Патриарх Тушинского вора

Алексей Мартыненко, 2013

Читатель знаком с историческими исследованиями Алексея Мартыненко «Зверь на престоле», «Тайные маршруты Древней Руси», «Тайная миссия Кутузова», «Проклятие Древнего Ханаана» и другими. Новая книга – о династии Романовых, оказавшей огромное, во многом роковое, влияние на историю Государства Российского. В год 400-летия воцарения Романовых эта книга особенно актуальна и может быть интересна читателю.

© Мартыненко А.А., 2013

© «Профессионал», 2013

Удивительное дело, патриархом Тушинского вора, Лжедмитрия II, являлся родоначальник династии Романовых — Филарет (Федор). Но и первое его повышение по службе еще при воцарении Лжедмитрия I является не менее загадочным. Из простых монахов, куда Федор Никитич Романов попал за покушение на жизнь Русского Царя, он взлетает в качестве архимандрита на одну из трех самых важных кафедр в России — Ростовскую. И это все притом, что глава будущего царского рода Романовых никогда и священником-то не был. Странно?

Но и первый из царей этого рода Михаил, избранный якобы всенародно, отличается подобного же рода странностями: выписывает себе в качестве личного лекаря сына знаменитого чернокнижника Джона Ди, придворного алхимика Английской королевы Елизаветы II, — Артура Ди, который, во времена несения своей здесь в России таинственной службы, пишет алхимический трактат. И все это в самой Москве — мировой цитадели Православия! Странно?

Но и сменяет его на посту ну никак не менее значительный во всей Западной Европе алхимик — поверенное лицо самого Валентина Андреа, автора розенкрейцеровского манифеста «Химическая свадьба Христиана Розенкрейца в году 1459», — Венделин Сибеллиста. Его сменяет, уже при Алексее Михайловиче, алхимик Фон-дер-Гейден. Которого, в свою очередь, замещает алхимик Энгельхарт. При Петре Первом при дворе появляется новая плеяда масонов: Прокопович, Лефорт, Меншиков, Брюс.

Так кто же они такие — Романовы? Кому русский народ, как считается, клялся в верности в 1613 г.? Неужели же масонам? А если так, то действительна ли и по сию пору эта клятва?

Часть I

Смутные времена

Западня «клятвопреступления»

Итак, что волнует сегодня подавляющее большинство истинно русского населения России, как разрешить вопрос с клятвой Михаилу Романову на Соборе 1613 г.? Стóит ли вину за произведенное ритуальное убийство Царской Семьи снимать с ритуальных резников инородцев и переписывать всецело на русское население России, якобы и совершившее революцию в своей стране? Стоит ли русскому народу, вообще не причастному к заговору его высокородной великовельможной верхушки, насквозь пропитанной масонством, каяться в преступлении, которого он не совершал?

И стóит ли каяться в нарушении клятвы, данной боярами семибоярщины, казаками Трубецкого и присягнувшими на верность Тушинскому вору священниками, типа нынешних, а отнюдь не русским народом, достаточно странной постоянно прерывающейся неканоническими браками «царской династии», чей родоначальник так и вообще являлся патриархом Тушинского вора, чье разноязыкое воинство кощунственно штурмовало главную цитадель Православия в центре Московии — Троице-Сергиеву Лавру? И, самое-то здесь главное, имеет ли кровное родство семейство первых Романовых, Федора, Михаила, Алексея и Ивана, к тем «Романовым», которые появляются на Русском троне после воцарения Екатерины II? Ведь фамилия Романов уже у Петра III — это просто миф, а уж тем более у Павла I, который к родословной свергнутого его матерью правителя, что выясняется, возможно, и отношения никакого не имел.

Сначала о том, в чем нам и действительно требуется покаяться.

Во-первых, это в излишней доверчивости. Ведь враждебная нам пропаганда вот уже 400 лет кряду, после захвата именно Филаретом Романовым власти в нашей стране, обливает ушатами грязи наших истинных народных героев, при этом воздвигая помпезные столпы лицам, претворяющим в жизнь мероприятия по развалу нашей страны, по уничтожению столь ненавистного масонской закулисе подножия Престола Господня — Святой Руси.

И на сегодняшний день эта политика уже привела к полному развалу в прошлом мощнейшей Державы: заводы и фабрики стоят, армия развалена, а детей начинают распродавать на Запад на органы и для утех извращенцев. Неужели это конец? Кто виноват в происходящем, и каким образом поставить всему этому предел?

Для того чтобы понять как выбраться, например, из незнакомой местности, следует сначала определить наш маршрут движения и что нас заставило свернуть с наезженной трассы и забрести в неизвестные дебри, из которых теперь не видно и выхода.

Вот и прикинем, как мы умудрились, выйдя из безкрайних светлых просторов Святой Руси, лелеемой теперь лишь в сладких грезах, забрести на нынешнюю свалку западных, да теперь еще и восточных отходов производств, с вывернутыми карманами и без какой-либо возможности влиять на события в собственном же государстве, растаскиваемом нуворишами на аулы.

А ведь сегодняшний совершенно безрадостный день начинал подготавливаться еще 400 лет назад. Захватившая власть в стране клика, первым еще делом, озаботилась подменой как нашей богослужебной литературы, так и нашей истинной русской истории. И если для усвоения исторической о нас лжи потребовалось пройти векам, то искажение богослужения сказалось незамедлительно — впервые за всю историю в царствование Алексея Михайловича, в 50-е гг. XVII в., Русь, веком ранее Святую, посещает всякой реформации обычно и сопутствующий незваный гость — чума. Потому сменивший романовских ставленников Никон, попавший в тот момент в Патриархи достаточно случайно, пытается вернуть Руси ее не замаранное переделками патриарха Тушинского вора богослужение. Но царь Алексей, поняв свою ошибку, вынуждает Патриарха уйти со своего поста. Но богослужение, в основном, к тому времени уже вернулось в свою первозданность. Полная же неразбериха того времени, кто прав во всей этой с переделками книг истории, а кто виноват, порождает раскол. В то же время происходит и раздробление общества на классы по имущественной принадлежности. Дробление ширится и усиливается вплоть до прихода к власти Николая I, а затем и Александра III. Потому уже Николай II создает прецедент полного возврата общества к своему естественному состоянию — Святой Руси.

Но верхушку общества лечить, что в ту пору выяснилось, было уже поздно. Она к тому времени сгнила и давно разложилась. А потому именно эта часть российского общества, высшее, под руководством тайных сил готовит государственный переворот. Масонство поражает своими метастазами все наиболее значительные руководящие страной посты. Опутывает: прессу, армию, Думу и даже членов царствующей фамилии. Духовенство же так и вообще — первым признает Временное правительство и предписывает принять его вместо законного Царя всему русскому народу. И именно набожность народа превращает его, по воле облеченных церковной властью предателей, в безгласную марионетку в руках заговорщиков. А заговорщики — масоны.

Какое к этой организации отношение имеет Русский народ, на который сегодня пытаются свалить вину: как за государственный масонский переворот, так и, конкретно, за убийство Царской Семьи?

Так перечислим же хотя бы фамилии действующих лиц этой «русской» революции, чтобы определить — кому и в чем следует каяться.

Сначала назовем фамилии людей, оказавшихся у руля государства после «революции», а точнее закулисного государственного переворота, февраля. Это масоны: Львов, Керенский, Алексеев, Рузский, Крымов, Савинков, Коновалов, Терещенко, Некрасов, Милюков, Гучков. То есть вообще все лидеры февраля являлись масонами. Ставленниками этой же организации являлись и члены Синода, огорошившие послушный священству народ принуждением клятвы верности Временному правительству.

Но то было лишь прелюдией сдачи законопослушного народа русского в плен клике инородцев, усаженной на его шею в тот злополучный момент. О чем более чем отчетливо сообщает нам список масонов следующего тайнодейства все той же организации — Октября: Ленин (Бланк-Сруль), Зиновьев (Апфельбаум), Каменев (Розенфельд), Штейнбок, Троцкий (Лейбо Давидович Бронштейн), Радек (Сабельсон), Свердлов (Янкель Мовшевич Гаухман). Именно они захватили власть под достаточно странным для их «девичьих» фамилий наименованием — «русской» революции. И за их отъем в свою пользу власти мы, извечные «стрелочники» истории, обязаны каяться!?

У русских людей, уж извините, таких экзотических фамилий не бывает.

Не бывает у нас и фамилий конкретных убийц Царской Семьи. Потому назовем и их.

Ну, во-первых, кто отдал приказ о ритуальном убийстве. Это Бланк-Сруль, Бронштейн, Гаухман.

Во-вторых, вот как удивляюще не по-нашему звучат имена и фамилии непосредственных исполнителей этого злодеяния в Екатеринбурге: Петр Лазаревич Войков (Вайнер Пинхус), пассажир ленинского опломбированного вагона, Рейнгольд Берзин, Белобородов (Янкель Вайсбарт), Шая Исаакович Голощекин (Фрам Исаак), Янкель Мовшевич Юровский (Янкель Хаимович).

А вот как выглядят фамилии самих исполнителей, за что, по странному желанию нынешнего церковного руководства, обязаны каяться вовсе не их потомки, но якобы наши. Царскую Семью ритуально убивали в подвалах Ипатьевского особняка, а если точнее, в масонских подземельях Вознесенской горки, под руководством самого Янкеля Шиффа — еврейского банкира, прикатившего в Екатеринбург на личном поезде: Лаонс Горват, Анзельм Фишер, Изидор Эдельштейн, Эмиль Фекете, Имре Надь, Андреас Вергази.

То есть шесть резников и банкир, через которого Ротшильды-Рокфеллеры субсидировали масонский переворот в России, поименованный пропагандой некоей «русской» революцией. А потому:

«Возложение ответственности за цареубийство в сознании не участвовавших в революции поколений русских людей на решение “русского” Уралоблсовета (управлявшегося кучкой жидов), имеет то же значение легитимизации незаконного присвоения царской харизмы неизвестным правообладателем, что и демонстрация “револьвера Юровского” в качестве оружия цареубийства в музее революции в первые годы большевицкой власти вместо действительных орудий ритуального жертвоприношения — четырехгранных стилетов (шваек), имитирующих орудия Божественных Страстей — святые гвозди и копие, следы от ударов которыми были обнаружены на стенах Ипатьевского подвала» [285] (с. 75).

«Непризнание ритуального характера убийства Царской Семьи и роли изуверного жидовства как организаторов и совершителей преступления канонизационной комиссией Священного Синода РПЦ позволяет жидам переложить вину за убийство русского Царя на русский народ и плату за священную царскую кровь вложить в талмудический гешефт по дальнейшему разложению и ритуальному истреблению русского православного народа» [285] (с. 307).

