Ислам в пространстве-времени Азербайджана

Али Абасов

В монографии исследуется становление, историческое развитие и современное состояние Ислама – как основной веры и социального института Азербайджана. Выступая в основном в качестве социокультурной парадигмы, Ислам в определенные периоды предпринимал попытки включиться в политическое пространство Азербайджана. Современный Азербайджан представляет собой один из таких периодов, специфика которого заключена в том, что Ислам развивается в государстве и обществе, обретших независимость.

Вместо Введения: Конструкции Прошлого и Настоящего

Азербайджанская Республика — одно из трех государств Южного Кавказа с населением около 10 миллионов человек. Основные религии, традиционно представленные в стране: Ислам (65% — шииты, 35% — сунниты), Православное Христианство (около 200 тыс. чел), Иудаизм (горские евреи — 18 тыс., евреи-ашкенази — 6 тыс., грузинские евреи — несколько сотен чел.). В стране на разных этапах действовали и продолжают действовать свыше десяти нетрадиционных христианских миссионерских организаций, католические, лютеранские и протестантские миссии, многочисленные традиционные (молокане, баптисты, адвентисты, бахаисты и др.) и относительно новые религиозные направления (кришнаиты и др.). Приводимая конфессиональная статистика весьма условна (официальные исследования не проводятся), и по традиции еще советских времен почти нигде не публикуется.

Азербайджан исторически развивался в ареале динамичного, не всегда мирного межцивилизационного взаимодействия, перманентного диалога культур, часто разительно отличающихся друг от друга. Вместе с веками истории на регион накатывались этнические волны экспансии древних племен и народов, распространявших здесь различные религии, миросозерцание многочисленных сект. Последовательное воцарение в регионе большинства монотеистических религий привело к возникновению здесь одного из первых очагов «диалога» религий и культур.

В 80-е — 90-е гг. ХХ века в Азербайджане, как и в большинстве республик СССР, проблема сопряжения становящейся национально-конфессиональной идентификации общества с демократическими ценностями и конституционными основами государства оказалась наиболее острой и спорной при обсуждении теоретических моделей будущего постсоветского развития. В идейной и политической путанице того времени поспешно намечались пути быстрого перехода в когорту «цивилизованных стран», дорожные карты которых хотя и были расписаны до деталей в теории, почти никогда не реализовывались на практике. Исторически лишенные периода формирования национально-конфессиональной самоидентификации, насильственно сдерживаемые в поисках основ исторического самосознания, нации бывшего СССР с традиционной исламской ориентации почти вплотную подошли к новому этапу «революционного» перехода от одной цивилизационной формации к другой, при котором вновь был элиминирован целый пласт как политического, так и духовного развития (1). Совсем немного времени потребовалось для отрезвления от пьянящей романтики неожиданной свободы (2), осознания того, что переходный период будет и длительным, и драматичным, а главная задача становящейся интеллектуальной и политической элиты — не допустить трагического развития событий, предпосылок для которых было более чем достаточно.

Мировой опыт стран мусульманской культурной ориентации показывает, что основные противоречия их развития выстраиваются вдоль линии соприкосновения принципов Ислама и демократии. Сразу же оговоримся, что это, с одной стороны, Ислам, понимаемый в терминах непримиримой ортодоксальности, с другой — демократия, предписываемая в качестве неукоснительных, столь же ортодоксальных рецептов. Даже сегодня, как правило, Ислам и демократия соприкасаются как идеологии, воинствующие уже в силу своей успешной социальной ангажированности, а в начальные годы независимости проблема заключалась в том, сумеют ли они начать диалог как системы духовных и социокультурных ценностей. Можно согласиться с мнением, что препятствия подобному диалогу возникают вследствие полярности ориентации религии Ислама и демократии — одна устремлена в небеса, а другая — на грешную землю, так что найти между ними компромисс невозможно, да и не нужно. Но в этом-то и все дело, что до сих пор «диалоги» между демократией и Исламом происходили на разных уровнях взаимопонимания сторон. И, если одной из сторон не хватало политической культуры, то другой — политической терпимости и наоборот. Словом, опыт взаимодействия и взаимопонимания, как правило, был более омрачен негативными эмоциями, чем осознанием действительных расхождений ценностей Ислама и демократии. Соответствующие таким эмоциям интерпретации исторических взаимоотношений мусульманской и христианской цивилизаций, интерпретации отказывающиеся признать их аврааматическое родство, еще больше усугубляли ситуацию отторжения, помноженную на бессознательные мотивы взаимного недоверия.

