Подглядывающая

Алена Занковец, 2021

У Эммы проблемы с речью. Недостаток общения она компенсирует тем, что подглядывает за людьми. Но однажды ее ловит с поличным харизматичный и дерзкий фотограф, который знает о подглядывании куда больше, чем Эмма. Вместе им предстоит пройти сложный путь, полный опасностей, предательства и любви, чтобы провернуть главную аферу их жизни.

Глава 4

.

День 13

Мы встречаемся под аркой.

Приходим одновременно, за полчаса до назначенного срока. Оба стараемся сделать вид, что не хотели перехитрить друг друга. Сдерживаем улыбки, но блеск в глазах так просто не утаить.

— Ты пришла.

Эй держит спину прямой, плечи расправил — и от этого кажется выше.

Я останавливаюсь на расстоянии вытянутой руки от него.

— Б-б-ближе к… д-делу, — вместе с исковерканными словами из моего рта вылетает облачко пара.

Последнюю неделю столбик термометра держался чуть ниже ноля, а сегодня просел еще на пару делений.

Сыплет редкий мелкий снежок. Он вспыхивает у Эя над головой, попадая в свет фонаря, и гаснет. В окнах горят разноцветные огни — близится Новый год.

— Итак, открытие через час. Ты должна пробыть на выставке с восьми до десяти вечера. Можешь задержаться, если фотографии сильно тебя впечатлят. Но ты не можешь уйти с выставки раньше, чем через два часа. Повтори.

Я открываю рот, но Эй перебивает меня:

— Не повторяй. Просто запомни: не меньше двух часов. Мне все равно, что ты там будешь делать, важно одно: ты каждую минуту должна знать, где находится фотограф Юрий Стропилов. Это, скажем так, вопрос жизни и смерти. Моей жизни и моей смерти.

— П-п-п… — боже, как же я ненавижу это! — п-п-провоцируешь?

— Если он уйдет с выставки — я должен немедленно об этом узнать. Поняла? Просто кивни.

Киваю. Остальную информацию посылаю взглядом.

— Грубиянка. Итак, два часа. Юрий Стропилов.

— К-как?..

Эй останавливает меня жестом.

— Как ты узнаешь его? Ищи самого напыщенного, самодовольного и самовлюбленного мужика лет под пятьдесят. Он седой — совершенно. Всегда носит джинсы и черный джемпер, почти как Стив Джобс. Знаешь, кто такой Стив Джобс?

Теперь я даже не пытаюсь ответить.

— Впрочем, неважно, — тотчас же продолжает Эй. — Время — деньги, так что — пока, зайка!

— С-с-сделка! — с третьей попытки выпаливаю я.

— Какая с-с-сделка?

Стискиваю зубы.

— А, точно! — он хлопает себя по лбу. — Девушка с глазами разного цвета. Я узнал. Я же обещал! — он натыкается на мой взгляд. — Ей двадцать шесть. Воспитывалась в приюте. Хулиганка. Однажды разбила мужику нос за то, что он назвал ее неприличным словом. Девица устроилась горничной к одному известному писателю и обокрала его. Ее как раз и задержали за кражу кольца, когда она возвращалась от писателя домой. Все, можешь идти.

Но я не двигаюсь с места.

Возможно, это правда. Но не вся. История Эя не объясняет ни мужских перчаток, ни мокрых волос, ни потерянного взгляда.

— Хорошо, — откликается Эй на мой молчаливый протест. — Еще я знаю, что в тот же день писатель забрал заявление. Это все.

Забрал заявление… Пощадил. Почему?

Я закрываю глаза, чтобы увидеть лицо той девушки. Нет, те эмоции не были связаны с кольцом. Дело не в предмете, дело в человеке.

В тот же день… Какая импульсивность! Наказание — и мгновенное прощение. Очень похоже на обиду — неприятно, когда тебя обманывает горничная. Но его перчатки в ее кармане… Мокрые волосы — ванная или душ. Шок… Она для него не просто горничная. Между ними что-то было. Что-то сумасшедшее и неправильное…

— Время, зайка! — Эй так сильно тычет пальцем в циферблат часов, что кажется — пробьет стекло. — Давай!