Так в чем же нам каяться, после всего вышеприведенного, так настоятельно все-таки требуется?

Ну, во-первых, в попытке непротивления переименования «русскими» настоящих убийц нашего законного Царя и его Семьи, иноземных нашей страны захватчиков: Вергази и Эдельштейна, Хаимовича и Фрама, Бронштейна и Гаухмана. То есть в попытке перекинуть ожидающие их за это злодеяние угли на самих себя и своих детей, благодаря ими же и вводимой ювенальной юстиции предназначенных для переправки за кордон для разборки на органы.

А, во-вторых, и действительно — каяться. Но отнюдь не в том, к чему нас склоняла и склоняет пропаганда, как усвоено, исключительно желтая. А вот в чем:

«Русские люди будут каяться в смертных грехах, что попустили жидовскому нечестию в России…» [118] (с. 372).

Вот чему следует каяться! А не вешать на себя грехи подлых. Тех, кто заявил Пилату: «Кровь Его на нас и на детях наших». На них же и кровь нашего Русского Царя.

И может быть именно этим покаянием мы и смоем свой кровавый позор 70-летнего пленения?

Почему бы и нет? О том имеются и пророчества:

«Известны пророчества, — пишет А. Тускаров (1993), — некоторых святых о восстановлении на Руси Православного Царства на малое время перед самым воцарением антихриста. Но, как указывают архим. Константин, иером. Серафим (Роуз), возможность эта не безусловна, а условна, т. е. может осуществиться лишь при наличии минимума духовно пригодного человеческого материала…» (там же).

Но откуда, спросите, такой материал взять? Ведь мы сегодня раздроблены на просто невообразимое количество партий, движений и религиозных толков. И если в эпоху Минина и Пожарского у русского человека, даже одержавшего победу над врагом, власть все равно каким-то образом из рук враги наши умыкнули, то как мы сможем объединиться теперь, когда, кроме в ту пору обетовавшего в Московии исключительно русского православного населения, появились: а) атеисты: большевики-ленинцы и большевики-сталинцы, сахарово-ковалевцы и баркашовцы (раздробленные в свою очередь на несколько частей и вероисповеданий); западники пацифисты и патриоты нигилисты и т. д.; б) верующие в торжество нечистой силы: колдуны и шаманы, целители всеразличных толков, сниматели порчи и сглаза, наводящие порчу и сглаз, эзотерики всех мастей и т. д.

в) верующие, как им кажется, в Бога: мусульмане и буддисты, кришнаиты и брахманы, и т. д. г) христиане западных толков: католики и ариане, адвентисты и баптисты, молокане и духоборы, и т. д. д) православные:

1/ деление на всеразличные толки: староверы и катакомбники; РПЦ Кирилла Гундяева и не присоединившаяся к ней часть РПЦЗ; переставшие после пометки храмов номерами посещать их: сторонники синода Диамида и сторонники архиепископа Сергия, иные переставшие посещать безблагодатные храмы оставшиеся верными вере своих предков русские люди уже не доверяющие ни Сергию, ни Диамиду.

2/ деление на партии и движения:

«память» Васильева; «черная сотня» Штильмарка; РНЕ Баркашева и т. д.

И все они, опять же, делятся на верующих в наступившую апостасию и пребывающих в эйфории восстановления храмов времен «перестройки»: кто посещает храмы Гундяева, а кто нет. А кто метнулся: к староверам или катакомбникам, зарубежному РПЦ или в синод Диамида.

Как из всей этой удивительно разноцветной палитры создать что-либо общее?

Если не создадим, то конец и нам, и миру — встречайте долгожданное — Апокалипсис. А он, между прочим, уже на дворе…

Но не все до такой степени мрачно. Ведь все мы сегодня разошлись по разные стороны баррикад исключительно из-за незнания своей истории и имени своего Бога, Которое, как это ни удивительно, чтобы мы в том ну никак не смогли ошибиться, написано на нас самих. Что даже в Библии зафиксировано:

«…Господи!.. Твое имя наречено на городе Твоем и на народе Твоем» [Дан 9, 19].

Город же этот, что общеизвестно, — Ие Руса лим (дом Бога Русы). Потому человек Бога Небесного, Творца небу и земли, и именуется, как принадлежащий исключительно Ему, — Русский.

И лишь из-за незнания Правды, которую у нас похитили влезшие в наши книжные запасники вражеские историки, наш народ, растерявший память об имени своего Бога, оказался вовлечен вражескими манипуляторами в уход к верованиям наших в прошлом рабов, проклятых Ноем — хананеев. Нам же приписан и их бог — нечистот и нечистой силы — Ваал-Перун.

Однако ж Правда, похоже, именно в самые что ни есть последние времена, благодаря открывшимся сегодня необычайно легкодоступным информационным потокам, потихонечку вырисовывается. И не просто обозначается достаточно ощутимо видимыми, контурами, но и записывается. Это расследование сведено в серию книг СЛОВО. И вот почему имеет именно это наименование. Ведь Слово Русы, как легко вырисовывается в видении картины мироздания, — это Слово воплощенное — Иисус Христос (Ие с уст [Бог с уст: «да будет Мне по с л о в у твоему» [Лк 1, 37]] Крест осьм [восьмиконечный]).

Открывайте тома этих книг, на сегодня, март 2012 г., их насчитывается 23 тома, и все замазанная масонами наша история, приготовленная ими уже было для полного ее окончательного уничтожения, всплывет перед вами без грима и ретуши. Сразу станет понятным, куда нас столько лет вели с завязанными глазами и куда хотят спихнуть (и уже пихают) сегодня. И без понимания здесь раскрываемых прописных истин разобраться в сегодня происходящем совершенно невозможно.

Но выход из нынешнего нашего просто ужасающего положения в этой серии книг, чего страстно желают обнаружить все жаждущие, почему-то не указан. Случайно ли?

Вовсе нет. Ведь появится он лишь после образования из некоторой части нашего народа «МИНИМУМА ДУХОВНО ПРИГОДНОГО ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО МАТЕРИАЛА». Что случится лишь после того, как этот минимум, ознакомившись со СЛОВОМ, поймет свое предназначение, после чего и займет предначертанное ему в предстоящей битве место. То есть битва с врагами может начаться лишь тогда, когда появится само войско. До этого момента нас будут продолжать убивать ежегодно миллионами: наркотиками и водкой, синтетическими продуктами питания и упавшей до уровня Гвинеи Бисау медициной. И все это будет продолжаться до тех пор, пока мы не поймем, наконец, что лишь срочное неотложное объединение и не просто людей, но истинно русских людей, связанных единой целью — борьбой с бесами, не объединит русского человека.

Но и все рецепты для победы можно будет давать лишь тогда, когда это войско обозначится на белом свете.

А пока не то что до минимума этого еще слишком далековато, но даже те, кто воспринял эти работы вполне адекватно, до конца так пока не все еще осознают, как не то чтобы других, но самого-то себя на этот минимум вывести. Ведь над собой для этого работать требуется: перестать материться, бросить курить, начать поститься, молиться, заняться поисками священника, у которого можно причаститься Святых Таинств. А окружающие, при всем при этом, продолжают материться, плеваться, подличать. И если перестанешь быть как все они, многие пугаются, можно в коллективе своем стать изгоем.

И происходит это вовсе не потому, что они не способны осознать им предназначающейся необходимости следовать Правде Своего Творца. Но лишь из неверия малому числу победить большинство.

Но пусть не волнуется это «малое стадо», «яко с нами Бог». А потому — «Трепещите языцы».

Однако ж армия нужна. Без нее победа невозможна.

Но для конечного сбора всего этого пригодного человеческого материала придется каждому преизрядно попотеть и над преодолением самой главной своей собственной проблемы, которая будоражит каждого человека. Этой проблемой является, как это ни странно, обыкновенная гордыня.

А как же? Ведь нас всю жизнь чему-то учили; ведь мы очень много знаем; кто и чему нас может еще научить?

Практика показывает, что мы, в лучшем случае, можем только догадываться — в какую сторону идти искать Правду, которую от нас надежно спрятали. Потому многие ее ищут, но не многие находят. А на сегодня как раз и воссоздался такой удивительнейший момент, когда она, Правда, в силу определенных обстоятельств, оказалась, как никогда ранее, очень даже распознаваемо открытой.

Но открыта она, что следует заметить, вовсе не для того, чтобы над ней потешались или тут же, узнав ее, предавали забвению. Но чтобы ею следовали. Потому, чтобы попасть в тот самый пригодный для воссоздания Святой Руси материал, следует преизрядно попотеть, в том числе и над своим собственным воспитанием. То есть каждому над самим собой. Ведь не всем и не всегда хочется расставаться с давно усвоенными традициями взгляда на окружающий их мир.

Но не следует как-то по-особенному этой микроскопической неприятности бояться — боль от теряемых приоритетов будет не долгой. Ведь иллюзиям свойственно улетучиваться так же легко, как они когда-то легко входили уверовавшему в непогрешимость его учителей ученика. Учителями же были, что мы обычно старательно списываем со счетов, марксисты и масоны.

Вот что пишет на эту тему, например, Никитина Татьяна Евгеньевна из деревни Брод Нижегородской области:

«Ваши книги шокируют, но это как в реанимации — удар и прозрение. К сожалению, все меньше людей, желающих прозреть. Но на все Божья воля. Видимо, дано нам пройти “пустыню”…» (письмо от 17.10.2011).

Вот куда ведет сегодня всеобщая апатия и нежелание работать над собой и забитостью своей головы ученическим мусором Всеобуча. Как мы уже определили, чисто масонской пропаганды. А потому, при недостаточности минимума готовых прозреть, доведем, весьма благополучно, уже вершащиеся события до Апокалипсиса.

Или все-таки лучше выбрать реанимацию? Пусть сначала и больно, и страшно. Но это все же лучше, чем сидеть и дожидаться «пустыни», пытаясь примерить на себе не по росту сидящий подлатанный гнилыми нитками неоязычества зипунок истории, предложенный нам когда-то самыми злейшими нашими врагами — немцами. А навесить они умудрились на самый грамотный в прошлом народ не просто историю по истории, все в духе той же тысячелетней рабы, но никогда ему не присущие в древности качества: пьянство и тупость, безграмотность и ленивость. И эта неумная сказка, которую заглотил словно наживку наш народ, сегодня, благодаря все той же пропаганде, уже становится былью: от некогда цветущей страны к нынешнему дню остался один мираж…

А чтобы реанимация нас как-то все же из шокового состояния вывела, следует знать причину революции, приведшей к сегодняшнему дню.

Николай Сербский:

«Беда в России произошла не по грехам русского народа, а по грехам части русской интеллигенции, точнее из-за иудействующей русской интеллигенции…» [282] (с. 137).

