Адам и Ева

Алексей Гудзь-Марков, 2023

Книга повествует о путешествии по планете молодых ученых, двух девушек и мужчины, исследующих ДНК потомков Адама и Евы. У них, на основе расчетов всей эволюции вида проточеловечества последних шести миллионов лет, возникает гипотеза о скором появлении нового вида Homo, призванного спасти планету от гибели. Красавица Ядвига, обладая незаурядным литературным даром, описывает рождение новых Адама и Евы в своём романе. А вывод повествования в том, что взаимная любовь является единственным залогом спасения земной цивилизации и новое человечество на следующей ступени эволюции будет обладать этим талантом.

Глава 3

Тем временем на западном побережье Канады, в Ванкувере, среди зданий из стекла и стали, в переполненной роботами университетской лаборатории кипела работа. Мелиса готовила материалы по исследованиям эволюции митохондриальной ДНК для выступления на конференции в Танзании, в городке Мисома, стоящем на восточном берегу озера Виктория, в национальном парке Серенгети. Десятки раз по заранее заготовленному списку проверялась всякая мелочь. Хотелось взять что-то еще очень полезное и важное, книгу, бинокль, красочный атлас и справочник, но багаж имел ограничение по весу.

До вылета оставалось трое суток, и Мелиса, отложив список и испещренный правкой текст доклада, не без колебаний приняла решение. Быстроходный катер за три часа домчал ее из Ванкувера в городок Тофино, расположенный на западном побережье острова Ванкувер. Тофино — канадский рай для серфингистов, с пятью пустынными пляжами. В отчем доме в Тофино Мелиса провела детство и юность до поступления в университет.

Пройдя глубоко вдающимся в океан молом, Мелиса опустила каяк в волны и, коснувшись веслом холодной воды цвета стали, погрузилась в нирвану, дарованную сознанию объединением трех стихий: воды, земли и небес. Со склонов гор дул свежий бриз. Волны и ветер, подхватив узкий легкий каяк, помчали девушку к поросшим реликтовым лесом небольшим необитаемым островам, окружающим большой остров Ванкувер, прибежище лосей, пум и медведей.

Утратив счет времени, подсознательно ориентируясь по солнцу, Мелиса гребла до изнеможения. Лесистые берега были едва различимы. Волны, поднимая каяк, словно щепку, на пенистый гребень, увлекали отважную девушку на запад, в воды Тихого океана. По сторонам от каяка над колеблющейся водой показывались исполинские хвосты китов.

— Безумие, — обессилев, шептала Мелиса, ложась спиной на заднюю деку крошечного судна, отдаваясь во власть течений, волн и ветров, менявших силу и направление ежеминутно, сообразно атмосферному давлению. — Знаю, что до островов далеко, а плыть туда — сумасшествие, и все равно плыву, понимая, что на обратную дорогу сил не останется вовсе и добираться придется в темноте, ориентируясь по прибрежным огням, мокрой и продрогшей до костей. И нет спасения от этого безумия, — в уголках глаз девушки проступали слезы восторга и изнеможения.

Навстречу Мелисе вырастали острова с ревущими под скрытой туманом густой сенью леса оленями и лосями. Буйство осенних красок, алых, оранжевых, желтых, зеленых, привлекало внимание девушки, и она, вытягивая вперед затекшие ноги, извлекала из рюкзака бутылку с водой и ломоть черного хлеба и, забыв обо всем на свете, любовалась зрелищем эпического перерождения девственной природы, словно видела все это впервые. Яркие краски октябрьского леса, представленные на фоне большой воды цвета стали и бело-голубых небес, оказывали на Мелису магическое действие, пробуждая в ее хрупком теле нечеловеческую силу и безграничную выносливость. Время для Мелисы останавливалось, и подсознательно она погружалась в разгадку таинственного кода жизни, миллиарды лет вившегося природой перекрученными нитями из атомов углерода, водорода, кислорода и азота. Конфигурации, выстраиваемые в живой клетке четырьмя атомами, представлялись Мелисе с ее богатым воображением зримо эволюционирующими конструкциями.

