Дети Сатурна. Серия «Ревизор Роскосмоса»

Алексей Ракитин

Действие фантастического романа «Дети Сатурна» полностью разворачивается в космосе, в системе одноименной планеты-гиганта, где человечество наладило масштабную добычу полезных ископаемых. Череда странных событий побуждает руководство Федерального министерства «Роскосмос» провести внутреннее расследование и направить с этой целью на станцию своего ревизора. С первых же часов своего появления тот оказывается вовлечён в опасную интригу.

Глава 2. Красивая бритая голова

Резкая боль пронзила одновременно правое предплечье и правую сторону головы, словно меня ударили чем-то длинным, твёрдым и острым. Я рефлекторно вскрикнул, подсел и подался влево от двери, точнее даже, прыгнул, сделал это совершенно наобум, с таким же успехом можно было прыгнуть в любую другую сторону. И точно также наобум выстрелил перед собой из пистолета. Яркая вспышка электрического разряда на долю секунды осветила просторное помещение и отразилась в стеклянных створках шкафов у противоположной стены. За это краткое мгновение я успел увидеть процедурный стол в горизонтальном положении, пару релаксационных кресел и закрытый прозрачным чехлом стенд комплексной диагностики. Но самое главное, я увидел две явно мужские фигуры в комбинезонах и дыхательных масках. Это было стандартное облачение космонавтов при эвакуации. Одна фигура — поодаль от меня — выглядела странно согнувшейся явно под весом большого мешка за спиной, а вторая, та, что была ближе ко мне, держала в руках нечто, похожее на пику.

Именно этой пикой меня и огрели по голове.

Дальнейшие события заняли куда меньше времени, чем даже самый лаконичный их пересказ. «Пистоле-е-е-т!» — взревел из-под маски незнакомый мне голос, искажённый к тому же прижатым ко рту дыхательным устройством. Я без раздумий выстрелил вторично, не столько даже с целью поразить нападавшего, сколько с намерением рассмотреть его. В этой новой вспышке я увидел, как в меня летит то, что я принял первоначально за копьё. На самом деле это был обычный медицинский раздвижной кронштейн для подвески оборудования. Он ударил меня в грудь и отлетел в сторону, не причинив особого вреда, а я в наступившей темноте переместился ещё на пару шагов подальше от входной двери. Секунду-две, оставаясь в полной тьме, я прислушивался к окружающим меня звукам: глухим стукам ног о пластиковое покрытие и исчезающему где-то прерывистому дыханию. Никто ко мне не приближался — я был в этом уверен — и не пытался повторить нападение. Памятуя о том, где находились увиденные мною фигуры, я выстрелил, наконец, в третий раз и в свете третьей вспышки увидел спину явно удалявшегося человека — тот уходил прочь в дверь, расположенную за стендом комплексной диагностики. Это была отнюдь не входная дверь в отсек, а значит, напавший на меня не мог выйти в коридор.

Воспользовавшись моментом, я рванул в коридор сам. Преодолев пространство отсека тремя-четырьмя шагами, ударившись мимоходом плечом о стенку, я через пару секунд выбрался из отсека и закрыл за собой дверь.

Кто бы ни напал на меня, он оказался в ловушке. Точнее, они, их ведь было двое! Имевшееся в коридоре призрачное освещение позволяло мне следить за дверью и пристрелить любого, решившегося проскользнуть мимо. В моем пистолете оставались ещё двадцать семь пуль и я был готов устроить настоящую битву. Да что там битву! — я был готов в одиночку штурмовать Верден!

Прикоснувшись рукой к голове, я понял, что кровища из меня хлещет, как из быка. Мужчина может потерять сознание при быстрой единовременной потере уже трёхсот граммов крови, а поскольку в жилых зонах «Академика Королева» сила тяжести больше земной на десять процентов, то значит и кровь я буду терять интенсивнее, чем в земных условиях. Надо было перво-наперво остановить кровотечение, а то я рисковал банально свалиться в обморок через минуту-другую. Выпростав из кармана пакет с гигиенической салфеткой, я разорвал его зубами и приложил мягкую фибру примерно к тому месту на голове, куда пришёлся удар. Прижав салфетку рукой, чтобы не слетела, я аккуратно, не сводя глаз с двери в медицинский отсек, подался к нише с универсальным спасательным комплектом и ткнул пальцем в переговорное устройство.

Сделал я это примерно также, как и тридцать-сорок секунд назад. Только тогда я был спокойный, вежливый и без гигиенической салфетки на голове.

— Дежурный по операционной базе… — скороговоркой молвил знакомый мне весёлый голос.

— Что «дежурный»?! — рыкнул я, подавив гнев. — «Дежурный» спит… пьянствует… слушает… ковыряет в зубах и ушах… или ещё где… что он делает?!

— Простите… — весёлый голос дежурного осёкся. — что за тон… Кто говорит?

— Говорит ревизор «Роскосмоса» Акзатнов, пора уже по голосу узнавать и подпрыгивать в кресле! На меня совершено нападение в медицинском отсеке в «красном» коридоре! Я ранен… твоюжматьдежурный! Командира сюда быстро, желательно трезвым, в штанах и с пистолетом наперевес. Впрочем, наплевать, можно пьяным и без штанов, но обязательно с пистолетом! И всех членов вашего недобитого экипажа, свободных от несения вахты сюда же, в «красный» коридор! И ещё…

— Да, ваша честь, да! — голос дежурного осёкся и он неожиданно запищал фальцетом. — Слушаю вас!

— Обеспечьте свет в коридоре через тридцать секунд! Хватит уже партизанских действий в темноте, а то устроили ролевую игру в Дениса Давыдова и Ковпака в общем сапоге на орбите Сатурна…

— Ну, что ж, зрачки одинаковые — это уже хороший признак! — прохладные пальца отпустили веки и мой взгляд опять сосредоточился на высокой груди мадам докторицы. — Сейчас наш командир осмотрит отсек и у нас появится возможность просканировать череп.

