Пересекая параллели

Алексей Понтус

История про серийного убийцу со стремлением к возвышению и детектива с тенденцией к разрушению. Всё могло бы и дальше идти своим чередом, если бы в их неявную связь не вмешались внешние обстоятельства. Во имя чего же этот конфликт на самом деле? Закона? Любви к женщине? А может, непризнанного искусства?

Глава 3

Отвратительно утро. По ощущениям похоже на преддверие конца света, но через пару минут ты понимаешь, что не в этот раз, и тебе приходится вставать. Подъём, туалет, ванна, кухня. Все последующие действия тоже уже изрядно доведены до автоматизма. Я думал, что этот цикл будет повторяться изо дня в день до конца отведённых мне часов. Возможно, если доживу до пенсии, он слегка сократится. Хоть какое-то разнообразие. Но что-то внесло свои коррективы.

Я не знаю, зачем я это сделал. Вдвойне неясным это кажется после понимания, что именно в тот момент моя жизнь, наверное, имела самое большое значение. Когда я спрыгнул вниз, на долю секунды это представлялось единственным верным решением, по истечении этой доли, я понял, что это было единственное неправильное решение из всех принятых. В конце концов, есть судьба. Или её нет. В любом случае, есть то, что делает всю твою жизнь уникальной, какой бы она ни была.

Тем самым утром я собирался провести этот день, как и почти все остальные. Точнее, не собирался, но оно всегда так само собой и получалось. Жил я в маленькой съемной дешевой квартире. Поднявшись с кровати, я пошёл в вышеуказанное место, после — душ, какие-то косметические попытки показать себя не таким уж и лишним членом общества, кофе, некоторое подобие завтрака. Брызнув на себя пару капель одеколона, подаренного женой, я в очередной раз пришёл к выводу, что в нём есть небольшой душок нетрадиционной ориентации. После, забрав ключи и всё остальное, что будет иметь для меня важность в этот день, я закрыл дом и вышел на улицу. Там утро казалось ещё более отвратным, чем в момент моего пробуждения. Какой-то подонок с душком моего одеколона поставил машину, перекрыв всю прямую дорогу, из-за чего мне придётся выезжать на некоторое время дольше. Таким разнообразиям моего утра я не особо радуюсь.

Пробки. Если вы бывали в нашем городе, пробки это то, на что просто невозможно не обратить внимание. Утром они способны увеличить время прибытия к чему угодно в разы. Хоть я с ними сталкивался каждое утро, сегодня они вызывали у меня настолько сильное раздражение, что я, наверное, даже сам бы удивился, если бы это самое раздражение не было моим альтер эго.

Честно говоря, я уже и не помню, когда я был на самом деле счастлив, когда я мог назвать себя полностью удовлетворённым, когда в последний раз искренне смеялся. Моя жизнь в последнее время напоминает настоящую задницу, невероятно вонючую и отвратительную. Конечно, у всех бывают чёрные полосы, но моя как-то слишком уж затянулась. Её и полосой то уже не назовёшь, да и чёрная — это уж слишком слабо сказано, моя жизнь это скорее та самая космическая дыра, которая всё затягивает в себя и перемещает неизвестно куда, только не чёрная, как её принято называть, а какой-то цвет, который темнее и бессмысленней. Может быть, он оттенком напоминает то, что вы видите, если в невероятно тёмной комнате, к тьме которой вы ещё не привыкли, и разглядеть что-нибудь не представляется возможным, закрыть глаза. И вот именно то, что будет перед вами, каким-то образом расскажет вам об оттенках моей жизни. Антураж тоже довольно подходящий: комната без единого лучика света, в которой даже с закрытыми глазами ощущаешь, насколько здесь мрачно и пусто.

Если вам всё-таки немного интересно, что же такого творится в моей жизни, я вам могу постараться рассказать вкратце. Не гарантирую, что это будут самые насыщенные минуты в вашей жизни, но всегда приятно послушать, что у других тоже жизнь бывает дерьмом.

