Радужный город

Алена Воронина

Софья когда-то умела видеть и делать мир красочным, и переезд в Питер к любимому человеку стал для нее сказкой. Но жизнь идет, краски тускнеют, оставляя на холсте серые призраки. И теперь для одних она сильная женщина, для других разведенка-неудачница с ребенком. Судьбе же было угодно подкинуть молодой женщине испытания. И если Софья справится, наградой будет редчайший шанс – увидеть за Серым Творением Петра Радужный город ее мечты.

Глава 7

Оставшаяся часть праздников прошла отлично. Температура больше не поднималась. Вкусный ужин и четверть бокала вина очень хорошо расслабили. Я отлично выспалась в обнимку с Настеной, предоставив в полное распоряжение Томе и Нате гигантский диван и телевизор в зале.

Пару дней мы сидели дома и наслаждались старыми фильмами, играми с девочками, устроили даже целый день Поняш, и официально были посвящены в сестричество коняшек-мультяшек: Тома ныне звалась Пинки Пай, а я — Радуга Дэш.

В ночь на Рождество повалил снег, он шел сплошной стеной. Ровный строй снежинок, устремившихся к земле, не смел нарушить даже извечный питерский проказник-ветер. Машины потихоньку обращались сугробами. Земля укрылась белым пушистым одеялом. Опутанные гирляндами соседские окна дарили настоящее ощущение праздника. Куча народу высыпала на улицу, несмотря на позднее время, радуюсь такому редкому за последние несколько лет чуду.

Взрослые дяди и тети, уподобившись мальчишкам и девчонкам, носились по дорожкам и детской площадке, уворачиваясь от снежков, падая, заливаясь смехом. Снеговики росли как на дрожжах. Несмотря на вечные споры и ссоры о собачьих экскрементах, притертых бамперах и счетах за отопление, наш двор был полон вполне себе адекватных и веселых людей. А мы смотрели в окно и заключали пари, кто победит в снежной схватке.

Малышки уже давно спали в комнате Наты (мы решили сегодня прибраться и переночевать у Томы). Ее мальчики были в таком восторге от поездки, что оба слезно молили маму-жену разрешить еще побыть в Финляндии: Андрей был заядлым лыжником и тренировал сына. Их коттедж, которые они сняли на три семьи, располагался недалеко от горнолыжного курорта. В общем, мужской кайф: лыжи, вечером пиво, мясо и сауна. Тома ворчала, что мальчишки там приживутся и домой не вернутся, что и не говори, а без них ее идиллия все же не была полной.

На утро после снегопада мы отогрели семейную мазду и поехали кататься по городу. Заглянув в огромный развлекательный центр для детей, полакомились кофе с корицей и пирожками, пока девочки изображали обезьянок на батутах, резинках и прочей, на мой взгляд, жутко опасной ерунде. Я это не преминула озвучить Томе, но мне намекнули, что квартиры в центре получать по наследству гораздо опаснее.

Тут я устыдилась, хотя понимала прекрасно, что не звоню Валентине Алексеевне, потому что сказать мне ей нечего. Надо назначать встречу Светлане и решать вопрос. И лучше это сделать до того, как надо будет выходить на работу. Но и место хотелось выбрать, где народу побольше, а заодно и камеры для подстраховки. А посему…

Я кивнула Томе, чтобы она присмотрела за девочками и, прихватив телефон, пальто и сумку, вышла на крыльцо развлекательного центра. Ровно три гудка потребовалось чтобы оглушительное «алло» Маргариты Николаевны заставило меня подпрыгнуть.

— Сонечка! Ой, как хорошо, что ты позвонила! Я уж и сама собиралась. Тут Светка опять объявилась, правда, одна. Закатила истерику, что она желает в свою квартиру въехать. Вале опять плохо стало. Я ее к себе и забрала. Что делать-то будет, деточка?

Конец моему отдыху и хорошему настроению!

— Маргарита Николаевна, а вы связаться с ней можете? — поинтересовалась я.

— Со Светкой? Так вот в этот ее приход потребовала я от нее номер сотового, значит, телефона, а она ни в какую давать не хотела. Но я-то на хитрость пошла. Говорю, Валя, как оклемается, так позвонит. Записывай!

— Секунду! — я порылась в сумке в поисках блокнотика. — Диктуйте.

— А что ты решила-то? Ты с ней только одна не встречайся! — завопила Маргарита Николаевна.