В коридоре уже собрались человек двадцать пять — тридцать, я слышал за спиной пыхтение и весьма несдержанные комментарии. Ажиотаж среди экипажа был необыкновенный. Вадим Королёв сторожил выход из медицинского отсека с видом человека, готового заткнуть грудью, головой или задом самую широкую амбразуру «линии Маннергейма». Или Мажино, не знаю, велика ли разница! По-моему, он испугался моего ранения больше, чем я сам. И почему-то я верил, что он не играет, а действительно напуган.

По моей голове двигались латексные пальцы, я чувствовал, как натягивается кожа, мне казалось, я даже чувствовал, как течёт по волосам кровь, хотя это, разумеется, было решительно невозможно. Но я должен был признать, что все эти неприятные манипуляции у склонившейся надо мной женщины получались на диво безболезненно.

— Может быть, не надо меня лечить и я проживу дольше? — я попытался пошутить в меру присущего мне ума и остроумия. — Может быть, доктор, вам следует просто отпустить меня, как есть? Так сказать, чтоб не мучился…

— Вообще-то, вас ударили по голове. — серьёзно заметила Илона Нефёдова, не почувствовав моей иронии. — И кстати, попали. Вы органично влились в наш дружный коллектив, таких драк у нас ещё не было.

— Да, я уже в курсе, доктор. Мне доложили, что попали как раз в башню. — я снова пошутил и снова, по-видимому, остался непонят. — У меня только один вопрос до анестезии…

— Валяйте! — разрешила Илона. — Мужчины перед анестезией задают обычно самые важные вопросы. Наверное, что-то связанное с мочеполовой системой.

— М-м… даже не знаю. Я лишь хотел узнать, смогу ли после ваших манипуляций любить женщин?

Это была шутка как раз для таких минут — когда всё плохо и ты чувствуешь себя полным болваном.

— Заверяю вас, ваша честь, что вы сможете любить женщин, мужчин и даже самого себя во всех приемлемых вам формах. — без тени улыбки ответила мадам доктор. — Анестезия и моё мастерство послужат тому порукой!

Я понял, что с юмором у докторицы все в порядке, дама ломает комедию и вовсю мне подыгрывает. Можно сказать, шутит в моём стиле — с серьёзным лицом и совсем не смешно.

Начали загораться осветительные плафоны и это как будто придало решимости командиру базы. Я услышал за спиной его рокочущий баритон:

— Четырнадцатый, пятнадцатый… заходим вместе со мною в медицинский отсек и вынимаем всех, кто там прячется. Выводим всех сюда и…

— Мужчины, я с вами, — подал я голос и даже помахал рукой, обозначая готовность резко подняться и отправиться на штурм, но Королев резко меня прервал:

— Ревизора оставляем здесь, чтобы он остался жив. Иначе нам просто не дадут посадочную глиссаду и испепелят на орбите при подлёте к Земле… А потом скажут, что так и было!

За моей спиной послышался звук электрического привода двери и я попытался подняться, чтобы последовать за Королёвым, но доктор Илона удержала меня на месте, властно и весьма жёстко придавив плечо рукой:

— Оставайтесь здесь, господин ревизор! Продолжайте рассматривать перламутровую пуговицу на моём кармане…

Декоративный карман находился у доктора Илоны на груди, а грудь имела размер тридцатый или даже чуть поболее, так что шутка про пуговицу оказалась удачной. Похоже, мадам докторица умела находить нужные нотки в разговорах с мужчинами.

Ещё секунд десять-пятнадцать её пальцы бродили по моей голове, потом спустились ниже, к уху, потом ещё ниже — на шею и плечо.

— Куртку расстегните, — попросила Илона.

— Да с плечом всё нормально, там едва скользнуло… — попытался было отговориться я, но докторица повысила голос:

— Куртку расстегните, господин ревизор! И покажите-ка мне своё красивое правое плечо! Вы себя в зеркале не видите, вы весь в крови до пояса, прям настоящий Пегас после битвы с Горгоной, или кто там с Горгоной бился?!… так что не мешайте мне делать мою работу! А то я вас сейчас усыплю на сутки и «Окей» будет на моей стороне.

«Окей» — это разговорное сокращение от словосочетания «Операционный Кодекс». Так назывался сборник инструкций и наставлений по действиям в чрезвычайных ситуациях, имевший по умолчанию силу закона, хотя формально таковым не являлся.

Я подчинился требованию Илоны и обнажил плечо:

— Как вы меня назвали: Пегас? Звучит донельзя оскорбительно. Пегас, по-моему, был конём. Или ослом — не помню точно.

— Да ладно вам, ваша честь, ослом был Панург, но в другой книжке… Не называть же мне вас Иваном Поддубным или Фёдором Емельяненко! — Илона внимательно меня осмотрела, провела пальцами в перчатке по правой ключице, но ничего для себя интересного, по-видимому, не увидела, а потому отстранилась и дала очередную команду: «можете облачаться!»

— Голова у меня не мягкая? — на всякий случай осведомился я.

— Нет, камушек монолитный. В принципе, только кожу рассекли, она на черепе тонкая и очень кровоточивая. Сейчас зайдём в отсек, я вас обрею и обработаю рану как надо. В принципе, жить будете долго, счастливо и, судя по тому, как вы быстро наживаете врагов, весело.

Хотелось мне парировать чем-то умным и весёлым, я даже рот было открыл, но тут из медицинского отсека шагнул в коридор Вадим Королёв и с мрачным лицом позвал меня:

— Ваша честь, прошу пройти со мною!

Мне очень не понравилась интонация, с какой командир обратился ко мне, а также выражение его лица. Даже не зная, что именно ждёт меня внутри медицинского отсека, я уже понял, что там окажется какая-то лажа.

Мы вошли внутрь. Теперь здесь горело полное освещение и на фоне снежно-белого пластика чёрными пятнами лезли в глаза брызги крови на полу и стенах налево от двери в переборке.

— Это моя кровь. — пояснил я, аккуратно переступив через тот самый раздвижной кронштейн, которым мне десять минут назад едва не раскроили череп. Кронштейн лежал на полу и на его ножках отчётливо были заметны кровавые пятна. Именно этой ножкой, стало быть, мне и угодили в голову.

