Напиши обо мне песню. Ту, что с красивой лирикой

Алена Никифорова, 2023

Самым приятным и самым страшным для меня чувством, что я обрела на этой земле, стала потеря контроля. Я уронила его глубоко в воду. Вода выбила его из моей головы и унесла с собой в спящий хаос в сердце океана. Без контроля я стала свободной и легкой, ребенком, обнимающим огромного оранжевого зайца в центре гостиной дома родителей. Я бы назвала это абсолютным счастьем, тихим, наполненным. Я сидела на краю борда и смотрела на линию горизонта, поглощавшую заходившее солнце. Оно было таким большим, оранжевым и теплым, и напомнило мне того плюшевого зайца с огромными ушами, напомнило то чувство, которое когда-то было утрачено на долгие годы, чувство, которое я совсем нечаянно вновь обрела здесь, сидя на закате в соленом океане. Я снова была дома. Какой бы долгой не казалась эта дорога, сколько бы синяков я не получила на этом пути, она привела меня к себе.

Пролог

В С. в гостиничном номере на кровати «под Майлза Кеннеди» чувствую что-то опустошающее меня, прорезающее тонкие, но глубокие линии, параллельные моим лёгким, подступающие к горлу, мешающие дышать. Я чувствую отчаяние, проникающие через эти порезы, и пытаюсь заставить себя впустить через них нечто иное, трезвое и объясняющее, что это вовсе не та боль, которая казалась мне вначале. Это и не боль вовсе, это сильный толчок, вошедшие в меня эмоции, которых я испугалась и приняла за очередной провал.

Назовем его Я. Самые красивые глаза, в которые я когда либо смотрела. Два часа дороги в старом автобусе по направление к регате. Уже вечереет, и, кажется, будто будет дождь. Машин просто тьма, и мы медленно движемся к нашим лодкам и надежде на свежий воздух. С Я. мы знакомы чуть больше года, и понравился он мне только со второй нашей встречи. Он подошел тогда ко мне, высокий, красивый, дышащий своей потрясающей энергией и харизмой. Думаю, он прекрасно знал о том, какое впечатление производил на женщин, а, может, и на всех людей, с которыми знакомился. В первую нашу встречу контакт не задался, поскольку я была в полнейшем раздрае. Тяжелом таком, как старая льняная рубаха, застиранная на деревянной доске. Любые вопросы, шаг навстречу, близкое расстояние между мной и мужчиной расценивались как угроза. Я защищалась, даже не успев сказать привет. И те же голубые глаза не казались мне такими голубыми и прекрасными в тот первый раз, когда мы случайно столкнулись в А. на рабочей встрече. В этот раз все иначе. Я не защищаюсь и пытаюсь открыться в силу своих страхов. Мы ходим рядом, сидим вместе, я выпытываю его биографию и с удивлением замечаю насколько искренне он мне интересен, как нравится слушать его голос, как быстро опускаюсь я в его глаза. Я просто исчезаю за ними и говорю ему об этом. И слышу в ответ, что у меня такие же. Действительно, похожи, но ресницы на правом глазу я подпалила спичкой в Л. глубинке, поджигая косяк в купальнике на снегу. Я делаю ему комплимент, и сразу так легко становится. Не помню, чтобы говорила мужчине о том, что мне в нем нравится просто так, за беседой. Говорю, чтобы убедить себя в том, что это просто глаза. Они такие светлые, голубые, с очень легким, едва заметным зеленым ободком, ближе к зрачкам. Он улыбается. Я отказываюсь говорить ему про красивую улыбку и вообще, что он очень красив. Он и сам это знает.

В номере, лёжа в маленькой кровати, я наткнулась на лайв выступление Майлза Кеннеди — Love can only heal. К концу 7й минуты выступления вся история выстроилась в моей голове. Сложились все картинки, так много событий, произошедших в моей жизни, собрались, склеились, взяли наконец меня слепую за руки и повели за собой. Хочу сказать, что находить смысл прекрасно, особенно, когда так долго гонишься за ним и молишь, и кричишь про себя: пожалуйста, пожалуйста, я хочу понять, я стараюсь изо всех сил и не вижу ответа. И ответ приходит в середине поездки в Т. весной 2023 года.

