18 рассказов в поезде

Алем Гулу оглу Кенгерли (Акперов), 2020

Тему своих рассказов Алем черпает из повседневных, ничем не привлекаемых внимание, кажущихся на первый взгляд совсем неинтересными, событий и представляет их вниманию читателей без прикрас. Все эти рассказы вкупе создают картину нашей обыденной жизни. В книге переплетаются хорошее и плохое, радость и печаль, честность и ложь. Здесь довольно ясно высвечивается социальное неравенство, угнетающее духовность людей и нравственные ценности, а также взяточничество, как раковая опухоль, поедающая устои общества, словом, все противоречия наших дней. Эти противоречия между человеком и обществом, человеком и общественной средой составляют основную тему многих рассказов Алема и призывает читателя на борьбу, а также к непримиримости к подобного рода недостаткам. В ряде же рассказов на первый план выходят такие ценности, как дружба, доверие, образцовые внутрисемейные отношения, а также прекрасные люди.

Неожиданная встреча

Птицы в это утро пели будто громче обычного. На оконном стекле играли лучи весеннего солнца. Он не спеша встал с постели. Ночью плохо спал оттого, что его беспокоила боль. Подумал: надо сходить в клинику и обследоваться. Прошел в соседнюю комнату и проверил детей. Малыши сладко спали. Он почувствовал удовлетворенность. Тихо вышел из детской спальни и опять зашел в свою. Натянул одеяло на голую спину жены. Затем прошел в кухню. Зажег газ и поставил чайник на плиту. Но потом подумал, что, возможно, придется сдавать анализы, и поэтому отказался от завтрака. Выключил газ и вернулся снова в спальню. Стал одеваться. После визита в клинику он думал пойти на работу. Надо было успеть, поэтому быстро собрался и вышел из дома. Когда выходил из подъезда, взглянул на мобильник, чтобы узнать, который час. До начала работы в клинике еще оставалось время, так что можно было пройтись пешком. Посмотрел вокруг. На голых ветках деревьев хорошо виднелись почки. Чувствовалось дыхание весны. Чистый весенний воздух, который вдохнул в легкие, не растворил боль в спине. Он испытывал какое-то предчувствие. Будто что-то нехорошее должно случиться.

В клинике народу было немного. Подошел к регистратуре, сказал, зачем пришел, ему выписали направление. Внес в кассу деньги, взял чек и направился в пятнадцатый кабинет. Не обращая внимания на табличку с надписью: «Мамедова Кенуль», постучался в дверь и тихо вошел. Врач в белоснежном халате подняла голову и, увидев его, вскрикнула: «Тале?» Она оцепенела от неожиданности.

Он тоже стоял как вкопанный. «Неужели это он?» — спрашивала доктор сама себя. Не верила своим глазам. Не могла поверить, что перед ней стоит Тале.

Лицо у нее покраснело, глаза округлились.

Тале также был в смятении. Он так растерялся, что даже забыл поздороваться. У него пересохло в горле, он не мог глотнуть. Своими озабоченными глазами смотрел на Кенуль-ханум словно не с двухметрового расстояния, а с из десятилетней давности, полной нежных воспоминаний. Было очевидным, что долгая разлука не смогла погасить пыл в душах людей, которые когда-то были влюблены друг в друга до безумия. У каждого внутри бушевал ураган. Прошло какое-то время. Первым взял себя в руки мужчина:

— Как ты, Кенуль?

Девушка опустила голову и стала рыдать, да так громко, что могли услышать работники клиники и сбежаться на шум. Черная обводка глаз размазалась по лицу. Тале пожалел, что своим визитом доставил девушке страдания, но в то же время не мог выйти из кабинета. Он приблизился к ней на два шага и тихо сказал:

— Кенуль, прошу тебя, не плачь. А то все сейчас соберутся сюда.

