Легенды старого городка. Том 3

Алексей Мессинг, 2023

Каждый том Легенд состоит из 4х повестей, которые хоть и являются самостоятельными произведениями, но перекликаются с остальными не только тем, что действия происходят в одном и том же городе и примерно в одно и то же время, но и появлением героев из других повестей, создавая отсылки к знакомым сюжетам. Таким образом, каждая отдельная повесть вносит свой неповторимый узор в полотно повествования о городе Богородицке, где происходят события мистические и пугающие. Некоторые особенно интересные повести будут иметь продолжение в виде романов и даже серий.

Порченая кровь

2025г.

Больше двух сотен человек собрались послушать лекцию известного профессора. Последнюю в этом учебном году. Высокий мужчина стоял за кафедрой и громким, хорошо поставленным голосом рассказывал студентам медицинского факультета о чудесах человеческого тела. Он был седым и слегка ссутулившимся, сложно было предположить, что ему едва перевалило за пятьдесят. Видимо, жизнь наложила на него свой отпечаток, но не сломала, а лишь закалила.

Лекция подошла к концу, но студенты не спешили расходиться. Профессору всегда было что рассказать в дополнение к выданному материалу, что-то такое, чего не прочтёшь ни в одном учебнике по медицине. Студенты, как всегда, ждали привычных слов профессора, и они прозвучали:

— Ну, что ж, друзья. Задавайте вопросы.

В большой аудитории сразу поднялся лес рук. Один парень опередил всех и, встав с места, задал вопрос:

— Профессор, расскажите про самый необычный случай в вашей жизни, — предложил он.

— Самый необычный? — смутился профессор. — Пожалуй, это займёт слишком много времени.

— Мы подождём! Расскажите! Мы не торопимся, — прозвучало из разных концов лекционного зала.

— Не торопитесь? — профессор улыбнулся. — Ну, что ж, такую историю вы точно никогда не слышали и даже вряд ли в неё поверите, но она произошла со мной, и я тому живой свидетель. Итак, знаете ли вы, что может быть страшнее смерти?

***

1998г.

Молодой человек зашёл в ординаторскую отделения интенсивной терапии, где уже сидел дежурный врач. Парень заступил в ночную смену и решил проверить карты пациентов реанимационного отделения перед обходом.

— Что у нас сегодня, Евгений Васильевич? — спросил студент-практикант врача.

Мужчина пожилого возраста оторвался от тарелки с корейской лапшой, вытер пышные усы и кивнул в сторону соседнего стола, где были собраны в неаккуратную стопку медкарты.

— Те же, кто и вчера был, — ответил Евгений Васильевич, но что-то вспомнив, повернулся вполоборота к студенту. — Чуть не забыл. Там одного после аварии привезли. Много крови потерял, но особо ничего серьёзного. Прооперировали ещё днём. Лежит, отдыхает.

— Переливание делали? — с умным видом поинтересовался студент.

— Так ото ж! — усмехнулся в тарелку дежурный врач и продолжил ужинать.

Геннадий проходил практику в Центральной больнице города Богородицка уже целый месяц и старался вникнуть в каждую деталь лечения, никогда не пропускал обходов и таскал с собой кучу учебников, которыми зачитывался по ночам на дежурствах.

— Я пойду тогда, дядь Жень, — сказал парень, внимательно изучив медкарту нового больного.

— Угу, — кивнул врач, и Гена ушёл, оставив его наедине с лапшой и маленьким телевизором.

Евгений Васильевич только успел доесть свой любимый дошик, как в ординаторскую ворвался Гена. Весь взъерошенный, на взводе, он что-то невнятно кричал врачу:

— Там это… там такое…. Быстрее. Пятая палата.

И снова умчался.

Не было времени узнавать подробности чего “такого” там увидел студент. Врач выскочил за ним в коридор и помчался как раз туда, где лежал новый пациент. Вбежав в палату, доктор опешил. На больничной койке лежал мужчина и, кажется, умирал, но умирал как-то странно. Он хрипел, словно от удушья, на губах выступила пена. Глаза несчастного пожелтели, как при гепатите, а бледная кожа покрылась багровыми пятнами.

Гена, видя, что врач совершенно не соображает, как поступить в экстренной ситуации, взял дело в свои руки. Он заранее сообщил Галине, дежурной медсестре, о происходящем, и та вовремя прикатила тележку и реанимационным набором. Студент уже отдышался, вернул самообладание и теперь расторопно и уверенно отдавал команды, а врач с медсестрой исполняли их, с радостью возложив на практиканта всю ответственность. Работали слаженно и быстро, но человека это не спасло. Ни адреналин, ни гормональные, ни массаж сердца. С хрипами и стонами пациент скончался. Евгений Васильевич зафиксировал время смерти и накрыл труп простынёй.

— Не переживай, парень, — сказал врач. — Ты всё правильно делал. Даже я не смог бы лучше. Просто так получилось. Судьба. — Он развёл руками.

— И что теперь будет? — угрюмо спросил Гена. — Мне теперь практику не засчитают? Из универа тоже выгонят?

— С чегой-то? — удивился Евгений Васильевич.

— У меня же пациент умер…, — недоумевал Гена.

— Ну, во-первых, не у тебя, а у меня, — поправил студента врач. — А во-вторых, ты всё сделал как по учебнику. Не твоя вина, что у него сердце не выдержало.

— Думаете, это сердце?

— Заметил, как у него всё тело пятнами пошло под конец?

— Угу.

— Это что-то с кровью. А значит и с сердцем. Так что тут уж ничего не поделаешь. Судьба.

Вернувшись в ординаторскую, Гена уселся на диван. Читать учебники не получалось. Мысли всё время возвращались к умершему пациенту. Что-то не сходилось со словами врача. Если проблемы были с кровью, то почему пострадало сердце?

— Евгений Васильевич, а этому пациенту какую кровь переливали? — спросил Гена.

— Евоную. Первую отрицательную, — ответил врач.

— Я, в смысле, где её брали.

— Так наша же. С нашего банка. А что?

***

Строгий пристальный взгляд главврача пробежал по студенту-практиканту с ног до головы. Парень чувствовал себя под его весом словно инфузория-туфелька под микроскопом, от чего съёжился, ссутулился и, несмотря на высокий рост, стал казаться меньше. Главврач, Фёдор Емельянович, не стал долго мучить Гену и, ухмыльнувшись, произнёс:

— Не переживай так. Потеря пациента дело неприятное, понимаю. Но знаешь как говорят: “У каждого врача есть своё кладбище”. Хорошо, что ты это понял так рано.

— И что, мне ничего не будет? — удивился Гена.

— Официально — нет. Всю ответственность взял на себя Евгений Васильевич. Я также не нашёл в твоих действиях ошибки. Ты всё делал грамотно, а главное быстро. Грех было бы рушить карьеру молодого перспективного врача из-за какого-то отморозка, севшего пьяным за руль.

— А неофициально?

— А неофициально: ты должен научиться правильно расставлять приоритеты, молодой человек. Если бы на месте Жени…. Гм!…. Евгения Васильевича и меня стояли бы другие люди, плакала бы твоя практика. А если бы мстительные люди оказались, то преподнесли бы так, что ты всё сделал не правильно, впаяли бы халатность и отправился бы ты вместо института даже не в армию, а прямиком в тюрьму.

— Но как же…, вы сказали….

— Я сказал, так могло бы быть при других условиях. Но история, как известно, не терпит сослагательного наклонения, поэтому имеем то, что имеем. А тебе будет урок. Смотри! — Фёдор Емельянович погрозил пальцем ошарашенному студенту. — По краю прошёл.

— Спасибо за предупреждение, — поблагодарил Гена. — Я и не думал совсем в таком ключе. Я жизнь спасал.

— Ты ещё много жизней спасёшь. Не торопись и не подставляйся.

— А что всё-таки с тем пациентом случилось?

— Это теперь один…, — главврач сделал многозначительную паузу, — патологоанатом знает. Скоро должен зайти, кстати.

В дверь постучали.

— Да, да, Виталий Анатольевич, заходите, — громко произнёс главврач. — Мы как раз о вас вспоминали.

В дверь вошёл невысокого роста щуплый мужичок. Из-под мятого колпака торчали взъерошенные седовато-рыжие волосы. Видавший виды белый халат висел на нём словно снятый с чужого плеча. От обильных и частых возлияний, возраст патологоанатома не поддавался точному определению. Он заспиртовался где-то между пятьюдесятью и семидесятью годами.

— Что там у нас? — Главврач кивнул на папку с отчётом о вскрытии в руках Виталия Анатольевича.

Тот всхлипнул мясистым крупным, в красных прожилках носом и протянул документы начальнику.

— Вскрытие показало, — проскрипел патологоанатом голосом алкоголика со стажем, — что больной просто спал.

— Оставьте свои шуточки из преисподней, Виталий Анатольевич, — произнёс главврач, сдерживая улыбку. — Не при посторонних.

Патанатом покосился на студента.

— Это ты что ль его? — Он изобразил серьёзный вид.

— Нет. Он сам, — мрачно отшутился Гена.

— А-а-а! Ну, в отчёте так и написано — сам! — утвердительно кивнул Виталий Анатольевич.

— Геннадий, вы не оставите нас? — попросил Фёдор Емельянович студента на выход.

Гена поднялся и вышел. Виталий Анатольевич занял его место в кресле. В полголоса он начал переговариваться с главврачом. Краем уха Гена уловил несколько знакомых фраз: “агглютинация эритроцитов…, анафилактический шок…. Проверить банк крови”.

