Доктора вызывали?

Светлана Алешина, 2002

«…– Простите, я вовсе не хотела вас обидеть, – сказала я. – Просто эта область человеческой деятельности мне мало знакома, поэтому я плохо представляю, что может тревожить филателиста. Единственное, что приходит в голову… У вас украли марки? Кормильцев сгреб в кулак кепку и с огромной досадой хлопнул ею по колену. – В том-то и дело! – воскликнул он. – Именно украли! Самым бессовестным и циничным образом! Меня околпачили, как школьника! И знаете, где это случилось? – взволнованный впосетитель уставился на меня так, словно собирался сообщить нечто совершенно невероятное. – И где же? – осторожно спросила я. – У меня дома! – объявил Кормильцев. Наверное, мне не очень удалось изобразить потрясение, потому что взгляд Николая Сергеевича сделался разочарованным…»

Глава 2

Беседу с Кормильцевым я предусмотрительно записала на диктофон, поэтому наши мужчины могли ознакомиться с обстоятельствами дела во всех подробностях. Отреагировали на запись все, конечно, по-разному.

Как обычно, самым эмоциональным оказался Ромка, который в глубине души считает скромную должность курьера досадным недоразумением в своей биографии и втайне претендует на репутацию великого сыщика. Он завелся с ходу и, кажется, был готов немедленно бежать по следу преступников.

— Разумеется, мы должны их найти! — заявил он категорически, без оглядки на субординацию. — И чем скорее мы за это возьмемся, тем лучше! Время и так упущено. Не мне вам объяснять, что промедление сводит шансы найти мошенников к минимуму.

Я невольно улыбнулась. Похоже, Ромка уже считал наше участие в расследовании делом решенным и лишь сетовал на нашу нерасторопность.

Виктор, как всегда, пожал плечами и задал единственный вопрос:

— Уточнить — почему он боится милиции?

Наш фотограф некогда служил в войсковой разведке и участвовал в афганской войне. Наверное, оттуда «родом» его немногословность, уверенность и решительность действий в критических ситуациях. Когда дело доходит до рукопашной или наружного наблюдения, ему нет равных. Однако лавры Шерлока Холмса его нисколько не прельщают, Виктор с большей охотой предпочитает возиться с фотоаппаратом и химикалиями. Кстати, фотограф он замечательный.

Вопрос, который он сейчас задал, смущал и меня. Вообще, подобный вопрос зачастую заставляет нас ломать голову. В том, что люди обращаются к нам за помощью в обход официальных органов, всегда кроется потенциальная ловушка. Можно сказать, в таких случаях мы сами часто ходим на грани законности.

— Ты же слышал, — напомнила я, — украдены любовные письма, и он боится, что об этом узнает жена.

— Не представляю, какая женщина может польститься на этого колобка, — задумчиво произнесла Маринка. — Я понимаю, когда мужчина высокий, широкоплечий, с ясными и чистыми глазами…

В общем, портрет ее идеального мужчины был нам хорошо известен, поэтому я сразу перебила секретаршу, напомнив:

— Любовь зла, как гласит известная пословица. Не все женщины столь разборчивы…

Виктор согласно кивнул и тут же резонно отметил еще одну странную вещь в истории Кормильцева:

— Кто сейчас пишет письма?

Замечание, что называется, в самую точку. Действительно сложно было представить себе любовников, которые в наш рациональный век обмениваются пылкими посланиями и бережно хранят их. Меня тоже смущал этот момент, и я сразу заподозрила, что Кормильцев лукавит и письма просто выдумал.

— Вопрос даже не в том, кто их пишет, — подал голос Кряжимский. — Что-то здесь другое. Судя по рассказу, похищение было целенаправленным — деньги, ценные марки. Поэтому мне представляется сомнительным, чтобы преступники стали обременять себя письмами, значения которых они не знают.

— Почему не знают? — не преминул поинтересоваться Ромка.

— У них не было на это времени, — хладнокровно пояснил Кряжимский. — Все произошло очень быстро, в течение нескольких минут. А заранее они тоже вряд ли могли о них разузнать — о такой переписке обычно не распространяются даже среди друзей.