Из-за облаков показывалось белое северное солнце. Ослепительная звезда очерчивала на воде направленную узким конусом к Мелисе серебряную дорожку. Мир, наполняясь светом, преображался. Стальные воды залива становились темно-синими. Природа улыбалась мужественной девушке, как драгоценному подарку. Едва согревавшее осеннее солнце одухотворяло планету грустью увядания и радостью предвкушения грядущей весны одновременно.

Мелиса владела необыкновенно ярким даром перевоплощения. С ранних лет ее увлекала мифология индейцев. И Мелиса, примеряя на себя ее яркие женские образы, неизменно облачалась в практичные и удивительно идущие ей меховые парки, и кожаные мокасины. Девять месяцев в году Мелиса носила меховую парку с капюшоном, сливаясь с пленительными видами Британской Колумбии, как сливается туя с реликтовым дождевым лесом острова Ванкувер.

Круглое лицо Мелисы обрамляли рыжие волосы. Глаза ангела с картины Рафаэля, ясные, как майское утро, светились счастьем. Мелиса обладала удивительным даром самоотверженного служения делу, которое в определенный момент времени ей казалось необыкновенно важным. Ангельский характер Мелисы восполнял ее образ аурой взрослого ребенка, наделяя владелицу безграничным обаянием.

Всюду вокруг на островах в небеса на полсотни метров поднимались могучие вечнозеленые туи, самые старые деревья на планете. Индейцы племени клеагот свои туи называют висячими садами.

Ветер усиливался, и океан стал волноваться. Отдыхая, Мелиса поднимала глаза на вершины гор острова Ванкувер. В его центре, среди гор, над изумрудными водами озера Хендерсон, по мнению индейцев племени учиглисит, скрывается гнездо громовой птицы. Здесь индейцы уединяются на восемь месяцев перед охотой на китов и совершают свадебные обряды.

Тем временем каяк Мелисы поглотил густой туман. Ориентиры мгновенно растворились в свежей влаге. Померкли огни на пирсах. Осматриваясь, Мелиса вспомнила индейца племени кри, его звали Кошачий Глаз. Вместе они учились в школе, где ежедневно с утра аудитория наполнялась девушками-детьми, девушками-женщинами с макияжем и девушками-романтиками. Индеец списывал у Мелисы, а она хохотала, реагируя на его реплики. Большая часть класса тем временем на телефон фотографировала с тетради выполненные Мелисой задания.

Между Мелисой и Кошачьим Глазом существовала телепатическая связь. Отсутствие друг друга вызывало у них тревогу, и оба невольно предпринимали шаги к взаимному поиску, всякий раз безошибочно угадывая, кто где находится. Окружающие полагали, что оба во взаимном поиске используют обыкновенный разбойничий свист, пение вездесущих птиц, звуки природы, подобные хрусту веток или кругам на воде.

Рассуждая на эту тему, иные рассказывали, что в горах Британской Колумбии, и не только в них, вороны, отыскав оленя, поднимают над ним шум, привлекая к оленю волков, ведь остатки трапезы сулят птицам поживу.

Кошачий Глаз, мужая, органично прорастал сквозь скалы и высящиеся над ними туи и секвойи. Черные, как крыло ворона, длинные волосы индейца скрывали бесстрастное лицо цвета меди, с карими глазами с абсолютной убежденностью в собственной правоте и осознанием непоколебимости своей моральной и физической силы.

Подражая приемам борьбы медведей, Кошачий Глаз с ранних лет упражнялся со сверстниками в ловкости и силе. И его тело достигло совершенства с выверенным до атома балансом составляющих человеческого естества. Облачившись в гидрокостюм, Кошачий Глаз часами плавал в волнах океана, среди досок серферов, каяков и касаток, уподобляясь гению места, безмолвному свидетелю смены времен года и суетного бытия.

Мелиса и Кошачий Глаз говорили на языке на-дене, используемом североамериканскими индейцами. На-дене родствен языкам Китая и Тибета и восходит к архаичной речи, существовавшей до перехода части обитателей Евразии через обнажившийся от воды перешеек Берингова пролива в Америку.

Однажды Кошачий Глаз нашел в лесу медвежонка, выкормил его и вернул в лес. С тех пор раз в неделю индеец на каяке подплывал к скале, подобраться к которой возможно лишь водой, и виделся с медведем, угощая любимца сладостями. Медведь вел друга к порогам впадающей в океан реки, где вместе они ловили лосося.