— Я хочу, чтобы она приехала в контору, где я работаю, и Валентина Николаевна пусть тоже подъедет. Организуете?

— А то! Побыстрее бы только, Сонечка, Валя вся на нервах.

Я попрощалась и отключилась.

Если бы курила, сейчас, наверное, полпачки бы опустошила. Наконец, собравшись с духом, я набрала номер Светланы. Телефон долго никто не брал. Но после почти минутного ожидания заспанный голос сказал мне невнятное «слушаю».

— Светлана?

— Да, кто это? — женщина насторожилась.

— Бывшая жена Димы, Софья.

Повисло молчание, дама явно с кем-то шушукалась, даже не удосужившись нажать удержание вызова или прикрыть микрофон рукой, и хоть разобрать, о чем говорилось, было невозможно, но судя по повышенным тонам, там шел яростный спор.

— Чего тебе надо? — голос «проснулся» и поднабрался агрессивности.

— Поговорить.

— А что тебе было непонятно в прошлый раз? — огрызнулась Димина жена.

— Да, мне, собственно, все понятно. Но завтра я могу пойти к нотариусу с завещанием, и заглянуть в полицию по дороге с медицинским освидетельствованием на предмет нанесенных мне побоев и заявление написать на твоего… хм… друга. Ему нужны проблемы? А тебе? — вежливой я решила не быть.

Опять послышалась возня.

— Где и когда? — поинтересовались глухим голосом через минуту.

— В понедельник к двум часам. Валентина Алексеевна тоже подъедет. Все решим. Адрес скину по смс.

Светлана отключилась, не попрощавшись.

Я еще немного постояла на улице, наблюдая за тем, как машины приезжают и отъезжают. Как малыши с папами за ручку далеко не чинно, а скачками пробираются сквозь сугробы к машинам. Воздух был наполнен смехом, болтовней, музыкой и магией новогодних праздников. Ее ощущала даже я, хотя известие о смерти Димы далось мне слишком тяжело и болезненно. А еще все эти проблемы…

Стряхнув снежную пыль с шарфа, я вернулась обратно в кафе и предложила подруге покататься. Набегавшиеся малышки, покушав и напившись чаю, заснули в своих детских креслах на заднем сиденье, а мы с Томой слушали музыку и, не спеша, наматывали круги по ночному городу.

Невский проспект тонул в огнях и новогодней иллюминации. Елки и витрины. Туристы и жители в смешных шапках. Запруженная народом Дворцовая площадь. Там шло какое-то музыкальное шоу, низкие басы перекрывали гул мотора. Ростральные колонны сияли точно две огромные свечки. Здание биржи, укутанное в кокон гирлянд. Нарядные мосты.

— Знаешь, почему-то именно в такие моменты немного жаль давно прошедшей студенческой поры, — усмехнулась Тома. — Я сейчас уже и не представляю, как могла бродить по городу до утра. И не только в Новый год, но и на Алые Паруса и День Города. И к слову, в жизни, тьфу-тьфу, все хорошо, а краски уходят, вместе с годами.

— Это нормально. Грустно, но нормально. Хорошо, что для кого-то этот город еще долго будет Радужным, — кивнула я назад, намекая на дочек.

— Дай-то Бог, — прошептала Тома и сделала музыку чуть тише.

***

— Даник, а ты можешь с чем-нибудь хорошим звонить? — возмущалась я.

— Ну, Сонь Аркадьевна! — заныли на другом конце трубки.

— Хочешь, я тебе опишу ситуацию. Ты ко мне ни с одним «приличным» документом еще не обратился. Вы все делаете Красниковской на Крестовском. Она, конечно, услышав вашу ситуацию, послала вас на три веселые буквы. И теперь ты звонишь мне…

— Софья… — начал было привычную песню Даник.

— Не! Не! Не! Даже не проси! — я настроена была быть жесткой.

— У них по-другому не получается! Они не состыковываются по времени. Тропинин прилетает из Италии в шесть вечера, самолет на Дубай его партнера улетает в тоже самое время, — Даник театрально вздохнул.

— У вас же там залог долей общества идет? И какова оценочная стоимость?

— Эмм, — замялся Данил Олегович. — Триста пятьдесят миллионов.

— А-ха-ха. Нет. Ни-за-что!

Ага, ищите идиота!

— Соня! Я твой портрет повесил между прочим!

— Не сотвори себе кумира, Даник! Все! С прошедшими!

— Я приеду, и буду ныть, ты же знаешь, — перешел к угрозам личный помощник Тропинина.

