Япония. Отчёт оголтелого туриста. Иронические записки

Алексей Фирсов, 2023

Автор – широко известный в узком кругу любитель-путешественник, инженер-строитель, президент российской строительной компании "Центр-А". Книга является первой частью задуманной серии, в которой вас ждут забавные приключения московской супружеской пары, пожелавшей поколесить по дорогам не нашей Родины на автомобиле.Это жанр иронических записок оголтелого туриста, рассказывающих о пребывании автора со своей женой – неизменной спутницей по жизни – в чужеземных странах.Обложка сгенерирована автором в Midjourney. Все изображения книги созданы автором, на котором и вся ответственность за качество, поскольку часть изображений снято на фотокамеру, а часть взято, как снимки экрана из домашнего видеофильма автора.Приятного прочтения!

День первый. Токио

Шаркающей кавалерийской походкой с видеокамерой наперевес меня несло в целеустремленной толпе по длинным коридорам международного токийского аэропорта Нарита. Чуть впереди вприпрыжку бежала моя жена, сознательно делая вид, что невыспавшийся здоровый мужик, норовящий её догнать, не имеет к ней ни малейшего отношения.

Здоровяк по форме, но явно нездоровый по внутреннему состоянию, проштрафившийся, — а точнее, проштофившийся, увалень рьяно схватил два чемодана с ленты транспортера и был тут же остановлен маленьким таможенником в белых перчатках. Мягко зажурчала японская речь, которая абсолютно точно предлагала открыть оба чемодана для досмотра. Здоровяк на удивление оказался понятливым малым: дыхнул перегаром и… моментально предъявил билеты с двумя талонами на багаж. Подошла жена и встала рядом, дескать, два человека и поэтому два чемодана. Маленький японец заулыбался и стал кланяться. Кланялся столь усердно, что чудная парочка, напуганная такой вежливостью, с чемоданами поспешила к автоматическим стеклянным дверям и через мгновение уже вдыхала тёплый осенний воздух мегаполиса Токио.

— Ну, до Токио ещё часа полтора езды, — сказала огромная и очень серьёзная девушка Нина, в которой я безошибочно, на фоне мелкой японской суеты, определил нашу встречающую гренадёршу из Владивостока.

Мы погрузились в автобус с гордым названием limousine bus и плавно покатили вдоль зелёной полосы деревьев. Очень скоро видовые картинки за окном сменились на однообразные промышленные пейзажи, и я стал выстраивать своё первое впечатление от Японии. Впечатление выстраиваться не хотело.

Не было золочёных изогнутых многоярусных крыш храмов и пагод, пузатых фонариков с иероглифами, которые рисовало в Москве моё воображение. Одни утилитарные, хай-тековские (читай, индустриальные) постройки и эстакады. Неправильная какая-то Япония! На одну из эстакад наш автобус и начал заползать.

— Заезжаем на второй уровень транспортной магистрали, — прокомментировала Нина. — А потом поедем по третьему. В Токио — три вертикальных уровня передвижения для автомобилей.

«Три — это лучше, чем два, но хуже, чем четыре,» — как нельзя, кстати вспомнилась мне фраза Буркова из кинофильма «Гараж».

Интересно, что к слову «четыре», которое по-японски звучит «си», сами японцы относятся суеверно и настороженно. Потому что «си», в свою очередь, ещё означает «смерть», а от этого, несмотря на все самурайские кодексы, лучше держаться подальше. Чтобы потом не раскаяться. Предрассудок, конечно, но кнопки четвёртых этажей в лифтах во многих японских зданиях зачастую отсутствуют. За третьим сразу идёт пятый, прямо как у нас в школьных классах после реформы образования. Кто же захочет жить или работать на «смертельном» этаже? (Любопытно, что в столь продвинутой и чуждой всяких суеверий стране, как Америка, кнопки тринадцатого этажа в некоторых лифтах вы также не найдёте.)

