Глава 3,
в которой мы пытаемся больше узнать об окружающем нас мире и остаться в живых
Мои опасения, те, что его умыкнут, к счастью, оказались беспочвенными. Проходившие мимо люди если и косились на непривычный, для этих мест, механизм, то ограничивали свой интерес взглядами, не желая тратить время на остановку и более глубокое ознакомление.
Ну и к лучшему. Для нас и Бродягой.
— Успешно? — Спрашиваю больше для проформы — в каждом его щупальце зажать по крысиной тушке.
— Семь штук, — чуть повернувшись он демонстрирует мне ещё один трофей, висящий на крючке в борту: — Больше не утащить.
— Неплохо, — кивнув, направляюсь к бару: — Пошли — сдадим трофеи и думать будем.
Нашу добычу Борис принял без вопросов, запнувшись лишь на моменте оплаты. Поначалу, он, как и в прошлый раз, принялся звенеть монетами, отсчитывая оплату, но затем, присмотревшись ко мне, прекратил это дело и начал что-то набирать на экранчике своего КПК.
— Ты же не против безнала? — Протянул он ко мне руку, держа экран так, чтобы мне были видны цифры.
Сто семьдесят пять.
Ага.
Всё верно, сумма, то есть. Ну а дальше что?
— Ааа… Только подключил, — догадался бармен, видя мою растерянность: — Просто свой, к моему поднеси, и оплата пройдёт.
Подношу, мой КПК вздрагивает, чуть кольнув руку и на экране, уже моём, появляется та самая сумма — 175.
— Здорово, — киваю Борису, не сдерживая улыбки: — И так теперь за всё платить можно?
— Да. Если хочешь — наличку, ту, что есть, приму. Мне монеты нужны — есть у нас некоторые, не признающие безнал.
Цифры, тем временем, меняются, высвечивая актуальный баланс — двести сорок монет, что, по моему мнению, весьма недурно для первого дня пребывания в новом мире.
— К врачу сходи, — теряя ко мне интерес, бармен кивает на выход, не утруждая себя более сложным способом выпроваживания бедного посетителя: — Он чип первой помощи даст, — маскирует он заботой желание побыстрее от меня отделаться: — Тебе лишним не будет.
Кабинет врача, дверь которого была отмечена небольшим красным крестом, я заприметил ещё в первый раз, но тогда идти к Семён Петровичу было не с чем, да и денег не было, не то, что сейчас.
Осторожно постучав и услышав в ответ неразборчивое бормотание, толкаю дверь, оказываясь в подобии медицинского кабинета.
Почему в подобии?
Да потому, что внутри самая обычная квартира, где на покрытом линолеумом полу стоят пара шкафов медицинского вида, стоматологическое кресло, койка с панцирной сеткой, проглядываемой сквозь сдвинутый в сторону матрац и стол с микроскопом, за которым сидит сам эскулап, разглядывающий меня с нескрываемым воодушевлением.
— Здравствуйте, Семён Петрович, — заходить внутрь мне совсем не хочется — сказывается моя нелюбовь к врачам в общем, а дантистам в особенности. Не поймите неправильно — я не спорю, что врачи делают очень нужное дело, но вот что до меня, то уж простите, но я как ни будь сам. Ну, полечусь.
— И тебе здравствовать желаю. Чего встал, заходи, — приподнявшись со своего места, он хлопает ладонью по спинке пластикового стула, стоящего рядом со столом и бывшего родным братом мебели, виденной мной в баре.
— На что жалуемся? — Стоит мне усесться, как док, поправив халат, достаёт из недр стола стетоскоп, вешая его себе на шею.
— Ты же новенький, да? Пилот-испытатель? Всё верно? Я ничего не упустил?
— Всё так, — киваю и видя, что он берётся за стетоскоп, готовясь вставить концы в уши, поспешно добавляю: — У меня всё в порядке. Ничего не болит.
