Что позволено Зевсу… (сборник)

Алексей Мефодиев, 2010

Художественные произведения повествуют читателю о красочных перипетиях судеб героев нашего времени. Образы, взятые из реальной жизни, вызывают острый интерес. Непредсказуемые сюжеты, затрагивающие социальные и нравственные аспекты, интригуют, позволяют взглянуть на обыденность с самой неожиданной стороны, давая читателю богатую пищу для размышлений. В чем кроются причины поступков героев захватывающих рассказов? Какие ловушки готовит им судьба? Чем обернутся для них обстоятельства, уготованные жизнью? Ответы на эти вопросы читатель найдет, перелистывая страницу за страницей книг, представленных на сайте. Легкий слог и образный язык произведений позволяет «на одном дыхании» перечитывать рассказы Мефодиева.

Столичная штучка

Как-то раз после полудня зазвонил мобильный телефон сантехника Степана Клюева. На улице не первый день стоял июньский зной. Маленькая полуподвальная комнатка ЖЭКа, где Клюев обычно проводил рабочее время в ожидании вызовов на объекты, напоминала парную. И не мудрено: солнце начинало светить в окно сразу после одиннадцати и скрывалось за соседним домом только под вечер, когда и без того пора было идти домой. Духота становилась особенно нестерпимой на третий — четвертый жаркий день к ряду, когда блочные стены дома разогревались в течение дня и за ночь не успевали остыть. Сейчас как раз был такой случай. Несмотря на это, Клюев всегда с неохотой шел на вызовы, предпочитая безделье в жаркой комнатке работе. Да и ради чего было гнуть спину, спрашивается?

Клюеву было слегка за тридцать. Он давно для себя усвоил, что переработки, как и тяжелая работа вообще, больших денег не приносят. Ну заработает он еще сотню — другую, и что? Горбатиться, чтобы жена его, Клавка, себе юбку еще одну купила? Не — и так походит. Юбка у нее уже есть. А на что другое все равно не хватит.

«Вот если бы на квартиру заработать можно было, так чтобы переехать из «однушки» хотя бы в «двушку», — размышлял сантехник, глядя из цокольного этажа на раскаленный асфальт, — это еще куда ни шло. Или машину, хоть, купить. А так — не. Ну их».

Телефон продолжал звонить.

«Кого это еще черт несет? — подумал сантехник. — Как бы не вызов срочный оказался. Еще переться мне под конец рабочего-то дня невесть куда не хватало».

Он уставился на дисплей аппарата в потугах разобрать номер вызывающего абонента. Номер казался ему незнакомым. По идее, если на срочный вызов, то должны были звонить по городскому. С другой стороны, он уже специально пропустил несколько звонков с городского часа два назад, и теперь это могло звонить его начальство, чтобы принудить его к работе. Подумав немного, Клюев все же поднес аппарат к уху.

— Але, — сказал он настороженно.

— Степка, Степан! Привет! — зажурчал в трубке высокий женский голосок.

— Здорово, — недоверчиво пробасил Клюев.

— Ну как ты, Степка? Как поживаешь?

— Да все путем.

— Какой ты немногословный! Расскажи поподробнее! Ты всегда букой был!

— Да путем все, я же говорю, чего рассказывать-то? — настороженно басил Клюев.

— Ты меня не узнаешь, что ли?

— Катенька, — неуверенно произнес Клюев, — ты, что ли?

— Ну наконец-то, узнал! А то кто ж еще?

— Катенька! — оживился Клюев, — вот здорово, ты где?

— Где, где? В Самаре!

— Как в Самаре?

— Вот так, Степка. А ты что ж, не рад мне?

