Тринадцатый

Алексей Сергеевич Поворов, 2010

Никогда зло не было так близко к своей цели. Что есть свет и что тьма? Возможно, человечество запуталось и перестало понимать саму суть своего существования. Преступление и наказание. Расследование. Поломанные судьбы. Видения из прошлого совсем рядом и так далеко. Людские жизни на краю пропасти, и все зависит лишь от выбора одного человека…

Глава I

НЕЗНАКОМЕЦ

Бойтесь данайцев, дары приносящих.

Вергилий, «Энеида»

По зимней воронежской трассе в сторону Тамбова в угрюмом одиночестве двигался КамАЗ. В декабре шоссе было пустым как никогда: встречные машины не попадались экипажу уже несколько часов подряд. В теплой кабине, которая освещалась лишь светом приборной панели, царила тишина, и только двигатель нарушал ее своим монотонным гулом. Дворники уже не справлялись с падающим снегом, свет фар освещал путь не дальше, чем на несколько метров. Тяжелая машина, с трудом преодолевая заметенную пургой дорогу, шла в снежной пустоте, словно ледокол. Казалось, что вечная мерзлота сковала не только трассу, деревья, землю, но и все живое в этом мире.

— Да, давно не было такой зимы, — разбудил напарника голос водителя. — Еще немного, и мы можем забыть про теплую домашнюю постель. Погода словно взбесилась — просто жуть как метет. Глянь, что творится.

Сидящий рядом с водителем молодой человек потянулся, зевнул и полез в карман куртки. Достав пачку сигарет, он не спеша вытащил одну и закурил. Сделав пару затяжек, парень повернулся к водителю и спросил:

— Слышь, Семеныч, а сколько натикало, пока я спал?

Водитель мельком взглянул на часы.

— Без пятнадцати час. Спишь, как сурок!

С каждой минутой метель усиливалась. Напарник водителя продолжал курить, глядя на падающий снег, похожий на белую простыню, которой накрыли лобовое стекло. Он медленно выдыхал густой табачный дым, наслаждаясь каждой затяжкой.

— Надо остановиться, — сказал Семеныч.

— Это за каким еще? — удивился молодой человек, повернувшись к водителю.

— За большим и толстым! Ты посмотри, что за бортом делается.

— Ну, снег идет, тормозить-то зачем?

— А ты на дворники-то глянь: совсем обледенели, не чистят ни шута, как в танке едем! — повысил голос водитель.

Машина начала снижать скорость и, не съезжая с дороги, остановилась. Включив аварийку, водитель накинул куртку и надел шапку.

— Тебе помочь?

— Да нет, тут делов-то на две секунды, — Семеныч выпрыгнул в зимнюю ночь, впустив в кабину ледяной ветер и крупные снежинки, которые тут же облепили приборную панель КамАЗа. — Вот это холод! — крикнул он из темноты и захлопнул за собой дверь.

«Да, не май месяц», — подумал напарник, поерзав в кресле.

Он закрыл глаза и усталость хищно напала на него. Ему уже начал сниться сон, когда водитель вернулся, и все тот же холодный ветер с воем ворвался в теплую кабину.

— Спишь?

— Просто задремал, пока ждал тебя. Ну что, ехать можно? — не открывая глаз, поинтересовался напарник.

— Да, без проблем. Моя ласточка меня еще ни разу не подводила. Я с ней огонь, воду и медные трубы прошел. Машина — зверь! — водитель с гордостью повернул ключ зажигания.

Машина издала пронзительный писк, Семеныч нажал кнопку, и двигатель завелся. Но, не проработав и пяти секунд, мотор заглох, и все приборы погасли. В кабине воцарилась тишина. За окном уныло выла вьюга. Стекла по углам стали медленно затягиваться инеем, но люди в кабине этого не заметили.

— Не понял! — в сердцах возмутился хозяин ласточки. — Черт знает что!

— Что, перехвалил? — с издевкой спросил напарник. — Только не говори мне, что твоя ласточка сдохла и нам придется замерзнуть вдали от родного дома в машине, которая тебя ни разу не подводила.

— Ха-ха-ха, как смешно! — рявкнул Семеныч и снова безуспешно попытался запустить двигатель.

— Ну, и что будем делать дальше?

— А я почем знаю?! Черт возьми, да что это за день-то такой?! Сначала грузили сутки, потом мусора штрафанули, теперь это! — раздраженно воскликнул водитель и с силой ударил рукой по рулю.

КамАЗ, будто по приказу, завелся и осветил фарами неподвижно стоящего перед грузовиком человека лет сорока. Одет незнакомец был во все черное, поэтому казалось, что это вовсе и не человек, а кусочек темноты, который случайно возник на белоснежном ковре. Шикарный кожаный плащ покрывал не менее дорогой костюм, на ногах были ботинки из крокодиловой кожи, руки в перчатках держали трость, набалдашник которой увенчивался золотым черепом. Незнакомец был без головного убора, зато пострижен по последней моде. Немая сцена продолжалась несколько секунд, после чего мужчина приподнял воротник плаща, подошел к кабине со стороны напарника, открыл дверь и, улыбнувшись, поприветствовал находившихся внутри:

— Здравствуйте!

— Добрый вечер, — в один голос пробормотали обитатели КамАЗа.

— Какой же он добрый, коли такая погода на дворе? Извините, что беспокою, но мне надо в город, а вы, как я вижу, направляетесь именно в ту сторону. Не могли бы вы подбросить меня до Тамбова? Я заплачу, сколько скажете.

Семеныч хотел было отказать, поскольку у него было железное правило никогда и никого не сажать в машину на трассе, но в этот раз язык почему-то не послушался хозяина, и водитель кивнул головой в знак согласия. Напарник, зная принципиальный характер друга, удивленно посмотрел на него и нехотя подвинулся ближе.

— Огромное вам спасибо!

Незнакомец залез в кабину и закрыл за собой дверь. Водитель и напарник молчали, пристально рассматривая пассажира и недоумевая, зачем они разрешили ему сесть.

— Вы, наверное, удивлены меня здесь увидеть? Моя машина сломалась в нескольких километрах от трассы. Хорошо, что вы ехали мимо. Я уже часа два жду, и, представляете, ни одного автомобиля! Думаю, мне вас сами небеса послали. Я, уж если честно, прям и не надеялся тут кого-то увидеть, — незнакомец подкупающе улыбнулся. — Да вы трогайтесь, трогайтесь. А то по радио обещали метель. Ох уж эти синоптики, — покачал он головой.

«Похоже, я уже тронулся», — подумал водитель, не отрывая глаз от нового пассажира, включил скорость и надавил на педаль газа. Машина с ревом начала движение, трамбуя снег огромными колесами. Напарник Семеныча взглядом пятилетнего ребенка смотрел то на него, то на незнакомца. В голову экспедитора полезли странные мысли: «Ох, врешь ты все. Какие, к черту, несколько километров? Какие, на фиг, пару часов? Сам без шапки, одет легко, ботинки летние, а на них и снежинки нет, словно с магазинной полки только что сняли. За два часа ты бы околел к чертовой матери!».

Незнакомец неспешно повернулся к экспедитору.

— Вы, Четырин Виктор, не смотрите на меня так пристально. Я не девушка, чтобы на меня засматриваться. Вижу, вас смущает мой внешний вид. Если я вам не по душе, так и скажите. Я выйду, только добросьте меня до первой попутки или заправки.

Водитель с напарником замерли от удивления.

— Да нет, нас ничего не смущает. И человека мы в беде не оставим. Довезем, куда скажете, — после недолгого замешательства тихо отреагировал Виктор.

— Прекрасно. Я знал, что хорошие люди еще не перевелись, хотя встречаются они все реже. Сегодня мне, похоже, повезло. Впрочем, как и всегда.

— Простите за нескромный вопрос, а как вы узнали мое имя?

Вместо ответа попутчик рассмеялся.

— Послушайте, я в этом не вижу ничего смешного. Мы вам не представлялись, и на лбу у нас это не написано, — вступил в разговор Семеныч.

— Да-да! — поддакнул Четырин.

— Я узнал ваше имя, потому что могу слышать мысли всех людей, точнее, читать их. Я своего рода экстрасенс, колдун, — загадочным голосом прошептал незнакомец, вглядываясь в озадаченные лица попутчиков.

В кабине наступила гробовая тишина, такая, что если бы не гул двигателя, то можно было услышать, как бьется сердце у каждого из сидящих в КамАЗе.

— Вы бы видели свои лица! — снова громко рассмеялся незнакомец.

Лица у Четырина и Семеныча и впрямь были как у детей, которым только что сказали, что Деда Мороза не существует, а подарки под елку на Новый год им кладут родители.

— Да не пугайтесь вы так. Вы забыли снять бейдж со своей спецовки, и он торчит из-под вашей куртки. А на нем написаны ваши фамилия и имя, а также должность. Так что никаких чудес нет и быть не может. Какие в нашей жизни чудеса? Только холодный расчет для достижения своей цели. Я вижу, вы люди скептического настроя, и ваше недоумение по поводу того, как это я не замерз, пока стоял на морозе, одетый явно не по погоде, вполне обосновано. Вы остановились возле поворота на Мордово, а там, с левой стороны, есть кафе, где я и сидел все это время. Кстати, чтобы вы не спрашивали, почему не заметили эту забегаловку и как я вас оттуда увидел, то это элементарно. Машин в такую погоду мало, звук двигателя слышен хорошо. Вот я и вышел посмотреть, а тут, бац, и вы. Чудеса бывают лишь в сказках, а случайные совпадения просто случаются, хотя и нечасто. Ну, если только такое случайное совпадение давно кем-то не спланировано.

Виктор изумленно слушал нового собеседника. Да и водитель не мог понять, как это пассажир ухитряется отвечать на вопросы, которые они еще не задали.

— А как вы догадались, что мы хотели спросить?

— Да бросьте вы. Я же вижу, что вы на меня смотрите недоверчиво. Я и сам, признаться, так же думал бы, встретив человека в жуткий мороз легко одетым, притом черт те где. Если честно, то я бы даже не посадил его к себе в автомобиль. Мало ли кто он есть на самом-то деле? Да, жизнь сейчас страшная пошла. Лучше перестраховаться лишний раз. Как говорится, на Бога надейся, а сам не плошай.

«Обалдеть! Давай уж до кучи и представься, раз ты такой умный!» — рассуждал про себя Семеныч в поисках каких-либо объяснений этой череды фантастических совпадений.

— Да, кстати, я забыл вам представиться. Наверное, от радости, что вы меня подобрали. Меня зовут Анатас.

Семеныч аж поперхнулся.

— Ты что, из деревни что ли или еврей? Имя у тебя какое-то странное.

— А разве имя может быть странным? По-моему, имя оно и есть имя, тем более, я его не выбирал. Вас, например, как зовут?

— Михаил.

— Ми-ха-ил, — протянул по слогам Анатас имя водителя. — Знаком я с одним товарищем, вашим тезкой. Занудный, простите меня за прямоту, персонаж. Да и имя его, как и ваше, стопроцентно еврейского происхождения.

— С какого ляха?!

— Я объясню. Происходит оно от древнееврейского Михаэль, которое означает равный, подобный Яхве, то есть Богу. Человек с таким именем обладает способностями, которые приближают его к Создателю. Так что имя несет в себе глубокий смысл и потенциал. В советские времена давали имена куда чуднее моего, и никто не удивлялся, хотя их смысл был весьма скуден, нежели у древних имен.

— И что же тогда твое имя означает? — спросил Семеныч злобно, так как его впервые, хотя и косвенно, назвали нерусским.

— Мое имя с греческого переводится как «дарящий свет». Хотя это так, людские предрассудки.

— Дарящий свет?! Отлично! Значит, мы здесь темные. А ты у нас — дарящий свет.

— Я не хотел никого обидеть. Вы задали вопрос, я на него ответил. Обычный разговор. Вы уж простите, если я что не так сказал.

— Тогда совсем другие времена были, — попытался уладить конфликт Виктор.

Анатас посмотрел на Четырина и с сожалением покачал головой.

— Нет, молодой человек. Время не может быть другим. Оно есть и остается одним и тем же, только люди меняются. А насчет моей национальности, так у меня ее и вовсе нет.

— Как это нет? — встрепенулся Семеныч. — У всех есть, а у тебя нет?

— Ну, как вам это объяснить? — начал было Анатас, но его перебил Виктор.

— Как-как? Гражданство, небось, двойное! Правильно я говорю?

— Точно-точно. Гражданство.

— А зачем вы в Тамбов едете?

— Я путешествую. Люблю смотреть на быт и нравы в разных уголках планеты. Мне нравится сопоставлять образ жизни, нравится наблюдать за людьми. Вообразите, что вы оказались в шкуре другого человека. Вы читаете его мысли, вам становится понятно, кто он и чем он дышит, и все грехи его словно у вас на ладони. Разве это не интересно?

— Интересно, конечно, но побывать в чьей-либо шкуре просто невозможно. А по своей воле незнакомому человеку никто душу изливать не будет, да и грехи свои не захочет выкладывать. Я, например, уж точно бы не стал.

— Да и я тоже, — крутя руль, буркнул водитель.

— Это вам так кажется. Пообщавшись со мной наедине, каждый начинает раскаиваться. Но раскаяние как таковое меня мало волнует. Я бы даже сказал, что я категорически против него. Знаете, если бы я мог отдать жизнь за то, чтобы его не было, я бы, скорее всего, это сделал. Зачем мне жалобы, когда все, что совершено, уже свершилось? — в кабине воцарилось молчание. — Представьте себе, гипотетически, что у вас есть возможность убить ненавистного вам человека. Ну, предположим, сбить его вот на этом автомобиле, — Анатас шлепнул ладонью по торпеде. — Насмерть. Никто и никогда об этом не узнает, никаких свидетелей, никакой ответственности. Я имею в виду полную безнаказанность. Ни правосудие, ни Бог, ни дьявол не стояли бы над вами. Совершили бы вы убийство тогда? Мне интересно, что подсказывает вам ваша душа?

— Странный вопрос, — сухо ответил Виктор. — А к чему все это?

— Просто интересуюсь. Допустим, нет никакой религии, которая держит вас за шиворот, нет суда и ответственности за содеянное. А перед вами злейший враг. Будь то директор, на которого вы работаете, неверная жена или просто бугай, который на вас не так посмотрел. Убили бы вы его?

— Трудно сказать, — задумался Четырин.

— Ну, представьте, что в вашей власти вершить суд над человеком.

— А что ты скажешь, Семеныч?

— Не знаю. Пускай он сам и ответит. Сам-то ты что думаешь?

— Вам сказать правду или так, потехи ради?

— Да нет, ты уж правду давай, коли начал такой разговор.

— Мне представляется, что человеку, как существу слабому, для убийства себе подобных причин не надо. Иногда человек убивает за стакан вина, иногда, чтобы защитить семью. Бывают случаи, что он убивает для развлечения. Люди — зверье, убивать в их натуре. В давние времена они уничтожали неугодных, в наше время убивают просто так. Они не знают, ради чего это делают. Просто делают то, что кажется им на данный момент правильным. Я думаю, что ваша душа подсказала бы вам не убивать. Ведь вы же порядочные и добрые, не так ли? Вопреки принципам посадили в машину незнакомого человека и не дали ему замерзнуть. Я такие души, как ваши, насквозь вижу. Добрые вы люди. Мне всегда такие попадаются.

— Я, кстати, с вами согласен, что можно убить, защищая семью, — закуривая дрожащими руками сигарету, заметил Четырин. — Семья — это святое.

— Семья держит человека в узде. Но она же делает его безумным в случае опасности. Впрочем, убив однажды, вы сами становитесь жертвой, объектом расправы. Звенья цепи тянутся одно за другим.

— Что за бред? И вообще разговор, по-моему, про раскаяние был, — сжав, что есть силы, баранку, пробормотал Семеныч. — Ты что, святой отец на исповеди или падре, чтобы тебе душу изливали?

— Нет. Конечно, нет. Куда мне до святых? Просто по роду своей деятельности мне приходится выслушивать жалобы на жизнь. И, поверьте, я их слушаю буквально каждый день. Изо дня в день жалобы и жалобы. Нытье и слезы. «Простите, я не то совершил», «простите, я был неправ». А бывает, что начинают прикрываться, и знаете кем? — понизил голос до шепота Анатас.

— Кем?

— Им, — указал пальцем вверх попутчик.

В кабине раздался смех.

— Истину говорю, так прямо на него и ссылаются.

— Ха-ха-ха!

— Вам смешно, а мне такой контингент не один раз за день попадается. Если бы вы знали, чего хотят некоторые и за что готовы не только душу, но и мать родную продать, вы бы смеяться стали поменьше.

— Ладно, хорошо, продолжайте свою дурь нести, хоть посмеемся.

— Рад, что смог развеселить вас. Я хочу привести один пример. Надеюсь, вы не против?

— Ну что вы!

— В конце октября московская милиция провела операцию по задержанию группы педофилов. Арестовали шестерых человек. Преступники в течение двух лет насиловали детей. Жертвами московских «бойлаверов»¹, а именно так они себя называли, были в основном ребята из детских домов и малообеспеченных семей. И это далеко не единичный случай. Но ни одна страна мира не в силах окончательно справиться с этой проблемой. Слишком она масштабна и, как кажется многим экспертам, принципиально неистребима. Хотя истребить заразу можно легко, если дать бразды правления в нужные руки. Или вы со мной не согласны?

— Таким подонкам нужно яйца отрезать на корню! — выругался Виктор.

— Мир продолжает применять всевозможные способы борьбы с такого рода извращенцами. Все спорят, что лучше: электронные датчики, позволяющие через спутник устанавливать их местонахождение, химическая кастрация, пожизненное заключение? Но даже в тех странах, где педофилы взяты под жесточайший контроль, преступления против детей продолжаются. По утверждению специалистов, побороть педофилию полностью никогда не удастся. Чем больше я узнаю об этом чудовищном явлении, тем больше возникает вопросов, на которые нет прямых ответов. Больны они или все-таки здоровы? А если вменяемы, то почему такой вид удовольствия приемлем для них? Как обезопасить и защитить от них детей? Я задавал эти вопросы многим людям, но так и не получил внятного ответа. А что вы скажете?

— Перебить этих сук надо, вот и все! — нервно ответил водитель.

— Значит, вы все-таки приемлете убийство себе подобных. То есть, по-вашему, если человек согрешил, то его можно уничтожить. А если он искренне раскается в грехах, знаете, что будет?

— Что? — тихо спросил Виктор.

— Его простят. И здравствуй, свобода, — Анатас развел руки в стороны.

— Да чушь это полная! Такого никто не потерпит, даже Бог! Он что, дурак что ли? Если бы он был на самом деле, то такого бы не допустил!

— И я так раньше думал. Но увы: факты есть факты. Я считаю, что людям раскаяние не нужно, а он почему-то считает обратное. Они же его любимые игрушки. Пороть людей нужно, а не пряник им давать. За что их прощать, если они творят такое?

— Это не люди, это твари!

— И я такого мнения. За любое деяние человек несет ответственность. Но не кажется ли вам лишение жизни слишком строгим наказанием?

— За такое так и надо, — закурил Семеныч.

— Это да, — неуверенно промямлил Четырин.

— Тогда вернемся к вопросу о безнаказанном убийстве и предположим, что убийца совершил преступление и все-таки ушел от ответа. Его жизнь идет обычным ходом. Семья, работа, друзья. Все вроде бы нормально. Он думает, что никто не догадывается. Да и сам он практически все давно забыл и оставил в прошлом. Но вдруг кто-то все помнит? Каждую мелочь, каждую деталь?

— Да какого дьявола?! На что ты намекаешь?! — не выдержал Семеныч.

— Просто я хочу теперь узнать, совершили бы вы преступление, если бы знали, что сделанное вами не пройдет незамеченным и рано или поздно вам придется отвечать?

— Нет, — сухо ответил Виктор и отвернулся от собеседника.

— Ты знаешь что? Не мели чушь, а то высажу! — выпалил шофер.

— Простите, я не хотел никого обидеть. Я лишь интересуюсь, вот и все. Просто веду беседу, чтобы скрасить наше время в пути. Если вам интересно, я мог бы немного рассказать о себе.

— Валяй! — прокашлялся Семеныч. — А то тебя не в ту степь понесло.

— Год за годом я посещаю города, деревни, села, новые места и остаюсь там на некоторое время. Вот, например, в 1935-м году я гостил в Москве. Интересные там люди были, да и образ жизни был совершенно другой, не то что сейчас. А теперь хочу посмотреть, как вы в провинции живете, да заодно и кое-какие дела завершить.

— Простите, в каком-каком году вы в Москве были?

— В 1935-м, — невозмутимо повторил попутчик и, повернувшись к окну, стал всматриваться в темноту.

— А-а-а, понятно, — Семеныч дернул напарника за рукав куртки и показал пальцем, чтобы тот подвинулся к нему поближе. Виктор послушно подчинился. — Больной какой-то. То про убийства, то про педофилов. Может, он казачек засланный? Ты мне смотри, хоть слово скажешь… — еле шевеля губами, угрожающе прошептал Семеныч на ухо напарнику. — Может, мы его на первом же посту ментам сдадим, а то мало ли что у него на уме? Может, он маньяк какой? Да и взгляд у него нездоровый. Глаза, словно угли, черные. Не нравится он мне. Ох, не нравится.

— А за каким хреном ты его посадил, а? У тебя же принципы! — Виктор мельком взглянул на попутчика.

Семеныч только пожал плечами, не зная, что ответить.

— Неужели я напоминаю маньяка? — поворачиваясь к своим собеседникам, улыбнулся Анатас. — Это неправда. Я знаю их всех поименно и лично, но ни один из них вовсе не похож на меня. Это я вам точно говорю. Взять хотя бы широко известного в вашей стране Андрея Чикатило. Следователи называли его бешеным зверем, красным потрошителем, маньяком из лесополосы, гражданином Х. Впрочем, эту мразь можно называть по-разному, но суть остается сутью. Признанное количество жертв этого человека — пятьдесят три. Но их было гораздо больше. Муж, отец двоих детей, член КПСС, школьный учитель и при этом самый жуткий российский маньяк-убийца, садист и каннибал. А на вид был хороший человек. Только за июль и август 1984 года Чикатило убил восемь женщин и детей. Он уродовал тела своих жертв: отрезал и откусывал языки, соски, половые органы, носы, пальцы, вскрывал брюшную полость, рвал зубами внутренние органы. Многие жертвы при этом были еще живы. Почти всем он выкалывал глаза.

— А глаза-то зачем? — сглотнул слюну Семеныч.

— Ну как зачем? Страх.

— Какой к черту страх?

— Обычный человеческий страх. Он просто боялся, что жертва сможет опознать его, если спасется.

— Хватит, а то меня сейчас стошнит, — вытер пот Виктор.

— Откуда ж ты их всех знаешь?! — грозно спросил водитель.

