Осознанный разум

Алексей Игнатов

Всю свою жизнь человек раскачивается от автоматизма, простого выполнения программ, к недолгой осознанности и обратно. Автоматизм несет жизнь простую, но лишенную свободы, которую может дать осознанность. Но ее достижение – это путь познания себя.Поговорим о свойствах автоматического разума, о Эго и Тени, о Воле и объективной морали. Изучим эмоции, их роль и программы.Найдем два пути к осознанности – путь медитации (дающий осознанность в настоящем) и пересмотра (дающий осознанность прошлого).

Эмоции и ассоциации

Эмоции в автоматическом разуме служат механизмом, приписывающим выбор стратегии поведения. Эмоции — качество не только человека, они всеобщие, универсальные, они гораздо древнее и глубже, чем рациональное мышление и присущи всем высокоразвитым животным. Страх собаки, страх обезьяны, страх человека — это один и тот же страх. Эмоции позволяют реагировать на стимулы внешнего мира и не нуждаются в осознанности. Поэтому они составляют суть и сердцевину автоматического разума, и о них еще будет подробный разговор.

А пока важно, что эмоции составляют сердцевину автоматических цепочек, руководящих поведением.

Стимул — эмоция — реакция

Эта последовательность — стандартная автоматическая цепочка.

Увидел собаку — чувствуй страх — беги.

И человек бежит, несмотря на то, что собака никак не угрожает ему. Он не принимает решение, не оценивает степень угрозы, он не пришел к выводу, что именно эта собака, в данный момент, опасна для него, потому что она большая, агрессивная и бешеная, и есть возможность убежать, пока она не напала.

Нет.

Просто он с детства боится собак. И он испытывает привычную эмоцию, которую его автоматизм предписывает испытать — страх. Эмоция включила программу, связанную со страхом — «Спасайся!». Как правило, это проявляется в виде инструкции телу: «Беги!». И инструкция выполняется.

Стимул на входе — реакция на выходе. Их соединяет эмоция как механизм, выбирающий одну их программ поведения и задающий реакцию. Именно эмоция указывает, к какому из ящиков картотечного шкафа автоматизма обратиться, какую программу выполнить.

Муравьи выносили мертвых собратьев, ориентируясь на запах олеиновой кислоты. Люди действуют, ориентируясь на эмоции. Эмоция — центральное звено автоматической цепочки, посредник между стимулом и ответной реакцией человека. Осознав цепочку, поняв ее эмоцию, человек получил бы власть над ней и мог бы сам выбрать свое поведение, но, как правило, ничего подобного не проходит.

Собака — страх — беги!

Конфликт — гнев — бей!

Боялся раньше — бойся снова.

Радовался чему-то раньше — старайся пережить это снова, чтобы снова ощутить эту радость.

Эти программы отлично работают в дикой природе, но в мире людей все устроено намного сложнее. В социальной среде такие программы постоянно дают сбой, как у гусениц, которые оказались в кольце смерти. Вы не можете напасть на своего начальника, который несправедливыми придирками вызвал в вас гнев, не можете перегрызть ему горло. Если нечестного на руку бизнесмена напугала внезапная налоговая проверка, то он обычно не может себе позволить просто убежать, спрятаться под стол в надежде, что все это скоро закончится.

Автоматизм утратил смысл, предписанная им программа не выполняется. Человек сдерживает реакцию, не выполняет предписанных программ. И ему кажется, что он берет эту цепочку автоматизма под свой контроль!

Но ключевое слово здесь — «кажется».

Если даже гнев не привел к немедленной атаке, он все равно на месте, и все еще требует исполнить программу: «Атакуй!». Цепочка не исчезла, она не была прервана, она не взята под контроль, она лишь изогнулась и удлинилась. И тот, кто не смог ответить на оскорбления со стороны своего начальника, охотно устраивает конфликт с кем-то, кто не сможет ему ответить. Программа гнева будет исполнена!

Стимул — эмоция — реакция.

Конфликт с начальником — гнев на него — агрессия в отношении других людей. На начальника кричать нельзя, нападать на него нельзя, но программа гнева все равно будет исполнена!

