Шестая койка и другие истории из жизни Паровозова

Алексей Моторов

“Шестая койка и другие истории из жизни Паровозова” – долгожданная третья книга Алексея Моторова, автора знаменитых воспоминаний о работе в московских больницах на излете советских времен. Первая его книга “Юные годы медбрата Паровозова” стала бестселлером и принесла писателю-дебютанту Приз читательских симпатий литературной премии “НОС”. Затем последовало не менее успешное “Преступление доктора Паровозова” – продолжение приключений бывшего медбрата, теперь уже дипломированного хирурга, работающего в Москве в дни октябрьского путча 1993‑го. В “Шестой койке” Алексей Моторов, мастер безумных и парадоксальных сюжетов, вспоминает яркие моменты своей жизни, начиная с самого раннего детства. В свойственной ему неподражаемой манере он рассказывает о себе и своей семье, о взрослении на фоне брежневского застоя, о событиях недавнего прошлого и, как всегда, веселит читателя невероятными, но подлинными случаями из повседневного больничного быта. И, конечно, здесь снова действует незабываемый медбрат Паровозов собственной персоной.

Сертификат с желтой полосой

Л. А.

Вернувшись из Сирии, дядя Леня первым делом решил развестись.

— Ну уж нет! — узнав об этом, сказала мама. — Больше я в нашей семье безотцовщины не допущу!

Насчет безотцовщины — она имела в виду меня.

Мама развелась годом раньше и поэтому решила встать на защиту целостности семьи младшего брата. — Люся, не переживай! Никуда он не денется! — подбадривала она жену дяди Лени. — Ленька просто давно тебя не видел! Отвык за год от дома.

Мне-то, наоборот, казалось, что разводиться стоит тогда, когда видишь тетю Люсю ежедневно.

— Представляешь, Ленька там встретил женщину! — рассказывала кому-то мама по телефону о сирийских приключениях дяди. — Она, как и Ленька, геодезист. Ее зовут Венера!

— Интересно, у нее руки на месте? — тем же вечером поинтересовался я. — У Венеры этой?

— Руки? — удивилась мама, она забыла о моем увлечении античной скульптурой. — Не знаю. Говорят, у нее ноги толстые.

У тети Люси ноги тоже были будь здоров. В далекой Сирии дядя Леня решил не изменять своим пристрастиям.

— Люся! — в очередной раз говорила мама. — Делай вид, что ничего не происходит! Нужно жить, как жили, тогда Ленька точно никуда не уйдет!

По моим наблюдениям, дядя Леня особо и не спешил. Прямо из аэропорта он прибыл в свою квартиру и вот уже вторую неделю покидать ее не собирался. Дядя Леня невероятно гордился, что именно с его балкона сняли тот вид на Крымский мост, который показывали в самом конце программы «Время», когда под красивую мелодию там шел прогноз погоды. Вряд ли у Венеры с толстыми ногами открывался такой вид из окна.

— Представляешь, у этой Венеры, оказывается, есть муж! — говорила по телефону мама. — Это очень хорошо! Надеюсь, он не даст ей развода!

Действительно, пауза затягивалась. И хотя дядя Леня продолжал настаивать, что его уход к Венере дело решенное, дни шли, но ничего не менялось. Он торчал дома и с Венерой общался лишь посредством телефона. А в один из выходных дядя Леня и тетя Люся нас с мамой пригласили в гости.

Дядя Леня с гордым видом водил нас по трем комнатам квартиры, где на всех кроватях штабелями были разложены его сирийские трофеи. Мама брала в руки многочисленные блестящие вещи с нерусскими буквами, охала и ахала. Я тоже вежливо трогал все подряд, больше всего меня поразила огромная стопка фломастеров от пола до подоконника, в каждой упаковке по двадцать четыре цвета. Таких в нашем классе не было ни у кого. На месте дяди Лени я бы подарил мне именно эти фломастеры, тем более вот у него их сколько.

Затем нас усадили за накрытый стол. Главным блюдом была югославская ветчина из большой жестяной банки. Ее недавно начали кругом продавать, и за ней сразу выстраивалась очередь.

За обедом сначала долго обсуждали эту ветчину, затем сравнивали ее с микояновским окороком, затем стали говорить про колбасу «сервелат» и буженину, а потом перешли на говядину и свинину.

То, что про еду можно говорить бесконечно, я узнал лишь недавно. Раньше, когда мы жили с отцом и его родителями — бабушкой Людой и дедушкой Яшей, там все больше говорили про книги и фильмы. И мама тогда тоже говорила про книги и фильмы. А сейчас, видимо делая приятное дяде Лене и тете Люсе, она решила говорить исключительно про еду.

Тем временем дядя Леня принялся рассказывать, что в Сирии он каждый день ел мясо. И если перевести на наши деньги, то в день он тратил на мясо не менее трех рублей.