А попробуйте подарить японцу футболочку с вышеназванной циферкой, и вы увидите, как он будет растроган до слёз, а то и тюкнет вас по темечку пяточкой с разворота. Они это умеют, у них это запросто. Со школьной скамьи дзюдо и карате пробавляются. Еще кэндо — это когда палками друг друга отлупить совсем не считается зазорным, а даже наоборот, поощряется.

Но просто так японец рукосуйствовать не полезет, для этого его очень сильно обидеть надо. Потому что чем большего мастерства он в своем искусстве достигает, тем смиреннее становится и дисциплинируется. Тот же, который ерепенится и хамит своими изящными пластическими фигурами, вероятнее всего — недоучка. И такого необходимо закидать шапками, по-русски. Самый эффектный наш метод.

Вот такая незатейливая философия и лезет в голову от унылых строений за окном. Ни архитектурного разнообразия, ни тебе исторических традиций, ни покосившегося русского заборчика. Не тот японец пошёл. Не будет он с такой жизнью в смертельной обиде себе живот вспарывать. Жилых коробок впритирку понатыркали и не хотят больше себе харакири устраивать. Бельё, вот, выстиранное на балконах развесили, сушат. Уже — кое-что, уже — жизнь, разнообразие. Где же его ещё сушить? Мы тоже так сушим. Не путать с суши! Но сейчас не об этом.

А это что? Ёлки-палки — производственная гимнастика! Как у нас в советские времена. С третьего яруса эстакады было хорошо видно. На крыше небольшого здания группа японцев в белых рубашках с галстуками усердно занималась гимнастическими упражнениями. Браво! Порадовали.

— Что? Уже приехали? Наш отель? Больно убогий какой-то.

— Нет. Здесь мы пересаживаемся в такси и едем в ваш отель, — ответила Нина.

— То-то я смотрю — это не центр. Я заказывал отель возле императорского дворца. А он — в центре.

— Да, в «Центре-А»! — съязвила жена.

— Да мы сейчас и поедем в центр, — сказала немногословная Нина.

Да, где уж в далёкой, тесной Японии знать о существовании крохотульки московской стройки, но очень амбициозной строительной компании «Центр-A», которая числится моим детищем. Не Panasonic, однако.

«Числится вашей, но строится на мои деньги!» — ну, просто засела в голове на подкорочке рязановская классика.

Кстати, о японской тесноте. В каком-то путеводителе я прочитал, что вся территория Японии по площади равняется одному американскому штату Монтана. Из-за обилия гор и вулканических зон японцы ютятся только на двадцати пяти процентах своей земли, а численность их такая же, как половина населения Северо-Американских Соединённых Штатов. В том же путеводителе предлагалось согнать половину всех американцев на четвертушку этого штата Монтана, чтобы понять, как живётся японцам. И я вам отвечу — не Монтана!

Тем временем нас погрузили в такси, и мы уже ехали по улицам Токио. Таксист-японец — худой очкарик с гордой осанкой, одетый в белоснежно-белую рубашку и чёрную жилетку, управлял тойотой в белоснежно-белых перчатках.

— Так положено. У них у всех — белые перчатки, — ответствовала Нина на мой незаданный вопрос.

Дальше будет, как в «Бриллиантовой руке», подумалось мне:

— Куда он меня везёт, я ведь не сказал адрес?

— А тут дорога одна.

— Почему он свернул?

— А там ремонт!

К вопросу о ремонте на дорогах в Токио. Пока стояли в пробке, да и потом на прогулках по городу, я наблюдал такие картины. Прелесть! Скажем, копается траншея. На работу набрасывается ватага японцев. Один — чумазый работяга, в траншее, как в окопе, лопатой или отбойным молотком ковыряет асфальт, другие — десять, опоясанные крест-накрест, как чапаевцы пулемётной лентой, отражательными элементами, вооружённые такими же отражательными палками, энергично руководят движением. Работа идёт более чем слаженно. Соотношение — один к десяти. И я подумал: какие же у них накладные расходы на дорожные работы подписываются?