Или подавлена, гнев уйдет в глубину автоматического разума, будет копиться там, в поисках выхода. И однажды его программа все равно будет исполнена, в самой странной и неожиданной вспышке агрессии, направленной на других людей, на окружающие предметы или даже на самого себя.

Порой, встретив привлекательную женщину, мужчина оказывает ей знаки внимания, даже если это совершенно не уместно.

Стимул — эмоция — реакция.

Привлекательная женщина — влечение — попытки привлечь к себе внимание.

Эта реакция более сложная, чем у павлина, который распушил хвост, или селезня, который танцует в воде, но это автоматическое поведение, вызванное эмоцией.

Эмоцию можно осознать. Можно понять, откуда она идет, и к чему она ведет, взять под контроль и принять осознанное решение, вместо выполнения предписанной ей программы. Можно отказаться от программы, ничего не подавляя или выполнить программу, но уже осознанно. Осознанное не бывает автоматическим!

Но это потребует работы осознанного разума, автоматический не занимается ничем подобным и совершенно не рад попыткам вторгнуться на его территорию, вмешаться в его программы поведения. Автоматический разум делает только одно — накапливает опыт и следует за цепочками «стимул — эмоция — реакция», вот и все, что он умеет.

Он не размышляет, а использует эмоции, как более древний, быстрый и архаичный способ реагировать на стимулы. Получил стимул — испытал эмоцию — отреагировал, и сам не понял, почему испугался или вышел из себя, почему испытал желание или ненависть.

Сам человек может искреннее верить, что принял свое личное решение, оправдывать его самыми высокими соображениями, говорить себе, что так его научили, что это указание религии или норма морали, но это именно оправдание для собственного автоматизма. Такие решения диктуются автоматическим разумом, как диктуются им и привычные оправдания, вроде: «Все так делали — и я так делал!».

Это не мысли и мнения самого человека, а набор навязанных или сформированных изнутри стереотипов, программ, привычных реакций, которые он автоматически, как насекомое, применяет при каждой возможности. Даже если он верит, что сам все обдумал и решил! Даже если сама эмоция не осознается и человек искренне считает, что был совершенно спокоен и уравновешен, хладнокровен и не испытывал ничего. Это простой путь — делай так, как делал раньше (даже если ситуация совсем иная), делай так, как тебя приучили (даже если это абсурд, далекий от реальности).

Автоматический разум не отличает иллюзии от реальности, он не критикует, не пытается понять, оценить правильность поступка. Он даже может не различать внешнее и внутреннее, реальное и воображаемое. Идеомоторная тренировка основана на этом его качестве. Если пианист отлично знает пьесу, но повредил руку и не может репетировать, он может играть пьесу мысленно, совершенствуя технику игры на воображаемом пианино. Но лишь при условии, что действительно хорошо знает эту пьесу и сумеет создать идеальный образ игры, от первого лица.

Спортсмен, хорошо знающий упражнение, может отрабатывать его, в том числе, в воображении. Готовясь к важной речи, вы можете прорабатывать ее мысленно. Это и есть идеомоторная тренировка, проходящая в воображении, но способная произвести реальный эффект, при правильном применении. Ее суть в том, что тело реагирует на воображаемые действия так же, как на реальные. Автоматический разум просто не видит разницы!

И если вам кажется, что поведение человека должны быть сложнее, чем просто реакция на стимулы, то вы правы. Пока не будем вспоминать поведение осознанное, но, даже изучая свои автоматические реакции, вы часто не сможете связать текущий стимул, текущие эмоции и текущую реакцию в единое целое. Это так. Но это не отменяет автоматические цепочки, а лишь вводит в них ассоциированные эмоции.

Испугаться резко залаявшей собаки и шарахнуться в сторону — это событие и прямая на него эмоциональная реакция (страх), вызывающая легкую реакцию избегания (шарахнуться в сторону), диктуемую страхом. Это прямая эмоция, прямой ответ на именно этот стимул. И это вполне уместная реакция, если она помогла избежать укусов именно этой собаки именно в этот момент.