Сергей Иванович обладает именно тем, что Ромка обыкновенно приписывает себе, — аналитическим умом. Кроме того, он накопил неоценимый жизненный опыт и является буквально кладезем информации. Пожалуй, Кряжимского без преувеличения можно назвать мозгом нашей редакции.

— Полагаете, у этой парочки был наводчик? — спросила я.

— Скорее всего, — задумчиво проговорил Кряжимский. — По-моему, мы имеем дело с хорошо продуманной аферой, вдобавок с применением технических средств. Судя по всему, мы имеем дело с необычным преступлением. Первое впечатление не обмануло Кормильцева — он столкнулся с интеллигентными людьми. Заметьте, они не стали бить его кистенем по голове, не стали приставлять нож к горлу…

— А что? Что они с ним сделали? — вскричал Ромка, уверенный, что тут же получит исчерпывающий ответ.

Кряжимский грустно посмотрел на него и сказал:

— Вполне возможно, это и есть самая главная загадка. Лично мне пока ничего не приходит в голову. Может быть, у тебя есть какие-то предположения?

Ромка уже успел открыть рот, но я поспешно сказала:

— Предположений у Ромки, как я догадываюсь, целый вагон. Но сначала нужно решить — беремся мы за это дело или нет? Я ведь намеренно не стала выяснять у Кормильцева всех подробностей. Если мы устраняемся, они нам ни к чему, не так ли?

На лице у Ромки мелькнуло разочарование, мгновенно сменившееся выражением надежды, когда Кряжимский негромко заключил:

— Мне кажется, устраняться нам не стоит. Дело может получиться интересным. Предполагаю, что Кормильцев не единственная жертва мошенников. Но следует помнить об одном — возможно, он не был в рассказе до конца искренним, и поэтому есть опасность оказаться втянутыми в какую-то махинацию. Мы должны быть бдительны.

В конце концов решение приняли единогласно. Конечно, полной уверенности в том, что нам удастся стяжать лавры в новом деле, ни у кого, кроме Ромки, не было, но такое ощущение возникает в начале каждого расследования, и я уже привыкла не обращать на это внимания.

Мы договорились, что прежде всего я навещу Кормильцева у него дома и уточню подробности на месте. Кряжимский намеревался по своим каналам выяснить все, что возможно, о личности самого Кормильцева и о его бизнесе. Виктор с Ромкой должны были разузнать через адресный стол, сколько в городе Тарасове проживает человек по фамилии Трауберг, и, по возможности, провести за каждым визуальное наблюдение. Маринка тоже получила спецзадание — выйти в Интернете на сайт филателистов и попытаться отыскать там следы интеллигентной парочки.

Виктор был так любезен и самоотвержен, что отдал мне свою машину, и я смогла немедленно выехать на место — без оглядки на скверную погоду. Кстати, я даже поймала себя на мысли, что от моего плохого настроения не осталось и следа. Лишний раз подтвердился известный тезис — для душевного здоровья требуется лишь дело, которое захватывает тебя без остатка.

Цветочный магазин на Советской был мне хорошо знаком. Правда, до сих пор я не рассматривала его в контексте криминальных отношений. Да и вряд ли кому пришла бы в голову такая мысль при взгляде на этот, прямо скажем, небойкий магазинчик под скромной вывеской и с небольшой витриной, за стеклом которой умиротворенно склоняли головки экзотические цветы.

Я остановила машину как раз напротив витрины и торопливо направилась в магазин — дождь все еще лил, и на улице было совсем неуютно.

Входная дверь, открывшись, сопроводила мои шаги мелодичным звоном. Через все небольшое помещение тянулся прилавок, заставленный емкостями с цветами различных форм и расцветок. Но я заметила и букеты из пышных роз, как будто горевших в глубине магазинчика теплым солнечным светом.

За прилавком среди всего этого великолепия стояла женщина лет сорока пяти с румяным круглым лицом, полноту которого подчеркивала короткая стрижка. Можно было бы сказать, что черты этого лица выражают спокойствие и добродушие, если бы не складка озабоченности между бровей. Казалось, хозяйка цветов размышляет над очень серьезной проблемой.