Он исчезает за углом дома, а я направляюсь к метро, взволнованная историей, которая поселилась во мне. Не знаю, правильна ли моя догадка, но сейчас это неважно. Мне жаль, что у них ничего не вышло.

Через сорок минут я уже поднимаюсь на крыльцо арт-галереи. «Прокручиваю» в голове сценарий предстоящего вечера. Итак, я сниму куртку в гардеробной. Пройду в зал. Сегодня открытие, так что, возможно, придется взять бокал шампанского, чтобы слиться с толпой. Я буду очень медленно его цедить и, переходя от окна к окну, наблюдать за отражением фотографа в стекле.

Всего два часа.

Прохожу миниатюрный холл, открываю дверь… И застываю на пороге огромного зала. В нем нет ни одного окна. Ни одного посетителя.

Сглатываю комок в горле.

Это действительно выставка фоторабот. Вот и все, что совпадает с моими ожиданиями.

«Убью пижона!» — проносится в голове, и в тот момент кажется, что я действительно на это способна. Эй отправил меня подглядывать в пустое, затопленное светом помещение, где я в темной закрытой одежде не то что не сливаюсь с обстановкой, а выгляжу, будто сама — экспонат. Я слишком заметна. Я на виду!

Теперь у меня есть право провалить задание. Можно просто развернуться и уйти. Но все же я медлю. Ведь фотографа здесь тоже нет. Наверняка он за той дверью, в конце зала. Если убедиться, что он точно там, мне не составит труда побродить здесь какое-то время. Кроме того, фотографии в застекленных рамках. Это, конечно, не окна и не зеркала. Но все же стекла. От этой мысли мне становится теплее.

«И тогда Эй отцепится от меня», — напоминаю я себе.

Итак, представим, что фото в застекленных рамках — это маленькие окна.

Делаю шаг и морщусь от того, как неожиданно громко отзывается мраморный пол.

Подхожу к первой фотографии. На огромном валуне сидят дети, босоногие, лохматые, в простой одежде. Улыбаюсь. Проверяю, все ли в порядке с париком, и двигаюсь дальше. Мимо лесов, полей и закатов — к двери в конце зала.

Приоткрываю ее — и тотчас же закрываю.

Потом снова приоткрываю. На этот раз медленно.

Это еще один выставочный зал. Но то, что здесь происходит, не выставка — по крайней мере в привычном значении этого слова.

Зал напоминает будуар. Приглушенный свет. Красные и черные тона, блеск позолоты. Ширмы и зеркала. Я подхожу к одному из зеркал — в человеческий рост — и замираю. Передо мной на цыпочках стоит обнаженная девушка, придерживающая черную широкополую шляпу. Грудь модели прикрывает кружевная тень: черное на ослепительно белом. Поля шляпы скрывают лицо, видны лишь ярко накрашенные губы клубничного оттенка. Поэтому на мгновение возникает ощущение, будто в зеркале мое отражение.

Отступаю в легкой растерянности.

Об этом Эй тоже не предупреждал.

Чтобы пройти дальше, надо обогнуть ширму. Заглядываю за нее и в последний момент сдерживаюсь, чтобы не отпрянуть. За ширмой раздевается девушка. То есть там не настоящая девушка, а только ее фото, но в полный рост. Брюнетка стоит ко мне спиной, расстегивая алыми ноготками застежку алого лифчика и, будто повернув голову на звук шагов, смотрит мне в глаза. Эффект еще более поразительный, учитывая, что мы одного роста.

И это еще не все. Я не сразу узнаю ее без одежды и без очков, но это совершенно точно она — брюнетка из бара!

Здесь.

Сейчас.

Я так поражена, что пропускаю момент, когда лопатки начинает прожигать красная точка чужого взгляда.

— Нравится? — раздается у меня за спиной.

Я резко оборачиваюсь.

То, что передо мной Юрий Стропилов, я понимаю только по черному джемперу и джинсам. Фотограф так же разительно отличается от созданного пижоном образа, как и все остальное этим вечером.

На вид ему чуть больше сорока. Коротко стриженные волосы не седые, а крашенные в серебристо-пепельный. Этот оттенок почти идентичен цвету глаз.

