвёз. Был.

Смотрит с недоверием, всклокоченная от крика:

— Машину готовь!.. Через пять минут выйду!.. Сумку возьми!!.. Быстрее-быстрее!.. Чё стоишь?!!..

…В машине она ещё с полчаса кричит про сотрудников, уверенная, что они её смерти дожидаются.

Дав ей хорошенько остыть, я мягко спрашиваю:

— А кто приезжает-то?

–… Кто — «кто»?!!, — опять мгновенно взрывается, но делает длинный вдох и также мгновенно остывает, — Клишин!.. «Кто»?.. Хотя, откуда ты знать можешь?… Ужасная сволочь он!.. До любой мелочи докапывается… В Караганде директора уволил… В Атырау весь офис разогнал, чуть до суда не довёл… А у «этих» (про сотрудников) только отпуска на уме!.. Суки такие…

И дальше идёт долгий страстный монолог, что она не железная, и что у неё ни семь рук, и что ей уже всё «настохерело»!.. И на меня опять кричат и за «Ферреро», и за бухгалтерию, и за всё подряд.

По дурости я брякнул, улыбаясь:

— Ни чё… Откусаемся…

С трудом остывшая начальница взрывается так резко и громко, что я вжимаю голову в плечи.

…В понедельник по приказу начальницы весь филиал прибыл на работу на час раньше. Двор выметен, машины вымыты, «Газели» стоят в ряд, как на параде. Уборщица баба Дуся с шваброй и новым ведром замерла у входа, как часовой. Водители злорадно скалятся из курилки. В окнах трёхэтажного здания то и дело мелькают бледные лица. Все взвинчены, как перед последним боем.

Страшная комиссия к удивлению всех состоит всего из трёх человек. А господин Клишин, чью фамилию произносили шёпотом, как выяснилось, чуть старше меня. С ним грузный пожилой молчун с чемоданчиком и приятная молодая женщина-казашка.

Мы с начальницей их только что привезли из аэропорта, где она нервничала так, что готова была их встретить прямо перед трапом.

Клишин действительно показался сухим желчным типом. Гастролируя по всему Казахстану, страшный ревизор сеет ужас и смерть. Начальница открыла перед ним дверцу машины на переднем сиденье, но он мрачно отмахнулся и они втроём сели сзади. Боковым зрением я вижу, как горит её ухо, когда сзади слышится спокойная беседа. Замерев и вытянувшись как черенок лопаты, начальница не мигая смотрит в панель, готовая мгновенно отреагировать на вопрос, но её и не думают спрашивать и её это пугает. Мы проезжаем мимо завода, и те с интересом глазеют, а я коротко комментирую:

— Шевченковский завод пластмасс… Полистирол, полиэтилен… Химия!.. Около пяти тысяч работников, наверное…

Начальница повернулась ко мне, нахмурив брови, чтобы я заткнулся, но сзади заинтересовались, крутят головами:

— Да вы что?.. Пять тысяч… Это…

— Большой завод, — продолжаю таким голосом, чтобы видили — я горжусь нашим заводом, — Говорят в Союзе таких только два. У нас и на Украине…

Понимающе кивают.

–… И ближнее зарубежье, и Европа…, — поясняю машинально, когда мимо нас по переезду грохочет поезд с яркими надписями на вагонах, — Венгрия, Югославия… Вон — Япония даже…

Сзади так заинтересовались, что задают вопросы:

— А что тут?.. Сырьё или продукция?..

На свою беду я-простая душа, делаю паузу, уверенный, что вопрос адресован начальнице, и её спрашивают, чуть похлопав по плечу:

— Вы не знаете?

Та пожимает плечами, виновато улыбаясь.

Я бегу на помощь, демонстрируя спокойствие:

— И продукция и сырьё. Ширпотреб в основном. Вёдра, каркасы, листовой пластик… Ну, там… Пенопласт… Целлофан… И в гранулах и в изделиях…

— Пенопласт?.., — девушка включилась.

