Рассказ

Алексей Еремин

Художественное исследование процесса творчества. Описание создания рассказа писателем от рождения замысла и бесконечных неудач до завершения работы.

Глава вторая

Широкий мост через узкую Яузу в каменных берегах. Камень спускается к воде, стена книзу утолщается под желание съехать, шурша телом, и плюхнуться, булькнув, в воду.

Слева, на берегу, над скатом ржавой крыши многоугольник синей церкви; в глубине толстой стены окно, зарешёченное мелкой решёткой. Покатая, почти плоская крыша поймана сетью белых клеток. На макушке синяя башенка, а сверху высоким шлемом на узком лице золотая тиара купола. Правее, над блестящей на солнце крышей белого железа распустились пушистыми одуванчиками пышные кроны безлистых тополей. Рядом с церковью, через пролёт пустоты, на бледно-голубом фоне глухой стены синяя колокольня. Развёрнутая углом на меня, она вырастает восьмигранным столбом из-за ржавого ската крыши, выше поднимается четырёхугольный ярус, опоясанный тонкими белыми ремнями. Еще выше, в арке с просветом неба повешен звонкий труп времени. Из круглой крыши торчит золотой шпиль. Поймал глазами отраженный золотом солнечный свет, который сбросил мои глаза в реку.

По ступеням быстро погружается в глубокую тропу между каменным парапетом и домом мужчина в чёрном пальто и чёрной шляпе. Следить за тем как смотрит взгляд. Из траншеи видна голова в шляпе, она движется мимо окон с белыми занавесями, обитой белым металлом двери, выше «Металлоремонт», два окна, долгий дом, дверь между двумя окнами. Человек в чёрном, медленно вырастая, идёт вдоль светло-жёлтой стены с двумя волнистыми рядами окон. Светит солнце. Он медленно переходит в лето, в прошлый век, учитель в губернском городе возвращается жарким днём с занятий. На пыльной улочке редкие прохожие здороваются с ним, в ответ он приподнимает шляпу.

Провал в фасадах: холм с белой башней дома штурмуют деревья. Где же проводник взгляда? Уже не важен. Перемена захватила внимание. Скучный дом. Сквозь нити ветвей деревьев узкая высокая стена прострочена стежками окон. Река поворачивает вправо. Над рекой навис пешеходный мост. Горбатый покрыт стальным чехлом, на туманном металле дрожат ослепительные белые пятна. В воде знобит утонувшее отражение моста. Дальше по той стороне тянутся низкие дома, выгибаясь вместе с набережной. Но здесь уже не проедет телега с дровами, нахохлившимся кучером, бодро ступающей лошадью. За прибрежными домами высятся две башни, два ледяных сталагмита поднимаются в небо, на плоских крышах рядом самоубийц построились латинские буквы рекламы.

Передо мной застыло на морозе воздуха озеро асфальта, насквозь промёрзшее до дна земли. Мимо меня застыла скованная вечной зимой река асфальта, по шершавому льду проносятся машины. Справа, наискосок от столба меня, через дорогу строй тёмно-зелёных елей. Ветви над землёй самые широкие, к верхушке сужаются, деревья похожи на баб в тёмно-зеленых сарафанах. За елями дом песочного цвета.

Предательское определение. Мне виден в слове цвет, но читателю видны оттенки жёлтого и даже красный. Стены светло—жёлтые, но светлее чем дома вдоль набережной. Стена поднимается высокой ступенью, дальше от меня вырастает из дома широкое здание всё в рядах окон, на нём стоит такой же прямоугольник, затем ещё один, меньше, а венчает всё острый шатёр. В архитектуре, кажется, особенно сильны традиции, а нечто кажущееся новым, лишь изменённое повторением прошлое.

Все годы заполняю привычную форму рассказа, а мечтаю заполнить столь же традиционную форму романа.

Солнце нагрело густые пары отработанного масла, горячего бензина.