***

В приёмной терапевта скопилось большое количество народа. В основном осмотра ждали пожилые люди, но было и несколько студентов местных колледжей, пришедших за открытием или закрытием больничных листов. Лавочек не хватало, и те, кто помоложе отстаивали ноги, жалуясь на всё и вся, не отставая в этом от стариков.

— А вы куда это? — писклявым, но грозным голосом проговорила старушка, сидящая ближе всего к двери кабинета.

Слова её были обращены к женщине средних лет довольно наглого вида. Та шла от лестницы прямо к кабинету, не глядя по сторонам, явно намереваясь пройти на приём без очереди.

— Мне только спросить, — пояснила дама, даже не взглянув на старушку.

— Тут всем спросить, — парировала закалённая в очередях бабка и попыталась преградить путь незваной гостье, но не успела. Та не собиралась сдаваться и, пробежав оставшиеся пару метров, открыла дверь, из-за которой тут же послышался дикий крик:

— Я не вызывала!

Толькоспросительница оказалась баба не промах, и в ответ тоже закричала на врача:

— Вы задолбали уже время тянуть! Сколько можно меня по кабинетам гонять? Я вам что, девочка? Или думаете, на вас управы нет?

— Что вам надо? — жёстко, но уже без крика, спросила осаженная встречным напором врач.

— Где моя медкнижка? — спросила женщина тоже тише, но угроза из её голоса никуда не делась.

— А я почём знаю? Вы, вообще, кто такая?

— Я была на приёме у вашей сменщицы, — пояснила женщина. — Она обещала занести мою медкнижку в регистратуру, когда заполнит. Где моя медкнижка?

— В регистратуре. Где ещё? Там и спрашивайте!

— А я, по-вашему, откуда сейчас пришла? А?! — женщина подбоченилась, явно намереваясь идти до конца в споре. — Там её нет. Значит она у вас в кабинете. Быстро отдайте мне мою медкнижку!

Врач немного смутилась. Наглость и самоуверенность пациентки немного остудили её пыл.

— Софья Григорьевна, — обратилась она к медсестре. — Поищите, пожалуйста, медкнижку…, как вас зовут?

Старенькая медсестра, ещё старше, чем сама врач, закопалась в стопке несданных медкарт на столе.

— Вот, — она протянула врачу нужную книжицу.

— Держите! — с нескрываемым раздражением врач швырнула медкнижку на свой стол перед женщиной. Та еле успела поймать её.

— Вы за это ответите, — сквозь зубы процедила униженная женщина. — Я этого не прощу.

— Иди, иди, — прорычала врач едва слышно. — До утра не доживёшь. Софья Григорьевна, кто это такая? Где живёт?

Женщина вышла, громко хлопнув дверью. С потолка посыпалась штукатурка, а несколько бабулек в очереди похватались за сердца. На двери красовалось имя ведущего приём терапевта: “Ольга Николаевна Савельева”.

***

Ночная смена в морге — не лучшая часть практики студента-медика, но избежать её было невозможно. Да и ему ли бояться трупов? Гена вспоминал, как лихо он вскрывал их в анатомичке своего университета, за что получил похвалу от профессора и зачёт автоматом. Но ночь во всё вносит свои коррективы, всё покрывает тайной, сгущает краски.

— Да не думай ты об этом, — посоветовал студенту Виталий Анатольевич. — Щас накатим с тобой медицинского грамм по сто, и будешь себя чувствовать как огурчик.

— Такой же синий? — пошутил Гена, пряча в карманах халата трясущиеся руки.

— Ага, — усмехнулся патологоанатом, обратив внимание на движения парня. — Что, замёрз? Тут у нас прохладно, да. Ну, так это помещение не для нас, а для них, — он кивнул в сторону тёмного прохода, ведущего в комнату, где лежали покойники. — Пойдём в подсобку, там хоть обогреватель есть, не то к утру окажешься среди жмуриков.

Гена улыбнулся чёрному юмору Виталия Анатольевича и пошёл за ним в тёплую комнату, отведённую для пока ещё живых.

— Экскурсию по моему царству Аида я тебе делать не буду. Сам всё видал ещё в первый день, а ночь не лучшее время по моргу шляться. Даже в сугубо научных целях, — разглагольствовал врач. — Так что сидеть нам тут до утра, а это долго и, главное, скучно. Главный враг пытливого разума что? Скука.

— Я учебники с собой взял, — похвастал Гена.

— Учебники? Да, что учебники. Мёртвые мысли мёртвых людей, записанные на мёртвых же деревьях. Так-то! — начал философствовать патологоанатом.

— Что-то как-то мрачно.

— Вот мы сейчас мрак и разгоним. — Виталий Анатольевич достал трёхлитровую банку с жидкостью с подозрительно знакомым запахом.

— Самогонка что ли? — прищурился парень.

— Мы не школьники, самогоном баловаться, а образованные культурные люди, — пояснил врач с серьёзным видом. — Это спирт. Медицинский. Не разбавленный ещё. Так что тащи воды. Вон ту баклажку бери. — Он указал на валявшуюся на полу пластиковую бутылку из-под лимонада. — Набери в кране.

Медики, будущий и состоявшийся, развели спирт до нужного градуса, и выпили по сто грамм. Гена с непривычки зашёлся кашлем.

— Может реанимацию вызвать? — Патологоанатом лукаво подмигнул. — Али сразу вскрытие провести?

— Н-не н-надо. — Студент замахал руками.

— А то давай. Руки уже не дрожат, — продолжал настаивать Виталий Анатольевич.

— А почему у вас руки дрожат? — спросил Гена. — То этого? — Он щёлкнул себя по горлу, показывая всем известный знак.

— Нет, милок. Это у меня уже потом, — отмахнулся патологоанатом. — А поначалу от другого тряслись. От страху. Я тут такого понавидался за двадцать лет!

— Так вам сколько лет-то? — удивился Гена.

— Сорок шесть в этом году стукнет, — грустно улыбнулся Виталий Анатольевич.

Студент ошарашенно поглядел на ещё не старого, но уже такого немолодого врача. Он терялся в догадках, что могло случиться с человеком, что он так быстро состарился. Или всё же спирт был всему виной?

Студент и врач просидели несколько часов к ряду, разговаривая и выпивая. Виталий Анатольевич рассказывал истории из жизни и смерти. Большинство из них касались медицины, но были и такие, которые Гена смело отнёс в разряд городских страшилок. Верить им не было никакого резона, но он не перебивал врача из уважения.

Незаметно время перевалило за полночь, а банка опустела на добрую треть. Рассказчик вырубился, а Гена, не желая проводить во хмелю остаток ночи, заварил крепкий кофе, накапал в него несколько капель нашатырного спирта, хранившегося в арсенале патологоанатома, и залпом выпил. Минуту спустя его стошнило, но опьянение снялось как по волшебству.

Гена не оставил намерения позаниматься и, протрезвев, уселся за учебники. В комнате из-за работающего во всю мощь калорифера, было жарко. Парень открыл дверь, ведущую в общий коридор морга и, усевшись на засаленный старый диван, уткнулся в “Патанатомию”.

Из коридора донёсся звук, словно кто-то шлёпнул ладонью по железу. Гена не придал этому особого значения, подумав, что капает вода, но после второго шлепка спохватился. Все краны были закрыты. Он лично проверял, когда ходил за водой. Парень прислушался. Сдвинулся стол, скрипнув железной ножкой по кафельному полу.

— Чё за хрень? — спросил студент пустоту и попытался растолкать Виталия Анатольевича. Тот беспробудно спал и только гукнул, вяло отреагировав на тормошения студента.

Бросив бесполезное занятие, Гена осмотрел комнату на предмет чего-нибудь тяжёлого. Нашёл только металлический совок на армированной рукоятке. Против воришек сойдёт. Не то чтобы в морге было что брать, но кто его знает. Местное население ворует провода ради медной проволоки, обесточивая при этом районы города и целые деревни. Может, появился среди таких “предпринимателей” кто-нибудь посообразительней, да залез в морг за человеческой головой. Студент знал, сколько стоит на чёрном рынке настоящий человеческий череп и ожидал увидеть в зале для трупов алкаша с пилой. Против такого железный совок — то, что нужно.

Тихо пройдя коридор до самого зала, Гена ощупью нашёл выключатель. Щёлкнул его и замер на месте. Не то ожидал он увидеть, совсем не то. В ярком свете ртутных ламп на столах лежали шесть покойников разных полов и возрастов накрытые белыми простынями. Вот только одному из них почему-то не лежалось спокойно. Он пытался подняться, неуклюже ударяя ладонями по столу, и сгибаясь пополам. Он сучил ногами и крутил головой в разные стороны, не умея скинуть с себя простыню.

Гена сначала похолодел, потом побледнел, а затем взял себя в руки. Такое бывает. И довольно часто. Чаще, чем обычные люди могут себе представить. Покойники не оживают. Просто людей, впавших в летаргический сон часто принимают за умерших. Те просыпаются в морге и долго не могут прийти в себя. Пугаются сами и пугают до обмороков врачей. “Ничего необычного, просто ещё один неординарный случай в моей практике” — подумал Гена. Только в памяти некстати всплыли страшилки патологоанатома, рассказанные на ночь. Гена помотал головой, приводя мысли в порядок. Отставил в сторону совок и поспешил на помощь замёрзшему, но живому человеку.