А иудействующей интеллигенцией аккурат и являлось масонство. Ведь вроде бы и русские фамилии подкопавшихся под государственную власть масонов, чуть позже, сменили уже масоны с несколько иными фамилиями, явно обозначив нам границу совершенного тайной организацией предательства.

И каяться-то нам следует аккурат в том, что наши предки не распознали волков ряженых под овечьими шкурками думских демократов. Что не подняли вооруженного восстания против интервентов, как сделали это 300 лет до того Минин и Пожарский.

Однако следует все же обмолвиться, и сейчас-то многие недопонимают — в какую сторону требовалось в ту пору направлять свое оружие: большинство и по сию пору считают, что стрелять надо было в красных со стороны белых — что на сегодня выяснено — таких же масонов, как и сами красные. Сами же вожаки красных, чьи фамилии, как правило, были заменены русскими, иным казались все же меньшим злом, чем все те же белые, отстаивающие вовсе не интересы русского человека, что видно было за версту. Но и все иные воинские соединения той поры не представляли собой стороны русского человека, а лишь посягнувших на его Царство сил зла, направляемых за огромные деньги с Запада. И никакие националисты или анархисты не были также за народ: ни Петлюра, ни Махно. Пусть враждующих группировок было в ту пору много, но третью силу, то есть русский народ, никто в те времена не представлял. Как все это можно было распознать тогда, чтобы принять сторону, защищающую интересы русского человека, если единственно верное решение, отстаивать своего Царя, было отобрано у набожного в ту пору народа лишь одним заявлением синода о подчинении народа Временному правительству?

«…Св. синод признал новую власть еще до отречения Николая II от престола, которое состоялось в ночь со 2 на 3 марта» [283] (с. 202).

«…решение было принять “к сведению и исполнению” и во всех храмах империи отслужить молебен с возглашением многолетия “Богохранимой Державе Российской и Б л а г о в е р н о м у Временному Правительству”…

Тем самым было изменено церковно-монархическое учение о государственной власти, которое исторически утвердилось в богослужебных книгах русской Церкви и до марта 1917 г. было созвучно триединой формуле “за Веру, Царя и Отечество”. Изменение смысла заключалось в “богословском оправдании” революции, т. е. в богослужебной формулировке тезиса о том, что “всякая власть от Бога”» [283] (с. 205, с. 213–214).

То есть русский народ тех времен, что и понятно — необычайно набожный, был поражен ударом с той самой стороны, откуда он удара меньше всего ожидал. Мог ли он в тот момент распознать врага в членах собственного Св. синода, которому всецело доверял? Мог ли он перечить батюшкам в церквях, к которым подходил для получения Святых Даров?

Так что удар был и действительно в спину — с самой на тот момент неожиданной стороны.

Так что вовсе не безбожие тех лет, что на нас сегодня пытаются навесить наши на сей день такие же красные попы, русского человека той поры сгубило. Но именно непомерное доверие к священству, проходившее сквозь набожность.

Чем масоны так прекрасно и воспользовались. Потому столь легко и была ими взята самая неприступная крепость всех времен — Русское Православие. Оно было застигнуто врасплох: в спину из черного хода…

Кто мог в тот момент что-либо опасное рассмотреть именно с этой стороны?

Никто. Потому все случившееся далее является виной не отречения человека Русы от своего Бога, но, наоборот, вероломным отречением Его служителей в пользу сил масонской закулисы, которым удалось провести в руководство Св. синода своих людей. Сами же русские люди или поняли происходящее слишком поздно, или и по сей день всего случившегося так и не поняли, не определив врага, свергшего его власть в его стране.

Так ведь о том и разговор, что для определения врага требуется сначала разобраться в произошедшем. А когда все станет предельно ясно, тогда и обсуждать особо не потребуется — как же нам возвернуть теперь обратно некогда утраченное — Святую Русь.

Ведь здесь с определением давно всем известных основных постулатов Истины гадать не требуется. Ведь в чем заключалась некогда вся сила мирового государства Бога Русы — Святой Руси?

В святости ее жителей. А что есть святость?

Способность противостоять инфернальным силам — бесам.

И как же, интересно бы знать, смогут объединиться в единую силу собирающие этих бесов силы и силы им противостоящие?

Да никак.

Но если всем временно отошедшим в стан погромщиков Святой Руси людям, в совсем недавнем прошлом людям своего Бога, то есть Русским людям, просто единовременно вернуться из путешествий, куда их к последним временам увели заманчивые речи вражьей пропаганды, тогда и смогут они подойти к возможности восстановления, словно сказочного града Китежа, нашего исконного государства — подножия Престола Господня.

И, опять же, требуется покаяние. Но не в том, что наши предки соделали. Но в том, чего они сделать или не захотели, или, на что куда как более походит, просто не сумели. И все потому, что не знали ни силы вражьей пропаганды, ни способов борьбы с нею.

А самое-то главное, что они Правды еще не знали.

Но вот прошли годы, начали всплывать ранее неверно освещенные события. Появилась возможность все заново собрать и переосмыслить. Для того и публикуются материалы расследования под общим заглавием СЛОВО.

И результаты этого расследования, расставив все приоритеты по своим законным местам, уже позволяют всем ранее сбитым с толку лживой пропагандой людям вернуться в строй защитников Святой Руси. Потому снова уже можно становиться под единые знамена всем тем, которые желают выступить в поход не с белыми против красных, и не с красными против белых, но с Божьими людьми, с Русскими, то есть с Богом. Против всех тех, чей лагерь находится на стороне диаметрально противоположной — с бесами: Ротшильдами и «Мемфис Мицраим», Лениными и Гитлерами, Рерихами и Асахарами, колдунами и экстрасенсами всех мастей.

А потому мы вправе, в случае подобного возврата потенциальных защитников Отечества, ожидать следующего исхода надвигающихся событий.

Николай Сербский:

«…сила иудействующих в России не означает их победы, но только прелюдию к русской победе…» (там же).

Схиархимандрит Лаврентий Черниговский:

«Россия вместе со всеми славянскими народами составит могучее Царство… Господь Святую Русь помилует за то, что в ней было страшное и ужасное предантихристово время… Россия — жребий Царицы Небесныя, и Она о ней заботится и ходатайствует сугубо… Русского Православного Царя будет бояться даже сам антихрист. При антихристе будет Россия самое мощное царство в мире. А другие все страны, кроме России и славянских земель, будут под властию антихриста и испытают все ужасы и муки, написанные в Священном Писании…» [118] (с. 372).

Но, опять же, повторимся:

«…возможность эта не безусловна, а условна, т. е. может осуществиться лишь при наличии минимума духовно пригодного человеческого материала…» (там же).

Так что если не хотим создавать себе лишних проблем (и еще каких!), следует все же заняться подготовкой этого самого материала.

Начинать же, как и обычно, следует с себя. В том СЛОВО и является наиболее действенным реанимационным средством. Ведь пусть сначала и будет несколько дискомфортно (придется расставаться с когда-то хорошо усвоенными аксиомами взгляда на окружающий мир и себя в нем), но зато впоследствии, когда все персонажи нам некогда поведанных россказней займут свои законные места, моральное выздоровление узнавшего о себе правду тела пойдет просто непредсказуемо быстро. Вот, пишут письма, что даже мгновенно. Иные же сообщают, что после узнавания всех ранее сокрытых от них тайн, столько лет в качестве табу покоящихся на раскрытии подноготной разрекламированных пропагандой манекенов, становится жить много веселее. Мало того, сразу обнаруживается ранее упрятываемый от нас смысл земного бытия. Так что реанимация эта для кого-то проходит не просто безболезненно, но заряжает оптимизмом в совершенно безрадостные наши апостасийные времена. Однако ж это касается лишь тех, кто к данным материалам уже достаточно подготовлен. Кто уже находится в лагере, противостоящем бесам.

Всем же остальным путь узнавания истины достаточно не прост.

Но когда материал станет освоен, тогда бывшие язычники и кришнаиты, колдуны и духоборы, коммунисты и адвентисты — все поймут, что спасение от ими же и собранных легионов бесов лишь одно…

Только вот не придет ли это понимание слишком поздно?

Подмененное слово

И вот до чего ж удивительно сходно с большевицкой производилась та еще самая первая революция, заряд которой тлел с эпохи первых Лжедмитриев:

«…при Алексее Михайловиче делали наградные и парадные царские знамена неизменно красного цвета» [240] (с. 143).

Причем, и на похоронах Алексея Михайловича именно такого цвета знамя несли во главе похоронной процессии. Свидетельствует очевидец — Бальтазар Койэтт, прибывший в тот момент в Москву в составе голландского посольства:

«Затем явился патриарх… перед ним несли большое красное шелковое знамя…» [395] (с. 433).

Так что и попы в эпоху «Тишайшего», после свержения им Патриарха Никона, были такими же красными, которые подготовили уже и последующие произошедшие у нас революции (см. второе издание «Красной чумы» [готовится к печати]). И вот похоронное шествие в эпоху Алексея Михайловича полностью собою напоминает нам шествия под предводительством красных попов в эпоху февральской революции, когда утренний молебен плавно переходил в митинг в защиту «жертв революции».

То есть первыми Романовыми использовались те же цвета знамен, что затем будут использоваться как краснобантниками февралистами, так и большевиками октябристами. Так что вновь нами обнаруживаются многочисленные параллели вроде бы и всенародно избранной нами династии с масонскими на нас нашествиями: Петра и Наполеона, декабристов и ленинского интернационала.

Но где истоки этого столь странного «гласа народа», который стал решающим при избрании царей, всего в несколько десятков лет одевших многовековое ярмо на народ, весьма опрометчиво доверивший себя этой новой династии?

Ну, во-первых, начинаем наш поиск среди наиболее фантастических версий тем простым постулатом, что в каждой бочке лжи обязана быть хоть ложка истины. С которой, собственно, этот ушат грязи обычно и начинается. Ведь для изобретения на сегодняшний день разросшейся в некую чуть ли ни науку версии исторического математика Фоменко и Кº требовалась точка отсчета, когда и могли быть изобретены нынешние мифологемы, помпезно именуемые сегодня «русской историей». А времена, когда вполне возможна была подмена основы наших исторических понятий, аккурат и указывают, между прочим, на вполне подходящий момент для воцарения во всем мире единой ереси — смуту в России начала XVII столетия. Ведь папа римский протащил тогда на русский трон своего ставленника. Таким образом, и действительно у злоумышленников появлялась уникальнейшая возможность изобретения своей собственной версии о ходе истории. Мало того, появлялась возможность более эффективной борьбы с нашим СЛОВОМ именно путем разуверения нас в действительном ходе событий мировой истории.