Увидеть же собаку и испугаться ее потому, что в детстве тебя сильно искусала собака, и это страх остался до сих пор; испугаться потому, что это собака ассоциируется с другой, покусавшей тебя в детстве — значит испытать ассоциированную эмоцию страха. У нее нет прямых причин в данный момент, это другая собака, она ничем не угрожает.

Но страх все равно приходит к тому, кто боится собак — из-за ассоциаций со старым эпизодом, в котором страх когда-то был пережит. Этот страх — повторение тех эмоций, что были пережиты раньше. Собака сейчас ассоциируется с собакой из прошлого, вызывая ассоциированный страх

***

Это и есть второе качество автоматического разума — ассоциативность. Не только автоматического, конечно. Эмоции и ассоциации не ограничены только автоматическим разумом, но для него это два механизма, на которых строится вообще вся работа. Чем больше текущая обстановка, ситуация, человек, похожи на что-то из прошлого, тем сильнее они ассоциируются между собой. Автоматический разум практически не видит между ними разницы.

Если два события в чем-то для него похожи, он ассоциирует их и реагирует на них одинаково. Похожие события для него — одно и то же событие. Это экономит время, позволяет не вникать в детали ситуации при принятии решений, а просто брать готовую реакцию, которая в каких-то схожих ситуациях уже использовалась и хорошо знакома.

Уже сказано, что автоматический разум никогда ничего не забывает, он хранит отпечатки старых событий и реакций, копит опыт. Но он не способен этот опыт осознавать, он только копит, собирая схожие эпизоды вместе и объединяя их в единые программы автоматических реакций. Все ситуации, связанные со страхом перед собакой, окажутся связанными вместе.

Все потери чего-то важного.

Все моменты счастья.

Все переживания торжества или унижения.

И если в прошлом уже был испытан страх перед собакой, и он был достаточно сильным и значимым, чтобы записаться в программы автоматического разума, то все собаки будут вызывать страх. А раз ребенок куда менее осознанно живет, чем любой взрослый, легче испытывает сильные эмоции и еще мало что знает о мире, то самым сильным и значимым окажется именно детский страх, способный сильнее всего влиять на реакции уже взрослого человека.

Автоматический разум запомнит: «собака = страх». Запомнит при условии, что эпизод с собакой был важным, а то и травмирующим, и подкреплялся в последствии новым страхом, новыми эпизодами боязни собак. Ассоциация сохранится и станет основой для автоматической программы поведения при виде любой собаки.

И тогда встреча с собакой — это сложная цепочка, использующая ассоциированные эмоции.

Собака — страх, ранее испытанный перед собакой — бегство.

Событие — ассоциированная эмоция — реакция.

Суть не изменилась, но в дело вступили прошлые эпизоды и прошлые эмоции. Человек не помнит их, это было в раннем детстве, и воспоминания о причине его страха перед собаками давно подавлены, но они не исчезли. Они все еще влияют на него.

Механизм автоматической реакции не изменился, но эмоции теперь берутся из накопленного прошлого опыта, из других эпизодов. Автоматический разум предлагает испытывать те эмоции, которые уже были испытанный прошлом.

Его принцип снова очень прост: раньше, в каком-то эпизоде, ты испытал вот такую эмоцию, и вот так поступил. Ты все еще жив — значит, все прошло хорошо, и тот поступок помог выживанию. Значит, он был правильным! Значит, если снова возникает похожая ситуация, надо вспомнить, как было в этом старом эпизоде, снова испытать ту же эмоцию и снова отреагировать так же, не тратя времени на поиск нового решения.

Эпизодом будем называть конкретное событие в прошлом. Испугался собаки, поругался с соседом, отметил годовщину свадьбы — это все эпизоды, из которых складывается ваша жизнь. Но не любое событие, не любая эмоция, будут запоминаться и воспроизводиться, а лишь те, которые оцениваются автоматическим разумом как важные, значимые.