А вот чуть далее, у двери в соседний отсек я увидел другие пятна, в точности напоминавшие мои. Но не мои, поскольку там я не стоял.

— Вот эта кровь уже не моя! Стало быть, я попал в одного из нападавших. Надо искать раненого. — я указал командиру на эти брызги.

— Это хорошо! — кивнул Королёв. — Если кто-то ранен, мы его найдём… Но я звал вас поглядеть на другое…

Мы прошли через отсек диагностики и оказались в следующем, который являлся процедурным. Это уже была настоящая больница — с двумя полноценными операционными местами неотложной хирургии. Тут уже можно было пришивать конечности и проводить самые фантастические операции на мозге. У каждого операционного места размещались голографические проекционные планшеты высокого разрешения и герметичные шкафы со стерилизованным хирургическим инструментом — настоящий музей! Командир повёл меня дальше и мы прошли в третий от входа отсек — это был склад и аптека, больше, правда, похожий на банковское хранилище с бесчисленными запертыми ячейками. Ячейки располагались не только вдоль стен, но и рядами на трёх стеллажах до потолка. Королёв завёл меня за самый дальний ряд и мрачно проговорил:

— Гляньте-ка вот сюда!

В полу я увидел широкий квадратный открытый люк. Мне потребовались, должно быть, секунда или две на то, чтобы осознать, что же именно я вижу перед собой.

— Ах ты ж… — я сделал усилие, чтобы не выругаться. — Они ушли в межбортное пространство!

— Да, они покинули медицинский отсек через пространство между прочным и полужёстким корпусами…

Станция «Академик Королёв» ввиду того, что находилась в зоне повышенной метеорной и радиационной опасности, была построена по уникальной технологии: металлический корпус был помещён в армированный сеткой вспененный бетон, образовавший так называемый наружный полужёсткий корпус. В отличие от классического прочного корпуса, воспринимающего одинаково хорошо как нагрузки на растяжение, так и на сжатие, полужёсткий предназначался преимущественного для демпфирования воздействий на станцию извне. Это было важно для защиты операционной базы от микрометеоритов. А вот воздействия направленные изнутри наружу вспененный бетон держал плохо, но в этом и не было особой нужды, поскольку в случае мощного внутреннего взрыва целостность корпуса уже не играла существенного значения для выживания экипажа.

Я лёг на живот и свесил голову в люк. Межбортное пространство было тёмным, лишь падающий через люк свет выхватывал из темноты фрагменты элементов силового набора. Прямо передо мной на расстоянии вытянутой руки находился гладкий бетонный монолит. Королёв, похоже, уловил направление моих мыслей и проговорил:

— Межбортное расстояние в этой части составляет девяносто сантиметров, вполне достаточно для движения ползком или на четвереньках.

— Да уж… там бегать можно! — я сел на пол, пытаясь выстроить в голове цепочку последующих действий. Мысли хаотично скакали и голова просто не успевала думать обо всём сразу. — Контроль состояния наружного корпуса как у вас производится?

— Ремонтно-монтажными роботами. Их у нас целый зоопарк ещё со времени сборки базы.

— Запустите парочку, пусть обшарят межбортное пространство на длине, скажем, сто метров от начала коридора в корму. А ещё лучше — сто пятьдесят метров.

— Да, конечно, — кивнул командир.

— Далее… Открывание люков должно фиксироваться аварийным протоколом. Поэтому если беглецы открыли люк здесь и, пройдя по межбортному пространству, вылезли через другой люк, протокол должен зафиксировать все срабатывания этих замков. Хотелось бы глянуть в аварийный протокол.

— Я понял, сейчас свяжусь с диспетчерской группой и затребую отчёт о срабатываниях счётчиков открытия межбортных люков за последние полчаса.

— Да, правильно, — мне оставалось только согласиться. — С вашими диспетчерами надо будет отдельно разбираться, у меня к ним имеются кое-какие вопросы, но этим мы займёмся позже. В конце-концов, никуда они с базы не денутся. Сейчас, Вадим, давай-ка сделаем вот что…

Я примолк на секундочку, подбирая формулировки тому, что хотел сказать, а Вадим Королёв поедал меня буквально глазами. Как преданный домашний пёс. Мне на мгновение даже стало за него неловко — командир базы выглядел настоящим болваном.

— Вот что мы сейчас сделаем, командир: всех мужчин, находящихся на борту операционной базы, надлежит собрать в коридоре… всех — это значит вообще всех… может отсутствовать только находящийся на дежурстве диспетчер — это ясно? Никакие отговорки, вроде золотухи, поноса, молитвы, запоя или операции по смене пола не принимаются. Так вот, все мужчины должны стоять в коридоре через пятнадцать минут. Мы с тобой проведём досмотр. На меня напали двое, одного я подстрелил, так что… Будем искать раненого.

Осмотр мужской половины команды, впрочем, несколько подзадержался. И не по моей вине — доктор Илона потратила четверть часа на обработку раны: просветила и без того светлую мою голову томографом, убедилась, что внутричерепного кровоизлияния нет, после чего живо обрила волосы на моей бедной головушке, стянула скрепками края раны и залила её биогелем. Когда я глянул на себя в зеркало, то тихо ужаснулся, видок был как из фильма ужасов: лысый малосимпатичный мужчина с неприветливым взглядом и небритыми впалыми щеками, огромный V-образный разрыв кожи от темени к уху, залитый толстым слоем похожего на воск лекарства, чёрные круги под глазами, бешеный взгляд… Что тут сказать? Красава!

— Может, надо было просто поплевать? — на всякий случай попытался я отшутиться, аккуратно размазав по лысой голове капельку ещё не застывшего геля.

— На самом деле надо было поступить более радикально — ампутировать голову, — парировала Илона и строго добавила. — Не надо трогать грязными пальцами реконструктивный гель, он работает как рнк-дубликатор и на голове могут остаться пигментные пятна. Потом будете сетовать на антисанитарные условия обработки раны!

Похоже, доктор шутила, но получалось это у неё неплохо. Илона мне всё более и более нравилась. И перламутровая пуговичка на её груди — тоже.