А под новую версию фальсификаторы и решили подвести некое якобы первородство латыни и эллинского наречия, изобретя для них и соответствующую мифологему происхождения. Хотя известно, что:

«Слово “древний” может… применяться к более архаичному состоянию языка, т. е. к такому его состоянию, когда формы в нем ближе к своему начальному образцу, и это вне всякого вопроса о датировке. В этом смысле можно было бы сказать, что литовский язык XVIII в. древнее, чем латинский III в. до н. э.» [241] (с. 195).

То же относилось и к Священному Писанию, первородными текстами которого объявлялся некий такой «библейский» язык, являющийся, на самом деле, туземным наречием чернокожего населения Палестины. Наш же язык, используемый в те еще времена повсеместно, было решено оттеснить на задворки, а его владельцев посадить на дерево и вручить им в руки банан с пальмы.

И вот, судя по всему, что следует сказать о той странной истории по истории, которую принято считать нашей:

«История России в ее современной версии создавалась в угоду династии Романовых, окруженных иностранными придворными…» [36] (с. 252).

А потому:

«Основные труды по русской истории написаны иностранцами и инородцами. Единственным русским историком следует считать Татищева, однако его “История” безследно исчезла, и ныне мы имеем дело лишь с черновиками, изданными Миллером» (там же).

И для постоянной реанимации этой написанной про нас нашими врагами истории о городе Глупове заинтересованными в том силами происходит:

«Систематическое уничтожение надписей и памятников древности как в России, так и за рубежом» (там же).

Вот один из примеров. Найдено не соответствие знаку зодиака года рождения Иоанна Грозного знаку зодиака, вырезанному на его троне:

«Задумаемся на мгновение. Если русские летописи являются подлинниками — как думают историки, — то возможно ли представить себе, что все они ошиблись на четыре года в дате рождения царевича, будущего Ивана Грозного?.. Как же мог летописец ошибиться в дате такого события НА ЧЕТЫРЕ ГОДА? Причем еще и месяц перепутать и число месяца? Еще труднее предположить, что год, месяц и число рождения царевича перепутал не один, а сразу все летописцы, писавшие свои летописи в совершенно различных, сильно удаленных друг от друга местах России. Причем все они сделали, как по указке, одну и ту же ошибку. В точности повторив друг друга. Ясно, что такого быть не могло. Это — очевидная безсмыслица.

Но если, как утверждаем мы, имеющиеся сегодня русские летописи были изготовлены в XVII–XVIII веках в узком кругу лиц — в основном иностранцев, допущенных Романовыми к очень важной для них деятельности по созданию ложной версии русской истории, то картина приобретает совершенно другой оттенок. В этом случае подобные ошибки в летописях не только возможны, но даже очень вероятны. Более того, нет ничего удивительного в том, что одна и та же ошибка, раз возникнув, оказалась повторением сразу во многих различных летописях. Ведь все эти летописи, как мы понимаем, вышли, так сказать, из одной мастерской. Поэтому их нельзя считать независимыми. В них вполне могли многократно повторяться одни и те же ошибки, сделанные редакторами — “улучшителями истории”, в XVII–XVIII веках.

Обнаруженный нами на престоле Ивана Грозного зодиак свидетельствует в пользу нашей точки зрения: имеющиеся сегодня русские летописи являются поздними редакциями, изготовленными в XVII–XVIII веках в узком кругу историков-фальсификаторов. Деятельность которых направлялась и оплачивалась царствующим домом Романовых» [242] (с. 27–28).

Многие же и иные нестыковки возраста царевича удивляют не менее. Например, Воскресенская летопись, называя дату участия юного Ивана Грозного при освящении церкви Параскевы Пятницы, выходит на возраст, который ну никак не мог соответствовать его присутствию на длительном богослужении. Ему было в тот момент всего три месяца.

И подобного рода факты, прорывающиеся, буквально, из всех щелей, которые становится уже невозможным умалчивать далее, не смотря на всю странность выдвинутой Фоменко теории, просто не позволяют долее продолжать сомневаться в явных кем-то произведенных умышленных перетасовках в освящении мировой истории:

«…в средние века латинский язык не был разговорным ни в одной части Европы. Его с трудом понимало подавляющее большинство населения даже нынешних романоязычных стран Европы, не говоря уже об Англии. Примечательно, что Турский… собор… датируемый 813 г. [Фоменко с компанией этот православный собор перефутболивают аж к 1510 г. и переименовывают в католический — А.М.]… рекомендовал читать проповеди не на латыни, а “in rustikam romanam linguam”, т. е. “на деревенском романском языке”, как обычно переводят эту фразу» [40] (с. 36).

Удивительно?

Вот расшифровка этой столь на первый взгляд странной привязки нашего языка, первоязыка человечества, к какой-то весьма невразумительной для его значения сельской местности. Римский закон, как свидетельствует Дионисий Галикарнасский, предоставлял право:

«…рабам и иноземцам предаваться занятиям возчиков и ремесленников… и никто из урожденных римлян ими не занимался.

Два только занятия оставил Ромул свободным — земледелие и военное дело…» [276] (кн. 2, гл. XXVIII).

Вот почему русский язык именуется сегодня языком крестьянским.

«Современное ит. rustiko действительно означает “сельский, мужицкий”. Это отыменное прилагательное, то есть производное от имени существительного. Однако исходного однокоренного существительного в романских языках нет. Поэтому “рустика романа” означает, скорее, руско-романское наречие. В этом нет ничего удивительного, поскольку русско-романское наречие и есть греко-романский диалект праславянского языка» [40] (с. 36).

Однако ж языка, что мы уже определили, именно исконных хозяев «Итальянского сапога» — русских («сапог» этот, что выясняется, во всяком случае в эпоху Гомера, находился в Африке). Но уж никак не проживающих сегодня в данном регионе потомков грузинского покроя аборигенов или освободившихся некогда из-под нашей власти рабов.

Вот как объясняется уже появление их языка — некоего европейского эсперанто — общепризнанного наречия их «науки»:

«Весьма вероятно, что литературная латынь была создана ни кем иным, как Данте Алигьери, жившим по традиционной хронологии якобы на рубеже XIII–XIV веков. Великий Данте был не только поэтом, писателем и философом — он стал первым западноевропейским просветителем, написав трактат “О народной речи”. Его считают создателем литературного итальянского языка, как и Пушкина создателем русского литературного языка в России…» (там же).

И вот почему именно пушкинский стиль искажения древнейшего на земле СЛОВА стал общепризнан и вытеснил язык Адама из официального наречия страны, представляющей собой подножие Престола Господня:

«Членом масонской ложи “Овидий” А.С. Пушкин стал в мае 1821 года. В сохранившемся отрывке Кишиневского дневника Пушкина есть запись: “4 мая был принят в масоны”» [136] (с. 258).

Теперь-то становятся понятны как странности в его творческом пути и в его слишком уж подозрительно тесном единении с масонами, так и странности его смерти: убитые на дуэлях Православной Церковью приравниваются к самоубийцам.

А вот как он был похоронен:

«Вяземский положил ему в гроб перчатки (масонский ритуал погребения собрата). Наталью Николаевну Жуковский и Вяземский, видимо, устранили от этой обязанности, — обычно это привилегия вдовы» [257] (с. 303).

«Пушкин не случайно был поставлен во главе литературного ареопага новой России: усердие вольных каменщиков, имевших главенствующие позиции в русской словесности (Жуковский, Карамзин), вознесло его на пьедестал властителя дум» [136] (с. 263).

И с помощью гения Пушкина масонство, наконец, расправляется со столь ненавистным ему языком, на котором рекомендовал читать проповеди, как теперь выясняется, еще Турский собор.

Таким же новоделом является и язык итальянский, вытеснивший наше древнее («деревенское») наречие с Апеннин:

«…литературный итальянский язык сложился лишь к XVII веку на основе флорентийско-тосканского диалекта. Расцвет литературной латыни приходится именно на XVI–XVII века (Весьма вероятно, что Данте Алигьери (ит. Dante Alighieri) в действительности жил и творил не в 1265–1321 г., а примерно на 260 лет позже — в 1525–1584 г.)» [40] (с. 36).

На это указывает и то обстоятельство, что итальянский писатель Джованни Боккаччо, биограф Данте, в своих о нем высказываниях сообщает, что:

«…Данте выше всех поэтов ставил Гомера, хотя и не читал его, поскольку не знал греческого языка, а переводов Гомера на латынь еще не было (!). Это означает, что такие переводы (а скорее всего, только что написанные произведения Гомера) появились только после смерти Данте, т. е. реально не ранее конца XVI в…» [40] (с. 69).

Поясним: переведенные с нашего древнего языка сочинения древних авторов на модную по тем временам общеевропейскую мову — искусственно изобретенный язык, типа сегодняшнего эсперанто, — латынь. Переводчики же, что и понятно, наделяли все ими перекладываемые на латынь произведения древности своим очень в ту пору, пору эпохи возрождения язычества, модными верованиями и воззрениями на жизнь. Уничтожалась и связь этих произведений с самими авторами — древними жителями мира, заключающегося изначально еще в тесных долинах Междуречья, Северо-западной Африки и Сиро-Палестинского региона.

Далее:

«…переводчик “Божественной комедии” на русский язык М. Лозинский в своих комментариях к переводу пишет, что Данте предвосхитил события, упомянув о красной кардинальской шапке, поскольку такие шапки для кардиналов были введены только после смерти Данте…» [40] (с. 69).

Вот и еще один очень серьезный прокол в сфабрикованной масонами ко временам «первопечатника» Федорова версии. А вот и следующий прокол все в той же цепи:

«Книгу о Троянской войне, откуда Данте и мог почерпнуть многочисленные подробности этой войны, написал на латыни Гвидо де Колумна. Эта книга стала известна не ранее XV в. в печатном виде…» [40] (с. 69).

То есть сразу, минуя оригинал, появляется уже распечатанной во множестве экземпляров. Но и по времени аккурат в ту пору, когда легендарный Данте, якобы с ней ознакомленный, уже давно лежал в гробу.

Вот очередной прокол фальсификаторов, который так и вообще — из области анекдота:

«Данте в “Божественной комедии” упоминает Испанию и Австрию, названия которых впервые появились только в конце XV века» [40] (с. 69).

То есть несоответствий фальсификаторы наделали ничуть не меньше, чем их коллеги при изобретении мифа «о тысячелетней рабе» в своей истории города Глупова — дошедшем до нас «экземпляре» «Повести временных лет».

