Золушка в кедах

Алексей Калинин, 2020

А я чего? Я ничего! Другие вон чего, и им ничего, а меня сразу прокляли… Шла себе в колледж и нарвалась на проклятие… Вроде бы ничего необычного, такое сплошь и рядом. Однако теперь меня будут всю жизнь преследовать неудачи, а разговаривать смогу лишь на жаргоне. Эту напасть развеет только поцелуй любви. Но что делать, если тот, кто должен поцеловать, сам проклят и никогда не сможет полюбить? Придется отправиться в неведомые дали, чтобы исправить ошибки прошлого.

Глава 3

«Мы не стареем, мы созреваем»

Пабло Пикассо

Я в недоумении смотрела, как замер дежурный Бормотухин, а Игорек спокойно вытащил из его руки телефон.

— Игоряш, давай-ка и на ребят дунь, мой хороший. Не нужно, чтобы про меня как про колдунью говорили. И так уже зачастила сюда, — с кряхтеньем отозвалась Мария Дормидонтовна и подошла к двери.

— Тетя Маша, да мы никому… Отвали, рыжий, нечего дуть на… — раздался за стенкой сиплый голос, но белый вихрь не дал ему закончить.

Женщина тем временем только коснулась пальцем замка, как дверь тут же открылась. Никакого скрежета ключа, никаких пассов-шуганий чертей. Просто коснулась, просто открылась.

— Обычный «Гардиан» металлический, — пояснила тетя Маша, когда увидела мои глаза. — Ничего сложного, девонька. Я в свое время, когда из инквизиторских подвалов убегала, с такими замками справлялась, что о них даже страшно подумать, не то что увидеть или пощупать. Пойдем, красавица, или ты хочешь тут остаться и дождаться суда несправедливого?

— Да какого я здесь забыла? Чапаем, в натуре. А тебе, ржавый фраерок, придется передо мной ответку держать, — я от удивления даже забыла, что обещала кивать или качать головой.

— Ого, какие слова мы знаем, — улыбнулся Игорь, когда я выбралась из камеры. — Никак сериалов по НТВ насмотрелась?

Я хотела ответить ему, но ощутила на запястье пальцы тети Маши. Старушка подняла брови и покачала головой. Я понимающе кивнула, потом зашла в дежурку и забрала свою сумочку. Дежурный не протестовал. Он стоял окаменевшим столбиком и молчал, как еловая шишка темной ночью.

Когда троица вышла из отделения милиции, то за спиной осталось помещение, усыпанное гипсовой пылью. Замершие люди напоминали статуи из парка, которые только-только установили среди лип, и нахальные птицы ещё не успели облегчиться на их головы и плечи.

— Игорёк, Олеся может нормально разговаривать, но она сейчас находится под проклятьем. Попала под горячую руку Грюзельдины. Помнишь, я рассказывала тебе о сестренке, с которой уже много лет не разговариваем? Майор, у которого ты украл бумажник, упал как раз на неё.

Рыжеволосый парень присвистнул и почесал буйные кудри.

«Как только не обжегся?» — подумала я в тот миг. Да, думать-то я могла нормально, а вот говорить не получалось.

Игорь виновато шмыгнул:

— Ого, как же так получилось, что попалась именно она? Там была какая-то старушка, но я не ожидал…Извини, девушка, я же не знал, — обратился он ко мне, а потом снова перевел взгляд на Марию Дормидонтовну. — Кстати, бабуля, вот твоё удостоверение.

Рыжеволосый парень достал из потрепанного бумажника пластиковую карточку и отдал женщине. Та плюнула на удостоверение, потерла и что-то тихо пробормотала. Потом подула на пластик, и легкая блестящая струйка унеслась в сторону Москвы.

Я решила про себя, что ничему удивляться не буду, и терпеливо ждала дальнейшего развития событий. Как оказалось — с решением я поторопилась. Рыжеволосый парень выбросил бумажник в урну, из которой на свет выглядывали любопытные окурки. Потом он повернулся к старушке.

— Как уж ты умудрилась в небоскреб-то въехать? Хорошо ещё, что там рабочих не оказалось.

