Дело об архиве Уильяма Шекспира

Алексей Калугин, 2002

Трудна и опасна работа сотрудников Департамента контроля за временем! Но зато на их долю регулярно выпадает высокая честь раскрытия самых головоломных загадок истории…

Глава 3

Приоткрыв дверь, в кабинет заглянул дежурный инспектор Тейлор. Шелуденко уже видел его сегодня, рысцой пробегая через холл и приемную.

— Плохо выглядишь, — вместо приветствия сообщил Шелуденко Тейлор.

Шелуденко поднялся из кресла, чтобы снять пиджак. Когда он начал вытягивать руку, шов на рукаве разошелся.

— Что еще скажешь? — мрачно глянув на незваного гостя, Шелуденко кинул пиджак на вешалку.

— У меня для тебя клиент, — усмехнулся Тейлор.

И усмешка была нехорошая — ехидная.

Шелуденко молча уселся за стол.

Сунув под мышку стопку бумаг, которую он держал в руке, Тейлор сдвинул в сторону папки с подшитыми в них документами и уселся на углу стола с таким видом, словно это было его законное место.

— Тебя, часом, не интересует, кто писал за Шекспира его пьесы? — непринужденно поинтересовался он.

Шелуденко полуприкрыл глаза и, наклонив голову, приложил пальцы к вискам.

— Еще один теоретик, — с болью в голосе простонал он.

— Если бы, — усмехнулся Тейлор. — Практик.

Чуть повернув голову, Шелуденко глянул на Тейлора краем глаза. Не то, чтобы его заинтересовали слова дежурного инспектора, но все же подобное заявление несколько выходило за рамки обыденности. Являясь главным экспертом Отдела искусств в области шекспироведения, Шелуденко за последние десять лет повидал столько знатоков творчества великого драматурга, сумевших установить подлинное имя того, кто творил, скрываясь за псевдонимом Уильям Шекспир, и выслушал столько бредовых теорий и версий, что с полным на то основанием полагал, что удивить его чем-то новым уже невозможно.

— Практик — это в каком смысле? — осторожно спросил Шелуденко.

— Тип, который сидит сейчас у меня в дежурке, утверждает, что он лично написал за Шекспира все его пьесы. — Тейлор взял со стола степлер, покрутил его в руке, пару раз щелкнул и кинул на место.

— И чего он хочет? — спросил Шелуденко.

— Хочет, чтобы я оформил ему явку с повинной, — усмехнулся Тейлор.

— Лучше вызови санитаров, — посоветовал Шелуденко. — У бедолаги, видимо, не все дома.

— Так-то оно так, — согласно кивнул Тейлор. — Да только я подумал, может быть, ты все же потолкуешь с ним. Объяснишь, что к чему. Пусть убирается себе, откуда пришел, — Тейлор недовольно поморщился. — Зачем мне эксцессы во время дежурства?

— А чего ради мне выслушивать откровения еще одного психа? — возмущенно всплеснул руками Шелуденко.

— Ну, может быть, он не совсем псих, — не очень уверенно предположил Тейлор.

Шелуденко скривил презрительную гримасу.

— У тебя есть какие-то основания так думать?

— Не знаю, — Тейлор взвесил на руке плотную стопку грубой желтой бумаги, прошитую в трех местах толстой дратвой, и кинул ее на стол перед Шелуденко. — Сам посмотри.

Шелуденко перевернул стопку листов, легшую на стол кверху ногами. Это была рукопись, выполненная темно-фиолетовыми чернилами. Лист, подшитый сверху, был испещрен крупными, неровными буквами, складывающимися в кривые, загибающиеся концами вниз строки. Судя по особенностям графики и обилию помарок, при написании ее было использовано не очень хорошее перо. Скорее всего, не металлическое, а настоящее — воронье или гусиное. Текст был на староанглийском, написанный малоразборчивым, так называемым «секретарским» почерком, с едва различимыми признаками «итальянского», который в конце шестнадцатого — начале семнадцатого века только начал входить в употребление на территории Англии. Документ можно было отнести к концу эпохи королевы Елизаветы или же к самому началу периода царствования короля Якова I. Хотя с той же степенью вероятности рукопись могла оказаться искусной фальшивкой, состряпанной в настоящее время.

В последнем убеждала заглавная надпись, сделанная по самому верху первого листа крупными, чуть угловатыми буквами. А написано там было следующее:

«КАРДЕНИО.

Сочинение Уильяма Шекспира».

Далее читать не имело смысла.

Шелуденко быстро пролистал прошитую стопку, отметив, что все листы в ней были исписаны одной и той же рукой.

Захлопнув рукопись, инспектор припечатал ее сверху ладонью.

— Ну, и как тебе это? — поинтересовался Тейлор.

Вместо того чтобы ответить, Шелуденко задал встречный вопрос:

— Откуда у тебя эти бумаги?

— Я же тебе уже сказал, — Тейлор попытался носком ботинка подцепить электрический шнур, тянущийся от стены к столу, — у меня в дежурке сидит тип, заявляющий, что это он написал все пьесы Шекспира. Хочет сделать чистосердечное признание…

— Рукопись принес он? — перебил, не дослушав, Шелуденко.

— Ну, да, — кивнул Тейлор.

— И чего ты хочешь от меня?

— Чтобы ты с ним разобрался.

— С ним должен разбираться не я, а психиатр, — Шелуденко оттолкнул на край стола лежавшую перед ним стопку бумаг. — Текст пьесы Шекспира «Карденио» не сохранился. И тот, кто утверждает обратное, либо жулик, либо не в своем уме.

— Ну, это тебе известно, — с обидой развел руками Тейлор.

— Это известно каждому образованному человеку, — внес необходимое уточнение Шелуденко.

Тейлор обиженно засопел.

— И что мне с ним делать?

— С кем? — сделал вид, что не понял, Шелуденко.

— С тем типом, что принес эти бумаги, — злобный взгляд Тейлора едва не воспламенил прошитую дратвой рукопись, как будто именно в ней заключался источник всех его бед.

— Это уж твоя забота, — безразлично усмехнулся Шелуденко. — Мне он точно не нужен.

— Слушай, Игорек, — оперевшись руками о край стола, Тейлор подался вперед и проникновенно глянул Шелуденко в глаза. — Может быть, ты все же побеседуешь с ним? На вид он мужик неглупый… — Пару секунд подумав, Тейлор все же несколько изменил формулировку: — Ну, во всяком случае, не полный идиот. Глядишь, после разговора с тобой и образумится…

— Нет! — решительно хлопнул ладонью по столу Шелуденко. — У меня и без того дел хватает.

Он подхватил стоявший рядом с креслом кейс, чтобы демонстративно выложить на стол пачку документов, но, вспомнив, что ключа от кейса нет, чертыхнулся и снова поставил его на пол.

Потерпев неудачу с уговорами, Тейлор выпрямился во весь свой немалый рост и неожиданно энергично взмахнул руками.

— А к кому я, спрашивается, должен вести типа, заявляющего, что он лучший друг Шекспира? Может быть, сразу к Барцису?

Упоминание всуе имени генерального инспектора Отдела искусств считалось в Департаменте дурным предзнаменованием. И Тейлору об этом было превосходно известно.

Дабы не усугублять положения, Шелуденко поспешил сменить гнев на милость.

— Ладно, — обреченно махнул он рукой. — Давай сюда твоего шекспироведа.

— Я так и знал, что ты согласишься, — тут же заулыбался Тейлор. — Я всегда всем говорю: Игорек у нас человек добрейшей души.

Шелуденко недовольно поморщился.