— Я тебе могу предложить вариант. Этот ваш партнер приедет днем, подпишет все сопутствующие документы для сделки и доверенность на тебя на подписание договора. Вот тогда «да»! Хотя, при таком раскладе и Красниковская вам все сделает.

— Вредная вы, Софья Аркадьевна! Пойду, обсужу с шефом, — понурились на том конце провода, и трубка, обиженно пискнув и мигнув огоньком, уснула.

Мало мне проблем, которые предстоят завтра, так еще и Даник! Но от него я, похоже, благополучно отвязалась!

Приготовления к первому дню рабочей недели шли полным ходом. Глажка, стирка, сбор игрушек, разбрасывание игрушек, попытки найти все, что было раскидано в период праздничной лени. Вечером я упала на диван, положила ноги на нагретый от праведных трудов пылесос и была готова отрубиться прямо так. Настена, пытавшаяся сделать вид, что она убирает игрушки, заснула в своей кроватке. Хорошо, что хоть поужинать успела. Я укрыла дочь одеялом, даже не став будить и утомлять переодеванием, тихо сгрузила средства для уборки в крохотную кладовку, приготовила себе чай и, приняв душ, направилась в спальню.

И вот именно в тот момент, когда я ставила будильник, Даник решил позвонить и сообщить, что господа согласны. Если честно, меня перекосило. И я, как и любой нормальный человек, начала искать лазейки, пути отступления: досконально выспросила у Даника, что он подготовил, но, молодой мужчина, со мной не первый год работает и знает, что и как. Его клятвенные заверения о том, что документы приедут утром, сопровождались благодарностями, между которыми у меня не получалось вставить и писк, не то что слово.

После чего белобрысая зараза быстренько отключилась. Самое забавное, что мне от суммы их сделки никакой радости не было. Потому как моя зарплата тоже имела некий потолок, и она, конечно, будет чуть «круглее», но пара тысяч не идет в сравнение с миллионами. А вот головная боль до самого снятия обременения с имущества гарантирована.

А самое главное — опять Тропинин. Я, конечно, после нашей предпоследней встречи отошла. Но, как говорится, ложечка нашлась, а осадок остался. В общем, пока ехала на работу, готовилась морально, как гладиатор к битве, пообещав себе кучу бонусов и приятностей, если удачно, а самое главное продуктивно, переживу этот день.

Народу было после праздников мало. Все деньги потрачены, едва открывшиеся глаза и еле шевелящиеся конечности с трудом доносили людей до работы, если мозг еще вспоминал, где она находится, эта самая работа. Так что четыре часа до встречи со Светланой показались мне адом, ничем неразбавленным. Я уже перепила весь кофе. С горя даже скушала самый большой гамбургер из «МакДака»

Без пятнадцати два в помещение конторы вошли Маргарита Николаевна в необъятном пуховике ярко-алого цвета и с боевым настроем, весьма четко вырисовывающимся на лице, так точно выглядели бойцы красной Армии, завидев белых. Валентина Алексеевна осунулась и похудела. Женщина куталась в огромный пуховый платок, сидя на краешке стула, и кидала на меня взгляд полный надежды.

Светлана пришла одна, опоздав на двадцать минут. Стянув белый пуховичек, она уселась за стол, даже не удосужившись поздороваться с Валентиной Алексеевной, и воззрилась исключительно на меня, смотрела с вызовов, понятное дело, готовая встретить в штыки любое мое предложение. Выглядела молодая женщина недурно. Она была, кажется, чуть моложе меня, но за счет своего небольшого росточка и миниатюрной фигурки смотрелась еще моложе. Если бы не взгляд.

Маргарита Николаевна умело игнорировала жену Димы. Валентина Алексеевна сидела тихо. А я себя ощутила центром вселенной и вершителем судеб. Никто не хотел быть первым. Пришлось инициатору. Я сцепила руки в замок и начала.

— Светлана, Валентина Алексеевна. В прошлый раз у нас нормального разговора не получилось. Все были несколько на взводе. Но, я думаю, сейчас, в спокойной обстановке, нам стоит обсудить сложившуюся ситуацию и прийти к тому решению, которое всех устроит.

Светлана скривилась.

— Я и сама понимаю, то, что сделал Дима, немного странно. Если бы оставил только дочери квартиру еще ладно, но я там действительно «никаким боком».

Маргарита Николаевна открыла рот, чтобы возразить, но я подняла руку, призывая к тому, чтобы меня дослушали.