Степка был Катеньке очень даже рад. Она приходилась Клюеву дальней родственницей, то ли троюродной, то ли четвероюродной сестрой. Он всегда путался в мудреных категориях родства. Катенька была младше его на несколько лет. Сейчас ей должно было быть около тридцати. В детстве и подростками они проводили вместе много времени на школьных летних каникулах в деревне у бабушки. Дом стоял на берегу Волги. Там было здорово. В остальное время они меньше виделись, потому что жили на противоположных концах Самары. Потом Клюев ушел в армию, а когда вернулся, выяснилось, что Катенька подалась в Москву. До него доходили слухи, что она там неплохо устроилась. Сам он женился. Перезванивались они редко. Последний раз Клюев разговаривал с Катенькой несколько лет назад: поздравлял ее по телефону с каким-то праздником. Разговаривала она с ним очень важным голосом.

«Столичная штучка стала!» — подумал он тогда и решил ей больше не звонить.

Но в его памяти она так и оставалась смешным и неуклюжим подростком с большими доверчивыми и слегка испуганными глазами.

— Ты когда приехала-то? — спросил Клюев.

— Только что с поезда сошла и сразу тебе звонить.

— Вот здорово! — заулыбался сантехник. — Раз ты в Самаре, давай к нам в гости приезжай скорее. Пивка выпьем.

— А можно?

— А что такого? Конечно! Давай!

— Ну, я не знаю, у тебя жена, сын, я слышала, родился, — засомневалась Катенька.

— Ну и что? Клавка моя гостям всегда рада — она у меня компанейская. А мы ж с тобой родня как-никак. А Василек наш все равно в деревне у бабки все лето живет.

— Ну, я даже не знаю, неудобно как-то…

— Никаких «не знаю», приезжай, давай, и все. Сейчас сколько? — и он взглянул на часы. — Пять часов как раз.

— А где ты живешь сейчас? — спросила Катенька.

— Цеховая улица, дом пять. Помнишь, баба Настя была.

— Да.

— Так это ее квартира. Она умерла два года назад. А квартиру, значит, нам оставила. Так и живем в ней. Так я тебя жду? Квартира пять, первый подъезд, второй этаж.

— Боюсь, Степка, я не найду.

— Тогда, ты знаешь что? Давай на станции Кировской я тебя у выхода встречу, и вместе пойдем. Идет?

— Идет, через полчаса там тогда, — и трубка замолчала.

По дороге до «Кировской» Клюев поразмышлял немного, не предупредить ли ему жену, что он придет не один. Но потом решил, что не стоит зря тратить деньги с мобильного телефона — гостеприимная хозяйка Клава всегда была рада его приятелям. С тех пор, как во дворе убрали деревянный стол со скамейками, они частенько к нему заходили выпить по паре бутылок пива с воблой и сыграть в домино. Спиртным Клюев никогда не злоупотреблял и спать предпочитал ложиться рано.

Через каких-нибудь двадцать минут сантехник добрался до Кировской. Катенька уже ждала его. На ней было облегающее платьице выше колена, легкий приталенный пиджачок белого цвета, который, как показалось Клюеву, был ей маловат. На ногах ее были белоснежные босоножки. Сама она была стройна, как осинка. Глаза ее были по-прежнему большие и слегка испуганные.

— Катенька! — радостно прокричал Степан и расставил руки.

— Степка! — прокричала Катенька и бросилась в его объятия.

Когда они проходили мимо ларька, Клюев купил три бутылки пива: Катеньке, Клавке и себе. Наивные глаза в сочетании с пухлыми щечками и надутыми губами придавали Катеньке вид хрупкости и незащищенности. Идя рядом с ней, среднего роста и немного полноватый сантехник вдруг почувствовал себя рыцарем-защитником хрупкого и нежного создания.

Через пятнадцать минут они уже подходили к дому Степана. Поднялись на второй этаж, и Степан нажал кнопку звонка.

Клава открыла дверь почти сразу. Это была полноватая женщина среднего роста — обычно Степану всегда нравились женщины в теле, хотя встречались и исключения в его жизни. Клава не была красавицей, но у нее были правильные черты лица. На ногах ее были матерчатые потертые шлепки. Одета она была в тренировочные брюки и свободную майку на выпуск. На ее голове была повязана косынка, а на лбу выступали капельки пота. В больших белых руках жена сантехника сжимала утюг. Было понятно, что ее отвлекли от домашних забот.