Когда меня спрашивали, чем бы я хотела заниматься в жизни, если бы была сказочно богатой, я отвечала, что представляла себе широкий стол возле окна с полупрозрачными занавесками, которые нежно трепет ветер, подгоняемый океаном, печатная машинка, чашка мятного чая, взрослеющая идея внутри, которую нужно облачить в историю, в книгу. Сейчас я сижу на берегу теплого моря, в том же марте, что заставил меня пережить сложные моменты моей частично прожитой жизни. Кожа тает под теплым солнцем, черная кепка, которую я вчера радостно приобрела в ларьке за пять евро, не дает моим глазам совсем закрыться от такого яркого света. Это вам не Л. март, господа. И. всегда была домом для моего сердца, а где, как не дома, я могу лучше всего рассказать эту историю.

Посвящается Бобби.

Глава 1

B.

Погода в марте, мягко сказать, была не очень. Остановка, на которой я оказалась, была слабо укрыта от ветра, лавочка вся запорошена снегом, люди серые, почти прозрачные, смотрели в экраны телефонов, словно боясь погрузиться в тот самый момент, в котором находилась сейчас я. Не могу их винить, я каждый день погружаюсь в экран, порой с таким голодом, который даже и не снился мне в мои голодные магистерские годы в общежитии М. иняза. Автобус опаздывал, я начинала нервничать. Меня резко окатило холодной водой из под колес машины. Раз. Я возмущенно смотрю в окно окатившей меня тачки. Два. Я начинаю на него кричать. Три. Он выбегает из машины, что-то говорит, открывает дверцу пассажирского сидения. У вас бывало такое, что вы встречаете незнакомца, заглядываете ему в глаза, и проваливаетесь. Вода уже не такая холодная, март не такой серый, голод не такой сильный. Я чувствую мгновенный коннект, мое тело становится легче, моя улыбка становится теплей, я чувствую себя счастливой. Счастливой? Не то тревожное тонущее чувство, сопровождающееся тяжелыми частыми ударами сердца, а что-то мягкое, теплое, обволакивающее, берущее тебя на руки под плед. Так было со мной, когда я посмотрела в его глаза. Темные, как опустившаяся над городом ночь, крадущая тонкие силуэты людей, затерявшихся в ее одинокой прохладе. Глаза, приковавшие меня к месту, заставившие вглядываться так внимательно, словно я пыталась увидеть в них грань между двумя мирами, и чем дольше смотрела, тем сильнее она размывалась. Он высокий, и кажется сильным, несмотря на свою худобу. Волосы темные, до плеч, вьются. Он снова что-то говорит, указывая на сидение, и я сажусь в машину. Последний раз я садилась в тачку к незнакомому мужчине в 16 лет, когда ночью нужно было добраться до дома, после того как скорая привезла меня в больницу. Ничего серьезного той ночью не случилось, но врачи настояли на обследовании. Тогда мне повезло, мужчина просто подбросил меня дома и укатил. Сказала бы, что в свои 30 лет я бы такого ни за что не повторила, но я уже сидела в машине, которая тихо везла меня вперед. Строить диалог оказалось легко, словно ты встретилась со старым знакомым, который знает тебя уже сотни лет и легко считывает состояние.

Мой водитель, назовем его Д., ловко и аккуратно вел машину, изредка задавая вопросы и поглядывая на меня, когда я надолго замолкала. Он работал на какого-то серьезного мужика, всюду катался по его поручениям и выполнял какую-то мелкую (и не очень) работу. Он не захотел вдаваться в подробности, я не стала навязывать вопросы. Дорога петляла, городские спальники сменялись частными домами, тонущие в зеленых соснах и елях. Мы проезжали пустые поля и мосты, мельницы, старые заправки. Заправки иногда вызывают во мне благоговение и тревогу. Зачастую что-то волшебное для моего сердца происходило в таких местах: разговоры, признания, отогревающееся тело после стакана кофе и холодного бутерброда. Так даже романтичней, если у них не было печки, или она была временно сломана. Я побывала на огромном количестве заправок в этой стране, пока колесила со своим прекрасным и любящим бывшим. Дай бог ему навсегда оставаться одному. Мы сворачиваем на одну из таких заправок, что так сильно напоминает мне одну из тех, где мы были с Ним. Д. говорит мне, что нужно забрать одного человека, босс попросил. Я лениво киваю и выхожу из машины, когда та останавливается.

