Спасти царевича

Алеся Ли, 2014

ПЕРВАЯ КНИГА СЕРИИО чем мечтают красны девицы? О нарядах заморских да царевичах прекрасных. Но ежели девица, пусть совсем и не краса, просто девица, грезит не о танцах, а о подвигах ратных?Ведь дала младшая из княжон Луговских себе зарок: в случае беды негаданной не ждать всяких там царевичей, а самой кого-нибудь спасти.Одна беда. Жизнь ее отнюдь не сказка, даже на хиленький героический эпос не тянет. Из чудищ за околицей лишь торгаши иноземные, да и царевичей, нуждающихся в спасении, не попадалось…Но лишь до поры, до времени…

Глава 1

…И молвил тогда царевич Аннушке:

«Жди меня три года, три дня и три ночи,

как только исполню волю царя-батюшки,

вернусь к тебе, сдержу слово данное:

приведу тебя в палаты белокаменные

И будем жить-поживать…»

В общем, треплом оказался царевич,

«сгинул в пучине морской, не вернулся».

Потому как сказитель

о заморском понятии «хеппи-энд»

понятия не имел ни малейшего.

Встреча с бабушкой, княгиней Елецкой, чопорной престарелой мадам, прошла так же, как и в прошлом сезоне. И в позапрошлом, и пять лет назад. Не менялся ни нудный обед в честь приезда, ни выражение ее лица. Скука. Тут даже сестрицы со мной были согласны. С горем пополам дождавшись вечера, мы тайком сбежали из своих комнат и, собравшись вместе, принялись строить планы на бал, открывающий Зимние празднования.

Нэнси, наша старшенькая (матушка настояла, чтобы мы звали ее на заморский манер), — статная девица, а ежели не миндальничать, то просто каланча, с шикарной русой косой до пояса и огромными синими глазами словно сошла с лубочной картинки.

Характером она удалась в папеньку — улыбчива, мила, не слишком болтлива. Идеальная жена для не сильно умного, в меру капризного князька. К ней сватались многие, но неизменно получали отказ. Сердце сестрицы принадлежало лишь одному человеку, и наше шумное семейство в порыве трогательного единодушия хранило ее тайну. Даже от меня. Невозможность удачно вытолкать Нэнси замуж временами вгоняло маменьку в уныние, но не настолько глубокое, чтобы настаивать всерьез.

Стоило признать, втайне я хотела быть похожей на старшую сестру. Про меня родители говорили, мол, еще и доплатить придется, чтобы такой подарочек с рук сбыть. Мало того что красой особой не отличаюсь, так еще и увлечения имею не подобающие. В общем, горе луковое, а не княжна.

Среднюю сестру звали Мирна. Невысокая, бойкая и наглая (вся в матушку), как таракан в мужицкой хате, она, как и упомянутое… многоногое, считала себя хозяйкой положения. Везде и всегда. Мы с ней никогда не ладили. Возможно, потому, что я тоже унаследовала некоторые из этих качеств. Задором, звонким смехом и сияющими темными очами она с лихвой компенсировала в глазах окружающих отсутствие стати и чувства меры, так украшавших Нэнси.

И вот две красы, каждая по-своему поражавшая воображение мужчин, сидели у меня на кровати. Мирна, что-то увлеченно рассказывая, махнула рукой так стремительно, что я поспешила отодвинуться. Отражение повторило мое движение.

Я невольно вздохнула. Девица в зеркале была в меру костлява, в меру угловата, имела приличную русую косу и россыпь конопушек на чуть вздернутом носу. Ежели верить маман, годам к двадцати я обещаю стать настоящей красавицей. Вот только слабо верится. Рядом с сестрицами на меня никто и не взглянет.

Хотя о чем я. Спасу царевича, как задумано, и выскочу замуж даже раньше Нэнси. Может, внешность у меня и не для парадного портрета, зато характер исключительный. Для царевны в самый раз.

— Ариша! Ты слышишь?

— А то ты не видишь, Нэнси! Ей же с нами ску-у-учно. Мы вышиваем, песенки поем, ведем себя как дома-а-а-ашние безголовые ку-у-у-уры, сие ведь не по ней, — пропел у меня над ухом голосок любимой сестрицы Мирны. Но прежде чем я успела съязвить в ответ, вмешалась Нэнси.

— Не нарывайся. Ариш, я хотела спросить, с кем ты бы хотела открыть танцевальный сезон? — сестрица старательно «в нос» выговорила новомодное слово.

Я усмехнулась.

— Маман уже, небось, все расписала за полгода до Зимних празднований.

— Ты прекрасно знаешь, что можешь выбрать сама.

— Зачем ей?! Она у нас только за царевича пойдет, забыла? — Мирна деликатностью не отличалась.

— Я ежели и пойду, то надолго. А вот от твоей болтовни благоверный сбежит уже через декаду! — душевно сообщила я, борясь с желанием швырнуть в сестрицу подушкой.

Нэнси обреченно покачала головой. Она любила нас обеих и никак не могла взять в толк, почему мы не можем жить дружно.

Я закрыла глаза и откинулась на подушки. Бубнеж Мирны доносился теперь словно издалека, разбавляемый мелодичным голосом Нэнси. Они обсуждали мою детскую мечту, неизвестно, по какому кругу перебирая возможные и невозможные варианты. Первым неизменно шел престарелый царевич Олег, отроком заставший еще батюшку нынешнего царя.