— Точно? Может зубы? Давай, проверю.
— Нет-нет, спасибо, — с трудом сдерживаюсь, чтобы не соскочить со стула: — Я тут по другому делу. Мне бы вот, — подняв руку оттягиваю рукав, демонстрируя КПК: — Программ бы.
— Точно ничего не болит?
— Абсолютно! Спасибо! Здоров!
— Жаль, — вздыхает он: — Я же так совсем всё забуду. Никакой практики. Купол, — он кивает на окно: — Всё лечит. Медленно, но верно. Ну и аптечки тоже, — ещё раз вздохнув, Семён Петрович принимается копаться в столе, чтобы десяток секунд спустя выложить передо мной несколько уже знакомых брусочков красного цвета с косыми белыми полосами различной толщины.
— Это — бесплатно, — пододвигает он ко мне брусок с самой тонкой полоской: — Базовое лечение.
— А остальные? — Приложив бесплатный к экрану, киваю на оставшиеся.
— Продвинутое лечение ран, — палец врача касается бруска с более толстыми полосами: — Две сотни монет, полевая хирургия, — указывает он на практически белый, с тонкими красными прожилками, накопитель: — Две тысячи триста.
— Я позже зайду, — кладу на стол, опустошённый моим КПК брусок: — Как заработаю. Только прибыл, откуда у меня такие деньги?! Спасибо, Семён Петрович, если что — я зайду, — поднимаюсь со стула, но врач, качая головой, выражает несогласие с моими действиями.
— И куда собрался, торопыга? Лечиться чем будешь?
— Так я же загрузил?!
— Загрузил он, — хмыкнув, док вытаскивает из ящика стола небольшую коробочку белого цвета: — Держи. Аптечка на три заряда. КПК только определит, что и как лечить, понимаешь?
— Эээ… да. — покрутив коробочку в руках замечаю крепления с одной стороны — точно такие же, что и на поясе. Ага…
Щёлк!
Аптечка прилипает к поясу словно родная.
— Лечит так себе, — кивнув, продолжает врач: — Но хоть что-то. Разбогатеешь — приходи, посерьёзнее дам. И вот ещё, — чуть прищурившись, он окидывает меня быстрым взглядом: — Рюкзак ты где оставил?
— Рюкзак? Нет его у меня.
— Ну ты даёшь. Ствол, КПК взял, а рюкзак чего? Забыл?
— Эээ… Ааа…
— У Михайлыча получи. Новичкам — положено.
— Скажите, — кивнув — понял, мол, задаю вопрос, мучающий меня практически с самого начала моего пребывания здесь: — А новичков, таких как я, много?
— Мало, — с сожалением качает головой врач: — Появляются, но редко. В основном — как и ты, из прошлого выпадают. А после, — он досадливо морщится: — Кто-то нормально устраивается, а кто-то погибает, или ещё хуже. Если ты удивлён, ну что с тобой тут не возятся, — врач разводит руками: — То ты на людей зла не держи. Выживаем мы тут. Сам понимаешь — не до залётных из прошлого.
— Да я не в претензии, — киваю, и тотчас задаю вопрос: — Погибает? А это как? Тут же не умирают.
— Умирают, друг мой, ещё как умирают. Человек существо такое, что порой лезет туда, куда ни одно животное и носа не сунет. А мы — суём. Причём некоторые — добровольно. От безысходности.
— Понимаю, — немного помолчав, всё же решаюсь уточнить: — А вы сказали — хуже. Хуже, чем смерть. Это вы о чём?
— Ты что? — Удивление на его лице столь сильно, словно я спросил почему деревья при ветре качаются.
— Тебе Михалыч о нашем мире ничего не рассказал?
— Нет, — развожу руками, и он мрачнеет: — Ну, блин! Я с ним поговорю. Нельзя вот так вновь прибывших бросать! Хуже, это когда нормальный человек, с виду нормальный, ЧеЗешником становится.
— Кем?!