Значимый эпизод — это событие несущее эмоциональную окраску. Такое событие воспринимается как важное уже потому, что в нем задействованы эмоции, оно затрагивает автоматический разум. Значимый эпизод может быть болезненным или радостным, но, в любом случае, он влияет на дальнейшее поведение человека, вызывает эхо — то есть последующее повторение пережитых в нем эмоций.

Особенно сильно проявит себя болезненный эпизод — травмирующее событие жизни, часто скрытое в отрицаемых воспоминаниях. Болезненный эпизод воспринимается как нечто, что несло угрозу жизни, здоровью, угрозу выживанию (угрозу тому, что позже назовем первым Маяком). Выживание важно, и все, что ему угрожает тоже важно! А потому боль, страх, гнев, ненависть, станут гораздо более важными для автоматического разума, чем радость или любопытство, и оставят куда более глубокий след.

В каких-то случаях такой след оставит всего одно событие, один эпизод, в других потребуется подкрепить его последующими переживаниями.

Достаточно один раз попасть в авиакатастрофу и выжить в ней, получив переломы и ожогами, чтобы потом всю жизнь бояться полетов. Или даже самой высоты. Или даже просто самолета, стоящего на земле. Значимый болезненный эпизод оставит мощнейший след и запишет программу, требующую испытывать ассоциированный страх, соприкоснувшийся с тем, что ассоциируется с той самой авиакатастрофой.

Разумеется, это не значит, что такой след останется у каждого, кто пережил подобные события, или что каждый будет реагировать именно так. Болезненный эпизод подобен контакту с больным гриппом: далеко не каждый после него сам заболеет, но тот, у кого ослаблен иммунитет, сильно рискует. Значимый эпизод — это фактор риска, а не гарантия того, что сформируется автоматическая цепочка.

И такая авиакатастрофа — именно одно событие, один эпизод, который произошел в один конкретный момент. Но если отец избил дочь, когда она была совсем ребенком, этого может и не хватить, чтобы сразу сформировать автоматическую цепочку, управляющую поведением ребенка. Не каждый избитый сохранит это избиение в своем автоматизме.

Но второе избиение подкрепит первое. А потом третье, четвертое… Первое избиение — это первичный эпизод, тот, с которого началось формирование автоматической цепочки, он дает старт всему процессу, а последующие подкрепления окончательно формируют результат.

Взрослая женщина, выросшая из этой избиваемой дочери, может нести программы автоматического разума, предписывающие испытывать те же эмоции, что при избиении (страх, прежде всего), переживать то же чувство беспомощности, боль, слабость, при контакте с каждым мужчиной, напоминающем ей отца.

Это снова ассоциативность. Мужчина ассоциируется с отцом. Чувства к нему ассоциируются с чувствами, возникавшими при избиениях отцом. Возможно, фигура отца, как мощной силы, довлеющей над ней, так захватит автоматический разум, что эта женщина найдет себе именно такого мужчину — агрессивного и склонного к насилию. Она найдет того, кто похож на отца, чтобы снова стать беспомощной жертвой, снова терпеть побои и унижения, всего бояться, ненавидеть его и себя. Не потому, что это мазохизм и ей это нравится. Она сделает это, просто отрабатывая программу, заложенную автоматическим разумом, и не поймет, почему снова и снова повторяет одну ошибку.

Эпизод может оказаться затяжным — это событие, которое занимает длительное время, не как кадр из фильма, а как целый сценарий. Не как серия избиений, а именно как одно, единое, длящееся событие. Болезнь, тюремное заключение, война, неудачный брак, школьная травля — это затяжные эпизоды, они могут тянуться годами, постепенно формируя ассоциации и создавая новые цепочки автоматизма. Тут нет одного первичного эпизода, это один эпизод, растянутый на большое время, но это не меняет его сути и механизмов.

Суть же в том, что поведение человека вызывают не только (и не столько) осознанные решения, но и автоматические цепочки. Событие ассоциируется с прошлым событием. Испытывается эмоция, которая возникла в прошлом. Повторяется реакция, которую эмоция вызвала в прошлом. И человек снова и снова повторяет одни и те же мысли, приходит к одним решениям, совершает одни и те же поступки, переживает одни и те же эмоции, снова и снова.

