Вечная жизнь

Алексей Тенчой

В этой книге вам вместе с героями предстоят путешествия и приключения в удивительной Индии в поисках ответа на вопросы о смысле жизни, о счастье, о смерти, о реинкарнации. Это роман о вечно изменяющейся душе – от плохого к хорошему, от греха к святости, от хаоса к гармонии. Именно это изменение и создает вечное движение. Возможно ли, что наше тело – лишь сосуд, который является лишь временным хранилищем для нашей души?

ЧАСТЬ 2. ВЕЧНО ЖИВОЕ ДЕЛО И ТО, РАДИ ЧЕГО МЫ ВСТАЕМ ПО УТРАМ

Всё счастье, что ни есть в мире,

Происходит от желания счастья другим,

А всё страдание, что ни есть в мире,

Происходит от желания счастья для себя.

Неужели нужно сказать больше?

Посмотрите на них, кто как ребёнок — старается ради себя,

И на Будду, кто старается на благо всех:

Сколь они различны!

Шантидева.

ГЛАВА 1. «АГАПИ!»

Океан мирно ласкал волнами берег. Широкий пляж с выглядывающими из-за пальм крышами хижин, которые в сезон сдают туристам, благодарно покоился на территории славного полуострова Индостан.

Трое друзей, молодая пара — Ольга и Максим — и их знакомая, Юлия, наблюдали за тем, как вода медленно перебирает песчинки, унося с собой те, что сейчас ближе всего волей судьбы и природных игр оказались к воде, и, возвращая их снова на берег. Максим и Ольга сидели на песке, пересыпая его в ладонях. Ребята только что вернулись из поездки в Малый Тибет, что на севере штата Карнатака, и отдыхали в ожидании своего давнего знакомого, индуса, который, к слову, и направил их туда, и с которым им теперь не терпелось поделиться впечатлениями. Юлия, которой надоело наблюдать за песчинками, теперь прогуливалась вдоль берега по мокрому песку. Тёплые лёгкие волны изредка касались её ног, омывая, и отступали обратно в океан. Юлия прислушивалась к своим ощущениям. Казалось нежность самой жизни, которая теперь представала перед ней в виде теплой воды, щедро сдобренной за день индийским солнцем, проникает через ступни ног и растекается по телу.

Она размышляла о том, что в Индии есть много мест, которые называют в честь других государств. Возможно, потому что они утратили национальный колорит или сильно разбавили его, смешав с иностранными красками, впитали другие культуры, предоставив дом и убежище гостям, оказав гостеприимство. И все же, думала она, и в этом есть настоящая Индия, она таинственна, загадочна и многослойна, как какое-нибудь изысканное блюдо, вкус которого раскрывается и трансформируется по мере взаимодействия с человеческими рецепторами.

Далай-лама XIV когда-то назвал себя сыном Индии, потому что был принят ею, несмотря на опасения кабинета индийских министров, что монах окажет политическое влияние на систему. Он назвал себя сыном Индии хотя бы потому, что больше шестидесяти лет своей жизни прожил в этой гостеприимной стране.

«В этой многослойности Индия чем-то похожа на Россию, — продолжала свой внутренний монолог девушка, любуясь волнами, — только в Индии люди намного дружелюбнее и загадочнее, ведь страну создают живущие в ней люди, носители её культуры, традиций, уклада, характера. В Индию едут, чтобы прикоснуться к неизведанному, стремятся причаститься загадочной индийской душой».

Ребята, вернувшись с пляжа Арамболь, сидели на верхнем этаже своего гестхауса. Они любили сидеть на открытом воздухе. Открытый этаж под крышей в хорошую погоду это красивейшие рассветы по утрам, упоительные закаты — по вечерам и вся видимая плеяда звезд — ночами.

— Привет, привет, драгоценные мои! — раздался совсем рядом голос их индийского друга. Аамир Кхан, так звали вошедшего мужчину, поприветствовал друзей, которые не могли отвести от него глаз. В самом деле, на него достаточно было просто смотреть или находиться рядом, чтобы получать эстетическое удовольствие. Чист, ухожен, хорош собой. Никто не мог бы сказать точно, сколько ему лет, а он предпочитал не рассказывать о себе лишнего. Судя по внешнему облику, он был молод, но его взгляд совершенно точно мог бы принадлежать и старцу.

— Очень рад, — пожал ему руку Максим, привстав, а Ольга, как всегда, с ходу засыпала его вопросами: — Ответь мне, кто такой бог? — провокационно начала она.

— Ну, это сложный вопрос! — протянул, устраиваясь поудобнее, Аамир Кхан.