С некоторых пор к их компании присоединилась Мелиса, и все трое были счастливы.

Мелиса очнулась от мимолетного забытья. Вокруг каяка кружили черно-белые касатки. Между островами существовали сильные течения. Каяк отливом уносило в океан, и Мелиса была не в сила выгрести к берегу, скрытому непроницаемым туманом. Каяк захлестывали волны.

Внезапно перед самым носом каяка из воды выпрыгнул тюлень. Мгновенье это показалось Мелисе вечностью. Громадная касатка, поднявшись над волнами в грациозном прыжке, сомкнула челюсти вокруг тюленя.

Едва не опрокинувшуюся в волнующийся океан потрясенную Мелису охватило отчаяние. Обессилев, она опустила руки, и на высокой волне, накренившей каяк, из ее замерзших ладоней выскользнуло весло.

— Катастрофа, — прошептала Мелиса, подняв ангельские глаза к небесам, а они, казалось, были бесстрастны.

В эпическом шуме волнующегося океана появился едва различимый посторонний гул.

Кошачий Глаз ощутил присутствие возлюбленной по трепету сердца, тревогой и радостью сковавшему его грудь.

— Неужели мотор, — произнесла Мелиса бледными губами, и пронзительный крик ее отчаявшейся души перекрыл гул океана.

Из тумана неясным пятном проступил контур большой моторной лодки, и железные руки Кошачьего Глаза, охватив талию Мелисы, молниеносным движением выхватили ее из захлестываемого волнами каяка. Мелиса, обвив руками шею спасителя, с выражением необыкновенной ласки, со стоном поцеловала его, в следующее мгновение от пережитого потеряв сознание.

Кошачий Глаз работал смотрителем национального парка, а по сути был спасателем. В его распоряжении находился и водный транспорт, и навигационное оборудование с чувствительными радарами. На каяк Мелисы загодя предусмотрительный индеец установил датчик, позволявший отыскать судно и его незадачливую владелицу.

В скрытой от мира скалистой бухте под сенью туй и секвой у Кошачьего Глаза стоял укрытый войлоком и шкурами вигвам. В очаге теплился огонь. В котле над огнем, пузырясь, дымилась уха. Из углей достали печеного лосося.

Продрогшая, дрожащая как осиновый лист на ветру, промокшая до нитки Мелиса, отогревшись, забылась в глубоком сне счастливого сытого младенца, едва успев прошептать индейцу.

— Мой самолет в Африку улетает через два дня.

Медное лицо с выразительными глазами склонилось, напрягая слух, и Кошачий Глаз в мгновенье, когда Мелиса, глубоко вздыхая, потянулась под пуховым стеганым одеялом, поцеловал ее в разомкнутые губы. Мгновенье это обоим показалось вечностью. Духовные миры их, сливаясь, растворились друг в друге. Щеки Мелисы окрасил румянец.

На восходе солнца Кошачий Глаз и Мелиса, сев на лошадей, выступили в поход в горы, к озеру Хендерсон, к гнезду громовой птицы. На берегу озера, согласно местной традиции, они собирались провести обряд очищения перед тяжелым путешествием.

За небольшим отрядом, поднимавшимся в горы острова Ванкувер, растянувшегося вдоль тихоокеанского побережья Канады с юга на север на сотни километров, хладнокровно наблюдали проницательные глаза. Индейцы четырнадцати племен, населяющие остров Ванкувер, не допускали чужаков к гнезду громовой птицы. Полиция украдкой неусыпно присматривала за индейцами.

У маленькой хижины, служившей приютом для охотников, оказались вождь племени клеагот Серый Орел и представитель канадской конной полиции Рон. С улыбкой провожая проследовавший мимо отряд, они обменялись репликами.

— Пять веков назад европейцы в Новом Свете искали золото, — вождь неспешно поднял невозмутимые глаза к парящему над приютом орлу, — а находили индианок.

— Кому такой подарок преподносит природа, — отозвался Рон, и кожа ремней поскрипывала на его сухом теле, обвешанном оружием и средствами связи, — тому, кто делает подарок самой природе, а это взаимная любовь.

