Все грехи мира. Книга IV

Алексей Ракитин

Последняя книга масштабной криминальной тетралогии. В начале XX столетия в США прокатилась волна немотивированных жестоких убийств, во время которых преступник ночью ударами топора убивал всех жильцов дома. Сейчас эти преступления связываются с серийным убийцей, оставшимся неразоблаченным. Автор предпринимает попытку проанализировать схожие преступления и на основе современных криминологических представлений понять, совершались ли они действительно одним человеком, и если да, то что им двигало.

© Алексей Ракитин, 2021

ISBN 978-5-0055-5672-1 (т. 4)

ISBN 978-5-0051-2188-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть VI…И длинное-длинное многоточие

5 июня 1912 г.

Тот год начался с сообщений о новых убийствах в южных штатах, совершенных с использованием топора. Ранее в настоящей книге упоминали о том, что одновременно с серией преступлений, которые мы связываем с «Американским Убийцей топором», на юге страны совершались преступления другим серийным убийцей. Его жертвами становились семьи чернокожих американцев и по этой причине, а также по ряду другим, например, чёткой географической локализации, мы уверенно можем считать, что этот преступник никак не мог быть антигероем нашей книги.

Тем не менее, косвенным образом этот человек повлиял на сюжет настоящего повествования. Прежде всего тем, что сообщения о его деяниях попадали в прессу и вполне определенным образом воздействовали на воображение обывателя. Такие новости вытесняли из массового сознания «Убийцу топором», отвлекали внимание на себя и подобный перенос акцента вряд ли мог оставить нашего антигероя равнодушным. Среди серийных и массовых убийц тоже существует своеобразная зависть и даже «ревность к чужому успеху», а если точнее — к криминальной результативности другого убийцы. Это отнюдь не выдумка автора — это объективно существующий психологический феномен, не раз отмечавшийся среди преступников в разное время в разных частях света.

27 марта 1912 г. неизвестный чернокожий убийца в городе Глиддене, штат Техас, зарубил топором чернокожую семью Эллен Монро. Погибли 5 человек. Через 2 недели — 11 апреля — семья Уилльяма Бертона в составе 4-х человек погибла в городе Сан-Антонио всё в том же Техасе. Дом, в котором проживали Бертоны, находился всего в 2-х кварталах [~150 м.] от дома, в котором в марте 1911 г. тем же самым убийцей была зарублена чернокожая семья Касавей. То, что убийца через 13 месяцев вернулся в район совершения одного из предыдущих преступлений свидетельствует о его хорошем знакомстве с этой местностью и населяющими её жителями и это соображение служит ещё одним доводом в пользу того, что негров на юге США убивал вовсе не тот «Убийца топором», которому посвящена настоящая книга.

А по прошествии нескольких дней — 15 апреля — в городе Хемпстед, штат Техас, удаленном от Сан-Антонио на 270 км., убийца нанёс новый удар. Теперь его жертвами стали 3 члена чернокожей семьи Элис Маршалл.

Убийства эти, конечно же, привлекали к себе внимания намного меньше, чем деяния «Убийцы топором», поскольку их жертвами становились чернокожие граждане страны, находившиеся в силу понятных причин на периферии общественного внимания. Тем не менее, в том году обстановка на юге США волновала многих по причине, никак с криминалом не связанной. Весной 1912 г. обширное наводнение, обусловленное выходом из берегов реки Миссисипи, привело к масштабным разрушениям и массовой гибели людей. От буйства водной стихии пострадали обширные районы штатов Арканзаса, Миссисипи и Луизианы, восточный Техас, не связанный напрямую с этой рекой, тоже весь ушёл под воду, город Мемфис оказался полностью затоплен. В одном только штате Миссисипи от наводнений и обильных дождей погибло более 200 человек. Общее же число утонувших или пропавших без вести не поддавалось определению.

Понятно, что новости о разгуле стихии привлекали внимание жителей страны к тому, что происходит на юге. В этой обстановке кровавые похождения чернокожего убийцы с топором неизбежно попадали на страницы газет и становились широко известны даже без каких-либо целенаправленных действий со стороны их издателей. Чужая слава разумеется воздействовала на «Американского Убийцу топором» и многих других людей с неустойчивой психикой, что программировало новые преступления в схожей манере. Таковые становились просто неизбежны. Как скоро они начнутся являлось лишь вопросом времени, причём если «Убийца топором» мог продолжить прервавшийся на зиму «сериал», то иные подражатели стали бы совершать похожие преступления в силу тривиального умозаключения: если получилось у него, то почему не получится у меня?

Городок Паола (Paola) с числом жителей 3200 человек являлся административным центром округа Майами (Miami county) в штате Канзас. Это был довольно крупный железнодорожный узел и центр добычи природного газа. Первую железную дорогу провели через город почти за полвека до описываемых событий — в 1870 г. А в 1882 г. в Паоле запустили сеть газового освещения улиц и это был первый город, расположенный к западу от реки Миссисипи, в котором была реализована такая инновационная во всех отношениях технология.

В четверг 6 июня 1912 г. Паола была потрясена чудовищным убийством двух жителей — супругов Роллина (Rollin) и Энн Хадсон (Anna Hudson). Они были совсем молоды — Роллину исполнился 21 год, а Энн была на год его младше. Роллин работал разнорабочим в железнодорожной компании"M., K. & T. railroad"с окладом 48$ в месяц и именно его неявка на работу в четверг и возбудила первые подозрения. Его сосед, работавший с Роллином в одной бригаде, во время обеденного перерыва прибежал с вокзала домой — благо расстояние это составляло около 150 м. — и принялся стучать в окна и звать товарища. Тишина в доме показалась подозрительной и мужчина, не долго думая, открыл дверь, воспользовавшись стамеской.

В доме Хадсонов на первый взгляд всё казалось вполне благополучно — в гостиной все вещи стояли на своих местах, на кухне был полный порядок. Но заглянув в спальню, сосед обнаружил в кровати два обезображенных трупа, прикрытых одеялом. Хотя головы обоих оказались разрушены так, что черты лица невозможно было опознать, сомнений в том, чьи тела находятся в кровати быть не могло. Роллин был худощав и невелик ростом, а Энн, напротив, крупна телом и немного выше мужа, так что одного взгляда на тела можно было понять, кому они принадлежали.

На место преступления немедленно прибыл окружной шериф Фитцпатрик (Fitzpatrick) с большой группой помощников. Уже первые допросы дали богатую пищу для размышлений.

Хадсоны сочетались браком 24 апреля 1910 г., то есть немногим более 2 лет до момента гибели. Тогда они жили в городке Массиллон (Massillon), штат Огайо (Ohio), почти что за 1200 км. к западу от Паолы. Трудно было отыскать людей более несхожих не только внешне, но и по своим наклонностям и темпераменту. Роллин был тихим, сдержанным и очень спокойным человеком, Анна же, напротив — деловита, энергична и не в меру авантюрна.

Вскоре после бракосочетания у Роллина был диагностирован туберкулёз. В начале XX века эта болезнь являлась бичом небогатых кварталов и мест скопления людей с недостатком питания, прежде всего тюрем. Даже в самых богатых странах мира на долю туберкулёзных больных приходилась от 10% до 15% общего числа умерших, в США тогда от этой болезни умирало ежегодно более 100 тыс. человек. Даже сегодня, спустя более века, от туберкулёза умирает больше людей, чем от СПИДа [как это ни покажется кому-то удивительным]. Болезнь подкосила молодого человека и сказалась на его потенции, хотя, вполне возможно, что проблемы по мужской части бывали у него и прежде. Во всяком случае сам Роллин признавал в разговорах с друзьями, что половая слабость не позволяет ему удовлетворять молодую жену в полной мере.

Анна и Роллин Хадсон (газетная иллюстрация). Трудно было отыскать людей более несхожих, одного взгляда на эту пару было достаточно для того, чтобы понять — добром брачный союз этих людей увенчаться не может. Хотя такого конца, какой имел место в действительности, не мог предугадать никто.

Уже через пару месяцев после бракосочетания Энн оставила мужа и вернулась жить в дом отца — Джейкоба Эккса (Jacob Axxe). У неё быстро появился любовник. В этом месте следует уточнить, что судя по всему, Энн была чрезвычайно любвеобильна и ей не нравилась холодная постель. Покуролесив некоторое время с любовником, молодая жена вспомнила о супруге и… вернулась к нему. Немного неожиданный поворот, но так бывает!

Семья, восставшая из пепла, решила начать жить с чистого листа. Поскольку врачи рекомендовали Роллину поселиться в сухом климате, супруги собрали нехитрый скарб и подались из Огайо в Канзас. Некоторое время казалось, что отношения пришли в норму, но так только казалось!

Энн быстро нашла нового мужчину, способного удовлетворить её сексуальные запросы, а Роллин некоторое время ничего об этом не знал, в точности по пословице, гласящей, что самые интересные новости муж всегда узнаёт последним… Но друзья в конце концов открыли мужчине глаза на происходящее и менее чем за неделю до гибели Роллин ушёл из дома. Произошло это во второй половине дня 31 мая, в пятницу. Домой он вернулся лишь вечером в воскресенье 2 июня. Коллеги Роллина по работе сообщили шерифу, что молодой мужчина рассказал им об уходе от жены и последующем возвращении. Вроде бы Роллин и Энн помирились и вроде бы решили опять начать с чистого листа.

Но через 72 часа некто вошёл в их дом убил обоих ударами топора.

Осмотр места совершения преступления показал, что топор, явившийся орудием убийства унесён из дома. Его, кстати, в последующем так и не нашли.

Денег в доме не оказалось, только какая-то мелочь была найдена в прикроватной тумбочке. Учитывая, что семья жила на 12 долларов в неделю, а последнюю зарплату Роллин принёс за 5 дней до убийства, отсутствие денег вряд ли следовало считать подозрительным. По-видимому, безденежье являлось нормой для этой семьи.

Просматривая коробку с личными вещами Энн Хадсон, «законники» обнаружили несколько толстых пачек писем. Энн, судя по всему, любила эпистолярное творчество и иногда перечитывала особенно полюбившиеся фрагменты переписки с друзьями и подругами. Одна из пачек оказалась составлена из писем любовников молодой женщины. Точное число таковых никогда не называлось из вполне понятных соображений [зачем компрометировать молодую замужнюю женщину?], но учитывая, что Роллин рассказывал друзьям не менее чем о 3-х любовниках, известных ему, таковых было не менее означенного числа. Шерифа особенно заинтересовало последнее письмо, полученное Энн 30 мая, т.е. менее чем за неделю до убийства.

Карта США с указанием мест убийств с использованием топора в 1912 г. Цифрой 1 обозначен г. Паола в штате Канзас, где 5 июня в своей кровати были убиты супруги Энн и Роллин Хадсон.

Письмо было отправлено из Массиллона, того самого городка в Огайо, в котором Хадсоны проживали прежде. Из содержания можно было заключить, что написано оно неким стародавним знакомым Энн. Текст оказался щедро пересыпан оскорблениями и угрозами, а потому неудивительно, что автор послания не пожелал подписать его. Шериф приказал своему лучшему детективу — Джорджу Генту (G. L. Ghent) немедленно отправить в Массиллон, дабы отыскать автора угрожающего послания.

Однако очень скоро — ещё в первые сутки расследования — стала известна информация, потребовавшая иного взгляда на события вечера 5 июня. Через 3 дома от дома Хадсонов проживала некая пожилая вдова, которую газеты назвали «миссис Лонгмейер» по фамилии её умершего мужа Джозефа Лонгмейера (Joseph Longmeyer). Согласно её показаниям, во второй половине дня 5 июня на улице появился некий мужчина, выдававший себя за коммивояжёра. Говоря проще, это был человек, занимавшийся мелочной торговлей. Обычно такие торговцы ходили от дома к дому, предлагая купить с большим дисконтом мелкие товары, нужные в обиходе — нитки, пуговицы, корсажную ленту, галстуки, спички, патефонные иглы и т. п. Понятно, что в сельской местности, либо в небольших населенных пунктах, где магазинов мало и все они расположены далеко, подобная доставка товаров на дом представляется удобной покупателю. Однако частенько в роли таких вот бродячих торговцев выступали воры-«домушники», поскольку личина торговца являлась отличной маскировкой и позволяла скрытно провести разведку потенциального объекта посягательства.

Миссис Лонгмейер знала об этом и потому появление торговца вызвала её настороженность. Недоверие женщины ещё более окрепло после того, как в ответ на вопрос «что именно вы продаёте?», мужчина показал… модный журнал. Причём у него был всего один выпуск журнала, что очевидно не годилось для продажи жителям маленького городка. Миссис Лонгмейер отказалась впустить мужчину в дом и закрыла перед ним дверь — тот вспыхнул от гнева и, казалось, был готов её ударить. Однако он моментально взял себя в руки и пошёл прочь, как ни в чём ни бывало.

История на этом, однако, не закончилась. Около полуночи, миссис Лонгмейер была разбужена грохотом в гостиной. Перепуганная женщина вскочила с кровати, закричала и побежала на шум — это был, конечно же, опасный и непродуманный манёвр, но в те секунды миссис Лонгмейер не была способна рассуждать логично. Вбежав в комнату, она увидела, что через входную дверь убегает мужчина и… женщина осталась в твёрдой уверенности, что это был тот самый торговец журналами, с которым она столь нелюбезно поговорила около 4 часов назад. Заперев входную дверь и осмотревшись, женщина поняла, что явилось источником шума — неизвестный опрокинул со стола массивную лампу в форме глобуса.

Увидела она и кое-что другое: на столе остался лежать аккуратно свёрнутый комплект одежды — широкие голубые штаны и такого же цвета пиджак. Одежда эта не принадлежала владелице дома, очевидно, её принёс с собою таинственный незнакомец. Лишь поутру, рассмотрев одежду получше, миссис Лонгмейер поняла, что перед нею не совсем обычная одежда — это было голубое японское кимоно из грубой хлопчато-бумажной ткани.

Миссис Логмейер передала одежду шерифу, а тот предъявил её знакомым убитой семейной пары. Несколько свидетелей независимо друг от друга опознали кимоно — оно принадлежало Энн Хадсон. Очевидно преступник при осмотре шкафа убитой четы ошибочно принял свёрнутое кимоно за обычные пиджак и штаны из синей хлопчатобумажной ткани, которую мы сегодня называем джинсовой. Ошибку можно объяснить тем, что осмотр он проводил, по-видимому, в условиях плохой освещенности.

Если миссис Лонгмейер действительно столкнулась в темноте с убийцей супругов Хадсон, то она сильно рисковала, убийца вполне мог убить её, дабы не оставлять опасного свидетеля.

Вместе с тем, его поспешное бегство указывало с одной стороны на его крайнюю осторожность и даже трусость, а с другой — на стремление действовать по чёткому, хорошо продуманному шаблону, малейшее отклонение от которого сразу же отменяло выработанный в мозгу злоумышленника план и побуждало его искать спасение в бегстве.

Как выглядел неизвестный? Миссис Лонгмейер сообщила кое-какие приметы, не очень детальные, но важные ввиду отсутствия у правоохранительных органов каких-либо зацепок. По её словам, пришедший с журналами мужчина был невысок ростом, худощав, одет в лёгкий летний костюм, по-видимому, льняной, на голове — соломенная шляпа. Он говорил быстро, речь его была правильной, в принципе он не казался опасным или подозрительным, скорее подозрителен был его товар, явно не соответствовавший набору коммивояжера. Женщина не очень хорошо рассмотрела его, поскольку общение имело место около 20 часов, на улице было уже темно, а уличное освещение отсутствовало.