Их роман завязался нескоро, прошло больше года работы Л.в этой фирме. Д. не просил уточнить, а я слушала с подступающей тошнотой и не могла понять, зачем мой красивый и добрый водитель так хочет услышать эту историю. И почему В. ему отвечает. Здесь нет лампы, светящей тебе в лицо. Пожалуйста, пожалуйста, остановитесь. Но, как в знакомом нам кошмаре, мы не можем закричать и мы ждем, когда наступит утро.Когда вы были маленькими детьми, что вас больше всего радовало? Было такое, что предвкушение подарка, момент, когда тебе подносят его значимые взрослые, был ярче и волшебней, чем сам подарок? Думаю, что у многих так происходило. Во взрослой жизни эта схема иногда ломается. Во взрослой жизни мы можем бояться, испытывать неловкость и неприятное волнение. А что, если это не то, чего я так хотела? Что, если подарок будет не про меня, что, если человек покажет тем самым, что не знает про тебя ничего. Чаще и чаще я слышу, как люди отказываются дарить друг другу подарки, потому что не хотят тратиться, что-то искать, что-то делать, думать, просто выделять время на любимого человека. А может нелюбимого. Разве в детстве мы были такими? Хочется не терять эту искренность и радость простых моментов. Хочется, очень, а она все равно теряется. Может и странная мысль для этого момента, но я люблю делать подарки, как другим, так и себе. И кофе с заправок тоже очень люблю. И мысли, которые так часто куда-то улетают. Когда я выхожу с тремя горячими напитками и сажусь в машину, то вижу на заднем сидении человека, о котором говорил Д. Он представляет нас. Человека зовут В., он работает менеджером в какой-то мелкой конторе, где совсем недавно получил повышение. Он сильно радуется и постоянно привлекает к себе наше внимание, хотя, только внимание Д., а я слушаю в пол уха и сладко попиваю горячий кофе. У В. блестит лицо, глаза маленькие и неприятно пустые, стеклянные. Майка с цветным принтом не по размеру для его тучного тела, короткие шорты, красные вансы. Я не могу понять, сколько ему лет. Кажется, около 40. Откуда они знают друг друга, может, у них один босс? В. жалуется на свою бывшую подругу. Слово выбрала не я, но он постоянно использует его, не называя имени женщины. Они познакомились на работе, здесь, в Л., куда (давайте назовем ее Л.) перевели из М. офиса головной фирмы. Поначалу Л. казалась ему тихой и забитой, не идущей на контакт. Коротко стриженые волосы, неброская одежда, часто плачет. Женские слезы — просто отвратительно, говорит он. На момент, когда они познакомились, он уже несколько лет был в отношениях, крепких, или не очень, привычных, рутинных, его отношениях, которые имели смысл лично для него. Смыл был в привычке и расписаниях. Ему приятно было знать, что человек, словно пес, будет ждать его дома, прощать его измены (тут он начал рассказывать про интрижку на работе, явно кичась своей популярностью), устраивать скандалы, молить не уходить, давать себя так, как ему угодно, после ее принятия и прощения. Имея небольшую власть в своем офисе, он выкатывал ее на максимум, поглощая людей как холодный ветер спички. Когда они переставали гореть, он находил новые. В. не заметил момента, когда увлекся своей новой подругой. Девчонкой, что надеялась на исцеление и новую жизнь, которая, как и я когда-то, от чего-то бежала, не зная тогда, в какой ад приведет ее этот побег.

Все началось с вечерних овертаймов, когда они подолгу задерживались в кабинете, решая не самые интересные, но горящие задачи.

Кто-то готовил чай, кто-то опускал руку на плечо. Шутка, касание, она берет его за руку и краснеет. Неделей позже В. подвозит Л. домой, где спрашивает про ее чувства. Говорит, что не хочет вовлекать себя в отношения и ему нужен роман, что-то свежее, что-то новое. Отношения есть дома, там уже все налажено, говорит он. Девушка выходит из машины, звонит другу, едет к нему. Позже этот поступок, сделанный заглушить отвержение, будет душить Л. на протяжении нескольких лет.

