Рубеж

Алексей Гридин

Классическая фантастика, фэнтези, немного мистики. От ранних проб пера до рассказов, публиковавшихся в журналах и сборниках «Эксмо» и других издательств.

© Алексей Гридин, 2018

ISBN 978-5-4490-5613-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Рубеж

К вечеру небо заволокло тучами. С востока, там, где проплывающие облака царапались о горы, похожие на шипастый драконий хребет, взрыкнул гром — раз, другой, третий. Лиловый отсвет молнии блеснул в окне.

В доме Доннерветтеров заканчивали ужинать.

— А вот интересно, — как бы просто так, ни к кому не обращаясь, спросила Клара, — что они сейчас делают?

Клара не пояснила, какие такие «они» имелись в виду, однако в этом доме принято было понимать друг друга с полуслова.

— Ага, мать, правильно ты говоришь — интересно, — поддакнул дед Авессалом, который, несмотря на свою глухоту, расслышал, что сказала его жена. — Сынок, ты бы глянул в шар…

— Да что в него глядеть? — беспечно отозвался Элджернон, гоняя вилкой по тарелке маринованный опенок. Зубцы вилки тщетно скрипели о фарфор, скользкий гриб не сдавался, суетливо мечась туда-сюда. — Что глядеть-то? — повторил Элджернон. — Я и так вам скажу: маршируют.

— Почему ты так думаешь, братец? — спросила Мария-Роза.

— Да потому что у них там империя, — пояснил Элджернон, одновременно наконец одерживая победу над опенком. С маслянистым чмоканьем добыча была насажена на вилку и отправлена в рот. — Маршировать — это то, что в империях умеют делать лучше всего.

Словно бы в подтверждение его слов, гром ненадолго смолк, и вместо него ветер принес с востока рокот барабанов. В нем пульсировала скрытая угроза. «Берррегись, — выводили барабаны, — берррегись. Мы до вас доберрррремся. Мы с вами разберрррремся».

— Вот научатся ходить строем ровнее, правильно тянуть ногу и орать строевую песню — и пойдут к нам, — продолжил Элджернон, отставил пустую тарелку и положил поперек нее вилку, с помощью которой минуту назад нанес поражение грибам — их так замечательно мариновала Клара Доннерветтер в свободное от спасения мира время. — А опята у тебя, мам, — объеденье. Пальчики оближешь. Мммм.

— А почему песню орут? — поинтересовалась Мария-Роза. — Песни ведь обычно поют, разве нет?

— Строевые песни орут, — пояснил дед Авессалом. — Даже не орут, дорогуша моя, нет, — он назидательно покачал старческим узловатым пальцем, заворочался в кресле-качалке, едва не уронив прикрывавший колени клетчатый плед, и добавил: — Строевую песню выкрикивают во всю глотку. Готовятся. Скоро придут, наверное.

— А все равно не страшно, — вздохнула Клара. — Не они первые. И, к сожалению, последними эти тоже не будут.

Отбросив со лба прядку седых волос и добродушно усмехнувшись, отчего неровные морщинки вокруг хитроватых зеленых глаз на мгновенье обратились задорными лучиками, Клара окликнула дочь:

— Милочка, как там наша гостья? Спит еще?

Мария-Роза, разливавшая по высоким хрустальным бокалам подогретое вино, не поворачивая головы, ответила:

— Спит. Да она, мам, до завтра проспит. Умаялась, бедняжка.

— Ты это называешь «умаялась»? — усмехнулся Элджернон. — Девочка несколько дней кружила по пустыне, чтобы обойти имперские посты. Выбралась к нам голодная, полуголая, с солнечным ударом. Как еще дошла — не знаю. Могла там и остаться.

— Да, — протянула Клара, беря бокал и любуясь игрой искорок в рубиновой жидкости, исходящей ароматным парком. — Видели бы вы, какая она была в тот день, когда мы с ней встретились у Рубежа.

Лес наслаждался июлем. Замшелые дубы со скрипом ворочались приземистыми узловатыми телами, честно стараясь и себе добыть еще толику солнечного света, и не обидеть излишне скромный подлесок, который мог застесняться и не найти слов, чтобы попросить стариков подвинуться. Где-то там, где теплый ветер неторопливо перебирал листья в кронах, распевал вовсю хор малиновок. Клара Доннерветтер споро шагала по тропинке, с сожалением во взоре оставляя позади то одну, то другую изумрудно-зеленую полянку, испещренную красными точками земляники.