Опрос жителей района сотрудниками службы шерифа позволил отыскать других людей, общавшихся вечером 5 июня с таинственным продавцом журналов мод. Некоторые из них сообщили, что мужчина был одет в лёгкое сатиновое пальто синего цвета — это означало, что он носил с собой какую-то сменную одежду, а не одни только журналы.

Более того, был найден свидетель, который сообщил, что видел, как немногим позже 20 часов продавец журналов в синем пальто постучал в дверь дома Хадсонов, ему открыла Энн и впустила внутрь.

Таким образом, в поле зрения следствия попал некий незнакомец, который вечером 5 июня обходил район, возможно, в целях поиска подходящей цели для нападения. Это была очень важная информация, но вскоре поступили другие сведения, направившие усилия службы шерифа в ином направлении.

Помощники шерифа, проводя опросы соседей и знакомых убитых, выяснили любопытный факт. Воскресным утром 2 июня Энн Хадсон была замечена в сельской местности на удалении около 4 км. от Паолы. Она подошла к 3-м женщинам, разговаривавшим у дороги, поздоровалась и спросила кратчайшую дорогу к городу. Женщины ей объяснили как лучше пройти, причём путь оказался довольно запутанным — через поле, линию железной дороги, обширную область дикого кустарника… Показания всех 3-х свидетельниц совпадали в деталях, все они уверенно опознавали Энн на предъявленной фотографии и точно описывали одежду, которая была найдена в шкафу убитой. Потому можно было не сомневаться в истинности рассказа свидетельниц, однако этот вывод с очевидностью влёк за собой другой — если Энн действительно утром в воскресенье оказалась на значительном удалении от города, то скорее всего, она не ночевала дома.

Данное умозаключение рождало несколько важных для расследования двойного убийства вопросов: где и с кем провела ночь с 1 на 2 июня Энн Хадсон?… как она попала в это место [очевидно ей незнакомое]?… почему обратно она была вынуждена возвращаться в одиночестве? Следствие подозревало, что Энн отправилась на встречу с любовником, вот только непонятно было с каким именно — приехавшим из Огайо или местным? Картина получалась прелюбопытнейшая — расстроенный муж уходит после скандала из дома вечером 31 мая, а вечером следующего дня Энн отправляется в ночное романтическое приключение за город. Какой интересной жизнью жила эта женщина!

Что происходило далее? 10 июня 1912 г. представитель полиции города Колорадо-Спрингс распространил заявление, в котором признал наличие «поразительных совпадений» между различными случаями убийств с помощью топора на территории западных штатов США, произошедших на протяжении последнего года. Высказывалось предположение о возможной связи некоторых из них, при этом, однако, утверждалось, что убийство в Колорадо-Спрингс стоит в этом списке особняком не должно рассматриваться как имеющее связь с другими нападениями.

Появление этого заявления свидетельствует о том, что между различными полицейскими и шерифскими ведомствами к тому времени уже существовал регулярный обмен информацией и практиковалось обсуждение хода проводимых расследований. И то, что двойное убийство в Паоле весьма напоминало преступления прошлого года в Орегоне, Вашингтоне, Колорадо и Иллинойсе не осталось «законниками» незамеченным.

Детектив Гент, отправившийся в Огайо на розыск любовников Энн Хадсон, в течение недели выполнил поставленную задачу. При поддержке местных «законников» он отыскали одного из авторов любовных писем — некоего Роя Адамса (Roy Adams), известного также под кличкой «Хуки» (Hookey). «Хуки» оказался заводным и крепко пьющим парнем с репутацией «опасного человека». Он бы вполне подошёл на роль безбашенного убийцы, но у него имелось непробиваемое alibi, подтверждаемой чуть ли не тремя десятками свидетелей — начиная с 1 июня он находился в городе Кантоне (Canton), штат Огайо, где работал на строительстве дороги. Всё время он оставался на виду людей, спал с другими рабочими в большой палатке и незаметно для окружающих уехать за тысячу с лишним километров в Паолу, а потом также незаметно вернуться он никак не мог.

Заметка в газете «The Topeka state journal» в номере от 10 июня 1912 г. перебрасывала прямой мостик от загадочного убийства семьи Шоумен в октябре 1911 г. к событиям в Паоле в начале июня 1912 г. Суд, походивший в те дни в Эллсворте, штат Канзас, признал alibi подсудимого Чарльза Марзика достоверным и констатировал, что этот факт необходимо принять во внимание при дальнейшем движении дела. Журналист предполагал, что освобождение Марзика из-под стражи состоится уже в ходе следующего заседания суда. Заметка с говорящим названием «Марзик невиновен» заканчивалась неожиданным, хотя и логичным выводом: «Теперь, когда Марзик практически очищен от подозрений, тайна убийства этой семьи [Щоумен — прим. А.Р.] остается такой же полной загадкой, как и другие преступления убийцы топором, и укрепляет уверенность в том, что это был тот же человек, который убил Роллина Хадсона и его жену.» (Дословно: «Now that Marzyck virtually has cleared himself, the mystery of the murder of this family remains as complete a mystery as the other axman’s crimes, and strengtnens tne belief tnat it was the same man who killed Rollin Hudson and his wife.»)

Во время обстоятельного допроса Рой Адамс без особых запирательств рассказал о своих отношениях с Энн Хадсон, но показания его мало что дали следствию. «Хуки» признал, что Энн была очень сексуальной и нравилась ему, он планировал с нею обязательно встретиться, если бы только она появилась в Огайо [у неё в этом штате проживали родители и многочисленная родня], но сам он в Паолу никогда не приезжал и не планировал это делать. О существовании Роллина Хадсона он, разумеется, знал, но никогда с ним не встречался и никаких негативных чувств к нему не испытывал, Адамс относился к мужу любовницы скорее с иронией, нежели ненавистью.

Разумеется, Роя Адамса спросили о других любовниках Энн и мужчина честно признался, что по его мнению таковые должны были быть. Но он не был знаком ни с одним из них и Энн в силу понятных причин не упоминала этих людей.

Таким образом, детектив Гент не услышал фамилию человека, написавшего Энн Хадсон угрожающее письмо. С тем и возвратился в округ Майами.

Несмотря на все усилия служба шерифа так и не выяснила, с кем и где именно Энн встречалась за городом в последнюю субботу своей жизни. Предположение, согласно которому именно этот человек явился убийцей четы, сделалось превалирующей версией. Ну а гипотеза о причастности к убийству Хадсонов таинственного «продавца журналов» в синем пальто и соломенной шляпе на голове, всерьёз не рассматривалась и это ограничение области поисков представляется неоправданным. Убийство незнакомым человеком следовало считать приоритетной версией и по крайней мере в первые дни расследования именно на этой версии следовало сосредоточиться. Службе шерифа при поддержке коллег из соседних округов и служб охраны железных дорог надлежало бы провести массированные облавы на «хобо» — бродяг, путешествующих по стране в товарных поездах. Поскольку «продавца журналов» видели многие жители Паолы, имело бы смысл предъявить задержанных свидетелям и при некотором везении этого человека можно было бы надёжно идентифицировать. А там, глядишь, нашлись бы и улики — запачканная кровью одежда, мелкие предметы, взятые с места преступления или нечто подобное.

Статья из номера» Greene County herald» от 14 июня 1912 г. с изложением версии о возможной причастности к убийству супругов Хадсон того же самого преступника, что в декабре 1910 г. совершил массовое убийство на ферме Банрхардтов. Об этом нападении было рассказано в конце 4-й части настоящей книги. Расстояние от Олате, где находился участок Барнхардтов, до Паолы, где проживали Хадсоны, составляло менее 30 км., так что аналогия между двумя случаями напрашивалась совершенно очевидная.

Кроме того, не следует упускать из вида то обстоятельство, что при расследовании преступлений, совершенных «Убийцей топором» годом ранее [т.е. в 1911 г.], были получены отпечатки пальцев нападавшего. Криминалисты гарантировали возможность надёжной идентификации убийцы, если бы только тот попал в число подозреваемых и был дактилоскопирован. Наличие таких прекрасных улик предоставляло отнюдь ненулевой шанс провести успешное расследование — для этого канзасским «законникам» следовало побыстрее поворачиваться и плотнее взаимодействовать с коллегами из соседних округов и штатов.

К сожалению, необходимая работа не была проведена. Версия о расправе ревнивого любовника засела в головах «законников» подобно ржавому гвоздю в трухлявой доске, который если и следует выбросить, то только вместе с самой доской. Время было упущено, причём совершенно бездарно!

Как показали события последующих дней, убийца не особенно боялся погони и далеко не уехал. Не прошло и недели, как он заявил о себе в поселке Виллиска, в штате Айова, удаленном от Паолы на 260 км. Там он совершил самое известное своё преступление.

9 июня 1912 г.

Каким бы закрученным ни был сюжет детектива, читатель подсознательно всегда будет ждать кровавых сцен убийства и загадочных мотивов преступления. Больше крови и больше загадок — вот основной рецепт успешного детективного произведения со времён Эдгара По. Но жизнь каверзная штука — и потому порой реальные события оставляют далеко позади самый изощрённый детектив как количеством пролитой крови, так и таинственностью случившегося.

Айова — сельскохозяйственный штат на среднем западе США с жарким и даже засушливым климатом. При наличии должной мелиорации эти земли способны прокормить всю страну. Это край истинных «реднеков» (redneck) — американских фермеров, людей малообразованных, но любящих виски и притом сплошь вооружённых. «Реднеки» во все времена не без оснований служили источником многочисленных острот — уж больно своеобразно было это исконное население «одноэтажной Америки».

При числе жителей в 2,5 тыс. человек город Виллиска (Villisca) в этом фермерском море представал эдакой скалой цивилизации — его железнодорожная станция в те времена пропускала ежесуточно более 30 поездов дальнего следования, а расположенный на окраине арсенал сухопутных сил армии США являлся одним из крупнейших в стране. Город был телефонизирован и у некоторых его жителей уже имелись легковые и грузовые автомобили — это ли не лучшее свидетельство прогресса!

Ранним утром 10 июня 1912 г. Мэри Пэкхам (Mary Pekham) обратила внимание на странную тишину в доме соседей, находившемся по адресу 2-ая стрит, дом №508, где проживала чета Джозии и Сары Мур (Josiah Moore, Sarah Moore) и их четверо детей. Эта семья считалась в Виллиске одной из зажиточных; Джозии Муру принадлежал самый большой магазин в городе. 10 июня было понедельником, а начало трудовой недели, как известно, обычно сопровождается всеобщей активностью.

Мэри Пэкхам в тот день поднялась около 4 часов утра, занялась работой по дому и в интервале от 5 до 6 часов неоднократно выходила во двор, развешивая стираное бельё. В доме Муров, до которого было, всего-то, 8—10 метров, царила полнейшая тишина, что выглядело несколько странно для семейства, имевшего четырёх детей. Но настоящую тревогу Мэри испытала после 7 часов утра, когда услышала шум из скотного сарая — это напомнили о себе недоенные коровы.

Пэкхам приблизилась к дому Муров — двухэтажному деревянному зданию, выкрашенному в белый цвет — и попыталась разбудить соседей. Однако, сделать это оказалось невозможно — дверь оказалась на замке, а окна первого этажа плотно закрывали жалюзи и шторы. Жарким летом в Айове люди обычно поступали прямо наоборот — открывали окна и двери, поскольку духота делала невозможным пребывание в помещении. Закрытые окна и двери заставляли думать, что семья уехала, не предупредив соседей, но вставал вопрос, что же делать с домашней живностью?

Мэри Пэкхам отправилась в скотный сарай, выпустила в специальный загончик цыплят, убедилась, что коровы действительно недоены, а лошади стоят в стойле привязанными, из-за чего не могут есть и пить. Животным явно надо было помочь, но Пэкхам не могла этим заниматься, потому что её никто об этом не просил. Женщина поступила мудро — она позвонила по телефону Россу Муру, одному из семи братьев Джозии, и рассказала о происходившем.

Росс, услыхав странное во всех смыслах сообщение соседки брата, приступил к розыску Джозии.

Как было сказано, семейство Муров было одним из самых зажиточных и уважаемых в Виллиске. Помимо Джозии в этом городе проживали четыре его родных брата — Джеймс, Чарли, Гарри и Росс — а также родители. Некогда в Виллиске проживала и одна из сестёр, но ко времени описываемых событий она умерла от болезни почек, умерла также и старшая из её пяти дочерей. Другие три брата и сестра проживали далеко от Виллиски — в других городах и даже штатах — и никакого участия в описываемых событиях не принимали.

Росс Мур связался с родителям и установил, что Джозия у них не появлялся. Далее последовал ряд телефонных звонков, которыми обменялись Мэри Пэкхем, Росс Мур и Эд Селли, работник магазина Джозии Мура. Селли уже находился в магазине и готовился к его открытию, когда ему первый раз позвонила Пэкхам. В конечном итоге Селли покинул магазин и отправился к дому Джозии Мура, чтобы покормить лошадей. Кстати, любопытен момент, демонстрирующий отношения между Эдом Селли и его работодателем Джозией Муром — Селли никогда не бывал в доме последнего и не знал, откуда брать зерно для засыпки в ясли. Необходимые детали ему сообщила Мэри Пэкхам.

Проделав необходимую работу в скотном сарае, Селли вернулся в магазин, поскольку никто не снимал с него обязанностей по обеспечению его работы. В то самое время, пока он возвращался, возле дома Джозии Мура появился его брат Росс — он имел при себе ключи от дома и мог попасть внутрь.

Вместе с Мэри Пэкхам он поднялся на южное крыльцо дома (существовало ещё и маленькое крыльцо на противоположной, северной стороне).

Дом по адресу: г. Виллиска, 2-ая стрит, 508. Слева фотография из газеты 1912 г., справа — современный вид. Здесь в ночь на 10 июня 1912 г. было совершено одно из самых мрачных преступлений в криминальной истории США. На фотографиях вид со стороны южного фасада. Здание было построено в 1868 г. и после драматических событий июня 1912 г. сменило на протяжении 20-го столетия в общей сложности девять собственников. За эти годы дом подвергался разнообразным перестройкам и перепланировке, в частности, в кухне на первом этаже была прорезана дополнительная дверь и лестница с северной стороны оказалась перенесена на восточную. Дом был электрифицирован, к нему был подведён водопровод и на первом этаже устроена ванная комната. Всего же за всё время своего существования дом поменял 13 собственников и 8 лет находился под управлением городской компании, т.е. фактически оставался бесхозным. Последние хозяева дома — Дарвин и Марта Линн, купившие его в 1994 г. — предприняли меры по полной реконструкции здания и восстановлению его вида, соответствующего 1910 г. Ныне эти работы окончены и здание используется как частный музей, который можно посетить не только с целью экскурсии, но даже переночевать для проведения парапсихологических экспериментов. Это место пользуется немалой популярностью у разного рода «охотников за привидениями» и экстрасенсов, которые ночуют здесь для установления «паранормальных контактов».

На это крыльцо выходили две двери — из кухни и гостиной первого этажа. Росс открыл своим ключом ту, что вела в гостиную; вместе с Мэри он прошёл в помещение, из гостиной сделал несколько шагов в кухню, где не обнаружил ничего подозрительного и вернулся обратно в гостиную. Мэри Пэкхам всё это время оставалась подле двери, не проходя далеко в дом.