Я поздоровалась и спросила, на месте ли Николай Сергеевич. Женщина бросила на меня быстрый настороженный взгляд и чуть помедлила с ответом.

— А вы по какому вопросу? — наконец вопросом на вопрос ответила она, оглянувшись на дверь, ведущую в соседнее помещение.

Если это была супруга Кормильцева, то, по-видимому, она уже все знала об ограблении. Но я ответила уклончиво:

— Видите ли, мы совсем недавно с ним разговаривали, а теперь я хотела бы кое-что уточнить. Моя фамилия Бойкова.

Карие глаза женщины как будто оттаяли, но одновременно на лице ее появилась скептическая гримаска.

— Ах, вот что! — со вздохом сказала она. — Как-то я сразу не сообразила… Николай Сергеевич недавно приехал. Сейчас я посмотрю, там ли он… — и женщина поспешно направилась в соседнюю комнату.

Буквально через минуту оттуда выкатился сам Кормильцев с выражением тревоги на лице. Если бы не его роговые очки, то можно было сказать, что супруги похожи друг на друга, как брат с сестрой. Впрочем, говорят, так часто бывает при долгой совместной жизни.

— Это вы? — произнес Кормильцев удивленно. — Признаться, не ожидал увидеть вас так скоро. Вы что-то хотите мне сказать?

Супруга выглядывала из-за его плеча, точно напуганная птица. По-моему, моя персона вызывала у нее какие-то неприятные ассоциации.

— Вы угадали, — ответила я. — Я хочу сообщить, что наш ответ будет положительным.

— Ну и отлично! — с облегчением сказал Кормильцев. — Вы сняли с моей души камень.

— Нет-нет, — предупредила я. — Никаких оптимистических прогнозов. Все еще настолько неопределенно…

— Вот именно, — неожиданно подала голос супруга. — Между прочим, я говорила то же самое. И вообще, стоит ли тревожить людей? Вешать на них наши проблемы? — Она послала мне дежурную улыбку и добавила полуутвердительно: — К тому же все это, наверное, влетит в копеечку?

— Помолчи, Алевтина! — резко прикрикнул Кормильцев и, как бы извиняясь, обратился ко мне: — Это жена моя — Алевтина Ивановна. Советует на все плюнуть и выбросить происшедшее из головы… Естественно — она женщина, ей никогда не понять коллекционера. Мне жаль не денег и даже не тех марок, которые украли эти мерзавцы! Вы не поверите, но я до сих пор страдаю от того, что так и не сумел стать обладателем вожделенной серии!

— Может быть, мы поговорим об этом у вас в кабинете? — предложила я.

— Да-да, разумеется! — спохватился Кормильцев и отпер незаметную дверцу в стене за прилавком. — Проходите, пожалуйста! — Пропуская меня, он похлопал жену по спине и распорядился: — Ну-ка, изобрази нам кофейку погорячее!

В кабинет из магазина вел узкий душный коридорчик, в котором даже не было света. На секунду я представила, что должны были испытать злоумышленники, пробираясь сквозь узкий проход в магазин, после того как сделали свое черное дело.

— Своих гостей вы так же вели через этот вход? — поинтересовалась я.

— Да, — ответил Кормильцев. — Я рассчитывал, что это будет для меня гарантией. В магазине были покупатели, жена… Но, как видите, не помогло…

В кабинете Николай Сергеевич помог мне раздеться и усадил в кресло. Судя по всему, помещение служило прежде всего целям бизнеса и только «по совместительству» являлось местом отдыха. Мебель была выдержана в строгом офисном стиле — конторский шкаф с бумагами, картотека, пластмассовый стол на металлических ножках, на котором стоял компьютер, в углу — большой сейф.

— Тот самый? — спросила я, указывая на сейф. — Ваша коллекция хранится там?

— Не вся, — сумрачно сказал Кормильцев. — Здесь у меня четыре альбома с наиболее ценными марками. Впрочем, самых ценных теперь нет, — тоскливо уточнил он.

— Хотелось бы сразу же попросить у вас подробный список украденного, — сказала я. — Чтобы не работать вслепую. Кстати, у вас нет привычки переписывать номера банкнот? Это нам очень бы помогло.