— Стара я стала, ох, стара, — пробормотала Клара, остановившись, и оперлась рукой о ближайший дуб. — Вот помру — кто им ягод-то соберет? Грибы еще кой-как подобрать успеваю, а на ягоду-то и времени не хватает. Ох, не хватает, ребята, на ягоды-то времени.

Бормоча под нос что-то еще в таком роде и непрестанно жалуясь непонятно кому на боли в пояснице, Клара, седенькая благообразная старушка в аккуратном синем с белым платье, довольно бодро зашагала дальше, торопясь успеть к одной ей ведомым потаенным грибным местам, но снова замерла, расслышав чутким слухом обитательницы Рубежа конский топот.

— Ага, — сказала она себе, делая шаг с тропы в сторону густого малинника, где ее кожаные башмачки с бронзовыми пряжками утонули в траве. — Ага. Вот как, значит. Еще один. А может быть, и одна. Ох, как нехорошо это.

Сокрушенно покачав головой, Клара принялась ждать всадника.

Вскоре он настиг Клару. Вернее, не всадник, а всадница. Молодая еще девчонка, поджарая, подтянутая, похожая чем-то на породистую лошадку, точь-в-точь такую, чьи бока сжимали ее стройные ноги. Цепкий взгляд Клары мгновенно скользнул по всаднице, оценивая. Так, костюм для верховой езды — бархатный, черный. Берет — бархатный, черный. Из-под берета струится волна волос — наверняка не бархатные, но тоже черные. Скрипучее кожаное седло — черное как ночь, без единого украшения, даже шляпки крошечных гвоздиков окрашены в тон. И только глаза — зеленые. И только тонкое кольцо на правом указательном пальце — золотое.

— Уйди с дороги, — выпалила девчонка, придерживая лошадь. — Ты меня не остановишь. Ты… Ты… Ты права не имеешь!

— Бог с тобой, девонька. — Клара, стоявшая стороне от тропы и совершенно не мешавшая никому, кто хотел бы проехать, удивленно сморгнула. — Я тебя не держу. Хочешь — дальше езжай, хочешь — разговоры со мной веди.

— Знаю я вас, — нервно выкрикнула наездница, удерживая нетерпеливо пританцовывающую на месте лошадь. — Вы, ну, те, которые на Рубеже, — вы все делаете, чтобы не пустить нас туда.

— А зачем тебе, девонька, туда? — мягко поинтересовалась Клара.

— Там, — мечтательно прикрыв глаза, проговорила девчонка, — свобода. Там нет жестоких стискивающих рамок общества, угнетающего истинно вольных людей. Там всякий является тем, кто он есть на самом деле, а не тем, кого выпестовали из него родители, друзья и просто знакомые. Только там ты можешь делать то, что хочешь, а не то, что нужно. Там тебе не говорят «нельзя».

— Ты так складно говоришь, ох, как складно. — Клара улыбнулась доброй, светлой старушечьей улыбкой. — Я аж заслушалась.

— Да, — девчонка гордо выпрямилась в седле. — Меня ждет Темная Империя. Я еду в страну, где царит Тьма, потому что только во Тьме — настоящая свобода и настоящее творчество.

— А скажи мне вот еще что, девонька. — Клара все еще улыбалась, но было что-то в ее голосе, что заставило девчонку напрячься. — Ты вот, к примеру, рисовать умеешь?

— Ну, умею, — опасливо буркнула всадница.

— Так вот, как-нибудь ночью, когда вокруг эта самая твоя тьма, возьми листок бумаги да карандаш. А потом погаси свечу, закрой глаза — и рисуй. Во тьме. И утром подумай, что у тебя с твоей Тьмой выйдет: творчество или мазня да каракули, ох, получше подумай.

— Да ты… — задохнулась от гнева девчонка.

— Езжай, — сказала Клара, уже не улыбаясь. — Я не держала тебя и не держу. Ты выбрала путь — так езжай или выбрось из головы всю эту дурь про Тьму и свободу и возвращайся домой, к папе и маме.

Девчонка ничего не ответила, лишь пришпорила лошадь, обрадовавшуюся, что ее больше не сдерживают, и помчалась по тропе, уводящей на восток.

Утром следующего дня, когда семейство Доннерветтеров в полном сборе сидело вокруг древнего массивного стола с резными ножками, изображавшими львиные лапы, и за неспешной беседой пило полуденный чай с непременными сушками, их посетил гость. Сначала раздался вежливый стук в дверь, а затем, когда дед Авессалом, несмотря на свою глухоту, расслышавший стук дверного молотка, крикнул: «Входите, не заперто!», дверь открылась, и через порог с легким поклоном переступил нежданный визитер.