Бойся высоты, как боялся ее раньше.

Выходи замуж за алкоголика, как выходила за него раньше.

Ненавидеть тех, кто похож на людей, которых ненавидел раньше.

На глазах у ребенка, прямо за новогодним столом, его родители напились, разругались и подрались (первичный эпизод), а потом через некоторое время, развелись (подкрепление эпизода). Как эхо от неудачного праздника в автоматическом разуме остается вся его эмоциональная нагрузка. Эмоции, пережитые тогда, будут вызывать ассоциации с новогодней елкой, гирляндами, будут переживаться снова, вызывая стойкую неприязнь к самому празднику.

Восьмилетняя девочка взяла мамину помаду и накрасила губы, чтобы быть похожей на маму. Не трезвая (и не вполне здоровая душевно) мама устроила скандал, засунула ее лицом под струю холодной воды в ванной, и кричала, что ее дочь — шлюха разукрашенная. И что раз она уже раз уже лицо размалевала, то завтра пойдет по мужикам.

Эпизод будет забыт, подавлен, но ощущение, что красота — это грех, это плохо, что привлекательными бывают только шлюхи, во взрослой жизни станет огромной проблемой. Заставит ощущать себя грязной и испорченной при любом проявлении внимания мужчин, и всячески, бессознательно, ухудшать свою внешность, делая ее как можно менее привлекательной.

Влюбленная девушка, подросток, решает открыться своему принцу, признаться в любви, уже представляя в голове их прекрасное совместное будущее, но внезапно получает от него поток насмешек и унижений. Он издевается над ее чувствами, считая, что она его не достойна. Ее разум, пытаясь спрятаться от избытка болезненных эмоций, включает защитную реакцию, подавляет эмоции, пытается убедить ее, что это она сама от него отказалась. Что она лучше всех, ни в ком не нуждается, и никто ее не достоин.

И спустя годы она так же жестоко разрушает чувства тех, кто тянется к ней. Едва лишь заходит речь об отношениях, она снова переживает давние эмоции, но скрывает их (даже от себя) за маской защитной реакции, высмеивая и унижая тех, кто якобы недостоин ее внимания.

В семье музыкантов мальчик растет в осознании, что быть великим музыкантом — его долг, обязанность и единственно возможный путь. Он приспосабливается, как может, пытается оправдывать чужие ожидания. Но сам он хочет совсем иного, а потому не добивается никакого успеха в музыке.

Этот эпизод музыкального давления будет длиться годами и оставит эхо — ощущение, что он не смог, не справился, всех подвел и не оправдал надежд. Что он никчемный, ни на что не годный, что он опозорил свою музыкальную семью и великих предков. Любое дело, где от него ждут успеха, будет запускать набор ассоциаций — он никчемный, и это дело он тоже провалит, он все проваливает, все портит! Разумеется, успеха в делах ему не видать.

Но он мог бы добиться успеха и не желая его, на чуждом ему пути, через упорство и трудолюбие. Стать музыкантом. И столкнуться с тем, что это не его выбор и путь, а лишь бремя долга, которое ему навязали. Жизнь утратит краски, перестанет радовать. Сама жизнь музыканта станет бременем. Слава и гонорары музыканта станут бременем. И вот уже великий, знаменитый и богатый музыкант, пьет, впадает в депрессию, пытается отравиться таблетками из своей аптечки.

Люди не понимают, чего же ему не хватает. Он и сам не знает! Но не хватает ему понимания того, кто он и чего хочет на самом деле. Ему не хватает его собственной жизни, пока он живет чужой, навязанной ему вопреки его природе.

Живет так, как ему приказано жить.

Живет автоматически.

***

Прошлое влияет на настоящее и будущее. Ничто не забывается, ничто не пропадает, каждый эпизод прошлого становится частью цепочек автоматического разума, управляющих нашим поведением. И корень всего — эмоции.