Рон помолчал, склонив голову набок, снял с головы широкополую шляпу и с глубокомысленной улыбкой добавил:

— А теперь союз Запада с народами, еще живущими в эпохе меди и бронзы, обусловлен звериной силой представителей третьего мира и утрачиваемой людьми Запада первобытной силой.

На это вождь не ответил, пристально наблюдая за паркой Мелисы и мерно раскачивающимся крупом ее гнедой лошади.

Углубляясь в горы, Мелиса и Кошачий Глаз неосознанно возвращались на тридцать тысяч лет назад, в эпоху существования в сердце Евразии общих предков, прародителей общей генетики индоевропейцев и индейцев, носителей гаплогруппы P Y-ДНК.

Добравшись до заключенного в чашу из скал озера Хендерсон, Мелиса, сбросив с головы капюшон парки, на несколько минут застыла, наслаждаясь красотой легендарного гнезда громовой птицы.

— Божественно, — твердили ее вишневые уста.

На берегу запылал костер, и у него возник спор.

— Какой из национальных парков Канады красивее? — спрашивала Мелиса. — Йохо, Уотертон, Джоспер, Банф или Наханни с водопадом Вирджиния?

— Это все равно что спросить, какая Мелиса тебе больше нравится: в парке, в гидрокостюме или в ситцевом платье, украшенном розами, — улыбался индеец.

— По-моему это преувеличение, — возражала девушка, оценивая высоту окружавших ее хвойных деревьев. — Думаю, самый красивый — парк Йохо.

Кошачий Глаз лишь качнул головой, а Мелиса подытожила.

— Впрочем, наше мнение мало что изменит. Пока обряд не начался, сыграю я на гитаре.

Ветки в лесной чаще хрустнули, и на выстланный камнями берег озера неспешно выступил большой бурый медведь. Став на задние лапы, он поднялся во весь рост и глухо зарычал, мотая головой. Фыркая и храпя, кони прижимались друг к другу.

— Курчавая Голова, предводитель племени диких людей севера, — приветствовал своего питомца Кошачий Глаз и, обращаясь к Мелисе, объяснил: — Он, как вождь индейцев кайова, пришел защитить нас от недобрых глаз и духов.

— Как он нашел нас?

— По крикам птиц, по следам лошадей и по запаху. Смешной вопрос.

Курчавая Голова, войдя в озеро, крошечными, налитыми кровью глазами внимательно высматривал рыбу. Черный нос зверя трепетал, круглые уши вращались на большой голове, улавливая запахи и звуки.

— Почему кайова? — спросила Мелиса, любуясь красочно расписанным священным магическим щитом, скрывавшим спину Кошачьего Глаза.

— Команчи, гроза североамериканских равнин, в плен уводили женщин и детей. А их союзники, кайова, предпочитали уводить лошадей.

— Тогда понимаю, — Мелиса улыбнулась, вздыхая. — Курчавую Голову привлекли наши кони. И он намерен их защищать.

— Он мой брат, и защищает он и наших коней, и тебя, Мелиса. Ты ведь знаешь историю белой женщины Синтии Паркер, девятилетней девочкой схваченной команчами в 1836 году и ставшей женой вождя Пета Нокона.

— Она родила индейцу сыновей. Одним из них оказался Куана Паркер, вождь команчей-квахади, самый непримиримый противник армии штатов, — говоря, Мелиса коснулась струн акустической гитары, — еще бы не помнить такую историю. И потом, едва ли мой университет заплатит за меня выкуп.

Кошачий Глаз достал из походного мешка трубку, набив ее табаком, раскурил и протянул Мелисе.

— Полагаю, это часть обряда очищения перед тяжелым путешествием, — Мелиса с обворожительной полуулыбкой тонкими пальцами перебирала струны, а Курчавая Голова внимательно наблюдал за ней крошечными глазами. — Возможно, мы что-то зароем в землю, например нож или сломанную стрелу.

— Обязательно, а главное — это танец вокруг пылающего огня.

Мелиса заиграла мелодию собственного сочинения, и бронзовое лицо индейца осветилось изнутри. Все природные красоты Британской Колумбии отобразились в той мелодии. Мелиса запела тонким, высоким голосом. Медведь улегся у ее ног. Кошачий Глаз, став на колени, воздел руки в небеса, и слезы восторга потекли по его обветренным щекам цвета мореного дуба.