— Как-как, у Ситранатры Никодимовны перебрала шампанского немножечко. Но в своё оправдание могу сказать, что юбилейный тысячелетний день рождения всего лишь раз в жизни случается. Немножко не справилась с управлением, небоскреб и рухнул. Зато теперь застройщика привлекут по закону строгому, а то воровал стройматериалы, гад, и даже не морщился. Пусть оправдывается, почему «Копейка» маленькая снесла его творение огромное. А вот и она, моя милая ласточка, — подъехала желтая машина марки ВАЗ-2101.

За рулем блестящей кареты виднелся седовласый благообразный старичок, напоминающий профессора математики. Такие машины и таких старичков можно в огромном количестве увидеть пятничными вечерами, когда они выбираются из Москвы на дачи в Подмосковье и воскресными днями, когда едут обратно. На дверях, капоте и багажнике виднелись бледно-желтые полоски, какие наклеивают на штраф-стоянках.

Желтые полоски не задержались долго, так как после взмаха старушки поднялись с нагретого металла и полетели прочь бабочки-капустницы.

— Крутяк, это ведро с болтами ещё и катается? — непроизвольно вырвалось у меня. — Раритетина,..я.

— Девушка, не выражайся, пожалуйста. Тут же престарелая женщина, — нахмурился Игорь.

Мария Дормидонтовна звонко расхохоталась. Мне на миг показалось, что это звонкие колокольчики поскакали по мраморным ступенькам.

Моя бабушка, если можно так назвать маму мачехи, кашляла простуженной вороной, когда видела, что какому-нибудь человеку плохо или больно. Наиболее невыносим её смех бывал в те моменты, когда сестры устраивали мне очередную пакость. Когда портили все колготки зацепами или накладывали овсяную кашу в туфли.

« — Томас, что хлюпает в моих ботинках?

— Овсянка, сэр.

— А что она там делает?

— Хлюпает, сэр!»

Именно такой анекдот мама мачехи рассказывала при моем появлении. Её это страшно забавляло…

— Надо же, какие мы вежливые стали, а кто недавно занудой необыкновенной меня обзывал? — спросила старушка.

— Дормидонтовна, так я это… — Игорь потупился, но я видела, что углы его губ подрагивают, чтобы не разъехаться в улыбке. — Я же в сердцах, и вообще шепотом.

— Ладно, потом разберемся, друг разлюбезнейший. Сейчас нужно умчаться нам быстренько. Пойдемте, детишечки.

Я никогда раньше не спотыкалась на туфлях, хотя носились они уже не первый месяц. Что послужило падением, я вряд ли могла сказать. Шагнула вслед за парой, оступилась и тут же острая боль шарахнула по лодыжке крапивной плетью.

— От же…ный в рот! — вырвалось у меня, когда приземлилась на живот и больно ударилась локтем об асфальт. Похоже, что второе проклятие тоже вступило в силу.

— Ты чего разлеглась? Устала и захотела спать? — наигранно удивился Игорек.

Я с трудом сдержала все слова, которые пытались сорваться с языка, и лишь покачала головой. Он попытался помочь мне подняться, но боль снова полоснула по лодыжке. Я вскрикнула от боли и ударила асфальт пятой точкой. Серый асфальт тактично промолчал.

— Ох ты ж, девонька, покажи-ка ноженьку, — подскочила старушка, шелестя многочисленными юбками.

Я честно попыталась вытянуть носок, но лишь застонала и прикусила губу, чтобы на свет не выплеснулись матерные ругательства. Старушка потерла ладонь об ладонь и положила на лодыжку. Мне показалось, что по ноге расплылось тепло, будто Мария Дормидонтовна поливала её из горячего чайника. Резкая боль сменилась легким пощипыванием, и в этот раз стопа обрела подвижность без малейшего намека на боль.

— Ну, вот и хорошо, милая. Теперь попытайся встать.

Я попыталась, и на этот раз асфальт остался нешлепнутым. Боли как не бывало, словно в ногу вкололи слоновью дозу анестетика. Игорь показал бабушке большой палец, но старушка всё равно нахмурилась.

— Игорёк, я уже сказала, что это частично твоя вина. Грюзельдина два проклятия сразу наложила. Второе заговорено на неудачи, поэтому доставай свой эликсир счастья…

— Но он у меня последний. А следующую партию удастся только через неделю получить, — проныл молодой человек.