Парень сдёрнул с шевелящегося тоненькую простынь и вскрикнул от неожиданности. Перед ним лежал, нет, пытался подняться, нелепо двигая конечностями, настоящий труп. На серо-зелёном теле проступали багровые пятна — следы скопления запёкшейся крови под кожей. Губы и ногти синие. Жёлтая склера распахнутых глаз была испещрена тёмно-красными сосудами. Мутные зрачки незряче таращились в пустоту. На груди и животе трупа красовался Y-образный разрез. Тело недавно вскрывали, но оно всё равно пыталось встать и уйти. Тело человека, которого два дня назад безуспешно пытался спасти Гена.

Ещё секунда-другая и мертвец овладел двигательными навыками. Он резко сел, спустил ноги на пол, и направился было к выходу, но столкнулся с препятствием. Гена, не зная, что ещё придумать в этой ситуации, просто встал на дороге живого трупа. Тот остановился, посмотрел на человека и неловким движением руки смёл его с пути. Гена влетел в стену между двух столов. Он чувствительно приложился о кафель затылком. Сползая по стенке и теряя сознание, он успел увидеть, как мертвец направился к выходу как был — голый и с биркой на большом пальце ноги.

***

Звонкие пощёчины заставили Гену открыть глаза. Над ним склонился Виталий Анатольевич, смачно дыша перегаром.

— Ну, что, оклемался? — спросил патологоанатом. — Я уж хотел тебя вскрывать, да отчёт составлять, мол, умер, не приходя в сознание.

— Не надо меня вскрывать, — отмахнулся Гена. — Тут знаете, что вчера произошло? Вы весь рот откроете от удивления!

— А чему тут удивляться? Знатно мы перебрали вчерась. Ну, дак, это понятно. В компании-то веселей.

— Вы не понимаете, — воскликнул Гена, вскакивая с пола.

От резкого подъёма его повело, и он врезался в стол. Тот от толчка накренился, и из-под покрывала выскочила рука покойника в аккурат перед лицом студента. Он с поспешностью её отбросил и встал на ноги окончательно.

— Покойник ушёл, — заявил Гена и покосился на стол, на котором он в последний раз видел пропажу.

На столе, как ему и было положено, находилось тело, накрытое всё той же простынёй. Парень закрыл глаза и несколько раз мотнул головой, от чего та чуть не лопнула от боли. Похмелье, усугублённое ударом о стену, не прибавляло здоровья молодому телу.

— Это что? — спросил студент, указывая на накрытый труп. — Его вчера не было.

— Как же, не было! — усмехнулся Виталий Анатольевич. — Это же твой. Не признал, что ли? Вот посмотри.

С этими словами патологоанатом откинул простынь с верхней половины тела.

— Не может быть! — крикнул Гена. — Он же вчера ушёл. Я сам видел. Это он меня об стену!

— Так, молодой человек, — по официальному строго произнёс Виталий Анатольевич, — это уже слишком! Я столько лет здесь бух… работаю, и то мне такого не чудится. Возьми сегодня выходной. Практику я, так и быть, тебе зачту. И чтоб в морг больше ни ногой. Понятно?

Патологоанатом вышел из зала. Гена остался один со своими переживаниями и шестью целёхонькими покойниками. Как такое может быть? Не от алкоголя же ему всё привиделось. Вопрос был прост. Что реальнее, живые мертвецы или пагубное действие большого количества спирта? Ответ был очевиден. Конечно спирт реальнее. Надо же было так нажраться. Хорошо хоть зачёт автоматом получил. Успокаивая себя подобными рассуждениями, Гена накрыл торс и голову трупа простынёй, при этом он так сильно её дёрнул, что она сползла со ступней. Гена взглянул на ноги мертвеца и побледнел ещё больше. Стопы были испачканы землёй, а вместо бирки на большом пальце левой ноги болталась одна верёвочка. Гена судорожно сглотнул и побежал искать Виталия Анатольевича.

Патологоанатому было некогда разговаривать с практикантом. В морг привезли ещё два тела. Одно с их стационара, второе из больницы, что на графской стороне. С виду они были очень похожи на того пациента, которого не удалось спасти Гене, и того что чуть не убил студента ночью. Желтушные глаза, бледная кожа с багровыми пятнами по всему телу.

— Не дай бог эпидемия, — высказал вслух свои худшие опасения патологоанатом, и, увидев уже лишнего здесь студента, прикрикнул. — Ну, что встал? Чеши отсюда, да побыстрее, пока заразу какую не подхватил!

***

В поздний час ей не спалось. Из головы не выходил разговор с дежурным терапевтом. Точнее, скандал, который она сама и учинила. А что? С ними так и надо. Эти пройдохи только язык силы и злобы понимают. По-другому с ними никак. Вот только почему так муторно внутри, так тоскливо, так… пакостно? Победоносно выходя из кабинета со своей медкартой наперевес, она не разобрала, что та врачиха выдавила ей в след. Но, видно, правду говорят: “Мы слышим и водим больше, чем осознаём”. И теперь угроза брошенная врачом, — врачом ли? — пролетевшая мимо внимания, отложилась на подсознании невыносимо тяжёлой ношей. Тянуло, свербело, беспокоило нещадно. Словом, терзало душу победительницы, лишая сна и покоя.

Где-то в глубине комнаты заскребло. Гулко охнула входная дверь. Женщина вскочила с кровати, и как была, взлохмаченная и в одной ночной сорочке, побежала в коридор, щёлкая по пути выключателями. Прислушалась. В подъезде было тихо, но тишина эта не внушала доверия. И без того накрученная мыслями, женщина дрожа прильнула к дверному глазку. Никого.

Снаружи снова послышался тихий скрежет, словно кто-то когтями скрёб по новой металлической двери. Снова этот кто-то навалился на неё, и преграда, отделявшая женщину от внешнего мира, вдруг перестала казаться ей неприступной. Говорил же бывший муж, что дверь надо ставить хорошую, крепкую. Даже денег дал. А она что? Поставила жестяную, а на сэкономленные шмоток накупила. Вот ночнушку, например, шёлковую. И что теперь делать? Ответа не было, и женщина потихоньку начала впадать в панику.

— Кто там? — спросила она пустоту.

Вместо ответа нечто опять навалилось на дверь снаружи, и та слегка прогнулась прямо в центре.

Собрав последние остатки мужества, женщина снова взглянула в глазок. С противоположной стороны на неё смотрел жёлтый с багровыми прожилками капилляров глаз. Зрачок его был мутным, словно принадлежал мертвецу.

Взвизгнув от неожиданности, женщина отпрянула от двери. Ноги её подкосились, и она села на пол прихожей. Её охватило оцепенение. Говорят, что в минуты опасности тело вступает в одну из двух фаз — бей или беги. Неправда. Есть ещё и третья. Животные, входя в неё, притворяются мёртвыми. Люди в такие моменты теряют сознание. Но что делать, если тело впало в ступор, а сознание не отключилось? Приходится вживую испытывать всё, что в это время происходит, не в силах предпринять ничего для своего спасения.

Женщина не потеряла сознание, она всё видела и чувствовала. Чувствовала, как ноги перестали держать тело, как руки налились такой тяжестью, что поднять их было совершенно невозможно. Бессильные слёзы текли по её лицу, а дыхание стало поверхностным и каким-то прерывистым, словно она вот-вот совсем перестанет дышать.

Мертвец на лестничной клетке наоборот активизировался. Он больше не давил на дверь, а пытался открыть её. С силой потянув ручку, он вырвал её с корнем. Закрытая на засов дверь не поддалась. Мертвец нащупал верхний её край и дёрнул. Податливая жесть легко согнулась. Женщина издала тихий писк.

Отогнув угол двери до середины, мертвец заглянул внутрь. Увидев жертву, он удвоил усилия. Поняв, что сверху ему в квартиру не попасть, он сделал то же самое с нижним углом. Дверь осталась стоять закрытая на засов, но сложенная на подобии письменного конверта, будто из неё собирались сделать оригами, но бросил, отвлёкшись на что-то более важное.

Для присланного мертвеца более важной была хозяйка квартиры, скулящая от страха за погнутой дверью. Встав на четвереньки, он влез в образовавшийся снизу проём, и бросился на жертву.

Даже тогда, когда холодные руки трупа, покрытые багровыми пятнами, сомкнулись на горле хозяйки квартиры, предательски стойкое сознание не смилостивилось над ней. Бедной женщине, ещё недавно такой грозной и храброй, пришлось испытывать муки удушения до самого конца.

Когда тело перестало дёргаться в его руках, мертвец свернул для верности шею жертве и выбрался из квартиры тем же путём, что пришёл.

Ольга открыла глаза в своей комнате. Всё было сделано как по нотам, и месть свершилась идеально. Почти. Чёрт дёрнул этого студентишку подрядиться на дежурство в морг. Патологоанатом в такое время давно спит беспробудным пьяным сном, а этот…, чёрт бы его побрал, заметил встающее тело. Ну, ничего, ему всё равно никто не поверит. Да и как поверить в то, что жмурики по Богородицку разгуливают по ночам? Ольга ведь тело вернула на место. Даже простынкой накрыла. Никто не подкопается. А что до той склочной бабы, которую она руками мертвеца удавила, так на то и присказка есть: “Жила была девочка — сама виновата!” А Ольге теперь возможности открывались широкие, раз подчинилась ей, наконец, колдовская сила. Не права ты тогда была, бабка Анфиса. Ох, не права! Теперь можно было кое-что и подзаработать на новой ниве. Не для себя, конечно. Ей много не надо. А вот внук у бабы Ольги талантливый. Станиславу и надо помочь!