Кормильцев развел руками.

— Увы… Знать бы, где упадешь… — виновато протянул он. — Зато я совершенно точно могу описать пропавшие марки.

— Будьте так любезны, — кивнула я.

Кормильцев уселся за компьютер, включил его и принялся набирать список похищенного. Я еще раз осмотрела комнату.

Кроме двери, ведущей в магазин, имелась еще одна — видимо, связывающая кабинет с жилыми помещениями. В дверь был врезан замок.

— На момент переговоров эта дверь была закрыта? — спросила я. — Если вы потеряли сознание, ваши гости могли ведь поорудовать и в других комнатах?

— В принципе могли, — согласился Кормильцев. — Ключи от всех замков у меня в одной связке. Они обшарили мои карманы, чтобы их достать. Но дальше кабинета они не пошли. Все произошло очень быстро. Вот хотя бы у жены спросите…

В кабинет как раз вошла Алевтина Ивановна с подносом, на котором стояли кофейник, чашки и сахарница.

— Что такое? — поинтересовалась она, опуская поднос на пустой письменный стол. — Ах, вы об этих мерзавцах? Да, они не засиживались! По правде сказать, я не успела их толком рассмотреть. В магазине как раз были покупатели…

— Но если бы вам довелось их опять увидеть, — перебила я, — вы бы смогли их узнать?

Алевтина Ивановна задумалась, закатив глаза к потолку.

— Не могу гарантировать, — сказала она. — Пейте, пожалуйста, кофе — остынет! Один вроде был высокий, видный из себя… А второй так — шибзик какой-то с козлиной бородкой. Я и внимания не обратила. К Николаю Сергеевичу многие ходят… — Она скорбно усмехнулась. — Филателисты-террористы!

Кормильцев болезненно поморщился.

— Алевтина, я же тебя просил! — с упреком воскликнул он и, обернувшись ко мне, пояснил: — Не переносит моя жена филателистов, что ты будешь делать… Я всегда говорил: женщине нужно одно — чтобы мужчина на лопате в форточку деньги подавал, а сам мог бы и не заходить.

— Вы преувеличиваете, — улыбнулась я.

— Ничуть! — отрезал Кормильцев. — Знаю я вашего брата. И что характерно — абсолютно безразлично, чем увлекается мужчина — водкой, футболом или марками. Все отнесено в разряд пороков!

— Ты бы не философствовал, — отмахнулась Алевтина Ивановна, — а угощал даму кофе. А марки… был бы от них толк, от твоих марок. Одни убытки… Ну ладно, я пойду — кажется, там посетители.

Она скрылась за дверью, а Николай Сергеевич скорбно покачал головой.

— Ну конечно, — саркастически заметил он. — Последнее слово должно остаться за ней! Но вы не обращайте внимания — наши дрязги вас не касаются. Позвольте, я налью вам кофейку? Может быть, не откажетесь от рюмочки коньяка?

Я не стала отказываться. Тем более по запаху уже было ясно, насколько кофе далек от идеала. Он явно нуждался в улучшении. Кроме того, мне было любопытно продегустировать напиток, которым угощал хозяин.

— Именно этот коньяк пили ваши гости? — поинтересовалась я, взяв в руки рюмку и рассматривая ее на просвет.

— Именно этот, — усмехнулся Кормильцев. — Вы по-прежнему полагаете, что мой коньяк мог быть отравлен? Прошу убедиться в обратном!

Мы пригубили коньяка и перешли к кофе. Мне не понравилось ни то, ни другое, но, кажется, спиртное не содержало никаких примесей. Это, впрочем, ничего не значило — отраву мошенники могли незаметно подсыпать Кормильцеву в его рюмку.

— Итак, давайте кое-что уточним, — предложила я. — У вас пропали марки… Кстати, сколько штук?

— Ровно дюжина, — с досадой сказал Кормильцев. — Но что это за марки! Если бы вы могли понять, что они значили для меня!

— Увы, чего можно ждать от женщины! — сокрушенно, в тон филателисту, проговорила я. — Но оставим пока марки в стороне. Сколько у вас похищено денег?