Моя жена. Сказать, что я её невероятно люблю, не сказать ничего. Я хочу видеть её каждую секунду своей жизни, хочу дышать ею, хочу ею задохнуться. Когда-то, наверное, она испытывала ко мне схожие чувства, но явно не этот год. Последнее время мы с ней почти не разговариваем, даже банальные для семейной пары разговоры, про планы на вечер, оборачиваются невменяемым скандалом, просто бурей, которая могла бы смести дома. И это невероятно горько, так как даже спустя год практически раздельной жизни мои чувства не ослабли ни на каплю.

Трудно сказать, с чего всё началось. Вероятно, некоторое отношение к этому имеет моя работа, из-за которой я не мог отдавать себя жене настолько, насколько она того заслуживает. А относительно всей моей жизни, рядом я с ней был вообще ничтожное количество прекрасных мгновений. Однозначно, она знала, что мне хотелось бы это изменить, потому странно, что даже те ничтожные часы, которые я старался вырвать для неё, она ничуть не ценила, а воспринимала, как лишний повод поднять какую-то ненужную тему для очередной ссоры.

Друзья говорили, что у неё мог появиться любовник. Но знаете, моё сердце настолько сплелось с её, что я просто не мог в это поверить, да и не верю, я знаю, что это не так. Я не зря сказал про сердце, в моих чувствах я ещё с нашей свадьбы научился понимать малейшее колебание её настроения, которое непременно переходило и ко мне. Будь то мельчайшая улыбка секундной радости, которая давала мне запал на целый день, или огромное разочарование, которое обременяло меня страданиями на недели.

Полтора года назад умерла её мать. Для неё это был просто огромный шок, у любимой начались проблемы со здоровьем и исчез аппетит. Она чрезмерно похудела за то время, стала мрачнее той самой комнаты, в которой находится моя жизнь. Я пытался её успокоить, как мог, задаривал подарками, взял отпуск на работе, чтобы постоянно быть рядом, но больших результатов это не принесло. Наоборот, постепенно она становилась всё более раздражительной и молчаливой по отношению ко мне. Удивительно, что спустя полгода она вроде бы начала приходить в себя, стала видеться с подругами, стала более общительной с посторонними людьми и с коллегами, но не со мной. Я никак не мог найти оправданий этому, и чтобы хоть как-то отвлечься, я начал больше времени проводить на работе, даже оставаться там по ночам, периодически начал выпивать. Я видел её безразличие ко мне, которое подогревалось моими чувствами, и в её взгляде на меня обрушивались просто волны, волны из плавленой стали, которые до невозможности обжигали меня и впивались мне в сердце, а после охлаждались и застывали там навсегда. Рабочие будни помогали как-то остыть, забить голову другими проблемами и не видеть этих глаз, которыми раньше я мог наслаждаться безостановочно.

Кстати о работе. Хоть я и старался забыться в ней, не сказать, что у меня там всё было гладко. Пять лет назад я был одним из самых выдающихся детективов в округе. Мне прочили прекрасную карьеру и даже славу. Может быть, вы помните дело того насильника? Тот, которым пестрили все заголовки газет, уже не помню, сколько лет назад? Этот больной на всю голову подонок ворвался в дом, где жила семейная пара с ребёнком, зарезал их и умудрился ещё изнасиловать жену, которая в тот момент была ещё жива. Так вот, это именно я его нашёл. На их заднем дворе был найден окурок, который по какой-то неведомой случайности оказался из редчайшего табака. На этот окурок никто не обращал внимания, и мне просто невероятно повезло, что среди зарослей кустов я его нашёл, при этом хозяева, как известно, не курили. Этим самым табаком незаконно торговал один тип, который за то, что мы его не трогали, сливал нам всю известную ему информацию о наркотиках и их поставщиках. Спустя часы детективной суеты, с его помощью мы определили любителя экзотики, при этом он добавил, что подозреваемый был чертовски дерганный и нервный, и когда мы ворвались к нему в дом, мы поняли, что не прогадали. Этот самый псих лежал на кровати под смесью мескалина и кокаина. В шкафу мы нашли нож, которым он жестоко расправился с бедной семьей. Когда насильник пришёл в себя, он уже был в участке, где самые жестокие прогнозы относительно его участи казались недостаточно справедливыми.