Это был высокий темноволосый молодой человек лет двадцати, в ярко-вишневом камзоле, из-под которого пенными волнами стекали ослепительно белые кружева изящной рубашки. Вишневость камзола перечеркивалась, словно небо молнией, темно-синей, усыпанной золочеными бляшками перевязью, на которой висела шпага в скромных (на удивление) ножнах. Возможно, что поклонился он, проходя в дверь, потому что боялся задеть притолоку пышным плюмажем из страусиных перьев, венчавшим шляпу.

— Рад приветствовать вас, господа. — Гость еще раз поклонился, отточенным движением сдернул шляпу с головы и, зажав ее в руке, небрежно взболтнул шляпой воздух. Страусиные перья метнулись по безупречно чистому полу, с утра вымытому Марией-Розой. — Я — Леобальд Таммер, возможно, вы слышали обо мне.

Леобальд Таммер выжидательно замолчал, словно ожидая, что хозяева ахнут: «Да что вы говорите! Сам Леобальд Таммер! Не может быть!» Однако встретил он лишь внимательную тишину. Дед Авессалом, Клара, Элджернон и Мария-Роза доброжелательно глядели на гостя.

— Ну, впрочем, — Леобальд улыбнулся несколько натянутой улыбкой из-под черных щегольских стрелочек усов, — слава о моих подвигах еще не достигла вашего участка Рубежа. А еще вы можете знать меня под одним из моих прозвищ: Спаситель, Победитель, Сокрушитель, Десница Света — их много, видите ли.

— Проходите, проходите, — неожиданно засуетилась Клара. — Что ж вы, дорогой Леобальд, у порога-то стоите? Ох, что ж мы сразу-то не сообразили. Вы к столу присаживайтесь. Мы сейчас чаю… Мария-Роза, милочка, чашку подай.

Но Мария-Роза и сама уже поняла, что нужно сделать. Она выскользнула из кресла и поставила на стол чашку из почти просвечивающего легчайшего фарфора, расписанную маленькими росчерками чаек, летящих над пенящимися волнами. Элджернон тем временем придвинул к столу еще одно кресло.

— Да, спасибо, — вновь поклонился гость и сел за стол. — Чай? Да, конечно, горячий и без сахара. Сушки? Несомненно, и варенье тоже. Благодарю вас.

Леобальд Таммер изящной серебряной ложечкой положил варенья в крохотную хрустальную розетку, отхлебнул горячего ароматного чая и откинулся на спинку кресла.

— Чай… Чайки… — мечтательно произнес он, осторожно, двумя пальцами держа тонкую чашку. — Хорошо тут у вас, на Рубеже. Идиллия.

Последнее слово он произнес с отчетливой иронией.

Хозяева продолжали выжидательно молчать.

— Ну да, — едва уловимой улыбкой сверкнул из-под усов Леобальд. — Конечно, я не чай пришел пить. Я хочу поговорить о делах.

— О делах? — переспросил дед Авессалом, приставляя ладонь к уху. — О каких таких делах, молодой человек? Вы чаек-то пейте, пейте, сушки кушайте. О делах не говорят за едой.

— И то верно, — поддержала деда Клара. — Варенье вкусное, сама варила. Мои-то едят и нахваливают, ох, нахваливают.

Клара даже заулыбалась, гордясь своим вареньем.

— Верю-верю, — торопливо произнес гость. — Но, полагаю, останавливаете вы нашествие Темного Властелина отнюдь не вареньем, не так ли?

— Конечно, нет, — согласился с ним Элджернон. — Там все по-другому, уж поверьте нам. Но варенье играет в этом не самую последнюю роль.

— Ну что вы мне про варенье! — неожиданно взорвался Леобальд. — Ну как, как варенье может помочь отразить нашествие Темной Империи? Что вы мне какую-то ерунду скормить пытаетесь?!

— Мы вам, дорогой гость, — резко ответила Клара, — скормить пытаемся не ерунду, а сушки и мое фирменное варенье. Но если о варенье вы говорить не хотите, что ж — извольте о делах, сударь наш… Десница Света.

В последние два слова Клара вложила все, что когда-либо в жизни думала о хлыщеватых молодых людях с претенциозными прозвищами.

— Хорошо, — успокаиваясь, сказал Леобальд. — Я пришел поговорить с вами о том, как уничтожить Темную Империю.

— Уничтожить? — удивленно переспросил Элджернон. — Зачем?

— Как зачем? Как зачем?! — гость вскипел как чайник. — Не будет Империи — никто не будет нападать на Рубеж, разве не понятно?

Дед Авессалом задумчиво покачал головой и шумно отхлебнул чаю.