Она быстрым взглядом осмотрела Катеньку. Ее маникюр с педикюром, ровный загар и модная худоба определено не пришлись Клавдии по душе.

— Клавка, принимай гостей, — радостно протрубил Степан. — Знакомься, это Катенька, моя сестричка. Я тебе рассказывал о ней, помнишь, наверное?

Услышав, что гостья приходится мужу сестрой, Клавдия немного оттаяла и сказала, глядя на Катеньку:

— Катя, проходите, пожалуйста. Снимайте обувь. Вот тапочки.

— Спасибо Вам, я лучше босяком, — беспечно пропела Катенька.

— Что это вы все на «Вы», да на «Вы». Все же свои, — заговорил Степка, почувствовав неловкость. — Давайте-ка на «ты» к друг другу обращайтесь.

Через полчаса они уже сидели за столом и ужинали. Постепенно Клавдия оттаяла, первоначальная неловкость ушла, и завязался обычный житейский разговор.

— Ну что это мы все о нас, да о нас, — говорил Степан, — расскажи, теперь, лучше о себе. Как ты там, Катенька, в Москве устроилась? Где живешь? Где работаешь?

— А что я? Все как обычно, — рассказывала Катенька своим тоненьким голоском. — Работаю инструктором в фитнес-клубе.

— Фитнесы у нас тоже есть, — махнул рукой водопроводчик. — Ян сам ходил несколько раз, мне понравилось. Жаль только — дорого больно. Мне это удовольствие не по карману, а то я б ходил.

— А чего там интересного, в фитнесе? Не понимаю, — ответила Катенька. — Я вот не понимаю, зачем люди приходят в фитнес-клуб. Им что, делать совсем нечего?

— Не, я б ходил, если б деньги были, — сконфузившись, промычал водопроводчик.

— Ну а зачем, зачем? Зачем в Джим ходить? Потеть там часами?

— Ну, не знаю, чтоб тело красивое было.

— Это все от конституции зависит.

— От чего? — спросила Клавдия.

— От конституции. Если человек от природы с тонкой костью, то просто есть много не надо, и все в порядке будет.

При этих словах Катеньки Клавдия посмотрела на свои крупные руки и спрятала их под стол.

— Так тебе что — твоя работа совсем не нравится? — спросил Степан.

— Да ну, что там особенно хорошего?

— Ну, не знаю, кондиционер там и все такое, чисто, красиво все вокруг, наверное, — мечтательно сказал Степан, припоминая свою душную комнатенку в ЖЭКе с ободранными стенами.

— Кондиционер, чисто, красиво — это да, а остальное?

— А что остальное?

— Деньги маленькие. А отношения какие?

— А что отношения?

— Не любят меня там, понимаешь? Чужая я им.

Как будто угрожая далеким обидчикам сестры, водопроводчик расправил грудь и, не замечая неодобрительного взгляда жены, с вызовом сказал:

— Не поверю, чтоб Катеньку мою не любили.

— Не любят, Степка, не любят, — вздохнула Катенька. — Другие инструкторши говорят, что на меня посетители отвлекаются. И что я их к себе переманиваю. Как будто я специально их отвлекаю! А тетка-менеджер, противная такая, недавно сказала мне, чтобы я майку без выреза и с длинными рукавами носила. Униформа у них такая, видите ли! Так жарко же! Я же только из-за этого, а не чего-то там, — и Катенька сделала неопределенный жест рукой.

— Короче, не нравится тебе твоя работа, — сказала Клава.

— Нет, но что делать.

— А что тебе нравится? — спросила Клава.

— Не знаю даже, — неопределенно ответила Катенька. — Люблю на дискотеки ходить. Ночные клубы мне нравятся. Там прикольно: музыка играет, светомузыка, танцуют все, веселятся. А вы на дискотеки, в ночные клубы ходите? Они есть в Самаре-то?