«Однако только название Австрия является ключом к пониманию передела Европы в XV в. Немецкое название Австрии Osterreich недвусмысленно означает “Восточная империя”. И Австрия действительно расположена к востоку от современной Германии, ср. также англ. Austria, фр. Autriche. Заметим при этом, что праславянский корень (в)ът, содержащийся в слове “восточный”, имеет также смысл “внешний”…

Однако славянское название Австрии, например чешское Rakousko, ясно указывает на современную Австрию как на бывшую провинцию средневековой славянской Дубровницкой республики, столицей которой был г. Дубровник… Латинское название г. Дубровник — Ragusa…) [40] (с. 84).

То есть рогожа. А название Австрии, Rakousko, — рогожка. Вот куда направлялась наша соль через учрежденную Иваном Грозным Ямскую Рогожью слободу, современный Ногинск, и Рогожскую заставу в Москве. Ведь именно в тот момент, когда морское сообщение с нашими солевыми приисками, ввиду экспансии густо окруживших нас тогда враждебных государств, становится невозможным, и появляется этот для нас столь странный сухопутный маршрут. И лишь зимний санный путь легко доставляет этот безценный груз через заснеженные отроги Карпат и Альп к нашим братьям славянам этой Дубровицкой республики, где на побережье Далмации находится город со столь удивительным названием, несущим в себе меру веса соли. Да и сама Австрия, откуда соль затем и расходится по Западной Европе, несет в себе то же наименование. А очень возможно, что в основе наведенной на нас масонами бурной волны Лжедмитриев и лежал скрытый от нас историями историков солевой бунт Запада.

«Австрией бывшая славянская земля стала называться только при Габсбургах, причем не ранее XVI века» [40] (с. 85).

Так кем же был этот «предвосхитивший» столько удивительнейших наименований общепризнанный на Западе «гений»? Изобретатель латиноязычия был, прежде всего, посвященным масоном:

«Сам Данте был одним из руководителей ордена тринитариев, унаследовавшего традиции тамплиеров, и он недвусмысленно говорит о симпатиях к храмовникам» [294] (с. 114).

Так что изобретатель латыни, что выясняется, был таким же масоном, как и сам Пушкин — изобретатель языка, общепринятого сегодня за русский литературный.

Имеется и множество иных несовпадений или удивительнейших «находок» древних авторов, ранее почему-то никому совершенно не известных. Лишь в XVIII веке ни на чем не основанная, то есть не имеющая более ранних произведений, вдруг:

«…расцветает французская поэзия, и в монастырях тут же внезапно обнаруживаются творения труверов, “французских певцов раннего средневековья”, а сборник песен вагантов “случайно обнаруживается” у баварских монахов-бенедиктинцев вообще только в начале XIX в. и тут же датируется XIII веком! Между тем бродячих певцов-вагантов в XVII веке во Франции называли голиардами (goliards), т. е. по-русски “голый род”, известный по нашим сказкам как “голь перекатная”» [40] (с. 85).

Вот и еще очередной прокол Запада. Ведь изобретая некие якобы чрезмерно древние произведения своих «бардов» они даже название им не удосужились какое-нибудь свое особенное сочинить, но содрали просто-напросто у нас уже существующее — готовое, совершенно не понимая при этом, что оно может на нашем языке означать что-либо конкретное, то есть иметь осмысленный перевод своего звучания.

Такое же онемечивание, то есть внедрение папуасских диких культур, произошло и во всех иных странах, где власть на «белом континенте» захватили красные знамена Ермона картавых Израилевых колен (слово Европа означает: возвращение евреев), произошедших от чернокожих служанок хананеянок жен Якова-Израиля — Ваалы и Зельфы (см.: [198]).

Вот, например, откуда появляется наречие наших учителей по нашей же истории — немцев:

«…только в XVI веке образовался литературный или книжный немецкий язык, вытеснивший употребление наречий и сделавшийся общим языком нации. В основе этого общего языка лег перевод Библии, сделанный Лютером, и первая грамматика немецкого языка, принявшая в руководство язык Лютера, вышла в 1578 году» [377] (с. 7).

Так что на момент, скажем, взятия Иваном Грозным Казани и Астрахани никакого языка у этих сидящих еще по тем временам на дереве папуасцев вообще не существовало. То есть наречия-то, кой какие, все ж имелись, но писать на них они пока не умели. Удивляет?

Удивляет другое. Каким же все-таки образом этот невообразимый сброд наречий и диалектов, получивший свою письменность, чисто к тому времени еще формально, нам сегодня нашу же историю преподает!?

Кстати, вот когда они вообще начинают свои буквы корявыми не привыкшими к этому занятию пальцами только еще пытаться выводить:

«Только в XVIII веке начали упражнять их сочинениями на немецком языке» [377] (с. 8).

Однако ж, лишь спустившись с дерева и переложив из правой руки в левую банан, они тут же берутся за сочинения этих всю плешь нам проевших историй по истории:

«Основоположниками русской исторической науки были немцы, которые со времен Петра I поставили себе задачей создать историю Руси. Они не знали и сотой доли того, что мы знаем теперь, да и не могли знать уже и потому, что некоторые из них, писавших историю Руси, не знали даже русского языка! (Байер, например)…

Выводы, к которым пришли ученые немцы, стали своего рода каноном, в достоверности которого сомневаться считалось что-то вроде святотатства» [140] (с. 84).

И зря кто-то думает, что все вышеизложенное представляет собою какое-то такое недоразумение. Ведь если бы безграмотных немцев, залезших в те эпохи в наши книжные запасники, и действительно интересовала история, то значение ими прочитываемого можно было бы легко выяснить у любого русского человека, не имеющего отношения к верхним классам общества. В конце концов, у любого дьячка: русский народ в те времена разговаривал исключительно на том языке, на котором были написаны наши древние летописи. Но немцев правда совсем не интересовала: им необходимо было, наоборот, подальше ее упрятать. А теория о скопищах остолопов, которыми править могут лишь западные культуртрегеры, аккурат и отрабатывалась ими за достаточно немалые деньги заказчиков новой мировой истории, изобретаемой в ту пору Западом для окончательного разгрома славянства.

Потому систематизации подверглись лишь те отрывки, которые устраивали производимый заказ:

«Основные выводы были сделаны без сличения всех летописей и проверки их по многим спискам. В основу была положена Лаврентьевская летопись, кстати сказать, пестрящая пропусками, ошибками и описками. Крупная, отдельная и оригинальная ветвь русского летописания — новгородские летописи — была оставлена без должного внимания.

Когда за дело взялись более серьезно, теория уже была создана, а потому все новое, становившееся известным, подгоняли под уже принятую схему, а явно несогласное отбрасывали, считая за ошибку, фальшивку, а то и просто замалчивая» [140] (с. 84–85).

К тому же многое в летописях:

«…было понятно не верно из-за того, что понимали текст, исходя из норм современного языка, а старых форм просто не знали» [140] (с. 85).

И это вполне понятно. Ведь разговаривали в те времена наши доморощенные полуиностранцы на каком-то совершенно невообразимом сленге. Эти модники:

«…изъяснялись по-французски лучше, чем по-русски. Учебников древнерусского или славянского языка не было… Естественно, что смысл летописей изменялся при переводе до неузнаваемости» (там же).

Но и вся изобретенная немецкой «наукой» наша «история» представляла собой лоскутки, мало чем между собой сходящиеся даже по смыслу. И чтобы все это можно было как-либо хоть осмыслить:

«…надо было быть русским историком, а их не было. Ученый немец представлялся прямо олимпийцем, и на него смотрели чуть ли ни с благоговением. О серьезной критике их не могло быть и речи: и не было кому критиковать, и небезопасно было критиковать особ, находившихся под самым высоким покровительством, критика могла быть сочтена только “продерзостью”» (там же).

Но и в самой Западной Европе, чтобы придать выдвигаемой теории о городе Глупове какую-либо хоть видимость основы, весь имеющийся компромат следовало запрятать подальше от посторонних глаз. Что и было сделано. Ну, а уже потом, после драки, что называется, кулаками не машут:

«Иностранные источники, содержавшие ценнейшие сведения о Руси, не были вовсе известны, а во многих из них находились как раз прямые указания на ложность норманнской теории» [140] (с. 85–86).

Так что не все, к счастью, даже к сегодняшнему дню безвозвратно утеряно. И, как это ни выглядит странно, аккурат по западным источникам, то есть по мнениям о нас наших же врагов, только и можно сегодня распознать происходящие в те времена события.

Наши же отечественные источники подвергались фальсификациям куда как более тщательно. В наших головах формировалась история города Глупова:

«…на историю давила политика — германскому влиянию в России было выгодно поддерживать в русских убеждение, что без варягов им и теперь не обойтись. Норманнская теория считалась “благонамеренной”, и всякий выступавший против нее подвергался сомнению в “благонадежности” и т. д. Защищать диссертацию на антинорманнскую тему не было возможности: она непременно была бы провалена в совете профессоров» [140] (с. 86).

Вот что на эту тему сообщает профессор Н.П. Загоскин в своей “Истории права русского народа”, 1, 1899, 336–338:

«Вплоть до второй половины текущего столетия учение норманнской школы было господствующим, и авторитет корифеев ее Шлецера — со стороны немецких ученых, Карамзина — со стороны русских писателей, представлялся настолько подавляющим, что поднимать голос против этого учения считалось дерзостью, признаком невежественности и отсутствия эрудиции, объявлялось почти святотатством.

Насмешки и упреки в вандализме устремлялись на головы лиц, которые позволяли себе протестовать против учения норманнизма. Это был какой-то научный террор, с которым было очень трудно бороться» (там же).

Это было сказано еще в «старом добром» 1899-м году. Так что к изобретенной масонами теории Дарвина, «гениальности» Маркса и Эйнштейна следует теперь присовокупить и теорию о тысячелетней рабе — все вышеперечисленные течения созданы из воздуха вольными каменщиками и за баснословные деньги впрыснуты в эти политические мероприятия.

Но в 60-х гг. XX века были раскопаны Новгородские берестяные грамоты, после чего обнаружилось, что вся написанная о нас немцами галиматья оказалась ложью от первого своего слова до последнего. Вот тогда-то и подошли к более пристальному рассмотрению предъявляемых нам исторической наукой документов. И что же?

Обнаружилось, что:

«Лист “Повести временных лет”, на котором (!) основана норманнская теория, является фальшивкой» [36] (с. 252).

Так просто…

Истоки смуты

А вот как в России подготавливалась почва для успешного претворения в жизнь всех вышеперечисленных религиозных течений: марксизма и ленинизма, дарвинизма и норманнизма.

В начале о тайной организации, существование которой четко просматривается при проведении параллели: Иван Федоров («первопечатник») — Гришка Отрепьев — Симеон Полоцкий. Все они засветились непосредственным контактом с руководством тайного ордена «Василия Великого». Руководили же этой организацией на протяжении нами рассматриваемого столетия — князья Острожские.