Росс Мур открыл дверь, которая вела из гостиной в спальню первого этажа, и отпрянул — на кровати он увидел залитое кровью постельное бельё и безжизненную руку, выглядывавшую из-под одеяла. Лежавших в кровати рассмотреть он не мог — тела были накрыты одеялом вместе с головами, но увиденного было вполне достаточно для того, чтобы понять — дом Джозии Мура явился местом жестокого убийства. Мэри Пэкхам, по её уверениям, в комнату не входила и крови на постельном белье не видела.

Потрясённый сделанным открытием Росс вышел из дома, Мэри последовала за ним. Используя телефон, имевшийся у соседей через улицу, Росс связался с Эдом Селли, возвратившимся к этому времени в магазин, и попросил того срочно разыскать и привести к дому Джозии Мура маршала городского суда Джона Генри Хортона (обычно его именовали «Хэнком», но это не было полным именем). Последний являлся главным официальным лицом в городе, регистрировавшим дни рождения и смерти, сделки с недвижимостью, он отвечал за содержание под стражей заключённых, исполнение судебных решений по части взыскания штрафов, пеней, ареста имущества и т. п.

Офис маршала находился в центре города, неподалёку от здания Первого национального банка и магазина Джозии Мура, так что Селли не потребовалось много времени, чтобы отыскать Хортона. Ещё не было 8 часов утра, как вся группа — Росс Мур, маршал Хэнк Хортон, Эд Селли и Мэри Пэкхам — вошла в дом, явившийся местом трагедии. Пройдя в спальню первого этажа и увидев там залитую кровью кровать с накрытыми одеялом телами, все четверо вышли на улицу. Хотя никто из них не поднимался на второй этаж дома, Хортон вполне здраво предположил, что там тоже находятся мёртвые тела и вся семья Мур убита.

Хэнк Хортон немедленно отправился на розыски шерифа и коронера, а Эд Селли снова пошёл в магазин. По пути он повстречал Гарри Мура, ещё одного из братьев Мур, проживавшего в Виллиске, и сообщил тому о событиях этого длинного утра. С этого момента информация об убийстве в доме Джозии и Сары Мур стала распространятся лавинообразно и неконтролируемо, что определённым образом сказалось на ходе всего последующего расследования.

В 08:15 судебный маршал разыскал доктора Джона Кларка Купера и предложил тому проследовать за ним для осмотра дома Джозии Мура. Купер присоединился к Хортону и парочка возвратилась на место преступления, где уже появились первые зеваки. Для очередного — третьего по счёту — посещения дома составилась довольно необычная делегация, в которую вошли судебный маршал Хортон, доктора Хьюг (Hough) и Купер (Cooper), а также настоятель местной пресвитерианской церкви Ивинг (Ewing). Членом общины этой церкви являлся Джозия Мур и члены его семьи. Какими соображениями руководствовался маршал Хортон, собирая воедино эту разношёрстную компанию, понять трудно; точно также трудно понять, чего именно они хотели добиться своим посещением места убийства.

План 1-го этажа дома семьи Мур. План ориентирован по сторонам света (вверху — север, внизу — юг). Показаны входные двери, межкомнатыне — не показаны. Условные обозначения: «w» — окна, «v (S)» — веранда с лестницей на южной стороне дома, «v (N)» — веранда с лестницей на северной стороне дома, «1» — гостиная, «2» — кухня, «3» — спальня, «4» — кладовая, «5» — лестница на 2-й этаж. На плане отображено расположение наиболее крупных предметов мебели: «а» — фортепиано, «b» — металлическая печь с дымоходом, «с» — швейная машинка с тумбой под нею, «d» — комод с постельным бельём. Пиктограммы показывают расположение 2-х детских трупов в кровати в спальне 1-го этажа.

Трудно отделаться от ощущения, что эти визитёры просто желали утолить своё любопытство и поглазеть на то, что обещало в ближайшие дни стать общенациональной сенсацией. Во всяком случае никаких действий, продуктивных с точки зрения криминалистического исследования места преступления, или хотя бы банального фиксирования следов, никто из этой четвёрки предпринять даже не подумал.

Итак, в районе 08:30 Хортон, Хьюг, Купер и Ивинг вошли в дом, отперев его ключами, которые Хортон перед тем изъял у Росса Мура. Нам придётся очень точно восстановить действия этих людей и впечатления от увиденного, поскольку, как станет ясно из дальнейшего, ценность этих сообщений окажется очень велика. Итак, вся четвёрка первоначально вошла гостиную, из которой двинулась в спальню первого этажа. Там доктор Купер отбросил одеяло с залитой кровью кровати и вошедшие увидели, что в кровати находятся два человеческих тела, изуродованных до неузнаваемости ударами в головы чудовищной силы. Погибших нельзя было опознать, было лишь ясно, что одна из них девочка-подросток, совсем ребёнок, а вторая — то ли девушка, то ли женщина, во всяком более рослая и крупная.

После этого вся четвёрка проследовала по лестнице наверх, причём Хэнк Хортон, возглавивший шествие, взял настенную керосиновую лампу для освещения пути. В доме царила почти полная темнота из-за того, что окна были закрыты жалюзи и занавесями (чуть позже выяснится, что для завешивания окон наряду с занавесками были использованы детали женской одежды, но об этом — в своё время).

Поднявшись на второй этаж по узкой лестнице, все четверо оказались в спальне второго этажа. Маршал Хортон, приблизившись к кровати в углу комнаты, поднял одеяло, под которым обнаружил ещё два человеческих тела с изуродованными лицами. Тело, ближайшее к краю кровати, принадлежало мужчине, второй труп был женским. Несмотря на тяжелейшие травмы головы, страшно деформировавшие кости черепа, в погибших можно было опознать хозяев дома — Джозию и Сару Мур.

Непосредственно их опознание подтвердил Хэнк Хортон, воскликнувший: «Тут Джо!» («Here is Joe!»). Пока трое посетителей смотрели на залитую кровью кровать и тела хозяев дома, доктор Купер прошёл в следующую комнату, т.н. детскую, и обнаружил там трупы детей. Все они находились в кроватях — один ребёнок по левую руку от двери, один — в юго-восточном углу комнаты и двое — в юго-западном углу. Две последние кровати находились подле большого 3-секционного окна на стене, противоположной входу. Купер пересёк комнату и сорвал занавесь, загораживавшую окно — это дало немного света и позволило рассмотреть кое-какие детали.

В частности, доктор Купер отметил, что залитые кровью постельные принадлежности выглядели как будто подсохшими — это указывало на давность преступления в 6—8 часов. Правда, ценность этого суждения практически уничтожалась тем, что сам доктор не прикасался к окровавленным поверхностям и оценивал их состояние сугубо визуально. Поскольку х/бумажная ткань прекрасно впитывает кровь и воду, определить действительно ли высохла кровь или просто впиталась в волокна, невозможно без прикосновения (Купер же, повторим, ни к чему не прикасался).

Другое небезынтересное наблюдение касалось положения трупов в кроватях — все они были либо с головою накрыты одеялами, либо какими-то деталями одежды. Наконец, третье немаловажное заключение сводилось к тому, что в доме Мур оказались найдены тела 8 человек, в то время как семья Джозии и Сары насчитывала 6 членов. Стало быть, вместе с ними погибли ещё двое неизвестных, личности которых предстояло установить.

План 2-го этажа дома семьи Мур. Условные обозначения: 1 — спальня, 2 — детская комната, 3 — чердак под двускатной крышей (нежилое помещение), 4 — туалетные комнаты для взрослых и детей, 5 — лестница с первого этажа, «w» — окна, «а» — комод,«b» — дымовая труба печи, расположенной на 1-м этаже, «с» — письменный стол. Пиктограммами показано расположение тел убитых в кроватях.

Купер пробыл в доме около минуты, после чего вышел на улицу и более на месте преступления не появлялся. Вскоре к нему присоединились трое остальных. Прогулка этих людей по дому, ставшему местом настоящего побоища, не имело никакой практической пользы и иначе как простым любопытством объяснить его невозможно. Между тем, перемещения 4-х взрослых мужчин по комнатам и их произвольные прикосновения и перестановки некоторых предметов положило начало искажению картины места преступления и затруднило понимание в дальнейшем механизма случившегося.

Наконец, на месте трагедии появился первый человек, который предпринял в интересах предстоящего расследования преступления хотя и не оптимальные, но всё же осмысленные шаги. Этим человеком стал доктор Уилльямс, которого уже упоминавшийся Эд Селли встретил возле отделения банка и попросил отправиться в дом погибшего Джо Мура, чтобы стать там экспертом. Вот так, просто и без лишних затей — идите и будьте экспертом! Уилльямс был опытным врачом, пожалуй, лучшим в Виллиске, имел стаж работы более 20 лет, а потому без колебаний согласился с тем, что роль эксперта-патолога как раз по нём! Он резво устремился к дому Джозии Мура, перед которым повстречал растущую толпу горожан и доктора Купера в самой её гуще.

Купер и Уилльямс решили войти в дом, чтобы приступить к расследованию. Энтузиазм докторов поддержал маршал Хэнк Хортон, также коротавший эти утренние часы с любезными его сердцу горожанами. Троица направилась в дом около 9 часов утра и Уилльямс приступил к более или менее систематизированному осмотру как места преступления, так и трупов. Значительная часть детальной информации о расположении тел и обстановке в доме известна нам со слов Уилльямса, рассказавшего об увиденном на следствии у коронера. Чуть ниже мы коснёмся сообщённых им сведений и детально их рассмотрим.

Пока же отметим, что доктор произвёл значительные изменения в обстановке на месте убийства без должной их фиксации. Известно, что по крайней мере два тела снимались с кроватей и укладывались на пол для проверки развития процесса посмертного окоченения.

Помимо этого, доктор для осмотра причинённых погибшим людям ранений удалил все покровы, которыми они накрыты. В дальнейшем Уилльямс поднимал с пола и произвольно раскладывал предметы одежды погибших, а также перебирал одежду, найденную в кроватях.

Карта США с указанием мест совершения преступлений «Убийцей топором» в 1912 г. Цифрами обозначены: 1 — г. Паола, штат Канзас, где 5 июня были убиты супруги Хадсон (2 чел.); 2 — г. Виллиска, штат Айова, место убийства в ночь на 10 июня семьи Мур и их гостей сестёр Стиллинджер (8 чел.). Расстояние между Паолой и Виллиской — 260 км. в меридиональном направлении, оба города в начале XX века являлись крупными железнодорожными узлами.

Он обнаружил окровавленную одежду в туалетных комнатах (таковых в доме семьи Мур имелось две), но принадлежность этой одежды не определил и никак не отделил от остальной. В силу этой небрежности в дальнейшем так и не удалось выяснить, какая же именно одежда была найдена в туалетных комнатах? Между тем, ответ на этот вопрос представляется весьма важным.

Апофеозом «шерлок-холмсовских потуг» обоих докторов явилось их выдвижение на улицу для изучения следов в грунте вокруг дома. Какие именно следы они хотели увидеть — совершенно непонятно. Из протоколов допросов обоих докторов коронером не следует, что убийца оставил на месте преступления некие специфические, узнаваемые следы обуви, а раз так поиски «подозрительных» отпечатков ног вокруг дома представляются лишенными всякого смысла. В самом деле, ведь не ходил же преступник в сапогах с тиснением на подошве «killer» или «robber», или какой-то ещё специфической отметкой, исключительной и узнаваемой. Тем не менее оба доктора не без удовольствия потратили некоторое время на бесцельное шатание вокруг дома и многозначительное разглядывание птичьего помёта в траве под взорами собравшихся зевак.

В дальнейшем всеобщий идиотизм только нарастал. Где-то после 9 часов утра в дом стали проникать группы зевак — родственников, друзей погибших, людей знакомых с ними, малознакомых и совсем посторонних. Неорганизованная кодла бродила по комнатам, оставляя на полу и мебели всё новые следы ног и рук, разглядывала трупы, поднимала постельные принадлежности и двигала предметы — одним словом, методично искажая картину преступления и даже прямо уничтожая важнейшие улики.

Делалось это, разумеется, не от злого умысла и не ради вредительства, а сугубо из любопытства и превратно понимаемого «права жителей знать, что творится в городе». Публика была вооружена и в толпе, состоявшей в своей массе из людей малообразованных и не очень умных, стали нарастать агрессивные настроения. У американцев есть хорошая пословица, характеризующая глупость истинных «реднеков», гласящая, что IQ настоящего «реднека» всегда меньше суммы калибров огнестрельного оружия, которое тот на себя навешивает. В толпе жителей Виллиски, собравшейся у дома погибшей семьи Джозии Мура, стали раздаваться призывы к самосуду, точнее «суду Линча» над убийцами. Ввиду отсутствия таковых, появилась угроза расправы над любым человеком, кого толпа могла счесть подходящим на роль преступника.

Детали эти приводятся здесь не напрасно — в течение дня 10 июня на месте преступления побывало не менее 100 человек (точное число неизвестно) и понятно, подобное столпотворение для сохранности улик оказалось фатальным. Когда в районе 18 часов к дому семьи Мур съехались, наконец, руководители правоохранительных органов округа — шериф Джексон, окружной коронер Линквист и окружной прокурор Рэтклифф — в Виллиске практически не осталось людей, которые не знали бы о совершенном преступлении. Коронеру пришлось набирать жюри присяжных, необходимое для проведения заседания коронного жюри, из мужчин, которые побывали внутри дома и видели место преступления. Это было грубое нарушение процедуры, требовавшей, чтобы в состав жюри входили люди, незнакомые с обстоятельствами дела, но таковых людей коронер банально не смог отыскать.

В середине дня 10 июня произошёл забавный эпизод, прекрасно характеризующий нравы айовских «реднеков». Местный аптекарь, имевший фотоаппарат, решил сохранить для истории обстоятельства убийства семьи Мур. Он сумел проникнуть в дом с фототехникой и даже сделал 1 фотоснимок, но толпа горожан не разделила его намерений и возмутилась, посчитав, что трупы на месте убийства фотографировать неприлично; в результате аптекарь получил выговор от «общественности» и был безо всякой почтительности вышвырнут за дверь. Заметьте, речь идёт о человеке, которого все хорошо знали и который, вне сомнений, считался вполне почтенным жителем города. Тем не менее, агрессивное невежество американского быдла, не считавшееся ни с какими авторитетами, проявилось во всей красе. Любой другой фотограф на месте аптекаря всерьёз рисковал не только дорогой фототехникой, но и здоровьем. Для аптекаря же всё закончилось достаточно хорошо — ни он сам, ни его фотоаппарат не пострадали, однако единственной фотографией, сделанной на месте преступления всё и ограничилось. Сразу скажем, что никакой реальной ценности сделанный фотоснимок для нас не имеет — на нём запечатлён 2-створчатый плательный шкаф с открытой дверцей. Кто её открыл — неизвестно, вполне возможно, что в шкаф заглянул кто-то из числа зевак, бродивших по дому до прибытия на место совершения преступления представителей власти. Известные ныне фотографии дома семьи Мур — их, в частности, можно без труда отыскать в интернете — сделаны спустя много часов и даже дней после совершения в нём массового убийства

Нам остаётся только пожалеть о неудаче предпринятой аптекарем попытки, ведь так был упущен уникальный шанс сохранить для истории подлинную картину места преступления.