— Да уж, ради такого стоило лететь к Сатурну! — пробормотал я, косясь на пуговичку.

— Поездка действительно началась интересно. — согласилась докторица, явно не поняв скрытого подтекста. — И даже неординарно, не побоюсь этого слова.

— Мне нравится, Илона, что вы так задорно шутите, но у меня будет для вас срочное поручение. Нешуточное и безотлагательное, не побоюсь этого слова. — я позволил себе не без ехидства скопировать интонацию собеседницы.

— Нешуточное и безотлагательное — это два слова! Но я готова поработать над вашим нешуточным и безотлагательным поручением.

Сидя на процедурном столе, я указал пальцем на кровавые брызги на стене.

— Я ранил одного из напавших на меня джентльменов и вон там на стене его кровь. Мне надо, чтобы вы быстренько персонифицировали её обладателя по ДНК-маркерам. У вас же есть образцы ДНК каждого из членов экипажа?

— Конечно, есть. — Илона подошла к тому месту, где на переборке остались следы крови, присела и внимательно их рассмотрела. — Тут даже фрагменты мягких тканей остались. Вы большую дыру в нём проделали! Из «фаустпатрона», что ли, стреляли?

— Нет, у меня зенитка.

— Хорошая зенитка! Какой калибр? Судя по отверстию в переборке, миллиметров двадцать… Я не ошиблась? Пуля прошла навылет — это ж какая дульная энергия? Вы должны были его покалечить! Ногу отстрелить… или пенис… в зависимости от того, присел ли ваш обидчик или стоял на прямых ногах.

Поскольку я промолчал, Илона покосилась на меня, поднялась и подошла к столу с инструментарием.

— Впрочем, отстреленный пенис ваш обидчик должен был унести в штанах. — продолжила она свою мысль, вскрывая стерильный набор для забора биологических образцов.

— Я ценю профессиональный юмор космонавтов и врачей, но углубляться в дебри присущей им профессиональной деформации мы сейчас не станем. Мне нужна идентификация лица, которому принадлежит эта кровь. — я на корню пресёк все возможные размышлизмы на тему отстреленного пениса.

— Будет вам идентификация, дайте мне только пятнадцать минут. — пообещала Илона, — И заправьте в ухо наушник, чтобы я могла связаться с вами напрямую.

— Наушник не нужен, вы же видите — у меня коммуникативный чип в голове. — я прикоснулся к аккуратному наросту с правой стороны головы, скрытому до этого волосами, а теперь хорошо заметному. — Мой код «Порфирий — пятьсот один». Можно вызывать голосом, канал защищенный в том числе и от местного техперсонала. Так что вызывайте в любое время даже с другой планеты и не сомневайтесь, я вас услышу.

Илона сняла одноразовые перчатки, бросила их в зев утилизатора, тут же надела новую пару и только после этого нацепила на лицо маску.

— Через четверть часа будет вам ДНК-идентификация. — услышал я её приглушённый маской голос. — Вы только далеко не уходите!

Она присела у кровавых пятен со своими стерильными инструментами в руках, но более за ней я уже не следил. Встав со стола, вышел из медицинского отсека и, выйдя из двери, буквально наступил на пятки Королеву.

— Ваша честь, все мужчины из числа обслуживающего и прикреплённого персонала операционной базы построены для проведения… э-э… осмотра согласно вашему поручению. — бодро затараторил Вадим, почти не допуская пауз. — Два человека из списочного состава в настоящее время несут дежурство в Главном командном центре и не могут оставить своё место согласно требованиям действующего регламента. Из сорока семи человек, находящихся на борту, двадцать девять мужчин — здесь… Вы — тридцатый!

Метрах в пяти от нас в коридоре тянулась шеренга мужчин.

— Отлично, командир, ваш пистолет вы носите с собою? — я подчёркнуто обратился к Вадиму Королёву на «вы», давая понять, что далее мы будем действовать официально и без всяких поправок на личные отношения; после энергичного кивка Королёва продолжил. — Будьте готовы его применить, ибо возможны самые неожиданные повороты. Давайте осмотрим ноги присутствующих ниже колен. Командуйте, в конце-концов, я ведь не могу заменить вас!

— Да, конечно… — Королёв прошёл вдоль строя.

Сейчас, когда мужская часть экипажа оказалась собрана в одном месте, хорошо было заметно, что командир старше подавляющего числа подчинённых. Лет, эдак, на двенадцать-пятнадцать. То же самое можно было сказать и про меня, поскольку мы с Вадимом являлись одногодками. Нашему возрасту примерно соответствовали лишь офицеры, которых я видел прежде в ситуационном зале — Олег Капленко, Александр Баштин, Виталий Лось. Они, как старшие по званию, располагались по левому флангу шеренги. Бросалось в глаза, как разношёрстно одет личный состав — одна часть в технологических комбинезонах, другая — в выходных костюмах, кто-то в футболках и каких-то пегих штанах непонятного происхождения, а двое молодых мужчин в противоположном конце шеренги вообще оказались в спортивных кимоно. Видимо, их выдернули на построение прямо из спортзала. Обувь была под стать одежде — ботинки с подмагниченными подошвами, спортивные тапочки-«балетки», какая-то разнофасонная беговая обувь. Ну ладно, хорошо хоть босиком никто не примчался.

— Некоторое время назад, — бодрым голосом заговорил командир, обращаясь к строю. — на прибывшего на борт нашей базы ревизора «Роскосмоса» было совершено нападение. Нападавший был ранен в ногу. До того, как будет проведен осмотр, я предлагаю этому человеку заявить о себе и сознаться в содеянном…

Королёв высказался немного косноязычно, но в целом очень даже доходчиво. Да и интонация у него была вполне подходящей. Я отметил то, что он весьма разумно ничего не сказал о характере ранения и той маленькой детали, что на самом деле нападавших было двое. Лишние детали здесь и сейчас были действительно неуместны.