— Так-то оно так, — протянула Клара.

— Только… — добавила Мария-Роза, но дальше не произнесла ни слова.

— Как у вас все просто получается, — сказал Элджернон. — Уничтожьте Империю, и настанет тишь да гладь.

— Конечно, — заявил Леобальд. — Ведь это очевидно: не будет Империи — не будет войн. Не будет войн — будет счастье, мир и покой.

— Позвольте напомнить вам, сударь, — сухо проговорила Клара, — откуда берется население той самой Темной Империи.

— Как откуда? — перебил Клару гость. — Как и все прочие люди, их мамы рожают.

— Не совсем так, ох, не совсем. Вы забыли, дорогой гость, что Рубеж изначально был задуман не только как защита от нашествий с той стороны. Рубеж — это, если хотите, фильтр. Он пропускает людей беспрепятственно, но только в одну сторону. Тебе не нравится, как складывается жизнь, тебя кто-то обидел, ты считаешь, что люди вокруг живут не так, как надо, тебе не хватает свободы — и тебя никто не держит. Так ведь, сударь наш Леобальд?

Тот кивнул, соглашаясь.

— Любой, ох, любой человек может сесть в седло и уехать на восток, туда, — Клара махнула рукой в сторону окна, за которым таяли в туманной дымке далекие горные отроги. — Человек свободен, и если он хочет чего-то другого, не того, чего желают остальные, он всегда волен уйти и строить жизнь так, как нравится ему и только ему. Чем они занимаются там, на востоке, это уже не наше дело.

— Как это не наше! — снова перебил старушку Леобальд. — Да они же…

— Помолчите, сударь, — прервала его Клара.

Она вскочила на ноги, уперла маленькие пухлые ручки в бока, но совершенно не выглядела смешной или несерьезной.

— Вы пришли говорить с нами — так извольте и нас слушать, не перебивая. Так вот, у людей, там, в Империи, есть свое право на свободу, и они могут быть свободными сколько угодно. Там, у себя, за пустыней, за горами. И мы не будем им мешать. Но когда они снова соберут войска, решив, что хотят принести свою свободу нам и тем, кто живет за Рубежом, — вот тогда мы, как всегда, остановим их. Любой ценой. Мы не будем уговаривать их и упрашивать остановиться. Если они придут с мечом, то от меча и погибнут. Так будет всегда, сударь Леобальд, но никогда, слышите, ох, никогда Рубеж не двинется на Империю.

— Но почему? — удивленно спросил Леобальд. — Я все равно не понимаю — почему? Хотите, могу по слогам сказать это слово — по-че-му?

— Потому что у них действительно есть право быть свободными, — пояснила Клара. — Пусть их представление о свободе не такое, как наше, пусть на самом деле — и мы с вами это прекрасно знаем, ох, слишком даже прекрасно — их свобода оборачивается мундирами и маршами, так вот, пока их свобода не задевает нас, пусть играют в нее, сколько хотят. Пусть носятся со своей Тьмой, пусть доказывают нам и друг другу, что не бывает Света без Тьмы, что только во Тьме настоящая романтика, что одна лишь Тьма делает человека действительно свободным. Тот, кто поверит, — уйдет, и мы никого не будем держать. Но обратно вернется лишь тот, кто придет один и без оружия.

— А еще мама не сказала, — добавил Элджернон, — что если уничтожить Империю, то никуда не исчезнут все те люди, которые каждый год уезжают на восток. Не будет Империи — они останутся среди нас. С теми же мыслями и с теми же идеями. А многие станут совершать те же поступки.

— Да, — добавила Мария-Роза, стараясь не встречаться глазами с пылающим взглядом Леобальда. — Давайте будем честными: если уничтожить Империю, она, на самом деле, никуда не исчезнет. Империя просто поселится здесь, и та Тьма; с которой вы призываете бороться именно такими методами, будет жить рядом. По соседству. Будет ходить к нам в гости, звать нас на чашку чая, жениться на наших детях. И постепенно мы сами станем Темной Империей.

Все замолчали.

— Ну знаете ли, — потрясенно пробормотал Леобальд по прозвищу Десница Света. — Это очень необычный взгляд на вещи. Очень, знаете ли, необычный. Но как вы можете рассуждать так? Вы же светлые, вы должны бороться с Тьмой…

— Как-как ты нас назвал? — переспросил глуховатый дед Авессалом. — Светлыми? Мы, сударь Леобальд, не светлые. Мы — добрые. То-то же.

И в это время скрипнула дверь.