У нас на эти деньги можно две траншеи прорыть и ещё бы осталось. Остаток украсть, работу прекратить, траншеи не закапывать, чтоб была возможность просить дополнительные фонды. Или вы думаете, что я говорю что-то придурковатое? Вы всё время живёте в нашей стране или наездом?

— Приятная страна, ничего не скажешь! — проговорила жена, и я стал соображать: о какой стране речь? — Вокруг такая чистота!

— Это да! — протянул я и уставился на приборную панель тойоты, которая была оборудована мобильной связью и навигатором.

— Нина, а по складу какие они, японцы, по характеру? Каждой нации ведь присущи какие-то черты, — обратилась жена к нашей сопровождающей.

— Добродушные, — обернулась с переднего сиденья Нина. — Говорят, вот, азиатская хитрость. Нет, скорее, это китайцам присуще.

— Ну, они открытые по натуре или интроверты?

Какая эрудированная фемина моя жена! Интроверты, иноверцы. «Нам бермудорно на сердце и вермутно на душе!»

— Трудно сказать. С одной стороны, они, конечно, открыты, а с другой стороны, традиции ходить друг к другу в гости нет. Наверное, это идет оттого, что у них квартиры маленькие, комнаты маленькие, то есть, нет понятия собрать у себя дома человек пять-шесть.

— Значит, как в Европе, они встречаются в ресторанах? А как часто?

— Довольно-таки часто. Если ты работаешь в компании, то традиционно каждую пятницу. Отдыхают, расслабляются.

(Я знаю, что подшофе, когда уже галстук набекрень, японцы прощают себе и другим всё, даже домогательства до жены начальника.)

— А у вас уже установились здесь с кем-нибудь тёплые отношения? С какой-нибудь семьёй?

— М-м… У нас с мужем… Пожалуй, нет. Работы много, и потом, мы для японцев всё равно всегда будем гайдзинами. Что-то вроде иностранцев. И они до конца никогда не пустят в свою… касту, что ли.

За разговором не заметили, как приехали. Наш отель? Hotel Grand Palace. Приятно! Прямоугольная башня этажей в двадцать пять со стилобатной частью внизу. Верхушка отеля растворялась в лучах солнца далеко в небесах.

Ещё в Москве я выбрал европеизированный отель, хотя вкусить прелести японской экзотики можно в рёкане (ryokan) — традиционной японской гостинице. Эти «прелести» меня, по всей видимости, и оттолкнули. Заключаются они в следующем.

Спать на татами (соломенные подстилки).

Сидеть почти на коленях (стулья отсутствуют, в наличии только малюсенькие табуретки).

Обувь оставлять за порогом.

Коллективная ванна «о-фуро» с горячей водой (упаси вас Бог в ней намылиться, сразу превратитесь не в козленка, нет, в «бака гайдзина» — глупого иностранца).

Туалет — на корточках (и не спиной к стене, а лицом).

Завтрак — разочарование для тех, кто привык к йогуртам, овсяным кашкам или блинчикам с икрой.

Взвесив наши шансы на выживание в рёкане и посчитав их несоизмеримыми с нашими привычками (к тому же впасть в немилость моей жены — легко, войти обратно в доверие — прямо противоположно), я остановился на Grand Palace, который уже и сверкал своим огромным холлом перед нашими носами.

Пока регистрировались и сдавали валюту, получая взамен местную йену, Нина напутствовала о правилах денежного поведения в сфере обслуживания, из которых следовало: на чай, на кофе и потанцевать — не давать. Ни таксистам, ни официантам, ни носильщикам. Не принято. В счетах у них уже и так all inclusive, т.е. райская жизнь и без вашей невоспитанности.