— В сейфе было не много, — ответил Кормильцев, — четыреста долларов и три тысячи рублей. Кстати, грабители выгребли все, что было у меня в бумажнике. Это еще двести долларов и тысяча двести рублей. Стоимость марок гораздо выше. Хотя и денег жалко, конечно. Но деньги — дело наживное, а коллекция собирается годами! — Голос его едва не сорвался.

— Не огорчайтесь, — заметила я, — мы постараемся сделать все, чтобы вернуть ваши раритеты. Теперь следующее — сколько было писем?

— Писем? — растерялся он, но тут же взял себя в руки: — Ах, писем! Ну-у, не знаю точно… Может быть, пятнадцать-двадцать…

— Они подписаны? — спросила я. — В смысле, там имеется адрес отправителя?

— Нет, что вы! — воскликнул Кормильцев. — Никаких адресов — только абонентский ящик…

— Тогда какой же интерес могут представлять эти письма для шантажистов, — удивилась я, — если по ним невозможно определить, кто и кому писал? Скорее всего, от писем уже избавились, и вам в этом смысле нечего опасаться.

— Не скажите, — покачал головой Кормильцев. — Там есть такие подробности, которые сразу же станут понятны моей жене. Я не хочу рисковать.

— Ну что ж, дело ваше, — пожала я плечами. — Пойдем дальше. С деньгами все ясно. А вот кого могли интересовать похищенные марки? Эта злосчастная дюжина?

— О-о! — воскликнул Кормильцев. — Вот вопрос, который легко задать, но трудно на него ответить. Я с ходу могу назвать полсотни фамилий…

— Подождите. Сформулируем иначе, — сказала я. — Кто знал, что марки нужно искать у вас? Искать именно в сейфе, в тех четырех альбомах? Согласитесь, поиски не заняли много времени, хотя, по вашим словам, воры ничего не понимали в филателии.

Кормильцев мрачно кивнул головой.

— Вот тут вы правы! — с жаром заговорил он. — Мне и самому эта мысль не дает покоя. Особенно когда вспоминаю первую встречу на вокзале. Я уже говорил — там меня явно показывали какому-то специалисту. Человеку, который прекрасно знает меня и, по всей видимости, хорошо знаком с моей коллекцией. Что за негодяй! Ведь он наверняка бывал у меня дома! Может быть, даже пил мой коньяк и клялся мне в дружбе… Ах, сволочи! Если бы узнать, кто этот человек, — клянусь, задушил бы его голыми руками!

В устах маленького, толстенького Кормильцева угроза звучала довольно забавно, но я подавила улыбку. Переждав, пока окончится приступ гнева у хозяина, я спросила:

— Однако, если оставить в стороне эмоции, кого вы могли бы назвать в качестве возможного наводчика? Я думаю, в вашей истории действительно замешан человек, часто бывавший у вас дома и, более того, хорошо знакомый с вашей коллекцией.

Кормильцев сорвал с лица очки и, беспомощно щурясь, принялся протирать их полой пиджака. Он был не на шутку взволнован.

— Подождите, я никак не могу собраться с мыслями, — сказал он. — Неужели кто-то мог решиться на такую подлость? Скажите, куда мы катимся?!

— Люди решаются и на еще большие подлости… — заметила я. — В нашем случае по крайней мере обошлось без кровопролития.

Кормильцев водрузил очки на нос, испуганно посмотрел на меня и опять уселся за компьютер. Пальцы его забегали по клавишам. Наконец он закончил набор, сделал распечатку и протянул мне лист бумаги, на котором подробно были расписаны приметы украденных марок, а также значился список фамилий. Их было всего четыре.

— Здесь я перечислил всех, кто хорошо ориентировался в моих филателистических делах, — хмуро сказал он. — С указанием адресов, телефонов и места работы. Вы намерены с ними встретиться?

— Обязательно, — ответила я. — Вас что-то смущает?

Кормильцев замялся.

— Понимаете, это так неприятно… — промямлил он. — Мне не хотелось бы рассориться со всеми друзьями. Может быть, они все-таки ни при чем?