В гостиную едва слышно скользнула девушка, темноволосая, зеленоглазая. Простое коричневое платье явно было подобрано для нее наспех. Девушка смотрела настороженно, словно каждое мгновенье ожидала какого-то подвоха.

— Можно… — тихо начала она.

— Конечно, девонька, — засуетилась Клара. — Проснулась наконец-то, бедняжка? Элджернон, бездельник, быстро кресло. Мария-Роза, тарелку. Дед, передай сюда вон ту кастрюльку, да-да, именно эту, с красной каемочкой. И сковороду прихвати тоже. А ты, милая, заходи, садись и ничего не бойся. Ох, ничего, я это тебе серьезно говорю. Лучше тебе? Голодная небось?

На слове «ничего» Клара сделала ударение.

Девушка опасливо кивнула, приближаясь к столу. Леобальд глядел на нее во все глаза.

— Она — оттуда? — прошептал он так громко, что услышали все.

Девушка остановилась. Всех обитателей дома Доннерветтеров она уже видела вчера, когда пришла в лес Рубежа после побега из Темной Империи и недельного блуждания по пустыне, но этот человек был ей незнаком, и она смотрела на него с подозрением.

— Не стой, садись, — снова заворковала Клара. — Садись, девонька, не обращай внимания на этого молодого человека.

— Да-да, — проворчал дед Авессалом, — не слушай его, девонька. А вы, сударь Леобальд, ее не смущайте. Оттуда, отсюда — какая разница. Главное, теперь она с нами.

— И вы ей верите?! — гневно взвился Леобальд Таммер. — Да она же… Да вы… Она вас при первой возможности отравит или горло во сне перережет, одному за другим. Это же наверняка какой-то умысел! Они в Темной Империи все такие. Властелин прикажет — они выполнят.

Девушка все же подошла к столу, одной рукой оперлась на резную спинку кресла, накрыла узкой ладонью круглый, выглаженный мастерством резчика и течением времени набалдашник. Полуприкрыв глаза, нырнула другой рукой в вырез платья и рывком сдернула с шеи тонкую цепочку, на которой висел небольшой плоский медальон. Бросила блеснувший медальон на стол, он глухо стукнулся об отполированную столешницу.

— Что это? — удивленно спросил Элджернон.

— Яд, — без всякого выражения, как механическая кукла, ответила девушка. — Внутри медальона — яд. Чтобы вас отравить. Мне так приказал Темный Властелин. Правда. Но я не буду. Не хочу. Можно, я теперь пойду?

— Куда? — удивленно спросила Клара, даже не глядя на медальон.

— Обратно. В Империю. Я на самом деле бежала оттуда не сама, мне приказали.

— А… — недоуменно проговорила Мария-Роза, — как же насчет того, чтобы покушать? И чай? Варенье — пальчики оближешь. И сушки тоже…

— Варенье! — издевательски выкрикнул, вскакивая с кресла, Леобальд. — Варенье! Сушки! Вы, словно дети, играете в какие-то свои игры, и не умерли вы до сих пор, наверное, только потому, что вам безумно везет! Она же хотела подсыпать вам яду, а вы ее — кормить. И поить чаем.

Элджернон тоже встал.

— Сударь Леобальд, — холодно произнес он. — Это наш дом. Здесь мы решаем, кому предлагать чай. И кому оставаться, а кому уходить. Не кажется ли вам, что наш разговор закончен? И что вам стоит вернуться туда, откуда вы прибыли?

— Так вы меня выгоняете? — задохнулся гость от возмущения. — Меня, борца со Злом, победителя Тьмы, вашего союзника, выгоняете, а она остается… Эта девчонка…

— Жанна, — вдруг сказала девушка.

— Что? — переспросил Леобальд.

— Меня так зовут — Жанна.

День выдался щедрым на гостей. Прошла лишь пара часов с тех пор, как Леобальд Таммер покинул дом Доннерветтеров, невнятно бормоча что-то себе под нос про чудаков и глупцов, и Клара собиралась подавать второй завтрак. Снежно-белые тарелки ровной стопкой встали на краю стола. Рядом с тарелками выстроилась шеренга чашек, за ними вытянулась вереница бокалов на высоких тонких ножках, с виду таких ломких, что и взять-то страшно.

— Мария-Роза, давай побыстрее, — весело крикнула Клара. — Что, масло найти не можешь?

— Не могу, мам, — виновато отозвалась Мария-Роза. — Где ж оно спряталось-то?

— Посмотри вон там, слева, — посоветовала Клара. — Что, тоже нет? Странно.