— А я считаю, что Бог — это не бородатый дядя на небе, это моральные законы природы по регулированию жизни. Вот в природе как? Выкопал слишком много, к примеру, руды, или чего там копают? На тебе обвал или землетрясение, или еще хуже — настроил некачественных загрязняющих воздух заводов, — получи кислотные дожди и плохую экологию. А в жизни человека, как происходит? Поступил плохо — на тебе тревоги и неудачи. Живешь с ненавистью в сердце — получи, например, язву желудка. Изнутри ненависть разъедает не хуже озлобленности. Только вот если про влияние на природу все более или менее понятно и ясно, и все причинно-следственные связи абсолютно очевидны, то о взаимосвязях в человеческой жизни ведутся жесточайшие дискуссии, и не одну уже тысячу лет.

— Так и что в итоге-то? — улыбнулся их индийский друг.

— Непонятно мне, конечно, как оно там все регулируется, но у всего оказывается своя цена. И у «совестной» жизни, и у бессовестной тоже, — продолжила Ольга. — Еще считаю, что всё в мире взаимосвязано. Параллелей очень много. Как по мне, иногда слишком много, чтоб уж точно все их заметить. Ну а если что-то нельзя логически объяснить или просто уложить в привычные для нас рамки, это совершенно не значит, что этого нет или не существует. Может, у нас просто логика пока не дотягивает? Ну, или еще что-то там… Мне вот папа много раз пытался объяснить теорию, по которой может быть возможным, чтобы на какой-нибудь гипотетической планете с иными, совсем не похожими на наши, законами строения и устройства мира и жизни во всех отношениях и смыслах, два плюс два могли бы равняться пяти. Или сорока. Или там просто может не быть привычного для нас счета, как такового. В принципе. Мне до сих пор не до конца понятно как это, если честно…

— Логика вообще странная штука, Оля, — дружески подмигивая, продолжил спор Аамир Кхан, — вот представь только ситуацию: что если взрослые спрашивают семилетнего ребенка, как пишется слово «жвачка»… Как он должен ответить? И какая должна быть у него логика, чтобы он ответил правильно?

— По логике нужно начать рассуждать: любопытный ребенок бы наверняка предположил, что где-то рядом кроется слово «жевать», и тогда жвачка пишется как ж-вач-ка, — нашлась Ольга.

— «Нет!» Сказали бы ему хитрые взрослые, — засмеялся Аамир Кхан, — какая логика дальше?

— Дальше он бы, конечно, решил вместо «е» поставить «и» и предположил бы «жИ-вач-ку»… — поддержал возлюбленную Максим.

— «И снова нет!» — сказали бы взрослые, — Аамир Кхан как всегда прекрасно отыгрывал роль ведущего.

— Тупик? — задумалась Оля.

— Да нет… возможно ему бы задали наводящий вопрос, — Аамир Кхану явно самому была интересна логика друзей в этой ситуации.

— Какой? — оживилась Оля.

— Ну, например, «что ты делаешь с ней?» — выдал Аамир Кхан первое, что пришло в голову.

— «Жую!» — ответил за выдуманного ребенка Макс.

— Следуя этой логике, ребенку нужно было бы написать жУ-вач-ка… — поддержала всеобщее рассуждение Юля, рассмеявшись.

— Нда…

— А там пусто! Где ж тут логика? — пожал плечами Аамир Кхан.

— Ну, хорошо, — сдалась Ольга, — но я думаю, что надо идти хотя бы, как минимум, работать над ответственностью, внутренней, в первую очередь, научиться анализировать происходящее с нами и делать выводы! Только выводы. Ответственные, а не аморально-эгоистические. Надо быть честным хотя бы перед самим собой. И это уже будет шаг. Иначе никогда не сдвинуться нам с мертвой точки. Ведь на деле-то выходит, что порядочный и честный атеист оказывается гораздо ближе к Богу, чем ретивый верующий.

— А ты как считаешь? — спросила она Юлию.

— Думаю, все сложнее… Особенно в христианском мировосприятии. Цена — безусловно. Закон равновесия — конечно. Но мерило и регулятор, думаю, это любовь.

— Любооовь — протянула романтичная Ольга.

— Да, — посмотрела на неё Юлия, продолжив, — то, как Пирс понимал агапэ. Мораль нашего мира, добро и зло, полярность и взаимосвязь выстроены на примитивном понимании этой любви. Подозреваю, что наше сознание не в состоянии воспринять её более полно. Хотя ключ есть в Библии, полагаю. Про атеиста и верующего — думаю, нас сбивают с толку штампы. — Поясни, пожалуйста, как Пирс понимал агапэ, — попросила Ольга, — я слышала, что так греки обращаются к своим любимым: «Агапи! Агапи моя!», — умилительно изобразила она, и её губы подёрнула задорная улыбка, которая всегда свидетельствует о легком характере её обладателя.

— Пирс называл её творящей энергией эволюции, — ответил первым Максим, — по крайней мере, так пишут пособия по психологии.

— Мне кажется, самое правильное в этом случае — спросить самого Чарльза Сандерса Пирса… — заметил индус.