После полудня сам собою разрешился вопрос о «лишних» телах погибших людей в доме Мур. Напомним, что Джозия и Сара имели четверых детей, общее же число погибших равнялось восьми, так что помимо членов семьи преступник убил ещё двух человек. Это были девочки, найденные в кровати в спальне первого этажа. Первоначально их приняли за племянниц Сары Мур по фамилии ВанДжилдер (VanGilder), однако в течение пары часов выяснилось, что племянницы живы и здоровы. Интрига сохранялась не очень долго — нашлись свидетели, которые вспомнили, что в последний день жизни — 9 июня 1912 г. — семья Мур посещала церковь в компании с двумя сёстрами Стиллинджер — 12-летней Линой (Lena Stillinger) и 9-летней Айной (Ina Stillinger). Девочки жили на ферме за пределами Виллиски, так что логично было предположить, что они остались заночевать в доме Мур.

Телефонный звонок родителям девочек подтвердил это предположение, Лина и Айна действительно остались ночевать в городе.¹

Дело заключалось в том, что сёстры Стиллинджер были подругами дочери Джозии и Сары Мур — 9-летней Катерины. Местная пресвитерианская церковь устраивала в воскресенье 9 июня детский праздник, который должен был начаться в 20:00. В программе этого праздника было запланировано выступление детей Мур и то, что Катерина пригласила подруг разделить её успех, представляется вполне понятным. Однако сёстры не могли возвращаться домой в тёмное время суток и потому Джозия Мур позвонил на ферму Стиллинждеров во второй половине дня 9 июня, чтобы узнать, будет ли позволено девочкам заночевать в его доме? Во время его звонка Джозеф и Сара Стиллинджер, родители девочек, работали перед домом, поэтому телефон подняла Бланш, старшая из трёх сестёр. Она передала суть разговора отцу с матерью, те не возражали против того, чтобы девочки переночевали в Виллиске.

Узнав о событиях в доме Мур, Джозеф Стиллинджер примчался в город. Несмотря тяжёлые повреждения лиц детей, находившихся в кровати в спальне на первом этаже, он уверенно опознал в них своих дочерей. Также отец узнал их одежду, находившуюся на месте преступления. От перенесённого потрясения у его беременной жены 15 июля произошёл выкидыш.

Т.о. примерно к 15 часам появилась ясность относительно персонального состава погибших. Таковыми оказались:

— Джозия Мур (Josiah Moor), 43-х лет, найденный в кровати в спальне на втором этаже;

— Сара Монтгомери Мур (Sara Montgomery Moor), 39 лет, его жена, находившаяся в одной кровати с мужем;

— Германн Мур (Hermann Moor), 11-ти лет, сын Джозии и Сары Мур, найденный в одной кровати с братом Бойдом в детской комнате на втором этаже;

— Катерина Мур (Katherin Moor), 9 лет, находившаяся в кровати в детской комнате на втором этаже;

— Бойд Мур (Boyd Moor), 7 лет, лежавший в одной кровати со старшим братом Германном в детской комнате на втором этаже;

— Пол Мур (Paul Moor), 5 лет, погибший в своей кровати в детской комнате на втором этаже;

— Лина Стиллинджер (Lena Stillinger), 12 лет, найденная в кровати в спальне на первом этаже;

— Айна Стиллинджер (Ina Stillinger), её родная сестра, 9 лет, лежавшая в той же кровати в спальне на первом этаже, что и Лина.

Собравшиеся в Виллиске коронер, окружной прокурор и шериф приступили к осмотру дома Джозии Мура с находившимися там телами погибших вечером 10 июня.

Одна из газет с фотографиями убитых в Виллиске членов семьи Мур. Заголовок гласит:"Последние жертвы сумасшедшего убийцы с Запада [страны]". Случившееся в Виллиске газетчики быстро связали с аналогичными преступлениями, произошедшими в 1911 г. О более ранних событиях никто не думал, точнее, не помнил, но то, что убийца приехал в Айову из Орегона, многими репортёрами и обывателями под сомнение не ставилось.

Это был первый [и строго говоря единственный] детальный осмотр места преступления, проведённый специалистами и имевший хоть какую-то ценность с криминалистической точки зрения.

Результаты вечернего осмотра в целом сводились к следующему:

— Окна и двери дома были заперты. Это наблюдение полностью соответствовало заявлениям Мэри Пэкхам, Хэнка Хортона и Росса Мура, утверждавших, что они осматривали двери и окна дома и убедились в том, что без ключа проникнуть в него не смогут. Это означало, что дом оставался заперт с ночи на 10 июня;

— Исходя из этого посыла можно было заключить, что убийца, покидая дом, запер его на ключ. Чета Мур, как и многие жители Виллиски, имели обыкновение оставлять ключ в замке, что подтвердили братья Джозии, однако этот ключ никогда найден не был. Скорее всего, убийца унёс его с собою;

— Осматривавшие дом особо остановились на проверке предположения, согласно которому преступник проник в дом в то время, пока семья Мур и её гости находились на детском празднике в церкви. Казалось невероятным, чтобы Джозия и Сара забыли закрыть дом, укладываясь спать, однако, они вполне могли забыть проверить окна и двери, оставляя жилище не несколько часов для похода в церковь. Оптимальным местом для преступника, проникшего в дом и затаившегося до момента, пока все улягутся спать, представлялась кладовая на первом этаже, подле кухни. Проникновение туда облегчалось тем, что это помещение имело окно на задний двор. Однако осмотр кладовой показал, что человек не мог туда влезть через окно, не оставив хорошо заметных и узнаваемых следов — вся кладовая была заполнена разного картонными коробками и жестяной тарой (из под керосина и различных круп). Пол оказался заставлен коробками до такой степени, что там буквально ногу невозможно было поставить, свободное место имелось только возле самой двери. Если бы кто-то действительно в тёмное время суток влез в это помещение через окно, то он неизбежно раздавил бы несколько коробок. Так что предположение об «убийце, сидящем в кладовке» было отвергнуто почти сразу же после возникновения;

— На кухне было найдено ведро с окровавленной водой, а неподалёку от него — тряпка с розовыми разводами, похожими на следы крови. По общему мнению осматривавших дом должностных лиц, убийца после совершения преступления обмывал в ведре лицо и руки, после чего вытирал их тряпкой;

— Сёстры Стиллинджер находились в одной кровати в спальне первого этажа, где им постелили для ночлега. Обе девочки лежали головами на запад, т.е. к углу дома, младшая располагалась ближе к стене. Трупы были полностью скрыты одеялом, из-под которого выглядывала лишь правая рука старшей из сестёр;

— Обращала на себя внимание необычность положения тел сестёр Стиллинджер в кровати. Тело Лины — старшей из сестёр — словно бы сползло с подушек, оно находилось гораздо ниже тела младшей сестры. Если поза Айны казалась спокойной, статичной, характерной для спящего человека, то поза Лины выглядела неестественной — её левая рука со следом рассечения была поднята к голове, а правая — вытянута и отброшена. Именно правая рука Лины, выглядывавшая из-под одеяла и привлекла внимание Росса Мура при его первом посещении дома брата. Ночная сорочка девочки оказалась задрана вверх, в район верхней трети бёдер, ноги были раздвинуты, а панталоны отсутствовали (они оказались найдены на полу под кроватью). В целом же, тело Лины Стиллинджер выглядело так, словно его после смерти девочки потянули за ноги вниз;

— На полу спальни первого этажа, возле ножки кровати с телами убитых Лины и Айны Стиллинджер, оказалась найдена затушенная керосиновая лампа без стеклянного дымоотвода. Первоначально шериф и коронер решили, будто эту керосиновую лампу принёс в комнату Хэнк Хортон, ходивший по дому с зажжённой лампой, взятой на кухне (в доме царил сумрак из-за опущенных на окнах жалюзи и штор). Однако вскоре выяснилось, что Хортон ходил по дому с лампой, имевшей стеклянный дымоотвод — это подтвердил как сам маршал, так и сопровождавшие его лица, допрошенные коронером. Впрочем, об этом станет известно чуть позже. В дальнейшем нам ещё придётся коснуться вопроса о появлении странной керосиновой лампы подле трупов сестёр Стиллинджер, пока же отметим сам факт этой находки;

— Ещё одной очень важной находкой в спальне первого этажа оказался… кусок сырой свинины весом около 400 гр., обнаруженный на полу возле кровати. Это был бекон, т.е. мясо с широкой полоской сала. Аналогичный по весу и размеру кусок оказался найден на кухне;

— Сара и Джозия Мур были убиты в своей кровати в спальне на втором этаже. Тела были ориентированы головами на запад, т.е. ногами к лестнице, Сара лежала ближе к стене. Головы погибших были накрыты платьем Сары;

— Подле кровати, в которой лежали трупы Сары и Джозии Мур [т.е. в спальне второго этажа] находилась обувь хозяев. Внимание осматривавших дом привлёк мужской ботинок на правую ногу. Тут надо пояснить, что вся обувь, стоявшая на окровавленном полу, была залита кровью, при этом доски пола под подошвами остались чистыми (что легко понять, сравнив обувь с зонтиком, закрывающим пол от падающих сверху брызг крови). Однако для ботинка на правую ногу, принадлежавшего Джозии Муру, это наблюдение оказалось неверным — под его подошвой оказались многочисленные кровавые капли. Объяснение этому могло быть только одно: хозяин дома перед самым нападением успел надеть ботинок, но не завязал шнурок. Джозия либо поднялся навстречу преступнику, либо не успел это сделать и в момент нападения находился в сидячем положении в ногах кровати. В момент первого удара топором по голове (или нескольких первых ударов), ботинок оставался на ноге владельца, кровь из разбитой головы Джозии Мура забрызгала предметы вокруг, в том числе и обувь на полу у кровати. Когда Джозия, откинувшись на спину, упал в кровать и стал истекать там кровью, ботинок всё ещё оставался на его ноге. Затем в какой-то момент ботинок соскочил и упал поверх капель крови. Причина падения ботинка с ноги особого значения не имела — это могло произойти как под собственным весом, так и потому, что его задел преступник во время своих перемещений по комнате;

— В спальне второго этажа был найден старый топор-колун с длинной ручкой, не заточенным и частично отколотым лезвием, явившийся, по общему мнению, орудием убийства. Топор, однако, выглядел чистым и не имел визуально определяемых следов крови. Из этого был сделан вывод, что убийца не только смывал кровь с себя, но и озаботился тем, чтобы вымыть орудие преступления;

— На потолке спальни второго этажа, в той самой комнате, где были найдены тела хозяев дома, оказались две свежие зазубрины, как будто бы оставленные лезвием воткнувшегося в дерево топора. Отметины эти появились, видимо, при замахе топором при попытке убийцы нанести удар из-за головы. По мнению осматривавших дом шерифа, коронера и окружного прокурора эти отметины служили серьёзным доводом в пользу того, что убийца орудовал именно тем топором с длинной ручкой, который был найден в доме;

Слева: топор-колун и керосиновая лампа, привлёкшие внимание правоохранителей при осмотре дома семьи Мур. На врезке видно, что угол лезвия топора отколот. Справа: снимок, сделанный в 1917 г. в доме Муров возле той самой кровати, в которой были найдены тела Джозии и Сары, был призван проиллюстрировать тезис, согласно которому убийца имел высокий рост. Дескать, именно ввиду его высокого роста топор задевал лезвием потолок над кроватью. На самом деле эта фотография ничего не доказывает, поскольку человек с топором замаха не делает и даже топор держит неправильно.

— Поза Сары Мур не указывала на попытку оказать сопротивление или подняться из кровати, хотя она должна была проснуться в момент нападения на мужа или даже чуть раньше. Тело Сары находилось подле стены, в положении «на спине», так что она скорее всего видела убийство супруга, но ничего не предприняла для своего спасения, очевидно, парализованная ужасом. Самым странным казалось то, что женщина не попыталась предупредить о нападении своих детей, спавших в соседней комнате, и не позвала на помощь (напомним, что дом Мэри Пэкхам находился всего в 8—10 м. и дощатые стены являлись довольно условной звукоизоляцией);

— Дети четы Мур были найдены лежащими в своих кроватях в спокойных позах, что по общему мнению осматривавших дом, указывало на убийство во сне. Головы погибших Германа, Катерины, Бойда и Пола были закрыты либо одеялами, либо мальчишескими курточками, которые убийца нашёл здесь же, в детской комнате, в комоде с одеждой;

— Преступник предпринял меры обеспечения максимальной светомаскировки: он не только закрыл солнцезащитными жалюзи окна (чего ночью и утром жители обычно не делали), но и тщательно задёрнул шторы на всех окнах, где таковые имелись. Не удовлетворённый результатом, он завесил оставшиеся щели женскими передниками и платьями. Наблюдение это являлось очень ценным, хотя и не вполне точным, во всяком случае неизвестно какие именно окна и каким количеством одежды закрыл убийца;

— Важным результатом проведённого осмотра явилось признание того факта, что убийца не оставил окровавленных следов рук на одежде и постельном белье, а также отпечатков ног на полу.

Поздним вечером 10 июня, в то самое время, пока официальные лица ещё осматривали место преступления, возле дома появились три брата Нортрап (Northrup), по общему мнению — лучшие охотники и следопыты во всей Америке. Братья приехали по железной дороге из Небраски около 9 часов вечера; они привезли с собою свору охотничьих собак, две из которых считались особенно умными и способными к поиску следа по запаху. Собак было решено пустить по следу убийцы. Правда, этот след надо было ещё отыскать. Было решено притравить собак на запах тряпки с розовыми разводами, которой убийца предположительно вытирал руки и топор после мытья в ведре.

Слева: одно из первых развёрнутых сообщений о трагедии в Виллиске в местной газете от 13 июня 1912 г. Справа: Джозия и Сара Мур с младшими детьми.

Правда, была опасность, что собаки не поймут чего от них хотят, поскольку к топору в течение дня прикасались уже десятки человеческих рук. Собаки дважды брали явно ошибочный след и сделав забег по кругу возвращались к дому. Во второй раз они отбежали даже на восемь кварталов, но безрезультатно. Наконец, в третий раз обнюхав тряпку и топор, собаки неожиданно резво неожиданно взяли след и помчались куда-то в темноту, братья поспешили за ними на лошадях. Толпа зевак, несмотря на тёмное время всё ещё находившаяся подле дома Мур, рванула следом. По воспоминаниям современников, люди двигались. кто как мог — на автомашинах, лошадях, бегом. Общая численность преследователей по разным оценкам составляла 1,5—2 тыс. человек, в состав которых входили не только жители Виллиски и округа Монтгомери, но и соседних округов штата.