— Как бы получше выразиться? Я работаю с ними. Работа непыльная, увлекательная, и, поверьте мне, я ни секунды не сожалел о том, что делаю.

— И что это за работа такая?

— Я занимаюсь тем, что выношу приговор, тот или иной, по мере деяний. Вот и все. Люди несовершенны, поэтому мне приходится присматривать за ними.

— Так ты что, судья что ли?

— Ну, это вы мне потом сами скажете, судья я или нет. В вашем понятии судья — это человек в мантии, выносящий приговор в зависимости от размера взятки. А я приговариваю по справедливости. У меня нет ни прокурора, ни адвоката. Мой приговор нельзя обжаловать, мой судебный процесс не занимает много времени, и меня нельзя купить. Я и судья, и палач.

— Да Бог с тобой! — рассмеялся Семеныч.

— Простите меня, конечно, но Бог со мной быть никак не может, по той простой причине, что мы с ним очень разные и мнения у нас с ним расходятся, — голос Анатаса был настолько холодным, что у водителя КамАЗа желание смеяться резко пропало.

Виктор посмотрел на незнакомца, затем на Семеныча.

— Господи, вы бы тему сменили что ли!

— Зачем же? По-моему, отличная получается дискуссия. Позвольте вам обоим задать один пустяковый вопрос, который для меня очень важен. Я задаю его всем без исключения.

— Валяй! — рявкнул водитель, не отрывая взгляда от дороги.

— Ответьте мне, почему вы все время вспоминаете Бога? Вы что, в него верите?

— Да ни в кого мы не верим, ни в Бога, ни в черта! Ни того, ни другого нет.

— Откуда такая уверенность?

— Ты же сам рассказывал про всякую сволочь! Если бы Бог был, разве бы он допустил такое?!

— Все, что человек ни делает, он делает по собственной воле. Никто не может принимать решения за него, даже Бог. Человеку дано право выбора: поступить так или иначе, пойти прямо или свернуть. Пункт назначения у всех один, только дорогу каждый выбирает свою.

— Ты хочешь сказать, что мои действия предрешены? Что все, что я делаю или говорю, давно кем-то прописано?

— Не действия, но то, куда они приведут тебя.

— Да иди ты к черту!

— Как я понимаю, в черта и дьявола вы тоже не верите? — улыбнулся Анатас.

— А уж в него-то мы тем более не верим. Князь тьмы, ха!

— Значит, ни Бога, ни Сатаны, по вашему мнению, попросту нет? Люди живут сами по себе, и никто их не контролирует, никто не наблюдает за ними. И если я правильно понял, ни один их грех не выходит на поверхность. То есть вы считаете, что судьбой человека управляет сам человек? Что после смерти вас тупо съедят черви и не будет вам никакой ответственности за то, что вы сделали при жизни?

— Конечно, нет. И хватит всякую чушь спрашивать! — перешел на повышенный тон водитель.

— А вы, Виктор, согласны с мнением вашего друга?

— Я не верю в Бога и дьявола, которых нам навязывает церковь. Бог должен быть в душе, вот и все.

— Таких ответов я давно не слышал. То есть вы считаете, что он скорее все-таки есть, нежели его нет?

— Наверное, так.

— Знаете, я с вами полностью согласен. Зажравшееся духовенство любой религии проповедует такую чушь, что ее впору объявлять ересью. А первосвященников, как самых отъявленных грешников, я бы лично сжигал на костре. Как говорится, самый большой грешник — это служитель церкви, самый большой бандит — милиционер, ну а самый зверский браконьер — естественно, лесник. Человек, получивший в руки хоть малую толику власти, не знает, что с ней делать. Ему кажется, что лучший способ распорядиться ею — это унизить других, показать свое превосходство. Словом, хочешь узнать человека — дай ему власть и деньги, и он тут же покажет свое истинное лицо.

— Хорош слюни разводить! То, се. Рассуждаешь о том, с чем не сталкивался и чего не видел. По-моему, ты сам в Бога не веришь. Да и вообще, зачем в него верить?! Он мне ничего хорошего за всю мою жизнь не сделал! Ни миллиона денег не нашел, ни жену-красавицу! Вообще ничего! — ворвался в разговор Семеныч.

— Поразительно!

— И что здесь такого поразительного? Я говорю, как оно есть. Вымышленный мужик с бородой должен накормить мою семью? Что-то я не вижу протянутой им руки помощи!

— Разве он вам чем-то обязан? По-моему, Бог и так сделал для вас слишком много, даровав жизнь, которую, как я вижу, вы не цените. Впрочем, вы все равно не верите в него. Или, чтобы вы поверили, нужно превратить воду в вино и пройтись по воде? А быть может, накормить куском хлеба всех нуждающихся? Вот, помнится мне, жил очень давно на свете один человек и звали его Фома. Он тоже не верил, что Иисус воскрес, пока не увидел пробитые руки Христа и рану от копья на живом спасителе. Он оплошал всего один раз, а теперь его только так и зовут — Фома неверующий. Одна ошибка заклеймила его навечно. Для веры не нужны доказательства. А без веры угодить бородатому мужику, как вы говорите, невозможно, ибо просто необходимо, чтобы приходящий к нему веровал.

— Ну, ты и сказанул! Я бы тоже поверил, если б его увидел, а так… Правильно говорят, что религия — опиум для народа! — Семеныч толкнул Виктора в бок. — Правильно?

— Угу, — промычал тот.

— Значит, все-таки не верите? Не поверите даже, если я джигу для вас на небесах станцую? Или, быть может, увидев меня танцующим на облаке, вы все-таки согласитесь с тем, что Бог и дьявол существуют?

— Что ты заладил: верим, не верим? Тебе-то что до этого?

— О, данный вопрос имеет очень большое значение для меня, можно даже сказать, жизненно важное.

— Это почему? — поинтересовался Виктор.

— Сколько себя помню, столько человеческие души принадлежали или Богу, или дьяволу. А теперь, пообщавшись с вами, я даже не знаю, куда попадает душа после смерти и что ее дальше ожидает.

— Да никуда! — парировал водитель. — Помер человек, и дело с концом. В деревянный ящик его засунули, родственники над ним порыдали, и труп в землю! А бывает и такое: останется у покойника какое-либо имущество, ну, дом, к примеру, так родственнички из-за него готовы глотки друг другу перегрызть, лишь бы дом этот к рукам прибрать.

— Да вы что? — наигранно удивился Анатас. — Не может быть! Неужели среди людей встречаются такие, которые не чтут родства, и вот так за дом? Сказано же в Библии: «Да не будет раздора между мною и тобою, и между пастухами моими и пастухами твоими, ибо мы родственники».

— Библия?! Ха! Брат сестру придушить готов за халяву! Родители копили-копили, и бах — нет их. И вот уже каждый готов урвать кусок побольше да пожирнее! И поперек горла он ни у кого не встанет. Библия? Если б по ней жили… У нас по законам не живут, а ты — по Библии!

— Вы меня пугаете. Я думал, такое только в новостях передают.

— Еще и похуже бывает. Вы, наверное, мало о людях знаете? — подхватил Виктор.

— Может быть, может быть. Чужая душа — потемки, — тихо выдохнул попутчик. — А нам еще далеко ехать?

— Уже рядом, километров десять осталось. А что, ты куда-то спешишь? — спросил Семеныч.

— Конечно, хоть времени у меня гораздо больше, чем у вас.

— Ну, раз времени у тебя навалом, так что ж спешить-то?

— Спешить нужно всегда, ибо ничем не может человек распорядиться в большей степени, чем временем. Я не привык опаздывать, даже к своим подданным, которые, наверняка, меня уже ждут.

— А у вас есть подданные? — Четырин поднял брови.

— Я же не могу выполнять всю работу сам. У каждого есть подданные, даже у него, — Анатас указал наверх.

Семеныч посмотрел на Виктора и повертел пальцем у виска. Четырин с ухмылкой кивнул. Дискуссия в кабине прекратилась. Черное облако окутало КамАЗ. Леденящий холод медленно пополз по ногам.

— Брр! Вот это минус! Слышь, Семеныч, ты бы печку что ль побольше включил.

— Да она и так на всю! Долбаная погода! — проревел водитель.

— Не любят вас здешние места. Наверное, натворили что-нибудь в этих краях? — спросил попутчик.

Водитель и экспедитор переглянулись.

— С чего это ты взял? — сглотнув слюну, пробурчал Семеныч.

— Вы сколько лет за рулем?

— А тебе это зачем? — настороженно спросил водитель, ожидая подвоха со стороны собеседника.

— Простое любопытство.

— Ну, допустим, лет двадцать шоферю, — с гордостью ответил Семеныч.

— Двадцать лет — это большой срок. А вы не задумывались над тем, что каждый ваш рейс может стать последним?

— Вот чудак-человек! Я тут каждую кочку знаю. У меня стаж больше, чем у тебя волос. Да я по дорогам ездил, когда ты еще под стол пешком ходил.

— Под стол пешком? Вы, наверное, меня с кем-то путаете. Мне даже неловко. Я и под столом, — слегка возмутился Анатас. — А знать тут каждую кочку просто невозможно.

— Послушай, такое ощущение, что ты из глуши приехал! Ты сам-то понимаешь, чего мелешь?! То про Бога, то про дьявола, то дурака из себя строишь. Что за чушь ты городишь?

— Чушь городить, как вы выразились, не по мне вовсе. К тому же я говорю вам истинную правду.

— Да какая, к чертям собачьим, правда?! — снова взвыл шофер. — Правда в том, что я водитель и уже двадцать лет кручу баранку. Этим ремеслом зарабатываю деньги себе и своей семье на жизнь. Короче, вкалываю, как папа Карло. Понял ты меня теперь? А?! Истину он говорит, искатель!

— Вы, как всегда, ошибаетесь. Истину невозможно найти, ибо она никуда не теряется. И заключается она в том, что это последний ваш рейс, — сухо проговорил Анатас.

— Ребята, ребята! Может, поговорим о чем-нибудь более интересном? — попытался повернуть беседу в другое русло Виктор.

— Нет, мой друг. Боюсь, ваш напарник вскоре не сможет больше ни о чем с вами разговаривать. Тем более, о чем-то интересном.

— Да?! И с чего ж ты взял, что это мой последний рейс?!

— Да ладно вам. Что вы, в самом деле? — Виктор не прекращал попыток сгладить ситуацию. — Тему-то, может, смените?

— Ну уж нет! — не успокаивался Семеныч. — Тут у нас Нострадамус завелся! Судьбы предсказывать может!

— А почему вы так уверены, что я ошибаюсь?

— Ни один человек с уверенностью не может сказать, что произойдет в будущем! И уверять меня, что я больше не сяду за баранку, не надо! Всякий бред слышал, но ты несешь что-то особенное. Я, конечно, помереть-то могу, но уж точно не сегодня.

— Семеныч, хорош болтать! Вон, глянь, к посту подъезжаем, почти приехали.

— Стоят шкуродеры! Ни дождь, ни метель, ни холод им не помеха! Сейчас, Витек, опять деньги начнут клянчить! То фары светят плохо, то аптечки нет! — с ненавистью выпалил водитель. — Рожи наели! Не рожи, а жопы! Скоро в машину залезть не смогут. Все на иномарках ездят, ублюдки. Начальство, видите ли, ругается, так они свои тачки во дворах оставляют, чтобы на работе не светиться. Цирк, да и только! Мусора проклятые! Нет чтобы бандитов ловить, так они с нас три шкуры дерут. Узаконенная мафия! Страна дебилов, никогда мы хорошо жить не будем.

— Езжайте спокойно, они нас не остановят.

— Твоими устами только мед пить. На Стрелецком посту хрен какую машину пропустят, тем более грузовик. Слыхал, Витек, нас сейчас пропустят и еще честь вслед отдадут! — съязвил Семеныч.

Как только машина подъехала к посту, милиционеры, изменившись в лице, словно по приказу, вытянулись по стойке «смирно» и, открыв шлагбаум, отдали честь проезжающему мимо КамАЗу. В кабине воцарилась гробовая тишина. Семеныч и его напарник не могли поверить собственным глазам.

— Э-э-э, — еле проглотив слюну, произнес водитель, поворачивая голову к своему спутнику. — Это как это? Что это вообще значит? Это они кому?

— Вам. Правда не в том, что вы видели. Правда в том, во что вы поверили, — Анатас повернулся к Четырину. — По-моему, мы приехали. Я сойду здесь. Спасибо, что подбросили. Кстати, уютное местечко вы себе выбрали для жизни, Виктор. Если бы вы не создали многих проблем, оно было бы еще лучше. Я гляжу, у вас частный дом, до города рукой подать. Как говорится, живи — не хочу.

— Конечно, — пробормотал Виктор, пытаясь вспомнить, когда это он сказал незнакомцу, где живет.

Его мысли прервал нездоровый гул мотора. Скрежет и визг раздались из сердца машины, и она остановилась рядом с автобусной остановкой.

— Что за черт?! — ругнулся водитель.

— Что случилось?! — спросил Виктор практически одновременно с Семенычем.

— Да хрен его знает! Только поршневую поменял, все новое поставил. Ерунда какая-то. Чему там ломаться-то?! Мать твою! Когда ж я себе иномарку куплю? Буду ездить, как человек?!

— Уже никогда, — Анатас не спеша вылез из кабины и поднял воротник своего плаща. Он взглянул наверх. Свет фонаря лучом ударял в землю, белые хлопья снега густо мерцали под ярким освещением. — До свидания, Виктор.

— Эй, слышь! А мне «до свидания» сказать не надо?!

— Прощайте!

— Постой! А деньги?!

— Ах да, конечно. Как это я мог забыть? — Анатас достал из внутреннего кармана плаща черный бумажник, на котором была вышита золотая змея. — Вам что: рубли, доллары, марки? Чем изволите принять благодарность?

— Нормально-о-о! — протянул Семеныч. — Может, у тебя и золото есть?

— Могу и золотом. Так какие?

— Ну, давай доллары.

— А сколько вы с меня возьмете за ваше доброе дело?

— А сколько тебе не жалко? Вот сколько бы ты нам дал за то, что мы тебя из такой пурги вытащили, а?

Анатас протянул свой бумажник.

— Возьмите. Для хороших людей ничего не жалко. Тем более, деньги — это всего лишь средство создания превосходства. Чем их больше, тем больше проблем. С ними ваши пороки станут еще сильнее. И хотя эти бумажки не имеют ценности, вы почему-то уверены, что смысл жизни именно в них.

— Что, все взять? — недоверчиво переспросил Виктор.

— Конечно, берите.

— Да бери ты, пока дают! — поторопил Четырина Семеныч.

Виктор медленно протянул руку и взял бумажник.

— Берите-берите, — повторил попутчик. — Вы по праву их заслужили, ведь добрые дела в нашей жизни делаются исключительно за деньги.

Анатас улыбнулся и, поправив воротник плаща, пошел прочь от машины, оставив своих спутников наедине с кошельком. Семеныч и Виктор молча смотрели ему вслед, пока его силуэт не скрылся в ночной пурге.

— Вот идиот! — нарушил тишину грубый голос шофера. — Надо ж, полный бумажник бабок оставил! Повезло! Не зря мы столько времени его ахинею слушали. Ну, давай, не томи душу, открывай быстрей, — чуть ли не выхватывая из рук Виктора кошелек, ревел Семеныч.

— Да успокойся ты! Сейчас открою, — отпихивая руки водителя, расстегнул бумажник Четырин.

— Мать моя женщина, роди меня обратно! — в один голос проговорили оба, когда в открытом кошельке показались стодолларовые купюры.

— Сколько же тут? — оглядываясь по сторонам, шепотом спросил Семеныч.

Виктор взглянул на водителя, который пожирал деньги глазами и, улыбаясь, довольно потирал руки.

— Не нравится мне все это.

— Да что не нравится-то? Так подфартить только раз в жизни может! Ты лучше давай посчитай, сколько там, — нервно дергаясь, не отрывал взгляд от валюты Семеныч.

Виктор медленно облизнул большой палец правой руки, потер его об указательный и принялся считать.

— Ну, ну, ну, — нетерпеливо повторял Семеныч.

— Десять тысяч и тридцать центов!

— Это ж до хрена, черт возьми! Это ж по пять тысяч на брата!

— Точно, — согласился Виктор. — Только я себе бумажник возьму, хорошо?

— Да бери! На кой он мне сдался?

— Ну, спасибо. А если он попутал чего? Если вдруг опомнится? Ты сам посуди: такие деньжищи отдал, — принялся делить деньги Четырин.

— Когда опомнится, поздно будет! Деньги пополам и по домам сразу. А там хоть трава не расти!

Пока Виктор делил деньги, его приятель волком смотрел то на него, то на бумажник, на котором золотыми нитками была вышита змея с блестящим камнем вместо глаза. Семеныч про себя пересчитывал каждую бумажку вслед за своим напарником. Жадное чувство зависти разгоралось внутри него. Ему казалось, что у Виктора пачка больше, хотя он мысленно провожал взглядом все купюры. Вдруг змея повернула голову и посмотрела на Семеныча. Теперь у нее было уже два глаза, причем один — угольно-черный, а другой — кроваво-красный. Семеныч вздрогнул и сильно зажмурился. В голове пронесся голос: «Убей!».

— Что с тобой? — удивился Четырин, глядя на бледного водителя.

Тот посмотрел по сторонам, затем на бумажник, потом на Виктора.

— Да что с тобой?!

— Все нормально! Нормально! — вытирая пот со лба, прохрипел Семеныч. — Просто что-то сердечко прихватило от такой радости.

— М-да. Ты это, смотри, а то и впрямь за баранку больше не сядешь! — улыбнулся Виктор.

— Ладно-ладно! Все поделил?!

— Да, вроде все поровну, пополам, — забирая деньги и бумажник, сказал Четырин.

— Пополам говоришь?! — не отводил взгляд от бумажника водитель.

— Как договаривались.

— Ну, хорошо! Только помоги мне машину починить. А то ты тут рядом живешь, тебе до дома два шага, а мне вон еще на другой край города пилить.

— Так ты ж сказал, делим и в разбег.

— Так-то оно так. Но не хочу свою ласточку здесь оставлять. Может, по-быстрому все сделаем? Ну, а если нет, значит, нет.

— Без проблем! А что надо делать?

— Сходи, инструмент принеси. Он у меня в ящике под кузовом лежит. А я пока кабину подниму, посмотрю, что поломалось.

Четырин открыл дверь и спрыгнул вниз. Его ноги провалились в рыхлый снег, который все не прекращал падать. «Надо ж, как валит, следы замело так быстро, будто их и не было», — Виктор обхватил себя руками и пошел за ящиком с инструментом.

Взглянув в боковое зеркало на уходящего напарника, Семеныч быстро поднял коврик и посмотрел на лежащую под ним монтировку. Он потянулся к ней и дрожащей рукой поднял с пола.

— Обмануть меня вздумал, щенок малолетний? Денег, небось, больше забрал! Да и бумажник в придачу. Как ловко он сориентировался. Ему, мол, он больше нужен. Ладно, посмотрим, — тихо прошипел водитель и открыл дверь.

— Слышь, Семеныч, где этот твой ящик?! Я уже окоченел весь!

На крышу автобусной остановки сел и громко каркнул ворон. Фонарь замерцал, но свет не погас.

— Чертова птица! Кыш! Пошла прочь! — вздрогнув, замахал на него Семеныч.

— Ну, ты где есть-то?!

— Сейчас иду!

Ворон прокричал еще громче. Семеныч выпрыгнул из кабины, но не удержал равновесия. Его ноги подкосились, и он, падая, ударился виском об угол ступеньки. Раздался громкий глухой звук, который услышал даже Виктор с другой стороны КамАЗа.

— Эй, что там у тебя?! — ответа не последовало. — Семеныч, ты меня слышишь?!

Постояв немного, Виктор обошел машину и увидел лежащего на снегу водителя.

— Эй, что с тобой? Ты живой? Ну все, хватит, хорош прикалываться.

Виктор склонился над водителем и попытался его приподнять. И тут ладони экспедитора почувствовали что-то теплое и вязкое. Он отшатнулся, разглядев на руках кровь. Ворон крикнул еще раз, нехотя поднялся в воздух и скрылся в темноте. Свет фонаря снова замерцал, и лампочка с шумом лопнула. Четырин попытался приблизиться к Семенычу, однако ноги его не слушались. Он даже хотел закричать, чтобы позвать на помощь, но голова закружилась, тело стало ватным, и он упал без сознания в пушистый и холодный снег. Большие снежные хлопья падали на лицо молодого человека, но он не ощущал ни холода, ни горя — просто спал без сознания и без сновидений и не знал, какой ужас ожидал его после пробуждения.

Глава II

ВСТРЕЧА

Иногда то, что нам кажется реальностью,

всего лишь плод нашего воображения.

И чем больше мы верим в эту реальность,

тем больше мы отдаляемся от реального.

— Эй! Эй! Очнись, — услышал вдруг Виктор. — Ну-ка, принеси нашатыря! — молодой человек почувствовал удары по щекам.

«Сон! Всего лишь страшный сон! Ничего этого не было!» — боясь открыть глаза или шевельнутся, подумал он.

— Сань, дай-ка ему нюхнуть! — Виктор зажмурился от резкого запаха. — Парнишка! Ты живой?! Эй! Глаза-то открой, что здесь случилось?! — кричал ему кто-то.

Четырин закашлялся и открыл глаза. Над ним склонился доктор, рядом стояла машина скорой помощи. Чуть далее виднелся сотрудник ДПС, который как мог регулировал движение.

— Куда ты прешь?! Ну, куда ты прешь?! Что, жмурика ни разу не видел?! Давай проезжай, проезжай, — суетился он.

— Ну что, пришел в себя? Или еще дать нашатыря понюхать? — спросил доктор, глядя на очухавшегося Виктора.

— Не надо, — еле ответил тот и стал подниматься.

Тело плохо слушалось, казалось, что даже кровь в его организме замерзла.

— Вот и хорошо! Вот и ладненько! Вижу, что в себя пришел, — улыбнулся доктор.

Четырин поднялся. Он продрог до костей и не чувствовал ни рук, ни ног. Тело Семеныча уже погрузили на носилки и унесли.

Доктор проводил Виктора в машину скорой помощи, где во всю мощь работала печка.

— Куришь? — спросил Четырина доктор.

— Курю, — дрожа от холода и нервного стресса, пробормотал Виктор.

— Тогда держи! — доктор протянул ему пачку.

— Нет, спасибо, у меня свои.

— Ну, как скажешь, дело твое.

Виктор достал сигареты и зажигалку из кармана куртки и дрожащими руками безуспешно попытался прикурить.

— На, не мучайся, — доктор поднес зажженную спичку.

Виктор прикурил и в знак благодарности кивнул головой.

— Да, повезло тебе, что тебя вовремя заметили, а то бы сейчас грузили, как твоего напарника. Во веселуха: один замерз, другой череп раскроил, — доктор затянулся горьким дымом. — Хоть немного согрелся?!