Вот что сказано об Иване Федорове и Петре Мстиславце после того, как они попали в опалу за печатание крамолы при дворе Ивана Грозного:

«…прибыв в Литву, напечатали много книг, работая под покровительством Литовских вельмож… в местечке Заблудове, близ Белостока, у великого гетмана Григория Александровича Хаткевича, и в городе Остроге у знаменитого ревнителя Православия — князя Константина Константиновича Острожского…» [57] (с. 280).

Однако ж, на поверку, эти самые «ревнители Православия», что Гетман Хаткевич, что князья Острожские, свою враждебность Русскому государству доказали не только печатанием душевредной духовной литературы. Они и воевали против Святой Руси не только в переносном смысле, но и с оружием в руках: убивали русских людей и сжигали русские города.

А самыми главными действующими лицами во всей этой истории являются даже не покровители, а спонсоры этой адовой работы, направленной на подрыв идеалов Святой Руси. Вот что об их деятельности сообщает Нечволодов:

«Иван Федоров, человек семейный и больной, терпел страшную нужду. Он вынужден был заложить жидам все свои типографские снаряды за 411 золотых…» [57] (с. 280).

Вообще-то Иуда, помнится, запросил, между прочим, у них же, всего-то разнесчастных 30 сребреников. Нами же рассматриваемый «герой» оказался куда как более коррумпирован — потребовал сумму денег, в сотни раз превышающую Иудины запросы.

То есть работал наш воспетый историками в веках «первопечатник», после бегства со Святой Руси, в подозрительно узкой близости с теми из иноверцев, за общение с которыми, по правилам VI Трульского собора, что именно во времена Федорова и занес в «Домострой» Силвестр, следовало вообще отлучать от Церкви.

А вот кому досталось в наследство имущество Федорова:

«…и только после его смерти они были выкуплены Галицким Епископом» [57] (с. 280).

И тут, казалось бы, все вернулось на круги своя: Православная Церковь выкупила у иноверцев имущество нашего опального «первопечатника». Но вот кем был этот архиепископ, поставленный на кафедру в латинской стране, в которую превратилась в те времена Галиция со своим переходом в унию:

«…Православными епископами короли часто назначали угодливых им и Польской знати светских людей, только числившихся православными, по духу же совершенно преданных Латинству; точно также раздавались и игуменства в монастырях; все это, разумеется, вносило сильную порчу…» [57] (с. 281).

То есть печатный станок, после финансовых махинаций, оставшихся за кадром, достался представителю враждебной нам униатской церкви, с вероисповеданием Руси ничего общего не имеющей. Да и предшествующие покровители дела Федорова, подрывающего устои Православия, были к нам не менее враждебны:

«…князь Василий — Константин Константинович Острожский… воевал с полками Иоанна в Северской Украине.

Таким образом, оба князя Острожские — отец и сын, будучи Русскими людьми и горячо преданные Православию, могли служить Польским королям, и при этом вести ожесточенную войну с Православным Московским Государством» [57] (с. 282).

И это все притом, что именно при короле Стефане Батории, за которого они столь преданно против Святой Руси с оружием в руках сражались, начались:

«…открытые гонения на нашу церковь» [57] (с. 281).

Интересно, что еще за полвека до того, как отец и сын Острожские, пригревшие Ивана Федорова, с оружием в руках воевали против Святорусского государства, отличился и их предшественник (дед? прадед?) в сражении при реке Ведроше в 1501 г., где:

«Литовская армия, потеряв 8 тыс. убитыми, оказалась зажата со всех сторон… Почти все воеводы вместе с самим князем Острожским были взяты в плен» [243] (с. 29).

И вот как тесно переплела история родоначальника рассматриваемого нами гнездовья «ревнителей Православия» с еще одним масоном тех же времен. Вот что сказано о единоверце князя Острожского именно в год его пленения, когда заинтересованными в том лицами, несмотря на явное поражение, писалась ложная история Русской западной украины. В своем трактате, ложно объявлявшем о якобы принадлежности Новгорода и Пскова Польше:

«Уже к 1501 г. [сочинитель “Трактата о двух Сарматиях” Матвей] Меховский пользовался громкой известностью, как врач, и был придворным врачом и астрологом Сигизмунда I польского и Владислава чешско-венгерского» [264] (с. 5).

«Совершенно очевидны астрологические увлечения нашего автора: он ими даже несколько щеголяет, тщательно отмечая явления комет-предвестниц, цитируя Птолемея, его арабского комментатора и Пьетро д’Абано.

Во время Меховского астрология считалась наукой… [но] Между нею и церковной верой есть несомненное противоречие, сказавшееся, например, в судьбе Пьетро д’Абано. Он был таким же астрологом, как Меховский, попал за это в руки инквизиции с обвинением в занятиях магией, и только смерть избавила его от осуждения, а может быть и от костра» [264] (с. 34).

Но Меховский костра уже не боится, являясь придворным астрологом сразу у двух королей. И все потому, что его деятельность на посту придворного мага вполне соответствует и его утверждениям, что якобы «Новгород и Псков — литовские города» [264] (с. 12):

«Король Владислав поручил великое княжество Литовское и Самагиттское двоюродному брату своему, Александру Витольду, и тот, человек энергичный и смелый в бою, присоединил к Литве княжество Псков, называемое Плесковией, а затем — другое княжество Новгородское…» [264] (с. 104).

Так что уже во времена своих ужасных поражений, в данном случае при Ведроше, которое потерпел предок князей Острожских, пишутся легенды, в данном случае Матвеем Меховским, о неких якобы правах Польши на наши западные украины.

Таким образом, корни придворного масонства нами разбираемой Литвы теперь выявлены. А вот кто наряду с Федоровым и князьями Острожскими подхватил эстафету предательства уже при Иоанне Грозном:

«Наряду с Константином Острожским, другим большим ревнителем Православия в Польско-Литовском государстве был наш изменник — князь Андрей Курбский» [57] (с. 282).

Третьим же изменником, оказавшимся участником разбираемой нами истории, является гетман Мазепа. Именно в его тайном казнохранилище была обнаружена золотая медаль с изображением князя Василия-Константина Константиновича Острожского, сопровожденная латинской надписью:

«Константин Константинович… князь Острожский, воевода Киевский, маршалок земли Волынской…» [57] (с. 282).

Ну, и его сын теперь четвертым замыкает разбираемый нами круг весьма странных ревнителей Православия, преданность которому, по мнению все того же Нечволодова, он доказывал следующим образом:

«…Константин Константинович Острожский, сын победителя под Оршей, опустошил Северскую область до Стародуба и Почепа…» [57].

И тут совершенно не требуется гадать, чтобы определить настоящее вероисповедание разбираемых нами «ревнителей» Православия. Именно для борьбы с ними и их хозяевами:

«В Январе 1580 года Грозный созвал в Москве церковный собор и торжественно объявил ему, что Церковь и Православие в опасности, так как безчисленные враги восстали на Россию: Турки, Крымцы, Ногаи, Литва, Поляки, Венгры, Немцы и Шведы — как дикие звери разинули челюсти, чтобы поглотить нас…» [57] (с. 205).

Конечно же, Нечволодов пытается выгородить нашего «ревнителя», считая его всего лишь заблудшей овечкой. Но волчьи зубы этого «маршалка», когда многие в прошлом непонятные поступки наконец находят себе объяснение, слишком явно просвечиваются из-под шкурки овцы, оказавшейся ему явно не по размерчику:

«…иезуиты, окружавшие Сигизмунда, повели вопрос об унии настолько хитро и ловко, что многие Православные встретили мысль о ней благодушно, в том числе и князь Константин Константинович Острожский; это был по существу своему благородный мечтатель, который искренно думал, что предполагаемая уния будет настоящим соединением Церквей…» [57] (с. 354).

Но кулик кулика (или мечтатель мечтателя [был у нас еще один такой мечтатель — кремлевский]) видит издалека. Потому именно все туда же, в Острог, точно по проторенной Иваном Федоровым дороженьке, направляется и первый вор великой смуты — Гришка Отрепьев:

«…и он Гришка похоте ехати к воеводе Киевскому ко князю Василию (Константину) Острожскому…» [57] (с. 361).

Что же это за вальяжный барин, запросто принимающий у себя беглых монахов из русских православных монастырей?

«Несмотря на Брестскую унию… в его обширных владениях собираются и находят убежище все жертвы этой великой религиозной войны. Князь Острожский — могущественный покровитель. Его ежегодный доход определяют в 1 200 000 флоринов. Он держит у себя 2 000 человек челяди и шляхтичей…

Этот двор служит пристанищем для всех противников Рима: православных, реформатов, кальвинистов, тринитариев, ариан. Всякий, кто ненавидит “латинскую ересь”, находил здесь радушный прием» [149] (с. 93).

И на что же это такая неразборчивость в религиозных взглядах смахивает? Причем в узкой зависимости от ненависти к главенствующей религии страны?

На организацию вольных каменщиков:

«Строительные ложи всегда… давали приют всем еретикам, преследуемым католической церковью…

Чтобы иметь лучший успех, масоны поддерживали различные секты и вольнодумцев в области религиозной. Под видом широкой веротерпимости вносились ереси и расколы в христианскую церковь.

Реформация на Западе и протестантство тесно связаны с масонством и имеют корни своего происхождения в масонстве.

Словом, история масонства — это есть история борьбы с религией и церковью…» [270] (с. 98–99).

И вот каковы ужасающие темпы этой борьбы в нами описываемое время и в нами описываемом месте — в оккупированной поляками Белоруссии. После того как там:

«В 1562 году вышло первое русское издание катехизиса Кальвина… были закрыты и обращены в храмы кальвинистов 650 православных церквей» [277] (с. 71).

«Католические польские власти закрывали церкви, запрещали духовенству служить в них и не признавали легального существования Православной Церкви в Литве и Польше. В их глазах лишь униатская церковь имела право представлять православное население или, как они его называли, “бывшее” православное население Западной Руси» [277] (с. 73).

И вот интересный момент. Сами-то поляки затем, в период разгрома своей реформации, храмы свои у протестантов отберут. Отберут в свою же пользу и превращенные в протестантские кирхи храмы уже наши — православные. И если простой народ эта хитроумная вражья уловка с пути истинного своротит лишь отчасти, то барчук станет так окатоличен, что мы его уже и никак не сможем впоследствии считать своим.

И вот до какой степени он в тот период становится не нашим. Еще только в Новогрудском воеводстве:

«…из 600 наиболее богатых дворянских русских семей только 16 остались верны вере своих предков. Такие крупнейшие знатные фамилии, как Вишневецкие, Сапега, Огинские, Ходкевичи… примкнули к кальвинистам» [277] (с. 71).