Он не ждал получить от нее жесткий ответ:

— Пускай соберутся. Мне все равно. Устала так жить. Ты знаешь, как я живу, что испытываю? Сил нет больше терпеть, Тале… Чуть успокоившись, девушка стала утирать слезы рукавом своего халата, затем продолжила:

— Скажи честно, зачем ты пришел? Чтобы дразнить меня? Может, хочешь сжигать меня в огне былых воспоминаний? Тале стал клясться, что пришел случайно:

— Ты о чем, Кенуль? Клянусь, я не знал, что ты здесь работаешь. И не ожидал увидеть тебя здесь. А пришел потому, что себя плохо чувствую. Думал обследоваться.

— Табличка на двери тебе ни о чем не говорила? — спросила Кенуль сердито.

— Клянусь, я даже не обратил внимания на нее. Если бы знал, что ты здесь работаешь, повернулся бы и ушел.

— Ушел бы? Гмм. Значит, ушел бы, да? А где твоя страстная любовь? Значит, разлюбил. Я для тебя чужой человек. Ведь так? Тале понял, что своим ответом еще больше может усугубить обстановку, поэтому на этот раз промолчал.

— Это не ты говорил, что «нас только смерть может разлучить. Никакая сила не в состоянии отнять тебя у меня»? Тале, пытающийся разгадать, что этим хочет сказать Кенуль, глубоко вздохнул и спросил хриплым голосом:

— Ты хочешь, чтобы мы разбили свои семьи и начали все сначала? Ты в то время должна была подумать, что позже придется проливать слезы. Ты не имеешь права осуждать меня, Кенуль. Я не вижу в себе вины. Если хочешь знать правду, я всегда думаю о тебе и очень жалею, что ты не стала моей.

Кенуль напомнила ему, что он только недавно сказал:

— А говоришь: не знал, что я здесь работаю. Иначе не стал бы беспокоить меня. Тале старался оправдываться:

— Мне не хотелось вновь увидеть тебя и задеть свою старую рану. Ведь вернуться в прошлое… Стук в дверь не дал ему докончить свою мысль. Бородатый мужчина средних лет в серой шляпе приоткрыл дверь и высунул голову:

— Разрешите войти?

— Нет, — ответила Кенуль сердито. — Скажите, чтобы вас направили к другому врачу. Я не могу принимать.

Она стала набирать номер на телефоне:

— Зарифа, ко мне сегодня не направляй больных. Плохо себя чувствую, — сказала она в трубку. Видно, ей что-то сказали, и она возразила:

— Нет, ничего не надо, не беспокойтесь.

Девушка положила трубку и повернулась к Тале:

— Ты говоришь, не хотел разбередить свою старую рану, да? А как же я? Обо мне ты подумал? Мало того, что не искал меня, да еще и не желал знать, как я живу. Почему? Только ли потому, что мы не вместе? Раньше называл меня «Моя Кенуль», а теперь я просто «Кенуль»… Ты так легко забыл свои обещания в вечной любви. Ведь ты же дал мне слово, что никогда не позволишь, чтобы я тосковала. Ты в курсе, что пришлось мне пережить? Уже сил нет, не могу больше так жить. Ведь сердце не камень, оно разрывается, ноет. Ты знаешь, какие мучения пришлось мне вынести?! Кенуль говорила навзрыд, слезы не переставая катились по щекам. Она достала из своей сумки зеркальце в форме сердечка и положила на стол. Это зеркальце в золотой оправе и с такой же рукояткой лет пятнадцать назад подарил ей Тале. Увидев его, он смутился. Значит, она все эти годы носила его подарок при себе, чтобы помнить о нем…

— Этот подарок для меня — самый дорогой и самый ценный в жизни. Я это зеркальце берегла как зеницу ока. Никогда не расставалась с ним. Думала, если его потеряю, то потеряю тебя. Каждый раз, заглядывая в него, я вижу не себя, а тебя. Кенуль горько рыдала, будто старалась выплакать всю свою боль и облегчиться тем самым, избавиться от страданий. Тале был в смятении. Не знал, как поступить. А Кенуль никак не успокаивалась.

