Дедушкины рассказы

Алексей Ребезов, 2019

Эту книгу я посвящаю моему деду. В ней идёт речь о событиях с 1910 по 1950 годы прошлого века. Основная часть рассказов, конечно же, охватывает период Великой Отечественной Войны. События, которые с ним происходили, иначе как невероятными назвать нельзя.

Начало польской войны

Это происходило в начале сентября 1939 года. Как обычно дед работал в опытном цеху московского авиационного института, ему было на этот момент 29 лет. Вечерком пришёл домой, и они сели вдвоём с женой кушать, у них на ужин была отварная картошка с тушёнкой и солёные огурчики, без пятидесяти грамм тоже не обошлось. В самый разгар трапезы в дверь постучали, так как звонка у них не было.

— Кто бы это мог, быть, может, соседка? — спросила жена Аня.

— Пойду, открою, — сказал дед.

За дверью оказался оперуполномоченный, в руках он держал лист бумаги.

— Ребезов Павел Дмитриевич? — и дождавшись утвердительного ответа, продолжил, — повестка вам на сборы, распишитесь вот здесь.

— Ого, прямо на завтра. Чего это вдруг за срочность такая? — Спросил дед, прочитав бумагу.

— Не могу знать, моё дело только вручить лично адресату, — ответил милиционер.

Дед расписался, и милиционер ушёл, после чего он возвратился за стол и, поймав вопросительный взгляд жены сказал.

— Вот на сборы внеочередные, срочные вызывают, на завтра.

— Ой, Павлуша, не по себе мне, странно всё это, везде о войне только и говорят, а тут такое приходит, — взволнованно ответила жена Анна.

— Да брось, войны никто не объявлял, это просто военные сборы, не волнуйся, давай продолжим ужинать, ответил дед.

Легли поздно и долго ворочались в постели, не спали и не разговаривали, каждый думал о своём. Утром дед оделся, взял сумку-сидр, которую ему жена с вечера приготовила и, попрощавшись, пошёл в МАИ (Московский Авиационный институт).

— Предупреди начальника цеха, пожалуйста, что меня на сборы забрали, — сказал он местному сторожу на проходной.

— Хорошо Павел, конечно, скажу, моего знакомого тоже на сборы вчера забрали, видно серьёзное что-то намечается.

— Наверное, — ответил дед и зашагал в сторону военкомата, который находился в деревянном ангаре, недалеко от Ходынки.

Там уже толпилась куча народу, и стояло несколько открытых грузовиков, в центре стоял военный и громким голосом зачитывал фамилии, после чего услышав ответ, делал себе пометку на листе бумаги и жестом указывал подниматься на борт грузовика.

— Да видимо серьёзные учения будут, — сказал дед одному из парней, как только подошёл.

— Это точно, толкуют, что в Гороховецкие лагеря поедем, — ответил тот.

— Понятно, — многозначительно промычал в ответ дед.

Через некоторое время все четыре грузовика, тронулись в путь и по Ленинградскому проспекту, а затем по садовому кольцу поехали в сторону Казанского вокзала, куда приехали минут через тридцать. Там стояли и ждали два эшелона, что называется под парами, наполняя небо чёрным дымом из своих труб. На площади перед поездами было огромное количество людей, несколько сотен, все с котомками, сидрами, многие нервно курили, друг с другом не общались. Поскольку дед не отличался любопытством и не был сильно разговорчив, он молча, вместе со всеми спрыгнул с машины и пошёл, ведомый потоком к стоящим поездам. Среди них находились люди в форме, которые координировали действия и направляли потоки.

— Распределись, вы налево, вы направо, — кричали одни.

— Ваш эшелон первый, ваш второй, быстрее, быстрее, — командовали другие.

Наконец через полчаса все загрузились, дед залез в обычный деревянный вагон с откатной дверью, где разместились ещё человек семьдесят. Расположились прямо на полу, кто сел прямо на доски, кто подложил свои котомки.

— Куда едем-то? — спрашивали некоторые нетерпеливые.

— А ты, куда-то торопишься что ли? — отвечали некоторые.

— В Гороховецкие лагеря едем, там большие ученья проводиться будут, — отвечали знающие.

Люди пробовали спрашивать офицеров, о причинах сборов, но от них ничего не добились.

Дед молчал, сидя на деревянном полу и закурил папиросу, участвовать в разговорах было не в его привычке.

Когда отъехали от города, разговоры поутихли, все ехали в тишине, лишь изредка кто-то хрумтел сухарями или курил самокрутку. Ехали почти весь день, к вечеру остановились на станции небольшого посёлка.

— Все выгружаемся и строимся в колонны, — послышалась команда.

После этого, шли пешком и спустя десять километров такого марша, пришли, наконец, к месту назначения. Через некоторое время их накормили из полевой кухни и затем разместили в землянках, где находились бревенчатые двухъярусные нары и вмещали такие землянки до 30 человек, а все удобства были снаружи. Утром им выдали форму и распределили кого куда.

— Ребезов Павел Дмитриевич, — громко зачитали дедушкину фамилию.

— Я, — ответил дед.

— На правую сторону, в офицерский состав, — скомандовал полковник, зачитывающий всё это.

Дед молча пошёл в указанном направлении, он был к этому готов. Он же закончил, артиллерийское училище, но получить звание и бумаги не удалось, так как в этот самый момент его посадили в тюрьму, за удар в лицо сотрудника ОГПУ при исполнении. Там дед отсидел целый год, пока не додумался написать письмо наркому обороны Ворошилову и его выпустили раньше срока. Однако в вооружённые силы из-за этого инцидента не приняли, и поэтому дед работал обычным сварщиком в опытном цеху московского авиационного института, куда его устроил старший брат Фёдор, к тому времени служивший в авиации. После быстрого завтрака начались учения, пехота занялась своим делом, а артиллерия своим. Деда поставили командовать расчётом орудия. Палили из 45-ки целый день, с небольшим перерывом на обед, а к вечеру опять в землянку и так пять дней подряд. Рядом проходили танковые учения, народу на учениях было очень много. В перерывах разговаривали на разные темы, ведь люди были почти со всей страны.

— Это куда мы так готовимся, не иначе что бы немцев лучше лопатить, — сказал долговязый парень из сибирского городка.

— Да что нам немцы, шапками всех закидаем и готово дело, — ответил ему парнишка из Воронежа.

— Лучше бы этого не пробовать никогда парень, — ответил ему мужичок лет сорока пяти из Владимира.

— А ты что боишься что ли? — настаивал парень.

— Да не боюсь я, просто война, это поганое дело, — ответил тот.

— А ты что скажешь, товарищ лейтенант? — спросил воронежский паренёк деда.

— А ты повоевать сильно хочешь? — ответил дед.

— А что тут такого, война то всё равно будет, не избежать, все про неё твердят.

— Я думаю, что немца побьём, сила у нас есть, но непросто всё это будет.

— Хватит вам про войну, которой нет, я вот сейчас вернусь с учений домой, а меня дома красавица жёнушка поджидает, детишек планируем, вот это другое дело, — подмигнул небольшого росточка, парень из Казани.

— А мы в деревне дом этим летом поставили из вот таких брёвен, — сказал паренёк из Вологды и показал руками диаметр около полуметра.

На следующий день, вместо того, что бы отпустить всех по домам, как многие полагали, отдали приказ садиться по эшелонам для продолжения учений в другом регионе. Народ сильно не роптал, но и довольными тоже не были, затянувшиеся учения были не в радость. На этот раз ехали долго, двое суток, делали пару тройку остановок, последнюю остановку в Минске.

Конец ознакомительного фрагмента.