Клара с Марией-Розой в четыре руки задорно звенели посудой. На столе появлялись, одно за другим, блюда с теплым свежим хлебом, ярко-желтым сыром, таким жирным, что он даже слезился, сочной зеленью, свитой в аккуратные пучки, помидорами и редиской, краснеющими, видимо, оттого, что они такие спелые, а их еще никто не съел.

Жанна, которую никто, конечно, в Империю не отпустил, тихо, как мышка, подошла к женщинам.

— Может, вам помочь? — спросила она.

Клара радостно, словно только этого и ждала, откликнулась:

— Надо, девонька, ох, надо. Вон тот горшочек передай. Ага, а вот и масло, за ним пряталось! Мария-Роза, а мы-то искали, ох, искали, а оно смотри где!

Мария-Роза с улыбкой до ушей, словно то, что масло наконец нашлось, было для нее важнее всего на свете, перехватила у Жанны пузатые горшки, водрузила их на стол.

— Ну вот, — удовлетворенно заключила Клара, — вот все готово. Пора мужчин звать. Ох, девочки мои, пора. Дед, есть иди! Элджернон, поторопись, а то все без тебя слопаем!

И тут что-то черное и пернатое с силой шмякнулось в окно. И еще раз. И еще.

— Ну вот, — проворчала Клара, — этого только не хватало. Хоть бы поесть дали спокойно.

Она направилась к окну и распахнула створки, впуская внутрь большого черного ворона.

— Вот кто к нам пожаловал, — не скрывая недовольства, буркнул дед Авессалом, спускаясь по лестнице, шаг за шагом подкладывавшей ему под ноги свои покрытые ковровой дорожкой ступени.

Жанна отступила назад. Потом — еще назад. И еще назад. И так пока не уперлась спиной в стену. На ее лице ясно читался страх.

И даже какая-то случайная туча на мгновение скрыла солнце.

— Властелин Темной Империи, — прокаркал ворон, — требует встречи. Здесь, в этой комнате.

— Требует он, ишь ты, — усмехнулся Элджернон, зашедший в дом с улицы. — Что, родственники, разрешим ему?

— Как обычно, — пожала плечами Мария-Роза. — Да, мам? Чтобы был один, без свиты.

— Еще бы без гнусных замыслов, — вздохнула Клара. — Эй, девонька, — окликнула старушка Жанну. — Чего в угол-то забилась, как заяц? Испугалась, что ли?

— Вы не отдадите меня ему? — прошептала Жанна, все еще прижимаясь спиной к стене. — Не отдадите? Ну пожалуйста, не надо… Я больше не хочу туда…

— Да? — переспросил дед Авессалом, приставляя ладонь к уху. — Не хочешь? А утром кто заявил: уйду, мол, в Империю? А? Не ты, что ль, дорогуша?

— Не пугай ее, — вступилась за Жанну Мария-Роза. — Утром — одно, сейчас — другое.

Она подошла к девушке, взяла ее ласково за узкую холодную ладошку.

— Испугалась?

Жанна кивнула, неровно обрезанная челка упала на глаза.

— Не надо бояться. Это — наш дом, и мы — на Рубеже. У этого Властелина, — слово «Властелин» Мария-Роза произнесла с брезгливостью, — нет здесь силы. Ты уйдешь отсюда только туда, куда захочешь сама. И когда захочешь. Так ведь, мам? Папа? Братец?

— Без вопросов, — махнул рукой Элджернон. — Очевидные вещи даже не обсуждаем. Эй ты, птица!

— Да! — каркнул ворон. — Что мне передать моему господину?

— Как обычно. Все ведь уже сказали. Пусть приходит один и без оружия — тогда и поговорим.

Темный Властелин примчался с востока на черном коне, и черный плащ, подобно крыльям, вился за ним. Стремительно спрыгнув с коня, Властелин дробно простучал подкованными сапогами по крыльцу и, распахнув дверь, оказался в домике Доннерветтеров.

Хозяева его ждали. Только Жанны не было: девушка забилась в свою комнату, боясь даже увидеть недавнего повелителя.

Властелин широкими размашистыми шагами вошел — нет, не вошел, ворвался в гостиную, и черный плащ стремительно летел за ним, словно боясь не успеть, сорваться с хозяйских плеч и остаться в одиночестве.

— Где девчонка? — резко и сухо бросил Темный Властелин, и даже огонь в светильниках задрожал от одного звука его голоса, холодного и безжизненного.

— У себя в комнате, — пояснила Клара, ловко перебирая вязальными спицами петли какого-то будущего не то шарфа, не то свитера и практически не глядя на прибывшего.

— Ага. Точно. Спит, — добавил дед Авессалом.