Он не напыщенный, не самодовольный, не самовлюбленный, а хищный, цепкий, холодный. Мы одни в этом зале — если не считать дюжины реалистичных полураздетых красавиц на фото — но ощущение такое, словно он заполняет собой все пространство. Хочется отступить. В идеале — сбежать. Но и рассмотреть его поближе тоже хочется. Желательно — в отражении, а не вот так — лицом к лицу.

Фотограф так внимательно разглядывает мой парик, что мне становится не по себе.

Он знает.

— Н-н-нравится! — выдавливаю я, и внимательная, острая заинтересованность, почти настороженность, в его глазах смягчается.

Дефект речи сыграл мне на руку: переключил внимание, объяснил паузу перед ответом.

У меня получается улыбнуться.

Юрий делает приглашающий жест рукой — продолжим экскурсию.

Я иду первой, внимательно вслушиваясь в свои ощущения, но не могу разобраться. Они словно радиопомехи.

Фотографии, их оформление, игра со светом, фоновая музыка — все впечатляет и ошеломляет. Я уже знаю, в чем «фишка» работ Стропилова, готова к тому, что увижу. Но все равно робею, оказываясь перед кроватью с балдахином, на которой за тонким стеклом фоторамки застыла девушка, застегивающая пуговку просторной прозрачной комбинации.

Щеки нагреваются.

Я чувствую себя менее пристыженной, когда наблюдаю за реальными людьми.

В тени комбинация кажется белой, но там, где падает свет, она переливается серебром. Ловлю себя на том, что жду, когда девушка посмотрит на меня.

И она поворачивает голову.

На мгновение я ощущаю себя в невесомости. Как?.. Что я вижу на самом деле? Где реальность, а где вымысел?.. Мысли барахтаются, пока я не нахожу опору: это обратный эффект. До этого модели на фото казались настоящими, а теперь настоящая девушка изображает фотопортрет.

— Спасибо, Констанца, — Юрий, несомненно, доволен эффектом. — Жду вас завтра.

Девушка посылает мне ласковую улыбку и, спрыгнув с кровати, исчезает за ширмой.

Юрий Стропилов — гений. Возможно, злой гений. Но то, что он делает… это восхитительно.

Под гулкие удары заворачиваю за перегородку из матового стекла и едва не налетаю на обнаженного мужчину, принимающего душ, — вернее, на его фото. Я очень внимательно вглядываюсь, чтобы убедиться: да, это фото. Тотчас же где-то под потолком включается звук падающей воды, выпускается пар. И кажется — только кажется! — что брызги окропляют мою кожу. Хочется приподнять подол юбки, чтобы не замочить ее.

Мужчина стоит ко мне боком, чуть наклоняясь вперед. Упирается ладонями о стену душевой кабины. Он так погружен в мысли, что не замечает моего присутствия. Точнее, не заметил бы, будь он настоящим.

Он наклонил голову, вода стекает по волосам, зависает на кончике носа. Я не могу заставить себя опустить взгляд ниже, даже понимая абсурдность моего внутреннего протеста: ни в одном музее, ни на одной выставке я не чувствовала ничего подобного.

— В-вы словно…

— Подглядываю за ними?

Я оборачиваюсь. Весь душевный раздрай мгновенно смывает чувство опасности. Что он знает о подглядывании? О моем подглядывании?

Юрий чуть склоняет голову набок.

— Следуйте за мной.

Я поправляю прядь парика, упавшую на скулу, и чувствую, какими ледяными стали пальцы.

Стропилов идет первым. Проходит несколько шагов, оборачивается.

— Ну же.

Выдыхаю — и следую за ним.

Мы проходим через боковую дверь зала и попадаем в коридор-тоннель. Тусклый свет, жилы проводов вдоль бетонных стен. Я слышу резкий, тревожный звук шагов и не сразу осознаю, что это мои собственные шаги.

А если это ловушка?..

В темноте вспыхивает свет: фотограф открыл дверь в конце коридора.

— Только после вас.

Спотыкаюсь на пороге. Прохожу, щурясь от яркого электрического света. К счастью, это не пыточная. Это фотостудия.

