Под колесами – звезды

Алексей Евтушенко

Егор Хорунжий в глубине души уже давно поставил на себе крест. И уж точно никогда не мечтал о встрече с представителями, точнее, с прекрасными представительницами внеземного разума. Однако судьба подчас преподносит самые неожиданные сюрпризы. Все началось с того, что однажды утром его старая-престарая убитая «копейка» вдруг засверкала новой краской, гордо заурчала неизношенным движком, да еще и заговорила человеческим голосом…

Глава шестая

Две с лишним тысячи лет назад под мерные взмахи длинных вёсел в устье Дона, который в те времена назывался Танаис, вошли греческие триеры. Они поднялись вверх по реке, отыскали удобное место и причалили к правому берегу. На дикую землю скифов и меотов ступили новые люди — греки. И здесь, на продуваемом всеми ветрами степном просторе, на самом краю Ойкумены, в виду Беотийского Болота (такое имя носило Азовское море) они основали самую восточную колонию тогдашней Греции — Танаис. Они построили город, и окружающие племена быстро сообразили, что с пришельцами гораздо выгоднее торговать, нежели воевать. Оно и понятно, — греки принесли с собой на эти берега новую цивилизацию и новую культуру, — ту самую культуру, из которой позднее выросла вся современная культура Запада, да и наша тоже. Почти шесть веков стоял Танаис на крутом правом берегу обильной водами и рыбой скифской реки. Строился, торговал, иногда воевал, горел и снова строился и торговал. А в третьем веке уже нашей эры греки отсюда ушли. Сели в свои корабли с жёнами, детьми и всем домашним скарбом и уплыли домой. И никто так до сих пор и не знает — почему. Ни следов нашествия, ни разрушений, вызванных каким-нибудь стихийным бедствием, ни всепожирающего пожара или эпидемии… ничего не обнаружили археологи двадцатого века. Просто люди собрались и покинули город. Может быть, существование греческого города в этих местах просто потеряло смысл? К тому времени давно уже не было классической Древней Греции как таковой. Мир стал эллинистическим, и в нём заправляли не Афины и даже уже не Рим, а Константинополь — столица Восточной Римской империи. Мир стал другим, он изменился, и грекам больше нечего стало делать в этой, по-прежнему дикой, степи.

За века, прошедшие с тех пор, Дон сменил русло, а город Танаис затянуло землёй, что случается со всеми брошенными городами.

Потом пришли археологи, Танаис частично раскопали, а государство (тогда ещё Советский Союз) устроило здесь археологический музей-заповедник. Сюда по теплу из Ростова и Таганрога в выходные дни частенько наезжали экскурсии школьников и просто любознательных горожан — знакомиться с культурой и бытом древних танаитов. А ещё, кроме работников музея, постоянно и временно (в основном летом) жили здесь поэты, писатели, художники, философы и просто романтики, которым осточертел пыльный и шумный Ростов, и которые обретали здесь, на берегу старого русла Дона под названием Мёртвый Донец, некое подобие покоя и, возможно, просветления.

Егор и Володя бывали тут неоднократно, водили знакомство и с директором музея Виктором Фёдоровичем Черемшой, и со многими иными обитателями этого удивительного и несколько странного места.

Володька не остановился на парковочной площадке, а загнал машину прямо на территорию музея, спрятав её от посторонних глаз между домиком директора и керамической мастерской. Выключил двигатель, радио, отстегнул ремень безопасности.

— Думаешь, не найдут? — спросил Егор.

— Не должны. Мы от них километров на пять оторвались, а то и на все семь. Знаешь с какой скоростью я шёл? Двести пятьдесят, не меньше! И мог бы выжать все триста. Испугался.

Егор потрясённо молчал.

— Мальчики, а мальчики! — подала с заднего сиденья голос Зоя. — Я бы всё-таки на вашем месте последила за дорогой оттуда, от Каменной Бабы. Мало ли что…

— Правильно, Зоинька, правильно, заинька — похвалил Володя. — Только всем ни к чему. Я сам посмотрю, а вы погуляйте тут пока, поздоровайтесь с народом… Хотя нет, отставить, лучше посидите неподалёку, чтобы я в случае чего вас не искал.

Тихо было в Танаисе этим весенним вечером. Одуряюще пахли цветущие травы, да ленивый ветерок едва шевелил длинные светлые Зоины волосы.