— Отдай девочке, — безапелляционным тоном заявила старушка, — иначе мы рискуем не доехать до сестренки.

— Бабушка, так давай сиганем? Тут же недалеко.

— Молодой человек, ты уже успел забыть, за что я тебя черепахой медленной оборачивала? Могу напомнить! Ты прыгать так толком и не научился, — Мария Дормидонтовна кивнула на вмятину в стальной двери отделения. — А если мы с девочкой сиганем, то рискуем оказаться вмурованными в стену. Тебе ли рассказывать о проклятии неудачи?

Игорь набрал в грудь воздух, но старушка уже не обращала на него внимания. Она хлопнула в ладоши и благообразный старичок-профессор, который сидел за рулем, сдулся, как большая резиновая игрушка. Такого шофера можно было увидеть в фильме «Люди в черном». Он тоже то сдувался, то появлялся. Я помнила о своем решении не удивляться, но не могла сдержаться.

— Охренеть!

— Держи, выпей и перестань такие слова употреблять, это некультурно, — Игорь сунул в руку пузырек размером с бутылочку йода.

Пузырек больше всего напоминал склянку из фильма про властелина колец. По форме походил на маленький кувшин, внутри переливалась всеми цветами радуги непонятная маслянистая жидкость. По краям пузырька вилась тончайшая серебряная вязь.

— Пей, деточка, так нужно, — кивнула старушка.

Я откупорила пробку, принюхалась. Пахло чем-то мандариново-еловым. Если так пахнет счастье, то каждый Новый год этот аромат вдыхают миллионы людей. Я с опаской поднесла пузырек к губам, но отхлебнуть не успела.

— Эй, что тут происходит? — раздался позади троицы громкий голос. — Кто наставил статуй в приемной?

Раньше я уже слышала этот голос и безошибочно узнала грузного мужчину, которого обворовал Игорь. Майор стоял на ступеньках и лихорадочно шарил по бедру. Он уже успел забыть, что сейчас находится не в форме, а кобура с пистолетом покоится в отделении сейфа.

— Свистов, ты дурачок? — невозмутимо спросила старушка. — Неужели не видишь, окаянный, что происходит побег дерзновенный? И это, майор, твой кошелек поганый в урне смердящей валяется. Не взяли мы оттуда даже на возмещение морального ущерба. Цени нашу щедрость, взяточник в погонах.

— Да вы, да я… — задохнулся Свистов, но, тем не менее, проследил направление, по которому указывала старушка.

Черный бумажник валялся на груде окурков, бесстыже распахнув корочки и показывая всему миру наличность майора. Грузный мужчина протянул руку.

— Бегом змеиным, полетом страусиным, ртутной бумагой, сплющенной шпагой, тихим ором и мудрым вздором заклинаю тебя, урна, придержи Свистова полчаса, — скороговоркой оттарабанила старушка.

Я протерла глаза, но они снова и снова подсовывали прежнюю картинку — края урны сжались, словно губы кокетки, и намертво зажали руку майора, как тонкую папиросу. Тот едва не поседел, когда увидел ту же картину, но продолжил дергаться и рваться на свободу. Оказывается, человек, которому нравилось сажать другого за решетку, очень не любил, когда ограничивали его передвижение.

— Игорюш, сделай так, чтобы он забыл о нас, — попросила старушка. — А то неудобно получится, когда его освободят, а он направо и налево будет рассказывать, что это его заарестовала старушка, которая обрушила небоскреб, задержала. У него и так уже есть повод к отправке в сумасшедший дом, а тут ещё один добавится.

Игорь кивнул и подошел к орущему благим матом человеку. Свистов даже попробовал пнуть рыжеволосого паренька, когда тот выставил ладонь и дунул ему в лицо. Миг и на ступеньках застыла ещё одна статуя, похожая на статую дискобола. Только в этот раз атлет словно уронил свой диск в урну и пытался незаметно для зрителей его достать.

— Пусть-пусть. Ему это будет уроком отчетливым, чтобы не отбирал права у колдуний слегка подвыпивших. Поехали, молодежь! — скомандовала Мария Дормидонтовна и дернула меня за рукав блузки. — Да не переживай ты так, красна девица, через полчаса урна примет свое прежнее положение, а над Свистовым ещё похохочут приятели. Этот взяточник пытался у меня две пенсии выцыганить, так что поделом наказан задержанием. Игорь, а про нас им помнить необязательно, пусть примут всё за массовое помешательство.