Наверное, мне всё-таки повезло. Но после ещё пары раскрытых дел шеф проникся ко мне глубоким уважением. Я даже сам начал верить, что всё пойдёт только в гору. И тут шанс. Шанс, который мог обеспечить мне всемирную славу. Тот самый золотой шанс, ради которого тысячи юнцов идут в эту профессию, и, в общем-то, шёл и я. Объявился настоящий маньяк, который мог бы дать фору самому Джеку Потрошителю. Сперва его убийства приписывали разным людям, но спустя пару последующих тел, стало очевидно, что всё это сделал один человек. Тогда он поднял дикий переполох не только у нас в городе, но и по всей стране. За это расследование желал взяться каждый детектив, так как при его раскрытии ты мог выйти в ранг одного из самых выдающихся деятелей нашей сферы. Повезло мне. Я был счастлив, мне казалось, что я почти достиг пика, я загорелся работой. Мне завидовали, но я этим не прельщался, я знал, что смогу разоблачить этого типа, и для меня это было сравнимо с покорением мира.

Однако, падать с этого пика было невероятно больно. Уже как четыре года я практически не продвинулся ни на шаг, тогда как он за это время совершил около пятнадцати убийств. При этом каждое последующее становилось всё более жестоким и изощрённым. А хоть какие-то новые наводки отсутствовали. У нас имелось около ста тридцати семи предполагаемых подозреваемых, у нас были ориентировочные орудия убийства, психологический портрет. Но разве этого достаточно, чтобы обнаружить человека, у которого в выборе жертв нет никакой закономерности. Судя по местам преступлений, можно было сказать, что своими работами он хотел что-то сказать, но этот смысл не всегда было легко уловить, а зацепиться за него тем более. Очевидно, что свои убийства он разыгрывал как представление, значит, ему хотелось внимания, славы. И он её получал. Сразу после его очередной жертвы появлялись тысячи газет и сотни шоу, посвященных его злодеяниям. Повсеместно можно было почуять страх, люди начинали не доверять ближним и боялись выходить на улицу. На общем быте это не отражалось, но часто, когда речь заходила о нём, в воздухе висело просто невероятное напряжение. Интересный факт: в это время количество разводов повысилось на три процента.

Единственная польза, что была от меня за это время, это то, что я раскрыл пару его подражателей. Понимаете, СМИ знали, что он всегда оставляет фотографию своей жертвы на месте убийства, но они не знали, что всегда ещё поблизости лежит пакет с отходами после его работы. Когда малоопытные полицейские находили его, их завтрак непременно в то же мгновение оказывался где-то поблизости. За эту чистоплотность в наших кругах его прозвали «чистильщик» или «мусорщик». Газеты его назвали каким-то там художником, но по отношению к нему это звучало убого. Так вот, так как про эти пакеты с подарками, кроме непосредственно нас, никто не знал, определять подражателей было довольно просто. Подумайте сами. Вам не нравится ваш босс, который вам не даёт заслуженного повышения или ущемляет с деньгами. Если вы нормальный человек, вы можете просто уволиться и найти другую работу. Но если вас довели, в вашем мозгу может возникнуть мысль избавить от него. Признаться, подобные мысли возникали у большинства населения нашей планеты в отношении неприятных вам людей. Однако если у вас настоящие проблемы с головой, вы можете даже попробовать реализовать это. Ещё вы можете подумать, что логично было обставить это так, будто это сделал другой ныне обсуждаемый убийца. В общем-то, аналогичные случаи были и у нас. Например, один клерк зарезал своего босса и засыпал его горой напечатанных денег. Так же он не поленился сфотографировать результат своей работы и оставить снимок нам. Подделка была раскрыта практически сразу, и благодаря показаниям его коллег этот плагиатчик был обнаружен через пару дней. Он признался, что вдохновлялся именно работами «мусорщика».

К сожалению, таких примеров достаточно. Их раскрытие хоть и позволяет мне остаться на работе, но когда где-то находится настоящий монстр, не сказать, что они меня очень уж удовлетворяют. Стоит ли говорить, что результаты моего основного дела моё начальство не очень устраивают, потому речи о возможной передаче дела ходят всё чаще.