Тале осторожно приблизился к ней. Погладил ее волосы и произнес:

— Кенуль, прошу тебя, не плачь. Если любишь меня, то не плачь.

От его прикосновения она будто опьянела. Утирая слезы, произнесла:

— Мое замужество оказалось пыткой для меня. Тогда мне завидовали, что выхожу замуж за богатого человека. На что мне его богатство, если человек пьет каждый день и проводит время в пьяной компании! Это невоспитанный человек, далекий от понятия о нравственности. Его не беспокоят ни семья, ни единственный ребенок. Сыну уже девять лет, а он даже девять раз не интересовался им. Поверь мне, Тале, если бы не сын, я бы давно наложила на себя руки.

Тале мысленно погрузился в прежние годы, полные приятных воспоминаний. Не отрывая от Кенуль взгляда, осторожно положил руку на ее плечо:

— Я тебя хорошо понимаю, Кенуль. Но что поделаешь! Придется терпеть. Не переживай. Со временем все уладится. И эти дурные мысли выкинь из головы. Думай только о том, чтобы воспитать сына. Вот он вырастет хорошим человеком и все твои раны залечит. Сама увидишь… Пальцы Тале слегка дрожали на плече Кенуль. А она все продолжала рыдать. Ее плечи вздрагивали. Прошло какое-то время. Кенуль наконец смогла успокоиться. Снова вытерла слезы рукавом своего халата. Увидев, как Тале смущается, подумала, что он жалеет о прошлом, поэтому произнесла:

— Я и тебя расстроила.

Дверь снова открыли. Кенуль все расспрашивала его:

— Расскажи, как ты? Как с супругой живете?

— Да так. Живем себе.

— Ты ее не любишь, правда? Скажи, что это так. Признайся, что никого после меня не полюбил.

Мужчине не понравились эти расспрашивания. Он постарался уклониться от ответа:

— У меня двое детишек: мальчик и девочка. В школу пока не ходят. Еще маленькие. Сын похож на меня, а дочка… мне кажется, на тебя похожа. Может, и не так, но мне так кажется.

От его слов она обрадовалась. Но вскоре заявила с грустью в голосе:

— Ты совсем не изменился, а я постарела. Меня состарила моя судьба.

Кенуль действительно подурнела. Прежней красоты в ней не осталось. В ее глазах можно было заметить боль от прожитой нелегкой жизни. Тале не удержался, стал упрекать, даже обвинять ее:

— Ты сама виновата, Кенуль. Не поверила в меня. Не пошла со мной. Кенуль будто съежилась:

— Не смогла. Не решилась. Я бы хотела, но не получилось у меня. Свою жизнь я принесла в жертву слезам матери. Не могла перечить отцу, твердившему: «Я обещал Али-киши, не позорь меня в среде народа!» Ради родителей я сгубила свою жизнь. А они променяли меня на золото, богатство и на славу. Сейчас в хоромах, ярко освещенных мощными люстрами, я чувствую себя как во тьме. Вся моя жизнь пошла под откос. Я несчастна. Я очень тоскую по своему старому домику, где жила до замужества. Как же была счастлива в то время! Наверное, ты проклял меня. Мужчину сильно задели ее слова.

— Что ты говоришь? Какие проклятия? Я не такой, я не могу проклинать. И потом, я же тем самым себя проклял бы. Ты не думаешь, Кенуль? Она медленно встала со стула. Взяла его за руки и посмотрела ему в глаза:

— Почему мы не соединились, Тале? Чем мы разгневали Бога?

— Ты до сих пор сохранил свою молодость, обаяние. Я продолжаю тебя любить. Всей душой люблю тебя как сумасшедшая.

Тале не мог вырвать своих рук.

— Кенуль, вдруг кто-то придет. Не создавай себе проблем, — произнес он тихо.