— Я предлагаю следующее. Мы забываем про завещание. Вы, Светлана, и, вы, Валентина Алексеевна, вступаете в наследство в равных долях. После чего я помогу вам с продажей квартиры. Вас, Светлана, не обделим, вы будете контролировать весь ход сделки. Каждый остается при деньгах. Мы спокойно купим квартиру для Валентины Алексеевны. А вы, — я кивнула Диминой жене, — будете вольны делать, что захотите. Но это при условии, что до оформления наследства и продажи квартиры вы, Светлана, не трогайте Валентину Алексеевну, даете ей спокойно жить в квартире. Полгода вы в состоянии потерпеть.

Димина мать тяжело вздохнула. А вот Светлана смотрела на меня в упор.

— Знаешь, при других обстоятельствах я бы согласилась. Но сейчас — нет! — ее лицо преобразилось и улыбка стала похожей на оскал. — Он мне задолжал слишком много. Он мне жизнь сломал! И я получу то, что мне причитается!

— К чему такая упертость? Даже если бы завещание было написано на вас, Валентина Алексеевна и моя дочь все равно могли бы вступить, — я была удивлена такой враждебности.

— Ну, рискните. Я свое слово сказала. Эта квартира — моя, — она вскочила, сорвав со стула пуховик, и вылетела из кабинета.

— Что за психованная дама? — я сидела с открытым ртом. — Я не понимаю, чего она хочет добиться.

— Так я тебе о чем и говорила, деточка. С ней невозможно говорить, — покачала головой Маргарита Николаевна.

— Это бред! Она все равно бы не получила квартиру целиком, — я никак не могла понять, что это был за спектакль.

— А все просто, Сонюшка. Ты испугаешься. А запугать Валю… Да ты на нее посмотри, она все отдаст. Она сына похоронила. Вывезут ее куда-нибудь в деревню в холодный дом, и все. Вон читала, внук бабку выкинул на улицу, а тут и не родня даже. А там уж подпишет, все что дадут.

Слезы-хрусталики побежали по морщинистому лицу съежившейся в своем платке женщине. А ведь и правда! У меня есть семья, друзья, родные, у нее нет никого. Она одна против целого мира.

Телефон сам собой оказался в руке, и на номер Светланы ушло смс.

«Сама напросилась. Вступаю по завещанию. Держись от нас подальше. Заявление в полицию подам»

Маргарита Николаевна просияла. Она первая поняла, что я приняла решение. По-моему, даже раньше, чем я. Заверив, что Валя будет жить столько, сколько надо, у нее, она принялась тормошить подругу, но та застыла ледяной скульптурой.

— Боязно мне за тебя, Сонечка. Страшная она, эта Светлана. Всегда была страшной. Я уверена, что это из-за нее Димочка погиб, — вдруг прошептала старушка. — Не надо, пусть забирает. Мне и так, и так помирать.

— Валентина Алексеевна, мы все решили, — я подошла к женщине и сжала ее плечи. — Идите спокойно с Маргаритой Николаевной. Я всем займусь.

Пока Димина мать одевала пальтишко, Маргарита Николаевна отвела меня в сторону.

— У Вали долг еще. Она же на похороны сама деньги собирала.

— Сколько? — вздохнула я.

— Да, порядком, тысяч шестьдесят. Гроб закрытый был.

— Он же вроде в транспортной компании работал, ему разве не оплатили похороны, раз было ДТП на служебном транспорте?

— Так нет, пока разбирательство же идет, сказали, платить не будут, говорят, он сам виноват.

Шестьдесят тысяч — почти все, что было отложено на поездку с Абрикосом на море.

— Хорошо, — тяжело вздохнула я.

— Вот и славненько, — глаза Маргариты Николаевны засияли, кажется, я знаю, у кого заняла деньги Димина мама. Дама в алом пуховике посчитала, что раз уж я приберу к рукам квартиру, то и долги мне погашать.

Когда они ушли, мне потребовалось тридцать минут и капли Морозова, чтобы собраться с мыслями. Как раз к этому моменту приехал партнер и сторона по сделке с господином Тропининым.

Зрелый, загорелый мужчина с белозубой улыбкой и приятным голосом почему-то для меня олицетворял страну, куда сегодня унесет его самолет: он весь был напоен солнцем, особым шармом Востока, и от него ненавязчиво тянуло роскошью. Он был уроженцем Москвы, но, похоже, давно уже жил за границей и редко говорил по-русски, отчего обзавелся легким акцентом. Мужчина с удивительной теплотой говорил о Тропинине, иногда даже проскакивало у него вместо Виталия — Вита, несмягченная буквой «я» буква «т» делала имя Тропинина иностранным, весьма приятным языку и каким-то интимно-дружеским.