Глубоким вечером и ночью 10 июня 1912 г. последовала эпическая гонка по ночной степи в направлении к реке Нодавэй (Nodaway), протекавшей северо-западнее Виллиски. В какой-то момент — на удалении около 1,5 км. от города — преследователи углубились в лес, если точнее, в густые заросли ив и акаций, которые тянулись вдоль поймы реки. Собаки, идя по следовой дорожке, вплавь перебрались на противоположный берег реки и некоторое время двигались там. Затем собаки преодолели реку в обратном направлении, т.е. опять оказались на той стороне, где находился город Виллиска. Там в зарослях они нашли нечто, что можно было принять за место отдыха человека — утоптанную поляну и поваленное дерево на нём. В местах, где неизвестный беглец ступал на мягкий грунт у воды, остались отличные отпечатки его обуви. Надо ли особо подчёркивать, что никто из доблестных преследователей не удосужился их сфотографировать или зарисовать. Да что там зарисовать, участникам загонной охоты не пришло в их светлые головы даже банально их измерить, дабы определить размер обуви на ногах беглеца! Такой попытки никто не сделал и ценнейшие отпечатки были утрачены…

Несмотря на то, что около полуночи собаки потеряли след в зарослях у воды, братья Нортрап были весьма приободрены достигнутым результатом. Стало ясно, что убийца, убегавший с места преступления, не пользовался химическими веществами [раствором крепко заваренного табака, перцем, хлоркой, бензином и т.п.] для того, чтобы сбить собак со следу, а перебежки с одного берега мелководной речушки на другой эту задачу явно не решили. Посему сохранялся весьма неплохой шанс осуществить новую попытку проследить следовую дорожку беглеца с помощью собак.

Дело в том, что на остроту собачьего обоняния влияет большое число факторов окружающей среды, прежде всего влажность воздуха и солнечная активность. С ростом влажности обоняние улучшается, но в дождь, когда влажность становится 100%-ной, резко падает. Солнечная активность влияет на обоняние опосредованно, поскольку с нею связано сокодвижение и цветение растений, а поскольку растения оказываются источниками «шумовых запахов», то увеличение солнечной активности снижается избирательность собачьего обоняния. Именно поэтому оптимальным временем работы кинологов считаются утренние часы перед восходом Солнца, когда воздух влажен, а бутоны цветов ещё закрыты.

В силу этих соображений, братья решили повторить попытку восстановить следовую дорожку убийцы ранним утром 11 июня. Вооружённая толпа жителей Виллиски возвратилась в город для того, чтобы собраться поутру и принять участие в новой экспедиции, бонусом которой могло явиться линчевание пойманного преступника.

В то самое время, пока происходили все эти события, группа работников похоронного бюро вывезла из дома семьи Мур трупы убитых. Поскольку в Виллиске не было морга, для временного размещения тел была использована часть пожарного депо, куда перенесли столы и провели дополнительное освещение с целью создать условия для освидетельствования трупов судебным медиком. Примерно в 2 часа ночи с 10 на 11 июня транспортировка тел была закончена и уже упоминавшийся доктор Уилльямс, которого официально пригласили в качестве судебного медика, получил возможность детально осмотреть трупы.

Завершая повествование о событиях 10 июня, остаётся упомянуть об одной легенде, связанной с осмотром дома семьи Мур в первые часы после обнаружения трупов. Существует предание, будто в спальне второго этажа, где были найдены тела Джозии и Сары Мур, находилась разорванная цепочка с ключами от дома и сарая, причём один из ключей отсутствовал. Следуя логике авторов этой легенды, получалось, что убийца, отыскав связку ключей, торопливо сорвал с неё тот из них, который отпирал входные двери; с его помощью он открыл одну из них, вышел из дома, потом запер её за собою и покинул место преступления, унеся ключ.

В действительности же деле ничего подобного не происходило. Из стенограмм допросов свидетелей в коронном жюри (в т.ч. и тех лиц, кто первыми побывали в доме) достоверно известно, что никаких ключей и разорванных цепочек на втором этаже найдено не было. Здесь мы имеем дело с легендой, явно рождённой спустя значительное время после описываемых событий, когда реальные обстоятельства расследования с значительной степени позабылись и народная молва принялась украшать их несуществующими деталями (по преимуществу трагическими или таинственными — в зависимости от ума и силы воображения авторов).

Каков же был результат судебно-медицинского исследования трупов, проведённого в переоборудованном под морг помещении пожарного депо? Прежде всего, следует подчеркнуть, что исследование доктора Уилльямса оказалось далеко неполным и во многом формальным. Он не произвёл вскрытия тел, ограничившись лишь внешним осмотром, притом довольно поверхностным. Из-за того, что содержимое желудков погибших не подверглось исследованию, предположения о времени наступления смерти отличались большой приблизительностью. Кроме того, доктор не попытался определить конструктивные особенности инструмента, использованного в качестве орудия убийства, хотя на трупах имелось большое количество повреждений, нанесённых как режущей кромкой, так и плашмя. Все рассуждения доктора на эту тему свелись к умозаключению, согласно которому раны жертвам были причинены «неким острым инструментом».

Наконец, доктор Уилльямс, приписавший себе функции криминалиста, не сделал попытки выяснить, использовался ли топор, найденный в доме семьи Мур, в качестве орудия убийства? Топор выглядел чистым и, возможно, был вымыт убийцей, но как известно, полностью избавиться от следов крови чрезвычайно трудно. В 1910 г. уже существовали высокочувствительные пробы, способные обнаруживать на одежде и предметах даже тщательно замытую кровь, кроме того, в арсенале судебных медиков имелась технология идентификация человеческой крови, позволявшая с высокой степенью надёжности отличить таковую от крови животных. В принципе, доктор Уилльямс мог точно ответить на вопрос, использовал ли убийца топор, найденный в доме, для умерщвления людей или же воспользовался для этого неким иным орудием, принесённым на место преступления и унесённым впоследствии с собою. Ничего из этого, однако, доктор не сделал и причиной тому послужили как его медицинская некомпетентность, так и небрежность в работе.

О чём идёт речь? Доктор Уилльямс, например, умудрился не заметить того, что от головы Джозии Мура отсечена часть черепной коробки вместе с кожей и волосами. Этот фрагмент остался в кровати, где был найден погибший, и в течение нескольких дней находился там. О том, как этот фрагмент головы был найден и какова оказалась его судьба, будет сказано в соответствующем месте, пока же просто констатируем данный факт, как весьма красноречивый и дающих отличное представление о том, сколь невнимателен оказался доктор Уилльямс в своих исследованиях.

К чему же, собственно, свелись выводы доктора после ночного осмотра восьми тел?

Вкратце, их можно суммировать следующим образом:

— Из восьми погибших семеро были убиты ударами «плашмя», лишь Сара Мур погибла от ударов по голове, нанесённых острой кромкой орудия преступления. Данное заключение вступает в явное противоречие с фактом отсечения части головы Джозии Мура, о котором было упомянуто выше. Кроме того, нам известно о резаной ране на руке Лины Стиллинджер, которую невозможно было причинить обухом топора. Очевидно, что сделанное доктором обобщение ошибочно и потому не несёт информации, сколько-нибудь значимой для понимания обстоятельств убийства;

— Каждый из погибших получил большое количество ударов тяжёлым предметом по голове, нанесённых с большой силой. Убийца ни разу не ограничился одним ударом, даже самые маленькие и беззащитные из его жертв получили множественные удары в лицевую часть головы. Черепа погибших подверглись ужасной деформации с потерей первоначальной формы и раскалыванием костей на множество фрагментов. Погибших невозможно было идентифицировать по чертам лица — только по совокупности косвенных признаков;

— Время наступления смерти доктор Уилльямс отнёс к периоду от 0:00 до 5:00 часов 10 июня. Эта оценка довольно приблизительна и основана лишь на осмотре пропитанного кровью постельного белья, время высыхания которого определяется обычно в 12 часов (хотя и зависит от многих факторов — температуры и влажности воздуха, наличия сквозняков и пр.). Прочие признаки, способные уточнить время наступления смерти — исследование содержимого желудков погибших, измерение ректальной температуры, развитие трупного окоченения (и его последующее снятие) — доктором Уилльямсом оказались проигнорированы;

— На лбу одного из убитых мальчиков (какого именно, не сообщалось) остался хорошо различимый след плоской ударной поверхности орудия убийства, по виду, как будто обуха топора. В доме, явившемся местом преступления, был найден топор, использовавшийся для рубки дров, однако, никто не сравнил размеры его обуха с обнаруженным отпечатком;

— Погибшие не подвергались изнасилованию, а также введению инородных предметов в полости тела;

— На половых органах отсутствовали следы сексуальных манипуляций;

— На телах погибших не было ранений, свидетельствовавших о борьбе с нападавшим (речь идёт о т.н. «защитных» ранах на предплечьях и кистях рук). Единственное исключение — Лина Стиллинджер, имевшая рану на левом предплечье, полученную, видимо, при попытке прикрыть голову;

— На внутренней стороне колена Лины Стиллинджер внимание доктора привлекла кровавая помарка, оставленная, по его мнению, рукою убийцы при попытке раздвинуть колени девушки. Правда, об этом пятне не могли вспомнить лица, осматривавшие трупы на месте преступления — никто из них на допросе у коронера не сказал, что видел кровавую помарку когда тело Лины находилось в кровати. Так что появление подозрительного пятна вполне может быть объяснено небрежным обращением с трупом при транспортировке. Вместе с тем, данный факт в конечном итоге навёл следствие на ту мысль, что убийца рассматривал свою жертву и раздвигал ей колени;

— Следов спермы ни на трупе Лины Стилленджер, ни на других трупах, обнаружено не было.

Вернёмся, впрочем, к сюжетной фабуле. Пока доктор Уилльямс работал в пожарном депо, обследуя трупы, инициативная группа местных жителей под руководством шерифа Дрена Джексона около 5 часов утра вновь собралась возле дома, явившегося местом чудовищного преступления. Братья Нортрап со своими собаками-следопытами предприняли повторную попытку проследить путь отхода таинственного убийцы.

Собаки снова взяли след и уверенно повели группу всадников в направлении на север, повторяя ночной маршрут. Однако на некотором удалении от города вся свора неожиданно приняла влево, к западу, описав букву «Г», при этом заросли, в которых были обнаружены следы перебегавшего реку человека, остались позади группы (т.е. за спинами преследователей). Некоторое время ищейки вели всадников через поля, а затем, описав несколько ломаных отрезков, кавалькада подъехала к ранчо… самого почтенного и уважаемого жителя округа. Ранчо это, которое с полным правом можно именовать поместьем, принадлежало сенатору Фрэнку Фернанду Джонсу, представлявшему округ Монтгомери в парламенте штата.

Собаки подбежали к боковой двери жилого дома и принялись на неё с остервенением бросаться; некоторые же псы из своры, стали подниматься на задние лапы и царапать окна первого этажа здания. В доме, разумеется, поднялся переполох, с ружьями и пистолетами наперевес выскочили мужчины, ночевавшие в доме — конюхи, пастух, сторож, пара наёмных батраков… Шокированы оказались и сами преследователи. Сценка получилась ещё та — две группы возбуждённых мужчин стояли напротив друг друга, сжимая в руках «кольты», «винчестеры» и «ремингтоны» со взведёнными курками и явно не понимали, как выйти из создавшегося положения. Наконец, появился владелец ранчо; после короткого объяснения сенатора с шерифом, кавалькада посрамлённых линчевателей с извинениями покинула землю мистера Джонса.

История с повторной попыткой прохода по следам убийцы не нашла отражения в документах официального расследования. Никто никогда не обвинял в суде сенатора Джонса, его родственников или домашнюю прислугу в том, что те каким-то образом причастны к трагедии в доме семьи Мур. Однако народная молва прочно связала фамилию Джонса с кровавым массовым убийством и фактически похоронила его репутацию и политическую карьеру.

Нельзя не признать того, что для далеко идущего вывода о причастности сенатора к кровавой трагедии в Виллиске, имелись определённые основания и крылись они в истории непростых отношений между убитым Джозией Муром и Фрэнком Джонсом.

Фрэнк Джонс, родившийся в штате Нью-Йорк в 1855 г., появился в Виллиске в двадцатилетнем возрасте и первые семь лет был обычным школьным учителем. Женился он в 1880 г. и через два года оставил школу, чтобы попробовать себя в бизнесе. Первоначально Джонс был бухгалтером в фирме, торговавшей сельхозинвентарём, но в 1890 г. открыл собственную розничную торговлю в городке, а в 1895 г. вошёл в состав учредителей «Фермерского банка» («Farmer’s Bank»). По прошествии 10 лет банк трансформировался в гораздо более крупный «Национальный банк Виллиска» («Villisca National Bank» — название-то какое!). Попутно Фрэнк Джонс распространял свою торговую сеть по всему округу Монтгомери. Растущее богатство спровоцировало появление политических амбиций: в 1903 г. Джонс был избран в Палату представителей парламента штата Айова, а в начале 1912 г. он стал членом Сената.

Джозия Мур хорошо знал как самого сенатора, так и его семью. На протяжении по меньшей мере 6 лет Джозия работал у Джонса приказчиком, вёл бухгалтерскую документацию и управлял магазином в Виллиске, которым владел сенатор. Однако расстались Мур и Джонс очень плохо, хотя причина их конфликта никем так никогда и не была названа.

Формально Джозия захотел открыть собственное дело, но сплетни утверждали, будто он закрутил роман с женой Альберта, сына сенатора. Дона Джонс, в девичестве Бентли, приехала в Виллиску из Халивилла (Hawleyville), городка, который считался захолустьем даже по айовским меркам. Дона преподавала в местной школе и, казалось, была обречена на скучную и убогую жизнь бедной провинциалки, если б только ей не удалось вскружить голову лучшему жениху штата — Альберту Джонсу. Примечательно, что тихая и скромная девушка после бракосочетания пустилась во все тяжкие — молва приписывала ей любовную связь с несколькими мужчинами одновременно, другими словами, Джозия Мур по мнению некоторых особо осведомлённых горожан являлся вовсе не единственным обладателем чужой жены. Как должен был отнестись к такой жизненной коллизии сенатор Джонс, предугадать несложно.

Никто никогда официально не связывал сенатора Ф. Джонса или его сына с трагедией в Виллиске, но то, что охотничьи собаки привели погоню к порогу их дома, бесповоротно разрушило политическую карьеру обоих. Народная молва обвиняла отца и сына в том, что они жестоким убийством Джозии Мура и его близких отплатили за позор собственного семейства. Впрочем, это была всего лишь молва.

Сейчас мы не станем углубляться в историю возможных интимных отношений между Джозией и Доной — об источнике этих сплетен и их достоверности нам ещё придётся говорить в другом месте. Пока же вернёмся к истории непростых отношений убитого Джозии Мура и сенатора Фрэнка Джонса.

Нет, это не Дона-Роза Дальвадорес, тётушка из Бразилии, где в лесах живёт много-много диких обезьян. Это Дона Джонс, в девичестве Бентли, супруга Альберта Джонса, сына сенатора. Народная молва часто награждает красивых молодых женщин несуществующими пороками, но в случае с Доной, похоже, имелись очень веские основания подозревать, что молодая жена не просто не любила своего мужа, а наставляла ему рога прямо-таки с маниакальной страстью. Предположение о возможной склонности Доны к нимфомании нам ещё придётся анализировать в этом очерке, поскольку такое предположение может иметь непосредственное отношение к массовому убийству в доме семьи Мур.

В 1907 г. Джозия, выброшенный за ворота сенатором, отплатил своему прежнему работодателю чёрной неблагодарностью. Он повёл собственную торговлю в Виллиске, благо хорошо изучил премудрости этого ремесла. Джозия открыл продуктовый магазин, который в течение каких-то полутора лет превратился в самый крупный и преуспевающий универсальный магазин в городе. Там торговали всем — от галантереи и скобяных товаров, до керосина и продуктов.