А уже затем, в период «католического ренессанса», то есть ре-кальвинизации, все они станут до такой степени поляками, что у нас уже и язык не сможет повернуться назвать русскими, например, Сапегу или Ходкевича, братьев Вишневецких, поляков просто до мозга своих костей, или Огинских — предводителей аккурат исключительно польского восстания против русских…

Потому этот ход по внедрению стольких всевозможных сект на территории казалось бы самого на земле ортодоксального католического государства является ничем иным, как просто гениальнейшим изобретением масонов в деле борьбы с русским Православием на западных наших землях, отторгнутых у нас на тот момент, и как всегда — лишь обманом, нашими врагами.

Потому и средства в данного рода мероприятия впрыскиваются просто фантастические. И толпы людей пьют и едят неизвестно за чей счет, особо и не пытаясь задумываться об источниках доходов их привечающих просто не в меру хлебосольных хозяев.

Но где же в истории нам уже попадалось такое расточительное хлебосольничество? Где подобным же образом, годами, задарма кормили на невесть откуда берущиеся немалые деньги подобного же рода ораву дармоедов?

Вся эта неслыханная расточительность один в один копирует ежедневные пирушки в доме Лефорта, веком позже не прекращаемые ни на миг в Кукуевой слободе. Причем даже во времена отъезда самого хозяина.

А ведь там по части религиозной свободы все было полностью идентично правилам князя Острожского, о котором сказано:

«Хозяин — большой хлебосол, кормит наотвал: говорят, один из слуг князя, некий Богдан, съедал за завтраком жареного молочного поросенка, гуся, двух каплунов, кусок говядины, три больших хлеба, громадный сыр и, кроме того, запивал все это восемью литрами меду! И после он с нетерпением ждал обеденного часа (Niesiecki. Herbarz, в изд. 1841 г., VII, 183)» [149] (с. 93).

И таких бездельников обжор — 2 000! Не правда ли, странновато выглядит такая вот неслыханная щедрость?

И вот что здесь наиболее интересного в распутываемой истории нам следует запомнить:

«…этим двором управляет маршалок, который получает 70 000 флоринов жалованья» [149] (с. 93).

А ведь именно к этому маршалку и отправит наш «ревнитель православия» своего подопечного.

Но обо всем по порядку. Старец Варлаам в своем “извете” свидетельствует:

«…провожатый Ивашко провел нас за рубеж в Литовскую землю… И в Киеве жили всего три недели, и Гришка хотел ехать к киевскому воеводе князю Василию Острожскому, и отпросился у братии и у архимандрита Елисея Плетенецкого.

И я архимандриту Елисею и братии говорил о нем и бил челом, что он собирался жить в Киеве в Печерском монастыре ради душевного спасения, а потом идти к святому граду Иерусалиму к Господнему Гробу, а ныне идет в мир к князю Василию Острожскому… И мы у него [у князя Острожского — А.М.] прожили лето, а осенью меня и Мисаила Повадина князь Василий послал в свое богомолие, в Дерманский монастырь Живоначальной Троицы. А Гришка съехал в город Гощею к пану Госкому, да в Гощее иноческое платье с себя скинул и стал мирянином, да начал в Гощее учиться в школе по-латински и по-польски, и люторской грамоте, и стал отступник и нарушитель законов сущей православной христианской веры. И я, государь, из монастыря ездил в Острог к князю Василию и князю Василию бил челом, чтобы князь Василий велел вернуть его из Гощеи и сделать по-старому чернецом и дьяконом, и велел бы его послать к нам в Дерманский монастырь. И князь Василий и все его дворовые люди говорили мне: “Здесь такова земля — как кто хочет, тот в той вере и пребывает”. Да князь мне говорил: “Сын-де мой Яныш родился в христианской вере, а держит ляшскую веру, и мне-де его не унять. И ныне-де пан Краковской в Гощее”. А Гришка в Гощее у него и зимовал, а после Пасхи из Гощеи пропал без вести и очутился в городе Брагине у князя Адама Вишневецкого и назвался князю Адаму князем царевичем Дмитрием Ивановичем Углицким» [160] (с. 113–114).

И вот кем оказался столь гостеприимный последователь князя Острожского — пан Гойский, обучивший всему необходимому, на него возложенному, предполагаемого Лжедмитрия и отправившего его далее по явно ранее задуманному маршруту для воплощения планов Федора Романова в действие. Даже Валишевский ну никак не может удивиться этой странным образом всеми силами историками затираемой схеме, лежащей, на самом деле, просто на поверхности нами разбираемой истории:

А ведь этот Гойский ни кто иной, как столь щедро вознаграждаемый маршалок двора князя Острожского! [149] (с. 94).

Тот самый, которому его господин отваливал по 70 000 флоринов. Однако же, судя по качеству выполненного им весьма деликатного задания, вовсе не задаром.

Но и далее Самозванец был переправлен вовсе не спонтанно, но четко по когда-то кем-то утвержденному сценарию. В 1603 г. он оказывается «в гостях» у Адама Вишневецкого:

«Князь Адам, этот крупный магнат, — племянник знаменитого Дмитрия Вишневецкого, злосчастного кандидата на молдавский престол…» [149] (с. 94).

Вот как мир оказался тесен: подготавливаемый лжецарь оказывается у племянника неудавшегося лжегосподаря. То есть совершенно явно заявляется поделиться опытом не у кого-то там еще, но именно у семейства Вишневецких, которые уже разок использовали запорожское казачество для государственного переворота.

А ведь Запорожское казачество, как теперь выясняется, было создано вовсе не малороссами для защиты от Польши, как нам столь навязчиво внушалось еще со школьной скамьи. Но самими поляками. Именно Дмитрием Вишневецким и был основан на острове Хортица:

«…зародыш Запорожской Сечи…» [130] (с. 221).

И вот для каких мало каким боком к малороссам стоящих целей:

«…для защиты пределов Речи Посполитой от турок» [130] (с. 772).

То есть казаки, на самом деле, предназначались для защиты ляхов, а уж никак не для защиты коренных природных жителей этих мест.

«В пятидесятых годах XVI века Дмитрий Вишневецкий построил укрепление на острове Хортице и поместил там казаков» [130] (с. 496).

Но ведь именно после посещения князя Острожского и днепровских казаков отправляется Самозванец к Адаму Вишневецкому.

И вот что о действительном вероисповедании Лжедмитрия выбалтывает нам Павел Петрей — агент шведского короля в Московии тех времен:

«Гришка Отрепьев… был неисправимым плутом и хитроумным чернокнижником…» [262] (с. 83).

Так что здесь этот клубок долговременных масонских связей становится и еще более очевиден. Причем уже освещается и вероисповедание Лжедмитрия, легко позволившее ему сделаться самозванцем.

Но подобное же Гришкиному вероисповедание, слишком отдаленное от вероисповедания Святой Руси, имели и фамильные владельцы Запорожской Сечи. Это очень наглядно проявилось после вступления их в Москву в сопровождении Лжедмитрия:

«…братья Вишневецкие исповедовали православие. Но московские люди с трудом могли признать в приезжих гостях единоверцев…» [130] (с. 312).

Это происходило:

«…по разности обычаев, входивших по московским понятиям в область религии» [130] (с. 306).

Одним из таких «обычаев», например, являлось принятое на Святой Руси целование икон. Приехавшие же с запада басурмане, эти некие такие «ревнители Православия», если и пробовали скопировать наши святоотеческие обычаи, то делали это не просто несколько не ловко, но кощунственно:

«…поляки, к соблазну православных, целовали изображения святых в уста» [130] (с. 320).

Так что князем Острожским беглый монах был принят, расстрижен и отправлен обучаться минимуму наук, необходимых для самозванческой подрывной деятельности. Но производились все эти темные махинации «ревнителем Православия», что вполне естественно, в тайне:

«Сам Константин Острожский, спрошенный об этом королем Сигизмундом, отрицал свои отношения с Гришкой и даже отвечал, что совершенно не знает, о ком идет речь» [57] (с. 362).

Тем легко объясняется его явный умысел, потому как:

«Однако, в Загоровском монастыре Волынской епархии, сохранилась книга “Василий Великий” со следующей весьма любопытной надписью: “Лета от сотворения мiру 7110 (1602) месяца августа в 14 день, сию книгу Великого Василия дал нам Григорию з братию с Варлаамом, да Мисаилом Константин Константинович, нареченный во святом крещении Василей Божиею милостию пресветлое Княже Острожское, воевода Киевский”. Под словом “Григорию” внизу подписано тою же рукою, но несколько другими чернилами: “Царевичу Московскому”; вероятно, эти слова прибавлены позже, причем, так как почерк подписи несходен с известным почерком Лжедмитрия, то следует признать, что она сделана кем-нибудь из его двух спутников. Во всяком случае, эта подпись служит свидетельством, что Григорий Отрепьев с Варлаамом и Мисаилом были летом 1602 года у князя Константина Константиновича Острожского и получили от него в дар книгу, причем именно этот Григорий Отрепьев стал считаться впоследствии царевичем Димитрием.

Сын князя Константина, Януш, отпавший в Латинство… 3 марта 1604 года совершенно определенно писал королю Сигизмунду: “Я знаю Димитрия уже несколько лет; он жил довольно долго в монастыре отца моего, в Дермане; потом он ушел оттуда и пристал к анабаптистам (секта перекрещенцев); с тех пор я его потерял из виду”. Еще определеннее были слухи о названном Димитрии в Кракове, где их собирал папский нунций (посланник) Рангони; по этим слухам, как рассказывает современный нам писатель иезуит, особо облюбовавший Русскую историю, о. Пирлинг, “Димитрий… из Острога отправился в Гощу”.

В Гоще, небольшом городе на Волыни, жили два знатных пана Гойских, отец и сын; они были ревностными последователями секты Ария и основали для распространения своего лжеучения две школы; в этих школах Григорий успел, по-видимому, нахвататься кое-каких верхов Западно-Европейского образования…

Проведя зиму в Гоще, Отрепьев весною после Светлого Воскресенья пропал без вести; по некоторым данным, он отправился в это время к Запорожским казакам…» [57] (с. 362–363).

То есть круг заговорщиков замкнулся: предатели всех мастей (сектанты всех мастей), «первопечатник» Федоров — изобретатель новой версии Библии, купленный все теми же мрачными закулисными личностями, и даже Лжедмитрий, — все сомкнулись вокруг некоего князя Острожского: то ли Николая, а то ли Василия. На что похожи все его удивительные связи?

Да это же сети паука. Его слишком терпимая вера ко всем врагам Православия: анабаптистам, жидам, арианам, католикам, униатам и православным типа предателя Курбского, напоминает лишь одну организацию — масонство. И именно в этой каше следует искать корни нашего сегодняшнего столь странного запамятования своей старины глубокой.