— Хочешь посмотреть, как солнце садится в Азовское море? — спросил Егор. — Как раз время.

— А разве отсюда видно?

— Когда воздух чистый. Сегодня, вроде, чистый.

— Хочу.

— Пошли.

— А как же ваш друг?

— Тут совсем рядом. Если он позовёт, мы услышим.

Егор вывел девушку с другой стороны музея, к копии деревянного древнеримского моста через бывший крепостной ров и протянул руку к западу:

— Смотри!

Красное солнце валилось за край земли. Точнее, воды, потому что как раз там, куда оно падало, блестел кусочек моря. И в этом кусочке солнце отражалось словно в зеркале. Казалось, два солнца движутся навстречу друг другу как две гигантские непознанные формы жизни, влекомые то ли инстинктом слияния, то ли силой любви. Вот они коснулись друг друга, и весь видимый отсюда кусочек моря вспыхнул золотисто-алым огнём — второе, отражённое солнце расплескалось во воде и осталось только одно, — настоящее.

— Как здорово… — прошептала Зоя. — Два солнца! Они слились, вы видели?

— Да, — улыбнулся Егор. — Я это и раньше видел. Вот решил теперь тебе показать.

— Спасибо, — серьёзно кивнула Зоя.

Они вернулись к машине и сели на деревянную скамейку под старой акацией. Егор вытащил сигареты и предложил девушке. Та секунду помедлила и взяла.

— Я редко курю, — объяснила она. — Но сейчас мне сигаретка не помешает.

— Да уж, — понимающе усмехнулся Егор и чиркнул зажигалкой.

— Как хоть вас зовут, спаситель?

— Меня — Егор, а друга моего — Владимир. А почему на «вы»? Неужто мы такие старые?

— Ну ты ещё, вроде, не очень. А вот друг твой мне, пожалуй, в отцы сгодится. Хотя тоже симпатичный.

— Вот так живёшь-живёшь на свете, — притворно вздохнул Егор, — а потом в один прекрасный вечер молодые красивые девушки начинают тебе «выкать». Спасибо ещё хоть пока симпатичным признают.

— Не переживай, — неожиданно сильно хлопнула его по плечу Зоя и рассмеялась. — Суть мужчины не в молодости, но в надёжности. Ты как, надёжен?

— Пожалуй, не очень, — признался Егор.

— Что ж ты, такой ненадёжный мне тогда помог? Наговариваешь на себя, однако.

— Затмение нашло, — объяснил Егор. — А надёжный у нас Володька. Я же только учусь.

— Ну-ну, — неопределённо заметила Зоя. — Хорошо хоть учишься. Кстати, мальчики, откуда у вас такое чудо техники? Надо же — от «мерседеса» ушли! Девчонкам расскажу — не поверят! Переделанная, что ли?

— Это… э-э… Да, переделанная, в общем, — Егор и сам не знал зачем врёт. — Машина моя, но мастер я не очень большой. Прямо скажем, совсем не мастер. А Володя — гонщик, раллист. Мастер спорта, между прочим. И вообще в машинах разбирается здорово. Вот он и переделал мою таратайку. Я, конечно, тоже участвовал, но больше так… принеси-подай.

— Что-то ты скромный какой-то, — подозрительно прищурила серые глазищи Зоя. — А на вид не скажешь. Вон, усищи торчат! Куда там твоему коту!

Егор усмехнулся и непроизвольно подкрутил усы. Он уж совсем было собрался перевести разговор на какую-нибудь более доверительную и, возможно, даже интимную тему, как тут появился Четвертаков.

— Не видать и не слыхать! — объяснил он. — Подождём часок и — домой.

— Может, подольше? — осторожно предложила Зоя.

— Можно и подольше, — легко согласился Володя. — Да только я думаю, что у этих «быков» долго в засаде ждать терпелки не хватит. Если они вообще догадаются сделать засаду. Воспитание у них не то.

— Э-э, ребята! — поднялся с лавочки Егор, потянулся и сделал несколько разминочных движений. — Танаис — это такое место, где никогда не знаешь, сколько тут пробудешь. Может, час-другой, а там, глядишь, и до утра останешься. Ты лучше, Володенька, на машину мою посмотри пока светло. При этом заметь, что я её за время твоего отсутствия помыть никак бы не успел. Ведь я не мыл машину? — обратился он к Зое.