Соотношение доллара к йене, если не мелочиться, очень простое. Один доллар — сто йен. Разница — в два нуля. Но это, если не мелочиться и пока вы — богатенький Буратино в начале путешествия. Потом, когда вы окончательно промотаетесь (слава Всевышнему Будде или лучезарному Синто, если это произойдет в конце поездки) и пойдёте в одних кальсонах, как генерал Чарнота по набережной Сены (только вы пойдёте по набережной Сумиды), стреляя глазами ближайший McDonald's для пропитания, то в городском банке вариант обмена будет лучше. Там вы покажете свой изумительный паспорт, всплакнёте, как многострадальный депутат Государственной Думы вечного созыва перед выборами, и к двум нулям вам щедро добавят кое-какую мелочь. Такая вот математика получается. А если вам не нравится, как я излагаю, то, по совету БГ купите себе у Бога copyright на русский язык.

Далее мы в автомате, наподобие пепси-колового, купили телефонную карточку, и жена сделала звонок в Москву, в котором сообщила, что мы добрались до отеля, что у нас здесь тепла 25 градусов и время — половина первого. Дождливо-осенняя заспанная Москва не поняла и спросила:

— Половина первого чего?

— Половина первого дня.

«А в десять часов — подвиг!» — подумал я, как барон Мюнхгаузен, когда тот составлял своё мюнхгаузеновское расписание. Потому что не лишить себя способности мыслить с десяти часов утра после девятисот граммов виски накануне — это и есть подвиг. Простой и гражданский. Но спать уже хотелось безумно. И есть, как всегда после длительного недоедания, тоже хотелось безумно. Но спать — больше.

Мы поднялись на лифте на 20-й этаж, где находился наш номер. В лифте кнопка четвёртого этажа присутствовала. Отель-то ведь европеизированный. Без предрассудков. Носильщик принёс в номер наши чемоданы и поспешно скрылся, предупредив тем самым мою возможную невоспитанность. А ведь я уже был обучен, как обезьянка, и не собирался предлагать ему чаю.

Нина, было, присела за столик, чтобы изложить нашу программу пребывания в Токио.

— Поди прочь! — не сказал я, подкрадываясь к кровати.

Хорошая девушка Нина всё поняла, встала и ушла, сказав на прощанье:

— Ладно, отдыхайте! Документы я все на столе оставляю. Я думаю, разберётесь. Завтра в девять утра внизу в холле отеля будет ждать муж на экскурсию по городу. Счастливо!

Когда мы остались одни, я спросил жену:

— Ну, что? Спать или есть?

— Спать! — уверенно ответила жена.

Последнее, о чём я подумал перед сном, было: какой муж и кого будет ждать? Я сам благородный муж! В голове почему-то проплыло что-то от Конфуция: «Благородный муж в жилище не ищет комфорта». И я уже спал.

Проснулись мы одновременно. Растворили шторы на окне. Ба! Токио уже весь в ночи полыхал огнями.

Который час? Половина девятого и, судя по всему, не утра. У них тоже осенью быстро темнеет. Однако хочется есть!

— Очень хочется есть! — проговорила жена.

— Как думаешь, заказать в номер или прошвырнёмся на Гинзу?

— А что такое Гинза?

— Ну, как у нас Тверская. Район и улица в Токио.

— А это далеко?

— Думаю в трёх-четырёх кварталах отсюда. Сейчас по карте посмотрю.

— А ты не можешь бежать и смотреть в карту?

— Могу. Голыми побежим?

— Я так проголодалась, что и голой побежала бы!

— О, это разговор! Все японцы в обморок попадают. Какая раскованность! Нас покажут по телевиденью, напишут в газетах. «Двое русских, освободившись от комплексов и обезумевших от голода…»

— Быстро одеваемся и бежим, а то я сейчас в обморок упаду от голода!

— Мы оделись и выскочили из отеля. Голод погнал нас на Гинзу. Только он не указал направления. Бежать из отеля можно было налево или направо, соответственно улице.

Вереница желтых машин такси выражала полную готовность к побегу в нужном направлении. Швейцар — молодой японец, услужливо кланялся, предлагая первую в очереди машину.