Подданные с нетерпением ждали, когда на престол взойдет цесаревич Мирослав, и так правящий государством в тени сумасбродного родителя, выпивохи и бабника, о чем, не стесняясь, судачил не только двор, но и все окраины. Поминали также младшего отпрыска царской фамилии, царевича Елисея, который похождениями своими затмил даже неподражаемого батюшку.

Сестренки развлекались, не подозревая главного. Со свадьбой, или без, я действительно дала зарок спасти царевича. Когда мне было девять, случилось кое-что, о чем я не рассказывала ни маман, ни даже Нэнси. Мы тогда впервые поехали в стольный Софийский град на Зимние празднования. Бабушка, сразу после маменькиного замужества, отреклась от нее, ведь батюшка, до обретения титула, был, прямо скажем, неудачной партией для девицы из богатой и влиятельной семьи. А о сказочном, иначе и не скажешь, состоянии князей Елелецких и не менее внушительной гордыне знали все. Но когда Нэнси стукнуло шестнадцать, бабуля сменила гнев на милость и согласилась принять внучек в стольном граде. Первый сезон в жизни Нэнси, выросшей в суровом и небогатом Южном граде, обещал стать оглушительным. Нас даже представили ко двору. Всех троих, несмотря на юный возраст. Я была слишком маленькой, чтобы танцевать, а в царских палатах столько всего интересного… Немудрено, что я сбежала от мамок-нянек и бродила по многочисленным залам и переходам в гордом одиночестве. И в оранжерее, возле диковинного фонтана, в который так весело было бросать камушки, я впервые увидела Его.

***

— Если бросишь над самой водой, он пролетит дальше и подпрыгнет несколько раз.

Чей-то голос раздался над ухом, когда я пыталась выудить очередной камушек.

Я испуганно выпрямилась и оглянулась. Темноволосый мальчишка лет пятнадцати в новеньком камзоле с парадными лентами, сидел на бортике фонтана, почти касаясь воды носками сапог.

— Ты кто? — испуганно спросила я, прижимая мокрые руки к груди.

— Царевич, — грустно улыбнулся мальчишка, откидывая челку со лба. — А ты кто, кроха?

Я задумчиво посмотрела на него.

— Ты не похож на царевича…

— Почему? — удивился он.

— Царевичи веселые и смелые, они царевен от чудищ спасают, — сообщила я, ни секунды не сомневаясь в своей правоте. — Вот ты когда-нибудь спасал царевну?

Мальчишка улыбнулся краешком губ, а глаза его остались задумчивыми.

— Скорее, царевне придется спасать царевича, Кроха…

Я гордо выпрямилась, не обращая внимания на подмокшее платье и мятые розовые ленты.

— Ежели понадобится, спасу!

Одинокий смешок как-то уныло прозвучал в огромной оранжерее.

— Я тебе верю, Кроха. Если, кто-то меня и может спасти, то только ты.

— Но я ведь не царевна… — От такой несправедливости даже слезы на глаза набежали.

— Царевич всегда женится на спасенной девице? — неожиданно уточнил мальчишка, серьезно глядя на меня.

Я уверенно кивнула — большой бант на голове согласно трепыхнулся.

— Значит, я женюсь на тебе, и ты тоже станешь царевной.

— Тогда я точно тебя спасу! — я вздернула нос и сжала кулачки, подтверждая решительность своих намерений. — Вот только… ты научишь меня бросать камушки?

Грустный царевич улыбнулся.

Мне, смущенно теребящей бант, ужасно захотелось улыбнуться в ответ…

***

Осенью того же года в стольном Софийском граде вспыхнул мятеж. Люди устали терпеть самодурство бестолкового царя и жаждали уже не перемен, а крови. Цесаревич Мирослав по счастливому стечению обстоятельств оказался в Южном, куда не успела докатиться волна народного недовольства. Суровые вояки, закаленные в стычках с басурманами, благоволили цесаревичу. Гвардейский подпоручик Луговской, наш батюшка то бишь, одним из первых поддержал наследника престола. Цесаревич лично возглавил войско, навел относительный порядок в стольном граде и с тех пор фактически правил государством, позволяя царю-батюшке тихо транжирить казну в свое удовольствие. А про младшего все как-то забыли. Никто не знал, как он выжил, что испытал, когда понял: до брата не добраться, а царю безразлично, что будет с сыном.

Минуло восемь лет. Царевич возвратился после долгой учебы в заморском Университете — кажется, лишь для того, чтобы потрясти царский двор безумными выходками и ледяным презрением ко всему, что раньше было ему дорого.

Я повзрослела, поняла, что не узнаю в холеном франте того царевича, который до сих пор сидит на бортике фонтана где-то в глубине моей памяти. Того царевича, которого я обещала спасти.

Временами я мечтала, как мальчишка с длинной темной челкой оказывается каким-то другим царевичем и…

…И, возвращаясь с небес, вспоминала: запас царевичей на свете ограничен. Наше Царство располагает лишь пятью, трое из которых годятся мне в дедушки.

Приходилось признавать: грустный юноша превратился в царевича Елисея, франта, мота и пьяницу, спасать которого, даже подвернись мне такая возможность, я бы не стала.