— У него спроси, — вытащив из стопки бумаг исписанный лист, Семён Петрович принимается его изучать, давая понять, что разговор окончен. Ладно, я не гордый. Намёки понимаю.
— Спасибо, — коротко поклонившись, направляюсь к двери, подле которой меня настигает его окрик.
— Эй, лётчик?
— Да? — Держась за ручку, оборачиваюсь.
— Будешь за куполом ромашки собирай.
— Ромашки?
— Цветы такие. Жёлтый центр и белые лепестки кругом. Мне неси — покупаю я их.
— На аптечки?
— Да, — кивает он: — Входит в состав заряда.
— Принято, док, — толкнув ручку, распахиваю дверь: — Принесу, обязательно.
Выйдя на улицу немедленно натыкаюсь на Бродягу, поджидавшего меня снаружи.
— Успешно?
— Вполне, — демонстрирую ему аптечку на поясе: — Теперь хоть подлечиться чем есть.
— Подлечиться? Ты же здоров — я тебя сканирую каждый раз как вижу.
— Сейчас — да, но вот собачки мне доставили неприятных минут, — кратко рассказываю ему о своей охоте, ожидая волну негатива и мои опасения оправдываются на все сто.
— Ну ты даёшь! Оставил тебя одного и вот! Ты едва не сдох! А обо мне ты подумал? Как я тут один буду?
— Не сдох же. Да и не страшно это — тут ресалки есть.
— А ты уверен, что они на тебя сработают? Ты же не местный — только прибыл.
— И что? Думаешь не сработают?
— Я не думаю. Я фактами оперирую. Там, — пара щупалец взмывает вверх, указывая на небо: — Тебе прописаться в системе нужно. Так?
— Ну да. Это сразу, по совершеннолетию, делается.
— А тут?
— Да откуда ж мне знать, Бродяга?!
— Ну так выясни! И учти — пока в этом не разберёшься, я тебя за Купол не пущу.
— Это как? Силой, что ли удерживать будешь?
— Нужно будет и силой. И не сомневайся — удержу.
В последнем я не сомневаюсь — его манипуляторы действительно сильны, сам же у инженера, собиравшего корпус, просил помощнее поставить.
— Хорошо-хорошо. Разберусь. Я как раз к Михалычу собирался. Вот у него и уточню.
Михалыч, в очередной раз увидев меня на пороге, лишь хмыкнул, неодобрительно покачав головой:
— Ну, блин, и молодёжь пошла! Вот нифига на месте не сидится! Чего носишься? Чего от дел отвлекаешь?!
От дел. Ага. Как же.
Бумаги-то, что перед тобой разложены, точно те же, что и прошлый раз были. Или думаешь, что я настолько невнимателен? Извини, начальник, но внимание — это первое в чем Тодд меня дрессировал, выращивая из пилота инквизитора.
Вслух, я, естественно, ничего не сказал.
Просто зашёл, шагнул к окну, подцепил ногой пуфик и, подтянув его к себе, плюхнулся на мягкие подушки прямо перед оторопевшим от такой наглости, Михалычем.
Один-Ноль.
В мою, разумеется, пользу.
Сейчас он орать начнёт.
И… Раз!
— Да… Да ты что себе позволяешь?! — Хозяин кабинета вскочил на ноги: — Ты!!! Мальчишка! Да я таких…
— Ага. За завтраком ешь, да? А ещё — таких молодых, да наглых, полно на кладбище. Верно? Может что новенькое скажешь?
— Ну знаешь…
— Михалыч, — чуть поёрзав на пуфике — всё же моей заднице были привычны более жёсткие подушки пилотского кресла, продолжаю: — Рюкзак.
— Что рюкзак?
— Где? Вот почему я должен всё по кусочкам доставать?! Это здесь традиция такая? Новеньких кругами гонять? Тогда понимаю, чего от вас народ в ЧеЗе бежит — кто ж такое издевательство сдюжит?!