— Поедем на такси? — с надеждой спросил я жену.

Ты же сказал, это — близко. Давай уж пройдёмся! Заодно осмотримся, — ответила жена и отправилась направо. Как мне показалось, даже не задумываясь.

Швейцар продолжал кланяться. Я помотал ему головой, дескать, такси не нужно. Он всё равно продолжал кланяться. Я огляделся: может, кто ещё вышел из отеля, и он его приветствует таким образом? Нет, мы были одни. Я отвел взгляд от его поклонов и пошёл за женой. Краем глаза увидел, что тот прекратил кланяться. Тогда я остановился и опять на него посмотрел. Швейцар снова начал кланяться. Это так позабавило, что у меня вылетело из головы спросить у него, в какой стороне Гинза.

— Можно подумать, что у тебя биологический азимут на Гинзу, — догнал я жену.

— Это ты к чему?

— Ну, ты так уверенно пошла в эту сторону.

— Да? Пошли в обратную, — легко согласилась жена.

— Давай уж пройдём пару домов и посмотрим. Река и императорский парк у нас должны быть справа по ходу.

— Вообще как-то безлюдно. А не опасно вот так ночью по Токио ходить?

— Все путеводители, как один, надрываются, что безопасней Японии страны нет.

— Ну, раз они такие безобидные — идём смело!

Долго ли коротко мы шли, но смелее некуда. Справа появилась река, а точнее, широкий ров, заполненный водой, за которым в ночи просматривался парк.

— Вон там, за деревьями живет император со своей императорской семьёй, — поумничал я, воинственно захватив власть гида, как сёгун власть императора в древней Японии.

— Значит, мы идём правильно? Справа — твой император. Всё-таки я штурман хоть куда!

— Это точно! Почище компаса. Но мой император — слева! — ответил я, как придворный льстец, слева шедшей от меня жене.

— Когда ты об этом забудешь, я тебе напомню! — самодовольно сказала жена. — Ну, и как этот их император?

— Как, как? Как флаг! Буквально. Символ нации. Как королева в Англии. Сидит сейчас на балконе, чай попивает. Церемонию разводит.

— В Испании вон тоже король, а сам — как пешка. Антиквариат! А этот что-нибудь решает?

— Решает, конечно… Кроссворды. Иероглифы в пустые клеточки вписывает.

— А кто страной управляет? Сенат?

— Парламент. У них, как и у нас, тоже две палаты. Ума. Кто у нас управляет?

— Президент, правительство, олигархи в конце концов.

— У них президента нет, а теневые сёгуны есть.

— А это кто такие? Я это слово слышала. Это кто-то из династии императора.

— Нет. Император — это король, по-нашему, считай, царь, а сёгун — это главный военачальник при нём. Эти сёгуны исторически и отнимали постоянно власть у императора, и правили страной сами. И уже свои династии организовывали. Например, у нас, скажем, Кутузов взял бы да отнял власть у Александра I и полез бы, одноглазый, страной управлять. Или Суворов, сковырнул бы Екатерину II и организовал бы свою династию.

— Да, у нас цари-царицы похитрее были. А у них, значит, императоры исторически в пешках сидят.

— Не то чтобы в пешках. Сидят-то они во дворцах, как мы видим. Точнее, как не видим. Раньше у японцев их почитание было просто фанатичным, а сейчас, похоже, по барабану. Всенародной любви к императору, такой, как у англичан к своей королеве, нет.

— Ну а кто главный от страны? Кто на встречи ездит, договаривается?

— Премьер-министр. Не помню фамилию. Щупленький такой, длинноволосый и седоватый. В молодости был хиппи. Или я уже брежу! Неважно. Но и он не всё решает. Он — своего рода главный парламентёр от страны. У них тут — круговая порука. Бюрократия мощнейшая, но якобы эффективная.

— А эти, теневые?

— Теневые сёгуны? Это — как наши олигархи. Теневые правители официального правительства.

