Диалоги со смертью

Алексей Комов, 2020

Любовь и смерть… Разве это можно совместить? И если смерть – то какая любовь? Но жизнь любит шутить. И дает главному герою всего за один день прожить целую жизнь. Потому что Смерть оставила ему жизни всего 24 часа. За эти часы главный герой вдруг понимает те вещи, которые оставались за рамками его сознания четыре десятка лет. Встречи и расставания, дружба против предательства… Но главное, что самым сложным оказались поиски души… Затерялась она в будничной суете. Да так, что и не поймешь – а есть ли она вообще? И, оказалось, что она на точке соприкосновения светлой любви и темной страсти. Стремление к светлому чувству и падение в черную страсть. А еще выяснилось, что можно полюбить и собственную смерть! Сложно? А вы полагаете, что наша жизнь проще?

Глава 8

Тяжело себя найти в прошлом, тем более, когда тебя уже там нет!

Смерть — это единственно возможный способ познания жизни.

Гилберт Честертон

Ау, душа, ты где???

Но нет ответа…Тихо все вокруг. Вот шум уличный есть, чьи-то разговоры — слышны. А вот душа — никаких звуков не издает. Своего присутствия никак не обозначает.

Хоть пиши объявления и развешивай на столбах:

«Потерялась душа. Вроде не такая уж и плохая. Возрастом — чуть больше четырех десятков лет. Особые приметы — всякие шрамы, есть еще не зарубцевавшиеся… Приучена к дому…» — или нет — «к телу…Нашедшего прошу вернуть за вознаграждение»… Далее телефон…

Интересно, а если, действительно повесить, откликнется кто-нибудь?

Хотя, надо себе признаться: я просто был в растерянности после разговора в церкви. Сказано все правильно, и легче стало как-то. С другой стороны, что конкретно делать? Знания приходят с опытом. Но вот опыта не то, что умирать, а конкретно ждать минуты собственной смерти мне как-то не приходилось.

Совсем недавно, что-то похожее было у моего друга. После долгого молчания (лет пять не меньше) он вдруг позвонил ни свет ни заря. Я даже сразу его не узнал — голос был слабым и хриплым, как будто он сразу прибавил несколько десятков лет.

Мы с ним не ругались и не подводили друг друга. Вдруг просто как-то неожиданно общение сошло на ноль. Такое бывает. Особенно, когда человек вдруг переходит на новый уровень в своем самосознании. С ним, наверное, произошло что-то похожее прошло. В карьере у него случился резкий скачек наверх, в газетах вышло несколько интервью. Даже на деловом канале — выступил как эксперт. Тогда он занимался всякими мобильными технологиями…

Только тогда вместо бодрого тона преуспевающего менеджера я услышал в трубке голос придавленного годами и неудачами старика… Даже было порадовался, что не стер из адресной книги его страничку и мне не пришлось переспрашивать, кто это говорит — на экране телефона высветилось имя…

Оказалось, что не так давно он перенес тяжелый инфаркт. Выжить то — выжил. Но получил кучу осложнений. Правда, после лечения в хорошей больнице было улучшение, но вот днями опять стало хуже…

Доктора сказали, что ему снова надо ложиться в стационар. Но, как это сейчас стало принято, ничего скрывать от него не стали и честно пообещали жизни не более двух — трех месяцев. Я, конечно, стал его успокаивать, говорить, что он достаточно молод, что все врачи, вне зависимости от квалификации — козлы, и веры им не много, они лучше разбираются в своих таблетках и ампулах, чем в человеке… В общем, говорил все, что обычно может сказать здоровый человек, своему больному собеседнику.

Но он меня, казалось, и не слушал. Он рассказывал о своих ощущениях и, действительно, как старик жаловался на болячки.

Еще жаловался на работодателя (владельцем новой фирмы, где мой приятель директорствовал, был лощенный иностранец), который только узнав о сложной ситуации своего нанятого руководителя, сразу же уволил его, даже не удостоив беседы. Просто уведомил через своих шестерок.

И много еще на что жаловался.

Говорили мы с ним минут сорок. Только в конце мой друг сказал, что звонит он с тем, чтобы, если (причем «если» прозвучало, как «когда») с ним произойдет непоправимое, я помог его жене разобрать архив, и посмотреть, что еще можно использовать. Дело в том, что когда-то в 90-е мы с ним много проектов нагенерили…

Договорились, что я приеду к нему в больницу и мы все обсудим…

На следующее утро он умер. Его жена, а точнее вдова, так меня и не позвала разбирать бумаги, очевидно, посчитав, что все это лишние хлопоты. А я и не настаивал… Понятно, что позвонил он мне тогда совершенно не из-за проектов. Ему, как вдруг выяснилось, в последние часы существования на Земле, и поговорить было не с кем. Вот обо мне и вспомнил.

Но в том случае все было понятно. Само состояние человека подсказывало, что счет земного времени у него закончился. А представим, что я сейчас позвоню кому-нибудь из приятелей и скажу, что завтра могу помереть. Почему? Ко мне смерть заходила, и мы с ней договорились еще на денек.

Боюсь, что утешать меня если буду, то из-за страшного повреждения психики.

Вот даже священнику не решился сказать… Буду честен перед собой: постеснялся. Побоялся, что и он примет меня за человека тяжело неадекватного!

Стесняюсь собственной смерти. Да, безнадёга…

Но правильно в народе говорят: когда дела совсем швах, надо идти к маме…

— Алло… Привет, ма…

–…Да не забываю, не забываю тебя…

–… А самой позвонить?

–…Ладно, не ворчи… Вот, чтобы ты не ругалась на меня — я сейчас загляну к тебе!

–…Что значит не надо. А кто сейчас говорил, что забывают её???

–…Зачем готовить? Меня кормить не надо…

–…Ма, не надо супчика и котлет. Я утром их не ем. Чай есть?

–…Ну, вот и завари чай, а я печеньица куплю…

–…Хорошо, хорошо, печенье тоже твоё… Только когда будешь заваривать чай, бросай не две чаинки, а хотя бы четыре, ты же знаешь, что я люблю крепкий чай, а не эту обычную твою едва желтенькую…

–…Все, все… Договорились, минут через сорок и не раньше!!!! А потом спрашиваешь, в кого я такой зануда уродился…

У нас с мамой принято иронично общаться друг с другом. Может, потому что с детства как-то не приучен ко всяким сю-сю и тю-тю. Но отношения от этого хуже не становятся. Наоборот.

Итак, у меня, пока она будет что-то готовить — без этого никак, есть минут сорок. Десять — на дорогу. Она совсем недалеко от меня живет, а на маршрутке — так совсем рукой подать.

Тут я понимаю, куда я хочу в оставшиеся полчаса пойти.

Я хочу пойти в детство… А детство сегодня начнется со школы.

Чтоб не терять времени даром, поднимаю руку, и тут же меня подхватила машина. Понятно дело, не такси. На такси в середине нулевых годов такие расценки, что каждый его клиент может почувствовать себя олигархом на время в пути и, особенно, в момент расчета. По мне, проще было бы нанять вертолет за эти деньги, если бы над Москвой разрешали полеты.

Поэтому, я сажусь в вишневую шестерку, которая, кажется, еще помнила те времена, когда эта модель котировалась по престижности не ниже нынешних «мерсов» и БМВ. За рулем сидит типичный московский таксист-неформал — ну очень полный грузин.

Конец ознакомительного фрагмента.