***

Студент-практикант не считал, что местные врачи правы по поводу возможности возникновения вирусного заболевания, от которого умерло уже три человека. Все эти пациенты находились в больницах недостаточно долгое время, чтобы подхватить больничную инфекцию. Да и нет болезней, которые протекали бы с такими клиническими признаками. Вернее есть, и даже несколько, но к внутрибольничным они не относились.

Погрузившись в учебники, энциклопедии и горы другой медицинской литературы, какую смог достать студент-практикант в Богородицке, он так и не смог найти какого-то одного, удовлетворяющего всем клиническим признакам, заболевания. Удалось отыскать несколько, но ни к вирусным, ни к бактериальным они не относились. Больше всего усердный студент склонялся к заболеваниям крови, но кроме подозрений и догадок у него ничего не было.

— Так не пойдёт, — сказал себе Гена. — Без результатов вскрытия ни фига я не выясню, а на учебниках гадать можно до морковкина заговенья. Надо что-то делать.

Определённо что-то надо было делать, но что сделаешь, если все отчёты хранятся у главврача в кабинете. Придётся рискнуть.

У Гены созрел план в духе шпионского детектива. На вахте дежурила средних лет санитарка. Привлекательная, но одинокая. К ней и решил подкатить парень и в процессе, так сказать, близкого знакомства, позаимствовать у неё ключи от кабинета главврача.

Днём, после обычной работы практиканта, Гена как бы невзначай заглянул на вахту и разговорился со Светланой. Та ответила на его неуклюже-юношеские ухаживания положительно и назначила встречу в десять часов вечера возле основного больничного корпуса. Парень с радостью согласился и был готов уже к девяти.

Подойдя к крылу, где располагались кабинеты врачей и ординаторские медсестёр, запиравшиеся на ночь, Гена услышал оклик Светланы откуда-то сзади.

— О, привет. Ты здесь? — немного смутившись, произнёс Гена.

— Где же мне быть? — Светлана улыбнулась. — Смена-то кончилась. Ну, что, пойдём?

— П-пойдём, — согласился Гена, обескураженный поворотом событий. — А на вахте кто?

— Анна Григорьевна. Кто же ещё? Ты что, график дежурств не смотрел?

— Не-а, — признался Гена, увлекаемый под руку оборотистой Светой.

***

План пришлось менять. С графиком он, конечно, прокололся, но это было полбеды. Плохо было то, что Ольга в ночь вообще не работала, а пытаться проникнуть в кабинет главврача днём не могло быть и речи. Приходилось думать.

— Ну, чаво расселси-то?! — вывел Гену из задумчивости по-старчески надтреснутый голос вахтёрши Анны Григорьевны. — Жопу отморозишь, чаво будешь делать? Тоже мне, врач, твою медь! Чай не май месяц.

“На ловца и зверь бежит” — подумал Гена, а вслух сказал:

— Доброе утро, Анна Григорьевна. А вы со смены?

— А то ж откуда? Знамо дело со смены. А ты чаво такой задумшевый? Ай, со Светкой не срослося? — Анна Григорьевна встала напротив парня и деловито подбоченилась.

Гена покраснел от смущения.

— Срослося, баба Аня, срослося.

— Так чё грустный такой?

— Не грустный, а задумчивый.

— Ишь ты! Задумчивый он. Это о чём же ты так думаешь, ажно дым из ушей валит?

— Да, по учёбе.

— Всё учишься, значит?

— Ага.

— В твоём возрасте уже давно пора всё уметь, а ты учишься до сих пор, — подколола студента баба Аня. Тот не знал, что ответить и просто промолчал. — Ну ка давай колись. Я ж вижу, что не в учёбе дело. Да не боись. Я всё знаю. Ко мне всякий за советом идёт.

Гена не стал особо отнекиваться, тем более что санитарка-вахтёрша никак не могла отрицательно повлиять ни на его практику здесь, ни на учёбу в институте. Он рассказал ей и про умерших пациентов, и про свои измышления на счёт причины их смерти, и про памятную ночь в морге. На сердце отлегло, когда Гена поделился наболевшим, пусть даже и с необразованной санитаркой.

— Да уж, пути Господни неисповедимы, — заключила баба Аня, выслушав рассказ студента. — Всё возвращается на круги своя!

— Это вы о чём? — не понял Гена.

— Да всё о том же, — неопределённо ответила баба Аня. — Я ведь здесь сорок лет назад тоже главврачом работала. Ты знал?

— Как так? — удивился Гена. — А теперь что? Почему так получилось?

— Потому, почему и тебе теперешний главврач запретил в это дело нос совать. — Баба Аня строго взглянула на парня. От простонародного говора не осталось и следа. — Я вот не послушала такого же совета в своё время, меня по служебной лестнице-то и спустили кубарем. А я ведь такое видела, чего тогдашняя советская власть на дух не переносила. Я потом в монастырь ушла, а уж когда вернулась, меня тут все забыть успели. Устроилась вот, вахтёршей.

— Так значит, вы встречали то же самое, что и я? — изумился Гена.

— Нет, не то же самое. Мертвяков ходячих я не видела, — поправила его баба Аня. — Другое видела. Ну, да земля наша на всякое богата. Так ты чаво обо всём энтом думаешь? — Вахтёрша снова перешла на простонародную речь.

— О мертвецах? — уточнил Гена.

— О болезни, дурень!

— Пока отчёт о вскрытии не увижу, чего я об этом думать могу? Так, догадки одни. — Гена развёл руками.

— Энто, бишь, тебе к главному надоть.

— Сам знаю. Так кто ж меня туда пустит? А сам он не даст.

— Знамо, не даст. И нече тебе туды соваться.

— Я, в общем-то, уже сунулся. Меня мертвец, которого я день назад реанимировал, чуть самого в реанимацию не отправил. Голова до сих пор болит.

— Ну-у…, — протянула Анна Григорьевна, — и то правда. Ты знашь чаво, ты завтрева приходь сюды, как я на дежурствие встану. Вместе к нему в кабинет и наведаемси.

Гена был вне себя от счастья. Наконец-то он решит задачу, которую сам себе задал, и можно будет спать спокойно, а может он даже спасёт кого-нибудь.

***

Посещение кабинета главврача отнюдь не решило задачи с умершими пациентами, а наоборот, поставило новые вопросы. Из отчёта Виталия Анатольевича было ясно, что смерти пациентов случились по разным причинам. Тот, которого безуспешно откачивал Гена, умер от остановки сердца, тут, как ни странно, Евгений Васильевич оказался почти прав. Остановку вызвал тромб в левом желудочке сердца. Второй пациент этой больницы скончался от асфиксии вследствие закупорки лёгочной артерии. Опять же тромбом. Смертью пациента в больнице на графской стороне послужили множественные тромбы по всему телу. Его кровь загустела как варенье и попросту свернулась в сосудах, а органы из-за этого отказали.

Везде фигурировали проблемы с кровью. В этом студент оказался прав, за что не применул себя похвалить. Каждому из умерших проводилось переливание крови, взятой из запасов, хранившихся здесь, в больнице, где проходил практику Гена. Никакой привозной, а тем более “левой” не использовалось. Вот только перелитая кровь полностью подходила пациентам по всем параметрам. Не удалось найти никаких отклонений. Эритроцитарная масса соответствовала, как написал Виталий Анатольевич в отчёте, заявленному качеству.

— Если с кровью всё в порядке, она не может вызывать слипание эритроцитов, — рассудил Гена. — Это реакция на несовместимый резус-фактор. Или всё-таки что-то напутали в банке крови?

— Или одно из двух, — буркнула Анна Григорьевна из-за спины студента. — Сходил бы ты в банк энтот, подежурил бы, что ли-то!

— А вот это дельная мысль, баба Аня. Завтра поговорю с Фёдором Емельяновичем.

***

Главврач не возражал против рвения практиканта подежурить в пункте сдачи крови ночью, тем более что патологоанатом поставил парню зачёт автоматом. Фёдор Емельянович не стал выяснять, почему врач это сделал. Может, не пьёт парень, так что ж ему в морге делать? И раз у того высвободилась лишняя неделя, он со спокойной совестью на всё это время назначил Гене дежурство в пункте сдачи крови. Там же находился и банк хранения плазмы и эритроцитов. Рук там всегда не хватало, вот пусть этот фантазёр и поможет.

***

В задачи дежурного санитара, на должности которого находился теперь Гена, входило сидеть и ждать добровольцев, желающих сдать кровь непременно ночью, брать у них анализы, проверять группу крови, выкачивать эту самую кровь и правильно оформлять документы как сопроводительные на хранение, так и донорские для добровольцев.

На эту работу никто не соглашался, так как помирать со скуки никому не хотелось. Комнаты отдыха для дежурных не предусматривалось, а желающих сдавать кровь ночью почти никогда не было. Спасались от безделья кто как мог. Кто книжками, кто радио. Гене скучать было некогда. Закрыв двери приёмного пункта — постучат, если надо будет — он прошёл по тёмному коридору в банк-хранилище.

Предстояла огромная работа по проверке всей документации по каждой отдельной пробе. “Может с донорами что не так?” — предположил парень, и уже приготовился к рутинной работе, как услышал тихий шорох как раз в той комнате, где хранились запасы крови. Не уже ли он нашёл вредителя? Не могло ему так повезти всего лишь на вторую ночь дежурства. Первую-то он провёл со Светланой, которая заявилась к нему почти сразу, как он заступил на пост. А в эту ночь вот…. Повезло. Да, повезло ли? Гена прислушался. Из тёмной комнаты, освещаемой лишь лампами холодильников, доносился невнятный шёпот. Женский. Смысла невозможно было понять, только отдельные слова:

–…наделяю…, Власть…,…по воле моей…,…да будет Смерть…,…во веки…!