— Есть, конечно, — живо отвечал водопроводчик, — но мы не ходим.

— Ну да, семья, дети, — с состраданием в голосе заметила Катенька. — С ребенком сидеть приходится, ужин готовить, стирать надо.

— Я и до свадьбы дискотеки не любил, шумно там, не слышно ничего, не поговоришь, мелькает все как-то, — признался Степан, а Клавдия спросила:

— А ты сама-то замужем, дети есть?

— Нет, рано еще, да и не везет мне как-то все в жизни.

— А чего тебе не везет-то все? — спросила жена сантехника.

— Сама не знаю. С подругами вот тоже не везет все. Недавно, к примеру, приехала на дачу к одной подруге своей. Она у нас в Джиме пока замуж не вышла, работала. Я с утра, пока все спали, ходила по участку и нашла белый гриб, большой такой, крепенький. А ее муж, Слава, тоже проснулся пораньше со мной грибы собирать — мы еще с вечера условились. Увидел, что я гриб нашла, взял и из него мне сварил супчик. Тут как назло его жена проснулась и увидела, как я супчик ем, и говорит: я тоже, мол, хочу. Но больше супа-то не было. Она разоралась тогда — супа ей стало жалко. Скандал целый закатила. Пришлось мне с дачи уехать. Все из-за какого-то супа. Жалко ей его стало.

— Кого? — прищурившись, спросила жена сантехника.

— Супчика грибного, кого ж еще? — ответила Катенька, и в этот миг Степка почувствовал, что хочется как-то успокоить ему свою сестричку, приголубить ее, горемыку.

— А был еще случай. Поехала я тоже на дачу к одной паре семейной в гости на водохранилище. У них там дом большой. Много народу собралось на тусовку. Весело все так было. Напились все. Я к причалу подошла, а у них там пристань своя. Смотрю, там небольшая яхта моторная пришвартована. Очень мне захотелось тогда на ней покататься. А тут как раз хозяин дома на пристань вышел и интересуется, не хочу ли я прокатиться. А я на лодке, на такой, ни разу не каталась, понимаете? Я ему и отвечаю, что хотелось бы, конечно, только не знаю, как ею управлять. Поинтересовалась, есть ли какая прислуга, которая могла бы мне показать как. Хозяин же мне отвечал, что зачем прислугу беспокоить, когда он и сам рад будет меня прокатить. Мне, сами понимаете, неудобно было отказаться в сложившихся обстоятельствах, я и согласилась. Поплавали мы с ним часик-другой — он все никак не хотел назад возвращаться. А когда к причалу подплыли, там жена его нас уже поджидала. Скандал такой затеяла. Кричала все, что когда она его просит ее покатать, то бензина никогда не бывает. Орала, что на нее бензин он тратить не хочет, а на меня бензин, значит, нашелся! Короче, бензина пожалела. Все орала и орала. Бензина пожалела, представляете. Мне уехать, короче, из-за бензина пришлось!

— Бензина, значит, пожалела. Понятно, — как-то странно сказала жена сантехника, а потом добавила, — а ты зачем, Катерина, приехала-то?

— Да у меня тетка умерла, квартира в наследство, вроде, осталась. Наследники другие, конечно, имеются. Тяжба предстоит. У меня ведь после смерти тетки, по-хорошему никого и не осталось теперь. Некому меня теперь и защитить-то. Родители-то мои еще несколько лет назад умерли. И дом их пропал. Ничего и никого у меня нет.

— Как это, никого нет? — возмущенно пробасил Степка. — А мы тебе, не родня, что ли? Ты нас теперь держись, и все нормально будет. Я тебе везде помогу, сестренка.

— А какие вы братья-сестры? — спросила Клава.

— Как это, какие? — не понял сантехник.

— Какое родство? Я что-то не помню, чтобы у тебя, Степа, родные сестры были.