— Угу, — промычал Виктор. — А кто нас обнаружил?

— Да хрен его знает. Кто-то позвонил в скорую и сказал, что там, мол, и там находятся два человека, один мертвый, а другой живой. И предупредил, что если мы вовремя не приедем, то и второй тоже помрет. Как видишь, мы к тебе успели, так что радуйся! — хлопнув Четырина по плечу, воскликнул доктор.

— Очень рад, — тихо ответил Виктор.

— На вот тебе для сугрева, — доктор достал из своего саквояжа темный пузырек антисептина и, открутив крышку, вылил содержимое в стакан. — Выпей.

— Че за дрянь-то? — взяв стакан, произнес Виктор.

— Сам ты дрянь! Пей, пока дают. Личный запас на тебя трачу.

Четырин недоверчиво посмотрел на жидкость в стакане.

— Да пей, не бойся. Спирт это. Товар года по продажам в аптеках. Извини, боярышника нет. Так что не смотри на стакан, как солдат на вошь, а давай быстрее. Для тебя сейчас это лучше всего будет.

— Господи, прими за лекарство, — Виктор, выдохнув, проглотил содержимое стакана. — Закусить-то есть чем? — помахав перед ртом рукой, спросил он.

— Ага! Конечно! Шведский стол! Только он в Швеции, так что можешь сбегать и закусить там! Ну что, госпитализироваться будем или отказываемся?

— Не надо! — ответил Виктор.

— Ладно. Тогда подпиши здесь и вот здесь, что отказался, — доктор протянул ему какие-то листы. Виктор послушно расписался. — Ну, я свое дело сделал. Теперь должен передать тебя в руки вон тех милых людей, — открывая дверь «Газели» и указывая на милицию, обрадовал доктор.

— А что теперь будет с Семенычем? — тихо спросил Виктор.

— Ну, как что? Тело опознано, так как водительское удостоверение у него с собой было, да и паспорт тоже. Сейчас отвезем его в морг и сообщим родственникам, — заполняя бумаги, ответил доктор. — Да ты не волнуйся о нем. Ты лучше о себе побеспокойся. Тебя вон ребята из правоохранительных органов заждались. Вопросов у них к тебе целая куча. Так что ступай.

— Спасибо, — Виктор медленно вылез из машины.

Доктор улыбнулся и кивнул головой.

— Иди, иди сюда! — крикнул один из милиционеров.

— Вы мне? — непроизвольно переспросил Четырин.

— Нет, Папе Римскому! — грубо ответил страж закона. — Давай лезь в машину!

— Зачем это? — удивленно спросил Виктор.

— Ты че, дурак?! Я тебе сказал, залезай! В отделение поедем!

Четырин провел рукой по лицу и медленно пошел к машине.

— Давай живей! — снова крикнул милиционер. — Или ты нам прикажешь с тобой здесь всю ночь цацкаться?!

Виктор молча сел в машину и захлопнул за собой дверь. Автомобиль тронулся. Молодой человек задумчиво смотрел в боковое окно, все еще не понимая, что случилось и чего все эти люди от него хотят. Он смутно вспоминал Семеныча и эту несчастную поломку почти у самого его дома. Глядя на падающий снег, он пытался вырвать из метели обрывки воспоминаний о прошедшем дне. Обо всем том, что произошло с ними. Виктор чувствовал, что что-то случилось — что-то страшное и необъяснимое — но никак не мог вспомнить, что.

— Вот дьявол! — ругнулся сидящий впереди милиционер. — Что у нас за дороги такие?! Хуже, чем в деревне!

— Это точно! — ответил водитель.

У Виктора заблестели глаза и задрожали руки. Он оторвал свой взгляд от стекла и повернулся к спутникам.

— Анатас, — дрожащим голосом и почти шепотом проговорил Виктор.

— Что? — повернувшись к задержанному, переспросил блюститель порядка.

— Анатас, — со страхом озираясь по сторонам, снова пробормотал Четырин.

— Да что ты там бормочешь?!

В голове Виктора замелькали картинки, словно его мозг решил устроить своему хозяину феерическое шоу. Перед его глазами четко нарисовался человек в черной одежде. Обрывки разговора, трость с золотым черепом, его холодная улыбка — все это всплыло из глубины сознания.

— Господи, как же я раньше не догадался. Нас было трое! — воскликнул Виктор.

— Кого нас? — последовал удивленный вопрос милиционера.

— Нас! Нас было трое! — закричал Виктор.

— Че ты орешь?! Тут глухих нет! Сейчас приедем на место, там и расскажешь, сколько вас было! — рявкнул ему в ответ мент.

— Вы не понимаете! Мы подвозили дьявола! — Виктор сразу замолчал, понимая, что только что сморозил чушь.

— Кого-кого вы подвозили? Нам не послышалось? Во кадр! Мы его еще в отделение привезти не успели, а он уже чудит, — оба заржали. — Может, тебя в дурку сразу определить, пока до места не доехали? Там ты и Бога подвезешь, и дьявола, и президента нашего. Да кого угодно подвозить будешь. Станешь там таксистом работать.

— Вы не понимаете…

— Рот закрой, придурок! И сиди молча, пока не приедем! В отделении свои бредни будешь рассказывать! Понял?!

— Понял.

Пробираясь по заметенным снегом улицам Тамбова, машина с задержанным медленно подъехала к зданию отделения милиции Ленинского района. Автомобиль остановился у входа, оба милиционера вышли на улицу.

— А тебе что, особое приглашение нужно?! — рявкнул один из них и постучал в окно двери.

Виктор медленно вылез из теплой машины и направился ко входу в здание. В его голове была каша. Он не верил самому себе, но и отрицать все то, что с ним произошло, у него уже не получалось. «Почему весь этот бред произошел именно со мной? Почему я?» — постоянно думал он. Он пытался вспомнить лицо попутчика, но не мог, хотя и провел с ним несколько часов нос к носу. Единственным его желанием было поскорей проснуться, если это действительно сон. Толчок в плечо быстро развеял его мечты.

— Давай шевелись! Иди вперед!

Дверь участка распахнулась, и Виктор под присмотром своего конвоира вошел внутрь. Подойдя к дежурному, сопровождающий поинтересовался о местонахождении следователя Попова.

— Сейчас посмотрим, — ответил дежурный. — Так, так, а вот, нашел. Михаил Константинович находится в кабинете номер шесть.

— Эй! Пойдем! — окликнул Виктора милиционер.

Четырин послушно подчинился. Они шли по узкому темному коридору. Виктор пытался собрать свою память, как кубик Рубика, но безуспешно. Он не думал о том, куда его привезли и зачем, он хотел лишь понять, что случилось.

— Заходи! — вклинился в его мысли голос.

Виктор поднял глаза и увидел перед собой обшарпанную дверь беловато-желтовато-серого цвета с цифрой 6 наверху и табличкой «Следователь Попов М. К.».

— Вот, доставил по делу о происшествии на дороге возле села Стрельцы, — отрапортовал конвоир.

— Свободен, сержант, — ответил ему человек, сидящий за письменным столом в другом конце комнаты.

Дверь позади Виктора захлопнулась, и он остался наедине с неким Поповым, который сидел напротив Четырина и что-то писал. На вид ему было около тридцати — невысокого роста коренастый мужчина с короткой стрижкой. Одет он был в теплый бежевый свитер с высоким воротником и черные джинсы, из-под которых виднелись сверкающие черные ботинки.

— Ну-с, присаживайся! — следователь указал кивком головы на стул. — И как тебя по батюшке? Да и по имени тоже? — спросил он, отодвигая лист бумаги в сторону и откидываясь назад.

— Виктор Васильевич.

— А я Михаил Константинович. Вот и познакомились. Ну, Виктор Васильевич, присаживайся, присаживайся, — повторил Попов, указывая на стул.

Виктор сел. Дверь открылась, и в кабинет вошел человек в форме с папкой в руках.

— На вот. Протокол по этому делу.

— Ага. Спасибо, — Михаил взял папку, открыл ее, достал какие-то бумаги, разложил их перед собой и стал рассматривать. — Ну? Я слушаю. — Виктор молча смотрел на следователя. — Рассказывай, что да как. Как дело было? Чистосердечное признание, как говорится, облегчает не только совесть, но и понимание.

— Я ничего не помню, — тихо ответил Виктор.

— Начало неплохое. Кратко. Емко. А главное по делу. А кто помнит? — Михаил сдвинул брови и шмыгнул носом. — Я что ли, по-твоему? Интересное дело получается. Ехали-ехали, а потом кто-то водителю по башке бац, и все. А, Виктор? За что ж ты его так?! Что не поделили-то?!

От этих слов Виктора бросило в жар, его сердце заколотилось, словно он только что пробежал несколько километров.

— Да вы что, на меня думаете? Я ж ему помочь хотел. Да мы с ним лет пять знакомы были. Я не убивал. Он сам как-то. Не убивал я! — в отчаянье воскликнул Виктор, а его глаза заблестели от ярости.

— Да что ты говоришь?! Ладно, не кипятись, разберемся. На то мы здесь и находимся, чтобы во всем разбираться!

— Не надо на меня это вешать. Вы лучше спросите, как дело было.

— Я бы послушал, что ты придумаешь. Только вот кровь убитого почему-то у тебя на руках была. Как ты это объяснишь? Ты ведь там один был?

— Нет, я был не один! — разозлился Виктор, но тут же остановился, понимая, что в его правду никто не поверит.

— Ух ты, как интересно! Уже, значит, не один. То есть групповуха. С подельником? Так что ли понимать? Кто такой? Как зовут? Что вы с ним делали? Как планировали? А?!

— Я оговорился. Когда все произошло, я был один. Один я был! Просто до этого мы взяли попутчика, у которого сломалась машина.

— Интересно, ну и что было дальше? — Михаил Константинович закинул ногу на ногу.

— А можно я закурю?

— Ради Бога, — ответил следователь и подвинул пепельницу поближе к задержанному.

Виктор закурил и начал рассказывать следователю то, что произошло с ним в эту роковую ночь. Но рассказывал он не все, хотя ему и хотелось проорать во все горло, что он общался с самим дьяволом или с какой-то непонятной страшной силой, что он только недавно понял это, что все намеки Анатаса были не случайны, а они, как малые дети, не замечали очевидного. Он хотел рассказать, что Анатас зачем-то приехал в Тамбов. Но вряд ли кто-то поверит в то, что он несколько часов назад сидел рядом с Сатаной. Зато теперь он точно сидел перед человеком, который хотел повесить на него смерть Семеныча.

— Да, интересный рассказ у тебя вышел! Тебе бы сказки сочинять. Долго выдумывал такое? Или так, импровизируешь? — Михаил затушил сигарету.

— Я правду вам рассказал, — ответил Виктор и тихо добавил. — Я его не убивал.

— Ну, правда у каждого своя, братец! Даже у того, кто старушку за нищенскую пенсию мочит. У него тоже, знаешь ли, своя правда! Слушай, а может, ты его из-за денег грохнул, а? Небось, везли приличную сумму лавандоса с рейса? Вот ты и решил легких деньжат срубить. Может, так все было? — мозг Четырина словно пронзили раскаленной иглой: в его подсознании всплыл черный бумажник, набитый кучей денег, которые дал ему незнакомец. — Чего ты глазки-то опустил, а?

— Да нет, это вам показалось, — вытирая пот со лба, еле выжал из себя задержанный и невольно потянулся рукой во внутренней карман куртки.

Медленно ощупав содержимое, Виктор к своему удивлению обнаружил, что бумажник лежал там целый и невредимый, хотя по всем правилам его должны были изъять при обыске, пока он был без сознания. «Неужели и деньги там? Наверное, они нашли их и у Семеныча и решили, что я его из-за них убил. Вот попадалово!» — с тоской думал Четырин.

— Да ладно, расслабься. Шучу я! Шучу! Настроение у меня сегодня хорошее, — улыбнулся следователь.

«Как шутит? Почему шутит? Они же должны были найти деньги у Семеныча?» — продолжал анализировать Виктор, еще больше запутываясь. Дверь кабинета № 6 снова открылась, в проеме появился молодой человек среднего роста. Одет он был в синие джинсы, заправленные в армейские берцы, и расстегнутую потертую кожаную куртку, под которой был видавший виды, когда-то белый свитер.

— Здорово, Константиныч! — он прошел в кабинет, стряхивая с плеч тающий снег.

На мгновение в воздухе повисла тишина, после чего Михаил расцвел в улыбке и, поднявшись со стула и разведя руки в стороны, приветливо прокричал:

— Глазам не верю! Леха?! Ты?! Когда вернулся?

— Вчера еще приехал, — спокойно ответил Алексей.

— Вот сюрприз так сюрприз. Не ожидал. Не ожидал, — выйдя из-за письменного стола, обрадовался встрече Попов. — А что так рано? Ваш отдел должен был вернуться в марте, а сейчас вроде как декабрь?

— Долгая история, — махнув рукой, ответил Леха. — Малость зацепило, пришлось в госпитале отваляться. Да ладно, ерунда все это. Как у тебя-то дела?

— Да нормально, работаю! Погода, видишь, какая тут у нас — сам черт ногу сломит. Позавчера еще нормально было, по прогнозу оттепель обещали, да синоптики опять ошиблись. Лучше б их на деревьях повесили, они б тогда хоть направление ветра правильно показывали.

— А это что за клоун у тебя? — сев на край стола и закурив сигарету, поинтересовался Алексей.

— Этот-то? Да так, сегодня привезли, в убийстве подозревается, — Попов, обойдя Виктора сзади, хлопнул его по плечу рукой. — Только не колется! Бред какой-то несет. Говорю ему, нужно раскаяться и написать чистосердечное. Не хочет.

— Я не убивал никого! — тут же прокричал Четырин.

— Конечно, не убивал. Хватит дурку-то гнать! Сам он себе череп раскроил что ли?! Новый вид суицида такой, да?! — рявкнул Попов.

Виктор вжал голову в плечи, словно черепаха, ожидая, что на него сейчас обрушится удар. Но никаких действий со стороны Попова не последовало. Сидящий напротив Четырина Алексей внимательно осматривал его с ног до головы. Он жадно втягивал в себя дым и выпускал его через ноздри, не сводя глаз с Виктора. Докурив, он резко перевел взгляд на Михаила и, затушив сигарету, произнес:

— Слышь, Миш, пойдем потрещим в коридоре.

— А че так-то? — удивленно спросил Попов.

— Пойдем-пойдем, дело есть, — Алексей направился к двери.

— Ну ладно, пойдем, — ответил Михаил и, повернувшись к Виктору, добавил. — А ты сиди молча, ничего не трогай, понял? Пропадет чего, руки поотрываю.

Четырин только кивнул головой. Следователи вышли.

— Так в чем проблема?

— Послушай, а что это за парень-то?

— Не понял.

— В чем его обвиняют?

— Так я ж тебе говорю: в убийстве.

— Это как раз понятно. А что он говорит? При каких обстоятельствах?

— А тебе-то это зачем?

— Да так просто. Ну, что говорит-то?

— Хрень всякую он несет. Болтает, что кого-то они подвозили, что напарник сам себе череп разбил. Короче, заврался дальше некуда. Тут дело ясное, рядом монтировка лежала в крови, да и на руках у него кровь. На железяке сто пудов его отпечатки. Сейчас пальчики откатаем и отправим на экспертизу. Хотел этому халдею помочь, чтоб чистосердечное написал, а он тут из себя святого строит. Сам понимаешь, когда докажем, что он виноват, а оно так и будет, я в этом уверен, то пойдет по всей строгости, уж я ему это обеспечу. Подонок череп своему дружку раскроил, только вот беда: от вида крови в обморок упал. Хорошего преступника из него не вышло. Раскольников хренов!

— Послушай, Константиныч, отдай его мне, а?

— С чего это такая щедрость? — изумился Попов.

— Сам посуди. Я только что приехал, хоть чем-то займусь, отвлекусь. Тем более звездочку ты на нем все равно не заработаешь. А то вдруг начальство узнает, что не долечился, отправят в санаторий, а я без дела взвою. Я и так в госпитале все бока отлежал. Думал, подохну со скуки. Отдай.

— Аттракцион небывалой щедрости! Друг спас друга от рутинной работы! Ты что, серьезно хочешь повесить это дело на себя?

— Ну да.

— Прям серьезно? — Попов прищурил один глаз и хитро посмотрел на своего приятеля в ожидании подвоха.

— Да серьезно, серьезно.

— Только, чур, назад мне его потом не спихивай — обратно не возьму. Лады? Сам будешь на ковер ходить к начальству. Тут если не признается, затянется надолго, а он, мне кажется, может еще и под дурака закосить. Есть у меня такое предчувствие.

— Договорились, — Алексей протянул Михаилу руку.

— Тебя там, наверное, в голову ранили! Разрывным, по всей видимости. — Попов пожал руку Алексея.

— Может быть, может быть.

— Тогда с этим кадром сам разбирайся. Дело на столе. Документы найдешь в нижнем ящике. А я побежал. И да, сам рапорт напиши, что дело принял, а я завтра распишусь.

Они вновь пожали руки, но теперь уже на прощанье. Попов быстро зашел в свой кабинет, взял куртку и скрылся. Алексей и Виктор остались вдвоем.

— Ну, будем знакомиться, — произнес капитан, садясь за стол.

— Будем, — вздохнул Виктор.

— Оперуполномоченный капитан Зверев Алексей Сергеевич, — отрапортовал он.

— Четырин Виктор Васильевич, тысяча девятьсот семьдесят второго года рождения.

— А теперь все по порядку и в подробностях. И про своего третьего рассказывай тоже. Короче, рассказывай все, как было, если хочешь, чтобы я тебе помог.

— Я уже пытался рассказать, только не поверили мне, — промямлил Четырин.

— Во-первых, я за других не отвечаю, а во-вторых, если хочешь, чтобы я тебе действительно помог, давай-ка, братец, выкладывай все на чистоту. У меня времени навалом, да и тебе спешить некуда, так что я весь твой. Выкладывай, а я послушаю.

— Позвонить-то можно домой, чтоб не волновались? — насупившись, пробормотал Виктор.

— Чтоб не волновались, лучше как раз пока не звонить. Сейчас с тобой побеседуем, а потом посмотрим. Право на звонок ведь еще заслужить нужно.

— Ясно. Я-то вам правду расскажу, только вы меня за эту правду в психушку определите.

— Ты давай рассказывай, а там разберемся.

— Хорошо, слушайте, только сразу предупреждаю… А впрочем… — Четырин вздохнул и стал заново вещать о том, что произошло с ним в эту злосчастную ночь.

Глава III

НАКАЗАНИЕ

Дайте собакам мяса —

Может, они подерутся.

Дайте похмельным кваса —

Авось они перебьются.

Чтоб не жиреть воронам —

Ставьте побольше пугал.

А чтоб любить влюбленным —

Дайте укромный угол.

В землю бросайте зерна —

Может, появятся всходы.

Ладно, я буду покорным —

Дайте же мне свободу!

Псам мясные ошметки

Дали, — а псы не подрались.

Дали пьяницам водки, —

А они отказались.

Люди ворон пугают, —

А воронье не боится.

Пары соединяют, —

А им бы разъединиться.

Лили на землю воду —

Нету колосьев — чудо!

Мне вчера дали свободу.

Что я с ней делать буду?

Владимир Высоцкий

Метель не сдавала позиции. Дороги в городе к рассвету были заметены полностью. Мороз окреп. Складывалось ощущение, что зима длится вечность и не собирается уходить. На улицах не было ни души, бездомные собаки и те попрятались по подвалам жилых домов. Пурга сметала все на своем пути, будто разъяренный бык, который так и норовит втоптать в землю все живое. Природа восстала против людей.

Однако не все в городе боялись такой погоды. Два человека, явно под градусом, торопясь, что-то выносили с городского кладбища и грузили в старый ржавый Москвич, который каким-то чудом не только до сих пор не развалился, но еще и работал.

— Еще один заход, и валим, пока нас не запалили! — крикнул человек, одетый в потрепанную фуфайку с торчащей из-под нее тельняшкой. На голове у него была серая вязаная шапка, на ногах — валенки и непонятного цвета штаны.

— Да можно и парочку. Глянь, погода какая: ни один нормальный человек из дома в такую пургу не выйдет. Так что не меньжуй — все пучком будет.

Второй был одет так же небрежно: шапка-ушанка, темный вязаный свитер с высоким воротником, сверху старая кожанка, на ногах протертые джинсы и разваливающиеся ботинки. В целом, второй выглядел элегантнее первого и держал в руках лом.

— Слышь, Вась, а если менты?

— Да ты что? Они в темное время суток только по освещенным улицам ходят, а тут такая погода. Сам посуди, за каким чертом им сюда, здесь же дань брать не с кого, — оглядевшись по сторонам, ответил Василий.

— И то правда. Э-эх, мать честная. Погода нам на руку. Отвезем добро и можно недельку погудеть.

Оба направились в сторону кладбища. Они пробирались узким коридором вдоль железной ограды, которая, словно лабиринт, то сужалась, то раздваивалась на их пути. Снег хрустел под ногами и забивался в обувь. Завывание метели и жуткий мороз еще больше омрачали и без того унылое место скорби. Неожиданно Василий остановился и, повернувшись к своему напарнику, махнул рукой, давая понять, чтобы тот поспешил.

— Иди быстрей. Кажись, нашел, — его приятель поспешно последовал к нему. — Ну-ка глянь.

— Чего глядеть-то? И так видно, что нержавейка, а может, и люминий.

— Да ты, Ген, не кипятись, присмотрись лучше. А то припрем какую дрянь, так у нас ее никто не примет. Что тогда делать будем? Не назад же везти! — повысил тон Василий.

— Да уж точно не назад. И себе такое рановато будет, — засмеялся Геннадий.

— Ты это, гробничку-то посмотри. Может, тоже цветмет.

— Да что ее смотреть? Раз памятник из него, значит и гробничка тоже. Говорил тебе, надо было магнит взять, а то все на глазок, — деловито ответил Геннадий.

— Ты снег-то отряхни, а то ведь не видно ни шута! Тут и без магнита все видать, если присмотреться.

— Снег, снег… На, смотри, — Геннадий подошел к памятнику и смахнул рукой сугроб, из-под которого появилась нержавеющая сталь.

— Ну, убедился? Вечно ты придираешься!

— Убедился. Давай снимай гробницу, а я памятник вытащу, — Василий высморкался и приступил к делу.

Геннадий взялся вырывать гробницу из промерзлой земли. Он пытался оторвать ее, подкапывал снег с боков, бил ногой, но все его действия ни к чему не приводили. Железо вмерзло намертво, как будто его кто-то держал снизу.

— Вот зараза! Тварина мерзкая! — не выдержав, заорал он и, вскочив с колен, с силой ударил по гробнице ногой. — Так вмерзла, хрен вырвешь! Да чтоб ее!