Слушая странные слова, Гена гадал, как этот “злоумышленник” проник в банк. Сюда вели только два входа. Один через пункт сдачи крови, второй через массивную деревянную дверь на другом конце здания. Ей пользовались сотрудники банка крови, и через неё же происходила отгрузка заказов в разные больницы Богородицкого района. Ключи были только у врачей, а значит…. Догадка ошеломила парня. Поддавшись любопытству, он приоткрыл чуть шире дверь. Ржавые петли предательски скрипнули. Шёпот резко оборвался. Гена затаил дыхание, даже зажал рот ладонью, боясь пикнуть. Минуту спустя бормотание продолжилось, и парень сумел-таки разглядеть врача, проникшего ночью в банк крови. Ольга Николаевна, старая склочная врачиха, держала в руках пакет с кровью и что-то наговаривала на него в полголоса.

Гена хотел было уйти, но неловко шаркнул подошвой ботинка по полу. Врач взглянула в сторону двери, но там уже никого не было. Дочитав заговор, она бросила пакет обратно на полку холодильника. Ольга вышла тем же путём, что и зашла.

— Хотела поработать сегодня подольше, так нет же! — злобно бубнила она себе под нос. — Кто это такой любопытный выискался?

***

Выяснить, кто подкараулил ведьму за её ночным занятием, не составило труда. Расписание всех дежурств висело возле кабинета главврача.

— Где твой хахаль? — строго спросила Ольга Николаевна Светлану, сидевшую в гардеробной.

— Какой? — удивлённо спросила та.

— А у тебя их много что ли? — рявкнула на вахтёршу терапевт. — Говори быстро, где практикант!

— Да чё вы сразу орёте-то? — возмутилась Светлана. — Вон он на улице. С бабой Аней разговаривает.

Ольга бросила взгляд сквозь прозрачные двери главного входа. Там старая вахтёрша о чём-то беседовала со студентом.

— Какую такую практику ты с ней проходить вздумал? — тихо процедила Ольга и направилась к дверям. Те покорно раздвинулись перед женщиной, но пока она подходила, разговор закончился, и студент ушёл. Ведьма подошла к вахтёрше.

— Что ты ему сказала? — Голос Ольги не сулил ничего хорошего ни бабе Ане, ни практиканту.

— Чего надо было, то и сказала, — в тон ей ответила Анна Григорьевна. — А ты что, испугалась, небось?

Ведьма злобно сверкнула глазами.

— Это тебе бояться надо, старая дура!

— А ты, значит, у нас дура молодая, да? — съёрничала баба Аня. — Иди отсюда, нечистая, пока я сама тебе ро̀ги не открутила!

— Посмотрим, кто кому чего открутит, — бросила Ольга и, не оглядываясь, пошла домой. — Жаль вот только мертвяки одноразовые, — вздохнула она.

Хоронили бабу Аню в закрытом гробу, потому что показывать то, что осталось от несчастной, было не по-христиански.

***

Гена зашёл в кабинет главврача, немного стесняясь. Он и так не знал, с чего начать, а присутствие Евгения Васильевича ещё больше его смутило.

— Ну, проходи, проходи, — пригласил Фёдор Емельянович студента. — Чего в дверях встал? Присаживайся. С чем пришёл?

Гена робко присел на край стула, поздоровался с Евгением Васильевичем и начал:

— Фёдор Емельянович, я тут это…. Короче, я подумал….

— Не тяни кота за причинное место. Дел ещё невпроворот, — подстегнул главврач незадачливого рассказчика.

Гена собрался с духом, продышался и выпалил, наконец, свои соображения:

— Я по поводу тех заражённых, что умерли. Оказывается не заражённые они совсем. Тут, в общем, такое дело. Я как-то дежурил в банке крови и видел такое….

Парень рассказал главврачу всё, что думал и про причину смерти пациентов, и про схожесть клинических признаков болезни у разных никогда не пересекавшихся друг с другом людей. Он выдал свои соображения и о причине смертей, и о предполагаемой виновнице произошедшего. Умолчал он лишь о том, что мысли его подтверждались результатами патологоанатомических вскрытий, знать о которых он не должен был. Чем больше рассказывал студент, тем сильнее хмурился главврач, а когда парень посмел высказать предположение, что один из уважаемых докторов нарочно портит донорскую кровь, окончательно взорвался.

— Что ты такое несёшь?! — завопил Фёдор Емельянович. — Ты вообще понимаешь, на кого замахиваешься? Ольга Николаевна наш лучший терапевт. А ну, пошёл вон, щенок. Практикант чёртов! Я тебе покажу практику!

Гена пулей вылетел из кабинета. Крик главврача смолк лишь когда парень оказался этажом ниже. Там его и догнал Евгений Васильевич.

— Слушай, Ген, — окликнул он студента. — Погоди. Что такое на тебя нашло? Зачем ты так?

— Как “так”? — спросил Гена. Лицо его пылало праведным гневом, руки мелко тряслись то ли от злобы, то ли от потрясения. — Я сказал то, что видел. Зачем мне врать? Что мне с этого?

— Я всё понимаю, всё понимаю. — Попытался успокоить парня врач. — Но зачем же сразу главврачу жаловаться?

— А кому? — удивился Гена. — Я Виталию Анатольевичу пытался рассказать о том, что в морге случилось, так он и слушать не стал. Поставил зачёт автоматом и сбагрил с глаз долой.

— Ты бы про ходячего покойника ещё милиции бы рассказал, — съехидничал Евгений Васильевич.

— Так, наверное, и поступлю, — задумчиво произнёс Гена, видимо, просчитывая в уме варианты.

Врач и студент медленно спускались пролёт за пролётом на первый этаж больницы.

— Ты это прекрати, понял?! — заявил Евгений Васильевич. — Тебе тогда точно практики не видать.

— А сейчас видать?

— Я Федю…, Фёдора Емельяновича, то бишь, урезоню, — пообещал врач. — Парень ты перспективный. Зачем тебе карьеру ломать? Ты и без нас с этим справишься. Ну, ошибся, с кем не бывает.

— А если не ошибся? — угрюмо поинтересовался студент. В голосе его читалось упрямство и намерение идти до конца, чего бы это ни стоило.

— А в этом случае, дам тебе совет. — Евгений Васильевич придержал Гену за локоть и с серьёзным видом продолжил. — Если тут замешана Ольга…. Она баба непростая. Ты уедешь, а нам здесь жить. Так что держись от греха по здорову. Понял? Есть многое на свете, друг Гораций, чего вам в университетах днём с огнём не преподавали!

Гена кивнул.

— Вот и отличненько. С главным я всё улажу, если ты обещаешь ни во что больше не ввязываться и не молоть чепухи про гуляющих покойников.

— Обещаю, твёрдо и чётко, — сказал Гена.

— Чу̀дно. — Евгений Васильевич улыбнулся и направился обратно наверх.

“Не лень же было ему в его возрасте туда-сюда по лестницам бегать” — подумал Гена. — “Ольга, говоришь, баба непростая. А какая? Золотая что ли? Надо у Светки спросить”.

С этими мыслями парень прошёл ещё половину лестничного пролёта и вышел в вестибюль больницы. Улыбчивая вахтёрша была на месте.

— Привет, — поздоровался Гена.

— Ой, привет, — ответила Светлана, довольная, словно кошка, наевшаяся сметаны.

— Как дела? — спросил парень, не зная с чего начать разговор.

— Да, так…. Не очень. — Светлана пожала плечами, изображая смущение, а потом затараторила без умолку. — Баба Аня умерла. Слышал? А мне теперь сменщицу другую поставили. А она злющая, стерва. Смену не принимает, пока всё не отдраю. Я из-за неё вчера на час позже домой ушла. А сама не моет, говорит, что пациенты успели наследить. Прикинь!

Гена завис в недоумении.

— Постой, постой, — удержал он поток информации, лившийся из Светланы непрерывно. — Как это баба Аня умерла? Я же с ней недавно разговаривал.

— Так, намедни и померла, — ответила Светлана. — В аккурат в тот день, когда вы с ней и разговаривали.

— А ты откуда знаешь, когда я с ней разговаривал?

— Ой, да это потому, что ко мне тогда Ольга Николаевна подошла. Злющая такая, блин. Наорала ни за что. Про тебя, кстати, спрашивала.

— Про меня? И ты мне ничего об этом не сказала?

— А я вам чё, передатчик что ли?! Видимо, какие-то дела у неё к тебе были.

— Да какие дела? Вот, блин! — Гена нахмурился. Ему очень не понравилось, что врач, которого он подозревает в порче донорской крови, начала наводить о нём справки.

— Она когда за тобой вышла, — продолжила Светлана, — тебя уже и след поостыл. Она с бабой Аней о чём-то переговорила и ушла.

— С какой стати вдруг врачиха, у которой я не прохожу практику и с которой даже не знаком, начинает обо мне спрашивать. А потом люди пропадают. — Гена не заметил, что сказал это вслух.

— Не знаю, что вы там с Ольгой Николаевной не поделили, — настороженно произнесла Светлана, — но лучше бы ты с ней не ссорился.

— Что? — переспросил Гена. — Думаешь это она её? Ну, бабу Аню.