— Нет, — с готовностью ответила та. — Не мыл. А должен был?

— Тогда и ты посмотри, — засмеялся Егор.

Зоя послушно посмотрела на машину и с великолепным безразличием пожала плечами:

— Машина как машина. Жигули старого образца, насколько я понимаю. Во всяком случае снаружи выглядит именно так. Но сама — новая. Вон как бока сверкают…

Володька Четвертаков тем временем молча и медленно обходил автомобиль кругом, осматривая чуть ли не каждый квадратный сантиметр кузова.

— Ничего не понимаю, — признался он обескуражено, завершив обход и осмотр. — Как только что из мойки.

— С последующей полировкой, — добавил Егор.

— Пожалуй, — согласился друг. — Я вот, правда, никак в толк не возьму чего это ты такой довольный, будто сам всё это сделал. Тебе просто повезло — на тебя свалилось чудо.

— Ну, сие ещё не известно — повезло или нет, — резонно заметил Егор. — Чудеса они, знаешь, разные бывают, особенно у нас в России.

— Мальчики, о чём вы? — Зоя поднялась со скамейки и подошла к ним.

Друзья переглянулись.

— Смотри, — решился Егор. — Я целый день ездил по городу, потом ездили уже мы с Володей, потом подобрали тебя, выехали за город, шли по трассе чёрт с какой скоростью, а на кузове и ветровом стекле — ни единого пятнышка? Я уже не говорю о том, что сам кузов должен был запылиться. Мошкара всякая, которая о стекло разбивается! Где трупы, господа? Точнее то, что от этих трупов обычно остаётся…

— Действительно, — удивилась Зоя. — Где?

— Вот и мы не знаем, — вздохнут Егор. — Феномен, мать его.

— Вы меня разыгрываете! Егор же сказал, что это ты, Володя, ему машину переделал. Я думала…

— Это я пошутил, — быстро признался Егор. — Шутки у меня такие. Володя не переделывал машину. Тут какая-то загадка, в которой мы никак не можем разобраться.

— Вот именно, — подтвердил Володька. — Я одного не пойму, старик. Двести пятьдесят километров в час! И я мог бы, понимаешь, мог бы выжать все триста! А то и больше. Это вазовский двигатель. По крайней мере снаружи он вазовский. И я, Владимир Александрович Четвертаков, инженер и не самый последний механик, не понимаю, что нужно было сделать с вазовским двигателем, чтобы он стал способен набрать такую мощность. А подвеска?! Ведь машина себя на этой сумасшедшей скорости вела идеально! Просто идеально! Да я на такой машине хоть завтра готов выйти на старт ралли «Париж-Даккар» и выиграть его! А тебя, Егорка, штурманом возьму.

— А меня? — чуть кокетливо осведомилась Зоя. Судя по виду, она совсем не обиделась на Егорово враньё.

— О чём шумим, господа?

«Господа» разом обернулись.

На крыльце директорского домика в сильно потёртых джинсах и рубашке с короткими рукавами стоял сам директор музея-заповедника «Танаис» Виктор Фёдорович Черемша.

— Витя! — обрадованно воскликнул Володька (они с Черемшой были почти ровесники и знали друг друга давно) — Здравствуй, дорогой!

— Здравствуй, Володя, — невысокий, худощавый и остроносый Черемша легко сбежал с крыльца и пожал руки Володьке и Егору.

— Здравствуйте, Виктор Фёдорович, — почтительно сказал Егор. Месяц назад он в Танаисе выпил лишку и немного пошумел и теперь опасался реакции директора — Черемша отчего-то не любил пьяных дебошей на вверенной ему территории.

— Здравствуй, Егор. А кто эта прелестная девушка? Кажется, я раньше её тут не встречал.

— Меня зовут Зоя, — сказала Зоя.

— Очень, очень приятно, — разулыбался Черемша, который очень любил знакомиться с молодыми и симпатичными девушками. — А я Виктор Фёдорович Черемша — директор этого города мёртвых. Что это вы на ночь глядя? Или хотите на субботу-воскресенье остаться?

— Да нет, Вить, — сказал Володя. — Так просто заехали по дороге воздухом подышать.