— А ну-ка отойди. Чего разорался? Мертвых подымешь.

Василий со всего размаха вогнал лом в промерзшую землю рядом с ценным металлом и с силой навалился на него, используя как рычаг. После нескольких таких нехитрых манипуляций добыча с хрустом подалась вверх и отскочила от земли.

— Учись, студент! — сплюнув в сторону, проговорил Василий. — Давай теперь сам.

Геннадий продолжил свою грязную работу, а его друг развернулся к памятнику и со всей силы ткнул ломом в основание. Раздался страшный грохот. Тяжелый инструмент вошел в металл, словно нож в теплое масло, проделав в нем огромную дыру.

— Ты что творишь?! Совсем рехнулся?! Запалить нас хочешь?! Давно по камерам не маялся?! — закричал Геннадий на своего подельника.

— Да не ори ты так. Вокруг ни души.

Василий нанес удар еще раз. Метель внезапно прекратилась и снег начал спокойно падать большими хлопьями. Наступила такая тишина, что, казалось, можно было услышать, как снежинки касаются земли. Природа застыла в оцепенении. Ни воя метели, ни поземки — лишь мороз стал расти, сопровождая свое присутствие треском деревьев. Но мародеры ничего не замечали. Они были слишком увлечены своим делом и, кряхтя, выкорчевывали памятник. Они даже не заметили человека, который сидел напротив них на лавочке возле соседней могилы. Он опирался обеими руками на трость и внимательно наблюдал за происходящим. Его облик полностью сливался с мрачным кладбищенским пейзажем и напоминал скульптуру, установленную здесь несколько тысячелетий назад. Шел обильный снег, но ни одна снежинка не касалась его тела — они словно проходили сквозь него.

— Бог в помощь! — произнес незнакомец, и его голос пронесся по кладбищу ледяным ветром, мгновенно остудив души мародеров.

Подельники застыли на месте, ожидая, что после этих слов последует команда «Лежать, руки за голову!». Василий даже выронил лом, и тот звучно ударился о недавно вырванную из земли гробницу. Незнакомец молчал и не двигался. Василий, набравшись духа и пересиливая страх, начал медленно поворачиваться. — Гражданин начальник, мы тут… — но, увидев незнакомца, тут же замолчал. Он дернул Геннадия за рукав, давая понять, что тот тоже может повернуться и перестать причитать. Но тот стоял как парализованный. Василий пихнул его в спину рукой, и Геннадий сделал шаг вперед.

— Да обернись ты, идиота кусок! — прошипел сквозь зубы Василий.

Геннадий нехотя, но все же выполнил просьбу приятеля. Оба мерзавца уставились на незнакомца, ошарашенные его неожиданным появлением. Казалось, что молчание длится вечность. Незнакомец смотрел на мародеров, мародеры смотрели на него. Василий медленно нагнулся, не отрывая взгляда от посетителя кладбища, пошарил по снегу рукой и нащупал лом.

— Ты кто такой? Тебе вообще, мужик, что здесь надо, а? А ну, давай вали на хрен, пока башку не оторвали! — набравшись уверенности, пригрозил он.

— Что вы так кипятитесь, господа? Я же не прошу вас прекратить вашу увлекательную и к тому же, могу поспорить, прибыльную операцию. Ведь так?

— Слышь, Вась, пойдем отсюда, не нравится мне все это. Чует мое сердце неладное. Пойдем, не нарывайся, — дергая за плечо Василия, шепотом пробормотал Геннадий.

— Да отвали ты. Вечно проблемы за тебя решать приходится, — отпихнул руку друга Василий. — Слышь ты, пентюх. Вали я сказал! Я упрашивать долго не буду, прошу по-хорошему и в последний раз!

— Ну что ж вы так с людьми разговариваете? Ладно, к мертвым у вас никакого уважения нет, так хотя бы к здравствующим с почтением относились бы. Сказано же в писании: «Сия есть заповедь Моя, да любите друг друга, как Я возлюбил вас»². Хотя кому я рассказываю? Какое писание? Вы газет-то не читаете. Алкоголь — вот ваша Библия, — невозмутимо ответил незнакомец.

— Ладно, все, мужик, мы уходим. Ты нас не видел, мы тебя тоже не знаем! — крикнул ему Геннадий. — Вась, пойдем.

— Да отстань ты! Ты что, его испугался? Думаешь, он мент поганый, да? Если б он им был, ты бы сейчас уже в бобике ехал! — взревел Василий, оттолкнув Геннадия так, что тот, потеряв равновесие, шлепнулся на снег.

— Да, милейший, вот это у вас нравы. Что ж вы себя в руках-то не держите? Сказано же: «В тишине и уповании крепость ваша»³. А гнев — один из самых страшных грехов человечества. Или вы только с мертвыми спокойно себя ведете? А может, вас к ним и отправить? Так, для общения. Они люди мирные, спокойные. И, самое главное, верующие все, — с иронией проговорил человек с тростью. — Тем более, какой из меня мент, как вы изволили выразиться? Впрочем, я действительно слежу за порядком. Конечно, в своем понимании этого слова. Преступление и наказание — вещи взаимно друг друга дополняющие, тот самый порядок образующие. Действие равно противодействию. Вот на чем держатся мир и Вселенная. Ни одно деяние не может остаться безнаказанным. Всему приходит конец и расплата. В Средневековье вам, как минимум, отрубили бы головы. Но скорее всего вас бы сожгли, а перед тем пытали, пока не признались бы в ереси. Потом вас бы прокляли как последователей Сатаны. Хотя, право, какие из вас последователи? Мерзкие, ничтожные людишки. Как он мог сотворить вас по образу и подобию своему?! Любая земная тварь лучше вас. Ни чести, ни совести. У мертвых воруете. Сами же здесь окажетесь, правда, без надгробий. Таким, как вы, они ни к чему.

— Нет, ты, Ген, мне скажи, он дебил или дурак? Я что-то не пойму! Он что, специально на нервы действует, хочет, чтоб я ему всю репутацию попортил, а?! Тебе что, мужик, металл жалко, да? Он что, твой что ли? Чего ты за него переживаешь? Не беспокойся, Бог нас простит. Он всех прощает. А мы, мужик, вроде Робина Гуда: у богатых берем и себе оставляем. Понял?! А родственники покойных — люди не из нищих, раз такие памятники ставят. Они еще купят! — аргументировал Василий.

Незнакомец положил правую руку на скамейку и закинул ногу на ногу.

— Это вы верно сказали: купят, обязательно купят. Вот, например, могила, которую вы изуродовали, принадлежит Алтунину Дмитрию Юрьевичу, который погиб в возрасте девятнадцати лет в Афганистане. Его мать осталась одна, так как ее муж разбился в автомобильной аварии, а ей, между нами будет сказано, семьдесят пять лет, и живет она впроголодь, так как пенсию у нее отбирают дочь-алкоголичка с муженьком-алкоголиком. Такие же твари, как и вы. Хотя есть у них одно оправдание. Пенсию, мол, тратят на сынишку малолетнего. Но, сами понимаете, такие, как вы, кроме как на себя больше ни на кого деньги не тратят. Так что когда она придет на могилу к любимому сыну и с радостью обнаружит, что двое добрых людей испохабили последнее его пристанище, то тут же побежит к мастеру и закажет у него новый памятник — безусловно, с Божьей помощью.

— Да пошел ты! Ты кто такой, чтобы нас осуждать? Прокурор что ли? Или, может, судья? С чего ты вообще взял, что это именно та могила?! Да какое тебе вообще дело до этого?!

— Вась, кажись, это родственник. Вот палево-то. Теперь точно заметут, как пить дать. Давай дергать по-быстрому, чую я, недоброе может быть. Прошу, пошли.

— Нет, уважаемый, я не родственник. Ваш приятель правильно выразился, я судья. Да и Бог вас не простит. Уж очень далеко вы от него стоите. Не слышит он вас. А я услышал. Сколько же нужно усилий, чтобы превратить этот мирок в то, что он заслуживает?

— Да что ты говоришь! Судья, значит?! Хрен ты с горы, а не судья! Кого ты тут судить собрался?! — Василий сделал несколько шагов в сторону ненавистного оппонента.

— Вас! — громко ответил человек с тростью и встал в полный рост.

— Вась, пойдем отсюда. Прошу тебя, пойдем! — нервно забормотал Геннадий.

— Ух, как мы испугались! Да, Ген? Аж коленки трясутся! Сейчас нам с тобой этот ферзь товарищеский суд устроит! Комсомолец хренов, — презрительно сплюнул Василий.

— Мне плевать, устроит он суд или нет. Можешь здесь с ним хоть неделю пререкаться, а я сваливаю.

— Говорил ему прошлый раз: стоило вас мне сразу отдать. Раскаянье — глупая прихоть! Все вы должны быть моими. Я должен решать вашу судьбу. Никуда вы не пойдете.

— Ты что ль нас остановишь?! Кишка не тонка?!

— Неужели вы думаете, что я буду вас останавливать? Вы для меня хуже скотины. Вы и впрямь неисправимы. Понятия до сих пор не имею, ради чего он собой пожертвовал. Надоели вы мне. Страсть как надоели.

Раздался громкий и противный голос ворона, и огромная черная птица, сделав несколько кругов, опустилась на плечо незнакомца.

— Вот, скоро изолью на тебя ярость Мою и совершу над тобою гнев Мой, и буду судить тебя по путям твоим, и возложу на тебя все мерзости твои⁴. И совершу в гневе и негодовании мщение над народами, которые будут непослушны⁵. Потому что это дни отмщения, да исполнится все написанное⁶.

Снова поднялась пурга, завыл ветер.

— Маркус! — крикнул незнакомец. Его голос пронзил шум метели.

В тот же момент перед Анатасом вспыхнул огонь в виде шестиконечной звезды в круге, и из огня вышел человеческий скелет в доспехах преторианца, которые переливались ярким блеском, отражая пламя. Он был огромного роста. В левой руке он держал щит, а правой крепко сжимал пилум. С его плеч свисал до земли длинный красный плащ, на ногах были надеты калиги, а голову украшал блестящий преторианский шлем. Огонь пропал также внезапно, как и появился.

— Вы звали, милорд?

Опешив от увиденного, двое мерзавцев замерли, потеряв дар речи. У Василия от ужаса потемнело в глазах, и лом вывалился из рук. Геннадий снял шапку, его от природы черные густые волосы за секунду побелели. Он упал в сугроб на четвереньки и завыл словно хряк, которого ведут на бойню.

— Чур меня, чур! — ползал он по раскуроченной могиле и причитал. — Господи, спаси и сохрани, спаси и сохрани, помилуй грешного, помилуй!

Василий попятился назад и споткнулся о валявшуюся на земле гробничку. Перелетев через нее, он с грохотом упал на ограду и спешно стал подниматься, но ноги его не слушались. Он кое-как опустился на колени, из глаз его потекли слезы, а все тело охватило дрожью.

— Быть не может! Быть не может! — бормотал и одновременно крестился он.

— А-а-а-а-а! — орал Геннадий. Он уже даже не ползал, а ворошился в снегу, уткнувшись лицом в небольшой сугроб рядом с оградой.

Анатас стоял неподвижно. Его лицо не выдавало никаких эмоций, а глаза напоминали стекло, в котором не было места ни для радости, ни для грусти, ни для сожаления и уж тем более жалости. Он тихо наблюдал, как два мародера бьются в панике, предчувствуя неминуемое возмездие.

— Не нравятся они мне, Маркус. Страсть как не нравятся. Видеть их больше не желаю.

Преторианец, проходя сквозь препятствия, в несколько шагов оказался перед несчастными.

— Ну что, плебеи?! Хлеба и зрелищ захотелось?! — отбросив копье и щит в стороны, заорал Маркус, схватил Василия за горло правой рукой и приподнял над землей.

Василий безумными глазами смотрел на него, обхватив его руку. Он задыхался, хрипел и дергал ногами, пытаясь ослабить хватку. Скелет топнул ногой, и земля рядом с ним провалилась в бездну, образовав свежевырытую могилу, на дне которой лежал гроб. Он швырнул свою жертву в последнюю обитель, и Василий, словно тряпка, рухнул в ящик. Маркус схватил Геннадия за ногу и потащил к той же яме.

— Не надо! Не хочу! Пощадите! Помилуй, Господи! — взревел Геннадий, пытаясь уцепиться руками за землю. — Господи! Господи!

Но Маркус был непреклонен, и через пару секунд Геннадий оказался рядом с подельником. Оба лежали в могиле и последнее, что они увидели, был скелет с пылающими огнем глазами, спрыгнувший к ним с крышкой гроба. Крик и истошный вой огласили кладбище. Послышался стук молотка, методично вколачивающего гвозди. Через мгновение Маркус вылез из ямы и, отряхнув себя от снега и земли, топнул еще раз ногой. Могила исчезла. Исчезли и голоса, которые, надрываясь, звали на помощь и молили о пощаде. Преторианец, не спеша, поднял оружие, подошел к Анатасу, воткнул перед ним копье и, ударив себя правой рукой в грудь, поклонился.

— Что ж, пусть все будет, как было. То, что начато, не может быть не закончено, — Анатас еще раз окинул взглядом кладбище. — Вот и все. Здесь нам больше делать нечего.

Маркус снова поклонился, после чего человек с тростью и огромный скелет скрылись в пурге.

На улице светало, хотя наступающее утро больше походило на вечер. Метель и не думала прекращаться. Кладбище медленно покрывалось снежным одеялом. Природа заметала следы того, что произошло на рассвете. Ржавый Москвич, набитый металлом, леденел, дожидаясь хозяина. При этом, как ни странно, ни одна могила не была осквернена.

Глава IV

ДОПРОС

В мрачном обшарпанном кабинете шла дискуссия следователя и подозреваемого.

— Ну, хорошо, — капитан вытащил из кармана пачку сигарет «Оптима» и закурил. — Вот ты говоришь, что вы подвезли незнакомца. Пока так его назовем. Я тебя правильно понял?

— Да! Да! Он мне сразу не понравился! — тут же воскликнул Виктор.

— Ты успокойся. И чем же он тебе так не понравился?

— Да не человек это! Не человек! Понимаете, это просто зло! — заорал Четырин и вскочил со стула.

— Тише! Попридержи коней. Ты, Виктор, пожалуйста, свои эмоции при себе оставь. Хорошо? А теперь успокойся и сядь обратно. Сядь, я сказал!

— Можно я тоже закурю? — опускаясь на стул, спросил Виктор.

— Да ради Бога. Кури на здоровье, — капитан положил на стол рядом с задержанным пачку сигарет.

— Вот-вот, и он всю дорогу про Бога вынюхивал. Мы-то сначала думали, что он больной, чушь несет. Так с ним спорили, ради смеха, чтобы время скоротать. А он… Гад, Сатана чертов!

— Да ты закуривай.

Виктор нервно вытащил из пачки сигарету, зачем-то несколько раз стукнул ею по столу и прикурил.

— Я все могу понять. Но с чего ты взял, что именно ваш попутчик виновен в смерти водителя? Ведь ты сам говорил, что в тот момент, когда все произошло, он уже ушел. Правильно? — спросил Алексей.

— Да, — глубоко вздохнул Виктор.

— Тогда выходит, что ты последний, кто видел убитого живым. И что ты прикажешь мне думать? Сам посуди: на твоих руках кровь, на железе, скорее всего, твои отпечатки, напарник твой в морге с разбитым черепом, а ты здесь.

— Ну, неужто вы думаете, что я такой дебил? Грохнул напарника и еще остался лежать там, вас дожидаясь? По-моему, ребенок лучше бы спланировал это преступление. Да и монтировку выбросить можно было, а я мог бы домой пойти, а потом байки травить, что и не был там вовсе. Я даже крови боюсь. А на этого гада я думаю, потому что он сам предупреждал о смерти Семеныча, только мы его тогда не слушали. Вот как вы меня сейчас не слушаете. Я же вам говорю, говорю правду. Хотя я вас понимаю. Вы мне не верите. Даже не пытаетесь поверить. Как и тот до вас. Я, наверное, похож на рыбу, которую сначала поймали, а потом выпустили из жалости обратно в реку. И плавает она теперь и рассказывает всем, что, мол, там другой мир есть с деревьями и животными, которые ходят на двух ногах. А над ней все смеются и не верят ей, потому что никто больше там не был. И верить не хотят, поскольку считают, что кроме подводного мира не существует больше ничего. Ну, вы на меня сами посмотрите. Разве я похож на придурка?

— Тебе честно ответить? — затянувшись, спросил Алексей.

— Честно, — пробормотал Четырин.

— Стопроцентный придурок! — выдохнул облако дыма следователь.

— Ну почему вы мне не верите?! Почему?! Я же правду говорю, чем угодно клянусь!

— Знаешь, скольких я тут, таких как ты, повидал за время своей работы? И чем они только ни клялись. И головой бились, и волосы на себе рвали. А итог был в основном один, — он снова затянулся и пристально посмотрел на Виктора. — А ты бы мне поверил, если бы сидел на моем месте, а я тебе такую ахинею нес?

Виктор замолчал. Он сделал еще пару больших затяжек, потушил сигарету и, обхватив голову руками, начал качаться взад и вперед на стуле.

— Я сам себе не верю, что в такое дерьмо вляпался. Только я не идиот и не сумасшедший. Я правду сказал, что хотите, то со мной и делайте, другого не знаю. А Семеныча я не убивал. Все! Точка!

— Правду он мне сказал… Правда — это первая жертва в нашем мире, если хочешь знать, — Алексей потушил в пепельнице окурок. — Куда и с какой целью он ехал? Это хоть он говорил?

— Говорил, точно говорил, — оживился задержанный. — Он сказал, что приехал по делу, что-то вроде этого, и хочет посмотреть, как живут люди в провинции, так как он путешественник и очень этим интересуется.

— Значит, он еще и путешественник. М-да. Путешественник, мать его. Замечательно. Просто великолепно. Значит, мы имеем маньяка-гастролера, который ездит на попутках, убивает водителей силой мысли и может предсказывать судьбы! И к тому же еще выдает себя за князя тьмы. Полный бред! Детский лепет!

— Только он не путешественник и не маньяк. Он нечистая сила, — почти шепотом пояснил Виктор.

— Да ешкин кот! Так нечистая сила или путешественник? К тебе впору экзорциста вызывать, — не выдержав, вскочил со стула следователь.

— Да он черт! Дьявол! Он меня подставил, а я не убивал. Не убивал я! — заорал Четырин и, тоже вскочив со стула, пристально посмотрел в глаза Звереву.

В кабинете повисла тишина. Капитан молча взял пачку, достал две сигареты и протянул одну Виктору.

— Понятно. Ну и как, по-твоему, я должен составить протокол твоего допроса? По твоим показаниям сказки писать можно. Может, ты мне что посоветуешь, а то я как-то даже не знаю, упоминать мне про дьяволов и бесов или нет? Как думаешь, начальство меня правильно поймет? А? Не подскажешь?

— Не знаю. Сами смотрите. Вы тут у нас самые умные, а мы так… — Виктор прикурил сигарету и снова сел на стул.

— Что он вам еще говорил? Уж, коль залезли в это дерьмо, давай нахлебаемся досыта.

Виктор ненадолго задумался, щелкнул пальцами и воскликнул:

— А, вспомнил! Он сказал, что его здесь ждут, то ли друзья, то ли еще кто-то, и он, мол, не хочет их задерживать. Что-то в этом духе говорил.

— Кого ждут? Его здесь ждут? — переспросил Алексей.

— Ну да.

— Час от часу не легче. Получается, целая банда маньяков-сатанистов? Полная дурь. Что я делаю? Зачем я все это слушаю? Зачем?! — рассмеявшись, капитан хлопнул себя по лбу ладонью.

— Мне не до шуток. Вы тут судьбами людей играете. Я вам правду, а вы из меня дурака. Посмеяться хотите? Пожалуйста. Но дурака из меня делать не надо! — обиженно выпалил Четырин.

— Да какие уж тут шутки? Тебе за убийство десять лет светит. Или ты еще не понял? Вместо того чтобы ересь здесь нести, хотя бы адвоката потребовал или еще что. Ты думаешь, Попов бы тут шутки с тобой шутил? Так что благодари Бога, что мне заняться нечем. Ну а о том, где встречаются они или живут, он ничего не говорил?

— Нет, не говорил, — насупился Виктор.

— Ну, хорошо хоть что ты не сказал, что он в преисподней обитает. Уже легче, — Алексей на несколько секунд задумался, потирая виски. Голова страшно разболелась. Приступы мигрени становились все сильнее с тех пор, как он попал в госпиталь. — Короче, делаем так, Виктор: я тебя сейчас отпускаю домой. Понял? Только не надо сразу лезть и целовать меня в десны. Свобода — не значит освобождение.

— Как это домой? Меня домой? — удивленно спросил Четырин.

— Вот так! Беру и отпускаю. Не ты ли сказал, что мы здесь судьбы решаем? Так вот, тебе несказанно повезло.

— Спасибо. Правда, спасибо, — почти прошептал Виктор, не веря своему счастью.

— Да ты погоди радоваться, — продолжил капитан. — Ты сейчас едешь домой и про то, что вас было трое, молчишь, как рыба. Усек? Не дай Бог, я узнаю, что это дошло до кого-нибудь. Тебе и Господь не поможет тогда. Ты меня понял?!

— Понял, — ответил Четырин.

— Это еще не все. Погоди, дружок. Сейчас ты дашь подписку о невыезде. Это раз. Второе. Сидишь дома и оттуда ни шагу. Бери левый больничный. Короче, что хочешь, то и делай, но из дома ни ногой. Увижу на улице — с живого шкуру спущу. И третье. Не приведи Господь, если я позвоню, а ты не возьмешь трубку или не приедешь по повестке сюда. Упеку по полной. Понял? Не дай Бог, если ты удумаешь скрыться. Предупреждаю сразу. Будешь схвачен и отхерачен. Доходчиво? Вызову ОМОН, они с тобой долго говорить не будут. Натравлю их на тебя, как цепных псов.

— Так вы мне поверили?! — радостно воскликнул Четырин.

Алексей встал из-за стола и, пройдя по кабинету из стороны в сторону несколько раз, остановился. Он как-то странно поводил головой, словно прислушиваясь к чему-то или ожидая чего-то.

— Виктор, посмотри на меня. Ты думаешь, что я поверю в твои бредни? Или ты меня за идиота держишь?! — жестко ответил капитан.

— Тогда зачем вы меня отпускаете?

— Слишком много вопросов задаешь. На, пиши подписку, — следователь протянул Четырину листок бумаги и образец, а сам подошел к окну.

Снегопад и жуткой силы ветер сливались в метель, которая танцевала замысловатый ледяной танец. Зверев зевнул, сел на подоконник и задумался. «На придурка он не тянет, но несет какую-то чушь. А вдруг все-таки…».