— Я…. Нет…. Я такого н-не говорила, — начала заикаться Светлана. — Я вообще про Ольгу Николаевну ничего плохого н-не говорила, — сказала она несколько громче, чем это было необходимо. Голос женщины дрожал.

— Ты что, боишься её? — сделал предположение Гена. Он впился взглядом в глаза Светланы, не желая упустить ни малейшего изменения в её мимики и реакциях.

Светлана сначала отнекивалась, ища причины уйти от неприятного разговора, но Гена всё время возвращал её на интересующую его тему. Просто чтобы отвязаться от парня, женщина выпалила:

— Её ведьмой считают!

— Да ладно! — ошарашенный Гена уставился в пустоту.

Пазлы головоломки сошлись. И ходячий труп, и шепоток Ольги в банке крови, и странное высказывание Евгения Васильевича. Да и баба Аня на что-то подобное намекала. Сошлись пазлы, да вот как-то криво. Чтобы понять всю картинку пришлось бы допустить, что всё это правда. Магия, ведьмы и всё такое. Пока Гена соображал, Света грубо ответила:

— В трусах прохладно! Вали давай, мне работать надо.

Видимо парень тронул запретную тему, вот она и разозлилась. Гена мельком глянул на взволнованную женщину и вышел из больницы.

***

Первым делом Гена зашёл в лабораторию. Под видом исследования химикатов, он обратился к лаборанту за разъяснениями. Они долго беседовали, и Гена исправно записывал в дневник всё, что рассказывал ему врач, а когда тот отлучился в туалет, стащил из шкафчика упаковку алюминиевой пудры.

Побеседовав для вида, ещё минут пятнадцать, Гена поблагодарил врача-лаборанта и направился на своё дежурство в пункт приёма крови. Парень пришёл на полтора часа раньше, чем немало удивил сменщика.

— Ты чего так рано? — спросил молодой врач, почти ровесник Гены.

— Да позаниматься надо, а тут тихо, удобно, — объяснил студент. — Сменишь меня тоже пораньше завтра?

— Не, ни фига! — Недавний выпускник мед академии покачал головой. — Я тебя не просил меня раньше менять. Ты сам припёрся. Так что если не нравится, то я свои часы досижу, но пораньше приходить — фиг!

— Ладно, иди. Я тут сам, — с наигранной обидой в голосе произнёс Гена. На самом деле он хотел подготовиться к встрече, и напарники парню были не нужны.

Сменщик ушёл, а Гена занялся делом, благо банк крови уже был закрыт. Для начала он отключил один из пустующих холодильников в хранилище, достал из него полки и спрятал в подсобке. Дверь холодильника Гена оставил открытой, чтобы тот быстрее нагрелся. Затем он прошёлся влажной марлей по всем пакетам плазмы и эритроцитарной массы, хранящихся в пяти оставшихся рефрижераторах и по дверцам с их внешней стороны.

Ближе к двенадцати часам ночи Гена закрыл приёмный пункт и пришёл в банк крови. Он спрятался в уже тёплый холодильник и стал ждать.

— Только бы ты пришла сегодня, — то ли молился, то ли призывал ведьму Гена. — Только бы пришла.

Может, баба Ольга услышала его просьбу, а может парню просто повезло, но она явилась. В первом часу ночи дверь в коридоре скрипнула. В комнату хранилища, слабо освещённую лампочками работающих холодильников, вошла ведьма. Она открыла тот, в котором хранилась эритроцитарная масса. К досаде Гены, он не мог её видеть, но хорошо слышал звуки возни где-то справа от себя. Через оставленную щель в дверном проёме холодильника до студента доносился шёпот:

— Молю тебя, Мать Мучительница, Смерти Победительница! Слова мои к тебе обращу, помощи твоей я обря̀щи хочу. Как не гниёт боль, не избывается му̀ка, придёт мне сила от твоего духа. Волей своей распад останови, власть над плотью мне подари. Кровь могуществом твоим наделяю, власть над телом я обретаю. Му̀ки тела к тебе вознесу, победу над Смертью я обрету. Мать Мучительница, Смерти Победительница, по воле моей мертвец пойдёт, му̀ки и боль он тебе поднесёт. Да будет Смерть подвластна мне во веки веков!

Гена слушал тихое бормотание, и сердце его замирало от ужаса. Он предполагал, что врач Ольга Николаевна портит кровь с помощью какого-то химиката или яда, а оказывалось, что ведьма Ольга по-настоящему “портит” кровь. Он поймал себя на мимолётной мысли о том, что для него теперь наведение порчи — это что-то реальное, как биохимический анализ крови. Холодок пробежал по спине парня, пот лился ручьями по его лицу, а во рту наоборот пересохло. На его глазах происходило нечто, чего он раньше и представить не мог, видел лишь в фильмах. А теперь вот оно, выходи и хватай ведьму с поличным. Да только что потом? Тащить её к главврачу, вот, мол, смотрите, я её изловил. Или на костре сжечь? Прям за больницей возле мусорных баков.

От избытка чувств Гена не заметил, как переступил с ноги на ногу, и внутренняя пластиковая оболочка его убежища слегка хрустнула под его весом. Он быстро дёрнул дверцу холодильника на себя. Прорезиненная по краям, она неслышно закрылась.

Едва баба Ольга закончила заговор-молитву, как в стоящем в глубине хранилища холодильнике что-то хрустнуло. Ведьма насторожилась. Она кинула пакет с порченой кровью обратно на полку и осмотрелась. Подозрительный холодильник, судя по не горящим лампочкам, был отключён. Может треск раздался из-за разницы температур в комнате и постепенно нагревающемся устройстве, а может быть, кто-то за ней следил из него. Ведьма проверять не стала. Если это просто щелчок пластика — ничего страшного, а если там человек, то встречаться с ним лицом к лицу ведьме не стоило. По сути, без своих мертвецов она лишь старая женщина, и студент, она не сомневалась, что это именно он, может ей навредить при прямом столкновении. Баба Ольга займётся им позже. По-своему.

Гена вышел из холодильника через час после того, как ушла ведьма. Боялся, что если откроет дверь, она тут же набросится на него и растерзает. Когда стоять на полусогнутых ногах стало совсем невозможно, парень решился выйти.

В хранилище крови никого не было. Тишина нарушалась лишь мерным гулом работающих холодильников. Облегчённо вздохнув, Гена зажёг свет. Он подключил своё убежище к сети, вставил обратно полки и занялся поиском пакета с порченой кровью. Подражая судмедэкспертам, он опускал мягкий ворс помазка в пудру и легонько касался им ручек холодильников. Из двух, что не попали в его обзор, один оказался с отпечатками пальцев. Гена открыл его и прошёлся помазком по всем пакетам с кровью и отыскал тот, что побывал у ведьмы в руках. Большего ему было и не нужно.

— Резус-фактор отрицательный. Отлично. — Парень улыбнулся и забрал пакет себе. Вместо него он нацедил пол литра своей крови, отделил на центрифуге эритроциты, добавил консервант, чтобы кровь не свернулась, залил в тетрапак и положил его в холодильник вместо украденного. — Четвёртая отрицательная всем подойдёт. Даже не заметят.

Остаток ночи Гена проспал, сидя в кресле в пункте приёма крови. Сменщик пришёл, как и обещал, вовремя. Ни минутой раньше.

***

После ночной смены Гена не стал заходить домой, а отправился в лабораторию. Поздоровавшись всё с тем же отзывчивым врачом-лаборантом, парень попросил разрешения повозиться с пробирками и химикатами. Сказал, что это нужно для практики, на что получил полный карт-бланш. Студента никто не беспокоил, и он принялся за исследования порченой крови. Парню до конца не верилось, что кровь не отравлена, хоть пакет был не повреждён нигде. Даже резиновый клапан, сквозь который вставляется капельница, был цел. Но это не успокоило Гену, и весь день он докапывался до истины, проведя все возможные анализы на токсины, яды и вредные химические вещества, которые позволяла сделать небольшая Богородицкая лаборатория.

Кровь оказалась идеально чистой. Не найдя никаких отклонений, Гена сдался. Сдался идее о том, что кровь просто порчена. Или заколдована. Или проклята. С верным термином парень пока ещё не мог определиться.

***

Единственное украшение, которое позволяла себе носить Ольга, было ожерелье из невзрачных грубо обтёсанных камешков разного цвета. Пёстрый безвкусный сотуар был привезён давным-давно из какого-то забытого всеми богами уголка Индии во времена Советского Союза. Ольга, тогда ещё молодая женщина, охотилась за ним с тех пор, как узнала о странном племени, поклонявшемся богине мучений. Со слов одного знакомого путешественника, люди этого племени обладали властью над мёртвыми. Ольга приложила все силы, чтобы разыскать их и войти в культ посвящённых Матери Мучительницы. В награду за прохождение испытаний молодому врачу из СССР подарили это ожерелье, дающее возможность обращаться к богине напрямую. Единственное условие, которое с того момента обязана была соблюдать Ольга, — причинение мучений окружающим людям в любой форме. Морально или физически, не имело значения. Питая энергией боли свою богиню, Ольга сама получала толику этой энергии, от чего становилась сильнее и злее. После того как она принесла в жертву ненасытной Мучительнице свою дочь и зятя, Ольга получила право пользоваться могуществом богини, и с тех пор она провозгласила себя ведьмой.

Единственный человек, к которому Ольга испытывала тёплые чувства, был её внук Станислав. Она души в нём не чаяла от того, что он был схож с ней характером, устремлениями и моральными ценностями, а точнее установками, а так же сам имел задатки мага. Его Ольга готовила себе в преемники.