В ней же следует выуживать информацию и посерьезней. Например, Острожская Библия Ивана Федорова — плод усилий масонов на пути уничтожения нашей памяти.

Все вышеперечисленные отступники не просто являлись врагами Государства, но врагами Русской Веры. Они очень основательно подработали наши богослужебные книги под свою версию, что в дальнейшем и породило раскол. А:

«…когда патриарх Никон сам нашел ошибки в переводах с греческого языка, он признал необходимость исправления церковных книг» [244] (с. 57).

Однако ж эпоха этих исправлений, правящим режимом навешанная исключительно на одного на Никона, началась еще с самого прихода к власти первого из Романовых — Михаила:

«Когда после Смуты был восстановлен Печатный двор, то прежде всего решили исправлять книги» [178] (с. 304–305).

«Для этой цели были приглашены из Киева ученые монахи…» [244] (с. 57).

А приглашены были «ученые монахи» из того самого Киева, где сам архимандрит Елисей Плетенецкий объявил Варлааму, вскрывшему замысел Гришки расстричься, что:

«…в Литве Земля вольная, в коей кто вере хочет, тот и пребывает…» [57] (с. 361).

И какую такую науку в такого рода землях можно было от кого перенимать? И чем такое попугайничанье у Литвы, находящейся под колпаком Римского папы, могло кончиться?

Тем и кончилось: расколом — не желал русский человек плясать под дудку погрязших в сатанизме посланцев чуждых нам культур. И хоть правящее в тот момент священство и настаивало на преклонении перед выученной в качестве шпионов Запада привезенной к нам с большой помпой ученой заграницей, русский человек совершенно определенно своих позиций в отеческом богослужении сдавать не желал:

«В Москве, однако, относились к киевским ученым монахам с недоверием, считая, что они находятся под влиянием “латинства”. При таком умонастроении не удивительно, что явились противники исправления книг» [244] (с. 57).

Но противниками исправления являлись не только те, кто не доверял «учителям», побывавшим под влиянием католиков. Грекам также не было от нас никакого доверия:

«…в старину, когда к московитам приезжал архиерей или патриарх из греческих земель, они не допускали его к служению в своих церквах, полагая, что он осквернился от турок; а также, когда приезжали греческие купцы, их совсем не пускали в церкви, дабы они не осквернили их, будучи сами оскверненными. Ежели кто из них оставался во имя царя, женился и делался драгоманом [переводчиком — А.М.], то священники ставили его, в течение 40 дней, вне церкви, в положении оглашенного, затем его помазывали миром и по прочтении молитв вводили в церковь, полагая, что он очистился» [371] (гл. 5, с. 19).

А потому противники внедрения чужебесия заявляли:

«…не русским надо учиться у греков, а грекам у русских…» [244] (с. 57).

Однако ж у власти в нашем государстве находились в ту пору его враги.

В самый же завершительный период этой глобальной перекройки наших святоотеческих книг резидентом масонства в Москве был Симеон Полоцкий. Кем он является на самом деле, и даже как выглядит его настоящее имя, удалось обнаружить лишь после его смерти в записях, сделанных его собственной рукой:

«“Эта книга есть надежное вместилище знаний Симеона Петровского-Ситниановича, полоцкого иеромонаха Ордена святого Василия Великого”. Дата — август 1670 года…» [112] (с. 101).

Но ведь именно книга «Василия Великого» была преподнесена Константином-Василием Острожским Гришке Отрепьеву! Это не может быть просто совпадением. Больше походит на то, что резидентом ордена «Василия Великого» являлся Константин Острожский, периодически почему-то именовавший себя “Василием”. А в данной книге, посторонним ни о чем не говорящей, судя по всему, был записан масонский устав данного ордена. Потому он и оказался сначала у Самозванца, а затем, чуть ли ни столетие спустя, у тайного агента этого ордена Петровского-Ситниановича.

И если под воздействием масонов и раздаваемых ими направо и налево крупных сумм финансовых средств врагам Православия все же удалось начать исправление книг, чем внести вирус постепенного отчуждения русского человека от своего исконного вероисповедания, то раскольники ударились в другую крайность. Они уверовали во все внесенные с приходом к власти Романовых «исправления», начатые Михаилом еще в 1616 г. на Печатном дворе.

И вот теперь, после многолетних целенаправленных уничтожений наших древних книг, заказчикам данного мероприятия удалось не только внедрить в наше пользование распечатанный Федоровым Острожский вариант, но уже и его подработать под догмы иноверия. Подобная же агрессия просматривается и на все иные богослужебные книги, которые теперь выверяют по переводам с туземного наречия Древнего Ханаана. То есть с наречия чернокожего туземного населения, обращенного израильтянами в рабов! (см.:[202]).

Теперь о родоначальнике династии Романовых — Патриархе Филарете:

«Это единственный в истории России Патриарх, которого провозглашали (не избирали!) дважды: в 1608 и 1619 гг. Это единственный Патриарх, у которого были дети, что сегодня немыслимо по церковному уставу. Этот человек сумел не только организовать избрание своего несовершеннолетнего сына Михаила “царем Всея Руси” он и сам был избран великим государем, оставаясь Патриархом, и правил Россией до своей смерти в 1633 г.» [40] (с. 85).

Вот еще справка о нем:

«…пострижен Борисом Годуновым в монахи под именем Филарет. В 1605 г. Лжедмитрий I возвел его в сан Ростовского митрополита. В 1608 г. Филарет попал в Тушинский лагерь и был объявлен Лжедмитрием II Всероссийским Патриархом. В 1610 г. он поддержал кандидатуру Владислава на царский престол и возглавил посольство под Смоленск» [311] (прим. 44 к с. 63).

То есть первым Самозванцем он был из монахов произведен в митрополиты, а вторым — так и вообще — в Патриархи. Он же, несмотря на проклятие Патриархом в тот момент настоящим, Гермогеном, как всех Тушинцев, паствы Филарета, так и всех пытающихся усадить на Русский трон поляка, возглавляет посольство злейшему врагу России — Сигизмунду. То есть является главным изменником в нашем государстве той поры.

Как мы такой странный факт своей собственной истории проморгали? Как умудрились всецело довериться версии на произошедшие тогда события злейших врагов русского человека и его Веры, захвативших в нашей стране в 1613 г. власть?

Так кто же он такой — Филарет Романов?

Начнем с пересказа немца Бера повествования о врагах царя Бориса. Первым из них называется Богдан Бельский, считающийся замешанным в убийстве Иоанна Грозного. Однако тут же сообщается о милосердии, которое проявил в уличенном в злоумышлении против царской персоны боярине Борис Годунов:

«Вместо смертной казни, царь даровал преступнику жизнь, но велел отписать все его имение и всю дворню его отпустил на волю…» [170] (с. 384).

Однако, при этом, со слов того же немца, приказал ободрать ему главное мужское достоинство — бороду:

«…после чего сослать его в Сибирь, где, вероятно, пропала у него охота выдавать себя за царя» [170] (с. 385).

Среди Романовых:

«Более всех братьев выказывался дарованиями и умом Федор Никитич» [130] (с. 378).

В чем же состояли особенности проблесков этого самого ума?

«…не было в Москве лучше и щеголеватее мужчины. Современник-голландец говорит, что если портной, сделавши кому-нибудь платье и примерив, хотел похвалить, то говорил своему заказчику: теперь ты совершенный Федор Никитич» [130] (с. 378).

О чем такое говорит?

Ну, совсем не о проблесках некого такого ума. Но лишь о каком-то слишком по тем временам астрономическом его финансовом обезпечении, которое позволяло ему слыть франтом из франтов — законодателем всех по тем временам случающихся мод.

И вот как странно переплетается как его баснословное состояние, так и взаимные симпатии с опальным Бельским:

«Еще в 1602 г., находясь в заточении в Сийском монастыре, старец Филарет Романов, бывший боярин Федор Никитич, в разговоре говорил, между прочим, о Бельском следующее: “Про бояр, окружавших тогда Годунова, про всех говорил… нет у них разумного; один у них разумен Богдан Бельский…”» [170] (с. 386).

И натащил в свои закрома этот с точки зрения Филарета «разумный Богдан» за свою короткую службу столько всего, что затем Забелин перечисляет на нескольких листах. И только того, что из его весьма слишком немалого «гардеробчика» употреблялось по особым случаям царями:

«Его богатое имущество, рухлядь, как в то время называли всякое домашнее имущество, по каким-то случайностям сохранилось и во время полнейшего разорения всего Московского государства и всех сколько-нибудь достаточных людей. Оно поступило в собственность новоизбранного царя… молодой царь воспользовался даже и богатыми сорочками Бельского, которые были ему подарены 19 декабря 1613 г.» [170] (с. 386).

Случайно ли такое? Почему именно его имущество, когда вся страна представляла собой сплошные руины, оказалось никем не тронутым?

Лишь при единственном условии его удивительнейшая сохранность не являлась случайностью, но именно закономерностью — если это имущество являлось неким масонским «общаком»!

«Продолжая свой рассказ, Бер объясняет, в чем именно состояла вина Бельского. Он пишет: “По усмирению сего крамольника явились другие зложелатели Борису: то были четыре брата Никитичи (Романовы), которые… по смерти царя Федора могли бы взойти на престол… Они были раздражены поступками царя с Богданом Бельским: однако таили свою злобу и всегда казались покорными, между тем, наученные неудачею Бельского, замышляли иным средством избавиться от Бориса — отравою. Собственные их слуги открыли сей умысел: Никитичи лишились всего, что имели, и были сосланы подобно первому изменнику”» [170] (с. 385); [366].

Рассматриваем подробности биографии самого из них наиболее снабженного «дарованиями и умом», а на самом деле финансовыми средствами, из-за которых он являлся законодателем мод на Москве.

Вот уличили Федора (будущего Филарета) в покушении на жизнь Царя Бориса и постригли в монахи. Однако ж родоначальник будущей династии и здесь не унывал, что зафиксировано в донесении Воейкова:

«Живет старец Филарет не по монастырскому чину… Старцев бранит и бить хочет…» [130] (с. 379).

«Монахи пытаются увещевать его, а он возмущается, ругает их и кричит: “Вы увидите, каков я вперед буду” (Акты Исторические II, 38, 51, 54, 64)» [149] (с. 118).

Так «пророчествовал» он, когда стало уже известно, что в Россию ведет свои рати его бывший слуга — Гришка Отрепьев.

Ведь вот из какого удивительного гнездовья вылетает этот столько всем хлопот понаделавший «гусь»:

Конец ознакомительного фрагмента.