— Ты пиши пока. Я скоро приду.

«Вот я попал. Вот это командировочка. Что я буду жене говорить? Да и шеф теперь вопросами достанет. Эх, мама, роди меня обратно. Что ж я за скотина такая невезучая? Ну почему все именно со мной? Все из-за того случая! Точно из-за того! Нужно было послать тогда Семеныча подальше! А я струсил», — качая головой, думал Виктор. Он закончил писать, закрыл глаза и облокотился на спинку стула. В кабинете у следователя было тепло, и после долгой дороги и утомительного допроса сон овладел им без боя, тело сразу капитулировало и сдалось в плен невидимому сопернику.

Зверев прошел по темному коридору в дежурку. Младший сержант пил чай и разгадывал кроссворд.

— Никто не спрашивал Четырина Виктора Васильевича?

— Не-а, — оторвавшись от своего занятия, ответил дежурный.

— Ну-ка, соедини меня с психдиспансером.

Дежурный вытащил из стола какую-то книжку, быстро полистал страницы и набрал номер. После непродолжительных гудков на другом конце провода раздалось привычное «алло».

— Здравствуйте. С вами разговаривает дежурный ОВД Ленинского района младший сержант Воронин. С вами хочет пообщаться следователь Зверев Алексей Сергеевич.

Алексей взял трубку.

— День добрый. С кем имею честь общаться?

— Дежурный врач Богданов Антон Иванович.

— Послушайте, Антон Иванович. Не могли бы вы проверить одного человека и дать мне знать, состоит ли он у вас на учете?

— Ну, ради нашей доблестной милиции мы можем все.

— Четырин Виктор Васильевич, тысяча девятьсот семьдесят второго года рождения, проживающий по адресу Тамбовская область, село Стрельцы, улица Зеленая, дом 45.

— Сейчас проверим.

«Если он состоит на учете, то это круто меняет дело. А если нет?», — размышлял следователь, пока врач искал Четырина среди своих пациентов.

— У нас такой человек не числится. А что случилось-то?

— Спасибо! — ответил Зверев и положил трубку.

«На учете не состоит, в тюрьме не сидел, женат. С виду все хорошо, но зачем нести бред? Улик серьезных против него нет, дело все равно развалится, а он про какого-то третьего несет. Зачем он вообще этого незнакомца вплел? Даже если на монтировке и его отпечатки, так это еще ни о чем не говорит. Помогал погибшему колесо бортировать. Все шито-крыто. А может, незнакомец и впрямь был? Стоит проверить».

Следователь направился в свой кабинет, где сладко дремал Виктор.

— Не спи, Виктор!

Четырину спросонья показалось, что это был голос капитана, но, открыв глаза, он увидел перед собой человека в тоге, ярко освещенного с одной стороны, а с другой погруженного во тьму. Контраст был настолько сильным, что Виктор невольно зажмурился и прикрыл рукой глаза.

— Вы кто? — робко спросил Четырин, и его голос повторился многократным эхом.

— Это не важно. Важно то, что вы уже встретились. Главное теперь, найти ее, и лишь вы знаете, как это сделать. Не верьте глазам своим, верьте сердцу. И не теряйте надежды. Один постарается остановить вас, другой будет помогать вам. Такова игра, Виктор. Для них. Для вас это надежда на спасение. Теперь многое будет зависеть от вас.

Дверь кабинета хлопнула.

— Что, спишь? Не спи, зима приснится — замерзнешь, — сказал Зверев задержанному.

Виктор вздрогнул и тут же открыл глаза.

— Фу, е-мое! Надо же такому присниться.

— Ладно, давай собирайся и езжай домой, еще раз обдумай все. Я хочу, чтобы следующее наше общение было похоже на разговор, а не на сегодняшнюю ахинею. Может, вспомнишь какие-нибудь подробности.

— А что тут вспоминать? То, что было, я вам рассказал. И это теперь клеймо на всю мою оставшуюся жизнь. Наверное, за мои грехи, — ответил Виктор и направился к двери. Остановившись у выхода, Четырин повернулся к капитану. — Вы меня за идиота держите. Ну и пускай. А когда столкнетесь с этим сами, то вас тоже за дурачка примут, зато вы, как и я, в инопланетян верить начнете и в барабашек всяких. Сразу верить начнете. Как Фома.

Алексей подошел к Виктору и посмотрел ему в глаза.

— За идиота тебя никто не держит. А если ты теперь во всех верить стал, то сходи в храм и поставь свечку. Авось полегчает.

— Сегодня же пойду!

— Ну, давай, Витек, удачи, — Зверев хлопнул Четырина по плечу.

— Спасибо вам за все, — ответил Виктор.

— Пока не за что. Пока ты под подозрением, никакого «спасибо» быть не может. Если накопаю что-нибудь на тебя, сядешь быстро и надолго. Усек?

— Это-то я усек. А спасибо за то, что вы хотя бы пытаетесь разобраться, а не как этот, что до вас был. Тому только бы посадить. У него на лице написано, что он всех ненавидит.

— Иди уже. Давай-давай. И помни, о чем я тебе говорил.

Алексей не спеша вернулся к окну. Снег валил большими хлопьями, а на ближайшем дереве одиноко сидел большой черный ворон.

«Да, не вяжется тут что-то. Ой, как сильно не вяжется. А может, мужик и впрямь сам себе башку расшиб, когда с КамАЗа спрыгивал? Сколько таких случаев, когда их то кабиной придавит, то поскользнутся да расшибутся? Но тогда зачем он про этого третьего твердил? Если предположить, что он сам водилу завалил, стоял бы на своем, что, мол, несчастный случай. И не придерешься. Странно все это». Зверев устроился поудобней за столом, затем облокотился на него и крепко заснул.

Глава V

СОН

Все версии Зверева были ошибочны: и версия о несчастном случае, и версия об убийстве. Все это было ничтожно по сравнению с тем, что случилось на самом деле. То, что произошло в Стрельцах, было гораздо серьезней, но об этом Алексей пока даже не догадывался. Его целиком поглотила черная бездна сна, чертовски реалистичного.

Он шел по коридору средневекового замка. Повсюду свисала паутина, стены от влажности покрылись плесенью и мхом. Его не покидало чувство, что он находится в естественном туннеле, созданном самой матушкой-природой. Коридор уходил в бесконечность, а из дверей, расположенных по его сторонам, доносились вопли и мольбы о пощаде. Алексей продвигался вперед, всматриваясь в темноту, которую изредка разгоняли факелы. Под ногами время от времени пробегали крысы, с потолка сочилась вода. Звук капель, разбивающихся об пол, эхом проносился по туннелю, смешиваясь с истошными криками умирающих. Впереди показалась приоткрытая дверь. Алексей вошел в комнату, и его взору предстал измученный человек, прикованный к деревянной площадке. К рукам страдальца были привязаны тонкие веревки, издалека похожие на гитарные струны, которые с хрустом растягивали его конечности в разные стороны. Зверев попытался открыть глаза и покинуть страшный кошмар, но что-то мешало ему проснуться. Словно это был не сон, а чудовищная пьеса, в которой он по роковой случайности играл главную роль.

Внезапно раздался голос.

— Если можешь, беги. Только знай, что ты обречен. Стоит солнцу зайти, и вот он я. И день станет ночью. Я всегда буду рядом, до последнего твоего вздоха. А когда он настанет, я приду за тобой. Мною созданное мне должно и достаться.

Алексей закрыл уши руками и голос пропал. Слева от двери стоял человек в коричневой мантии, который приводил в действие адскую машину из шестерней и веревок, медленно крутя рукоятку и наслаждаясь происходящим. Он натягивал бечеву с упорством настраивающего гитару дилетанта, который поворачивает колки до тех пор, пока струны не лопнут. С каждым движением палача слышался хруст костей и треск до предела натянутой кожи. Алексею захотелось помочь несчастному, который, казалось, вот-вот потеряет сознание от невыносимой боли. Он попробовал развязать веревки, но руки к его удивлению прошли сквозь бечеву, не встретив никакого сопротивления. В ужасе Алексей отступил назад, глядя на свои ладони и не понимая, что происходит. Яростно сжав кулаки, он бросился к палачу и со всего размаха нанес по нему удар, но все снова повторилось, точь в точь как с веревками. Казалось, что он призрак в собственном удивительно реальном сне. Все, что бы он ни делал, было впустую: его никто не замечал. Алексею оставалось лишь наблюдать за происходящим. В правом углу комнаты капитан разглядел человека в черном облачении, лицо которого было спрятано под капюшоном. Ему сначала даже показалось, что это статуя, но когда он почувствовал взгляд того, кто скрывался в темноте, его спина покрылась холодным потом. Статуя зашевелилась и двинулась на него.

— Я вижу тебя. Я чувствую тебя. Я создал тебя. Тебе от меня не спрятаться. Вспомни, когда ты стоял на вершине мира. Еще бы чуть-чуть, и империя была бы твоей.

Не дожидаясь сближения, Зверев выскочил из комнаты в коридор. Он на мгновение остановился, чтобы закрыть за собой дверь, но не успел. Плоть лопнула и дикий крик заполнил помещение. Брызги крови попали Звереву на лицо. Несчастный корчился, истекая кровью, а его собственные руки болтались над ним, словно куски туши на скотобойне.

Алексей бежал, пытаясь не слушать стоны и вопли, которыми дышало и жило все вокруг, и остановился лишь тогда, когда ужасные звуки перестали доноситься до него. Он даже сначала подумал, что оглох, настолько спокойно и тихо стало. Все смолкло, как по команде, словно кто-то управлял происходящим. Алексей повернулся назад, вглядываясь в сумрак и пытаясь рассмотреть погоню, но ничего, кроме факелов, висящих в шахматном порядке на стенах туннеля, видно не было. Вытирая со лба пот, смешанный с кровью, Зверев еще раз прислушался. За сумасшедшим биением собственного сердца он различил отголоски разговора. Как загипнотизированный, он стал продвигаться по туннелю, пока его не осветил яркий свет, исходящий из еще одной открытой двери. Представшая его взгляду комната круглой формы обильно освещалась лампадами, свечами и факелами. За массивным дубовым столом сидел человек в длинном монашеском балахоне. Его голову покрывал капюшон. Свет неестественно преломлялся, освещая только одну сторону монаха. Он бормотал что-то себе под нос на странном языке, но Звереву этот язык показался знакомым, и с каждой последующей фразой он понимал его все лучше и лучше. Перед монахом стояли весы. Он доставал из воздуха песчинки и клал их поочередно то на одну, то на другую половину весов.

— Слишком долго в этом мире удерживается равновесие. Люди так никуда и не сдвинулись, не пошли дальше, — он снова положил песчинку на весы. — Я изменил правила, но все осталось непоколебимо. Жизнь застаивается, словно вода, и начинает протухать. Нет прогресса. Мне приходится ускорять эволюцию, создавая новые условия и каждый раз усложняя этот процесс. Когда я ввел в игру тебя, я думал, все закончится. Но ты так и не смог сделать выбор. Что ж, они разыграли тебя по-своему. Если ты не можешь решить сам, тогда решают за тебя, и ты получаешь то, что имеешь. Я до сих пор не пойму, что с вами делать и как поступить. Пускай за вас решают они, — монах вытянул ладонь, и в его руке появилась маленькая фигурка человека. Он поместил ее посередине весов. — Ты, тринадцатый, зачем обрек на мучение мир свой? — монах встал и направился к Звереву, с каждым шагом множась в геометрической прогрессии. — Теперь решать будет тот, кто сделает выбор, а вы пожнете плоды свои.

Следователь попятился назад, но, упершись в стену, был вынужден остановиться. Бесчисленные проекции монаха окружили его и начали тянуть в разные стороны.

— Тринадцатый, освободи нас от него! Он то, что есть мы!

Они все прибывали и прибывали. Одежда Алексея с треском поползла по швам, а за ней стала лопаться кожа. Люди раздирали его на куски. От боли и ужаса Зверев закричал и, открыв глаза, проснулся. Холодный пот тек ручьями по его спине и лбу.

— Фу-ты, черт! Приснится же такое! — вытирая пот с лица, проговорил Алексей и закурил. Сделав несколько затяжек и немного придя в себя, он взглянул на часы. — Еще спать и спать. Надо же, просто жуть! — зевнув, он облокотился на рабочий стол и снова задремал.

Глава VI

УТРО

Было около десяти утра, погода не улучшалась. Городская жизнь впала в анабиоз. Тамбов был похож на огромного медведя, который решил переждать зиму в берлоге. Население попряталось по квартирам типовых многоэтажек. Кое-где были слышны двигатели снегоуборочных грузовиков, которые делали попытки расчистить дороги. Изредка в пурге мелькали силуэты людей, спешивших по неотложным делам.

Алексей крепко спал, положив голову на стол. В кабинете было тепло, и от этого сон следователя был еще слаще. Вдруг дверь с шумом распахнулась и внутрь влетел Попов. Зверев тут же открыл глаза и поднял голову.

— Б-р-р-р. Вот это погодка! Вот это холод! А метель-то, метель! Еле до работы добрался, две остановки пешком шел. Автобус застрял, представляешь? Такая пробка образовалась. Когда это в нашем «мегаполисе» пробки были? — тараторил Попов, одновременно раздеваясь и сметая с себя снежные хлопья.

Алексей молча потянулся и включил старенький электрочайник.

— Ты что такой угрюмый, а, Лех? Не выспался, что ли? Или кошмары всю ночь мучали? — вытряхивая из ботинок уже начавший таять снег, поинтересовался Михаил.

— Чай будешь?

— Давай. А покрепче у тебя ничего не найдется? — подмигнув, весело спросил Попов. Алексей взглянул на него исподлобья. — Ладно, ладно. Что уж, и пошутить нельзя? Ты что такой серьезный? Или закодировался?

— Да нормально все. То дело, которое ты вчера мне передал…

— У-у-у, браток. Я тебе ничего не навязывал, ты у меня его сам выпросил — не забывай про это.

— Так-то оно так, только…

— Если назад спихнуть его хочешь, так ты про это забудь, оно мне ни в какие дырки не уперлось. Сам взял, сам дерьмо и хлебай. Уговор есть уговор.

— Да я не собираюсь тебе ничего отдавать. Просто узнать твое мнение хочу.

— А, ну раз мнение, так это давай. Это мы всегда пожалуйста. Мнением я богат. Валяй.

— Тебе вообще это дело странным не кажется?

— Нет. А что тут странного? Грохнул его этот кент, и все тут. Тушите свет, сушите весла.

— Все слишком просто у тебя получается.

— Ага. Зато у тебя слишком сложно. Что ты выдумываешь? Тут все ясно, как белый день. В Пуаро поиграть захотел? По работе соскучился или заняться нечем? Так ты в стол загляни и посмотри, сколько там всякого говна скопилось. Если б я так с каждым делом сиськи мял, ни одно из них так до суда и не дошло бы. Да что я тебе рассказываю? Сам знаешь, не первый раз замужем. Они всегда невиновные, только вот хорошие ребята к нам не попадают.

— Да это-то понятно. Только вот зачем ему убивать было? Может, это и впрямь несчастный случай? — гнул свою линию Зверев. — Тем более он говорит, что подвозили они кого-то.

— Ну ты, Лех, даешь! Ты поверил, что они в такую пургу могли подобрать кого-то на трассе? Ты сам бы подобрал? Задай своим мозгам такой вопрос и сразу получишь правильный ответ. Времена светлого будущего прошли, и коммунизм мы не построили. Сейчас человек человеку далеко не брат. Так что вряд ли кто-то на трассе в пургу и ночью кого-то станет подвозить.

— Думаешь, брешет?

— Ну, а я тебе что говорю? Конечно, брешет. Кстати, а где этот чудик? Он, наверное, в обезьяннике еще чего-нибудь придумал за ночь. Давай его сюда, я тебе сейчас покажу, как таких раскалывать нужно. Заодно поржем! — радостно воскликнул Попов.

— Я его домой отпустил, под подписку, — тихо ответил Алексей.

— Чего?! Как домой? Шутишь, да?! — Зверев отрицательно покачал головой. — Ой, дурак! Ой, придурок! Я не перестаю удивляться. Тебе и впрямь там, наверное, мозги отстрелили. Ну да ладно, дело твое. По башке тебе получать, а не мне! А пока давай наливай чай, а то остынет, придется опять кипятить.

Алексей достал из стола две кружки, вытащил пачку чая и насыпал в каждую кружку по пригоршне, в результате чего напиток стал походить на тюремный чифирь. Собеседники закурили.

«Все равно это странно, — думал Зверев. — Не мог он этого сделать, не мог. Да и если это был несчастный случай, то зачем приплетать третьего? Зачем все так усложнять?». Но погрузиться в размышления ему не удалось, потому что в кабинет ввалилась женщина 45-50 лет. Одета она была в темную кожаную куртку непонятного цвета и длинную черную юбку, на ногах — коричневые ботинки, голову покрывал серый пуховый платок.

— Кто тут Зверев?! — заорала она, не успев перешагнуть через порог. — У меня муж пропал, а вы тут сидите! Вы обязаны его найти!

От удивления Алексей поперхнулся и, закрыв рукой рот, пару раз кашлянул.

— Вы что, надо мной еще смеяться будете?! Вам работать надоело?! Я на вас быстро управу найду, сейчас жалобу начальству в раз накатаю! — подходя к Звереву, продолжала орать женщина.

Алексей быстро потушил сигарету и отставил чашку с чаем. Попов изумленно смотрел на незваную гостью, которая больше походила на гарпию, нежели на существо женского рода.

— Я что, с вами в молчанку буду играть?! Или вы меня за идиотку держите?! — буйствовала гражданка.

— Да, Лех, почему ты сидишь и ничего не делаешь? Давай звони Санычу, пускай ОМОН снаряжает. Муж как-никак пропал, — не отрывая взгляда от внезапно появившейся особы, съязвил Михаил.

— Может, вы все-таки успокоитесь и присядете? — указал капитан на стул.

— Да-да, садитесь. Желательно лет на десть! Ну, Лех, удачи! — Михаил поднял вверх правую руку, одновременно топнул ногой и вышел, закрыв за собой дверь.

— Это он сейчас что имел в виду?! — нервно воскликнула женщина, поворачиваясь в сторону ушедшего Попова.

— Не обращайте внимания, это он не вам, — с улыбкой успокоил ее Алексей. — Простите, а с кем я имею честь общаться?

— Пантелеймонова Вероника Афанасьевна я. Жена убиенного супруга, — зарыдала женщина. — Горе мне, горе! Пропала моя кровиночка-а-а! Муженек мой пропа-а-а-ал! Убили его! Что ж это такое на белом свете делается-то-о-о?!

— Постойте, постойте. Как убили? Вы только что сказали, что он пропал.

— Да какая разница? Пропал — значит, убили. А раз убили, значит, домой он не придет. Вот его и не-е-е-е-т! — снова завыла Вероника Афанасьевна.

— Железная логика. Тут не поспоришь. А когда он пропал-то?

— Вчера-а-а-ась, — прорыдала потенциальная вдова.

— А вы знаете, что по закону я могу объявить его в розыск только по прошествии трех суток?

— Я тебе объявлю после трех суток! Ты у меня быстро с работы вылетишь! У этого гада пенсия завтра! Пропьет, скотина эдакая! Найти его срочно надо! — внезапно перестала рыдать и снова перешла на крик женщина.

— Он что, с работы не вернулся?

— Да какая к чертям работа?! Эта сволочь ее отродясь не знала! Хоть бы день где-нибудь поработал!

— Ясно. Такое раньше бывало, чтобы он домой не приходил, или это в первый раз?

— В первый! Это все Васька паразит! Он виноват! Будь он проклят, алкаш чертов! Вечно его спаивает!

— Стоп! Какой еще Васька? Давайте по порядку, — Алексей обхватил голову руками. — Вспомните точно, когда вы видели его в последний раз?

— Кого? Ваську-то?

— Хренаську! — не выдержал Зверев и нервно заходил по кабинету. — Причем тут Васька?! Мужа, мужа своего когда вы в последней раз видели? Не говорил ли он вам, куда пойдет или куда хотел бы сходить? Может, он у друзей заночевал?

— Да на какой-то калым они собирались. А у меня ведь дома две кошки остались и собачка, как же они теперь без кормильца-то будут? — завыла посетительница, достала из кармана куртки грязный лоскут, быстро высморкалась и, вытерев им слезы, спрятала обратно в карман.

— А на какой калым они собирались? Вы, случайно, не в курсе?

— Так Васька-то железом промышляет, — бойко ответила женщина.

— Это каким еще железом?

— Ясно каким — всяким!

— Понятно. А всяким, это каким именно?

— Ну, каким-каким? Всяким. Железным таким, — отведя взгляд в сторону, проговорила Вероника Афанасьевна.

— Я вас, гражданка, спрашиваю, что именно он делал? Понимаете? Цветмет сдавал или гвоздями ржавыми на рынке торговал? Конкретней, женщина, объясняйте. Конкретней!

— Ой, да вы тоже скажете, на рынке торговал. Кто ж эту образину туда пустит? Алкаш он. По помойкам лазит да всякую дрянь собирает, потом на своем Москвичонке это добро барыгам отвозит, — с пренебрежением ответила посетительница.

— Понятно все с вами, — облегченно выдохнул капитан. — А как он выглядел, когда вы видели его в последней раз? Ну, перед тем, как он пропал?

— Ну, как-как? Ржавый такой Москвич. Да на эту рухлядь без слез не взглянешь: на нем день ездишь, два чинишь. Он у него и не разваливался только из-за того, что… — начала свой рассказ Пантелеймонова, но ее тут же перебил следователь.

— Какой, к дьяволу, Москвич?! Я вас про мужа спрашиваю! Вы надо мной издеваетесь что ли?! — Алексей еле сдерживал себя.

— А-а-а, муж. Вы бы так и сказали. Сейчас расскажу, — без эмоций ответила женщина.

— Не надо! Не надо рассказывать! — следователь достал из ящика бумагу и ручку. — Вот, пишите! С кем, когда и при каких обстоятельствах вы видели своего мужа в последний раз! Повторяю: не собачку, не кошечку, не ржавый Москвич, а своего мужа! И не забудьте написать, во что он был одет и как его зовут! Полные имя, фамилию, отчество! Поняли?!

— Поняла. Что тут непонятного? И не надо меня за дуру держать, а то я ведь и пожаловаться могу, куда следует, — пригрозила Вероника Афанасьевна.

— Тьфу ты, черт! Пишите уже! — крикнул следователь и вышел из кабинета.

За дверью стоял Попов и еле сдерживал смех.

— Хренаську. Понял? Жена пенсию профукала, а муж по бабам погнал! — закатился хохотом Михаил.

— Что ржешь?

— «Маски-шоу» отдыхают, — вытирая слезы, выдавил из себя Михаил.