— Мафия, что ли?

— Мафия у них — Якудза. Вот если увидим того, у кого всё тело в сплошной цветной татуировке или отсутствует палец на руке, чаще всего мизинец — точно якудза. У них кто облажался перед кланом, но исправился, сам себе палец отрезает на глазах у сородичей. Обязательный ритуал.

— У нас Ельцин беспалый был.

— Ельцин сначала пальцы себе оттяпал, а уж потом облажался перед обществом.

— Это он заранее побеспокоился. Еще Маури у нас без пальцев.

— Маури — точно, главный мафиозо Финляндии!

— Маури надо позвонить, сказать, а то он в незнании мается.

— Нет, Маури — интеллектуал, чего он только ни знает. Помнишь, как он высчитал, на каком градусе находится Северный Полярный Круг, зная только градус Хельсинки и расстояние до Полярного Круга?

— Это когда ехали на машине по Лапландии?

— Да. И ведь не ошибся ни на градус, математик. Одно слово — инженер!

— А интересно было бы посмотреть на японского мафиози с расписным телом!

— Согласен, интересно! Только сейчас осень, все одеты. Но мы можем договориться. Я нахожу какого-нибудь беспалого, а ты вежливо просишь его раздеться. Мы вместе любуемся. Я тебя страхую.

— Что ж я совсем из ума выжила? Да нас тогда обоих на тряпки разорвут! На этом и закончится наше путешествие. Путешествие по жизни так и прервётся.

— Прервётся, если обидеть. А если галантно так, учтиво поклониться, выказать полное и безграничное уважение, толково объяснить свою просьбу, а затем свое безграничное уважение сменить на ещё более бескрайнее восхищение от увиденного.

— Так в восхищении и останешься навсегда, когда он кузнечиком прыгнет на позвоночник.

— Согласен! Будем потом иероглифами всю жизнь ходить.

— Иероглифами мы будем потом всю жизнь ходить по большой нужде.

— И опять согласен! Да мы и толково объяснить-то не сумеем нашу просьбу. Потом мы кланяться не умеем. У них это целое искусство.

— Искусством мы этим сразу овладеем. С головой — ниже колен.

— Вычёркиваем предложение как неудачное и рискованное для жизни. Можем зайти в ателье татуировки. Легенда такая: ты — корреспондентка, я — твой оператор, снимаем искусство японской татуировки для российского телевидения. Мастер там наверняка уже расписывает какого-нибудь якудзу.

— А где это ателье?

— Найдём.

— Да, не хочу я играть роль какой-то глупой корреспондентки!

— Хорошо, ты будешь играть роль умной журналистки, а я буду твоим балбесом-оператором.

— Зачем мне балбес-оператор?

— Легенда меняется: не играем роли умных-глупых телевизионщиков, идём в общественные бани, находим татуировочника и исподтишка разглядываем. Встречаемся у бассейна!

— Встречаемся на Гинзе! Где эта Гинза? Долго ещё идти?

— Пойду спрошу у полицейского.

Будочка полицейского стояла неподалеку. Рядом с ней мирно прохаживался пожилой страж порядка. Я подошёл, извинился и спросил по-английски: — Где находится Гинза? Полицейский по-английски не говорил, но слово «Гинза» понял и переспросил меня два раза:

— Гинза?

— Гинза, да.

— Гинза?

— Да, Гинза!

— Хай! — коротко выдохнул полицейский и показал рукой направление. Потом согнул руку в кисти, типа того, что затем — направо.

— Аригато! — сказал я и вежливо кивнул ему головой.

Полицейский улыбнулся и тоже учтиво кивнул.

— Я так и думал. Гинза уже недалеко, — это я сказал уже жене.

— А что ты ему ответил в конце?

— Аригато. Спасибо по-японски.

— Ты солидно подготовился к поездке!

На что я изысканно склонил голову и скромно ответил:

— Ты права! Я действительно солидно поднаторел!