Я осознаю, что рассказанные мной проблемы могут вам показаться не самыми ужасными поводами, из-за которых можно ненавидеть свою жизнь. Вы можете даже сказать, что где-нибудь в Африке голодают целые поселения, где-нибудь в Европе происходит постоянное насилие над жёнами, где-нибудь ещё господствует детский труд. Я понимаю. И ни в коем разе не преуменьшаю ужас всего этого. Однако, все выше описанные проблемы — это мои проблемы, проблемы, которые не позволяют мне жить. Отсутствие взаимопонимания дома, безразличие любимого мне человека и крайне низкие успехи на работе делают мою жизнь пустой, безрадостной и крайне мне отвратной. Я не эгоист, но если мои неудачи лишают меня попросту смысла жизни, я не могу не преуменьшать их значимости, даже в сравнении с основными бедами нашей эпохи.

Когда я наконец добрался до работы, мой пессимизм и негодование по поводу реалий, окружающих меня, только увеличились. Я уже привык получать сомнительное удовлетворение от моих будней. Макс, мой коллега и отличный детектив, который был меня старше на лет десять, и я могу смело сказать, что отчасти вдохновлялся его работой, приметил меня, резко встал со своего места, протянул мне руку и сказал слегка обеспокоенным тоном:

— Слушай, Дмитрий сегодня явно не в духе и просил найти тебя. Я бы на твоём месте не попадался ему на глаза хотя бы до обеда.

В каком-то смысле последние несколько месяцев это было наше неофициальное приветствие.

— Чёрт. Спасибо, что предупредил. Но меня так достало играть с ним в прятки, что я сам к нему наведаюсь.

Не знаю, что на меня нашло, но у меня с утра было дерьмовое настроение, и сделать его ещё хуже казалось просто необходимым.

— В любом случае, не говори, что ты опоздал. И тогда уж поторопись.

Я сделал одобряющий знак бровями и выдвинулся по направлению к кабинету начальника. Мой шеф, Дмитрий Строк, родился где-то в российской глубинке. Жизнь в бедных районах и участие в уличных группировках сделали его человеком жёстким, но справедливым. Я искренне его уважал, возможно, какие-то схожие чувства он испытывал и ко мне, но в последнее время у нас что-то явно не ладилось. Не сказать, что я не знаю истинной причины этого.

Я постучал в его тяжёлую дверь и, недождавшись ответа, зашёл. Дмитрий сидел и что-то писал, когда я появился, он даже не глянул в мою сторону. Кажется, шеф и вправду не в лучшем расположении духа. Он заговорил, даже не подняв головы:

— Где ты был? Я тебя уже около получаса жду.

— Я опоздал. Пробки, сам знаешь. Мне жаль.

Он оторвался от бумаг, выпрямил спину и посмотрел мне прямо в глаза.

— Пробки? Ты меня за идиота держишь? Или ты сам идиот? Ты работаешь тут не первый год и во всём обвиняешь пробки? Даже те, кто здесь первые месяцы работают, придумывают лучшее оправдание. Неужели ты до сих пор не научился выезжать, как следует, чтобы эти самые «пробки» не способствовали твоему опозданию.

— Тогда давай обмолвимся, что я проспал. Я вчера допоздна был тут, хотя ты и сам это знаешь.

— Знаю. Но ты был здесь во внерабочее время. Им ты можешь распоряжаться как угодно, но в рабочие часы уж постарайся быть здесь.

— Хорошо, шеф, я понял. Если ты меня хочешь дальше отчитывать как школьницу, я лучше пойду. Мне вроде как работать надо.

Не знаю почему, но иногда я с ним общался, будто мы дружим уже много лет. Возможно, я иногда и вправду так считал.

— Где твоя работа? Покажи мне! То, что ты просматриваешь разные фотографии по сотне раз? Или что-то там, чёрт тебя подери, рисуешь?

Последнюю фразу он сказал громко, на самом деле громко. Потом замер на несколько секунд, смотря прямо на меня, а после снова принялся писать.