Кроме того, Мур получил торговую привилегию от компании «John Deere Plow Company», одного из крупнейших в стране производителей сельхозинвентаря и стал торговать топорами, тяпками и лопатами с большой скидкой. Магазин же сенатора Джонса, владевший такой привилегией прежде, её лишился. Можно только догадываться как скрежетал зубами Фрэнк Джонс, наблюдая за стремительным развитием бизнеса у его прежнего приказчика!

По воспоминаниям современников, Мур и Джонс перестали разговаривать ещё в 1907 г., а к 1910 г. их обоюдная неприязнь достигла такого накала, что они, завидя друг друга, либо переходили на противоположный тротуар, либо сворачивали на другую улицу. В общем, оснований для ненависти сенатор имел немало, вот только политический статус этого человека однозначно вывел его из круга возможных подозреваемых (тут надо сразу оговориться, что фамилия Джонса всё же упоминалась в связи с убийством в Виллиске, но не в контексте обвинения, а напротив — защиты чести и достоинства сенатора от клеветы. Впрочем, об этом будет сказано в своём месте.).

Итак, ранним утром 11 июня шериф и большая группа горожан возвратились в город, что называется, не солоно хлебавши. В тот же самый день коронер собрал жюри для проведения предварительного — не связанного со службой шерифа — расследования. Расследование это проводилось в форме допросов лиц, способных сообщить информацию, существенную для понимания картины случившегося в доме Мур. Сохранившиеся стенограммы этих допросов содержат самую точную информацию как о событиях последнего дня жизни погибших, так и обстановке на месте преступления. Ныне они находятся в широком доступе и с ними может ознакомиться каждый; наряду с газетными публикациями той поры они дают довольно верное представление о деталях случившегося.

Какой же виделась на тот момент картина преступления должностным лицам, ответственным за проведение предварительного расследования?

Следствие получило сообщение некоего Эдварда Лэндерса (Edward H.Landers), страхового агента по роду занятий, жившего на противоположной стороне улицы через квартал от дома Муров (т.е. на удалении примерно 130—140 м. от места преступления). Согласно показаниям этого свидетеля накануне трагических событий в их районе был замечен неизвестный подозрительный мужчина, явно не бывший местным жителем. Этот бродяга, по словам свидетеля, появился на пороге их дома утром в субботу 8 июня. Человек предложил свои услуги по уборке мусора матери Лэндерса, но та в работе отказала. Вечером того же дня в их дом постучал ещё один бродяга, который озвучил точно такую же просьбу. Желание поработать казалось странным ввиду позднего часа и темноты (по оценке свидетеля, появление второго бродяги имело место в 22:00—22:15). С этим незнакомцем разговаривала уже жена Эдварда, которая также отклонила просьбу предоставить работу.

Появление бродяг вызвало определённое беспокойство свидетеля ввиду того, что эти люди могли оказаться ворами, занимавшимися разведкой объекта возможного посягательства [надо сказать, что этой же точки зрения придерживался шериф и иные должностные лица]. Вольно или невольно страховой агент Лэндерс задал следствию весьма важное направление розысков — поиск бродяг, способных совершить убийство ради ограбления. Версия «убийство ради ограбления» при всей своей кажущейся логичности, имело всего лишь один (но убийственный!) недостаток — факт ограбления не подкреплялся материалами следствия.

Лэндерс дал весьма общее описание подозрительных мужчин: тот, который приходил утром, был по его словам здоровым, крепким, высокого роста, второй же оказался его полной противоположностью — маленький, с неряшливыми усами, шляпой в руках. Информация свидетеля о появлении в районе двух бродяг была расценена как исключительно важная.

Кроме того, Лэндрес сообщил весьма ценное наблюдение, связанное с событиями ночи с воскресенья на понедельник, т.е. относящееся непосредственно ко времени совершения преступления. Он утверждал, будто слышал той ночью неоднократные детские крики, число которых, правда, не смог в точности припомнить. По его мнению их было от трёх до пяти, то есть довольно много. Вечером в воскресенье Лэндерс и его домашние легли спать около 21:00, ребёнок же по его мнению кричал примерно в 23:00 и крик этот оказался достаточно громким для того, чтобы разбудить Лэндерса.

Это заявление вступало в явное противоречие с показаниями Мэри Пэкхам, ближайшей к Мурам соседки, которая утверждала, что ночь с воскресенья на понедельник прошла без какого-либо подозрительного шума. Следствие с самого начала склонилось к мысли, что чудовищное массовое убийство совершено неким бродягой (бродягами) в силу довольно очевидного и наивного исходного посыла, согласно которому, коли никто из местных жителей никогда таких убийств не совершал, то и совершить не мог. А потому рассказ Эдварда Лэндерса о «высоком и низком бродягах» отлично укладывался в рамки этой версии. Утверждение доктора Уилльямса, согласно которому, погибшие не подвергались изнасилованию или сексуальным манипуляциям, также хорошо согласовывалось с официальной точкой зрения, поскольку самым очевидным мотивом нападения бродяги мог служить именно грабёж, а не удовлетворение похоти.

Считая, что в субботу 8 июня преступник осуществил разведку места предполагаемого посягательства, следствие пришло к логичному выводу, что убийца видел, как чета Мур с детьми уходила на церковный праздник вечером 9 июня. Далее события могли развиваться по двум сценариям.

По одному из них, преступник (или преступники) проник в пустой дом и некоторое время там хозяйничал, однако появление хозяев не позволило ему реализовать замысел. Затаившийся в укромном месте преступник не был замечен вернувшимися из церкви людьми, которые разместились на ночлег, не подозревая о присутствии в доме постороннего человека (либо двух). Глубокой ночью, когда все уснули, преступник покинул своё убежище и убил всю семью, пустив в ход принадлежавший хозяевам топор, найденный на кухне. После чего убийца покинул место преступления, заперев за собою дверь и унеся ключ.

По другой версии, события развивались несколько иначе. Злоумышленник проник в дом глубокой ночью, когда все члены семьи Мур и их гости спали крепким сном. На руку преступнику сыграло то обстоятельство, что одна из двух входных дверей, ведущих с террасы, оказалась не заперта, при этом ключ находился в замке с внутренней стороны [свидетели утверждали, что привычка оставлять ключ в замке действительно была присуща Джозии и Саре Мур]. Совершив своё ужасное деяние, убийца покинул дом тем же путём, что и проник в него, не забыв запереть дверь прихваченным ключом.

Обе версии сходились в том, что мотивом нападения на спящих людей являлось желание завладеть накоплениями семьи. Именно для того, чтобы провести обыск вещей и мебели в спокойной обстановке, убийца (или убийцы) озаботились завешиванием окон одеждой. Преступник находился в доме довольно долгое время, возможно, несколько часов и явно опасался того, что блуждающий по дому свет лампы привлечёт внимание соседей или случайного прохожего. Однако результат обыска должен был вызвать лишь разочарование убийцы: Джозия Мур не имел обыкновения держать сколько-нибудь крупные суммы денег в доме и все свои сбережения хранил в банке. По утверждению Эда Селли, хозяин магазина никогда не имел в кошельке более 25$ — этих денег вполне хватало для оплаты текущих расходов семьи.

Версию об убийстве с целью ограбления подкрепил и рассказ племянницы убитого Джозии Мура — 16-летней Фэй Ван Джилдер (Fay Van Gilder) — припомнившей, что субботним утром 8 июня (т.е. примерно за 36 часов до трагедии) к ней обратился неизвестный мужчина, попросивший указать дом дяди. Виллиска был небольшим городом и все его жители, даже не будучи лично знакомы, знали друг друга в лицо. По словам Фэй, человек, искавший дом Муров, был явно приезжим и не ориентировался в городе; он понятия не имел, что девушка, к которой он обратился с вопросом, являлась племянницей разыскиваемого им человека.

Девушка сообщила коронерскому жюри описание неизвестного, которое в силу очевидных соображений не было оглашено (зная склонность «реднеков» к линчеванию всех подозрительных, власти просто-напросто испугались того, что мирные жители Виллиски начнут убивать тех, чью внешность сочтут соответствующей приметам). Никто из родственников погибших не узнал по описанию Фэй неизвестного, ничего не было известно и о том, чтобы чета Мур ждала гостя из другого города.

Этот таинственный человек — кто бы он ни был и какую бы цель ни преследовал — так и не использовал имевшиеся в его распоряжении 36 часов для того, чтобы встретиться с Джозией Муром. Во всяком случае о такой встрече ничего не было известно ни родственникам погибших, ни Эду Селли, человеку, бывшему в курсе дел своего патрона.

Рассказ Фэй Ван Джилдер прекрасно соответствовал показаниям Эдварда Лэндерса о бродягах, слонявшихся в окрестностях дома Мур накануне трагических событий. Власти придали сообщениям обоих свидетелей исключительно большое значение.

Во все соседние округа были разосланы телеграммы, содержавшие просьбы задерживать подозрительных бродяг и проверять их alibi на период 8—10 июня 1912 г. На железных дорогах в Айове и соседних штатах, на пристанях и почтовых станциях стали появляться патрули, сформированные местными шерифами с целью выявления и задержания всех подозрительных лиц. Надо сказать, что были и самодеятельные патрули, причём понятие «подозрительного лица» трактовалось их участниками весьма широко и произвольно. В обществе быстро нарастало напряжение и это потенциально грозило самочинными расправами.

Во вторник, 11 июня 1912 г. в Виллиске появился Уорден МакКлохри (Warden McClaughry), чиновник отдела идентификации полиции штата Миссури. Скромная должность не должна вводить читателя в заблуждение, поскольку приехавший являлся сыном Роберта Уилсона МакКлохри (Robert Wilson McClaughry), крупного чиновника федерального уровня, в тот момент являвшегося директором федеральной тюрьмы в Ливенуорте [а до этого он на протяжении 2-х лет возглавлял полицию Чикаго]. Роберт был весьма прогрессивным специалистом в различных областях правоприменения, очень интересовался криминалистикой и юридической психологией. Он активно выступал за реформу пенитенциарной системы и по месту своей работы в Ливенуорте внедрил тотальное дактилоскопирование заключенных и их антропометрическое описание [т.н. «бертильонаж»]. Роберт МакКлохри был не просто эрудированным «законником» и криминалистом, но и, выражаясь современным языком, человеком с немалыми аппаратными связями — тут достаточно упомянуть тот факт, что должность начальника Ливенуортской тюрьмы он занял по личной просьбе Президента США Уилльяма МакКинли. В этой должности он оставался 14 лет и оставил её через год после описываемых событий.

Уорден унаследовал от отца пытливость ума и страсть к полицейской работе. Он не был детективом и Виллиска не попадал в область его юрисдикции [напомним, он служил в полиции штата Миссури, а Виллиска находилась в Айове], но убийства топором, произошедшие в 1911 г. и описанные в предыдущей части этой книги, завладели его воображением. Уорден считал, что опора на передовые достижения криминалистики и новейшие приёмы ведения следствия способны привести к разоблачению «Американского Убийцы топором». МакКлохри предполагал исследовать дом, явившийся местом массового убийства, на предмет обнаружения отпечатков пальцев убийц и их последующего сравнения с дактилоскопическими картами из картотеки Ливенуорта. Мы вряд ли сильно ошибёмся, если скажем, что на тот момент дактилоскопическая коллекция Ливенуортской тюрьмы являлась наиболее полным собранием отпечатков пальцев и ладоней опасных преступников со всей страны. Уорден гарантировал, что лично проведёт сравнение отпечатков пальцев, найденных в доме Мура, с базой данной Ливенуорта. Зная, что отец его являлся начальником тюрьмы, этому обещанию можно было верить.

Кроме того, МакКлохри позиционировал себя (в общении с журналистами, прежде всего) как специалиста, умеющего работать со следами разной природы и «читающего» место преступления, как раскрытую книгу. Неудивительно, что от его приезда в Виллиску многого ждали.

Идея пригласить на место преступления специалиста по работе с отпечатками пальцев была сама по себе неплоха. Вот только реализация подкачала. То, что неприкосновенность предметов обстановки в доме семьи Мур не была надлежащим образом обеспечена, выше уже отмечалось. «Накосячил» и сам почтенный криминалист. За время своего не очень продолжительного путешествия по железной дороге уважаемый криминалист умудрился не просто напиться виски, а нажраться до поросячьего визга. Возможно, на него плохо повлияло не спиртное, а айовская жара, но как бы там ни было, МакКлохри не смог самостоятельно выйти из вагона, а буквально выпал из него на перрон, под ноги встречавших его официальных лиц и журналистов.

Подобное феерическое явление легендарного специалиста оставило до некоторой степени неприятный осадок у всех, наблюдавших эту сцену. Криминалист, пребывавший явно в недееспособном состоянии, был транспортирован в гостиницу, где благополучно проспался и приступил к своим обязанностям уже поздним вечером.

Никаких отпечатков пальцев и ладоней, пригодных для идентификации, МакКлохри в доме семьи Мур обнаружить не смог. Точнее говоря, отпечатки он обнаружил в огромном количестве, но только не такие, какие желал отыскать — следов окровавленных рук не было ни единого. Желая показать, что путь из Миссури он проделал всё же не зря, Уорден взялся за общий криминалистический анализ следов на месте преступления.

Надо сказать, что в те времена, когда научная криминалистика находилась в зачаточном состоянии, такая практика в Штатах являлась вполне обыденной — один и тот же полицейский (или даже отставной полицейский) мог давать в суде экспертное заключение по самым разным областям криминалистки. Такие специалисты с одинаковой самоуверенностью рассуждали о пожарах и специфике возгораний, использовании верёвок и способах связывания, объясняли особенности образования кровавых брызг, колото-резаных и огнестрельных ран и не страшились даже специфических вопросов баллистической экспертизы, что являлось совсем уж полным лукавством. Нередки были случаи, когда приглашённые противоборствующими сторонами «эксперты» на основании анализа одних и тех же следов давали суду диаметрально противоположные заключения.

В общем, МакКлогри решил выйти за поставленные ему узкие рамки дактилоскопического исследования следов на месте преступления и изучить дом семьи Мур вообще. Результаты этого исследования получились довольно неожиданными — если эксперт хотел произвести на окружающих впечатление, то ему это удалось сполна. Прежде всего, уважаемый специалист, тщательно изучив все следы крови на полу и мебели, заключил, что убийца действовал в одиночку. Просто потому, что группа, или, хотя бы, пара убийц, в ходе своих перемещений по дому «наследила» бы много больше.

Рассмотрев следы повреждений потолка в спальне второго этажа, МакКлохри заключил, что эти следы не имеют отношения к преступлению. До этого момента следствие считало, что потолок повреждён убийцей, когда тот заносил топор над головою. Самый кончик заточенной части топора имел скол, отчего режущая кромка приобрела закруглённый вид. Прокурор, коронер, шериф и городские обыватели, покрутив топор в руках, понятное дело, решили, что кончик топора откололся во время нападения, как раз тогда, когда убийца, размахивая смертоносным орудием, задевал им потолок. Криминалист же, встав на стул и вооружившись лупой, изучил потолок, точнее отметины, оставленные на нём топором убийцы, и пришёл к глубокомысленному выводу, что они — эти отметины — не имеют к нападению ни малейшего отношения. Если бы кончик топора действительно откололся в момент соударения с деревянной обивкой потолка, то непременно застрял бы там наподобие занозы. Однако, никаких кусочков железа МакКлогри в потолке не обнаружил и рассудил, что царапины на потолке вообще оставлены не топором. И не в момент нападения. Другими словами — непонятно кем, когда и чем.