— Даю десять секунд на то, чтобы виновник имевшего места эксцесса заявил о себе и вышел из строя, — командир прошёл вдоль шеренги, придерживаясь левой рукой за пряжку ремня, а правую словно бы непроизвольно опустил на клапан кармана на правом бедре. Только движение это не было случайным — в длинном узком, так называемом «инструментальном», кармане Королёва, обычно пустующем у всех космонавтов, находился пистолет.

Ну а мой пистолет лежал в кармане на левом бедре. Я как переученный левша пользовался одинаково хорошо обеими руками. А потому пистолет с ложементом-толкателем всегда носил в левом.

Все молчали: командир, люди в строю, молчал и я. В полной тишине прошли секунд десять или около того. Мне показалось, что напряженность электростатического поля возросла, эдак, вольт на пятьдесят. Удивительно даже, как это у присутствующих волосы на голове не встали дыбом.

— Снять обувь! — приказал Королёв.

Напряженность подскочила ещё вольт на пятьдесят. Народ засопел, запыхтел, захмыкал, но безмолвно разулся.

— Поднять штанины до колен! — последовала новая команда Королёва.

У меня отчего-то вдруг возникло ощущение, что нам не избежать восстания сродни тому, что приключилось во времена оны на броненосце «Потёмкин». Или на крейсере «Очаков». Что-то такое должно было произойти. В строю стояли не мальчишки, а космонавты, которых по праву причисляли к элите «Роскосмоса» и они имели все основания требовать к себе должного уважения даже со стороны командира.

Но все подчинились также молча, как и ранее. Я и командир прошли вдоль строя, рассматривая волосатые ноги от колен и ниже разной степени длины и кривизны. Никто никаких ран не имел. Я переглянулся с Королёвым.

Ситуация явно обострялась, поскольку теперь следовало осмотреть ноги выше колен. Командир это тоже понял.

— Достаточно! — скомандовал Королёв. — Штанины опустить… расстегнуть пояса… спустить штаны до щиколоток…

Строй выдохнул. Никто не шелохнулся. После секундной паузы послышался необычно звонкий голос Олега Капленко. Мне этот крупный человек с круглым добродушным лицом казался самым степенным из находившихся в шеренге, поэтому его мальчишеский голос до некоторой степени меня удивил.

— Я думаю, каждый из нас без особых церемоний может показать свои гениталии, но проблема, похоже, не в этом…

Он не закончил свою мысль, как его перебил рассудительный и многозначительный каждой своей интонацией Баштин:

— Позвольте мне упредить развитие скандала и полностью раздеться в инициативном порядке, так сказать… э-э.. дабы снять с себя подозрения и скорее покинуть этот… э-э… смотр почётного легиона.

— Молчать! — рявкнул Королёв. — Здесь нет женщин, да хоть бы и были… приказы командира обсуждению не подлежат! Прекратить демагогические рассуждения.

— Проблема не в демагогии, — возразил Баштин. — Причём тут демагогия? Ваши требования очевидно абсурдны!

— Что это значит?! — Королёв был явно обескуражен услышанным.

— Почему мы находимся в строю? — напористо развил свою мысль Баштин. — Я имею в виду, руководители экспедиций… Мы ведь все находились в Ситуационном зале, когда его покинул господин ревизор! Очевидно, что мы никак не можем участвовать в нападении на его честь, но вы почему-то поставили нас в общий строй и… я не понимаю, чего вы домогаетесь? То, что вы творите — это произвол. Самоуправство! Кроме очевидной абсурдности, ваши требования просто оскорбительны!

— Это ещё мягко сказано. — лаконично и очень, эдак, к месту поддакнул Капленко. — Мы все находились в Ситуационном зале — Афанасьев, Баштин, Завгородний, Лось, ну и я в их числе… И вы находились там вместе с нами! Мы все видели господина ревизора красивым и с волосатой головой. Теперь мы видим его по-прежнему красивым, но уже без волос. Значит, нападение произошло после того, как господин ревизор покинул Ситуационный зал. Отсюда вопрос…

— Вы не подчиняетесь приказу командира? — заревел Королёв, перебив говорившего без малейшей попытки быть вежливым. — Кто ещё не подчиняется приказу?! Я напоминаю, что согласно главе третьей Устава «Роскомоса» командир экипажа по время выполнения полётного задания принимает на себя полномочия органов дознания и следствия и вправе накладывать ограничения на конституционные права и свободы подчинённых ему членов экипажа. А теперь я повторяю свой вопрос: кто-то отказывается выполнить приказ командира?!

Я почувствовал как в моей голове мягко тренькнул сигнал вызова и в поле зрения на противоположной стене коридора замигал красный курсор — это встроенный чип оповещал о поступившем сообщении. Быстрым движением глазного яблока я выбрал нужную опцию и увидел во всплывшей менюшке запрос на воспроизведение голосового сообщения от «доктора Илоны Нефёдовой, табельный номер по росписи штатного состава «одиннадцатый». Я подтвердил включение и через долю секунды в моей голове замурлыкал знакомый голос докторицы, неслышимый никому из окружавших меня людей: «Господин ревизор, у меня важное сообщение! Не надо раздевать экипаж, зайдите сначала ко мне.»

Фраза звучала, конечно, двусмысленно, но на то Илона явно и рассчитывала. Дамочка, судя по всему, была та ещё проказница, но я не сомневался, что сейчас она беспокоит меня по весьма прозаичной причине — у неё явно был результат анализа ДНК из крови подстреленного мною человека.

Я похлопал Королёва по локтю, привлекая его внимание, и подмигнул, кивком указав на дверь медицинского отсека, где находилась Илона. Командир понял меня без слов и рявкнув, обращаясь к строю «не расходиться!», проследовал за мной.

Нечасто жизнь наносила мне такие удары. Можно даже сказать редко. Я рассматривал детальную голографическую картинку и думал о том, что такой вот поворота сюжета мне даже в голову не приходил. А это значит, что голова моя думать стала не очень быстро и очень-то логично.

Рядом со мной стоял Вадим Королёв, тупо смотрел на ту же самую картинку и комментировал. Не потому, что что-то понимал, а просто от волнения:

— Похоже на лопнувшие презервативы. На свёрнутые лопнувшие презервативы.