— Не бегут от нас, — как-то резко сдувшись, Михалыч вяло махнул рукой, усаживаясь на своё место: — Не знаешь, а языком мелешь.
— Не знаю, — закивал я: — Так не рассказал никто. Вот ты — расскажи, что тут и как. А я уже умишком скудным и пораскину.
— Не юродствуй, — поморщился он: — Тебе не идёт. Да… Хм… Что до рюкзака — сразу говорю, моей вины тут нет. Рафик тебе его вместе с пистолетом выдать должен был. Пистолет дал?
Молча вытаскиваю из-за пояса свою пукалку, демонстрируя её Михалычу.
— Дерьмо, да, — кривится он: — Но сам понимаешь, не супер-ствол же тебе давать. Мало ли кто ты и что у тебя в голове.
Молча киваю — да, всё верно. Дадут человеку нормальное оружие, а он раз и по своим палить начнёт.
— Всё нормально, не в обиде я. А рюкзак, может Рафик просто забыл?
— Может и так. Ты сходи, напомни. А если у него с памятью проблемы, то мне скажи — я подойду, освежу, — говоря это он, словно случайно, бросает взгляд на свой сжатый кулак, и тотчас, спохватившись, разжимает пальцы, принимаясь массировать их другой рукой.
— Так что здесь произошло и происходит?
— А ты? Что ты слышал? — Отвечает он вопросом на вопрос, но я не спешу упрекнуть его в подобном. Зачем? Мне сейчас не спор и обиды нужны, мне информация важна.
— Я слыхал, — начинаю, осторожно подбирая скудные сведения — лишнего сказать нельзя, откуда ж мне знать про этот мир: — Что у вас тут рвануло что-то. Много народу побило, города разрушило — я, пока летел, одни руины видел. Ну а больше особо ничего и не видел.
— Рвануло сильно, это да, — кивает Михалыч: — Ну, слушай, тогда, летун. Вот как оно всё было.
Всё началось примерно лет десять назад, когда геологи, рыскавшие по Камчатским горам в поисках месторождений хромитовых и никелевых руд, наткнулись на заваленный камнями корабль.
И да, это был не наш, не человеческий аппарат. Ну не приняты у нас такие плавные обводы корпуса, треугольные коридоры да панели управления, больше похожие на полусферы с разноразмерными дырками по всему телу. А может то и не панели управления были — кто ж чужих поймёт?
Геологи, сумев понять, что находка оказалась вне их компетенции, приняли верное решение и завалив пустой породой проделанный ход, вернулись в столицу, где и доложили об обнаружении чужака.
Доложили, получили премии, отправились отмечать и всё.
Более их никто не видел. Люди просто исчезли.
Позже, по официальным каналам, проскочил коротенький некролог — погибли, сорвавшись в пропасть, при очередных изысканиях. Скорбим, будем помнить вечно и всё такое, положенное при подобных, забываемых на следующий день, случаях.
Район, где было обнаружено нечто, был объявлен бесперспективным, но, как заметили жители окрестных поселений, именно над этим местом отчего-то зачастили пролетать самолёты, а пару раз и тяжёлые вертушки зачем-то зависали в районе, официально признанным совершенно неинтересным.
Официальной версии о строительстве там охотничьей базы для развития туризма — мол именно там водятся особо желанные охотникам горные козлы, естественно, никто не поверил. Дача очередного олигарха — да. База отдыха больших шишек — вполне возможно. Но развитие туризма? В этой дыре? Не смешно, честно. Тут и дорог-то нормальных нет, а вы туристов, и иностранных сюда. Не, бред.
Такое сонное существование продолжалось около семи-восьми лет, за которые власти разбили ещё один туристическо-охотничий комплекс, но уже в море. На острове, совсем неподалёку от нынешнего Солар-сити, в двух-трёх днях пешего пути и нескольких часах на моторке. Там, на Острове, был найден ещё один обломок корабля, который, как пояснил мне Михалыч, был длинной почти в десяток километров, что, по его мнению, тянуло не на космолёт, но на орбитальную базу, или станцию, некогда, тьму и тьму лет, висевшую на орбите этого мира.