Каждый раз, одевая ожерелье, Ольга содрогалась от воспоминаний о том, какой болью оно ей досталось, и улыбалась, представляя какие мучения она способна теперь доставить своим врагам. Ах, почему бабка Анфиса не видит, как высоко она вознеслась на пути магии! И без всякого там ведьминского духа. Сама. Своей волей. Как бы сейчас Ольга над ней позлорадствовала!

У Ольги появился новый враг. Сопляк-недоучка из какого-то там института. Студент-практикант, вечно путающийся у неё под ногами. Упрямый и назойливый проныра, всюду за ней следящий. Сейчас она проучит этого выскочку так, что костей не соберёт!

Ольга надела ожерелье и легла на кровать, привычным речитативом читая заклинание, соединяющее её с трупом в городском морге. Связь осуществлялась через заклятую кровь и длилась недолго. Мертвец, сделав своё дело, отправлялся обратно, а богиня получала энергию жертвы, умершей в мучениях. Ольга конечно могла бы бросать отработавшие своё тела где попало, но предпочитала возвращать их в морг, чтобы не вызывать лишних вопросов ни у администрации больницы, ни у милиции.

Мертвец пошевелился на железном столе. Патологоанатом ещё не успел сделать вскрытие, и труп был целым. Тем лучше. Таким управлять легче.

Ольга находилась одновременно в двух местах. Тело её лежало дома, а сознание переселялось в мертвеца и управляло им. Освоив простые движения, — каждый раз это приходилось делать заново, — Ольга пустила ожившего покойника в путь. Она давно знала, где снимает квартиру студент. Туда и отправилась, прячась в тенях кустов и заборов. Как хорошо, всё-таки, что в Богородицке скудное уличное освещение!

В дверь постучали. Звук был монотонный, мерный, словно стучавший плохо владел телом.

— Сосед что ли опять пьяный? — пробормотал Гена и направился в прихожую. — Час ночи, блин!

В глазок толком ничего разглядеть не удалось. Кто-то снова выкрутил в подъезде лампочку. Перед дверью стояла всклокоченная чёрная человеческая фигура, подсвеченная из-за спины светом, пробивавшимся с первого этажа. Точно сосед-алкаш. Гена накинул куртку поверх домашней футболки и открыл дверь.

От неожиданности парень чуть не сел на пол. Перед ним стоял совершенно голый труп мужчины. Багровые пятна покрывали его бледную кожу, а пожелтевшие от билирубина глаза с тёмно-красной сеткой сосудов незряче смотрели вперёд. Но мертвец не был слеп. Слегка повернув голову, он сместил взгляд на студента и шагнул через порог.

Ошарашенный Гена с опозданием попытался закрыть дверь. Труп уже почти вошёл. Гена треснул его дверью по голове и навалился на неё, чтобы выдавить гостя обратно на лестничную площадку, но не смог. Бесчувственное тело, не имея привычных для человека ограничений, обладало неимоверной силой. Лишь покачнувшись от удара, мертвец толкнул её плечом и вырвал с петель. Гена упал, и если бы не молниеносная реакция собравшегося, наконец, парня, громоздкая дверь придавила бы его.

Куда можно спрятаться в двухкомнатной хрущёвке? Вопрос, конечно, неуместный, но Гена всё же задал его и сам на него ответил: “Никуда. Прыгать с третьего этажа тоже не выход. Надо сражаться”. Оружия у парня никогда не было, но на кухне лежал набор ножей. Туда он и бросился. Мертвец неспешно последовал за ним.

Перевернув все ящики стола, Гена вооружился большим разделочным ножом и массивным молотком для отбивания мяса. Сердце студента колотилось в бешеном темпе, мышцы напряжены, глаза широко раскрыты. Он был готов дать отпор нежити, пришедшей за его жизнью. Но как победить, что уже мертво? Парень судорожно пытался припомнить все фильмы про зомби, когда-либо виденные им, но ничего толкового не всплывало в памяти в нужный момент. Там мертвецами никто не управлял, они двигались сами, да к тому же замедленно. А этот не сильно уступал человеку в скорости, зато по силе превосходил любого атлета. “Вот и добралась до меня эта гадская ведьма!” — подумал парень.

На удивление, страха не было. Было чувство несправедливости происходящего, и это придавало сил. Воспоминание о бабе Ольге разозлили Гену, распалили его ещё больше, и он уже рвался в бой, словно перед ним сейчас стояло не мёртвое тело, а сама ведьма. На тонкоматериальном уровне, конечно, именно так всё и было. Он ждал схватки, не понимая, от чего мертвяк идёт так долго. В реальности прошло не более десяти секунд с того момента, как он открыл дверь.

Живой труп вошёл в тесную кухню. В грудь ему тут же вонзился нож. По самую рукоятку. Это не произвело на мертвеца никакого впечатления. Он приблизился ещё на шаг к своей жертве. Ольга уже была в предвкушении мучений, которые она собиралась доставить студенту, но этот болван не хотел сдаваться. Удар молотком в лицо вывернул трупу челюсть на бок. На пол посыпались выбитые зубы. Второй удар, нанесённый уже двумя руками, заставил мертвеца вывалиться обратно в коридор. Он развернулся, зацепившись за косяк, и рухнул на пол лицом вниз. Рукоять ножа скрылась в груди, а лезвие вышло из спины.

Ольга разозлилась. Это уже ни в какие ворота не лезло. Наглый пацан посмел сопротивляться. И кому?! Ладно, там Мать Мучительница, но как он посмел огрызаться ей, ведьме Ольге?!

Труп поднялся и ринулся на Гену так быстро, что тот не успел заметить, как обхваченный незнающими своей силы руками, он грохнулся на обеденный стол. Мертвец сжал парня так, что рёбра с незащищённой с правой стороны рукой, хрустнули. Левая рука оставалась свободной. Гена понял, что, как и в фильмах, у этого зомби голова тоже слабое место.

Стол не выдержал веса двух тел и треснул пополам, осыпав дерущихся щепками и всем, что на нём лежало. Объятия сжимались. Боль в боку становилась нестерпимой. Перед глазами Гены поплыли разноцветные пятна. Ещё немного, и мертвец сломает рёбра, их осколки проткнут лёгкое и парень захлебнётся кровью. Надо было что-то срочно предпринимать. Гена заорал что было мочи. Не от боли, а чтобы привести себя в чувства. Хоть крик получился, в прямом смысле, сдавленный, больше похожий на стон, но он свою роль сыграл. Порция адреналина разогнала туман в глазах парня. На несколько секунд он вернул себе способность соображать. Больше времени у него не было. Гена осмотрелся. Ножи лежали вне досягаемости, а молоток он выронил. В отчаянии он стал колотить мертвеца свободной рукой, куда придётся. По голове, плечам, спине. Спина. “Ведь в ней мой нож торчит!” — осенило парня. Осторожно, чтобы не порезаться, он нащупал острие и потянул за него. От напряжения боль в рёбрах усилилась. Ольга не спешила покончить со своим обидчиком. Не ради быстрой расправы она натравила на него мертвеца. Пусть помучается, пусть Мать получит своё.

Нож понемногу выходил из спины мёртвого противника, поддаваясь усилиям Гены. Сантиметр за сантиметром он вытягивал свою последнюю надежду на спасение. Вот уже и рукоятка показалась наполовину. Чтобы по инерции не выкинуть резко освободившийся из тела нож, парень ухватился за рукоять, потянул и, спустя бесконечно долгую секунду, он уже держал его в руке.

Почти теряя сознание от боли и недостатка воздуха, Гена воткнул нож в ухо мертвецу. Крика не было, но хватка врага ослабла. Это позволило парню не только вдохнуть, но и более удобно извернуться, чтобы глубже всадить лезвие в голову трупа, достать до самого мозга. Мертвец обмяк, не издав ни звука. Он не мог кричать, зато кричала его хозяйка. Ольга вопила так, что было слышно на улице, и только плохая репутация ведьмы мешала соседям вызвать скорую или хотя бы проверить соседку. Никто не в силах был помочь Ольге. Её богиня забирала у подопечной обещанную боль, которую та не смогла заставить чувствовать студента.

***

Адская боль отступила примерно через полчаса. Ольга вся в поту поднялась с пола, куда, корчась, упала с кровати. По подбородку текла кровь из прокушенной губы. Шатаясь, ведьма пошла в ванную.

На другом конце города в то же самое время пришёл в себя Гена. Столкнув с себя дважды мёртвое тело, парень, держась за правый бок, побрёл к умывальнику. Он долго плескал на лицо водой, а когда чуть полегчало, сунул голову под холодную струю. Ледяная вода окончательно привела его в чувства, и он стал соображать, что делать с телом.

— Оттащу ка я его в морг. Пусть Виталий Анатольевич объясняет, откуда в трупаке новые дырки и челюсть на соплях болтается. А то ишь ты, мёртвые у него не ходят, понимаете ли! — произнёс Гена. Получилось немного злорадно.

На душе было неспокойно. Ведьма его не оставит в покое. Особенно теперь. Он достал из мусорного ведра пакет с эритроцитарной массой, куда бросил его недавно, не зная каким ещё анализам подвергнуть порченую кровь.

— Всё-таки ты мне ещё пригодишься. — Улыбнулся студент.

Взяв из кладовки огромный китайский клетчатый баул, Гена не без труда запихал в него мертвеца.

— Гляди ка. Будто специально для трупов сделан, — усмехнулся парень и потащил баул в морг.