— Ха-ха! — передразнил его Зверев. — Хватит, а то описаешься. Дай-ка лучше закурить, а то я свои в кабинете забыл, а возвращаться не хочется: там у меня атмосфера неблагоприятная.

— Ну и что у нее за проблемы? — с ухмылкой спросил Михаил, протягивая Алексею сигареты.

— Да муж у нее пропал вроде как. Чтоб его черти взяли. И ее вместе с ним.

— Я бы от такой тоже сбежал. Слушай, а она случайно не с бодунища? Взгляд у нее какой-то нездоровый.

— Да Бог ее знает! Пусть пишет, бумага все стерпит. И, вообще, хорош издеваться, а то сейчас к тебе эту бешеную отправлю, будешь сам с ней мыкаться. Как раз и узнаешь, с бодуна она или нет. А если повезет, то, глядишь, и свиданье себе устроишь. Она теперь женщина одинокая, мужа нет.

— Спасибо, конечно, но мне этот мутант-одиночка не нужен! К тебе она пришла, сам с ней и возись! Этот квазимодо не в моем вкусе! — ответил Попов.

— На тебя где сядешь, там и слезешь. Извини, супермоделей как-то не предвидится.

— А как ты хотел в нашей-то жизни? Оно, как говорится, не делай добра, не получишь зла.

— Следователь Зверев! Следователь Зверев! — раздался голос из-за двери.

Алексей аж вздрогнул.

— Да мать ее! Покурить спокойно не даст! И откуда ее нелегкая принесла?

Зверев тяжело вздохнул и, покачав головой, вошел в кабинет с цифрой шесть на дверной табличке.

— Товарищ следователь, я уже все написала, как вы и просили, — проговорила Вероника Афанасьевна.

Капитан молча прошел по кабинету и сел за стол.

— Давайте посмотрим, — Зверев взял у нее заявление.

— Я там все написала! Как он был одет и с кем был в последний раз. Кстати, я там и Васькин Москвич описала, и номер его, так что теперь ищите, — не выдержав тишины, заговорила гражданка Пантелеймонова.

Алексей внимательно прочитал заявление, после чего положил его перед собой на стол и посмотрел на потерпевшую так, будто она была виновата в смерти президента Кеннеди, нашествии татар на Русь, всех революциях сразу и заодно во всех смертных грехах. Минутная тишина повисла в кабинете.

— А что это вы на меня так смотрите?! — вспылила внезапно Пантелеймонова.

— Да так, ничего особенного. Только у меня к вам один вопрос. Маленький такой, пустяковый.

— И какой же? — с гонором спросила женщина.

— За каким, простите меня, фигом, вы написали здесь, что ваша соседка Любовь Николаевна Квашнина занимается самогоноварением с целью спекуляции?! И какого хрена вы внизу заявления написали «Аноним» и вместо подписи поставили крестик?! — краснея от злости, на повышенных тонах вопрошал следователь.

— А пускай она самогонку не варит, сволочь! Всех моих клиентов к себе переманила, ведьма! — рвала глотку Пантелеймонова. — А подписалась я так, чтобы она не догадалась, кто на нее навел! Пущай думает, что на нее случайно вышли!

Алексей молча смотрел на нее и с удовольствием представлял, с какой бы радостью он придушил эту горластую стерву. На лице у него появилась блаженная улыбка.

— Короче так! Пишите! — скомандовал капитан.

— Что писать-то?! Я уже и так все написала, — возмутилась заявительница.

— Во-первых, свой домашний адрес. Во-вторых, телефон, если он есть. В-третьих, от кого заявление и по какому поводу. В-четвертых, свою подпись поставьте и на хрен вычеркните все про соседку. А в конце, я вас очень прошу, дату подачи заявления не забудьте указать.

— Хамье! — крикнула Вероника Афанасьевна, но, схватив бумагу и ручку, все же исправила все, как ей было сказано, после чего швырнула заявление на стол и, рявкнув: «Я так этого не оставлю!», энергично покинула кабинет, с силой хлопнув дверью.

— И я очень рад был с вами пообщаться! — крикнул ей вслед капитан.

Оставшись один, он взял заявление со стола, улыбаясь, прочитал его, затем выписал на отдельный листок приметы пропавшего человека и его автомобиля, в общем, все то, что могло понадобиться патрулям для ориентировки, встал и вышел. Пройдя по темному коридору, в конце которого надоедливо мигала лампа дневного света, следователь оказался рядом с дежурным.

— Послушай, парнишка. Вот тебе ориентир на человека и машину. — Зверев протянул парню листок с записями. — Сбрось его патрулям. Пускай поспрашивают, посмотрят, но особо не напрягаются. Будет что, маякнешь.

— Хорошо, — ответил дежурный, забирая данные от капитана.

Зверев, не спеша, вернулся на свое рабочее место.

Глава VII

БЕЗУМИЕ

Не быть подчиненным никакому закону —

значит быть лишенным самой спасительной защиты,

ибо законы должны нас защищать

не только от других, но и от самих себя.

Генрих Гейне

Стрелки на часах замерли на двенадцати. Городские службы с трудом пытались бороться со стихией. На центральной улице движение, хоть и не было таким интенсивным, как в обычные дни, но все же не прекращалось. Впрочем, машины не ехали, а ползли по занесенному снегом асфальту. Время шло монотонно, а люди, словно запрограммированные куклы, ходили взад и вперед, глядя под ноги и не замечая вокруг себя никого и ничего. Озабоченные своими проблемами, они, толкаясь, пытались залезть в и без того переполненные автобусы. Злость и ненависть друг к другу, к погоде, к плохо ходящему транспорту пропитали всех и вся.

Всю эту нерадостную картину оживлял непонятный человек, который бегал у остановки и предлагал прохожим зачем-то купить у него старые валенки. Один из них был с калошей, а другой сверкал порванной пяткой. Продавец выглядел более чем странно: маленького роста, с горбом на спине, одна рука короче другой, правый глаз кроваво-красный, а левый угольно-черный, и оба без зрачков. Одет он был в рваную фуфайку на голое тело, на ногах красовались ярко-желтые резиновые сапоги и заправленные в них трико темного цвета с отвисшими коленками. Самое удивительное, что ни один прохожий не выказывал удивления или отвращения при виде этого странного существа, будто это был галантный продавец дорогого бутика в шикарной одежде и итальянской кожаной обуви.

— Девушка! Леди! Купите своему бойфренду! Может, он вам изменять перестанет! — прокричал коробейник проходящей мимо него молодой прелестнице.

— Мамаша! Мамаша! — тут же подскочил он к даме в летах и, дергая ее за рукав, почти пропел: — Купите! Ручная работа! Практически бесценны! В них еще мой дед против Наполеона воевал. Вы же патриоты! Ну купите! Семейная реликвия, можно сказать. А мне что? Мне многого не надо — дешево отдам. Они еще лет сто прослужат, это я вам точно говорю. Богом клянусь!

— Небось, дорого? — покрутив валенки в руках, застенчиво спросила женщина.

— Ну что вы! С вас я даже денег не возьму, давай бартером! — тут же заорал продавец.

К нему стали подтягиваться прохожие, образуя небольшую толпу.

— Люди, здесь меняются валенки ручной работы на полбанки спирта и закусь! Под словом «закусь» моя контора имеет в виду соленый огурец! — Бартер! Кому тут бартер?! — горланил карлик, подняв валенки над головой. — Не дайте умереть от обезвоживания и голода, пожалейте калеку! Ну, что вы как не родные?! Смелее, смелее! Продаю валенки, так как нужна операция моей дочери, у которой при рождении не оказалось мозга! Врачи пообещали пересадить мозг шимпанзе, но для этого нужны деньги! На Бога не уповаю, а верю в вас, добрые люди!

— Пощупать-то дай! — раздался грубый мужской голос из толпы, которая уже насчитывала около двух десятков человек.

— Конечно! Конечно, милейший! Берите, трогайте! Мерьте! — карлик швырнул валенки мужику. — Дамы и господа, леди и джентльмены! Уникальная возможность обменять удивительные, практически бесценные валенки времен моего дедушки на полбанки чистейшего ректификата и закуску в виде вкусного соленого огурца! Я вам не банк, под проценты не даю. Я не спекулянт, дорого не возьму! Каждый рубль, что получу, перешлю детям сиротам в Красносвободный интернат! Ах, какие там дети! Неужто вам детей не жаль?! Купите!

Мужчина, поймавший валенки, покачал головой, одобряя обувку. В толпе началась суета. Люди стали выхватывать рванье друг у друга и разъяренно отпихивать конкурентов, чтобы подержать валенки в руках. А в середине толпы молча стоял странный продавец и наблюдал за вакханалией с идиотской улыбкой на лице.

— Люди, но если уж вы такие жадные и бартером не хотите, и детьми вас не рассердоболил, так забирайте даром! Халява, дамы и господа! Халява, граждане и гражданки! Вы же любите это слово?! Халява!

— Я их первый взял! — прокричал мужчина, резко выхватил валенки у очередного претендента и, отпихнув его, попытался вырваться из толпы.

Но не тут-то было. Стоящий рядом с продавцом молодой человек немедленно оглушил его ударом в затылок, и мужчина рухнул без чувств на землю. Толпа загудела, словно это были не люди, а пчелиный рой или стая волков, которая сбежалась к добыче. Лежащий на земле крепко прижимал к груди товар, хоть и был без сознания. Однако уже через мгновение толпа снова остервенело вырывала валенки друг у друга из рук. Задние теснили передних, чтобы пробраться к потрепанной обуви, будто это была хрустальная туфелька Золушки. Одна из женщин с визгом вцепилась в шапку другой, обильно при этом матерясь. Мужчина, поднявший заветную пару с земли, тут же был нокаутирован ударом в челюсть человеком крепкого телосложения. На него в свою очередь накинулись женщины. Остановка превратилась в побоище. Люди топтали, били, обзывали друг друга, лишь бы заполучить бесплатную, до этого никому не нужную обувь. Машины останавливались, водители и пассажиры с удивлением смотрели на безумных, которые, не щадя себя, бились за рванье, ставшее им вдруг дороже всего на свете.

Неподалеку от беснующейся толпы молча стояли три человека. Они не вмешивались в происходящее и равнодушно наблюдали за людьми, словно оценивая, кто из них на что способен. Первым был продавец, который еще пять минут назад сам затеял это сумасшествие. Второй — огромного роста мужчина — был одет в кожаные штаны, армейские сапоги и расстегнутую кожаную куртку, из-под которой сверкал легионерский меч. Посередине стоял Анатас, опираясь правой рукой на трость. Неожиданно к ним присоединился четвертый, который словно материализовался из воздуха. Он был в одежде еще более странной, чем у продавца и гиганта. Его тело было закутано в белую тогу, а ноги босы. Длинные волосы лежали на плечах, а короткая, но густая борода украшала приятное лицо. Он молча встал рядом с троицей и присоединился к наблюдению за полем боя. Мрачная компания даже не посмотрела в его сторону. Перебирая в руках четки, бородач то смотрел на людей, которые были больше похожи на животных, то, опуская взгляд вниз, что-то бормотал себе под нос.

— Homo homini lupus est⁷, — сухо произнес Анатас.

— Homo sum, humani nihil a me alienum puto⁸, — повернувшись к нему, ответил незнакомец в белой тоге. — Прекрати это.

— Как я могу прекратить то, чего не начинал? Да и зачем лезть к разъяренным псам, ведь они могут не признать хозяина и покусать в ярости. Помню, не так давно они и вовсе распяли своего спасителя.

— Ты их спровоцировал тогда. И продолжаешь это делать сейчас.

— Разве можно спровоцировать тех, кто уже давно спровоцирован? Мир достаточно велик, чтобы удовлетворить нужды любого человека, но слишком мал, чтобы удовлетворить людскую жадность. Не в их ли великих писаниях сказано: «О, ты, живущий при водах великих, изобилующий сокровищами! Пришел конец твой, мера жадности твоей»⁹. Посмотри на них — это же скот. Ни один из них — ни один! — не стоит его внимания. И ты мне хочешь сказать, Михаил, что спровоцировал их я? Жадность, гордыня, зависть — вот их провокаторы. Нормальный человек должен определить место для каждого из своих желаний, взвесив все «за» и «против», а затем осуществить их по порядку. Их алчность и бескультурье постоянно нарушают этот порядок, и им приходится преследовать такое множество целей, что в погоне за пустяками они упускают самое существенное — то, что им действительно нужно. Посмотри на них, посмотри внимательней. Они настолько мелочны и жадны, что в молодости начинают копить на старость, а когда состарятся, откладывают на похороны. Валенки, всего лишь рваные валенки, и они уже готовы убить друг друга из-за них. А представь себе, если б это был кусок золота или чемодан бесценной бумаги, которую они называют деньгами. За них они бы продали и мать родную.

— Ты не прав. Ты видишь только одну сторону медали.

— Ты видишь другую, но ничего от этого не меняется, Михаил. И твой хозяин знает это. Скоро, очень скоро я расставлю все по своим местам. Не стоило вообще уделять им столько внимания. Знаешь, я давно понял, почему иногда животные пожирают свое потомство. Если бы и он это понял, все бы могло закончиться куда более благоразумно.

Вся троица развернулась и отправилась прочь. Их собеседник постоял еще немного, глядя им вслед, и растворился в падающем снеге.

К остановке подъехали две милицейские машины. Выскочившие из них стражи порядка подбежали к буйствующей толпе. Сражавшиеся за валенки при виде милиции кинулись врассыпную. Милиционеры хватали, кого ни попадя, и запихивали в машины, задерживая не только нарушителей, но и зевак, которые радостно наблюдали за происходящим. Когда три загадочных персонажа отошли метров на сто, продавец валенок внезапно развернулся и побежал обратно. Подскочив к остановке, он вытащил из-за пазухи открытку, на которой было поздравление с Днем милиции, и стал размахивать ею.

— ФСБ, мать вашу! ФСБ!

Подбежав к валенкам, которые валялись на земле, продавец тут же ударил по руке сержанта, который было потянулся за ними и, тыча ему в лицо открыткой, заорал: — Куда ручками сучим?! Совсем очумел?! Работы лишиться хочешь?! Я тебе это вмиг устрою! Не видишь что ли, что это вещдок?! У-у-у, морда! — и, отвесив сержанту подзатыльник, да так, что с того слетел головной убор, вместе с валенками скрылся в ближайшей подворотне.

Анатас и Маркус — именно так звали гиганта — дождались, когда загорится зеленый сигнал светофора, и ступили на проезжую часть. Послышался скрежет шипов, и пронзительный гудок разнесся по ближайшей округе. Черная Audi с трудом затормозила на скользкой, заметенной снегом дороге в пяти сантиметрах от Анатаса. Маркус перешел дорогу и растворился в маленьких улочках города. Анатас остался стоять на месте.

Тонированное стекло опустилось, и из машины высунулась лысая голова парня крепкого телосложения.

— Эй, урод! Ты че творишь?! Ты куда, в натуре, прешь? Не видишь, что тут люди ездят?! Я о тебя, сволочь, чуть свою машину не помял! — заорал водитель.

Анатас не пошевельнулся. Водитель иномарки снова нажал на клаксон и подержал его несколько секунд. Вой сигнала и сирен милицейских машин слились в единое целое, образуя звук авианалета вражеских бомбардировщиков. Бугай снова высунул голову в окно.

— Не, ну ты че, в натуре, совсем оборзел?! Пшел с дороги, корова тельная! Если не исчезнешь, я тебе, падла, ноги пообломаю!

Анатас подошел к водительской двери, медленно нагнулся и пристально взглянул в глаза бугаю.

— Не нужно хамить, молодой человек. Тем более хамить тем, кого не знаете. Мало ли кем может оказаться оскорбленный? Случаи разные бывают. Возможно, тот, кого вы облили грязью, никогда этого не забудет и попытается при первой же возможности отомстить. Да и ездить вам не советую быстрее, чем летит ваш ангел-хранитель, а то ведь не поспеет, и беды не миновать. Прощайте.

У лысого по спине пробежали мурашки. Анатас выпрямился и, слегка стукнув по крыше машины ладонью, пошел своей дрогой.

— Вот урод! — тихо произнес водитель.

Машина с пробуксовкой рванула вперед, но на первом же перекрестке дорогую иномарку занесло, и она, пробив сугроб, вылетела на тротуар, где сбила девушку и сложилась напополам о фонарный столб. Раздался сильный треск. Лопнувшая арматура не смогла удержать опору железобетонной конструкции, и та молотом обрушилась на раскуроченную машину. Люди в ужасе забегали вокруг, женщины заохали, некоторые завизжали.

— Звоните в скорую! Вызывайте милицию!

Стражи порядка, разгонявшие дерущуюся толпу, кинулись на помощь новому пострадавшему. Вскоре послышались сирены скорой помощи и спасателей. Движение по улице прекратилось, образуя пробку. Вокруг царил хаос.

Зверев сидел в своем кабинете и размышлял о странных посетителях, побывавших у него за последние сутки. Мысли вызывали адскую головную боль, которая всегда возникала неожиданно. Казалось, что в голову насыпали дробленого стекла. Показания Виктора не давали ему покоя. Плюс еще эта сумасшедшая, которая несла какую-то чушь и почему-то пришла именно к нему. Будто кто-то намеренно хотел свести его с ума. И почему эти дурацкие сны снова начали ему сниться, хотя он не видел их с детства? Он сидел и курил, курил и думал, пока вбежавший в кабинет Михаил не нарушил ход его мыслей. Вид Попова был настолько необычен, что Алексей даже встал от удивления.

— Твою мать! — выругался Попов, едва войдя в кабинет.

— Да что случилось-то? Что опять?

— Какое-то безумие средь бела дня, вот что случилось.

— Ничего не понял. Какое безумие? Ты нормально объяснить можешь?

— Конечно, могу. Еще как могу, но лучше тебе это не от меня, а от очевидцев услышать, — нервно ответил Попов, закурил и сел рядом с напарником.

— Че-то я из твоей ахинеи ни черта не понял.

— Сейчас, сейчас. Серега, заводи по одному!

Дверь кабинета номер шесть распахнулась, и в нее вошел человек с опухшей челюстью и разбитым носом, похожий на бомжа или алкоголика.

— А почему он только в одном ботинке? — повернувшись к Попову, спросил капитан.

— Да ты присаживайся, охотник за дармовщинкой! — рявкнул Михаил и показал задержанному рукой на стул. — А почему без ботинка? Это, Лех, он тебе сейчас сам расскажет. И заодно поведает, почему он такой красивый у нас.

— Скорая побои-то сняла с него?

— Ага, как же! У меня там таких защитников Сталинграда полный коридор! Опросим их, а потом пускай бегают по больницам!

— Так заяву накатают, что это мы их!

— Успокойся! Ты лучше послушай нашего интеллигента в одном ботинке. Своим ушам не поверишь. Давай рассказывай, как тебе морду разбили.

Алексей внимательно осмотрел мужчину. Его дубленка напоминала тряпку, которой только что вымыли грязный пол. Один рукав был оторван, будто его отрезал скальпелем опытный хирург.

— Ну, это, как его, — замялся задержанный. — Это продавец, барыга, гад. Надо было ему их больше принести, а он, зараза, только одну пару притащил. А они такие хорошие, хоть и рваные. Я-то первый их взял. А если первый, значит, мои. А чего не взять-то, когда бесплатно? А этот мне сразу в челюсть. А за что? За то, что мне они больше подходили? А потом все как кинутся, и давай меня топтать! А где справедливость? Где? Нет ее. Кто первый взял, тот и прав. Так ведь?

— Ты к сути переходи.

— Ну, я ж вам говорю, что это продавец всех с ума свел. Сам маленький, с горбом, одна рука короче другой, а валенки-то у него просто прелесть. Говорит, в них его дед против Наполеона воевал. Во как! Значит, раритет, значит, перепродать можно. А он их бесплатно.

— Ну, и что дальше?

— Давай рассказывай, коллекционер хренов! — прикрикнул Михаил.

— Ну так я ж вам говорю, что это все из-за него. Когда он сказал, что их даром отдаст, люди словно голову потеряли — озверели все. Я вон померить хотел, а мне в челюсть.

— Ты прикинь, когда наши приехали, там такое месиво было! Ужас! Просто Ледовое побоище. Бородино, блин! Кого смогли, похватали и сюда. А они как сговорились все. Твердят про какие-то долбанные рваные валенки и продавца-урода. А ни продавца, ни валенок нет! Бред какой-то!

— Про что твердят?

— Про валенки и горбатого продавца! Горбатого! — Михаил на себе показал уродство, чтобы было ясней его коллеге. — Ну горб, понимаешь? — добавил он, видя, что Зверев смотрит на него, мягко сказать, удивленно.

— Понятно, — подытожил капитан. — Что тут непонятного? Мордобой-то устроить из-за рванья — милое дело. Тем более халявного рванья. Тем более если продавец с горбом. Потрясающе! Нашим людям за деньги ничего не надо, а вот если бесплатно или стырить, то тут любая дрянь у них на вес золота.

Все последующие задержанные входили в кабинет по очереди и как один рассказывали про непонятного продавца, который предлагал бесплатно старые валенки, якобы доставшиеся ему от деда. На седьмом задержанном Алексей не выдержал.

— Да за каким хреном они тебе-то понадобились?! Ты-то зачем туда полез?!

— Да я и сам не знаю. Ведь бесплатно… — ответил молодой человек.

— Ты их из дурки всех набрал, что ли?! — повернувшись к Попову, спросил Алексей. — По-твоему, раз ко мне эта сумасшедшая приходила, так можно их всех сюда вести?!

— Да не кипятись ты. Я сам офигеваю от этого зоопарка.

Внимание Алексея снова вернулось к свидетелю.

— Ты вот мне что скажи. Ты молодой парень. На кой хрен они тебе сдались? Ты их что, на дискотеку что ли надеть хотел или перед бабой своей в них покрасоваться? Зачем тебе рваные валенки?

— Так это, даром же, — слепил недоуменную гримасу парень и потер заплывший темно-фиолетовый глаз.

— Твою мать! Уберите его с глаз моих!

В кабинет вбежал сержант и вывел задержанного за дверь.

— Да-а-а, сначала придурки на остановке, потом водитель-экстремал. Интересно, что дальше? — почесывая затылок, проговорил Попов.

— Погоди. Какой еще водитель?

— Какой-какой? Который на машине в хлам разбился.

— Постой-ка, ты про него ничего не рассказывал.

— А что про него рассказывать? Обычное ДТП. Пока мы их разнимали, этот так называемый браток умудрился снести столб, да так, что его этим столбом и накрыло, превратив машину в железный блинчик.

— Как это накрыло? Все произошло там же?

— Ну да.

— А почему ты мне сразу про него не рассказал?

— Это дело не наше, пускай дэпээсники разбираются.

— То есть люди бьют морду друг другу из-за рваных валенок, а тут же, не отходя от кассы, человек разбивается на машине? И ты говоришь мне, что это обычное ДТП?!

— А что здесь такого?