Топор, однако имел длинную ручку, что хорошо видно на его фотографиях. А потому умозаключение МакКлохри рождало вполне уместный вопрос: как взрослый мужчина мог наносить сильные удары подобным топором, не задевая потолка?

Криминалист знал, как на него ответить — он посчитал, что убийца не наносил ударов из-за головы вообще, другими словами, он бил практически без замаха. Деревянное топорище злоумышленник сжимал одной рукой в средней части — такой способ удержания топора позволял ему бить с достаточной силой только за счёт приложения усилия плеча и массы топора. Удары при подобном способе их нанесения получались быстрые и короткие по амплитуде. Благодаря этому убийца буквально за 1—2 сек. наносил лежавшей в кровати жертве несколько (4—5, а то и больше!) ударов по голове — этого было вполне достаточно для смертельного ранения даже самого сильного мужчины, что уж тут говорить о ребёнке! Кроме того, убийца был невелик ростом — это утверждение позволяло снять все сомнения в гипотезе МакКлохри.

Чудесные открытия криминалиста этим, однако, не были исчерпаны. Рассматривая расположение предметов мебели в детской спальне на втором этаже, МакКлохри обратил внимание на то, что описанному им удару справа будет мешать полка, повешенная над кроватью направо от двери. Тогда криминалист без долгих раздумий «переложил» топор в левую руку убийцы, убедился, что замаху слева ничего мешать не будет и довольный этим открытием, заявил, что убийца был левшой.

Т.о., приезжий криминалист нарисовал в высшей степени неожиданный «портрет» убийцы, решившегося на довольно сложное по своей реализации, преступление. По мнению реконструктора, в доме Муров похозяйничал убийца-одиночка, левша, имевший к тому же невысокий рост. Насколько оправданна такая точка зрения, мы постараемся понять из последующего анализа.

Немаловажной с точки зрения объективной оценки ведения расследования является информация о судьбе личных вещей погибших, постельных принадлежностей и мебели, оставшихся в доме после проведения его официального осмотра. Фактически весь дом семьи Мур являлся одной огромной уликой, число окровавленных предметов, каждый из которых мог потенциально нести очень важную информацию о действиях убийцы, было очень велико, возможно, полторы сотни или даже больше. В интересах следствия представлялось бы полезным сохранять обстановку в доме нетронутой как можно дольше и с максимальной точностью зафиксировать её [фотографированием и описью].

Этим, однако, никто не озаботился. Напротив, ссылаясь на жаркую погоду и угрозу заражения населённого пункта, источником которого мог стать дом, местные органы власти приняли решение осуществить «очистку» места преступления. «Очистка» была произведена в день похорон погибших на местном кладбище.

Жертвы массового убийства в Виллиске были похоронены в двух братских могилах. В одной — под общим надгробием — лежат все шесть членов семьи Мур, в другой — под одним камнем, даже без указания фамилии — две сестры Стиллинджер. Этот лаконизм понятен без лишних слов — просто все местные жители знают, чьи это могилы.

Редкий фотоснимок, сделанный в день похорон жертв массового убийства в Виллиске: катафалк с гробом Джозии Мура.

Время проведения «очистки» дома оказалось выбрано неслучайно — всё жители городка, а также понаехавшие в Виллиску репортёры, оказались довольно далеко от места преступления и не могли стать свидетелями этой весьма неприятной и даже травмирующей процедуры. «Очистка» заключалась в том, что все окровавленные предметы, кроме мебели, должны были быть вывезены из дома и сожжены на местной свалке. Руководил этой процедурой маршал Хэнк Хортон, в качестве чернорабочих были приглашены местные батраки Сильвестр Куни и Карл Петерсон. В роли транспортного средства использовался вместительный фургон, взятый Хортоном в аренду на одни сутки.

Петерсон не смог работать в доме — ему стало плохо от вида залитой кровью обстановки и рабочего отправили «проветриться» на воздух. Петерсон более в дом не входил, а лишь принимал подаваемые ему тюки и укладывал их на дно фургона. Хортон и Куни без лишних затей взялись закручивать матрацы вместе с подушками и постельным бельём, а для того, чтобы скрученные «вязанки» не раскрывались, перетягивали их шпагатом. Получался своеобразный «рулет», внутри которого оказывались постельные принадлежности, мелкие детали одежды погибших, подушки, незначительные вещицы, которые люди могут иногда брать с собою в постель — игрушки, книги и т. п. Никто тщательно всю эту мешанину не разбирал и даже не думал тратить на подобное занятие время. Скрутили матрац, обмотали его шпагатом и — на вынос!

Сначала Хортон и Куни попытались спускать упакованные таким образом матрацы со второго этажа по лестнице вниз, но убедившись, что она для этого слишком узка, без особых церемоний побросали матрацы через окна вниз. После этого загруженный вещами фургон направился на городскую свалку, где и было решено устроить сожжение вещей. На земле загодя оборудовали большое кострище из веток, своеобразный настил (чтобы лучше разгоралось пламя), на который работники принялись вытряхивать вывезенное из дома имущество.

Тогда-то из постельных принадлежностей, взятых с кровати Сары и Джозии Мур, и выкатился довольно большой — больше 3 дюймов (а это 8 см. как минимум!) — кусок черепа с кожей. На самом деле, как спустя много лет вспоминал Сильвестр Куни, костных фрагментов было несколько, но сохранить он решил только этот, самый большой по размеру. По общему мнению всех, кто видел этот фрагмент черепа, он принадлежал Джозии Муру.

Куни подобрал находку и унёс с собою, некоторое время хранил в коробке из-под сигар, а затем продал. Мрачный раритет сменил несколько хозяев, пока в конце-концов не попал в руки Берта Маккола, владельца одного из баров в Виллиске. На протяжении нескольких лет тот за отдельную плату демонстрировал эту диковинку посетителям.

Современные фотографии могил семьи Мур (слева) и сестёр Стиллинджер.

В конце-концов, о странном раритете стало широко известно и детектив Джеймс Ньютон Уилкерсон (James Newton Wilkerson), которого в дальнейшем нам придётся ещё не раз упоминать, изъял у Маккола эту вещь. Дальнейшая судьба фрагмента черепа неизвестна, скорее всего, в полиции его некоторое время хранили, а затем уничтожили за ненадобностью.

Это был единственный предмет, вывезенный из дома Мур и избежавший пламени костра. В течение часа огонь уничтожил ценнейшие улики, которые могли бы многое поведать исследователям позднейших времён о событиях на месте преступления. Но увы…

В тот же самый день — 13 июня 1912 г. — появилась информация о первом задержании подозреваемого в массовом убийстве. На вокзале в городе Монмут, штат Иллинойс², более чем в трёхстах километрах на восток от Виллиски, был схвачен некий Джо Рикс (Joe Rics), обутый в заляпанные кровью ботинки.

Рикс прибыл в штат поездом из Айовы и первой заботой Фитцпатрика, шерифа, задержавшего подозрительного мужчину, явилась проверка alibi Рикса. Как оказалось, с последним у Джо дела обстояли неважно. Рикс не мог доказать факт своего отсутствия в Виллиске 8 и 9 июня, а на вопрос о происхождении крови ответил, что она появилась на его ботинках в результате то ли саморанения, то ли кровотечения из носа. В общем, слова его звучали крайне неубедительно и шериф, отправив задержанного в местную тюрьму, вызвал телеграммой представителей следствия из Виллиски. В Монмут отправились прокурор округа Монтгомери Рэтклифф и Фэй Ван Джилдер. Предполагалось, что Фэй опознает в Джо Риксе человека, с которым она разговаривала утром 8 июня

Газеты оповестили о задержании человека в окровавленных ботинках и общественность ждала скорейшего разоблачения гнусного убийцы. Этого, однако, не случилось. Фэй Ван Джилдер не опознала Джо Рикса, уверенно заявив, что никогда не видела его прежде. Тот был выпущен на свободу 15 июня 1912 г.

Однако уже через три дня новая сенсация облетела местные газеты. Новость выглядела весьма обнадёживающей — в городе Барлингтон, штат Айова, был задержан новый подозреваемый, бродяга, называвший сам себя Энди Сойером (Andy Sawyer). И свидетельства против него выглядели достаточно серьёзно.

История Энди началась с того, что около 6 часов утра 10 июня он появился на железнодорожном мосту на въезде в город Крестон (Creston), примерно в 60 км. от Виллиски, и обратился к смотрителю моста Томасу Дайеру с вопросом, нет ли временной работы на железной дороге? В те дни администрация Барлингтонской железной дороги набирала разнорабочих для расчистки полос отчуждения вдоль путей, так что Дайер направил неизвестного к бригадиру одной из таких бригад, работавших в те дни как раз неподалёку от моста. Бригадиром, кстати, являлся сын Томаса Дайера по имени Джон.

Как впоследствии вспоминали отец и сын, Энди Сойер утром 10 июня выглядел довольно необычно для того места и времени — он был облачён в помятый костюм, был обут в заляпанные глиной ботинки, а его брюки почему-то были мокрыми до колен. При этом Энди оказался свежевыбрит и эта деталь его облика выглядела особенно необычно [в этом месте следует напомнить, что для преступника простейший способ быстро изменить свою внешность — сбрить усы или бороду, побриться наголо, либо изменить причёску]. Вообще же, Энди был крепким, уверенным в себе мужчиной, которого вряд ли могла напугать тяжёлая работа, а потому Дайер-младший без особых колебаний вручил ему казённый топор. Бригаде предстояло рубить кустарник вдоль железной дороги, так что новый работник оказался совсем нелишним.

Дальше начались странности. После окончания первого же рабочего дня Энди Сойер купил местную газету, в которой с особым тщанием изучил статьи, посвящённые убийству в Виллиске. После чтения он впал в глубокую задумчивость и никак не реагировал на попытки коллег втянуть его в общую беседу (весь состав бригады жил в одном общежитии и переезжал с места на место, в зависимости от того, где предстояло работать). Спать Энди лёг в одежде и рядом с собою уложил топор. В последующие ночи он также не расставался с ним и если поначалу эта причуда вызывала лишь усмешки соседей, то через некоторое время смешки сменились беспокойством.

Энди периодически заводил разговоры об убийстве, жадно выспрашивал о новостях расследования. Что ещё хуже, в его поведении стали заметны элементы неадекватности — он иногда начинал хватать себя за голову, совершать странные телодвижения, бормотать что-то угрожающее… Время от времени, схватив топор, Энди начинал с ожесточением рубить невидимого противника и в такие мгновения становился по-настоящему страшен. Члены бригады стали жаловаться Дайеру-младшему на «закидоны» напарника, причём общее опасение вызывала склонность Энди спать с топором — находиться ночью в одной комнате с таким парнем было явно небезопасно.

Терпение бригадира переполнила выходка Энди Сойера, произошедшая 18 июня. В тот день, поутру, бригада отправилась поездом к новому месту работы, причём состав должен был проследовать через Виллиску. Узнав это, Энди пришёл в необычайное возбуждение, а когда поезд приблизился к городку, подсел поближе к Дайеру и шёпотом рассказал о том, как убийца скрылся с места преступления. Со слов Сойера, преступнику пришлось перепрыгнуть через большой деревянный короб с удобрениями примерно в полутора кварталах от дома Джозии Мура, пересечь железнодорожную колею, а затем перебежать ручей у дерева в четырёх кварталах от места убийства. Джон Дайер был до такой степени поражён осведомлённостью рассказчика, что в тот же день по возвращении бригады в Крестон, помчался к шерифу.

Шериф, понятное дело, не мог проигнорировать подобное сообщение и Энди Сойер тут же угодил в камеру. Его ответы на официальном допросе были путаны и лишь усилили подозрения. Прежде всего, бедолага признал, что в ночь с 9 на 10 июня провёл в Виллиске, но сразу же покинул город, узнав об убийстве. Объяснение звучало совершенно недостоверно, поскольку об убийстве стало известно после 6 часов утра, а в это время Энди уже находился на мосту в Крестоне, где разговаривал с Дайером-старшим. Столь неубедительное объяснение вкупе со странной осведомлённостью Сойера о деталях перемещения убийцы, рождало самые серьёзные подозрения в его адрес.

Трудно сказать, чем бы закончилась для него эта история (принимая во внимание незатейливость американского правосудия того времени), но буквально в течение нескольких дней ситуация разъяснилась. Шериф округа Осцеола, расположенного здесь же, в штате Айова, получив по телеграфу словесный портрет Энди Сойера, припомнил, что задерживал этого человека вечером 9 июня. Т.е. всё то время, когда в доме семьи Мур неизвестный преступник совершал массовое убийство, Сойер находился в полицейском участке и мирно спал. В 4 часа утра 10 июня он был разбужен, ему разрешили побриться, после чего посадили на проходивший поезд, на котором Энди благополучно добрался до Крестона. Там он и предстал перед Томасом Дайером пару часов спустя. О лучшем alibi подозреваемый не мог и мечтать.

После медицинского освидетельствования стало ясно, что Энди Сойер — душевнобольной, оказавшийся под сильным впечатлением от прочитанных в газете статей, посвящённых чудовищному убийству восьми человек в Виллиске. Переживания вытеснили из его памяти воспоминания о реальных событиях, подменив их фантасмагорическими представлениями о том, чего Энди не знал и знать не мог. Он верил в то, что действительно находился в Виллиске в ночь убийства, хотя и настаивал на своей непричастности к преступлению. Рассказ о бегстве убийцы не имел отношения к реальности, во всяком случае указанный им маршрут не соответствовал направлению, которое выбирали собаки братьев Нортрап. Но бедолага Сойер в силу своей неадекватности, даже не понимал, какую угрозу навлекал на себя двусмысленными разговорами и странным поведением. Большое счастье, что все подозрения в отношении этого несчастного человека удалось рассеять в самом начале — иначе, не отвертеться ему от виселицы!

11 июня 1912 г., на следующий день после массового убийства в доме семьи Мур, в Виллиске собралось коронерское жюри округа. В американской правовой системе такое жюри играет роль инстанции, надзирающей за своевременностью и обоснованностью выдвижения обвинений, а также их достаточностью доказательной базы для возбуждения окружным прокурором уголовного дела. Это довольно своеобразный институт, не имеющий и никогда не имевший прямых аналогов в России. Причём, это было действительно жюри, т.е. коллегиальный орган (по менее важным делам решения мог принимать судья единолично). Коронное жюри, собранное по факту массового убийства в Виллиске, заседало дважды — 11 и 18 июня. На наше счастье оба заседания стенографировались, так что существует уникальная возможность практически дословно восстановить все перипетии этого необычного действа. Имеет смысл рассмотреть происходившее во время этих заседаний подробнее.

Допросы свидетелей, вызываемых для дачи показаний, строились в хронологическом порядке, т.е. люди допрашивались по мере их вовлечения в дело. Первой давала показания Мэри Пэкхам, соседка погибшей семьи что выглядит вполне логично, ведь это именно она и подняла тревогу ранним утром 10 июня. Её рассказ в целом оказался малоинформативен, видимо, это была недалёкая и малообразованная женщина, не имевшая, кроме того, доверительных отношений с погибшими. Самое существенное, из всего, сказанного Пэкхам, можно свести всего к двум моментам: во-первых, она не помнила, чтобы в доме Мур загорался свет после того, как семья возвратилась из церкви, а во-вторых, женщина утверждала, что в тот момент, когда Росс Мур впервые открывал входную дверь, хозяйский ключ с внутренней стороны не торчал. Другими словами, Пэкхам однозначно подтвердила факт отсутствия ключа в замке изначально, т.е. до того времени, когда на место преступления началось паломничество горожан.