— Ну почему же… — смогла, наконец, закончить свою мысль Юлия. — Если представить себя на месте буддийских монахов, которые, между прочим, изучают философию не меньше четверти века, то, уверена, каждый сможет хоть на минуту почувствовать любовь ко всем живым существам.

— Поясни… — вся компания обратилась в слух.

— Ну, к примеру, вот мужчина и женщина встречаются, влюбляются, узнают друг друга, у них возникают сложности или шероховатости в отношениях, но есть нечто, что их продолжает объединять. И один, и другой поначалу могут быть похожи на две человеческие фигурки, две несмазанные железяки, в руках у которых априори находится кусок замерзшего масла. Как им пользоваться, предположим, они не знают. Но как только они влюбились, то есть почувствовали взаимную симпатию и желание её развивать, механизм приводится в движение самостоятельно. На первых порах, может быть, это все комично выглядит, при этом все равно выделяется энергия, тепло, которое греет все системы железяк и топит масло. Масло смазывает механизм, и они начинают двигаться все свободнее и свободнее. Это очень-очень примитивное описание. Стоит еще добавить, что каждый по-своему поддерживает энергию движения, наличие этого «нечто объединяющего»… Вот так. Похоже на агапэ?

— Ух! — выдохнули ребята.

— Да ты философ! — одобрительно дотронулась до плеча подруги Ольга, — этому у нас в мединституте учат?

— И этому тоже, — кивнула Юлия, рассмеявшись.

ГЛАВА 2. АПЕЛЬСИН

Отец Ольги был известным российским предпринимателем и меценатом, работал как с местными, так и с иностранными компаниями, по долгу службы встречался со знаменитыми деятелями культуры и искусства, науки, был на короткой ноге с современными светилами медицины, звездами эстрады и многими политическими деятелями. Их семья никогда ни в чем не испытывала нужды, и дома у них царила, может быть, всегда было живое общение с самыми разными людьми с самыми необычными взглядами на вещи. В этой обстановке и зарождался Олин интерес к философии, наукам и непознанному. Но на её выбор образования повлияли не гости в доме, а та, самая важная встреча, с которой началась её жизнь — встреча отца с Олиной мамой.

Отец был другом выдающегося хирурга из Бакулевки. Однажды тому довелось оперировать сложный порок сердца у молодой женщины. А она возьми и окажись красавицей. Писаной. Ну, хирург, живой человек, видимо, был настолько поражен утонченностью, чувством юмора и какой-то сногсшибательной доверчивостью девушки, которая, точно замерзающая Настенька из сказки «Морозко» всегда отвечала «Тепло, Батюшка!», что решил поделиться впечатлениями о ней с другом.

«Покажи мне её, Лео! Умоляю тебя, только покажи!» — отец Ольги в молодости был ох, как горяч, хоть и вырос в суровых условиях крайнего севера. Вокруг него, зрелого уже, успешного красавца, да еще и при деньгах, постоянно были женщины. Уйма женщин. Самых разных. Дочери богачей, начинающие карьеристки, барышни глупые, как деревянные пробки, ботаны в юбках, пустышки из тех, что лишь на ночь, и хитрые, словно лисицы, обольстительницы. Все они были хороши. По-своему. Но не было среди них той, рядом с которой было бы просто, уютно и тепло. К которой ему захотелось бы возвращаться всегда: и днем, и ночью, потому что других женщин для него будто и не существовало бы.

Любопытство в мужчине, наделенном исследовательской природой и не обделенном охотничьем чутьем, взяло верх, и он упросил своего друга-хирурга провести его на ее выписку из больницы. Он решил, что только посмотрит, удовлетворит свое любопытство и забудет, но одного взгляда хватило для того, чтобы полюбить эту женщину. «А чтобы ее забыть мне не хватит и целой жизни!» — говорил он на всех семейных застольях, смешно коверкая интонации на манер южанина.

Олина мама любила музыку, божественно готовила, удивительным образом находила подход ко всем гостям в разношерстных компаниях мужа. Будто какая-нибудь современная принцесса, она играла на фортепьяно, украшая тем самым иногда напряженные дни супруга, пропитывая своей любовью или, лучше сказать, невидимым, неизвестно откуда возникавшим, теплом всю семью. Девочка вбирала всё это, как губка, и стремилась нести любовь и тепло, словно драгоценную жемчужину в руке, сквозь все свои действия.

С Максимом Ольга познакомилась, поступив в мединститут. С Юлей парочка познакомилась там же. Они, такие разные люди, неожиданно обнаружили, что у них схожие интересы и стремления, и что они удивительным образом дополняют друг друга в своей дружбе. Незаметно для самих себя, ребята стали лучшими друзьями, и многое делали втроем. Сдавали сессии, ходили в кино, в библиотеку и даже путешествовали.

Конец ознакомительного фрагмента.