— Да. Пенопласт. На пол-Союза поставляем… Полисульфон даже выпускают…

— Полисульфон?, — мрачный толстяк оживился, — Не может быть!.. Вот откуда значит…

— Угу… Там даже отдельный цех есть. По производству искусственных капилляров, клапанов сердечных…

— Как это?, — начальница тоже заинтересовалась, — Сердечных?

— Ну-да… На весь мир мы знамениты… Полисульфон — редкий синтетик, который не отторгается живым организмом… Дорогущий, говорят… А вот мы подъезжаем к знаменитому БН-350. Реактор, опресняющий морскую воду для города… Тут у нас в природе нет пресной воды, — усмехаюсь, чтобы успокоить девушку, округлившую ротик, — Весь город живёт полностью на искусственной воде…

И так мы едем целый час. И я провожу экскурс по городу до самого офиса, а притихшая аудитория благодарно помалкивает, не переставая удивляться, слушая про все наши достопримечательности.

Выходя из машины все трое улыбаются мне и благодарят, стоя спиной к начальнице.

И тут я впервые вижу этот её взгляд…

Не зная, что происходит, подчёркнуто солидно спрашиваю:

— Елена Владимировна, я могу на часик отлучиться? Обед уж…

Та молча кивает, семеня за «комиссией». На крыльце повернулась, говорит строго:

— Я вам позвоню, если что. Но через час будьте здесь!..

…Я не успел подняться домой, когда мой телефон пропел «Рамштайном».

— Алик… (Елена шепчет в трубку дрожащим голосом) Срочно приезжай… Они меня уволить хотят, наверное… Я точно знаю — хотят уволить… Срочно приезжай, пожалуйста… Представляешь, суки — сразу же за нормативку спрашивают… А этот козёл по складам сразу шарит… Срочно, Алик!..

…Все эти дни весь офис судорожно подбивал отчёты, подшивал, подписывал и переделывал, и молился только за то, чтобы из сотни направлений в проверке как-нибудь ни сразу вспомнили о какой-то «нормативке» и о каких-то «складах по станции».

Только потом я смутно предположил, что это рутинно-бюрократические нормы положенности, которые нужно во что бы то ни стало стараться выполнять. Короче говоря, что-то, что должно было повышать продажи.

И вот стоит моя бедная Елена Владимировна перед «комиссией», и вопрос за вопросом её всё дальше и глубже втягивают в ступор.

…Сидя в приёмной, я деланно громко откашлялся с видом бравого водителя, чего-то забывшего и вернувшегося невзначай. В кабинете за дверью тихо…

–… Вы сколько уже тут работаете?..

Сидя в директорском кресле, Клишин цедит устало.

Сбоку на стульчике Елена Владимировна.

…Это её кабинет. И сейчас в её кабинете три чужака, которых она смертельно боится.

Девушка-казашка без интереса небрежно листает отчёты, которые сделаны с таким усердием и в муках.

Толстяк скрестил пальцы на пузе, рассматривает начальницу исподлобья, словно вошь. Глаза смотрят безучастно, как у больного.

–… Вы сколько уже тут работаете?..

…В здании тихо так, что слышно, как медленно стучит сердце Елены Владимировны.

— Четыре года… С половиною… Четыре года и пять месяцев… Шесть…

Солидно постучав, я заглядываю, напустив максимальный официоз на рожу:

— Извините (Клишину). Елена Владимировна, я в банк отвёз форму 4, как вы сказали. И 8-ю, и «по логистике» тоже. В департамент я наверное после обеда поеду, хорошо?

–… А по 8-ой у вас как, кстати?, — девушка подняла голову, смотрит с сожалением, — хоть немного-то выровняли в этом году?.. Или опять?.. Все области дают по 20—30 процентов роста. А вы, как всегда…

Конец ознакомительного фрагмента.