Никогда в таких не бывала. Она похожа на комнату в ателье, где меня фотографировали на паспорт, только раза в четыре больше. У белой стены невысокий белый подиум. Экран, зонты на треногах…

— Не трогайте!

Я отдергиваю руку от объектива камеры.

— Идите ко мне, садитесь.

Осторожно опускаюсь на краешек стула за компьютерный стол. С монитора на меня снова смотрит брюнетка из бара — и возвращается мысль о ловушке.

— Хочу кое-что вам показать.

Фотограф становится за моей спиной, опирается руками о стол так, что я оказываюсь между ними.

Что? Что он покажет? Запись с видеокамеры, где я подглядываю за его моделью в баре? Мою переписку с пижоном?

Юрий кладет ладонь на мышку и склоняется еще ниже. Чувствую запах его одеколона, слишком резкий для меня, и легкий запах алкоголя. Фотограф так близко, что от его дыхания искусственные волосы парика колышутся и щекочут шею.

Я одновременно откашливаюсь и пододвигаю стул к столу, едва не вжимаюсь в него.

Юрий открывает папку с фотографиями, кликает один из файлов — и я вижу спящую женщину. Ее светлая кожа и волосы почти сливаются цветом с комбинацией и постельным бельем. Вся картинка однотонная, будто сгущенку на нее разлили, — кроме красных губ модели.

Эротично, нежно, чувственно, неожиданно.

— Что вы скажете об этом фото?

Очень радует, что на нем не я. Но вслух выцеживаю:

— Оч-чень…

— Спасибо. А если сравнить с этим фото?

Он открывает следующий файл.

Я склоняюсь к экрану, хотя в линзах отчетливо вижу каждую деталь.

Та же девушка, те же цвета, та же поза. Но что-то изменилось. Ее лицо стало… мягче, спокойнее, естественнее — и от этого еще красивее. Оно изменилось настолько, что в первое мгновение можно подумать о другой модели. Немного иной изгиб руки. Чуть сдвинута — неаккуратно, не по правилам — шлейка комбинации.

Фото стало живым. Это как… слабый электрический свет и утренний. Они похожи, но разнятся по своей природе — такое невозможно не заметить.

— Какое фото вам нравится больше?

Легким движением руки указываю на экран.

— Почему?

Пожимаю плечами. Прикусываю губу. Ответ где-то рядом, но я не могу его уловить, сколько ни всматриваюсь в фото.

— На втором фото модель — спит. Она настоящая. А на первом снимке — лежит в той позе, которую я попросил ее принять. Модель не знала, что я прошу ее скопировать саму себя. Она просто подчинилась, и вышло… красиво. Но искусственно. Ничто не сравнится с естественной красотой. Вы согласны?

Киваю.

Не с подвохом ли вопрос? Учитывая, что я пытаюсь скрыть свою настоящую личность. На мне парик и одежда, которую я никогда не ношу в обычной жизни. Естественного во мне сейчас очень мало.

— Журналисты часто спрашивают, в чем секрет моего успеха. Он прост и сложен одновременно. Дело в том, что я не фотографирую моделей. Я рассказываю истории. Вы любите истории?

Киваю.

Знали бы вы, Юрий Стропилов, как сильно я их люблю и на что готова пойти ради них…

— На что вы готовы пойти ради увлекательной истории?

Он словно подслушал мои мысли! Я машинально пытаюсь уловить в отражении монитора взгляд Юрия, но картинка слишком неясная. Может, он просто играет со мной? Может, давно обо всем догадался? Во что втянул меня Эй?!

— Я рассказываю истории, которые модели хранят в себе: запирают на замок и выбрасывают ключ. Но мне модели открываются, даже не зная об этом. Они рассказывают истории на камеру взглядами, мимикой, жестами. Вот, посмотрите на это…

Он открывает одну из последних фотографий.

Утро. Отель. На балконе, вцепившись в перила, стоит девушка лет восемнадцати. У нее обнаженные плечи и ключицы — остальное скрывают от фотографа розовые цветы в горшках. Вероятно, девушка не знает, что за ней подглядывают.