Они важны и нужны, ни в коем случае нельзя ставить вопрос о борьбе с ними, о жизни без эмоций! Но они далеко не всегда уместны. Часто эмоции и события, их вызывающие, не осознаются, а потому не встречают сопротивления и подчиняют себе человека. Часто эмоции вызваны вообще не текущими событиями, а теми, что давно прошли.

Примеры выше были простыми и прямолинейными, испугала собака — запомни это, ассоциируй всех собак со страхом и бойся их. Но цепочки могут быть и куда более прихотливыми.

Собака сбила ребенка с ног. Она мирная, но для него — страшная и огромная. Она прижала его к земле, вылизывает ему лицо, ребенку больно, он напуган пастью возле лица. Он зовет на помощь свою мать, он слышит, как она смеется и говорит ему: «Ха-ха, вот смотри, как собачка тебя любит, целует тебя!». Мать искренне старалась свести все к шутке, успокоить ребенка, превратить ситуацию во что-то веселое, но это лишь ее голос на фоне страха, который он испытывает.

Он борется, но не может спастись.

Он гораздо слабее собаки.

Он напуган, и никто ему не поможет!

Он ждет защиты от сильной матери, но она лишь смеется над ним, становясь для его автоматизма союзником страшной собаки. Она может спасти его, помиловать по своей прихоти, а может заставить терпеть боль и унижение. Все в ее власти, и он ничего не может изменить.

Страх, беспомощность, смех той, кто мог бы защитить, но не пришел на помощь, станут единым клубком ассоциаций. Фигура сильной женщины, довлеющей над ним, распоряжающейся его судьбой, будет вызывать эхо из страха и беспомощности. Это событие будет подавленно, забыто, и может быть (только может быть!) пройдет бесследно, если не встретит подкрепления.

Но еще несколько эпизодов страха, ассоциированного с женщинами, закрепят результат. Кричащая на детей воспитательница в детском саду, злая медсестра, поставившая болезненный укол, не дадут забыть, что женщина имеет над ним власть, а его удел — страх и беспомощность.

Автоматическая беспомощность перед лицом сильной женщины, имеющей власть и силу, останется с ним. Останется страх перед отношениями, останутся проблемы в личной жизни.

Останется, возможно, поиск строгой госпожи, которая будет доминировать над ним. Или, как защитная реакция, маска женоненавистника, который сам боится женщин. Останется как простая робость в присутствии женщин, когда он теряется и не знает, что сказать, успешно уничтожая все возможности для знакомства и начала отношений.

Такие трюки автоматический разум проделывает постоянно. Он обращается в прошлое и ищет там готовые шаблоны, ассоциирует одно с другим, порой создавая длинную цепь из воспоминаний, эмоций, событий, которая тянется к каким-то давним значимым эпизодам, эмоции из которых воспроизводятся в текущий момент жизни.

Увидел, как дети играют — вспомнил, как сам играл — вспомнил себя ребенком — вспомнил школу — вспомнил, как в школе был изгоем — вспомнил старые обиды, которые стерпел тогда — испытал гнев, который предписывает атаковать и уничтожать школьных обидчиков, но их давно нет рядом — излил это гнев на случайного человека. Даже на этих детей, которые просто играют, но якобы делают это не в том месте или слишком шумно.

Набор ассоциаций, самых странных и причудливых, привел к вспышке эмоций и автоматическому поведению, вне всякого разума. Поведению насекомого: стимул — эмоция — реакция. И никаких следов осознанности! Осознание этой цепочки мыслей, осознание и принятие старых эпизодов, связанных со школьными обидами, позволило бы прекратить процесс в любой момент.

Прошлое влияет на настоящее, на поведение здесь и сейчас. Это не новость, и задолго до первых намеков на появление психологии, эта идея излагались в мистическом и религиозном ключе.

Кому-то может быть знакомо слово «Самскара» — термин индийского мистицизма. Это слово обозначает сумму отпечатков, оставленных в уме человека его прошлыми поступками и внешними обстоятельствами. Поступки и события оставляют след в уме, в дальнейшей жизни этот след определяет поступки и события в жизни человека. Формально речь идет о карме, фактически — о влиянии прошлых эпизодов на поведение человека, о возникающем после них эхо, отголоске давно пережитых состояний.