Время шло, они продолжали работать в одном кабинете, не касаться взглядами, сохранять рабочий тон. Вы скажете, глупейше западать на своего коллегу. Еще глупее, когда коллега — твой босс. Я соглашусь. Работать было не просто. Узнав о «поездке» начался ледяной душ, постепенно приводящий в отчаяние, укачивающий бесконечным чувством вины и сожалением о той встрече, он оттачивал ее боль, как море шлифует камни. Как-то вечером он подошел к ее столу с чашкой чая и улыбнулся. От этой улыбки и слабо запотевших разводов горячего чая на деревянном столе стало невероятно спокойно. Она была прощена, ее принимали и хотели видеть. Тем вечером В. поднялся домой вместе с ней. На ту короткую встречу она не стала заводить разговор про его настоящие отношения, не стала спрашивать, что В. намеревается делать дальше. То тревожное эйфорийное счастье разбивало плохие исходы. Все казалось правильным. Все, кроме измены, которая прилипала как песок на липкое тело, забивалась в края одежды, скрипела на зубах, пыталась выйти вместе с воздухом из легких, горела некрасивой старой свечей, горела долго, не давая расслабиться. В. говорил ей о том, что эта встреча последняя, и они не могут продолжать видеться. Так он говорил каждые пару недель, а после снова и снова выходил по вечерам из квартиры Л. Сообщения в пять утра были самые сладкие. Охваченный паранойей и спадом после употребления симпатомиметических веществ, он писал Л. снова и снова, что не хочет продолжать «общение» по причине того, что Л.ему не верна. Трясущимися руками, голосом и сердцем она пыталась что-то доказать, пока не доходила до полнейшего отчаяния, задыхаясь в криках, глотая таблетки, пытаясь уйти из этой проклятой конторы.

Надо сказать, что при попытке увольнения он позвонил и бархатным голосом прошептал, чтобы Л.не ломала свою карьеру ради него. Странно было думать о карьере, странно было вообще подразумевать наличие каких-либо мыслей, когда валяешься на полу в ванной и кричишь от отчаяния, не имея сил подняться, разозлиться, взять себя в руки и свалить к чертовой матери из этого города.

После В.приезжал, просил прощения. Короткий секс, он душит ее и смотрит в глаза. Если не душить, ничего не выйдет. Так прошел год. Причины конфликтов оставались те же. Тот первый вечер, который Л. провела с другим, не был ей прощен. На попытки понять, почему он все еще продолжал быть со своей девушкой, он сильно злился, и эта тема быстро перестала появляться в их разговорах. В Рождество В. написал Л.о том, что расстался с той, другой, подарил ей свободу и право на счастливую жизнь. Той же ночью Л. провела дома у В., лежа на незастланной кровати, где еще с утра спала другая женщина. К ее горлу подступала тошнота, голова болела, сводил желудок. Что случилось с ней, когда это успело случиться, почему она не может закончить этот кошмар, почему позволяет себе оставаться? Все просто, если она уйдет, то погибнет.

В последующие полгода они дважды уезжали в отпуск, дважды после этого он писал Л.из такси о том, что у них ничего не выйдет. Из отпусков она приезжала в синяках и с воспоминаниями о том, какие вещи В.ей говорил. В одном из отпусков у нее сильно разболелся живот и Л. неловко пошутила, что нужно зайти в аптеку за тестом. Он посмотрел тогда на нее холодными глазами и сказал, что ему не нужна ни она, ни ее ребенок. Возвращаясь в отель, она молила о том, чтобы их выкинуло на встречку, чтобы они разбились, чтобы никто больше не мог пережить с ним то, что переживает она. Потом снова домой, то же сообщение, снова брошена. И каждый раз это казалось правдой. Она таяла на глазах, становилась плаксивой, не могла засыпать без горсти таблеток, которые запивала глотками крепкого алкоголя, чтобы просто провалиться и не чувствовать эту боль.

Это была пятница, как он сказал. Л.написала ему о том, что она уходит. Возможно, улетает работать на К. В понедельник в дверь постучали. Л.выходила из душа, теплого, обнимающего, долгого. В дверь постучали снова. Забравшись в полотенце, она просто открыла дверь, спросив, чего он хочет. Он позвал ее выйти за него замуж, так как жизнь без Л.была ему не мила. Сказал о том, что прошлой ночью он не могу уснуть, он был очень несчастен.

Я возьму паузу, чтобы рассказать о том, что Л.нашла другую работу, ушла из той конторки. Об этом весьма недовольно упомянул В. Не имея возможности контролировать ее жизнь, он поднял ставки, купил кольцо. Также он спросил Д.о том, почему женщину так сложно воспитать. Я открываю окно, чтобы прочистить легкие. Кофе в бумажном стаканчике остыл, как и мои попытки понять, что он делает на заднем сидении этой машины. Д.внимательно слушал и редко задавал вопросы. По тонкой линии сжатых губ было понятно, что не мне одной хочется поскорее «доставить» В.в нужное тому место. Что отозвалось во мне на этот рассказ? Злость на Л.и ее слабость, непринятие таких сценариев в жизни, полное отвращение к таким типам как В.