— Пусть приходят. Знаешь, Тале, все эти годы я жила с мыслями о тебе. Целовала тебя, ласкала. Ни дня у меня не было без тебя. Каждый раз, когда унижали меня, я вспоминала твою гордость и терпела. Как я могла забыть твою теплоту, твои ласки, даже то, какие анекдоты ты рассказывал мне! Видать, счастливые дни, отведенные мне судьбой, я истратила в то время, когда была с тобой. Кенуль успокоилась, и Тале пришел в себя. Он погладил ее по голове и постарался подбодрить:

— Потерпи немного, Кенуль. Все пройдет. Вот увидишь, постепенно все уладится. Если хочешь, я буду навещать тебя. Можешь положиться на меня.

Какую женщину не успокоят такие утешительные слова, прозвучавшие из уст любимого мужчины?

— Ты говоришь, будешь навещать меня? Знаешь, как это будет отлично! За меня не беспокойся. Мужа своего я не боюсь. Я никак не смогла развестись с ним. Родители против. Говорят: «Не позорь нас». Не знаю, что делать. Голову потеряла. Жизнь для меня уже не имеет смысла. А теперь я рада, что есть ты, Тале. Знаешь… Он не дал ей договорить:

— Ты не права, Кенуль. Ведь у тебя растет ребенок, родной сын. Ты должна жить ради него. Тебе надо воспитать его должным образом. Сжимая его руки в своих ладонях, она разахалась:

— Ты все поддерживаешь меня. Хороший ты человек. Не хочешь, чтобы я пала духом, призываешь жить.

Затем добавила:

— Тале, если действительно любишь меня, сделай так, чтобы я забыла свои страдания. Прижми к своей груди и целуй меня, страстно, от души, как в те годы, когда мы были молоды. Я хочу ощущать себя твоей. Не лиши меня такого счастья, прошу тебя!

Мужчина с беспокойством взглянул на дверь, стараясь осторожно отодвинуть ее от себя. Понимал, что не может допускать такой близости.

— Будь умницей, Кенуль. Не говори такие вещи. Ты же не ребенок. Понимаешь, что говоришь? Ты хочешь разбить свою семью? Что на это скажут твои родители, родные, товарищи по работе? Что испытает твой сын среди товарищей? Он же возненавидит тебя…

— Поздно, Кенуль. Я пойду. Уже столько времени мы с тобой здесь. Что могут про нас подумать?

В ее голосе явно чувствовалась досада:

— Ну и пусть. Я много тосковала по тебе все эти годы. Ты не можешь себе представить, какое облегчение испытала я сегодня. Кенуль снова стала уговаривать своего любимого, чтобы он обнял ее. Уверяла, что ничего предосудительного в этом нет. Но Тале не соглашался, и ей пришлось отступить.

— Тогда хоть обследую тебя, после уйдешь, — сказала она.

Тале почувствовал удовлетворенность оттого, что смог разрядить обстановку, и поэтому пошел дальше:

— Не стоит, дорогая. Серьезных жалоб у меня нет. Поздно уже, я пойду. Мне надо на работу успеть. Завтра приду, ты хорошенько обследуешь меня.

Она не могла возразить:

— Ладно, Тале. Ты не представляешь, как обрадовал меня своим визитом. Я буду ждать, приходи обязательно.

Кенуль обняла его и прижалась щекой к его груди. Биение ее сердца он почувствовал на своем. Словно в одной груди бились два сердца. Она так сильно прижалась к его груди… Он поцеловал ее в лоб и тихо вышел из кабинета.

На следующий день Кенуль долго ждала Тале, но он так и не пришел. В другие дни тоже не появился.

Она ждала много дней. Каждый раз, когда открывалась дверь, надеялась, что это пришел он.

Эти ожидания для Кенуль были изнурительными, но они в то же время внесли какой-то смысл в ее монотонную, серую жизнь. Она жила в надежде, что в одно утро ровно в девять Тале откроет эту дверь и с улыбкой на лице обнимет свою Кенуль.