В буддизме используется термин «Васана» — отпечаток в сознании, который оставляет совершенное человеком действие. Такие отпечатки накапливаются и толкают на путь повторения поступков, бесконечного переживания одних и тех же состояний, совершение одних и те же действий.

В наши дни эти идеи принимают научную форму. Психологи — бихевиористы не только пришли к тому же взгляду на мир и человека, но и провели изуверские эксперименты, его доказывающие.

Бихевиоризм отказался принимать то, что не удается наблюдать объективно. Не только карму и прочий мистицизм, но и любые тесты, рисование мандал, и другие, не вполне объективные, методы исследования человека. Его инструмент — изучение реакций. Человек — это черный ящик, в котором происходит нечто. Человеку дают стимул — он отвечает изменением в поведении. Изучая это поведение, бихевиорист судит о том, что творится в этом черном ящике. Принцип бихевиоризма: «Стимул — Реакция»

Более позднее направление, необихевиоризм, отнеслось к делу с большей широтой взгляда, добавив промежуточное звено. То, что вызывается стимулом и вызывает реакцию. То, что в черном ящике: «Стимул — Нечто — Реакция». Нечто — например, эмоция, связывающая стимул и реакцию.

Я упомянул изуверские эксперименты, и один из прославленных опытов бихевиоризма — эксперимент «Маленький Альберт», направленный на сознательное уродование детской психики во имя науки. В наши дни попытка сделать что-то подобное вызвала бы скандал, а то и судебное преследование, но эксперимент ставился в начале 20 века, когда никто не считал опыты над детьми чем-то предосудительным. Впоследствии именно этот эксперимент и стал одной из причин, почему подобные опыты были запрещены.

Но сам эксперимент, при всей его двусмысленности с точки зрения этики, весьма показателен. Джоном Уотсон и Розали Рейнер одолжили в детском доме годовалого сироту Альберта. Мальчик был вполне здоров и показывал нормальные реакции на внешний мир. Ему стали предлагать белую крысу, чтобы ребенок мог поиграть с ней.

Но стоило Альберту потянуться к крысе, как у него над ухом били железным молотком по железному листу, создавая сильный грохот, пугая его. Через некоторое время страх начал ассоциироваться с белой и мохнатой крысой. Альберт начал бояться ее, даже если грохота не было.

Крыса = страх.

Но, помимо этого, он начал бояться всего, что ассоциируется с крысой, похоже на нее — белого кролика, комка ваты, бороды Санта Клауса. Образ чего-то белого и мохнатого ассоциировался с прошлым эпизодом страха, испытанного при контакте с чем-то белым и мохнатым. Страх стал ассоциированной эмоцией, и стоило Альберту увидеть вату, как автоматический разум ассоциировал ее с первичным эпизодом страха, вспоминал программу: «Крыса = Страх» и снова испытывал страх. Но так же и: «Нечто, схожее с крысой, такое же белое и мохнатое, ассоциированное с ней = Страх»

Стимул — эмоция — реакция, но не прямо, а с обращением в прошлое! Стимул — здесь и сейчас, но эмоция берется из записанного в автоматическом разуме опыта другого, более раннего, эпизода. И связанного не с ватой или кроликом, а с крысой, которая вызывает ассоциации с ватой или кроликом.

Никто не знает точно, как сложилась судьба Альберта в дальнейшем, но предположу, что этот страх остался надолго, и психологи сильно осложнили ему жизнь. И что сам он может так никогда и не вспомнить, почему же он боится всего белого и мохнатого. Почему его всегда кидало в жуть от Санты с его белой бородой. Цепочка автоматизма говорит ему: «Белое, мохнатое — Страх — Беги!». Стимул — эмоция — реакция, цепочка, наглядно показанная на практике даже не на уровне изучения, а на уровне искусственного создания.

Прошлое постоянно влияет на нас, вызывает автоматизм и диктует реакции на мир. Это проблема! Но прежде чем задуматься над решением проблемы, обсудим еще два важных момента, две важнейшие структуры психики человека — Эго и Тень.