Все прошло гладко. Мужчина отбыл в аэропорт. А я занялась подготовкой бумаг лично, очень уж хотелось избавиться от воспоминаний о разговоре со Светланой.

В восемь вечера в кабинет, где на столе уже лежали готовые стопки документов на подпись, влетел Даник, а за ним вошел Тропинин. Он выглядел усталым, чуть прикрывая глаза, будто ему было тяжело на свету. Иногда его длинные, тонкие пальцы касались лба, чуть надавливая, но читал он все и слушал внимательно, не перебивая. Я сидела по левую руку от него, и в какой-то момент стала ловить себя на мысли, что все время хочу прикрыть губу рукой, на которой под слоем косметики все-таки угадывался синяк.

Когда настала пора росписей, я переложила аккуратно сложенные шарф и перчатки Тропинина со стола на стул и наклонилась, водя пальцем по бумагам. От его волос шел терпкий, но приятный аромат мужского парфюма. Пришла в голову глупейшая мысль, что так и должна пахнуть «его» Италия. Даник по секрету поведал мне, у Виталия Аркадьевича в Италии тоже есть свой бизнес, и он много времени проводит в этой стране, о которой Гоголь писал: «Кто был в Италии, тот скажи „прости“ другим землям».

Скинув наваждение, я перепроверила все, что есть, мужчины терпеливо ждали, не выказывая желание, как это обычно бывает, отправиться по своим делам.

— Все готово, Виталий Аркадьевич. Сегодня я отправлю сведения в налоговую инспекцию, но примут они в обработку только завтра. Думаю, в течение трех-четырех дней зарегистрируют.

— Отлично. Благодарю, — Тропинин кивнул, о чем-то спросил Даника, тот удивленно порылся в телефоне, а потом оба, попрощавшись, ушли.

Девчонки заглянули в кабинет с вопросом, собираюсь ли я домой. Я, тяжко вздохнув, сказала, что хочу закончить, потому как завтра не работаю, а сведения надо отправить. Мои сослуживицы вяло пособолезновали и, споренько собрав манатки, вылетели из конторы через пять минут, щелкнув входной дверью.

А я ушла с головой в битву с компьютерной программой. Стук во входную дверь офиса заставил меня вздрогнуть, а взгляд упасть на стул, там лежали шарф и перчатки Тропинина. Со времени его ухода прошло не больше пятнадцати минут. Наверняка вернулся за вещами. Я взяла шарф и перчатки, источавшие тот же аромат, что и волосы Виталия Аркадьевича, и щелкнула замком.

Грубая рука впечатала меня в широкий косяк старинного дома. А перед глазами блеснули нож и озлобленный взгляд того самого спутника Светланы. Его рука, схватив меня за косу, в которую я собрала волосы, что есть силы, потянул назад и вниз, заставив беспомощно прогнуться, откинув голову назад.

— Я тебя предупреждал, что будет больнее, но ты, кажется, из непонятливых. Но мой друг, — он кивнул на нож, сиявший острой гранью перед самым моим лицом, — тебе сейчас поможет стать опытнее и умнее.

Отпустив косу, больно дернув волосы, он прижал меня к стене, закрыв рукой рот. А я ничего не могла сделать. Он стоял так, что даже ударить его не получилось бы.

Когда острие коснулось моей щеки, я думала только о Насте.

Нож вдруг перестал колоть кожу, и я решила, что он замахнулся и сейчас ударит, и зажмурилась. Но рука, сдавившая рот, выпустила свою жертву, и мужчина захрипел. Я распахнула глаза. За спиной Сергея, вцепившись в руку с ножом, стоял Тропинин, второй рукой он ухватился за ворот куртки и тянул нападавшего от меня. Напряженные лица обоих мужчин исказила гримаса злости.

Но Сергей хоть и был ниже Тропинина, но весил явно побольше. Крутанувшись, вырываясь из рук более рослого соперника, он махнул ножом и вылетел в парадную. Послышался топот ног и хлопок двери во двор.

Мы с Тропининым смотрели друг на друга. И он, и я тяжело дышали. Он опустил руки, и вот тут я вскрикнула: по ладони правой руки его струилась и капала на пол алая кровь.