Сравнение было удачным. Эритроциты в своём обычном состоянии действительно напоминают свёрнутые презервативы. Хотя в учебниках такую форму обычно называют обоюдовогнутой, видимо, из уважения к целомудрию учащихся. Только вот те эритроциты, что мы видели на голограмме, в отличие от здоровых человеческих, выглядели странно разлохмаченными и казались обвешены бахромой. Очень неприятный вид и совершенно ненормальный.

— Что это вообще такое? — спросил Королёв, не дождавшись реакции на свои слова.

— Это кровь человека, которого господин ревизор прострелил из своей зенитки. — пояснила доктор Илона. — Как мы можем видеть, эритроциты разрушены…

— Что это значит? — не понял Королёв.

— Это значит, что кровь была заморожена. — пояснил я. — Кристаллы льда разрушили клеточную структуру. Грубо говоря, проткнули все мембраны в процессе роста. Затем лёд растаял, а клетки остались разрушены.

— О-о, я вижу ваша честь кое-что понимает в судебной медицине, — Илона закивала одобрительно головой. — Да, кровь определенно была заморожена.

— Как такое может быть? — командир искренне изумился. — Что вы хотите сказать, у нас зомби ходит по операционной базе?! Ледяные человеки?

— Я этого не говорю, это вы говорите. — Илона пожала плечами. — Как вариант, могу предположить, что люди, напавшие на господина ревизора, принесли с собою емкость с замороженной кровью.

— Что за глупости? Зачем это? — не унимался командир. — Нет, постойте, надо провести анализ, вдруг клетки крови разрушены каким-то заболеванием… вирусным скажем.

— Вадим, помолчи пожалуйста! — попросил я; бормотание Королёва сбивало меня с мысли, а между тем, мне надо было сосредоточиться. Я чувствовал, что упускаю из вида что-то очень важное, но что именно, не мог сообразить.

Кто бы ни напал на меня, он нёс замороженное человеческое тело. Определенно, не живое. Замороженный труп. По-видимому, само нападение на меня было обусловлено тем, что я появился в момент этой самой переноски. Да, действительно, если так и было, то я подошёл некстати…

— Надо искать замороженный труп, — выдал я, наконец, фундаментальную идею. — Он недалеко… здесь нет крематория и шлюзовую камеру так просто не откроешь… а если и откроешь, то толку будет ноль, труп от операционной базы далеко не улетит и будет легко фиксироваться обзорной радиолокационной станцией.

— Порфирий, да ты что такое говоришь…? — командир не окончил очередную умную фразу, поскольку схватился за горошину наушника, закрепленную на козелке уха и повысил голос. — Не слышу, громче… да… где? один? что за мешок?

Ему явно что-то транслировали в ухо и он отошёл от нас на пару шагов, давая понять, что вызов очень серьёзный.

Доктор Илона посмотрела на меня, вздохнула — забавный значок на фальшклапане на её груди заметно пошевелился — и мягко поинтересовалась:

— Прошу прощения, а труп замороженный — он чей? Инопланетный?

— Хорошая шутка, — я сдержанно покивал. — Мне вообще нравится ваш юмор, Илона. Как-нибудь, уверен, мы даже пошутим наедине, в отсутствие глубокоуважаемого командира. Но труп, как мне сдаётся, наш, в смысле — землянский. Выражусь даже более определенно, я уверен в этом на сто процентов.

— Ага, интересный анекдот, хотя и несмешной. У нас на станции никто не погибал, вообще-то. А потому трупов замороженных быть не может. Это, так сказать, аксиома. Очевидное соображение, принимаемое без доказательств. Вы, вообще-то, знаете, сколько времени потребуется для заморозки невскрытого человеческого тела в типовых условиях орбитального морга?

— Вы, Илона, удивитесь, но я знаю. Для проморозки насквозь человеческого трупа потребуется всего сорок часов. Но это время можно сократить посредством использования для орошения трупа хладагента.

— О-о, господин ревизор, я вас недооценила, — Илона, похоже, удивилась теперь по-настоящему. — Теперь вы менее всего похожи на бухгалтера…

— Я не бухгалтер, я — ревизор. — с присущей мне скромностью поправил я собеседницу.

Она явно имела намерение запустить в ответ какую-то колкость, но тут к нам вернулся Вадим Королёв. Взгляд у него был бешеный — это если очень мягко говорить. Он явно услышал нечто, выбившее его из колеи. Вадим даже не стал ничего объяснять, только качнул головой, приглашая меня следовать за ним.

Я так и сделал. Мы все — то есть Вадим, Илона и я — прошли в помещение аптеки, встали возле того самого люка, через который скрылись напавшие на меня люди. Только тут Вадим, склонившись к моему уху, проговорил:

— Ремонтный робот обнаружил в межбортном пространстве у отметки «пятьдесят пятый метр» санитарный мешок. Он не пустой, ты понимаешь? Он не пустой! Я дал команду поднять его сюда…

Мне оставалось только покивать и ответить:

— Шептать не надо, Вадим! Илона Нефёдова будет проводить официальное опознание содержимого мешка, так что тайн от неё быть не может. По крайней мере, в этом вопросе.

— Ты хочешь сказать, что… что там будет что-то, требующее…

Внизу послышался узнаваемое урчание электромоторов и лёгкое посвистывание сервоприводов. Вадим замолчал, открыл замок и откинул крышку люка — мы увидели у самых наших ног приземистое никелированное членистоногое, на боку которого красовалась белая надпись «Академик Королев. Ремонтно-монтажный — 07. Позиционно-ориентированный.» Я мог бы дать руку на отсечение, что надпись эта светилась в темноте, не знаю, правда, для чего. В поле нашего зрения находились три передних конечности, одна была свободной, а раздвоенные клешни двух других оказались продеты в петли на большом пластиковом мешке мрачного, хорошо узнаваемого серо-чёрного цвета. Это был так называемый «санитарный мешок Роскосмоса», в котором хранились и транспортировались трупы. Что поделать! — люди умирают в космосе, в том числе и космонавты России, а потому их тела надо хранить и транспортировать в универсальной оболочке с должным уважением и сопутствующей атрибуцией. А также соблюдением необходимых санитарно-гигиенических норм. Для этого и были созданы эти герметичные серо-чёрные пакеты, которые иные шутники сразу же окрестили «мягкой консервной банкой». «Мягкими» их назвали потому, что они были на самом деле мягкими, а «консервной банкой» — потому, что труп консервировался в таком пакете в среде инертного газа. Нормальная, кстати, шутка, космонавты могли бы назвать такой мешок «шпротой» или ещё как… с них станется — они ребята в своём подавляющем большинстве весёлые, хотя и циничные! Как и я сам.