— Этот снимок я сделал случайно, когда дожидался такси в аэропорт. Накануне вечером я оказался свидетелем богатой и шумной свадьбы. И вот на балкон выходит молодая жена после первой брачной ночи, которую девочка провела с мужем — семидесятилетним стариком. Обратите внимание на лицо моей модели.

Я и так на него смотрела. Я видела стыд, омерзение и сожаление. Таким фото можно шантажировать.

Хорошо, что сейчас фотограф не видит моего лица. Оно выражает примерно то же самое.

На душе мерзко. Но обвинять Стропилова я не буду. Я не лучше его.

— История, — с внутренним торжеством произносит Юрий. — Теперь вы понимаете, о чем я говорю.

— Это… в-в-выглядит… не… с-совсем… з-законно, — с трудом завершаю я мысль.

— Искусство превыше закона. Искусство превыше всего. Разве нет? — он резко поворачивает кресло — и мы оказываемся лицом к лицу. — А теперь расскажите, что вы здесь делаете.

Его руки на металлических подлокотниках. Я зажата между спинкой стула и чугунным взглядом фотографа. Не двигаюсь. Смотрю в глаза, но не могу прочитать ни одной эмоции.

Делаю глубокий вдох.

— П-презентация.

Фотограф убирает руки, выпрямляется. Ощущение такое, будто он только что перестал сжимать мне горло.

— Презентация завтра. Сегодня был, так сказать, предпоказ, но он закончился час назад. Кто дал вам такую неверную информацию?

— Д-друзья… друзей. М-может, п-просто… ошиблась, — кажется, я покраснела от усилий.

Но фотограф словно не замечает этого.

— Снимите парик.

Я молча буравлю его взглядом.

— Вы боитесь меня?

«С чего вы взяли?» я сокращаю до «нет».

Стропилов уходит в дальний конец студии и возвращается с двумя бокалами шампанского. Протягивает мне один. Качаю головой.

— Вас угощает хозяин выставки.

В голове крутятся причины отказа, но также причина, по которой отказывать нельзя: я под подозрением. Нужно разрядить обстановку.

Пригубливаю шампанское. Стараюсь улыбнуться как можно естественнее.

Стропилов делает большой глоток.

— Буду с вами откровенен. У вас сильный дефект речи. Вы знаете об этом — и это отражается во взгляде, в выражении лица — даже когда вы молчите. Ваш взгляд выражает больше, чем у обычных людей. А это значит — тайна. Загадка. Недосказанность. История. Поэтому ваш портрет будет выделяться среди сотен портретов других шатенок… В общем, я хочу вас сфотографировать, — он делает паузу. — Но не в этой одежде.

Теперь я делаю глоток шампанского по доброй воле.

Не хочу быть его моделью.

Но я могу воспользоваться предложением в своих целях.

— К-какая… одежда?

— Вам понравится.

Еще глоток.

— Г-где… п-пере… одеться?

Он указывает на ширму. Прихватив сумочку, я направляюсь туда.

Шампанское тихонько шумит в голове.

Вынимаю из прически шпильки и невидимки, снимаю парик и вешаю его на ширму так, чтобы фотограф понял: процесс пошел. Молниеносным движением достаю из сумочки телефон.

Набираю сообщение: «Я ухожу!»

Ответ приходит через несколько секунд.

«Два часа! Любой ценой!»

«Нет!»

«Жизнь или смерть».

Чертыхаюсь про себя и прячу телефон. Эй, конечно, блефует. Не могу представить ситуацию, при которой мое присутствие здесь стало бы вопросом его жизни или смерти.

— Раздевайся, — приказывает фотограф.

У меня мутнеет в глазах. Смотрю на свою руку: я так сильно зажала шпильку, что она вот-вот проткнет кожу. Но это почти оружие, я могу защищаться.

Я вздрагиваю, когда на ширму внезапно обрушивается черный кожаный плащ. А на него — нижнее белье рубинового цвета и чулки с подвязками.

— Одевайся — и на подиум.

Смотрю то на сумочку, в которой спрятан телефон, то на белье. То на сумочку, то на белье.

Возможно, Эй блефует. А если нет? Если то, что он делает, действительно вопрос жизни или смерти?

Осталось сорок минут.