Егор понял, что друг не хочет рассказывать об их приключениях и тоже благоразумно промолчал, — он доверял чутью и опыту Четвертакова.

— И хорошо. Что заехали! — воскликнул с энтузиазмом Черемша. — Тут одно дело… А чего это мы стоим? — вдруг удивился он самому себе. — Пошли в дом!

В доме Виктор Фёдорович быстренько организовал чай, до которого, впрочем, как и все обитатели Танаиса, был большой охотник, и приступил к делу.

— Выручай, Володя, — сразу взял он быка за рога и звучно отхлебнул из чашки.

— А что случилось?

— Ты понимаешь, пару дней назад заехал к нам один француз на мотоцикле…

Из истории, рассказанной Виктором Фёдоровичем Черемшой, выходило следующее. Молодой француз по имени Симон жил себе в городе Париже и служил мелким клерком в каком-то банке. И вот в один прекрасный день, когда в Париже зацвели каштаны, он ни с того ни с сего уволился с работы, купил мотоцикл «Ямаха», запер квартиру и отправился на этом самом мотоцикле через пол-Европы в Россию. Захотелось ему, понимаешь, своими глазами посмотреть на загадочную и удивительную страну, о которой он столько всякого разного слышал. Причём, так как почти все сбережения француза ушли на приобретение мотоцикла, то в Россию он въехал с очень ограниченной суммой денег…

— Он что, на «Ямахе» всю Россию пресечь собрался? — приподнял густые брови Четвертаков.

— Нет, хотел, говорит, до Волгограда доехать. Он, конечно, псих, но не настолько, чтобы рассчитывать добраться по нашим дорогам на этой японской штуке до, скажем, Новосибирска, не говоря уже о Владивостоке.

— Так, так, — покивал головой Володя, — Забавно. И что дальше?

— А что дальше… Известно, что. Всех сумасшедших какой-то незримой силой непременно тянет в Танаис. Вот и этого притянуло. А «Ямаха» возьми и сломайся. Что-то с цилиндрами, по-моему. А денег на запчасти у него нет и русского он практически не знает. — Черемша помолчал, прихлёбывая чаёк и хитровато поглядывая на Четвертакова. — Ты же у нас известный механик. Помоги, а? ради дружбы народов. А то он тут до осени застрянет, сам же знаешь, как в Танаисе это бывает. А у меня экспедиция скоро.

— Вот блин с горохом! — восхитился Володька. — Удивляюсь я с этой молодёжи! Без денег и языка на «Ямахе» через всю Россию… Авантюристы, блин! Впрочем, я и сам такой был. Да и сейчас, пожалуй… Ладно, показывай, где этот французский орёл с японским аппаратом.

— Пошли! — обрадовался Виктор Фёдорович. — Пошли. Я вас познакомлю! Только вот ума не приложу, как тебе с ним разговаривать. Он не только русского, он и английского-то толком не знает. Прямо тундра какая-то. Даром, что француз!

— Я немного знаю французский, — сказала Зоя.

— Замечательно! — энтузиазм директора музея-заповедника был воистину неисчерпаем. — Пошли!

И они пошли.

Сумасшедшего француза разместили в Башне поэтов — уменьшенной копии танаисской сторожевой башни, которую лет пятнадцать назад построили всем миром, и в которой часто и подолгу жили некоторые ростовские и прочие поэты, из-за чего Башня и получила такое название.

Симон оказался молодым чернявым пареньком, чем-то смахивающим на лицо кавказской национальности.

— На грузина похож, — заметил Четвертаков, здороваясь с французом, — У нас в институтской команде был, помнится, такой Нукри Герсамия — просто копия Симон!

— Гасконец, наверное, — предположил Егор. — Гасконцы — это те же баски, а баски, вроде, давным-давно когда-то из древней Грузии вышли, — и, обращаясь к Симону, прямо спросил. — Гасконь?

Зоя, как смогла, перевела, и Симон затараторил в ответ, вставляя невпопад немногие известные ему русские слова. И тут

Егор вдруг осознал, что кое-что понимает!

Да, говорил Симон, его предки были гасконцы. Россия прекрасная и огромная страна. Добрые отзывчивые люди. Кормили. Помогали. Поили. Много поили. Расскажу во Франции всем друзьям и знакомым. Не могу дальше ехать. Мотоцикл. Мало денег.