— Что-то слишком много здесь такого. Такого странного. Ни разу в нашей глухомани ничего не было, а тут, на тебе, понеслась моча по трубам.

— Но причем здесь авария?

— Ну, может, ты и прав. А валенки, кстати, где? И продавец? Задержали?

— Наши ребята утверждают, что их забрали эфэсбэшники. Я понимаю, это полный бред, но все четверо утверждают, что это было именно так. Поэтому лучше пока про это помолчать. Вдруг этот психоз заразный? Поднимем шум, потом хрен отмоемся.

— О, Господи! — обхватив голову, воскликнул Алексей. — Этого еще нам не хватало. А они точно уверены, что их эфэсбэшники взяли? Эти-то откуда нарисовались?

— Говорят, что да. Притом не малахольные, а отработавшие. Правда, один из них утверждает, что эфэсбэшник ему подзатыльник отвесил, — пожав плечами, сказал Попов.

— Бред! Ладно, я узнаю, а ты пока про это молчи. У меня есть там один не последний человек, который мне кое-чем обязан, попытаюсь у него это выяснить, — сказал Зверев.

— Ясный пень, молчать буду! Я что, на идиота похож?!

— А что с этими делать? — спросил Алексей.

— Не знаю, — сквозь зубы проговорил Михаил.

— На меня не рассчитывай!

— Да не ори ты! Разберусь без тебя.

— Вот и разбирайся!

— Вот и разберусь!

— Вот и разбирайся!

Попов с досадой вскочил и вышел. Из-за стены тут же донесся крик. Михаил орал на задержанных. Вскоре шум утих, и Алексей остался в тишине. Шли уже вторые сутки, как он не был дома. Да и что ему было там делать? Жил он один, личная жизнь не сложилась, а родители давно умерли. Работа — вот его дом, его пища и смысл существования. Хотя и она в последнее время не приносила ему удовольствия. Он сидел за своим рабочим столом, и только треск мороза за окном скрашивал его одиночество. Зверев снова и снова пытался осмыслить недавние события. Все это казалось ему безумием. Какие-то странные люди сваливались на него, как снег на голову. Раньше такого не было, была просто работа. Почему он стал зацикливаться на всяких мелочах? И почему это все началось после рассказа Виктора, который говорил о странном человеке в кожаном плаще? Он пытался сложить все события в логичную картину на основе одной общей черты — отсутствии всякой логики. А тем временем истина была рядом, как бывает рядом фортуна, которую можно ухватить за хвост и заставить плясать под свою дудку. Но пока все версии напоминали подгоревшую кашу у неопытного повара. Зверев чувствовал, что связь есть и что ответ где-то рядом, но где именно, он не знал.

Алексей встал из-за стола, нервно походил по кабинету, потом сел, встал и снова начал ходить. Прошло около часа, пока он успокоился. Зверев достал из кармана пачку сигарет и закурил.

Глава VIII

ПРОДОЛЖЕНИЕ

Никто никого не может потерять,

потому что никто никому не принадлежит.

Пауло Коэльо

На столе у Зверева был бардак, как, впрочем, и в голове. Чтобы хоть как-то отвлечься, Алексей решил разобраться в бумагах. На глаза ему попалось заявление безумной тетки. Он прочел его еще раз, усмехнулся и швырнул обратно на стол. Посмотрев на часы, Зверев тяжело вздохнул. Время обеда, да и ужина тоже, уже давно прошло, и желудок жутко урчал и просил есть. Алексей встал и, подойдя к шкафчику, начал усердно в нем рыться в надежде найти хоть что-нибудь съестное, но, кроме пакетика с супом «Роллтон», ничего не обнаружил. «Да здравствует XXI век, век великих изобретений и нанотехнологий!», — подумал он, глядя на суп быстрого приготовления. Ощущая приближение пищи, желудок заурчал еще сильнее, словно птенец, орущий при виде червяка в клюве матери. В кабинет ввалился Попов и с довольной рожей уставился на коллегу. Зверев понял, что поесть ему так и не удастся. Мысленно прощаясь с сухим супом с такой тоской, как будто это был комплексный обед из трех блюд, он медленно перевел взгляд на напарника.

— Тебе чего надо, Иуда? — недовольно спросил Зверев.

— Мне? — удивился Михаил. — Мне лично ничего не надо, а вот тебе это будет интересно. Ты уж поверь.

— И что именно?

— Я по поводу той бабки, у которой пропал муж.

— Ну что, нашелся ее любимый? Удиви меня.

— Удивлю, еще как! Любимый ее не нашелся, зато нашелся Москвич, доверху набитый оградками и крестами из цветного металла. Его обнаружила наша дежурная машина, патрулировавшая район рядом с кладбищем, — улыбнулся Михаил.

— Так что ж ты лыбишься?

На лице Попова нарисовалась серьезная физиономия.

— Просто я подумал, что твое дело сдвинулось с мертвой точки. Мне казалось, ты будешь рад.

Зверев хотел грубо ответить, но в этот момент в дверь постучали.

— Да-а-а! — протяжно произнес Алексей.

Дверь открылась и на пороге показался младший сержант с листом бумаги в руках.

— Что у тебя?

— Вот, — вошедший протянул листок капитану. Зверев нехотя его принял.

— Ну, и что там пресса пишет? — поинтересовался Попов.

— Что-что? Ничего хорошего. Это отчет патрульных, которые обнаружили Москвич. Вот черт, придется туда ехать!

— А зачем? — изумленно спросил Михаил. — Отчет у тебя есть, да и рабочий день уже закончился. Притом второй!

— Странный ты человек, Попов. У меня завтра выходной, а я не хочу, чтобы меня в мой заслуженный выходной дергали по всяким кладбищам. А кладбище, Попов, это тебе не экскурсия по музею, хотя экспонатов там, конечно, тоже достаточно.

— А-а-а-а, — протянул ехидно Михаил. — Нам хлеба не надо, работы давай! Все с тобой ясно, трудоголик.

— Да пошел ты!

Алексей снял с вешалки куртку, вышел из кабинета и направился в дежурку, где сидел прапорщик и листал дешевый журнал.

— Привет, Юр! Слушай, посмотри, у нас машина хоть какая-нибудь свободная есть?

— А что так?

— Да вот, халтурка на кладбище подвернулась. Чего уж тут, можно и съездить.

— Одна как раз есть, только что вернулась.

— Прекрасно. А где водитель?

— Так он у входа стоит. Курит, небось, да балакает с кем-нибудь. Что, прямо сейчас к жмурикам и поедете?

— Да. Рассвет встречу на кладбище. Говорят там пейзаж обалденный, а какая тишина!

Выйдя на улицу, Зверев огляделся по сторонам, увидел стоящего рядом с машиной водителя УАЗика и быстрым шагом подошел к нему.

— Огоньком не богат? — Зверев вытащил из пачки сигарету.

— Так это завсегда пожалуйста, — водитель протянул капитану зажигалку.

Алексей жадно закурил и уставился в темную даль. Сильный ветер пронизывал его до костей, а снег неприятно обжигал щеки.

— Ну и погодка! — произнес водитель, стряхивая снег с плеча.

— Да, хороший хозяин собаку из дома не выгонит, а тут эти выезды еще, — Зверев выкинул окурок и залез в машину.

Водитель вопросительно посмотрел на капитана.

— Куда сейчас едем?

— На кладбище.

— Опять?

— Это, значит, вы обнаружили Москвич?

— Ну да. А вы откуда знаете? — удивился водитель.

— Так это мое дело, вот мне и сообщили.

Водитель повернул ключ, и мотор, хлебнув порцию бензина, тут же ожил и затарахтел. Еще не успевший до конца остыть двигатель наполнял салон теплым воздухом.

— Толкни меня, когда на место приедем, а я пока подремлю, — зевая, пробормотал Алексей, устраиваясь поудобнее на переднем сидении.

— Да без проблем!

Снегопад усилился. Когда они прибыли на место, свет фар уже не мог осветить и пяти метров.

— Подъем, капитан! — водитель тряс Зверева за плечо. — Приехали!

Открыв глаза, Алексей посмотрел на водителя, который тормошил его, не обращая внимания на то, что пассажир уже проснулся.

— Может, хватит меня трясти? Да проснулся я!

Капитан посидел в машине еще пару минут, приходя в себя от недолгой, но глубокой дремоты. Мороз пробежал по спине, он невольно передернулся всем телом, затем потянулся и зевнул. От усталости ему показалось, что везли его не в машине, а на санях. Присмотревшись, Зверев увидел впереди силуэты двух людей. Он открыл дверь и встал на обледенелый и занесенный снегом асфальт.

— Что за… — договорить он не успел, ибо поскользнулся и, сделав пируэт, опустился в сугроб. — Твою мать!

— Товарищ капитан, тут скользко, — заботливо предупредил водитель, облокотившись на пассажирское сиденье и высунув голову в открытую дверь.

— Спасибо, дружище! — прокряхтел Зверев, лежа на снегу и глядя на того, кто его привез, снизу вверх. Он достал сигарету, поднялся, попросил огонька и закурил. — Жизнь просто прекрасна!

Отряхнувшись от снега, Алексей направился к замеченным им людям. Приблизившись к ним, он разглядел двух молодых сотрудников милиции, которые копались в Москвиче, походившем на снежную горку. Милиционеры были так сильно увлечены своим делом, что не заметили подошедшего к ним сзади капитана, который, недолго думая, хлопнул одного из них по плечу.

— Слышь, мужики, до могилы не подбросите, а то я опаздываю, а вы, как я вижу, на машине!

— Ешкин кот! — крикнули оба в один голос и отпрыгнули от автомобиля, словно черти от ладана. Повернувшись к Звереву испуганными и побледневшими лицами, они долго пялили на него глаза.

— Ну и шутки у вас. Так ведь и помереть можно!

— Капитан Зверев, — Алексей достал из внутреннего кармана удостоверение и протянул его вперед. — А что вы тут делаете и как вообще сюда попали?

— Вообще-то, товарищ капитан, мы здесь работаем, — усмехнувшись, ответил один из них. — Мы из криминального отдела. А водитель поехал кофейку купить. Кстати, извините, что не представились. Старший лейтенант Иванов.

— Старший лейтенант Краснов.

— Понятно, — задумчиво проговорил Зверев. — Ну и как успехи? Нашли что-нибудь?

— Да что тут найдешь? Оградки с крестами. Обычные мародеры. Только отпечатки пальцев остается снять. Хотя кому они, к черту, нужны? Лишь время зря тратим.

— Я так понимаю, местность вы не осматривали? — глядя в сторону кладбища, спросил Алексей.

— Да на кой она нам сдалась? И так уже все, что можно, отморозили.

— Ладно, пойду сам прогуляюсь.

— Куда вы, товарищ капитан?! Что вы там сейчас найдете? Ведь темно же, да и пурга вон как метет! — крикнул ему в след Краснов.

— Ничего-ничего! Вы давайте дела доделывайте и ждите меня, я скоро!

«Если машина забита доверху всякой утварью с могил, значит, надо искать, где эти мародеры работали. На калым они пошли, ешкин кот! Железом он промышлял! Я тебе такое железо устрою, век помнить будешь!», — ругал он мысленно Пантелеймонову вместе с ее мужем. — «Вот скоты! Напились теперь да спят где-нибудь. А тут из-за них по кладбищу лазай! Страна придурков! У нас кто вагонами ворует, тот депутат, а кто картошки мешок сопрет, тот уголовник».

Обойдя большую часть кладбища, Алексей ничего подозрительного не заметил. Оградки с гробничками стояли везде, как ни в чем не бывало. Он уже хотел развернуться и уйти, как из воя метели до него донесся чей-то плач. Зверев остановился и прислушался. Продвигаясь на звук, он вскоре увидел очертания женщины, стоящей на коленях в снегу и набожно крестящейся. На вид ей было около восьмидесяти лет. Дочитав молитву, она с трудом поднялась с колен и, отряхнув снег с лавочки, присела.

— Простите меня, пожалуйста, если я напугал вас. Но я расследую тут одно дело. Меня зовут Алексей, я из милиции. Вот, пожалуйста, — Зверев, достав из кармана удостоверение, показал его старушке.

— Хорошо, милок, хорошо.

— Простите меня еще раз, но скажите, пожалуйста, не видели ли вы здесь что-нибудь подозрительное? Может, у кого-нибудь памятники украли? Вы не знаете? Никто ничего не говорил по этому поводу?

— Да что ты, сынок? Разве можно у мертвых воровать? Христиане не могут этого делать. Грех это большой. Не видала я. Да и не слыхала ничего такого.

— Ясно. Ладно, спасибо, бабуль. Давай я тебя до дома довезу, у меня машина при входе стоит, тем более время-то позднее, да и пурга разошлась не на шутку.

— Какой смысл идти домой, если тебя там никто не ждет? Единственный человек, который ждал меня, теперь здесь лежит, — вздыхая, проговорила пожилая женщина.

Зверев молча подошел к ней и встал рядом. Он впервые в жизни не знал, что сказать. Алексей бросил взгляд на памятник, к которому была прикручена фотокарточка молодого человека в военной форме с датой рождения и смерти.

— Это ваш сын? — спросил он, рассматривая фотографию.

— Да. Он в Афганистане погиб. Надеюсь, что уже скоро смогу навестить его.

Женщина встала и медленно побрела туда, где ее никто не ждал. Алексей еще несколько минут с задумчивым видом постоял перед памятником и тоже направился к выходу с кладбища. Проходя мимо одной из могил, он обратил внимание на необычный памятник в виде пирамиды, явно сделанный из нержавейки. Рядом с ним стояли две мраморные свечи. Сзади эту композицию покрывал руками ангел, вырезанный из камня. Подойдя поближе, капитан смахнул с фотографии снег.

— Незлобин Анатолий Григорьевич. Интересная фамилия.

Он собрался продолжить свой путь, но опять поскользнулся и, чтобы не упасть, схватился за оградку. В то же мгновение в его голове будто прогремел взрыв, боль пронзила все тело, а перед глазами понеслись чертовски реалистичные картинки, словно он смотрел слайды, которые менялись каждую секунду. Фрагменты событий, происходивших здесь ранее, хаотично вспыхивали в его сознании. Зверев попытался оторвать руку от оградки, но, как ни пытался, не мог этого сделать: ему казалось, что через него пропустили сильный электрический разряд, от которого свело все мышцы тела. Рука неконтролируемо сжимала железо все сильнее и сильнее, пока боль не стала такой, что капитан не мог даже вскрикнуть. А видения все не прекращались. Сначала Алексей увидел двух людей, которые выкорчевывали памятники. Они говорили какие-то фразы, но он не мог разобрать ни слова. Затем появились еще две фигуры, при виде которых Звереву стало еще хуже: в горле пересохло, а голова начала буквально раскалываться на части. Он заметил ужас в глазах мародеров и гробовое спокойствие двух незнакомцев, один из которых был огромного роста в сияющих доспехах и выполнял указания своего хозяина, словно преданный пес. Хозяин же предстал в виде тени человека, одетого в длинный плащ и сидевшего неподвижно на скамейке. В какой-то момент Зверев увидел свежевырытую могилу, которую быстро заселил легионер, швырнув туда два тела. Могилу сразу засыпало землей и занесло снегом. Рука капитана разжалась, и он упал на снег с жуткой головной болью, жадно глотая воздух, будто это были последние вдохи в его жизни. Через минуту боль отступила, дав своей жертве возможность немного прийти в себя. Отдышавшись, Зверев медленно поднялся и, не отряхиваясь, побрел к выходу, стараясь больше ничего не касаться.

— Вот хрень! Чтоб тебя! Какого черта тут происходит? — держась одной рукой за голову, бормотал Алексей. — Нормально прогулялся! Гребаная контузия! Рано я вышел из госпиталя, ох, рано. Нужно было послушаться врачей.

Капитан машинально взглянул на часы: 22 часа 30 минут. «Да, усталость дает о себе знать. Черт знает, что творится!», — размышлял он.

— Да, действительно, черт знает что, — с ехидством произнес чей-то голос сзади.

Не оборачиваясь, Алексей осмотрелся, чтобы проверить, не дотронулся ли он опять до чего-нибудь. «Неужели опять началось?», — подумал он.

— Ничего еще и не заканчивалось, — произнес снова незнакомый голос. — Хотя все зависит от того, насколько наша беседа будет плодотворной для обеих сторон. Любая агрессия есть масштабное наступление на свои же грабли, не так ли?

— Ты кто такой?! — развернувшись, резко спросил капитан.

Незнакомец оказался обычным мужчиной лет 30-35, приятной наружности. Одет он был во все черное, только не по погоде. Черные ботинки, черные джинсы, такого же цвета шелковая рубашка, поверх нее — расстегнутая черная дубленка, вот только головного убора на нем не было, хотя мороз стоял крепкий.

— Нет, Алексей, вопрос нужно поставить иначе: кто ты такой?

Зверев немного опешил, но быстро взял себя в руки.

— Извини, друг, но ты, наверное, меня не понял. Я задал тебе вопрос, и повторять его не собираюсь.

— Конечно-конечно. Зачем нам лишняя грубость? Меня зовут Абигор. Можно просто Ворон, — уступил необычный собеседник.

«Что за дурацкое имя?», — пронеслось в голове у капитана.

— Странный вы народ. Сами своих детей черт те как называете, зато другие имена норовите критиковать, — тут же возразил Ворон.

— Что за ерунда?! Как ты узнал, о чем я подумал?!

— А может, ты думаешь вслух? Или ты надеешься на то, что твои мысли никто не может слышать? Неужели ты такой же, как весь этот человеческий сброд, который может улыбаться своему собеседнику и льстить, а про себя завидовать ему и ненавидеть в надежде, что собственные мысли — это священная комната, в которую никто не заберется? Или ты еще не осознал, кто ты есть на самом деле? В кого же они превратили тебя? Они искажают твою природу. Помни, что ты был и остаешься выше всего этого, — Ворон провел рукой вокруг. — Не разочаровывай его, у него на тебя большие планы. Впрочем, как и всегда. Он не любит расставаться с теми, на кого потратил столько сил и времени.

— Что ты такое? — тихо прошептал Зверев.

— Да, ты и впрямь изменился. Я вижу, ты уже не такой, что был раньше, совсем не такой. Не помнишь меня? Не помнишь, кто помог тебе при Тиберии завоевать власть Черного легиона? А я ведь обучил тебя всему. Разве ты не помнишь? Ромул? Понтий? Мартин? Маркус? Ты что, забыл звук медных труб, которые приветствовали тебя под небесами вечного города?

— Да что ты несешь?! Какого черта тебе от меня нужно?

— Жалко лицезреть тебя в таком омерзительном положении. Но ты еще можешь сделать выбор. А пока мне приказали предупредить тебя о том, что не надо совать нос туда, куда не следует. И вообще, лучше ложись в санаторий, подлечись, а то в следующий раз ранение может оказаться куда более серьезным. Мой хозяин дважды не прощает. Даже тебя. Иди сейчас же домой, и не лазай здесь — все равно ничего не найдешь. Те, кто должен быть наказан, уже наказаны. Ах да, чуть не забыл: Пантелеймоновой скажи, пускай собачку еще одну себе заведет, так как мужа своего она все равно больше не увидит. Я имею в виду в этой жизни.

— Да пошел ты! — рявкнул Зверев.

— Что за натура у вас такая? Все бы оскорбить. Ну, смотри, я тебя предупредил.

Сзади кто-то подошел к капитану и положил руку на плечо. От неожиданности Алексей вздрогнул и резко обернулся.

— Товарищ капитан, что с вами? — спросил водитель машины. — Вам плохо?

Не сказав ни слова, Алексей посмотрел в сторону, где был его таинственный собеседник, но вместо него увидел сидящего на кресте большого черного ворона, который недовольно каркнул и, встряхнув крыльями, улетел.

— Ты видел его?

— Конечно, такую здоровенную птицу разве можно не заметить?

— А кроме птицы, что ты еще видел? Впрочем, не отвечай, не надо.

Но водитель все-таки ответил.

— Я стоял сзади вас минут десять, а вы меня не замечали.

— И что?

— Да ничего. Просто вы все это время говорили сами с собой.

— А зачем ты пришел?

— Ну как? Криминалисты уехали, за ними машина пришла — их там еще куда-то вызвали. Они вас так и не дождались, но отчет они составят. А вы здесь один по кладбищу бродите, вот я и решил вас найти. Тем более уже поздно.

— А Москвич они куда дели?

— Да на месте он стоит. Эвакуатор вызвали, а он проехать сюда не может, так что теперь до утра. Да такая рухлядь никуда не денется. Чего за нее переживать-то?

— Устал я что-то. Домой меня отвези, ладно? — потирая лоб, просипел Алексей.

— Да без проблем! Конечно, отвезу. Вид у вас какой-то нездоровый. Не заболели бы вы.

Подойдя к машине, Зверев остановился, обхватил голову руками и, облокотившись на капот УАЗика, закрыл глаза. Водитель быстро залез в машину и завел мотор.

— Ну что, капитан, едем?

— Да, сейчас. Только еще раз взгляну на Москвич.

Обойдя ржавую развалину со всех сторон, Зверев подошел к багажнику и, стряхнув снег, открыл его. Внутри лежало много разного добра. Внимание Алексея привлек пирамидальный памятник из нержавейки, который был сильно смят и продырявлен в двух местах. Немного повозившись, капитан вытащил его из багажника и перевернул к себе лицевой стороной. При виде фотографии Зверев отшатнулся в сторону. Четкими буквами на ней было выведено: «Незлобин Анатолий Григорьевич».

— Не может быть! Бред какой-то! Усталость, все это усталость. Нужно ехать домой.

Запихнув памятник обратно в багажник, капитан быстрым шагом подошел к милицейскому УАЗику и нырнул в него.

— Ну что? Нашли что-нибудь интересное? — поинтересовался шофер.

— Нет, ничего. Совершенно ничего. Домой меня вези, домой.

Пошарив в кармане, Зверев достал сигарету, погонял ее в зубах и нажал на автомобильный прикуриватель, который щелкнул, давая понять, что им можно пользоваться. Алексей закурил, приоткрыв стекло и задумчиво глядя на то, как густой сигаретный дым вырывается из кабины в ледяную бездну. Он выкуривал сигарету за сигаретой, думая о том, что же все-таки происходит, а его водитель всю дорогу что-то ему рассказывал и иногда, смеясь, толкал его в плечо. Зверев в ответ кивал головой, делая вид, что согласен, а когда водитель остановился у его подъезда, даже не понял, что уже приехал.

— Капитан! — снова толкая Алексея в плечо, сказал водитель. — Мы на месте.

— Ну, спасибо тебе, — улыбнувшись, ответил Зверев.

— Давайте высыпайтесь и отдыхайте, а то вы какой-то странный сегодня были. Чайку с малиной на ночь выпейте, а то еще заболеете. Ну, это так, для профилактики.