Ремонтный робот взвизгнул моторами и протянул наверх клешни с зажатым в них мешком. Без лишних слов мы с Вадимом ухватились за петли на мешке и взяли их на себя, через секунду робот убрал свои манипуляторы и мешок повис на наших руках. С учётом увеличенной на десять процентов от земной массы и, считая, что вес между мной и Вадимом распределился равномерно, в мешке находилось нечто, весившее килограммов пятьдесят пять-шестьдесят. По земным весам, разумеется.

Мы оттащили мешок от люка и опустили его на пол. После этого командир закрыл люк, а я прошёл в соседний отсек к доктору Нефёдовой.

— Илоночка, будь ласка, бери транспортёр и заезжай к нам, в аптечку. У нас ценный груз образовался.

Через минуту мы погрузили мешок на магнитный транспортёр, заменявший носилки, и вернулись в процедурный отсек. Все трое стояли над серо-чёрным мешком и поглядывали друг на друга. Очевидно мне, как старшему по званию и разуму, предстояло отдать последнее распоряжение.

— Судя по индикации, — я постучал пальцем по небольшой светодиодной панельке на поверхности мешка, — внутри некогда была аргоновая атмосфера. Но теперь её нет, поскольку именно этот мешок я и прострелил из своего пистолета.

В нижней части мешка зияла чёрная дыра, как раз соответствовавшая калибру моей зенитки.

— Ну, а судя по весу, там человеческий труп. — продолжил мою мысль Вадим Королёв. — Скажи мне, что я ошибся!

— Вы не ошиблись. — отозвалась Илона. — Я даже уверена что труп в этом мешке до сих пор заморожен. Но у меня есть вопрос к господину ревизору…

— Валяйте, — разрешил я. — Обещаю ответить честно!

— Вы знаете, чей труп в мешке?

— Думаю, что да. Там находится тело Баженовой, погибшей в результате несчастного случая тридцать три дня назад на орбите Сатурна.

— Да что за… — Королёв запнулся. — Как такое может быть?! Тело Баженовой отправили на Землю ещё месяц назад! После вскрытия и отправили! Я сам видел, как Акчурина его перевозила на транспортёре к стыковочному узлу!

— Ну… спорить я не стану, тело вы, может быть, отправили, да только теперь оно находится в этом мешке. — я философски пожал плечами. — Давайте откроем мешок, посмотрим, не ошибся ли я.

Илона потянула на себя на себя «язычок» молнии и с усилием разорвала клееный шов под нею. Раздвинув половинки мешка, она отдёрнула руки, предоставив нам возможность увидеть то, что находилось внутри. Мы увидели женское лицо с коротко стрижеными ярко-рыжими волосами, подозреваю, что крашеными. На лбу, носу и щеках трупа блестели микроскопически капельки влаги, их было много, если не знать, что видишь лицо трупа, можно было подумать, что это пот.

— Да, это Баженова… — пробормотал задумчиво командир базы.

— Регина… — эхом отозвалась Илона Нефёдова. — Но почему здесь? Она же должна быть на Земле! Это бесовщина какая-то…

Мы все — Королёв, Нефёдова и я — некоторое время молча стояли над полураскрытым пластиковым мешком, отрешённо разглядывая представшую нашим взглядам картину. Наконец, я откашлялся, давая понять, что таращиться не на что, да и незачем, и задал тот самый главный вопрос, что мучил меня на протяжении последнего получаса:

— А где, собственно, находится врач Акчурина?

Королёв ответил «не знаю» почти синхронно с Илоной. Получилось это даже забавно… хотя и совсем не смешно.

— Я тоже не знаю. — продолжил я свою мысль. — Хотя с Людмилой Акчуриной у меня в этом отсеке была назначена встреча. Собственно, при попытке войти в отсек я и стал жертвой неудачной трепанации черепа.

Мне пришлось постучать по ране на голове, чтобы быть правильно понятым.

— Поскольку с Людмилой я не встретился и среди членов экипажа, явившихся сюда по общекорабельному вызову, я её тоже не увидел, то у меня в связи с этим остаётся только один вопрос. К вам, Илона.

— Да, слушаю…

— Морг у вас где находится?

Илона думала долго, секунду-две-три… хлопал глазами Королёв, явно не находивший слов… наконец, Илона коротко и неопределенно мотнула головой куда-то через правое плечо.

Дверь в помещение морга находилась по правую руку от входной двери в медицинский отсек и была замаскирована изящной подвижной сеткой из серебристого пластика, собственно, именно поэтому она всё время как-то ускользала от моего внимания. Я интуитивно старался всё время располагаться так, чтобы входная дверь оставалась в поле моего зрения, соответственно, переход в помещение морга постоянно находился у меня за спиной. М-да, я был вынужден признаться самому себе, что это было как-то неосторожно и не совсем профессионально, впредь надо будет, конечно же, интенсивнее крутить головой по сторонам и считать двери.

Мы вошли в помещение и на секунду остановились. Передо мной был обычный космический морг, ничего такого особенного, о чём бы стоило упомянуть. Если вы видали такие помещения прежде, то считайте, что вы их видели все. Комната-шкаф, очень узкая — понятно почему, во-первых, потому, что половина объема «съедена» морозильными камерами, а во-вторых, потому, что в узком помещении проще кантовать труп, меньше напрягаться надо, особенно в условиях искусственной силы тяжести, превышающей земную на десять процентов. Прямо в центре морга — специфический, хорошо узнаваемый стол, который ни с чем невозможно перепутать, золотой, со стоком, наподобие ванны, только не настолько глубокий. На стене, противоположной входу — девять морозильных ячеек в три ряда по три в ряду. У дальней стены — транспортные носилки с магнитным подвесом точно такие же, как и в обычном процедурном кабинете. Но по давней традиции «Роскосмоса» для покойников всё предусматривается своё, в том числе и носилки.