— Не дрейфь, — махнул рукой Володька, — починим мы твой мотоцикл… — и замер с открытым ртом.

— Что, — спросил Егор тихонько, — ты тоже понял, что он сказал?

— Не всё, — хрипло и тоже тихо ответил Четвертаков, — но главное, по-моему, понял.

— А говорили, что французского не знаете, — обиженно заметила Зоя.

— Говорить не можем, — быстро пришёл в себя Егор, — а понимать, оказывается, немного понимаем.

Мотоцикл содержался в гараже музея-заповедника, и там, при ярком электрическом свете, Володька наскоро осмотрел японское чудо техники.

— Всё ясно. Цилиндр пробило, — поставил он диагноз, — Надо менять.

— И как? — спросил непосредственно заинтересованный в этом деле Черемша.

— В понедельник привезёшь мне его на работу. Я имею в виду мотоцикл, а не француза. Что-нибудь придумаю. Автобус-то твой на ходу?

Виктор Фёдорович уверил, что автобус на ходу и в понедельник он обязательно «Ямаху» привезёт.

— Ну хорошо, — сказал Володька, — Денька за два-три починим.

Пока цилиндр найдём, пока то да сё… Выдержит твой француз ещё несколько дней?

Симон непонимающе переводил взгляд с Черемши на Четвертакова и обратно. Зоя сжалилась и коротко перевела. Симон заулыбался и активно закивал головой — выдержу, мол, не сомневайтесь!

— Куда он денется, — мрачновато усмехнулся Виктор Фёдорович. — Девки мои его тут кормят как на убой, а поэты и художники поят…

— Как на упой, — подсказал Егор.

Зоя засмеялась.

— Вот именно, что на упой, — подтвердил Черемша. — Не жизнь, в общем, а рай земной, можно сказать. Мне бы так.

— Мы уже, Витя, с тобой не в том возрасте, чтобы такой жизнью жить, — обнимая Черемшу за плечи, сказал Володя. — Мы люди взрослые, степенные и на нас, следовательно, лежит ответственность.

— Кому ты это говоришь! — вздохнул директор музея-заповедника. — Но ведь хочется!

— Ну, может, когда-нибудь… Ладно, Как починю — позвоню. Приедешь и заберёшь, или я сам на нём приеду. Решим, в общем. Добро?

— Добро.

Присутствующие пожали друг другу руки, и Егор с Володей засобирались домой.

— А то оставайтесь до завтра, — предложил Черемша. — Поужинаем, водки выпьем…

Предложение было заманчивым, но выяснилось, что остаться никто не может. Егору нужно было готовиться к завтрашнему дню рождения, Володю ждала жена Надя, а Зою — мама.

Из Танаиса выезжали уже в полной темноте. Радио не включали. Молчали.

— Тебе куда в городе, Зоя? — спросил Егор.

— На шестнадцатую линию.

— Хорошо. Отвезём Володю, потом тебя.

До города доехали быстро. Вражеский «мерседес» так и не объявился, и Егор вздохнул с облегчением, когда машина углубилась в городские улицы.

— Может, заедешь ко мне, когда Зоя отвезёшь? — предложил Володька. — Поужинаем, обсудим кое-что…

— Спасибо, Володя, — отказался Егор. — Устал я что-то. Башка не работает. Слишком много всего свалилось и сразу. Вот высплюсь как следует…

— Да, — согласился Четвертаков. — Утро вечера почти всегда мудренее. Ну, до завтра?

— До завтра. Вечером жду.

— Само собой. Но если что новое интересное случится, держи меня в курсе. Ладно?

— Ладно. Наде привет.

— Загадочный вы ребята, — сказала Зоя, когда они отъехали от Володиного дома.

— Не всегда, — успокоил её Егор. — Только изредка. Тебе просто повезло и ты попала на такой период нашей жизни. — он подумал и неуверенно добавил. — Или не повезло.

Уже загнав машину во двор собственного дома, Егор ещё долго сидел за рулём, не выключая двигатель и слушал радио, настроенное на всё ту же французскую волну. Он курил, тихонько балдел от того, что всё лучше понимает французскую речь и отрешённо следил за датчиком уровня топлива, стрелка которого показывала, что бензина он истратил за сегодняшний день от силы литров пять.