— Хорошо, выпью. Обязательно выпью, — пообещал Алексей и, пожав водителю руку, вылез и машины.

Не спеша он побрел к себе домой, еле передвигая ноги. Войдя в квартиру, он снял ботинки, повесил на вешалку куртку, быстрым шагом проследовал к холодильнику и, открыв его, вытащил кусочек заветренного сыра и бутылку водки, на горлышко которой сверху был надет граненый стакан. Налив спиртное практически до верха, Зверев одним махом опрокинул водку в желудок, взял сыр и жадно вдохнул его запах. Сморщившись, он снова налил водку, но его попойку прервали.

— Неужели это помогает?

Зверев медленно обернулся и увидел, что за кухонным столом сидит человек в белой тоге, от которого странным образом расходилось по всей кухне приятное тепло. Алексей вздрогнул, попятился назад, споткнулся о табуретку и с грохотом рухнул на пол. Сидящий за столом незнакомец невозмутимо наблюдал за тем, как Зверев, зажмурив глаза, махал руками и кричал.

— Мать твою! Да сколько же это может продолжаться?! Пошел прочь из моей головы! Прочь! Ненавижу! Свали на хрен!

Немного придя в себя, он медленно открыл глаза. Незнакомец сидел на том же месте.

— Успокоился?

— Тебя не существует, тебя нет, — вытирая дрожащей рукой пот с лица, затарахтел Алексей.

— Пора тебе осознать, что ты не такой, как все. От тебя многое зависит. Или ты еще не понял?

— Пошел прочь! Не говори со мной! Заткнись! Заткнись! Заткнись, я тебе сказал! — прокричал Алексей и снова зажмурился. Он сидел на полу, обхватив голову руками, и качался из стороны в сторону. — Не может быть, не может быть.

Открыв глаза, Алексей обнаружил, что кухня пуста. Медленно поднявшись с пола, он сел за стол и еще раз с опаской огляделся по сторонам.

— Да пошло все к черту! Жизнь — дерьмо! — выругался Зверев, схватил бутылку, и выпил ее содержимое залпом, после чего поднялся и, опираясь на стены, дошел до дивана. — Охренеть! — только и сказал Алексей перед тем, как рухнуть на него без чувств.

Глава IX

НАДЕЖДА

Зверев проснулся от жуткой головной боли и, не поднимаясь, посмотрел на часы. «Вот это я поспал!», — подумал он и снова закрыл глаза. Голова болела так, будто он всю ночь пытался пробить ею бетонную стену. Алексей лежал и не шевелился, так как малейшее движение доставляло ему массу мучений. «Цитрамон. Нужно выпить цитрамон», — кряхтя от боли, вспомнил Зверев и через силу все-таки встал с дивана. В его глазах помутилось, а к горлу подкатила тошнота. Взяв себя в руки, он шаркающей походкой старика, опираясь о стены, дошел до кухни, дрожащей рукой открыл холодильник и достал очередную бутылку водки и стандартную лекарственную упаковку. Капитан присел на табуретку, поставил перед собой пузырь, выдавил из блистера две таблетки и закинул их в рот, после чего быстро отвернул крышку с бутылки и жадно сделал пару глотков. После проделанной лечебной процедуры он осторожно вернулся в комнату, где стоял его верный четвероногий друг — диван. Зверев лежал на нем и тупо смотрел в потолок, боль потихоньку отпускала его. Со стороны казалось, что этот человек давно умер, и лишь по какой-то роковой случайности его не похоронили, а оставили здесь, в этой квартире, на потемневшем от времени ложе.

Все мысли Алексея в этот момент сводились к воспоминаниям о вчерашнем вечере. Кем был человек на кладбище? А незнакомец в его квартире? Странные сны и галлюцинации мучали его с самого детства, но никогда прежде они не были столь реалистичны, как недавние видения. Периодически в своих размышлениях Зверев заходил в тупик. Он чувствовал, что все, о чем он думал, было лишь верхушкой айсберга, безмятежно плавающего в океане времени. Однако с точностью и уверенностью он осознавал одно: что все началось с дела, которое он по какой-то непонятной ему самому причине выпросил у Попова. Все началось именно с этого Виктора: если бы не он, Алексей не оказался бы на кладбище. Именно после встречи с Четыриным со Зверевым начали происходить странные события, и именно с него нужно было начинать разматывать этот клубок — в этом капитан не сомневался.

Алексей быстро поднялся с дивана. Боль злобно впилась в его тело, но уже не так чувствительно, как десять минут назад. Он снова плеснул водки в стакан, выпил, спешно оделся и выбежал на улицу, где свирепствовали страшный мороз и пурга. Капитан ураганом влетел в свой кабинет. Сидящий там Попов от неожиданного появления на службе своего напарника, у которого был выходной день, вскрикнул.

— Вот блин! Ты чего тут?!

Алексей быстро разделся и чуть ли не бегом подскочил к своему рабочему месту. Немного пошарив в столе и достав заветную папку, он стал жадно перечитывать показания Виктора.

— Может, ты все-таки объяснишь, что происходит?! Ты меня прости, конечно, но, по-моему, ты как-то странно себя ведешь. Тебе так не кажется? У тебя все нормально? — не выдержав, спросил Попов.

— Что-то тут не так, что-то я пропустил или не заметил.

— Где именно? — удивленно спросил Михаил.

— То дело, которое я у тебя взял, что-то в нем не так.

— Ну, ты даешь! Что там может быть не так? Обычное дело. Ты такие раньше за неделю щелкал. Ты что, Лех, совсем сбрендил? Ты хоть спал сегодня?

— Да спать-то я спал, как убитый, не помню даже, как вырубился, — буркнул Алексей и заходил по комнате.

— А ну-ка, подойди сюда поближе! — деловито сказал Михаил.

— Зачем это?

— Подойди-подойди.

— Ну, что тебе? — подойдя к Попову, проворчал Зверев.

— У-у-у-у-у, да вы, батенька, подшофе! С утра принял — весь день свободен? — заулыбался Михаил.

— Ты что несешь?! Я просто таблетку водкой запивал, всего пару глотков сделал. Башка страсть как болела, как будто по ней веслом дали.

— Таблетки? Водкой? Ты идиот или тебя беляк долбанул? Бухать-то бухай, все мы русские, но на работу с таким фаном хрен ли приперся?

— Да нет же, нет. Ты меня не так понял. Просто голова болела, понимаешь? — оправдывался Зверев.

— Голова не жопа: завяжи и лежи. К тому же у тебя, по-моему, выходной сегодня.

— Да пойми ты: не выходит у меня это дело из головы. Не выходит, и все тут! — с грустью сказал капитан и сел за стол.

— Лех, ты меня пугаешь. Что здесь необычного? Дело как дело. Тут только два варианта: он виноват и он виноват. Чего думать-то? Как говорится, если на вас нет судимости, это не ваша заслуга — это наша недоработка, — с умным видом проговорил Михаил и сел за стол напротив Зверева. — Парень замочил водилу. Вот и все.

— Да нет, не он это. Не мог он этого сделать, и на несчастный случай не тянет. Все же с ними был кто-то, — Алексей отодвинул стул и рухнул на него. — По крайней мере, мне так кажется. Да и Виктор этот неспроста говорил про третьего.

— Конечно, был!

— Ты тоже так думаешь?! — воскликнул капитан и даже привстал от радости.

— Ты дурак?! Ты что городишь?! Иди домой, проспись, пока на начальство не нарвался! Погон лишиться хочешь, мать Тереза хренова?! — вдруг заорал на Зверева Попов. — Какой третий?! Тот, которого он не знает, как зовут, и не помнит, как он выглядит?! Это, Леха, называется «отмаз нелепый»! Видел что-то, но не помню! Ты что, не понимаешь, что он по ушам тебе ездит?!

— Да иди ты! — крикнул в ответ Алексей и, подойдя к вешалке с одеждой, дернул с нее куртку так, что вырвал петельку.

«Не может быть. Что происходит? Я спятил, точно, спятил, — шагая по заснеженному городу, думал про себя Зверев. — Что я несу? Что вообще творится? Надо же было ляпнуть такую чушь, да еще и при Попове. Как мальчишка себя повел. Господи, как пацан. Несу какой-то бред. Ну, ты сам-то подумай своей головой: ведь Мишка прав. Чего лезть-то? Зачем? Закрой дело. Все ведь ясно и понятно. А вдруг прав я? Вдруг все это не так просто?».

В голове капитана все равно не укладывалось то, что произошло с ним накануне. Он тщательно анализировал каждый свой шаг, чувствуя, что все недавние события связаны одной ниточкой. Алексей вспоминал, как Виктор рассказывал ему о том, что с ним случилось на трассе. А теперь Алексей сам оказался на его месте, и даже давнишний приятель и коллега по работе Попов смеется над ним, как он сам совсем недавно смеялся над Четыриным.

Голова снова начала раскалываться, причиняя немало страданий своему владельцу. Боль была такой жестокой, что, проходя мимо автобусной остановки, Зверев был вынужден присесть. Поблизости никого не было, но он все же оглянулся по сторонам и только после этого упал на заснеженную скамейку, обхватил голову руками и застонал от боли, настолько она была невыносимой. Метель утихла, снег медленно падал большими хлопьями, напоминая тополиный пух. Алексей раскачивался взад и вперед, не отпуская головы.

— Физическая боль ничто по сравнению с болью душевной, — вдруг послышался рядом чей-то голос.

— Отстань, мужик, не до тебя сейчас и уж точно не до твоих проповедей!

— О страданиях я знаю многое. «И говорили они друг другу: точно мы наказываемся за грех против брата нашего; мы видели страдание души его, когда он умолял нас, но не послушали; за то и постигло нас горе сие»¹⁰.

— Да неужто?! Только священников мне не хватает! — не поднимая взора, проговорил капитан.

— Человеку всегда чего-то или кого-то не хватает. Я могу рассказать тебе одну притчу.

— Да хоть две! Мне на самом деле по хрену! Если тебе нечем заняться, то валяй! — все сильнее сжимал голову Зверев.

— Я хочу рассказать тебе про Иова. Этот величайший праведник и образец веры и терпения не принадлежал к избранному роду Авраамову. Он жил в земле Уц, в северной части Аравии, был непорочен, справедлив и богобоязнен и удалялся от зла, а по своему богатству был знаменитее всех мужей Востока. В счастливом его семействе было семь сыновей и три дочери. И этому его счастью позавидовал сам Сатана и перед лицом Бога стал утверждать, что Иов праведен и богобоязнен только благодаря своему земному счастью, с потерей которого исчезнет и все его благочестие. Чтобы изобличить эту ложь, Бог позволил Иову испытать все бедствия земной жизни. Сатана лишил его богатства, всех слуг и всех детей, а когда и это не поколебало веру Иова, то Сатана поразил его тело страшною проказой. Болезнь сделала невозможным пребывание страдальца в городе: он удалился за его пределы и там, соскабливая черепком струпья со своего тела, сидел в пепле и навозе. Все отвернулись от него. Видя его мучения, жена убеждала его: «Чего ты ждешь? Отрекись от Бога, и Он поразит тебя смертью!». Но Иов отвечал ей: «Ты говоришь, как безумная. Если мы любим принимать от Бога счастье, то не должны ли переносить с терпением и несчастье?». Таким терпеливым был Иов. Он лишился всего и сам заболел, терпел обиды и унижения, но не роптал, не жаловался на Бога и не сказал против Господа ни одного грубого слова. О несчастиях, которые обрушились на Иова, услышали его друзья. Семь дней они молча оплакивали его страдания. Наконец, они стали утешать его, уверяя, что Бог справедлив, а значит, так Иов расплачивается за какие-то прежние согрешения, в которых должен покаяться. Это их заключение выходило из общего ветхозаветного представления о том, что всякое страдание есть возмездие за какую-нибудь неправду. Утешавшие Иова друзья старались найти у него какие-либо прегрешения, которые оправдали бы его несчастия как целесообразные и осмысленные. Но и в таком страдании Иов ни одним словом ропота не согрешил перед Богом. После этого Господь за терпение вдвое наградил Иова. Вскоре он не только исцелился, но и разбогател вдвое больше прежнего. У него опять родилось семь сыновей и три дочери. Он прожил в счастье еще 140 лет и умер в глубокой старости, оставив всем пример истинного долготерпения. Как ты не можешь понять, что не голова у тебя болит, а душа. Ты такой же прокаженный, как и Иов, но ты не хочешь в это поверить. Признай хотя бы, что ты не такой, как все. Для начала хватит и этого. И, кстати, запивать цитрамон водкой — это, прости меня, полный бред. Спиртное, конечно, утешает тело, но не лечит душу. После того, как пройдет его действие, проблемы останутся. А гробить свой организм — это жестоко по отношению к себе.

Капитан отпустил голову и повернулся на звук. Рядом с ним сидел тот самый человек, которого Зверев видел у себя в квартире прошлым вечером. Он был одет во все ту же ослепительно белую тогу, а босые ноги его едва касались снежного покрова. Он даже не смотрел на собеседника, просто сидел, будто рядом с ним никого не было. Его взор был направлен вперед, и было ощущение, что он любуется окружающим пейзажем.

— Бога восхваляешь? А почему он позволил страдать этому, как его… Да неважно. Почему он отобрал у него все, что тот заработал, лишил его детей? Ты думаешь, это правильно? Думаешь, это того стоит? Да если б он у меня детей забрал, я бы первый проклял его. Черт с ним, с богатством, но причем здесь дети?

— Вы стали настолько ничтожными, что повлиять на вас можно, только отобрав самое ценное. Только тогда вы возвращаетесь в реальность и только тогда начинаете ценить жизнь и законы, данные Им. Хотя и говорится в писаниях: «Отцы не должны быть наказываемы смертью за детей, и дети не должны быть наказываемы смертью за отцов; каждый должен быть наказываем смертью за свое преступление»¹¹. Но вы не понимаете милости, не чтите заветов. Вы Ему не безразличны, и оттого становится горестно, что Он безразличен вам. Если вы не поймете этого, вас смахнут с планеты, словно крошки со стола Вселенной. И никто больше не вспомнит о том, что был этот мир.

— Ну все, хватит! Отстань от меня! Отстаньте все, валите на хрен! Я тебя знать не хочу! Видеть тебя не желаю!

— Ты очень близок к своей цели, но в то же время так далек от нее, очень далек. Ты даже не знаешь насколько. Браня меня, ты ругаешь себя за беспомощность. Не в твоей воле препятствовать тому, что есть, и тому, что будет. Я просто пытаюсь направить тебя на путь истинный. А отрицание твое есть то, что неизбежно.

— Довольно! Ты всего лишь плод моего воображения, вот и все! — вскочил Зверев и, обхватив голову руками, стал ходить туда-сюда. — Да что же это такое творится?! Может, ты мне это объяснишь, умник?! Почему только намеки? Нельзя что ли прямо сказать, что и как делать?! Да и что вообще происходит?! — повернувшись к своему собеседнику, произнес капитан, но к своему огромному удивлению обнаружил, что рядом с ним никого нет.

Алексей не мог поверить своим глазам. Он вообще уже ни во что не мог поверить. Ему казалось, что его разум живет своей отдельной жизнью. Зверев поднес правую руку к виску и стал его массировать.

Боль исчезла так же внезапно, как и появилась. Единственным желанием следователя было напиться и забыть все, что с ним произошло, как недоразумение или страшный сон. Постояв еще минуту, он побрел к ближайшему продовольственному павильону. Над дверью висел китайский колокольчик, и его звук разнесся по магазинчику, давая понять, что пришел покупатель. Звон был настолько приятным, что следователь остановился и дослушал его до конца. Тем временем из подсобки вышла продавщица — объемная женщина с сигаретой в зубах и дешевой косметикой на лице. Не спеша, вразвалочку она подошла к прилавку. Зверев брезгливо оглядел ее и достал из заднего кармана мятую купюру.

— Водки.

— Какой вам? — скривив лицо, буркнула продавщица.

— Любой, — ответил Алексей.

Продавщица нагнулась, достала из-под прилавка бутылку «Тамбовского волка» и протянула ее покупателю. Получив спиртное, Зверев вышел на улицу.

— Эй! А сдача?! — крикнула женщина вслед, но он ее уже не слышал.

Алексей брел по родному городу, который стал для него худшим из кошмаров. Он шел и пил, пил жадно, прямо из горла, большими глотками. С каждой минутой алкоголь все больше овладевал его телом. Вскоре он перестал думать о случившемся, и ему стало хорошо. Спиртное сделало свое дело, затуманив на какое-то время его разум. Зверев остановился, достал последнюю сигарету, затем со злостью смял пустую пачку и отшвырнул ее от себя.

— Да пошли они! Пошли они все! Пошло все к чертовой бабушке! Вместе с этим долбаным миром! — вдруг крикнул он изо всех сил, и эхо его голоса пронеслось по округе, повторяя его слова и словно издеваясь над ним.

Капитан закурил и побрел дальше. Куда идти, он не знал: все его идеи смешались после встречи с незнакомцем. «Неужели я чокнулся? Так просто? Взял и сошел с ума? За что мне это? Неужели так легко свихнуться? А Мишка прав, пить надо меньше! Или больше?! Вот гребаная дилемма!», — размышлял капитан. Допив остатки горячительного, Алексей швырнул в сторону пустую тару. Она ударилась о фонарный столб, и стекло вдребезги разлетелось в стороны. Зверев зачерпнул из сугроба снег и вытер им лицо. «Ладно, идиот, думай. Думай!», — скомандовал он сам себе. Позади него послышались приближающиеся шаги. Грубый мужской голос приказал ему остановиться. «Ну вот. Неужели снова? Неужели опять началось?», — подумал Алексей, но, обернувшись, увидел обычный милицейский патруль.

— Ну что, мужик? Сам пойдешь или тебя довести?

— Сам! — ответил Зверев и вытащил из кармана удостоверение.

— Извините, товарищ капитан, — в один голос отчеканили блюстители порядка.

— Ничего, бывает, — ответил Алексей, еле держась на ногах.

— Может, машину вызвать или до дома довести?

— Нет, спасибо, сам доберусь. Давайте, идите.

— Ну, как скажете.

«Да нет, Лех, ты пока еще не свихнулся. По крайней мере, не совсем. Надо все-таки ехать к этому парню», — продолжал рассуждать Зверев. Он прекрасно помнил, где живет Виктор, так как просматривал его дело несколько раз. Он еще раз поднял большую пригоршню снега и отер им лицо. Затем, перелезая через сугробы, вышел к дороге. Вытянув руку, он хоть и не сразу, но все-таки поймал машину и, открыв дверь, неуверенно забрался в салон.

— Куда едем? — спросил водитель.

— В Стрельцы. Улица Зеленая, дом 45.

— Лады, только деньги вперед.

— А сколько надо?

— За сто пятьдесят договоримся.

Зверев достал деньги и положил их на панель автомобиля.

— Трогай, командир. Трогай.

Глава X

ЯЗЫКИ ПЛАМЕНИ

Девять основ сатанизма

Сатана предоставляет потворство

вместо воздержания!

Сатана предоставляет жизненное бытие

вместо духовных иллюзий!

Сатана предоставляет неоскверненную мудрость

вместо лицемерного самообмана!

Сатана предоставляет доброту к тем, кто этого заслуживает,

вместо любви, потраченной на льстецов!

Сатана предоставляет месть

вместо подставления другой щеки!

Сатана предоставляет ответственность ответственному

вместо заботы о психических вампирах!

Сатана представляет человека еще одним животным,

которое иногда лучше, чаще же намного хуже тех,

что ходят на четырех лапах, и которое из-за

«превосходного развития духовности и интеллекта»

стало самым порочным животным из всех!

Сатана представляет все так называемые грехи,

если они несут физическое, умственное или

эмоциональное удовлетворение!

Сатана был и есть для Церкви самым лучшим другом,

потому что все прошедшие годы Он поддерживал ее бизнес!

Антон Шандор ЛаВей

На небосводе не было ни облачка. Луна светила так ярко, что ночь походила на день. Небо мерцало звездными узорами, снег падал, танцуя в воздухе медленный вальс, а дым из труб частных домов в Бондарях шел вертикально вверх, словно полз по натянутой кем-то струне. Морозная ночь была прекрасна, улицы пустынны, а практически все жители села спали в теплых кроватях.

В тринадцати километрах от районного центра находился небольшой поселок, который прозвали Млечным путем. Он не был обозначен ни на одной карте, к нему не вела ни одна дорога, население его насчитывало около тысячи человек, и жили они все в землянках. Еще одна странная особенность этого населенного пункта заключалась в том, что в его центре был насыпан огромный холм высотой метров пятнадцать и диаметром около ста. На вершине возвышенности стояла небольшая церквушка. Она была похожа на христианскую, только кресты на ней были перевернуты, купола окрашены в кроваво-красный цвет, а стены — в мазутно-черный. Само здание было разрисовано белой краской разными знаками, математическими вычислениями и изречениями на древних языках.

Большинство жителей поселка занимались крестьянским хозяйством, держали скот, выращивали овощи и фрукты, при этом весь урожай делили поровну. Торговли у них не было: она считалась грязным, недостойным человека делом. В качестве одежды поселенцы носили балахоны, сшитые из грубой ткани разного цвета в зависимости от занимаемого в общине положения. Серый балахон полагался крестьянам, черный — стражникам, красный — священникам. Уклад в поселке напоминал утопическую идиллию, но только на первый взгляд: внутри общины царила жесткая дисциплина, и вся эта пасторальная жизнь заканчивалась с наступлением темноты.

Любого человека, который случайно попадал в деревушку, пичкали разными травами и одурманивали, применяя гипноз. После этого он становился живой куклой, и его отводили в церковь на холме. Именно оттуда начинался потайной ход, который уводил человека под землю на несколько десятков метров вглубь. Под холмом скрывалась разветвленная сеть шахт и катакомб с системой вентиляции и жизнеобеспечения. Туннели достигали порядка двух метров в высоту и столько же в ширину, стены были выложены гладким, как морская галька, булыжником, местами горели факелы, но встречались и электрические лампочки. В этом подземном замке наряду с комнатами, оборудованными по самому последнему слову техники, были помещения для пыток, в которых стояли приспособления времен Римской империи и средневековой инквизиции. Церковные алтари переходили в жертвенные комнаты, залитые кровью. Подземный монстр, очевидно, сооружался веками, и со стороны было непонятно, как все в нем устроено и работает.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

От англ. «boylover», что в переводе означает «любитель мальчиков».

2

Евангелие от Иоанна, 15:12.

3

Книга Пророка Исаии, 30:15.

4

Книга Пророка Иезекииля, 7:8.

5

Книга Пророка Михея, 5:15.

6

Евангелие от Луки, 21:22.

7

Человек человеку волк.

8

Я человек, и ничто человеческое мне не чуждо.

9

Книга Пророка Иеремии, 51:13.

10

Бытие, 42:21.

11

Второзаконие, 24:16.