Тут будет грустное завершение, точнее, момент c предложением быть его женой. Она согласилась, надела кольцо. В тот же день В.переехал жить в ее квартиру, ел, спал, говорил, что счастлив. Л.же находилась в полнейшем отрицании и непринятии этого предложения, распакованных коробок в ее квартире, где лежали не ее вещи, где укладывались на полки не ее желания. Она пыталась быть идеальной женщиной. Идеальной для В. В ее понимании, идеальная женщина никогда бы не связала себя такими жесткими и болезненными связями.

Через пару недель они нашли новое место, чтобы их территория была общей, т.к. В.было некомфортно жить без отдельного кабинета для игр и вообще, там он чувствовал себя в гостях. Л.было тяжело покидать эту квартиру, панорамные окна и успокаивающие сердце закаты. В какой-то момент она попробовала отказаться, остановить эту сильно затянувшуюся главу в ее жизни. Она распаковала пару коробок, нервно оглядываясь на свою любовь, но тот только больно сжал ей руки, прижал к двери и прошипел, что она больна. Они прожили вместе еще полтора месяца. А потом она ушла. В понедельник В.вернулся домой, найдя лишь ключ в почтовой ящике и аккуратно сложенный фен на столике в ванной. Когда-то В. торжественно подарил Л.фен своей бывшей девушки. Вряд ли кого-то удивит фен, но я считаю, он стоит упоминания.

Мы высадили нашего знакомого на обочине у старой охотничьей хижины. Он улыбнулся напоследок и вскоре исчез на петляющей дороге. Мы о нем никогда не заговаривали.

Глава 2

М.

Мы катились по залитой солнцем дороге мимо спящих полей и маленьких придорожных гостиниц, что так приветливо заманивают уставших в пути людей. Вы бывали когда-то в таких? Я всегда хотела заглянуть внутрь, но каждый раз проезжала мимо. Иногда, если у тебя нет цели задержаться, нет четкого ответа, нет вообще никакого понятия, что делать, хочется просто забиться в темный угол комнаты, закрыть занавески и дышать как можно тише, чтобы даже маленький паук за полкой в ванной не подумал, что вы дома. Так я и запутываюсь в этой паутине неразрешенных чувств и мыслей, страхов и сомнений, когда все, что действительно важно — просто выйти на свет. Не обязательно покупать себе три пары очков, если парень, в которого вы влюблены, ничего не пишет. Напишите сами, услышьте, что он не готов к отношениям, выпейте вина. Пропустите эти лучшие 7 дней в этом году в ускоренном режиме в голове, слегка тормозя на милых сердцу беседах, той ночи в отеле, его губах, целующих ваше лицо и плечи, его длинных пальцах, аккуратно касающихся ваших ладоней, сжимающие тонкие руки. Вспомните его легкий смех, дыхание возле шеи, вопросы, истории, объятия, наступившее утро. Я вспоминаю, как сказала тогда, что счастье в моем сердце словно наряжает елку к рождеству. И он пожалел меня, понадеялся, что мне не будет больно с наступлением рассвета. Мне не было больно тогда, но стало больно неделю спустя, сидя в маленьком ресторане на углу, выпивая вино и читая книгу. Читать было легко, я не думала про нечейного парня. Тем не менее, заставила себя вернуться мыслями к нему. Это что-то на языке 2023 года, быть на связи 24/7, хотеть быть рядом, искать билеты на самолет, чтобы приехать к нечейной девушке, желать спокойной ночи и доброго утра, просить беречь себя, но ни в коем случае, ни за что на свете не называть слово на букву О. Потому что это страшно. Это клеймо. Это ответственность? Во мне бушует что-то, но оно очень маленькое. Уверенность в глупости его решения. Уверенность в глупости своего упорства показать, что для него и для меня смысл этого слова разный, и говорить вслух слово на букву О не обязательно, раз это так страшно.