Следующим свидетелем стал Эд Селли, работник магазина Джозии Мура, уже неоднократно упомянутый в настоящем очерке. От него жюри явно рассчитывало услышать побольше, нежели от Мэри Пэкхам, потому допрос оказался куда продолжительнее. Селли сообщил, что работал на Мура с 11 июля 1910 г., т.е. без малого два года. Между приказчиком и хозяином магазина явно установились доверительные отношения, поскольку Селли получил право подписи под финансовыми документами последнего. Последний раз он видел Джозию Мура живым менее чем за сутки до момента убийства последнего — они случайно повстречались перед зданием почты, но не разговаривали, поскольку Селли проезжал мимо в коляске. Из допроса стало ясно, что Джозия Мур был очень аккуратен с деньгами и старался не держать много наличности: по уверения Селли погибший вряд ли имел при себе более 25$ и никогда не забирал с собою кассовую выручку на дом. В магазине имелся сейф, куда складывались деньги до отправления в банк; на момент допроса там всё ещё лежали 11 долларов 50 центов, положенные туда Селли в конце рабочего дня в субботу. Т.о. мотив убийства с целью ограбления для завладения недельной выручкой магазина отпадал сам собою.

Определённый интерес члены жюри проявили к деловой активности Джозии Мура, не связанной с магазином, но тут свидетель отделался заверением, что ничего определённого сказать об этом не может. Ему было лишь известно, что в ноябре 1911 г. Мур купил участок земли севернее Виллиски у некоего землевладельца по фамилии Джексон. О деталях этой сделки Селли не был осведомлён.

Поскольку Эд получал почту, приходившую на адрес магазина, и вёл деловую переписку, у него поинтересовались, не помнит ли он посланий угрожающего содержания? Селли заверил, что таковых никогда не получал и вообще ничего не знает об угрозах в адрес Джозии Мура. Но с последним утверждением, как выяснилось, Эд Селли поторопился, поскольку всё-таки угрозы Джозия Мур получал и Эду пришлось это признать. Примерно за полтора года до гибели Джозия Мур рассказал Селли, что один из родственников пообещал поквитаться с ним. Речь шла о некоем Сэме Мойере, вдовце, прежде женатом на умершей сестре Джозии Мура. В чём крылась причина конфликта, Селли не знал, он лишь уточнил, что погибший был крайне недоволен своим родственником. О том, где находится Мойер, свидетель ничего сообщить не мог и своего мнения об этом человеке не высказал, заявив, что никогда с ним не встречался.

Касаясь обстановки на месте преступления, Селли дал показания, полностью согласующиеся с утверждениями Мэри Пэкхам.

Далее коронерское жюри допросило доктора Джона Кларка Купера, того самого, что одним из первых входил в дом. Этот человек явно наслаждался всеобщим вниманием и стремился продемонстрировать свою компетентность, но в целом показания доктора оказались на редкость малоинформативны. Ко времени его допроса уже стало известно об обнаружении на полу спальни сестёр Стиллинджер керосиновой лампы без стеклянного дымоотвода. Как туда она попала никто не знал, было лишь очевидно, что жильцы дома не стали бы пользоваться лампой, и тем более, ставить её на пол, рискуя опрокинуть и пролить керосин [рядом с кроватью, менее чем в метре находилась тумбочка со швейной машинкой, на этой тумбочке лампе и было самое место].

Доктор Купер, однако, никакой ясности в вопрос о местонахождении керосиновой лампы не внёс. Он заявил, что никакой лампы без стеклянного колпака в спальне не запомнил, зато хорошо помнил, что маршал Хэнк Хортон, шедший первым, держал в руках зажжённую керосиновую лампу, которую снял со стены на лестнице (т.е. уже миновав комнату с трупами сестёр). В доме было темно из-за закрытых окон, поэтому освещение было нелишним. Поднявшись в спальню Джозии и Сары Мур, маршал Хортон свою лампу поставил на пол в ногах кровати — более доктор Купер ничего вразумительного по вопросу о перемещении керосиновых ламп внутри дома сказать не мог.

Зато он многозначительно сообщил членам жюри, что убийца закрыл лица жертв уже после их умерщвления (другими словами, удары не были нанесены через ткань). Остаётся только гадать, как доктор Купер пришёл к столь важному выводу, принимая во внимание, что на месте преступления он пробыл меньше прочих членов группы, выскочив из дома примерно на минуту раньше остальных. Самая существенная его помощь расследованию свелась к тому, что доктор признал тот факт, что именно он сорвал самодельную занавесь на окне в детской комнате второго этажа. И тем самым положил начало изменению обстановки на месте преступления.

Керосиновая лампа, которой пользовалась семья Мур. Фотография сделана в музее, созданном ныне на месте преступления. Судьба именно такой «керосинки» без стеклянного дымоотвода наверху, обнаруженной возле кровати сестёр Стиллинджер, чрезвычайно занимала членов Большого Жюри. И не только их. Как станет ясно из дальнейшего, эта лампа могла бы стать ключом к правильному пониманию событий, произошедших в доме Мур, если бы… если бы эта лампа действительно существовала.

Последовавший допрос Джесси Мур (Jessie Moor), жены Росса, прояснению ситуации не способствовал, а скорее, сбил с толку. Джесси была в числе первых, посетивших место преступление, она появилась в доме примерно через два часа после того, как об убийстве стало известно (т.е. около 10 часов утра 10 июня). Джесси была очень аккуратна в своих высказываниях и явно старалась не сболтнуть лишнего.

Она категорично заявила, что ей ничего не известно о врагах погибшего Джозии, а также его бизнесе и финансовом положении. Сэму Мойеру, который, якобы, угрожал убитому, она дала неожиданно хорошую характеристику. По её словам, Сэм всегда оставался очень дружелюбен со всеми членами большой семьи Муров, ни в чём им не отказывал и вообще был очень приятным в общении человека. Она никогда не видела его раздражённым или разгневанным.

Когда один из присяжных усомнился в объективности такой характеристики (видимо, жители Виллиски неплохо его знали), Джесси принялась защищать Сэма. Она напомнила, что тот оплачивал лечение жены и её похороны, однако её сразило упоминание о том, что Сэм Мойер не приехал на похороны старшей дочери и потом даже не попытался разузнать, где именно она похоронена. Джесси, видимо, не ожидала столкнуться с такой осведомлённостью, и лишь пробормотала в ответ, что ей об этих деталях ничего не известно.

Зато ей было известно, где следует искать подозреваемого! По её словам, около двух недель назад одна из дочерей Мойера (по имени Ферн) получила от отца письмо. Судя по штемпелю, письмо было отправлено из Орегона, штата на другом конце страны, на Тихоокеанском побережьи, за 2 тыс. км. от Айовы. Из письма следовало, что Сэм планировал поехать к Гарри Муру, родному брату погибшего Джозии. Гарри вместе с сыном проживал в Небраске — а это уже был штат по соседству. Члены жюри, должно быть, немало оживились, услыхав такую новость, ведь логично было предположить, что после Небраски Сэм Мойер направил свои стопы в Айову. Мог ли он появиться в окрестностях Виллиски незаметно для жителей города?

Из допроса Джесси Мур следовало, что мог, хотя женщина прямо этого не сказала. По её словам, родные брат и сестра Сэма Мойера проживали к югу от города; оба были холосты, так что если бы Сэм надумал остановиться у них, никто бы из посторонних об этом не узнал. Удовлетворившись этим, жюри отпустило Джесси Мур и вызвало на допрос доктора Уилльямса, того самого, который посещал место преступления в числе первых вместе с доктором Купером и маршалом суда Хортоном. Что существенно важное поведал доктор?

Прежде всего, он уверенно заявил, что лица всех без исключения погибших были закрыты либо одеждой, либо постельными принадлежностями. Доктор признал, что активно менял картину на месте преступления поскольку ощупывал следы крови (пытаясь определить насколько они влажны), открывал лица погибших для опознания последних, а также проверял наличие трупного окоченения в различных группах суставов.

Уилльямс твёрдо заверил, что все без исключения окна в доме Муров были закрыты и завешены одеждой. Отвечая на вопрос о керосиновой лампе, Уилльямс заявил, что видел таковую в спальне Джозии и Сары Мур на втором этаже, но кто её там поставил, уточнить затруднился. Он помнил, что кто-то из их группы нёс зажжённый фонарь впереди него, но кто именно — Купер или Хортон — сказать не мог. К тому моменту, когда Уилльямс появился в спальне Муров, поднявшись с первого этажа на второй, лампа уже была загашена и стояла на полу. В общем, показания доктора не только не прояснили ситуацию с таинственной «керосинкой», но скорее запутали картину.

Описывая повреждения трупов [ведь Уилльямс выступал не только как свидетель, но и судебно-медицинский эксперт], доктор сообщил, что бесспорному визуальному опознанию поддавались лишь тела Джозии и Сары Мур. Детей доктор опознать не мог, хотя знал всю семью при жизни — до такой степени были повреждены их черепа.

Уилльямса по меньшей мере дважды спросили о возможном сексуальном надругательстве над кем-либо из погибших, совершенном преступником до, либо после убийств. Допрашиваемый в категоричной форме заявил, что не обнаружил ни одной попытки введения полового органа, либо инородного предмета в полости тел погибших и не заметил никаких следов сексуальных манипуляций [необходимое уточнение — доктора спросили об этом как минимум дважды разные члены жюри].

Дважды повторенный ответ следовало признать исчерпывающим. На долгое время такой взгляд на данную проблему стал официальным, хотя, как увидим из дальнейшего, далеко не бесспорным.

Доктору предъявили топор, найденный в доме Мур [надо сказать, что этот предмет, как и «путешествующая» керосиновая лампа без дымоотвода, также окружён завесой неопределённости. Никто в точности не мог сказать, где именно топор был обнаружен — имеются указания на то, что его нашли на кухне, но существуют и иные свидетельства, согласно которым топор был найден в спальне первого этажа, т.е. там, где находились трупы сестёр Стиллинджер] и поинтересовались, мог ли этот топор явиться орудием убийства? Уилльямс ответил утвердительно, но поспешил уточнить, что мог быть использован и иной острозаточенный предмет: какой именно — не пояснил.

Наконец, свидетель многозначительно рассказал об осмотре туалетных комнат на втором этаже и найденных там вещах. Ничего сенсационного из его уст не прозвучало, Уилльямс лишь заверил, что в туалетных комнатах никак не могли прятаться посторонние, а о принадлежности одежды он ничего определённого сказать не может, поскольку её внимательно не рассматривал. Ему лишь было ясно, что там находились детские вещи. Нельзя не признать, что истинная цена этому малосодержательному рассуждению полушка в базарный день, а ведь исходило оно от одного из самых осведомлённых свидетелей!

И уже под самый занавес доктор Уилльямс с важным видом поведал о поисках следов вокруг дома. Какие именно «следы» он хотел там отыскать — крови, обуви, или, может, стеклянный дымоотвод от «керосинки» — доктор не пояснил. Непонятно что именно он хотел сказать и для чего… Поэтому получилась полнейшая бессмыслица.

Далее перед коронерским жюри предстал Эдвард Лэндерс. Этот свидетель ранее в очерке уже упоминался. Лэндерс остался верен себе и практически слово в слово повторил то, что говорил прежде представителям власти. В воскресенье он Муров не видел, спать лёг около 21 часа, после чего примерно около часа разговаривал с женою, затем заснул.

Примерно в 23:00 Лэндерса разбудили крики в ночи, которые раздались «3—4 или даже 5 раз». Свидетель категорически отверг предположение, будто крики могли издать играющие дети. Никакой тревоги из-за услышанного он не испытал и продолжил спать; о криках вспомнил только тогда, когда стало известно о массовом убийстве в доме Мур. Далее Эдвард повторил свои рассказы о двух бродягах, околачивавшихся в субботу в окрестностях его дома, после чего покинул свидетельское место.

Строго говоря, ничего существенного к уже известным данным Лэндерс не добавил, но в целом его показания следовало признать важными.

Седьмым свидетелем, допрошенным жюри, стал Росс Мур, один из младших братьев погибшего Джозии. Этот человек в силу некоторых причин мог сообщить — по крайней мере, теоретически — весьма существенную информацию. Во-первых, он одним из первых оказался на месте преступления и вошёл в дом, а во-вторых, он был родным братом убитого главы семейства и всю жизнь оставался с ним в прекрасных отношениях. И он действительно сообщил небезынтересные детали, хотя и совсем не те, которых от него ожидали.

Прежде всего, он довольно точно определил время, когда ему позвонила Мэри Пэкхам и сообщила о необычной тишине в доме брата: произошло это в районе 08:15—08:30 в понедельник. Росс быстро прибыл к дому Джозии, обошёл его, заглядывая в щели, окна, закрытые жалюзи, и даже замочные скважины. Во время этого обхода он громким голосом звал по имени каждого из членов семьи, рассчитывая, что кто-то отзовётся. Понятно, этого не случилось.

Также Росс без колебаний заявил, что собственноручно дёргал каждое окно и дверь и потому готов поклясться, что дом был наглухо закрыт. Важное свидетельство! До этого момента никто не мог с уверенностью утверждать подобное.

Открыв одну из двух дверей на веранде принесённым ключом, Росс Мур прошёл в дом и, увидев кровь на кровати в спальне первого этажа, быстро его покинул. Никаких особых деталей он не припомнил и потому ничего ценного по этому вопросу сообщить коронерскому жюри не смог.

В чём Росс был уверен однозначно, так это в отсутствии каких-либо специфических запахов в помещении [речь идёт о запахе хлороформа, поскольку членов жюри чрезвычайно интересовал вопрос о возможном предварительном усыплении хлороформом всех, присутствовавших в доме. Вопрос о «специфическом медицинском запахе» члены жюри задавали всем свидетелям, побывавшим на месте преступления]. Росс Мур без колебаний заявил, что дверь спальни первого этажа, в которой находились тела сестёр Стиллинджер, изначально была закрыта — об этом его спросили на разные лады по меньшей мере трижды.

Росс Мур не помнил топора, якобы, лежавшего на полу спальни первого этажа, хотя маршал Хэнк Хортон утверждал, что топор находился именно там. На вопрос о керосиновой лампе без стеклянного колпака, свидетель ответил, что не видел таковой во время своих перемещений по дому. Надо сказать, что Росс не сумел определить принадлежность предъявленного ему топора и заявил, что вообще не знает, имелся ли в хозяйстве его брата топор.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Кстати, наличие в 1912 г. телефонной связи с фермой, удалённой от Виллиски почти на 7 км., весьма красноречиво свидетельствует о техническом прогрессе США в начале прошлого века. Не следует упускать из вида то, что и сам городок Виллиска с населением менее 3 тыс. человек являлся глубоким захолустьем в самых дебрях Америки, а тем не менее мы видим в нём и автотранспорт, и хорошие дороги, и отделения банков, и почти сплошную телефонизацию. В общем, напрашиваются разнообразные исторические параллели…

2

Речь идёт о том самом Монмуте за западе Иллинойса, где 30 сентября 1911 г. были зарублены топором во сне Уилльям и Чарити Доусон и их 13-летняя дочь Джорджия. Расстояние от Монмута до Виллиски 310 км. по прямой.