Я кивнула, так как возразить нечего, а рвущиеся слова мало походили для возражения. Игорь достал ещё какой-то порошок из недр кожаной куртки и посыпал на губу застывшего майора. Потом заскочил внутрь помещения и через двадцать секунд выбежал наружу.

— По коням! — зычно скомандовала старушка.

Я нырнула на заднее сидение «Копейки» и поразилась внутренним размерам. Изнутри машина походила не на компактную модель, где на заднем сидении нельзя слушать музыку, потому что коленки уши закрывают, а на огромный и длинный лимузин. На похожем катается Киркоров, наверное.

Белые диваны прижались к вогнутым стенам, светлый потолок и ковер на полу с таким ворсом, что по нему можно пускаться вплавь. Стекла тоже занавешены тканью цвета первого снега. Внутри бело, как в яйце страуса… Играет негромкая музыка, судя по напевам, играет «Золотое кольцо».

Тогда я вылезла наружу и оглядела машину ещё раз. Обычная «Копейка», только на вид чистенькая и новенькая, словно вот-вот сошла с конвейера. Почему же изнутри она гораздо больше, чем снаружи? Как в старом русском фильме, где в маленькой избушке на курьих ножках размещался зал районной библиотеки.

Мария Дормидонтовна высунулась в окошко:

— Ну, что там? Ой, а ты ещё не выпила?

Я невольно обратила внимание на пузырек в руке. Потом выдохнула, как делал папа перед тем, как опрокинуть рюмку на Новый год, и залила содержимое в рот. Теплая жидкость на вкус напоминала лимонад «Тархун». Будь она зеленого цвета, то точно решила бы, что меня разыгрывают.

Ничего не произошло.

Абсолютно ничего.

— Вот и умница! На дорогу нам эликсира хватит, а дальше будет виднее. Теперь поехали, а то скоро эти субчики очнутся, и придется их по-новому усыплять.

Я залезла в машину и вновь оказалась внутри роскошного лимузина. С другой стороны залез Игорь и бухнулся на диван. Закинул руки за голову и скомандовал:

— Бабушка, сильно не гони, не дрова везешь.

— Всё-таки напомнить тебе стоит о черепаховом месяце, — донеслось с переднего сиденья. — Вы бы пристегнулись, а то мало ли что…

— Жми, бомбила, плачу за сбитых, — вырвалась у меня нежданная фраза.

— Бабуля, теперь я знаю, как буду тебя назы… — Игорь кувыркнулся с дивана, когда машина резво прыгнула вперед. Оставшуюся часть слова он уже выплюнул на ковре, — …вать!

Умная я пристегнулась и теперь наблюдала, как ворочается рыжеволосый молодой человек. Вот почему-то совсем его не было жалко. Я даже добавила бы ногой, если смогла дотянуться до копчика. Всё-таки он виноват в том, что сейчас со мной происходит. И в то же время он был мне чем-то симпатичен, бесшабашностью что ли…

Игорь сумел вскарабкаться на диван, потянулся за ремнем безопасности и тут же слетел обратно, когда машина резко затормозила.

— Я же просил не гнать, — простонал Игорь с пола.

— Да? Правда? А я что-то оглохла на старости лет. Мне показалось, что просили быстрее.

Я смогла разглядеть смеющиеся глаза в зеркало заднего вида.

Если увидите, что кто-то стоит и смотрит на пиццерию «Пипони», как баран на новые ворота, то смело можете назвать его Олесей Смельцовой.

Понять моё удивление можно — всё-таки тронулись с Советской, а остановились на улице Свердлова.

Как мы промчались расстояние в несколько десятков километров, ведь ехали не дольше одной минуты?

И это со светофорами и вечерними пробками.

Да-да, я помнила о своем решении не удивляться, но если чудеса сыплются одно за другим, то сложно оставаться спокойной и непоколебимой.