— Отдыхает, — поддержала родителей Мария-Роза. — Устала, бедняжка, пока через пустыню-то бежала.

— Там же патрулей полно, сами знаете, — вступил в разговор Элджернон. — И все за ней охотились. Немудрено, что она пришла вся в синяках и с вывихнутой рукой.

— Вывихнутая рука — мелочи по сравнению с тем, что ждет ее, когда она вернется, — пообещал Властелин.

— А с чего вы взяли, — все так же глядя в свое вязанье, спросила Клара, — что она вернется? Она вообще-то не хочет.

Темный Властелин запахнулся в плащ и стал похож на огромного коршуна. Лишь белели открытые ладони и бледное худое лицо.

— Я хочу, — ответил он. — Значит, так будет.

— Это у вас там в Империи «я хочу» считается высшим доводом, — спокойно возразил дед Авессалом, доставая трубку и принимаясь ее раскуривать.

Клара не смотрела в его сторону, вновь углубившись в вязанье, но тем не менее окликнула его:

— Дед, ты что это, в доме курить вздумал?

— Ох, мать, извини, — смутился дед Авессалом, пряча трубку обратно. — Ну так вот, господин хороший наш Темный Властелин. Может быть, ваше личное желание и является высшим законом в вашей этой самой Империи, но здесь не Империя, смею напомнить.

— Это пока что.

— Пусть так, — миролюбиво согласился дед Авессалом. — Пускай пока что. Все равно. У девочки тоже есть свое желание. Она, знаете ли, не желает возвращаться. Ей здесь хорошо.

— И вообще, — подхватила Мария-Роза, — говорят, у вас там свобода считается самым ценным, что есть у человека. Она совершенно свободно приняла решение. Все по вашим правилам. Что еще вам нужно, господин Властелин?

Властелин закружил по комнате, взмахивая полами плаща.

— Может, вам чаю предложить? — спросила его Клара, продолжая негромко постукивать спицами.

— Это моя девчонка, — ответил Властелин.

— Ну уж нет, — возразил Элджернон. — Если она свободна, то она — не ваша. Свободный человек — он свой собственный. Так-то вот.

— А может быть, — Властелин прекратил свое кружение по комнате, — может быть, вы все обманываете меня?

— В чем же? — удивленно приподняла седые брови Клара Доннерветтер.

— Да, в чем это? — поддержал ее дед Авессалом, вертя в пальцах так и не убранную трубку.

— В том, что она якобы не хочет возвращаться. Я ведь это только от вас слышу. Ну же, пусть она это сама скажет.

— Она не хочет с вами говорить.

— Это вы так говорите. Если вы честные люди, вам бояться нечего. Пусть девушка сейчас, при всех, скажет, что не вернется, — и я ее отпущу. Насовсем. Честь по чести. Без вопросов. Ну? Как насчет этого?

— А как насчет этого? — усмехнулся Элджернон, доставая из-за пазухи небольшой плоский медальон. — Узнаете?

— Еще бы. — Лицо Властелина перечеркнула ответная усмешка. — Значит, не стала она все-таки.

— Этого довода вам недостаточно? — осведомилась Мария-Роза.

— Нет, — мотнул головой Властелин. — Ее слово. И никак иначе.

— Послушайте, — недоуменно спросил у родственников Элджернон. — А что мы вообще с ним спорим? Ну, не верит он нам — так пускай не верит. Жанну он не заберет, это понятно. Если только в драку не полезет, ну так сколько уже лет мы с ним деремся, и ничего, как-то все наша берет.

— Да ладно, — махнула рукой Клара, откладывая спицы. — Схожу, спрошу у Жанны-то. Может, и передумает девочка, захочет ему что сказать. Ох, вдруг захочет.

Она выбралась из кресла и, шаркая ногами в пушистых домашних шлепанцах по паркету, пошла к лестнице.

— Вы бы присели пока, господин Властелин, — полуобернувшись, предложила она. — Элджернон, кресло!

— Не надо, — скрежетнул Властелин. — Я постою.

— Ну, как хотите.

Вернулась Клара быстро, обнимая за плечи кутающуюся в халат Марии-Розы Жанну. Та шла медленно, опустив голову. Девушке явно не нравилось то, что ей все же придется принять участие в разговоре.

— Здравствуй, Жанна, — сказал Властелин.

— Здравствуйте, — кивнула Жанна, все так же не поднимая взгляда.

— Мне тут сказали эти уважаемые люди, — рука Властелина описала неторопливый полукруг, по очереди указывая на каждого из хозяев, — что ты не хочешь возвращаться в Империю. Это так, Жанна?

