Ворота из слоновой кости

Алексей Корепанов

А если вдруг тебе предложат уйти в прошлое и что-то там подкорректировать? И реальность изменится. Ты готов попасть в свои прошлые годы и сделать так, чтобы настоящее преобразилось… по твоему хотению?

2

— Как вы представляете себе время, Андрей Николаевич?

Вопрос дона Корлеоне показался Кононову не то чтобы странным, а просто заданным как бы ни к селу ни к городу. Кононов сидел за большим двухтумбовым столом в просторном помещении со светящимися квадратными плафонами на потолке. Его ладонь приятно холодил высокий бокал с минеральной водой. Сулимов, расстегнув пиджак, устроился за таким же столом у противоположной стены. Композицию завершал третий стол, напротив массивной, как в бункере, входной двери. За ним расположился коллега Сулимова. Был он худощав и лысоват, явно предпенсионного возраста, и фамилию носил на удивление простую и очень распространенную: Иванов. Больше в этом помещении без окон никого не было. У стен стояли заурядные канцелярские шкафы со стеклянными дверцами — их полки пестрели разноцветными папками-накопителями. А на столе Иванова (который на самом деле мог быть и Петровым, и Сидоровым), рядом с телефоном, возвышался большой плоский дисплей компьютера.

— А как его можно представлять? — пожал плечами Кононов. — Вот дни недели я представляю, и месяцы тоже. Дни недели — как две страницы в раскрытой тетради: на левой странице, сверху вниз, понедельник, вторник и среда, на правой — четверг, пятница и суббота. А воскресенье — параллельно субботе, еще правее, но за пределами тетради. А месяцы — по кругу: осенние — снизу вверх, справа, зимние справа налево, весенние — слева, сверху вниз, летние — внизу, слева направо. Такая картинка… А время… Что такое время? Нас как учили? Время — это смена состояний материи, форма следования одного состояния после другого — что-то в этом роде. Поток, река. Но специально представлять как-то не пытался, не философский, видно, у меня склад ума. Да и когда мы диамат-то проходили — на втором или третьем курсе, а в те времена были вещи гораздо более привлекательные: пиво, футбол, вечеринки в общаге…

— Хм! Понятно, — сказал дон Корлеоне, отвинчивая крышку еще одной двухлитровой бутылки с минеральной водой. — Представлений может быть сколько угодно, но толком мы ничего не знаем. Нет пока научно обоснованной, детально разработанной теории времени.

Сухощавый бесцветный Иванов удрученно покивал за своим столом: увы, мол, чего нет, того нет. В отличие от коллеги, он был без пиджака, и его светлая рубашка не выглядела очень свежей.

— Если вы решили меня привлечь к разработке теории времени, то просчитались, — заметил Кононов. — Я же говорю, не тот у меня склад ума.

— Дело, в данном случае, не в теории, Андрей Николаевич… — Дон Корлеоне сделал длинный глоток и принялся крутить в руках бокал. — Дело в практике.

«Что же это за работа такая у седьмого отдела? — подумал Кононов. — Ловить гипотетические кванты времени? А я им зачем нужен? В качестве учетчика? Палочки карандашом ставить?»

Сулимов уже показал ему свое служебное удостоверение. С фотографией, четкой круглой печатью и витиеватой подписью. С гербом и номером — все честь по чести. С лаконичной «шапкой»: «11-е Управление». Из удостоверения явствовало, что дон Корлеоне, то бишь Сулимов Сергей Александрович, заведует неким отделом номер семь. Никакие майоры или полковники в удостоверении не упоминались.

Одиннадцатое Управление. Отдел номер семь. Кратко и просто. Но непонятно.

Кононов не задавал ненужных вопросов. Понимал, что скажут ровно столько, сколько ему положено знать, — и ни словом более. Да и зачем ему более? Меньше знаешь — крепче спишь…

Конечно, можно было сразу отмахнуться от предложения, сделанного в пивнушке Сулимовым, неспешно управиться с пивом и взять еще кружечку. Или убрести домой, в свою однокомнатную квартиру, доставшуюся ему после развода-размена. Только вот действительно ли можно было отмахнуться? Еще направляясь вслед за Сулимовым к элегантному обтекаемому авто с тонированными стеклами, Кононов осознал, что никаких других вариантов у него просто нет — фильмов на эту тему крутили по разным телеканалам немало. Если он нужен — от него не отстанут… и вряд ли целесообразно демонстрировать свое упрямство сотрудникам спецслужб. Какое бы ни было тысячелетие на дворе, и как бы ни менялись реалии повседневной жизни, и куда бы ни тыкался вектор общественного развития, спецслужбы оставались спецслужбами. Присно и вовеки веков.

Потом была поездка вглубь столицы, к центру, в компании словно потерявшего дар речи Сулимова и роботоподобного шофера. (Или это и был робот? Лучшие достижения «народного хозяйства» — на службу спецслужбам!) Остались далеко позади «спальные» массивы, и старый мост тщетно пытался укрыть от солнца неторопливую реку, и пыльный ветер с разбегу кидался на каменные страницы высотного здания-«книги» — символа ушедшей эпохи… А потом автомобиль запетлял по кривым зеленым переулкам и, въехав под арку, остановился в замызганном дворе.