Передо мной, через автомобильную площадь, в жидком воздухе плавится узкий холм, подмытый ручьями машин. Холм, медленно расширяясь латинской V, уползает от меня хвостом дракона. На кончике хвоста отдыхают на подъёме голодные и тощие деревья. За дрожащим стеклом воздуха, в тумане прозрачных крон, на белом камне стоит чугунный человек.

Всё блестело у его ног, под голубым куполом неба, и он смотрел, прикрыв козырьком ладони сияющее лицо, и щурясь от ласкающего его взор небесного светила, как она, приподняв край розового платья, садилась в предусмотрительно поданный Квакшиным экипаж. Она обернулась, взмахнула воздушной рукой и тень пробежала… Тургенев.

Он смотрел на бегущих людей, на проносившихся мимо лошадей под всадниками, на длинный обоз и там и сям мелькавшие в нём чёрные офицерские кибитки, и думал о том, что не только весь этот полный событий, такой радостный и тяжёлый день, не только все эти люди, но и вообще все люди на Земле, которых он видел в своей жизни, и все события его жизни произошли для того лишь, чтобы он был здесь, видел всё это, и перед ним открывалось нечто неизмеримо большее, чем всё, о чём он когда-либо думал, и новая мысль эта, наполняла его огромной, необычайной радостью, ему открывалось, что…

Хватит! Задуматься о дороге. Осторожно перейти дорогу.

Я иду по солнечному тротуару у подножия вала, поросшего кустами, по гребню деревьями. На другой стороне, в тени двухэтажный дом. Крыша из скреплённых по швам листов, словно выложена из прямоугольных щитов. Над черепахой стволы и кроны деревьев, бежевый кирпичный дом: длинный обломок крепостной стены; стена густо покрыта окнами, как песчаный обрыв ласточкиными гнёздами, кормушками для птиц висят балконы. На крыше два креста антенн.

Внешне люди как звери, а люди лишь потому, что есть над нами Бог. Пригодится неуверенному атеисту.

Между домами узкая улочка вверх, заросшая деревьями, затопленная тенью. Крутой улочкой поднялся бы к белым стенам монастырской ограды, к закрытым воротам: толстой решётке с квадратными отверстиями. За решёткой выложенный камнем бугристый двор. На камнях чисто выбеленная церковь, — взбитыми сливками пышная горка полукруглых закомаров, украшением маслёнок на белой ножке — золотой котелок купола на тонком основании. По зыби каменного озера идёт, внимательно вглядываясь, монах в рясе.

За алтарной апсидой крутой обрыв склона, поросший прошлогодней травой, деревья поднялись к моим ногам густыми корешками крон, соседний дом равняется с моими ботинками чёрной крышей с крестами антенн.

Машины, шумно визжа, по одной проносятся вниз. Шум шуршащих шин стихает, слышно, как резко стучатся в тротуар каблуки. Под тёплым встречным ветром шуршит и шелестит целлофановый мешок. Глуша собственный звук, бухает что-то тяжёлое. Огромный чугунный шар, подвешенный на цепи к крану, снова и снова врезается в стену старинного дома. Застилает дом густой туман пыли, слышно как сыпется кирпич и штукатурка. Гулко обрушивается балка.

За копьями чугунной ограды жёлтый как желток двухэтажный дом начала девятнадцатого века. Посредине зелёный купол, ниже белые колонны в архипелагах серых известковых пятен несут треугольную крышу выступающего подъезда. К колоннам ведёт широкая мышиного цвета лестница. В стороны от центрального подъезда к флигелям тянутся двухэтажные стены с высокими окнами. Белыми рамами окна рассечены на шесть квадратов, изнутри свисают с боков белые занавеси, словно разобраны на пробор и крылами укрыли лоб волосы. В каждом флигеле три колонны влипли в стены, разделяют окна и поддерживают жёлтые, как в центральном подъезде треугольники крыш. Дом хочет обнять меня выступающими флигелями.

Конец ознакомительного фрагмента.