Линия крови

Алексей Ефимов

Раньше она была обычным аудитором. Когда однажды ее изнасиловали и избили, она изменилась. Теперь она владеет приемами рукопашного боя и всегда носит с собой нож. Не чураясь методов, далеких от морали и закона, она берется за сложные и опасные дела. На этот раз она ищет убийцу подруги и внедряется к оккультистам, торгующим наркотиками и оружием. Влюбившись в главу секты, она погружается в криминал и наркотическую зависимость, а обратный путь из ада будет тернист и усыпан трупами.

1. Liber al vel Legis²

— Здравствуйте, Ирина Олеговна.

Ника вошла в квартиру.

— Здравствуй, Вероника. Рада тебя видеть. — Мать Оли, постаревшая на десять лет за год после смерти дочери, высохшая, тихая, надломленная, обняла Нику. — Спасибо, что пришла. Будешь чай? Есть твои любимые конфеты, арахис в шоколаде.

Ирина Олеговна словно боялась, что Ника откажется, и смотрела на нее как-то тревожно, робко. Где прежняя бойкая женщина с вечной улыбкой на губах, не унывавшая ни при каких обстоятельствах? Смерть ребенка — самое страшное, что может случиться с родителем. Ничто не останется прежним, никто с этим не справится.

— Спасибо, Ирина Олеговна, — сказала Ника. — От конфет не откажусь, вы же знаете.

Прошли на кухню. Мама Оли включила чайник.

Ника огляделась. Кажется, здесь ничего не изменилось за тридцать лет. Белый кухонный гарнитур, лампа под желтым абажуром, старенький шумный холодильник, прямоугольный стол под клеенчатой скатертью, четыре табурета. На стене — детские фотографии Оли. Один годик, семь лет, пятнадцать. Красивая девочка стала красивой женщиной и умерла в тридцать пять.

— Вот телефон Оли, о котором я говорила. — Ирина Олеговна положила на стол смартфон. Старенький, маленький, простенький. — Он был в шкафу, в коробке с ее рисунками. Я сказала о нем следователю, но он отмахнулся — старье, мол. Его раздражает, когда я звоню ему и напоминаю об Оле. По-моему, он уже не ищет… — Ирина Олеговна запнулась. Слово «убийцу» застряло внутри, встало поперек, впившись острием в плоть, и боль отразилась на лице матери.

— Может, пожаловаться прокурору? — спросила Ника.

— Они там все заодно. Только отношения со следователем испорчу.

— Понятно. Кто не ищет, тот не найдет.

Ника взяла телефон.

— Оля давно им пользовалась? — спросила она.

— Не знаю точно. Она ведь почти не бывала дома в последнее время. Может, месяца за три до…

Вновь слова застряли. Попытавшись вытолкнуть их, мать Оли напрягла мышцы шеи, дряблая кожа собралась морщинами, но слова так и остались внутри, несказанными.

— Новый телефон — у следователя, — сказала она. — Они ничего в нем не нашли, ничего интересного для следствия, как они говорят, но телефон не отдают. Вещдок.

Ирина Олеговна налила чай Нике и себе.

Ника рассматривала смартфон. В плоском корпусе из пластика и металла — жизнь человека, его чувства, желания, увлечения, его друзья и враги, воспоминания и планы на будущее. Странно, что он не интересен следствию. Халтурщики. Прошел год, убийца на свободе, а они отмахиваются от смартфона, который, чем черт не шутит, даст зацепку в расследовании. Пока у них ноль. Так было год назад и так сейчас.

— Можно зайти в комнату Оли? — спросила Ника. — Вдруг они еще что-нибудь не нашли?

— Конечно, конечно. Тебе бы следователем работать, у тебя талант. Помню, ты маленькая была, мать прятала от тебя сладкое, а ты всегда находила. Теперь вот и профессию выбрала себе, аудитор.

Ника улыбнулась. На сладкое у нее правда нюх — как и на доказательства причастности плохих людей к плохим делам. Плохим людям это не нравится. Два месяца назад, в августе, ее пытались убить во время одного из расследований, и это явно не последний случай, но страх ее не останавливает. Что мертво, умереть не может. Она умерла в Ангарске, семь лет назад, в темном подъезде, на выщербленном холодном бетоне, когда ее били и насиловали, насиловали и били, — и сейчас она живет после смерти и не чувствует себя по-настоящему живой.