Модели сосуществования институтов религии и светского демократического государства с детально структурированным гражданским обществом давно обрели практическую жизнь не только в западноевропейских странах, но и имеют уже свои аналоги в других частях света. Однако страны СНГ исламской ориентации в этом вопросе не могли опереться на мировой опыт. Попытки взять за образцы, скажем, алжирскую, египетскую или даже турецкую модель взаимоотношений принципов Ислама и демократии вряд ли являлись уместными хотя бы потому, что уровень светскости государства и секуляризации населения в постсоветских странах был несравнимо выше. Секуляризации, правда, особой, взращенной советским атеизмом, заменившим социальную религию бытовым суеверием. Аутентичность исламских норм под влиянием советского образа жизни и вследствие длительной изоляции мусульман СССР от институтов религии подвергалась существенным новациям, что имело как свои позитивные, так и негативные последствия.

Словом, шести из пятнадцати бывших советских республик приходилось искать собственные пути обретения национального самосознания, «возвращения» к Исламу, вхождения в современное мировое политическое сообщество в качестве самостоятельных государств, с более или менее четко определенными ценностями и конституционными принципами развития. Сегодня, после прошествия достаточного времени, можно подвести некоторые итоги этого пути, представленного на фоне завершившегося тысячелетия и в контексте бурного начала ХХI века с его драматическими коллизиями, противоречивыми сюжетами и трагическими эксцессами. Уже в самом начале этого пути постсоветские страны стали стремительно отдаляться друг от друга, а их последующий опыт инкорпорации религиозных ценностей в социокультурную и политическую жизнь стал приобретать в каждом отдельном случае черты уникальности.

В Азербайджане, где Ислам представлен малораспространенным как в мире, так и среди тюркских народов, шиизмом, а уровень светскости населения, видимо, самый высокий среди исламских народов, оформился свой, во многом неповторимый опыт.

Начнет ли Азербайджан движение по западному пути светского демократического государства, в котором отделенная от государства религия является частным делом каждого человека? Пойдет ли по пути авторитарных режимов, существующих в большинстве мусульманских стран? Или же наметится сближение с путем соседнего «единоверческого» Ирана, создавшего Исламскую республику с конституционно прописанной властью духовенства, реализовавшего принцип тотальности, всеобщего доминирования Ислама во всех сферах жизни общества? Возможен ли вообще, с учетом мирового опыта, западный демократический путь в мусульманском шиитском обществе? Как мусульманская социокультурная основа будет модифицировать демократические институты, и как эти, последние, будут трансформировать институт религии? Все эти вопросы, даже если они не всегда ясно артикулировались, стояли перед азербайджанским обществом, начинающим своё существование в независимом государстве. Стоят они и сейчас — четверть века независимости однозначного ответа на них не дала. Но она их несколько прояснила, помогла более четко их осознать, и одновременно — показала всю трудность ответов на них.

За исключением периода советского развития Азербайджан фактически был лишен опыта конституционализма. А с учетом прямого дублирования советским Азербайджаном конституций СССР можно сказать, что эта практика вообще обошла страну стороной. Вместе с тем, следует признать, что конституционный опыт многих развитых западных стран насчитывает чуть более 200 лет. Потому история развития правовых основ каждого отдельного государства (народа) представляет собой непосредственный интерес и в плане разворачивания основных принципов общественного порядка, связанного с национальной спецификой и религиозными установками, в течение столетий игравших роль конституционных принципов…

Мы постараемся в качестве одной из задач нашей монографии проследить подобную специфику на примере Азербайджана — страны последовательно прошедшей через влияние целого ряда религий, страны, являющейся шиитской, населенной в основном тюрками, но, вместе с тем, развивавшейся примерно 160—170 лет в контексте полу-европейской — русской православной христианской культурной традиции и авторитарной политической системы.

Кроме того, в настоящей публикации предпринята попытка в какой-то мере подытожить опыт прожитых лет независимости. Но этот итог может быть понят лишь в контексте исторического прошлого Азербайджана. Поэтому, прежде всего, следует вкратце осветить это прошлое, показать, как Ислам в Азербайджане, вместе со всем азербайджанским обществом, важнейшим элементом культуры которого он является, подошел к современной ситуации, понять особенности азербайджанского менталитета, подвергнутого испытанию независимостью.

И, наконец, предполагается хотя бы в общих чертах спрогнозировать предстоящие перипетии развития Ислама в Азербайджане, вступившим в мир глобализации.