Все мы некоторое время таращились в стерильную пустоту морга, пока я, наконец, не потянул Илону за рукав:

— Чего ждёте? Выигрыша в лотерее?

— Это не мой отсек, — выдавила Илона. — Это всё хозяйство Людмилы… Я тут… не хозяйка… в смысле.

Она осеклась. Я понял, что Илона теряет самообладание и явно находится на грани срыва. В общем-то, я её понимал, цинизм врачей обычно сильно преувеличивают, а уж космические врачи — это вообще врачи наполовину. Покосившись в сторону Королёва, я понял, что командир тоже не в лучшей форме — он был бледен, покусывал губы, его расфокусированный взгляд блуждал в пространстве и не составляло труда заметить, что человек, общем, находился явно не в своей тарелке. Я понял, что действовать придётся мне и притом в одиночку.

Буквально в пять шагов подойдя к противоположной стене, я дёрнул на себя ручку люка, запиравшей морозильную камеру №1. Тут же голубым огоньком осветился дисплей на люке и весело замигал транспарант: «аккредитация».

— Вадим, тут требуется пароль! — я уже стал уставать от калейдоскопа сегодняшних событий и почувствовал, что хочу поскорее закончить это подзатянувшееся шоу. — Свяжись с центральным постом, пусть дистанционно откроют все ячейки…

Мне было слышно, как за спиной забубнил командир: «помещение морга в медотсеке красного коридора… открыть принудительно… да, отменить аккредитацию… да, подтверждаю… я уже сказал, да!»

Я почувствовал, что ко мне подошла и беззвучно встала рядом Илона. По-видимому, она преодолела минутную слабость и совершенно спокойно проговорила:

— Может, всё-таки, вызвать Людмилу по громкой связи?

— У меня нет привычки разговаривать с покойниками по громкой связи. — едва я проговорил это, как синхронно щёлкнули девять замков и все девять люков чуть приоткрылись.

Я стал открывать каждый из них — внутри загоралась ярко-голубая подсветка и из камеры отчётливо тянуло холодом. Первая… Вторая… Третья… Я чуть нагнулся, чтобы удобнее было заглядывать в камеры среднего ряда… Четвёртая… Пятая…

В пятой камере я увидел ступни, обутые в лёгкие и тонкие тапочки-«балетки», и ноги в форменном комбинезоне, уходящие куда-то в пугающий зев синей трубы. Дёрнув лоток на себя, я отступил на шаг — лоток выдвинулся из холодильной камеры метра на полтора, этого оказалось вполне достаточно, чтобы понять, чьё же именно тело на нём лежит.

— Вот это да! — малоосмысленно бормотнул Королёв, по-прежнему стоявший у входа.

— Господи, да что же у нас тут происходит?! — эхом отозвалась Илона Нефёдова.

Наверное, что-то должен был сказать и я, но ничего подходящего этой ситуации мозг выдать не мог. Я тупо смотрел на тело Людмилы Акчуриной с невероятно вывернутой к правому плечу головой, и в голове стучала глупейшая мысль: «Ну вот и встретились, ну вот и встретились, а ты — опоздал, а ты — опоздал! ну вот и встретились!»

Как-то неожиданно и резко накатила апатия и крайняя усталость. Вдруг я понял, что у меня чудовищно болит голова и, вообще-то, мне позарез надо послать сообщение на Землю. Слишком много разного приключилось за последние часы и генерал Панчишин должен быть поставлен в известность обо всём. Причём, желательно до моей собственной смерти!

— Вадим, кто у нас начальник медико-биологической части? — спросил я командира, оторвав на секунду взгляд от трупа Акчуриной. — Кажется, Капленко?

— Да, Ольга Капленко. — ответил Королёв.

— Пригласи её сюда и поручи провести вскрытие тела Людмилы Акчуриной вместе с Илоной Нефедовой. — я ещё секунду поразмыслил над тем, следует ли продолжить фразу. — Результаты мне в «личный кабинет» через двенадцать часов. Видеозапись с электронными подписями Капленко и Нефёдовой, удостоверяющими её аутентичность, перегнать на Землю… без сокращений, изменений форматов и остановок записи… ну, вы знаете процедуру…

Я покосился на Илону. Та не сразу поняла, что от неё требуется, потом, вздрогнув, подняла на меня глаза и кивнула:

— Разумеется, я знаю процедуру и порядок оформления сопровождающей документации!

— Отлично. А я пойду спать, — я повернулся к выходу и вот тут Вадим Королёв меня по-настоящему удивил.

— Я пойду с тобой! — брякнул он, явно не сознавая двусмысленность фразы.

— Спасибо, не надо, я уже достаточно большой мальчик, чтобы спать в одиночку, а ты — недостаточно красивая девушка, чтобы спать со мной. — шутка получилась довольно плоской, но уж какая получилась.

— Юмор неуместен. — буркнул Вадим. — Тебя надо охранять! Один раз тебе голову уже отрихтовали, не хватало только, чтобы вторая попытка…

Я предостерегающе поднял руку, не позволив командиру закончить слишком сложную фразу:

— Вадим, никто на меня второй раз нападать не станет. Я получил по своей умной головушке лишь потому, что оказался там, где не следовало. Моё появление у медицинского отсека помешало переноске одного трупа и сокрытию другого. Можешь не сомневаться, те ребята, что экспромтом отоварили меня по голове, сами не рады произошедшему и чешут сейчас репу в размышлизмах о том, как им теперь жить дальше? Так что охраняй драгоценный медперсонал, занятый вскрытием трупа Акчуриной, а за меня не беспокойся — я отосплюсь и ещё развеселю тебя!

Признаюсь, в ту минуту я очень хотел верить в то, что не ошибаюсь.