Допив чай, прошли в комнату Оли.

Здесь все сохранилось так, как было при ее жизни. Комната-музей, мемориальная комната, и никто не станет обвинять мать в том, что она лишь растравливает себя и усугубляет свои страдания, сохраняя в неприкосновенности материальное и как бы возвращаясь здесь, в этих стенах, в то время, когда дочь была жива. Нет, ее дочь мертва. Дочь не ляжет на эту кровать, не сядет за этот стол, не включит стереосистему, не возьмет книгу с полки.

— Вот ее рисунки. — Ирина Олеговна показала на большую картонную коробку у кровати. — Я всегда жалела, что не отдала ее в художественную школу, она хорошо рисовала.

Ника присела на кровать. Взяла несколько рисунков из коробки. Да, у Оли был талант, она всегда рисовала лучше всех: в детсаде, в школе, в институте, — но в итоге выучилась на экономиста, а не на художника, и тянула лямку в финансовой службе известной нефтегазовой компании. Платили хорошо, но душа к работе не лежала. За два года до смерти она собиралась уволиться, жаловалась Нике, что больше не может, хочет заняться дизайном интерьеров вместо скучных показателей окупаемости инвестиционных проектов, но — не уволилась. Во всяком случае, Ника об этом неизвестно. В последние два года они почти не общались: звонки по дням рождения, сообщения на Новый год, — и всякий раз у Оли был повод не встретиться. Что-то изменилось в ее жизни, но Ника не знала — что, Оля не рассказывала. «Все нормально, — отвечала она на вопросы о том, как дела. — Своим чередом». Ника даже не знала, есть ли у Оли мужчина. Раньше Оля делилась подробностями личной жизни, но в последнее время как отрезало. Что-то в этом было не так.

Потом пришло приглашение на свадьбу. Неожиданное, однако, приглашение.

«Ну ты тихоня, — сказала Ника бывшей подруге. — Откуда вдруг?»

«Нагуляла на Крите, — отшутилась Оля. — Любовь с первого взгляда».

Мать удивилась не меньше. Она тоже мало чего знала о жизни дочери, ей нечего было рассказать следователям.

Ника перебирала рисунки.

Много обнаженки. Голые женщины и мужчины, вместе и по отдельности, греческий культ тела на белой бумаге серым карандашом. Много портретов. Есть пейзажи. А вот какая-то интересная геометрическая фигура, похожая на звезду Давида, тоже шестиконечная, но нарисованная иначе — как наложенные друг на друга четыре треугольника. Острая, какая-то опасная — как шип у колючей проволоки.

Вот еще одна такая же звезда.

— Оля сделала такую татуировку за полгода до… смерти. — Ирина Олеговна перевела дух, справившись с этим словом. — На плече. Не видела?

— Нет. — Ника рассматривала рисунок.

— Когда я спросила, что это, она сказала, что это фигура, которую можно нарисовать, не отрывая карандаш от бумаги. Больше ничего не сказала.

— Гексаграмма. Шестиугольник.

Ника сделала фото.

— Полиция этим тоже не заинтересовалась? — спросила она.

— Нет.

— Можно я еще что-нибудь поищу?

— Пожалуйста.

Ирина Олеговна вышла из комнаты, чтобы не видеть, как Ника ищет.

«Я ее последняя надежда, — подумала Ника, выдвигая ящик письменного стола, с кисточками, красками и карандашами. — Страшно. Когда не на что больше надеяться, приходится надеяться на чудо. Или на Нику Корневу, специализирующуюся на финансовых расследованиях, а не на убийствах. Правда, в процессе предыдущего расследования умерли трое, одного из которых убила Ника, но это побочный эффект ее аудиторской деятельности, а не объект расследования, как в обычных детективах».

В столе ничего интересного. В платяном шкафу — тоже. Одежда умершей женщины, ее нижнее белье, обувь — как напоминания о том, что хозяйки больше нет. Раньше Оля любила яркие цвета, туфли на шпильках, но в последнее время стала одеваться как готка: темные тона, темная обувь на платформе, темная косметика. В соцсетях есть несколько фото в новом образе.

Что с тобой случилось, Оля? Кто и почему тебя убил?