Добавлю от себя, что я, с его идеей, согласился. Станция, покинутая своими обитателями и затем сошедшая с орбиты, вполне объясняла и его дальнейшие слова и то, что кусков корабля — беру это слово в кавычки, было более двух. Если про первые два вы уже слышали — в горах Камчатки, и на Острове неподалёку от Солара, то про иные куски Михалыч упомянул лишь вскользь, сославшись на байку картографов, обнаруживших крупные металлические образования подо льдами у северного полюса и, ещё несколько, где-то неподалёку от островов далеко на юге.
Но, вернёмся к его рассказу.
Хронология вырисовывалась следующая. Взяв за точку отсчёта момент обнаружения первого куска Станции, у меня получилось следующее.
Нулевая дата — геологи находят обломок.
Первый год-два — строительство горной лаборатории, под прикрытием в виде охотничьей базы.
Спустя семь-восемь лет обнаруживают ещё один обломок — на Острове.
Ещё год, полтора и там, глубоко под поверхностью, возникает База Два, рядом с которой возводят ещё одну лабораторию и пару заводов непонятного назначения.
И вот, на десятый, или одиннадцатый год — жахнуло!
Конкретно!
Превратив в радиоактивную пыль и первую якобы охотничью заимку, попутно разбудив чутко дремавшие вулканы, и вторую, сделав из острова подобие чаши, только чудом не заливаемой водой.
Собственно, тут и заканчивается история Терры как обычного мира и начинается раздел новейшей истории, свидетелем и участником событий который были все выжившие и не сбежавшие в первые дни после катастрофы.
На этом месте своего повествования Михалыч смолк, сглотнул, а затем, помассировав горло, осведомился:
— Ммм?
— Ммм! — В тон ему ответил я, вызвав одобрительный кивок.
Встав с места и потянувшись, он двинулся к шкафу, полки которого были завалены всяким хламом. Хламом, но никак не алкоголем, выпить который он только что предлагал — что я, подобных интонаций не понимаю.
Однако, Михалыч знал, что он делает. Покосившись на дверь, я, поняв намёк, немедленно закрыл её на задвижку, он сдвинул в сторону одну из полок, открыв моему взору закрытое металлической створкой окошко.
Щелчок замочка, створка сдвигается в сторону, и хозяин кабинета, чуть наклонившись, негромко произносит прямо в окошко:
— Боря? Будь так ласков. На двоих. Да. Ну расстарайся, душевно прошу.
Небольшое ожидание и в его руках появляется поднос с двумя пузатыми рюмками, полными золотисто-коричневым напитком. Между ними — тарелка, полная нарезанного лимона и кусочков шоколада, судя по неровным краям, наломанного прямо руками.
— Ну, Сэм, — подняв рюмку, он смотрит на меня поверх неё: — Помянем Землю. Хорошее, прежде, место было.
Странности, Михалыч использовал именно это слово, начались где-то за полгода — восемь месяцев до Катастрофы.
Скачала из земли полезли непонятные кристаллы, мутно-серого цвета. Не так чтобы много их лезло, но особого труда найти диковинку не составляло. Поначалу их именно диковинкой и считали, списывая появление граненных стержней на нечто сугубо местное и просто оставленное без внимания геологами.
— Чего тут странного? — Рассуждали эксперты центральных каналов: — Недра планеты едва исследованы. Наши шахты едва-едва, на считанные километры, уходят в землю. Кто его знает, что таят глубины? В общем, — на этом месте все эксперты светлели лицом: — Ничего страшного, или опасного. Загадка? Да! Феномен? Несомненно! Опасный? Нет! Решительно нет!
Конец ознакомительного фрагмента.