Наверное, некоторым людям, вроде меня, важно давать определения. Без них шатает и штормит, без них тревожно, непонятно, нечестно. Когда я понимаю, что происходит, я тверже стою на ногах. Когда нет определений, я как неумело управляемый корабль, трос размотан, меня кренит не в ту сторону, относит не к тем берегам. Люблю быть в смелых руках. Люблю, когда понятно. Как жаль и как прекрасно выйти из возраста, где тревогу путаешь с любовью. Сегодня, не ожидая (но зная, что он напишет) его ответа, мой живот всякий раз делал неприятное сальто, когда случайно залетевшая мысль о нем заседала в моей голове. Я очень хорошо знала его ответ, но я не хотела его слышать, я была не согласна, я протестовала в душе. Когда находишь человека, с которым настолько легко, интересно и спокойно, разве можно с ровным сердцем принять отказ? Приходится принимать и уважать это решение.

Самое страшное — ожидание. Когда все случается, вы уговариваете живот перестать запускать карусели, спорите с ним около часа, даете ему покричать. А потом у вас внутри просто уставшее разочарованное лицо Киллиана Мерфи, утомившееся прощать и злиться. Вы разочарованы, вы опустошены, но это уничтожающее чувство в животе проходит. Потому что вы уже ничего не ждете, вам дали ответ и вы вынуждены, как взрослая, считаться с ним. Если бы ваше мнение было интересно другому человеку, он бы спросил. Так как вы взрослая и слушаете внимательно, то, конечно же, слышите, что вас там нет. И никогда не было. Так много слов несказанных ему, там много нежности и тем для длинных разговоров. Я решаюсь в мыслях своих на объятия. Провожу рукой по его коротким волосам, чуть вставая на корточки, задерживаю ладонь на его щеке, слегка притягиваю за куртку, чтобы поцеловать, медленно прижимаясь губами, задерживаясь в этом поцелуе, закрывая глаза, закрывая волнение, закрывая наши шансы на что-то настоящее. В моей голове мы стоим на том самом мосту в Т., под тем самым дождем. И этот поцелуй между нами, который должен был случиться, случается.

Д.останавливается возле маленькой школы. Он описывает мне женщину, которую мы должны забрать, просит пройтись оглядеться.

Мы садимся в машину, я рядом с Д., женщина на заднее сидение. Она немного нервничает, но старается скрыть за увлеченным рассказом о недавно посаженных цветах и покрашенных в школе окнах. Почему она так нервничает? По правде, я и сама подсела на эту горку, где нужно обязательно поддерживать беседу, иначе у вас под ногами взорвется бомба. Как только у меня сбивается дыхание, я прошу Д.включить музыку.Думаю о том, что хочу послушать фонк и вжать до конца крайнюю правую. Д.чуть незаметно мотает головой и включает Saluki.Возле школы никого нет, цветы в больших глиняных горшках мерно покачиваются под слабым прохладным ветром. Школа совсем маленькая, в два этажа. Она кажется мне очень старой, но хорошо ухоженной. Взять только цветы на ступенях, за ними точно следят и не забывают поливать. На окнах белые занавески, на подоконниках бережно выставлены книги, корешки которых слегка выцвели на солнце. Я решаюсь позвать нашу новую попутчицу, которая точно должна быть где-то тут, но мы ее пока не видим. Вблизи слышится глухой стук и извиняющийся голос женщины. Я замечаю какое-то движение вдали и приближающуюся тонкую фигуру с копной коротких рыжий волос. Она спешно подходит ко мне, робко улыбаясь. Совсем тоненькая, как тросинка, немного покачивается на ходу, будто бы ветер в эту пору года для нее оказывается слишком сильным. Я немного сжимаюсь и приветливо машу ей рукой. Спрашиваю, нужна ли ей помощь, и сообщаю, что Д.уже ждет нас в машине. Она облегченно выдыхает и сообщает мне, что мой красивый водитель очень пунктуален, и что она готова ехать.

Вряд ли нашей попутчице придется такое по вкусу. А мне приходится. Я раскачиваюсь и раскачиваю свои мысли.Однако. Ладно.

Какой вкус слез у М.? Наверняка горький.

Она выглядит как человек, повидавший в жизни немало толчков и ступеней. Мы слушаем музыку и молчим. Каждый о своем. Лучше бы включил фонк и вдавил газ.

Песня заканчивается. Она выдыхает, словно готовится рассказать нам что-то для нее важное и грустное. Мы с Д.совсем неподвижны, словно ледяные фигуры, ждущие первых лучей солнца.

Конец ознакомительного фрагмента.