Напротив платяного шкафа — книжный шкаф со стеклянными дверцами. Что здесь? Толстой, Достоевский, Гоголь, Булгаков, Ницще, Пелевин, Сорокин, Венечка Ерофеев (Оля любила цитировать его подшофе) — довольно много книг по современным меркам, экспонаты мемориальной комнаты, собранные покойницей.

Одна книга стоит корешком назад, между книгами Ницше и Достоевского, выделяясь среди других.

Ника вытащила ее.

Черно-белая обложка. Автор не указан. Название, мягко говоря, необычное.

LIBER

AL

vel

LEGIS

sub figura

CCXX

as delivered by

XCIII=418

unto

DCLXVI

Ника открыла книгу. На внутренней стороне обложки — надпись от руки, черной гелевой ручкой:

Do what thou wilt shall be the whole of the Law.

Love.

Ed.

Х.V.MMXX³

Поверх надписи — отпечаток губ, красная помада на белой бумаге и черных буквах.

Книга на английском. Пронумерованные строки, краткие предложения. Отдельные фразы понятны, но общий смысл ускользает, теряясь в промежутках между строками, в ритмике слов, в именах собственных.

1. Had! The manifestation of Nuit.

2. The unveiling of the company of heaven.

3. Every man and every woman is a star.

4. Every number is infinite; there is no difference.

5. Help me, o warrior lord of Thebes, in my unveiling before the Children of men!⁴

…

И так далее.

Ника закрыла книгу и открыла Интернет. Набрала в строке поиска «Liber al vel legis» и запустила поиск.

Через секунду пришел ответ из Википедии:

«„Книга закона“ — основной текст учения телема, написанный Алистером Кроули в городе Каир (Египет) в 1904 году. Один из самых известных трудов Алистера Кроули. Оригинальное полное название книги Liber AL vel Legis, sub figura CCXX, as delivered by XCIII=418 to DCLXVI. По словам Кроули, книга была продиктована ему 8, 9 и 10 апреля 1904 года посланником египетского бога Гора, которого звали Айвасс. Впоследствии Кроули утверждал, что Айвасс является его святым ангелом-хранителем, иногда говоря, что она является его высшим „я“. Эта книга, согласно представлению Кроули и его последователей, провозгласила наступление нового эона Гора, управляемого законом телемы».

Кольнуло в животе. Это ее демоны дали о себе знать, услышав имя Алистера Кроули, и она почувствовала, что нужно сделать еще несколько шагов по этой темной дорожке. Возможно, там, в конце, — ответ. Книга здесь не случайно, именно здесь, между Ницше и Достоевским, перевернутая задом наперед, шестая слева, шестая справа, на шестой полке снизу. Нет, не случайно.

Ника прошла на кухню.

— Ирина Олеговна, можно я возьму эту книгу? — спросила она.

— Что за книга? Не помню такую у Оли.

— Оккультная.

Ирина Олеговна испуганно посмотрела на Нику, потом — на книгу.

— Ее написал Алистер Кроули в начале двадцатого века, — сказала Ника. — Вернее, он считал, что она продиктована ему посланником египетского бога. Не слышали о Кроули?

Ирина Олеговна молча и все так же испуганно покачала головой — нет.

— Я тоже не сильно много знаю, — сказала Ника. — Хочу узнать больше.

— Вам случайно не знаком кто-нибудь из друзей Оли по имени Эдуард? — спросила она. — Здесь есть надпись, видите?

Она открыла книгу, показала Ирине Олеговне.

— Нет, не знаю никакого Эдуарда, — сказала Ирина Олеговна. — Что здесь написано?

— Do what thou wilt shall be the whole of the Law. Это значит: «Делай, что хочешь, — таков будет весь Закон». Известная фраза Кроули.

— Звучит страшно.

— А кого-то вдохновляет.

— Может, мы вместе убедим следователя, чтобы он обратил на это внимание?

— Ирина Олеговна, не надо никого убеждать. Я сама все сделаю. По собственному закону.

Примечания

2

Книга закона

3

Поступай согласно своей Воле — таков будет весь Закон. Любовь. Эд. (англ.)

4

1. Хад! Проявление Нюит. 2. Снят покров сонма небес. 3. Каждый мужчина и каждая женщина — это звезда. 4. Каждое число бесконечно; различия нет. 5. Помоги мне, о воин-владыка Фив, раскрыться пред Детьми человеческими! (англ.)