Мама качала головой, а тетя Люся ахала и прикладывала руку к груди. Дядя Леня, воодушевившись, продолжал, что если бы он экономил на еде, как остальные в их группе, то привез бы не только вдвое больше барахла, но и сертификатов для покупок в магазине «Березка».

— Зачем же так было транжирить, Ленька! — воскликнула мама. — Сдалось тебе это мясо!

Тетя Люся за спиной дяди Лени подошла к шкафу и принялась крутить пальцем у виска и капать себе в рюмку валокордин.

После чая я все ждал, что дядя Леня начнет вручать нам с мамой подарки, так всегда делал, приезжая из-за границы, старший брат моего отца дядя Вова. Но вместо этого дядя Леня уселся перед телевизором смотреть хоккей, то и дело покрикивая на маму с тетей Люсей:

— Тише, не видите разве, «Спартак» проигрывает!

Тетя Люся делала страшные глаза, зажимала ладонью рот и громким шепотом сквозь пальцы его успокаивала:

— Хорошо, хорошо, папусик! Мы молчим, молчим, ты, главное, не волнуйся.

И, подмигивая, кивала маме. Мама кивала в ответ. Я понимал их бессловесный диалог: пусть делает что угодно, лишь бы это отвлекло его от Венеры и ее толстых ног.

В доме дяди Лени команда «Спартак» занимала второе место в разговорах после еды. За «Спартак» в знак солидарности болели и тетя Люся, и их сын Денис. Они даже знали по именам и по номерам всех игроков, и мне было неловко перед ними за свое невежество. Ничего, я тоже со временем все буду знать. Просто раньше мы ни о чем таком не говорили, а дед Яша и баба Люда наверняка ни о каком «Спартаке» и не слышали, ну кроме романа Джованьоли и балета Хачатуряна.

— Люся, я поняла, как удержать Леньку! — торжественно произнесла мама на кухне. Тетя Люся мыла посуду, а мама вытирала. — Надо постоянно напоминать, что у него есть семья! Вот что я придумала! Давай Алешка будет к вам заезжать. Пусть с Денисом в кино сходит, в музей. Ему же все равно делать нечего.

Никто даже не думал поинтересоваться, как мне такое предложение, тем более что у меня были занятия в слесарно-механическом кружке, к тому же я в школу-то добирался через пол-Москвы, но судьба моя с той минуты была решена. Мама была из тех, кто истово следовал собственным бесконечным идеям.

Правда, когда мы ехали обратно, я попытался узнать у нее, какая именно причина мешает дяде Лене почувствовать, что у него есть семья. Ладно, он нам с мамой ничего не подарил, но и своим родителям, дедушке Никите и бабушке Ане, не привез даже копеечного сувенира.

— Что ты к нему прицепился? — в своей манере оборвала меня мама. — Дай ему пожить наконец по-человечески!

Наверное, она имела в виду, что дядя Леня вечно влипал в какие-то истории. То в таежной экспедиции, где он командовал, техника застрянет в болоте, то со склада в Москве пропадут овчинные тулупы, за которые он расписался, и по этим причинам у него постоянно высчитывали деньги из зарплаты. Но мама опять повернула все так, будто именно я мешал человеческой жизни ее брата. Честно говоря, дядя Леня меня особо и не волновал. Дело было в его жене тете Люсе.

Мама по страшному секрету рассказывала, что маленькую тетю Люсю нашли подле разбомбленного эшелона в самом начале войны и вскоре ее удочерила одинокая портниха, женщина хмурая, сварливая и очень жадная. Спустя годы они стали так походить друг на друга как по характеру, так и внешне, что я их еле отличал, несмотря на разницу в возрасте.

С мамой тетя Люся училась в одном классе, пока ее не оставили на второй год. А уже в этом классе учился дядя Леня, который сразу влюбился в нее и ночами повадился обрывать ради нее тюльпаны на клумбах в Александровском саду под стенами Кремля.

Не было случая, чтобы тетя Люся не сказала гадость про маму, про дедушку Никиту и бабушку Аню. Но делала она это только тогда, когда те ее не слышали. Меня она никогда не стеснялась, уверенная, что по малолетству я ничего не понимаю.

Придет, бывало, на бабушкин день рождения — я тогда еще карапузом был, — и давай тосты произносить:

— Анна Ивановна, вы мне второй матерью стали, дай бог вам здоровья, живите до ста лет!

Потом подхватит стопку грязной посуды и на кухню отправляется. Грохнет там эти тарелки на стол:

— Да сколько ты будешь тут небо коптить, ведьма старая! Давно пора уж жилплощадь освобождать!

Подарит мама Денису ко дню рождения красивый костюмчик, тетя Люся благодарит, чуть ли не поклоны бьет:

— Татьяна, вот спасибо так спасибо! И где ты только достала такую прелесть! Денисик теперь как принц у меня будет.