— Приехали, Андрей Николаевич, — сказал дон Корлеоне, повернувшись к сидящему сзади Кононову. — Добро пожаловать в наш уютный дворик.

«Уютный дворик» ограждали разномастные и разноэтажные здания, выглядевшие лет на семьдесят-восемьдесят, не меньше. Белые переплеты «европейских» окон контрастировали со стенами — блеклыми, обшарпанными, с пятнами в тех местах, где обвалилась штукатурка. Впрочем, таких «европейских» окон было немного, преобладали самые заурядные оконные рамы, покрытые облупившейся, выгоревшей на солнце краской. Возле серой железной двери подъезда, у которого остановился автомобиль, теснились ветвистые кусты сирени. Под ними лежал на потрескавшемся асфальте рыжий кот с желтыми сонными глазищами. Кот нисколько не испугался остановившегося чуть ли не впритык автомобиля — видать, привычное это было для него явление — и не намерен был перебираться куда-нибудь в другое место.

Сулимов открыл дверь подъезда своим ключом, посторонился и сделал приглашающий жест. Кононов, бросив взгляд на отрешенного кота, шагнул вперед и вновь ощутил невольный озноб — что такое для спецслужб одна отдельно взятая человеческая жизнь? «В мире жизнь человека не имеет корней глубоких. Упорхнет она, словно над дорогой легкая пыль…» Разве не прав был древний китайский поэт?

Внутри оказалась широкая лестница, ведущая наверх, и вполне современно выглядевшие полированные двери лифта. Зайдя в кабину, дон Корлеоне проделал какие-то быстрые манипуляции с кнопками — створки сомкнулись, звякнул короткий сигнал и лифт начал движение. И только через несколько секунд до Кононова дошло, что это вовсе не подъем, а спуск! Апартаменты таинственного работодателя находились под землей.

Из кабины лифта Кононов вслед за Сулимовым вышел в широкий длинный коридор, слабо освещенный свисающими с потолка шарообразными матовыми светильниками. Коридор напоминал гостиничный своими расположенными и справа, и слева дверями, только никаких цифр на этих серых дверях не было.

Вот так Кононов оказался в седьмом отделе одиннадцатого Управления, в компании заведующего отделом Сулимова Сергея Александровича и сотрудника того же отдела Иванова, имя-отчество которого он не запомнил. Ни к чему была ему ненужная информация, потому что он сильно подозревал: сейчас его и так загрузят под самую завязку.

И не ошибся…

— Дело в практике, — повторил майор-полковник дон Корлеоне. — Идея путешествия по времени вам, конечно же, знакома, не так ли?

Кононов сдержанно кивнул. Уэллса он в детстве читал, а потом, начиная со смутных времен девяностых годов, день за днем, день за днем, день за днем захлестывали его, — как и многих-многих других, — бурные телепотоки. Терминаторы… звездные войны… ожившие мертвецы… инопланетяне… свирепые монстры… дыры в иные пространства и времена, в прошлое и будущее… Насмотревшись телепередач, начитавшись сенсационных статей, которыми кишмя кишели газеты, он, — как и многие-многие другие, — был склонен верить в то, что спецслужбы давно наладили контакт с «серыми», прибывшими на Землю от звезды Дзета Сетки, раскрыли все секреты черной магии, и вообще в курсе всех эзотерических знаний, умеют, если нужно, оживлять мертвецов и общаться с потусторонним миром, а также левитировать, телепатировать и телекинезировать. Как и положено спецслужбам, они не афишировали свои достижения и не внедряли их в быт остальных граждан — такова уж во все времена была специфика их работы. Для спецслужб не существовало ничего невозможного — так почему бы им не освоить и перемещения в прошлое и будущее? Уж, наверное, это не сложнее, чем проникнуть в загробный мир или одним только взглядом завязывать узлом ложки и вилки…

Да, не было, пожалуй, ничего, недоступного спецслужбам — и все-таки Кононов в который уже раз почувствовал, как холодные мурашки пробежали у него по спине.

— Идея путешествия по времени мне знакома, — медленно сказал он, обводя взглядом серьезные лица собеседников.

Ему вдруг показалось, что он выпал из реальности, словно рыбешка из разбитого аквариума. Рыбешка лежит на ковре под столом, в совершенно чуждой для себя среде, и задыхается…

Он судорожно вздохнул и, запинаясь, спросил:

— Не хотите ли вы сказать… что собираетесь использовать меня… в качестве испытателя машины времени?

Сулимов с Ивановым переглянулись, и заведующий седьмым отделом утвердительно кивнул:

— Примерно так, Андрей Николаевич. В сообразительности вам не откажешь.

Кононов с трудом сглотнул застрявший в горле комок:

— Почему именно я? Честное слово, я не специалист по машинам времени.