— Не волнуйтесь, — сказала я. — Никто не собирается с ходу предъявлять вашим друзьям обвинение. Мы будем действовать деликатно. Вы, кажется, упоминали, что до сих пор ни с кем не делились своими неприятностями?

— Ни с кем, — кивнул Кормильцев. — Кроме вас. И жены.

— Между прочим, а как отреагировала жена, узнав, что случилось?

— Как может отреагировать женщина? — криво усмехнулся Кормильцев. — Из-за денег расстроилась. А на марки ей наплевать, хоть бы их все украли.

— Понятно, — сказала я. — Но ведь не она посоветовала обратиться к нам за помощью? Она, наверное, тоже отправляла вас в милицию?

— Никуда она меня не отправляла, — буркнул Кормильцев. — Наоборот. «Скажи спасибо, что все так кончилось, тебя ведь могли вообще убить» — вот что заявила она. А к вам меня направил один знакомый предприниматель. Я спросил его, кто может в нашем городе найти человека, кроме милиции. Он и посоветовал: или к «крутым» обращаться надо, или к вам. Но с «крутыми» у меня нет желания общаться лишний раз. Меня смущают их методы и цены. А сколько, кстати, возьмете с меня вы?

— Пусть это вас не волнует, — успокоила я филателиста. — Оплатите издержки, и все. А мы уж постараемся выжать свою прибыль из вашего дела.

Кормильцев изменился в лице, поняв, что я имею в виду.

— Не пугайтесь, — продолжила я. — Фамилии будут вымышленными. Но до этого еще очень далеко. Давайте-ка вернемся к нашим сегодняшним делам. У меня еще один вопрос: вот эти четверо, — я заглянула в список, — знали о вашей заветной мечте? Грубо говоря, им было известно, на что вы можете «купиться» безусловно? И нет ли кого-то еще, вне этого списка, кто был бы в курсе вашей страсти к трем медведям?

Кормильцев напряженно уставился на меня и после минутного раздумья ответил:

— Эти четверо, разумеется, знали. А кроме них… Нет, пожалуй, никто. Видите ли, серия настолько редкая, что нет смысла спрашивать о ней у каждого встречного-поперечного. А в разговоре с приятелями я, конечно, часто касался этой темы. В плане несбыточных мечтаний… Неужели вы полагаете, что это все-таки кто-то из них?

— Ну посудите, — сказала я, — информация не падает с неба, и кто-то ведь должен был предоставить ее преступникам. Вы сами утверждаете, что, кроме этой четверки, больше никто ничего не знал. Какой следует вывод?

— Да, верно, — потерянно пробормотал Кормильцев. — И ужасно.

— Такова жизнь, — заметила я. — Насколько я догадываюсь, к троим из указанной четверки вы обращались за помощью в отношении экспертизы?

— Да-а! — воскликнул Кормильцев и ткнул пальцем в листок с фамилиями: — Я просил об этом Титова, Еманова и Пановского. Пановский лежит в больнице. Значит, он отпадает.

— Я в этом не уверена, — возразила я. — А почему вы не обратились за помощью к Морозу?

Кормильцев удивленно воззрился на меня.

— Да вы посмотрите внимательнее, что там написано, — почти весело сказал он. — Это же Мороз! Александр Григорьевич Мороз — начальник Управления сельского хозяйства. Да, он тоже увлекается марками, тоже анималист, но… Вы думаете, я могу вот так запросто пригласить его в компанию каких-то странных, никому не известных продавцов коллекций? У меня и мысли такой не возникло!

— Ну я ведь сразу призналась, что ничего не понимаю ни в филателии, ни в филателистах, — улыбнулась я. — Кстати, если бы вы его пригласили в тот день, может, ничего бы и не случилось?

— Ну, вы скажете! — фыркнул Кормильцев. — Нет, этот вариант я сразу отбросил. С тех пор как Александр Григорьевич пошел на повышение, мы виделись с ним всего один раз — я достал ему серию «Экология Заполярья»…

Глаза Николая Сергеевича мечтательно затуманились.