Идти пришлось долго. Правый бок словно горел. Боль в треснувших, слава Богу, не сломанных, рёбрах давала о себе знать на каждом шагу, заставляя останавливаться на отдых, каждые пять минут. До морга Гена дошёл, когда уже забрезжил рассвет. Скоро на улицах должны были появиться прохожие, и последние сто метров пришлось пройти без остановок, шурша крепким баулом по асфальту. Внутри здания Гена позволил себе передохнуть подольше. Новая смена приходит не раньше девяти утра.

— Надо же! — Гена засмеялся. — С трупом полгорода прошёл, и хоть бы кто что сказал. Не удивительно, что здесь “всякое такое” происходит.

Отдышавшись, Гена спустил тело в подвал, просто скатив его по ступенькам. Силы ему ещё потребуются, чтобы тушу взрослого мужика на стол уложить. Заглянув в кабинет Виталия Анатольевича, и убедившись, что он блаженно спит, Гена положил мертвеца на место. Картину труп представлял плачевную, но эту загадку патанатомии студент доверил разгадывать профессионалам.

— Как сказал бы сам Виталий Анатольевич: “Смерть не красит человека”, — мрачно пошутил Гена и направился к выходу.

Выйдя из морга, Гена лицом к лицу столкнулся с Ольгой Николаевной. Вообще-то уважаемого в городе врача Ольгу Николаевну, то, что встретил Гена, мало напоминало. Всклокоченная с горящими безумием глазами женщина с запёкшейся на подбородке кровью, она напоминала ведьму из сказки. Из страшной сказки, где обычно всё плохо заканчивалось.

— Думал, сбежал? — спросила Ольга, растягивая окровавленные губы в подобие улыбки. — От меня не уйдёшь!

Она прижала Гену к двери морга неожиданно сильной рукой. Парень охнул, чувствительно приложившись о выступы двери повреждёнными рёбрами. Взгляд ведьмы, безумный и жуткий, взгляд шизофреника в стадии обострения, приковал к себе всё внимание парня. Он пленял, лишал сил, способности думать, сопротивляться.

Ведьма начала читать заговор, что Гена уже слышал, прячась в холодильнике. Одной рукой она держала его, а другой перебирала отвратительное ожерелье у себя на шее. Тонкие губы её шевелились, напоминая двух червяков. Она речитативом нашёптывала заклятье. Гена понял, что она хотела сделать. Ведьма собиралась испортить кровь в нём, в живом человеке! Его стало мутить, небо и земля поменялись местами. Парень ощутил себя привязанным к лопасти вертолёта. Ведьма растянула свои искусанные в кровь губы в широкой улыбке, и вдруг всё кончилось.

***

Вращение мало-помалу прекратилось. Всё встало на свои места, но Гену всё равно стошнило. Отерев рот, он посмотрел на Ольгу. Та медленно пятилась, недоумённо глядя на свой живот, в котором торчал большой двадцатимиллилитровый шприц. Поршень его был почти полностью вдавлен внутрь.

— Что…? Это что? Ты что, паршивец сделал? Гадина! — сквозь зубы шипела ведьма.

— Это та кровь, которую ты закляла…, — Гена задумался на секунду, — намѐдни. Не забыла?

Баба Ольга ничего не ответила. Она отбросила от себя почти пустой шприц и бросилась домой. Живот уже начинал гореть, как при перитоните, а спина похолодела. Слёзы гнева и горечи застилали ведьме глаза. Как это было несправедливо, не честно, подло! Всё не должно было закончиться вот так нелепо. И внук, как назло, уехал надолго. Мог бы помочь своими магическими символами. Он уже многое умел в свои семнадцать лет. Как же так-то? Что теперь делать? Ум ведьмы метался в панике, ища ответа, пока порченая кровь уничтожала тело Ольги. Её били судороги, дышать стало тяжело, а лицо потеряло чувствительность.

Прибежав домой, Ольга закрылась на все замки и принялась молиться Матери Мучительнице с таким рвением, с каким никогда раньше не обращалась к ней. Симптомы приближающейся смерти начали было отступать, но стоило ведьме замолчать, как боль с новой силой врезалась в измученное тело.

Ведьма не могла ни есть, ни пить, ни спать. Проведя сутки в постоянной молитве, она поняла, что потихоньку сходит с ума и тогда ей стало по-настоящему страшно. Раньше Ольга никогда не допускала мысли, что может кому-то проиграть, а теперь она проигрывала сама себе, она проигрывала своей богине, которая выпивала из неё силу по капле, питаясь её болью.

Вдруг Ольгу осенило. Да ведь она же крещёная. Ещё в далёком детстве, когда она и слыхом не слыхивала про экзотическую богиню, бабушка водила её в церковь каждое воскресенье и на праздники. Это был её последний шанс. Церковь. Там ей удастся спастись.

Свято-Успенский храм располагался за рынком у кладбища. Дошла до него баба Ольга едва-едва. Она пыталась перестать молиться Матери Мучительнице, но стоило замолкнуть, как боль возвращалась с бо̀льшей силой. Вот так ведьма молясь одному божеству, пришла на поклон к Другому. Прийти-то она пришла, да на освещённую землю ступить не посмела. Не пустил её Храм, оставив за воротами. Обезумев от боли, Ольга с разбегу ворвалась на церковный двор. Вбежала и упала ничком. Со всех концов двора побежали ей на помощь старушки, извечные обитатели русских церквей и служки, кто не был занят. Перевернув тело, бабульки разбежались в разные стороны, как испуганные вороны, крестясь, а служки так и застыли шокированные увиденным.

Вместо лица ещё недавно живого человека на них смотрел череп в обрывках гнилой плоти.

— Ведьма, ведьма, никак! — восклицали то тут, то там испуганные голоса.

Служки кое-как вынесли смердящий труп за пределы освящённой земли и оставили у обочины дороги. Похоронили ведьму на заброшенном кладбище, что за стадионом.

***

2025г.

— Вот такой необычный случай со мной приключился, когда я был студентом, таким же, как вы, — подвёл итог своему рассказу профессор.

— Да не может этого быть! — воскликнули сразу несколько голосов.

— Чего именно? — спросил профессор. — Волшебства? Магии? Передачи мысли на расстоянии? Нервного электричества?

— Мертвецов живых не бывает, — ответил кто-то.

— Вы уверены? — уточнил профессор. — Тело человека ещё недостаточно хорошо изучено, чтобы такое утверждать. Говорите, не существует живых мертвецов, а вы их искали? Может быть в Африке, на Гаити? Да и то племя из Индии, что поклоняется Матери Мучительнице, никуда не делось. Это я вам точно говорю.

***

1956г.

Молодая, лет восемнадцати, привлекательная девушка шла, с осторожностью ступая, по тропинке из битого кирпича, ведущей в густой вишнёвый сад. Она постучала в видавшую лучшие времена обшарпанную дверь. Та отворилась не сразу. В проёме появилась сморщенная старуха со свирепыми глазами. Она вперила в гостью немигающий взгляд.

— Зачем пришла? — спросила старуха полным энергии чистым голосом, хотя самой на вид было лет восемьдесят.

— Здравствуй, баба Анфиса, — поздоровалась гостья. — Меня зовут Ольга. Я хочу стать твоей ученицей.

Во взгляде серых глаз старухи промелькнуло удивление.

— Ну, проходи.

Ольга зашла в почти разваливающийся дом и огляделась. Она отметила про себя старую мебель, кое-где прогнившие полы, и отсутствие пресловутого старческого запаха. Наоборот, пахло свежестью лета, сушёными травами и смертью.

— Учиться, говоришь, надумала? — осведомилась старуха. — И чему же?

— Ты, баба Анфиса, не прикидывайся. — Ольга изобразила на лице всёпонимающую полуулыбку. — Весь город знает, что ты ведьма.

— Знать-то знает, да что с того?

— То, что я готова у тебя учиться. Хочу стать ведьмой, как и ты.

— И что, по-твоему, значит быть ведьмой?

— Силами великими владеть. Людьми управлять. Я бы всех врагов своих к ногтю прижала!

— Откуда у тебя враги-то в твоём возрасте?

— А завистницы, а парни-обманщики, а священники?

— А ты знаешь, что для того, чтобы стать ведьмой, тебе надо обладать ведьминым духом?

— Это я слышала. Знаю. Ну, ты же мне его передашь!

— С чего вдруг?

— Ну, как, ведь у тебя всё равно никого нет. Ты одна. Больше и передавать-то некому. Без передачи и помереть не сможешь, так и будешь мучаться.

— Кто ж тебе такое сказал?

— Люди говорят.

— Люди много чего говорят. Всё их говорение на десять делить надо, и то правды не сыщешь.

— И кому же ты свой дух передашь?

— Не свой, а ведьмин.

— Ой, да какая разница! Ты же поняла, о чём я спрашиваю.

— Грядёт достойная. Не тебе чета!

— Почему ты меня сейчас учить не хочешь? Когда это ещё твоя достойная пригрядёт?! А я вот она я!

— Я тебя не стану учить не потому, что я кого-то другого жду, а потому, что дуру учить — только портить. Иди отсюда и дорогу к моему дому забудь.

— Так, да? А я всё равно ведьмой стану. И ещё тебя за пояс заткну. Вот увидишь.

— Бездуховная ведьма способна только вредить. Так для этого и ведьмой становиться не надо. На это любой дурак способен. Иди себе пока при памяти, да на глаза мне не попадайся. Не то мокрого места не оставлю. Хотя ты и без моей помощи плохо кончишь.