— Слушай, Ник, я понимаю, что у тебя сейчас всё не очень, и знаю, что ты пытаешься всё исправить. И ладно я, я готов дать тебе сколько угодно времени. Но начальству срочно нужны результаты, и нужны прямо сейчас.

Мне надоела эта бессмысленная беседа, все реплики которой я уже заучил наизусть.

— Дмитрий, при всём уважении, не мне тебе рассказывать, что мы тут не пирожки печём. Мне просто нужно время. Ещё немного времени. Так и передай начальству. Я кое-что нащупал.

Ничего я не нащупал.

— Может, ты наконец яйца у себя нащупаешь? Твою мать, что с тобой стало? Посмотри на себя! Когда-то я ждал только повода, чтобы упомянуть о тебе. Теперь же моё новое хобби это придумывать тебе оправдания и увиливать от вопросов. Пошел прочь. Ник, вечно это продолжаться не может. Иди.

Я и сам это знал. Всё пошло к чёрту уже давно, и я сам не понимаю, как Дмитрий мог тянуть меня так долго. И если раньше я мог сказать ему хотя бы спасибо, теперь мне приходится вести себя как дерзкий ученик в разговоре с учителем, дабы показать свою псевдовзрослость. Не о такой взрослости я мечтал. И, вправду, что со мной стало.

Перед выходом я хотел сказать нечто вызывающее, но вовремя сдержал себя. Всё же иногда я мог себя контролировать. К тому же, задерживаться в этом кабинете мне не хотелось. Знаете, при всей моей грубости, я все же очень доверял шефу и знал, что наступит время, и между нами все образумится. Звучит как исповедь бывших любовников. Особенно забавно, что в нашем «любовном» треугольнике был третий, который о нас абсолютно не знал. Да и мы тоже, чего уж там. Ладно, как-то это слишком ненормально звучит.

Захлопнув дверь, я закурил. Сразу же возле меня оказался Макс. Я не стал ждать его стандартного вопроса и сразу же сказал:

— Я в бар, ты со мной?

Обычно в таких случаях он любил мне почитать нотации, но после в любом случае соглашался. Сейчас же он несколько секунд посмотрел мне в глаза, после громко выдохнул, захватил куртку и пошёл за мной следом. Через пару минут мы уже ехали на моей машине. Интересный факт: пробок в сторону бара практически никогда не было, в отличие от дороги в направлении участка.

Почти весь, хоть и недолгий, путь, мы ехали молча. Через некоторое время мой уважаемый коллега, который, казалось, иногда надевает маску шефа, решил, дабы не терять марку, слегка образумить меня. Как они ещё не поняли.

— Слушай, Ник, я знаю, мы с тобой не самые благочестивые люди, и место на Елисейских полях мы вряд ли заслужили, но какого чёрта с тобой происходит? В последнее время ты переходишь все границы, я сам тебя не узнаю. То, что раньше начиналось как развлечение без всякого умысла, сейчас напоминает какой-то сраный беспредел. Твою мать, может, пора завязать? Я знаю, ты сможешь. Мы сможем.

Последние слова прозвучали таким жалобным голосом, что меня чуть не вырвало. Снова же, я не хотел отвечать, так как знал все последующие реплики, потому просто попробовал сделать безразличный тон и сказал:

— Позже обсудим.

Кажется, голос слегка дрогнул. Дьявол. Не всегда так просто держать маску бессердечного типа. Хотя иногда я начинал думать, точно ли это просто маска. В любом случае, Макс это заметил, очевидно, сделал для себя выводы о какой-то внутренней победе, посмотрел на меня ещё пару секунд, после отвернулся и молча старался делать вид, что приметил нечто интересное за окном. Такая немая сцена длилась до самого конечного пункта назначения.