— Ясно, — сказала я. — По крайней мере, теперь у нас есть какая-то зацепка. Теперь остается один очень неясный момент — каким все-таки образом вас «выключили»? Вы так ничего и не можете вспомнить?

— Абсолютно, — огорченно подтвердил Кормильцев. — Все как в тумане. Знаете, все-таки что-то связано с тем чемоданчиком. Экран… Не знаю, как объяснить. Кстати, может быть, это глупо прозвучит, но после того случая я не могу смотреть телевизор. Сразу возникает ощущение тошноты, головокружение. И за компьютером тоже. Но сегодня уже меньше. Как вы думаете, что это может быть?

— Честное слово, не знаю, — ответила я. — Какое-то излучение? Я ведь не специалист. Надо будет посоветоваться с электронщиками и с медиками. До сих пор я ни о чем подобном не слышала.

— М-да, я тоже ничего такого даже не предполагал, — скорбно произнес Кормильцев. — Если бы меня накачали клофелином или каким наркотиком… Но этого не могло быть, уверяю вас!

— Да, странно, — согласилась я. — Ну что ж, давайте напоследок еще раз припомним, как выглядели преступники. Жалко, что вы не догадались их сфотографировать. Снимки нам здорово помогли бы. Шучу, конечно.

— Вряд ли я сумел бы это сделать, даже если бы догадался: никогда не держал в руках фотоаппарата, — признался Кормильцев. — А выглядели они последний раз так… Трауберг был в модном синем плаще. У него густые черные волосы, аккуратно подстриженные, с такими, знаете, полубаками. Лицо смугловатое, чувственное. Говорил мало и почти не улыбался, в отличие от своего друга, который скалился поминутно. Тот вообще — полная противоположность. Низенький, сутулый. Редкие русые волосы, жидкая бороденка. Глаза маленькие, какие-то рыжие и все время бегают. Одет он был в дурацкий клетчатый плащ. Если бы не этот металлический чемоданчик в руке, его можно было бы принять за одного из неудачников, что вечно толкутся у пивного ларька.

— Вначале вы говорили, что он похож на учителя, — напомнила я.

Кормильцев махнул рукой.

— Это почти одно и то же, — пренебрежительно сказал он. — Короче, это был один из тех, кому хронически не хватает денег.

У меня на языке вертелся язвительный вопрос — давно ли стали водиться деньги у самого Кормильцева и чего ему стоило выбиться в состоятельные люди. Но я промолчала и вместо этого спросила:

— В тот злосчастный день вам уже не удалось полюбоваться на трех медведей. Но, помню, вы намекнули, что теперь сомневаетесь в их подлинности. Как вы думаете, что же демонстрировали вам мошенники?

Кормильцев пожал плечами.

— Сами знаете, полиграфическая техника сейчас великолепная. Подделывают доллары, не то что… Эти люди пользовались услугами Интернета. Возможно, оттуда они и скачали изображение раритетных марок. Или воспользовались каким-то зарубежным каталогом. Конечно, имей я возможность рассмотреть марки в подробностях, подделка неминуемо обнаружилась бы. Но они придумали эту иезуитскую хитрость с полиэтиленовым конвертом и плохим освещением. Получилось что-то вроде морковки, привязанной перед носом у зайца.

Кормильцев опять досадливо махнул рукой.

— Хорошо, — сказала я, вставая. — Спасибо вам за информацию и за кофе. Теперь у нас есть над чем подумать. Если мы что-то найдем, то сразу поставим вас в известность. И если у вас появятся новости — звоните.

Кормильцев кивнул и шагнул к двери.

— Я вас провожу. Очень вам благодарен. Мне почему-то кажется, что вы непременно найдете этих людей. Я это чувствую.

— Не обольщайтесь, — еще раз предупредила я. — Если они удовлетворятся одной аферой и больше ничем себя не проявят, найти их вряд ли представится возможным.

Мы прошли из кабинета в магазин, и я распрощалась с хозяевами. Алевтина Ивановна еще раз одарила меня прохладной дежурной улыбкой, но по ее глазам было видно, что она ни капли не верит в нашу способность помочь. Это нисколько меня не задело. Я-то знала — у нас есть реальные шансы добраться до мошенников.