Мария Дормидонтовна лихо припарковала машину, и теперь «Копейка» смотрелась щенком между двумя огромными догами. Игорь потирал локоть, пока бабушка вылезала из машины. Водительская дверь не открывалась на полную ширину, чтобы выпустить старушку из салона, и та что-то прошептала.

Черный джип моргнул фарами и чуть посторонился. Я протерла глаза, но так и было — «Гелендваген» переступил колесами, как уставший слон, и приткнулся к серому «Опелю».

Хозяину джипа придется залезать через пассажирскую дверь.

— Вот тут и живет великая колдунья, а по совместительству пенсионерка Взмах, — старушка показала на типовое семнадцатиэтажное бело-рыжее здание. — В миру и для почтальонов она Галина Кирилловна Взмахова. Ну, чего смотрите? Наблюдала я за ней исподтишка, всё-таки кровь родная. Дети милые, сначала буду говорить я. Может, и не покарает сразу-то. Тебе, девочка, лучше вообще держать рот закрытым. А ты, Игорёк, попробуй поменьше скалиться. Всем всё ясно? Ну и отлично.

Если домофон на мощной двери являлся преградой для воров и бомжей, то для Марии Дормидонтовны он был лишь мелкой помехой. Она приложила палец к замку, и тот жалобно пропищал в ответ. Дверь открылась и выплеснула на нас запахи кошачьего туалета и жареной картошки. Я вспомнила, что последний раз ела утром и невольно сглотнула набежавшую слюну.

Новые подъезды радовали глаз убранством и зеленью растений в горшках. Консьержка скользнула по нам равнодушным взглядом и уставилась на экран телевизора, где в очередной передаче «Пусть говорят» назревал небольшой скандальчик.

Мария Дормидонтовна вежливо поздоровалась с создательницей комфортных условий для жильцов, та в ответ кивнула. Меньше всего мы походили на грабителей, скорее на молодоженов, которые привезли бабушку в гости.

Негромко ворчащий лифт донес нас на пятнадцатый этаж и широко зевнул металлическим ртом. На площадке оказались целые джунгли, только обезьяны не лазили по плетям сциндапсуса и тощим веткам циссуса. Но парочка волнистых попугайчиков перелетала с листка на листок. Пахло свежестью и сырой землей, а вовсе не ароматами мусоропровода и влажными окурками.

Внутри коридорчика, где виднелись шесть дверей, не наблюдалось ни колясок, ни велосипедов. Ничего того, за что могла споткнуться и упасть престарелая женщина. Даже разнообразная обувь не раскидана возле дверей, а каждая пара находится на своем месте.

Чистота и порядок — в воздухе пахло свежестью моря.

— Ага, судя по всему, сестренка проживает именно здесь, — Мария Дормидонтовна остановилась возле декоративной двери.

Если вы видели деревянные врата в фэнтезийные подземелья, сколоченные из мощных деревянных брусков и обитые железной окантовкой, то сможете представить и дверь колдуньи Грюзельдины. Металлические полосы заканчивались на концах стилизованными лилиями, а в центре, там, где должен быть глазок, располагалась оскаленная львиная морда.

— Нехилая закрывашка, — пробормотала я, оглядывая неприступную дверь. — По такой долго херачить придётся, если надумаешь хату вынести.

— Да уж, но не только дверь будет сюрпризом для воров неблагородных… Настоящая колдунья никогда не оставляет жилищные отверстия без заклинаний от гостей нежданных. Так что лучше всего будет позвонить и подождать ответа. Дома она, нутром чую — дома, — старушка нажала на пимпочку звонка и за мощной дверью раздались переливы «Подмосковных вечеров». — Помните, говорить буду я.

Мы с Игорем не успели кивнуть, как металлические глаза льва уставились на нас, а из пасти донесся низкий мужской бас:

— Что вам нужно?

Глухие вибрации наполнили коридор. За остальными дверьми начали раздаваться шорохи. Похоже, что соседи подкрадывались к дверям и готовились к интересному зрелищу.

— Сестренка, открывай. Это я, Манюринда.

За дверью заскреблись, будто трудолюбивый дворник начал сметать в кучу сухие листья. Мы ждали, пока не прозвучали очень странные слова:

— Вали-ка ты подобру-поздорову, дорогая сестра. И молодняк с собой забери. Считаю до трех, потом пущу «греческий огонь». Раз…