Зайдет в комнату, швырнет этот костюмчик на диван и сквозь зубы процедит:

— Могла бы единственному племяннику и денежку положить в придачу, уж не обеднела бы!

Но больше всего тетя Люсе не нравилось, когда дедушка Никита при ней радовался моим успехам.

Дед Никита был человеком простодушным. Из двух своих внуков он явно выделял меня и даже не собирался этого скрывать. Наверное потому, что мама была его любимицей, а может, и потому, что Денис, невероятный жмот и врунишка, был точной копией тети Люси.

Однажды, когда дед Никита принялся рассказывать, что я в свои четыре года могу прочитать любой текст в газете или книге, тетя Люся выскочила из-за стола, схватила Дениса за руку и поволокла за собой прочь. Она даже дверь на лестницу за собой не стала закрывать, вылетев из квартиры как ошпаренная.

— Только и может, что своим дитенком хвастаться! — услышал я ее голос уже с первого этажа. — Ничего, Денисик, ничего, мой сладкий, и ты будешь у меня читать не хуже, чем этот.

Она сказала вроде не «дитенком», а какое-то другое слово, я не расслышал, какое именно, но было понятно, что слово, скорее всего, обидное, вот почему я это тогда запомнил.

И я был уверен, что тетя Люся уж точно не будет рада моим приездам, чего доброго, и на порог меня не пустит. Но беспокойство мое было напрасным.

При первом же моем появлении она просто светилась от счастья.

— Леня, Леня! — закричала она, лишь я показался в дверях. — Смотри, кто к нам приехал! Алешечка приехал!

Я еще копался у вешалки, а тетя Люся уже призывала:

— Алешечка! Проходи в комнату, поешь с дороги!

А когда я сидел за столом, она все хлопотала, накладывая мне лучшие куски, и приговаривала:

— Вот, Алешечка, чаек, вот кофеек, ветчинка! Конфетки бери, вареньице не забывай да маслом хлебушек мажь, не стесняйся!

Оказалось, что тетя Люся вовсе не злая и жадная, а, наоборот, добрая и щедрая и меня любит, да и маму мою. А что она меня назвала каким-то там «дитенком», так это было давным-давно, тут дедушка Никита сам виноват, не надо было ему при Денисе меня хвалить, это невежливо. А потом, у нее жизнь вот какая нелегкая, с самого детства. Эшелон, где она ехала, разбомбили, на второй год в школе оставили, а теперь дядя Леня и вовсе собрался от нее к Венере уходить.

И даже ее приемная мать, старуха-портниха, не ворчала, по своему обыкновению, что им самим нечего есть, что впору на паперти стоять, а не гостей принимать, и хоть и поглядывала неодобрительно, но сидела молча.

Вот так я стал проводить время с Денисом, как велела мама. Мы с ним начали с кино и пересмотрели бесчисленное количество фильмов. Фильмы были отличные, и «Москва — Кассиопея», и «Отроки во Вселенной», и «Земля Санникова». Но больше всего мне понравились комедия «Великолепный», от которой я смеялся так, что начал икать, и румынский фильм «Взрыв» про пожар на корабле с грузом селитры на борту.

Во время фильмов Денис часто задирался к парням, что сидели рядом, обещая разобраться с ними после сеанса. Если они поджидали нас на выходе, он радостно объявлял, подталкивая меня вперед:

— Сейчас будете драться с моим старшим братом!

Таким образом досуг культурный у нас сочетался со спортивными состязаниями. Еще я пробовал таскать Дениса по музеям, но если в Зоологическом, как и в Дарвиновском, он еще проявлял хоть какой-то интерес, то в моем любимом — изобразительных искусств на Волхонке, Денис явно зевал и маялся от скуки. А больше всего ему по душе пришелся музей Вооружейных Сил. Я как-то вдруг догадался, что его нужно вести именно туда, и не ошибся.

Тетя Люся неизменно была мила и любезна и постоянно снабжала маму отчетами — как обстоят дела на семейном фронте, каким замечательным братом для Денисика я оказался, как я его развиваю, — не забывая сообщать главное — что происходит между дядей Леней и Венерой. И по всему выходило, что телефонные звонки разлучнице хоть и продолжаются, но интенсивность переговоров с каждой неделей явно ослабевает. Мама была довольна, все шло по плану, поэтому она выделяла мне средства на развлечения с завидным постоянством. Денег и так было полно, а тут еще дед Никита, решив стимулировать мой интерес к учебе, стал выдавать мне за каждую пятерку в дневнике ни много ни мало — целый рубль. Деваться некуда — я принялся зарабатывать нешуточные капиталы, став через месяц круглым отличником по всем предметам от физкультуры до природоведения.

Конец ознакомительного фрагмента.