— Мы не родные, а двоюродные или, может, троюродные, не помню точно, — пояснила Катенька, — я в этих родственных названиях путалась всегда.

— Я тоже! — воскликнул Степка, — да какая разница, главное: родня!

— Я вот сейчас припоминаю, и мне кажется, что вы четвероюродные брат с сестрой, — прищурившись, заметила Клавдия, для которой этот вопрос, очевидно, имел немалое значение.

За разговором время пролетело быстро. На улице вечерело.

— А ты где ночевать собираешься: в теткиной квартире? — спросила Клавдия.

— Нет, мне туда нельзя, там наследники другие. Они меня не пустят. Придется в гостиницу какую-нибудь поехать.

— А ты что ж, не заказала себе номер заранее? — спросила Клавдия.

— Нет, забыла, как-то из головы вылетело.

— Зачем гостиница?! Да и ночь на дворе! Мы что, не родня, что ли? У нас переночуешь, и дело с концом! Правда, Клава?

Было заметно, что жена сантехника определенно не разделяла энтузиазма мужа по данному вопросу. Однако, выдержав паузу, она согласилась:

— Ладно, пойду стелить кровати, а тебе, Катерина, раскладушку Василька на кухне поставим.

— А удобно это? Может быть, лучше я… — широко раскрыв наивные, глаза начала было Катенька.

— Удобно, удобно, — пробасил довольный Степка, — а я с тобой, пока Клавка ко сну готовится, на кухне посижу, чайку выпьем.

Клавдия вышла из кухни, а Степка, повернулся к Катеньке. Тут надо отметить, что если бы водопроводчик имел привычку давать себе отчет в своих чувствах, то он вынужден был бы признать, что его отношение к Катеньке под воздействием ее облегающего платья уже перестало ограничиваться лишь родственными чувствами. Зато жена сантехника Клава прекрасно заметила постигшие ее мужа перемены. И потому, прикрыв за собой дверь, не пошла в комнату, а стала прислушиваться к беседе родственников.

— Ну, как живешь, Степка? — в который раз за сегодняшний вечер спросила Катенька.

— Нормально.

— А не скучно тебе вот так?

— Как так? — почему-то смутился сантехник.

— Ну так: семья, дом, быт…

— Мне-то? Мне — не, — сказал он, почесывая затылок.

— Не ходишь никуда.

— А куда ходить-то?

— Ну не знаю.

— А хочешь, завтра погулять на реку пойдем, как в школе?

— Я даже не знаю, неудобно как-то…

— Чего там не удобного? Пойдем, да и… И без того короткая речь водопроводчика в этот момент была прервана звуком открывающейся двери. Вошла Клава и хмуро заметила:

— Степан, я посмотрела, у раскладушки ножки разболтались больно. Никак нельзя на ней взрослому человеку ночевать. А то не сегодня — завтра Василек из деревни вернется — негде спать ему будет, если раскладушку-то сломаем.

— Дай-ка я сам посмотрю, — сказал Степка вставая.

— Нечего тебе и смотреть, Степан, — повышая голос, сказала Клава, — вот тебе телефон, вызывай такси для сестрички твоей, у меня тетка в гостинице привокзальной работает, для меня всегда одно место найдет.

— Нам такси не к чему, только деньги тратить, — забубнил Степан.

— Раз так, то, что ж я, сестричку не провожу, что ли?

— Не проводишь, Степан, — еще громче сказала Клавдия, — на улице неспокойно вечерами, а ты у меня один — что я потом с инвалидом-мужем и с ребенком малым на руках делать стану, если ты с хулиганами ненароком встретишься?

— Да я… — начал, было, Степан, но, посмотрев на жену, осекся. Выражение ее лица не предвещало ничего хорошего. Он развел руками и начал набирать номер такси.

«Раскладушку ей жалко стало», — с досадой думала Катенька, сидя в такси по дороге в гостиницу.

Август 2009