— А таких специалистов практически и нет, Андрей Николаевич. Допустим, это был произвольный выбор компьютера. Как в лотерее.

— Вы сказали: «Допустим». А на самом деле?

Дон Корлеоне перестал крутить бокал и ответил, глядя куда-то поверх головы Кононова:

— На самом деле учитывались и другие обстоятельства.

— Какие? — не унимался Кононов.

— Ну, например, то, что вы одиноки. И остались без работы.

— То есть мне нечего терять? И в случае… э-э… печального исхода никто по мне не заплачет, так?

— Ни о каком печальном исходе речи быть не может, — заверил дон Корлеоне.

«Ну да, как же! — обреченно подумал Кононов. — Не рассказывай басни подопытному кролику, товарищ полковник… С добрыми, усталыми и очень честными глазами…»

А плакать действительно было бы некому. Если и зазвонит прощальный колокол, то уж точно, ни птица, ни ива слезы не прольет… Сначала отец, а потом и мать ушли в иные края, раздавленные бездушным катком одной и той же страшной болезни, а больше у него никого и не было — ни бабушек-дедушек, ни братьев, ни сестер. Правда, был когда-то шанс заполучить младшего брата, но новорожденный не прожил и часа. А потом, чуть ли не сразу после родов, маме сделали операцию — и она больше не могла иметь детей…

— У вас что, действительно есть машина времени, и на ней можно мотаться в прошлое и будущее? — спросил Кононов. — А как же все эти парадоксы с убийством самого себя или собственных родителей? И вообще, разве возможно такое в принципе? Прошлое-то уже прошло. А тут, выходит, являюсь я — в октябре семнадцатого, — перехватываю Ленина по дороге в Смольный…

— В принципе, возможно все, Андрей Николаевич, — не дал ему договорить Сулимов. — Во всяком случае, очень многое, если поменять существующую на данном этапе парадигму. Например, в Средние века атомная энергия была принципиально недостижима, и так далее. Вы же историк, не мне вам говорить…

— Бывший, — вставил Кононов.

— Но что-то же удержалось в голове, Андрей Николаевич! Представления меняются — и «невозможное стало возможным», как пелось в одной песне моей юности. «Нам доступны иные миры». Да, по времени можно передвигаться, — но только назад, в прошлое, и не ранее даты рождения самого путешественника. Так что к Ильичу посылать нужно не вас, Андрей Николаевич, а ровесника прошлого века, если, конечно, остались еще такие. Но, — Сулимов поднял палец, — это есть знания, которыми мы располагаем сегодня. А завтра они могут стать несколько иными. Или и вообще измениться самым коренным образом — вспомним революцию в физике. О времени мы знаем крайне мало, не в философском, а в прикладном смысле. Нет прописанной теории, я уже говорил.

— Но машину времени вам все-таки удалось создать, — заметил Кононов. Им постепенно овладевало ощущение нереальности, абсурдности этого разговора. — Невзирая на отсутствие теории.

— Это не нам удалось, Андрей Николаевич.

— А кому? Неужто инопланетяне подсобили?

— Хорошо держитесь, — одобрительно сказал Сулимов. — Считаете мои разглагольствования сказками Шарля Перро?

— Не знаю, — честно признался Кононов. — На первоапрельский розыгрыш, вроде бы, непохоже — зачем бы вам меня разыгрывать? Но и за правду все это вот так, сразу, с непривычки, трудно принять. Пока мне ясно одно: я вам зачем-то нужен.

— Нужны, очень нужны, Андрей Николаевич, — подтвердил Сулимов, вновь обменявшись взглядом с Ивановым. — И именно в качестве ППВ.

— А что это такое?

— Путешественник по времени, — пояснил Сулимов. — Герберт Уэллс, «Машина времени», только так короче. У нас же в крови заменять слова аббревиатурами. Это не сказка и не розыгрыш, Андрей Николаевич, заверяю вас. Я говорю о вполне реальных вещах. Нам с Алексеем Дмитриевичем, — Сулимов повел головой в сторону по-прежнему безмолвствовавшего Иванова, — совершенно не до шуток. И не только нам.

— Значит, я у вас буду вместо Белки и Стрелки, — задумчиво сказал Кононов и в три глотка осушил свой бокал. Бокал представился ему чашей с цикутой, некогда поднесенной палачами бедняге Сократу.

Он знал, что возражать бесполезно. Если эти люди выбрали его для такой миссии, то не отступятся, не отпустят из своего засекреченного подземелья. И не помогут ему ни увещевания, ни мольбы, ни слезы, ни симуляция внезапного сумасшествия. Он знал все это, но, тем не менее, не удержался от вопроса:

— А если я не соглашусь? Если при старте специально раскурочу что-нибудь в вашей машине?

Дон Корлеоне сдвинул мохнатые брови, потеребил лацкан пиджака:

— Давайте, я изложу вам суть дела, Андрей Николаевич, а вы послушаете. А потом зададите вопросы. Договорились? И сразу скажу одно: назад вы не вернетесь.