Feel

Алена Алексеевна Трубникова, 2023

Действующим лицом в книге может быть любой, кто захочет прожить различные, описанные в книге истории, которые могли бы произойти с любым человеком, поэтому в ней нет имен, минимум конкретики – этакий мир для погружения, жизнь напрокат. Действия происходят в современном обществе, среди обычных людей, но большей частью в душе и в мыслях действующего персонажа, что раскрывает его внутренний мир, оголяет чувства, а это может вызвать резонанс, спор, сочувствие, то есть заденет за живое, зачастую спрятанное, но что точно есть у каждого.

История 2

В очередной раз врываешься в мой дом внепланово, но желанно и счастливо, под ночь, когда комнату освещает лишь скромная лампочка у входа, а с балкона не видно звезд, только облака, мы же в Питере.

Ты звенишь звонком, разрывающим пространство дальше всех Вселенных, по крайней мере, я чувствую это именно так. А потом звенишь собой, поскольку от тебя в моем доме у меня звенят миллионы колокольчиков моей бродячей Души.

Очередное ошарашивание: «У меня с собой картошка!» Зачем она нам, если мы её не едим. Но ты сообщаешь, что мы будем лечиться ей! Еще одна новость, ведь такой метод с тобой не сочетается, но я счастлива, будь то даже дракон или мёд, что для меня равно не очень. Хотя насчет дракона не знаю, не пробовала.

В первый раз для нас что-то варю, чувствую себя хозяюшкой, или ведьмочкой, что приятно в любом случае, только в первом — нельзя привыкать, а во втором — афишировать.

Всё готово, и я с материнской заботой выставляю кастрюльку на досточку, достаю полотенца, чтобы спрятаться в них, и, конечно же, радостно думаю, что хорошо, когда есть что-то постиранное, а иначе не очень эпично ведь было бы так. А ты вертишься, крутишься, прыгаешь, как обычно торопишь события, а я успеваю кастрюлю горячую двигать, чтобы не было травм.

И вот дышим с тобой мы таинственно, наклонившись над этой картошкою, и вдыхая пар обжигающий, и счастливее меня нет. Только я захотела выбраться, как ты молча меня в обратную, ибо это я же когда-то кашляла, утром как-то один раз. Улыбаюсь и тобою любуюсь, ведь каким же может быть прекрасным лицо раскрасневшееся, в капельках, с прилипшими ко лбу волосами, если это любимое лицо.

И снова как гром неожиданно, сообщаешь мне в ухо «Достаточно!», и уже плетешь из меня мумию, в двадцать семь одеял заматывая. И неважно, что ничего не убрано, и кипяток над головой практически, это мелочи, ведь я признана сегодня больной.

Выключаешь свет, и тут новости, что еще же не всё проделано, что по правилам нужно картошку положить себе на грудь! Я смеюсь, у меня истерика, ибо ты меня теперь разматываешь и суешь мне наше горячее средство, как-то выловив ее все же из кипятка. Задыхаюсь от смеха, а ты ругаешься, что попался пациент непослушный совсем, брыкается и буйствует, и заматываешь меня опять.

Я пытаюсь успокоиться и что-то сказать тебе, а ты уже засыпаешь с такой же картошкою, хотя, по сути, тебе она вообще не нужна была. Пролетела, наверно, секунда, но уже темноту прорезал рассвет, а я всё любовалась тобою, и следила за этим овощем, чтоб тебя он не обжог. И на миг уснула всё-таки, но с тобой долго спать не могла я, ибо сон воровал время, которое я могла быть с тобой. И тихонько картофель раздавленный у тебя из объятий экспроприировала, так как нечего ему место мое занимать.

А ради такого вечера, можно сделать вид, что была больна, и картошка меня спасла!