Макс был прекрасным парнем. Почему-то у него было три любимые рубашки, которые он менял каждый день по очереди. Как шутка, иногда можно было отсчитывать дни по его рубашкам, система работала как часы. Объяснял он это упорядоченностью и удобством, плюс ко всему рубашки не требовалось часто стирать. В детстве он воспитывался на военных фильмах, где, казалось бы, рассказывается об ужасах смерти и бойни, он же воспринял это как повод для доблести и геройства. Надо сказать, вся эта наивная подростковая романтика осталась в нем и сейчас, только решил он в один момент стать почему-то копом. Знаете, многие из нас в детстве хотели стать солдатами, уйти в полицию, только, мать его, с первыми лобковыми волосами обычно вся эта чертовщина перерастает в нечто более практичное, или даже не практичное, а переосмысленное. Макс же, несмотря на очевидную половозрелость, остался себе верен до конца, и сейчас мы имеем парня, которому уже чуть больше сорока, а, по сути, ребёнка-переростка, который всё так же считает полицию местом для храбрецов и потенциальных героев. В этом стоит отдать ему должное. И, может быть, оно всё так и было бы, если бы в определённый момент что-то не сломалось. Так часто бывает. Вроде бы всё идет как надо, но вдруг что-то ломается. И, кроме как внезапной поломкой, по-другому объяснить это не получается.

Обычно у всех потенциальных защитников чести и справедливости так и бывает. Все объясняется случайной поломкой. Ты живёшь в надеждах, раздумываешь стать музыкантом, футболистом, может, даже банкиром, в конце концов, наверное, стараешься идти к этому, что-то понять, но вдруг «бах!», что-то начинает идти не так, детали механизма заработали не как раньше, ритм стал не тот, да и появился какой-то еле слышный скрежет, который постепенно становится всё громче и громче. И ты понимаешь, что всё стало как-то по-другому. Что ритм, хоть и другой и не такой выразительный, довольно-таки постоянный и уверенный. Да и к скрежету, при всей своей диковинке и очевидных неполадках, можно привыкнуть. Обычно наиболее тупые из нас начинают объяснять всё это таким практичным словом, как взросление, когда, мол, приходит опыт и нам необходимо что-то ритмичное, что-то, якобы, осмысленное, когда предыдущие мечты становятся синонимом слову «детские фантазии». И ты пытаешься что-то кому-то доказать, убедить, но скрежет внутри них, который в разы громче твоего, не позволяет услышать тебя. Самое интересное, что те, кто догадается хотя бы попробовать починить детали, смазать шестерёнки, часто добиваются успеха. Но вы даже представить себе не можете, какому малому количеству людей приходит это в голову.

Про себя могу сказать, что у меня тоже произошла поломка, но в немного другом смысле. В детстве я был ребёнком с довольно банальной ролью неуверенного юнца с большой тягой к знаниям. В старшей школе так случилось, что круг моего общения слегка поменялся, а точнее попросту появился, и, соответственно, моё времяпрепровождение тоже изменилось, и далеко не в лучшую сторону. А когда в один момент стало ясно, что всё зашло слишком уж далеко, было уже поздно, в колледж я не попал, и как-то постепенно пришла мысль, что полицейская академия не такой уж и плохой вариант. Благодаря какой-то давно приобретенной разумности у меня стало что-то получаться. Я не знаю, что было бы, если бы я не дал своей жизни возможность пойти под откос. Но в какой-то момент меня проела ржавчина, вирус, если хотите, называемый современным миром. И при всём желании не заразиться им, в попытках спрятаться и оградиться, вирус оказался настолько сильным, что в итоге просто сломал меня. Безвозвратно.

И вот встретились мы, сошлись на жизненном пути, один исправный, но со слегка неправильно настроенным механизмом, и я, испорченный ржавчиной настолько, что предыдущая настройка уже и не распознается. В кино такие дуэты принято называть «хороший-плохой полицейский». Наш бы я назвал «хороший-никакой полицейский». Не хочу объяснять, почему.

Как только мы зашли в бар и я уже был почти возле стойки, мысленно смакуя следующие несколько глотков, тут же раздался пронзительный звонок. По ощущениям он был как громкий будильник после трёхчасового сна. Вздрогнув и поспешно сняв трубку, даже не глянув на его отправителя, я сразу услышал голос шефа, который без лишних формальностей сказал холодным, безэмоциональным голосом:

— Это снова он.