Потом я вычеркну его из своей жизни.

Больше никаких заброшенных строек и никаких долгов.

— Свет готов! Камера тоже, — доносится из глубины студии.

Ледяными пальцами стягиваю с себя колготки.

Отрываю этикетки от белья. Застегиваю плащ на все пуговицы. Прячу шпильку в карман плаща. Выхожу из-за ширмы.

Фотограф сканирует меня взглядом: от макушки до пяток. И закрывает дверь студии на ключ.

На ватных ногах становлюсь в центр подиума. Щурюсь от света лампы, который бьет в глаза.

— Расстегни верхнюю пуговицу. — Стропилов делает несколько пробных фото.

Медлю.

Тогда он подходит ко мне — так близко, что я невольно опускаю голову. Упираюсь взглядом в объектив фотоаппарата, висящего у него на шее.

Несколько секунд Юрий стоит не двигаясь, и я могу лишь догадываться, что у него на уме. Потом спокойным, четким движением прячет мои волосы под ворот плаща. Немного его встряхивает, чуть взъерошивает мою прическу. Рывком расслабляет пояс, расстегивает верхнюю пуговицу, еще одну. Я невольно прикрываюсь руками.

— Отлично! Руки не убирай.

Стропилов приподнимает мне подбородок. У меня не остается другого выхода, кроме как встретиться с фотографом взглядом. От этого волнительно и страшно. Страшно больше.

Наконец, Стропилов отходит на несколько шагов.

Щелчки затвора.

— Смотри на меня.

Я смотрю, но толком не вижу его — от волнения картинка перед глазами нечеткая.

— Прихвати пальцами ворот плаща. Смотри на меня!

Фотоаппарат щелкает и щелкает.

— Выставь колено, — просит Юрий, и я слышу: его голос изменился, стал тише, в него вплелась хрипотца. — Вот так. Хорошо! Умница!

Щелчки затвора.

— Теперь сними плащ.

Я сглатываю ком в горле. Расстегиваю еще одну пуговицу. Едва могу заставить себя это сделать. Сколько осталось времени? Десять минут? Двадцать?

Под плащом у меня — только белье.

Пальцы не слушаются.

Юрий снова подходит ко мне. Расстегивает пуговицу за пуговицей. Одним движением стягивает с меня плащ — и вот я перед ним. В белье — но словно обнаженная.

Он отходит на пару шагов. Не могу поднять голову, не могу встретиться с ним взглядом: я знаю, что увижу.

Юрий притягателен. Особенно сейчас, когда увлечен работой и когда я так остро чувствую, что его тянет ко мне.

— Смотри на меня!

Усилием воли поднимаю взгляд.

— Оближи губы.

Я подчиняюсь.

— Опусти бретельку лифчика.

Ткань ласково, невесомо скользит по коже.

Теперь мне легко представить, что произойдет дальше.

— Садись в кресло.

Глубокое кресло обтянуто черным атласом. Я почти чувствую обжигающее прикосновение прохладной ткани. И прикосновения мужских рук — настойчивые, грубые. И чувственный поцелуй незнакомых губ.

Свет. Камера. Щелчки.

Не могу заставить себя пошевелиться.

Пытаюсь сфокусировать взгляд на фотографе. Прикладываю ладонь козырьком ко лбу.

Слишком много шампанского.

Слишком богатая фантазия.

И слишком давно у меня была близость с мужчиной.

— Садись в кресло, — спокойно, твердо звучит его голос — повторяет мою фантазию.

Я подхватываю плащ и прикрываюсь им.

Юрий убирает камеру от лица.

— Что происходит?

— М-меня… мутит! — вру я и бросаюсь за ширму.

Так быстро я еще не переодевалась. Шпильку на всякий случай не выпускаю из ладони.

Вылетаю из-за ширмы.

— С-сотрите фото!

— Да что с тобой?..

— С-сотрите! Я… жду!

— Уверена? Снимки шикарные.

— Д-да!

Стропилов копается в фотоаппарате. Долго — бесконечно долго — удаляет фото.

— Еще будут пожелания?

— Н-нет.

Я открываю дверь и вырываюсь из этого кошмара.