Девушка ничего не сказала, продолжая изучать свои тапочки.

— Ну же, Жанна, — Властелин словно бы подбодрил ее. — Скажи мне. Только «да» или «нет». «Да» — останешься здесь. «Нет» — мы сейчас же с тобой уйдем.

— Да, — едва слышно выдохнула Жанна. — Я хочу остаться здесь… Госпожа Клара, я все сказала? Можно, я пойду в свою комнату? У меня болит голова.

Старушка всплеснула руками, пышные рукава ее пестрого платья пустились в танец.

— Какая я тебе госпожа, Жанна? Тоже еще придумала. Здесь нет господ. Просто — Клара. Конечно, иди, никто тебя не держит. Все? — осведомилась она у Темного Властелина. — Вы услышали все, что хотели? Отлично. Не будем задерживать девочку. У нее до сих пор со здоровьем непорядок, ох, непорядок.

— Тогда я тоже не смею вас задерживать. — Властелин вновь закутался в плащ, оставив на виду лицо и ладони. — Что ж, Жанна, ты сделала свой выбор. Надеюсь, ты и здесь, — он подчеркнуто резко слегка склонил голову, — будешь свободна. Мы все, — его взгляд метнулся по гостиной, задев, как прикосновение ледяного огня, каждого, кто там находился, — будем свободны.

Жанна явно хотела что-то ответить, но сдержалась, отвернулась и разве что не выбежала из гостиной.

Гость, не говоря больше ни слова, распахнул дверь и вышел. Еще мгновение — и из-за окна раздался перестук конских копыт. Черный конь уносил своего хозяина навстречу наступающей ночи.

— Уж поверьте моему опыту, — нарушил молчание дед Авессалом, пряча наконец трубку в карман темно-зеленого домашнего шерстяного жилета, — не завтра — так послезавтра они придут с войной. Он ведь не за девочкой явился — на нас посмотреть.

Никто не стал спорить с дедом Авессаломом. Слишком уж его слова походили на правду.

На следующее утро Темный Властелин нанес удар.

Спустившийся к завтраку дед Авессалом неожиданно закашлялся, прикрывая рот трясущейся старческой рукой, а затем прислушался к чему-то, слышному ему одному, и уверенно произнес:

— Началось.

— Дед, ты уверен? — быстро спросила Клара.

— Уверен, уверен, не сомневайся, — буркнул старик. — Если еще не началось, то вот-вот начнется. Я старый, да дело свое крепко знаю. Не первый десяток лет на Рубеже живу.

— Ну что, ребята, — Клара обвела семью сосредоточенным взглядом, слабо вязавшимся с ее старушечьим обликом. — Пора приниматься за дело, так?

— Так, мама, — откликнулся Элджернон.

— Так-так, — буркнул дед Авессалом. — Ну что ты, мать, как в первый раз.

Мария-Роза просто тихонько кивнула.

— Ну тогда пошли, — велела Клара.

Далеко на востоке Темный Властелин отдал приказ. Приказ полетел дальше, по цепочке, услышав его, офицеры отдавали честь и, в свою очередь, тоже принимались отдавать приказания, солдаты суетливо выкатывали на огневые позиции приземистые длинноствольные орудия, порождения черной магии и уродливой технологии, заряжали их, наводили на цель…

В уютном домике Доннерветтеров семейство привычно расселось в гостиной вокруг стола.

Только Жанна все еще лежала в постели. Но она уже не спала, внимательно прислушиваясь к тому, что происходит в доме.

Орудия изрыгнули пламя, окутались дымными клубами, выхаркивая снаряды — туда, туда, где держит оборону ненавистный древний враг.

Клара вложила свою сморщенную от старости старушечью ладошку в широкую надежную ладонь деда Авессалома, другой рукой обхватила тонкое запястье Марии-Розы. Мария-Роза сцепила свою ладонь с ладонью Элджернона, а тот, в свою очередь, крепко-накрепко взял за руку отца.

— Ну где же… — нетерпеливо прошептала Клара Доннерветтер. И тотчас же почти торжествующе воскликнула: — Ага! Есть!

И первая волна снарядов разорвалась в воздухе.

Так и не упав в лесу Рубежа.

Разбившись о невидимый купол, накрывший лес сверху.

Жанна услышала далекий рокот. Выбралась из постели, накинула халат, нагнулась и вытащила из-под кровати свои сапоги, в которых пришла в этот дом два дня назад. Никому из Доннерветтеров и в голову не пришло ее обыскивать. Теперь девушка достала обувь, но надевать ее не стала. Изнутри в левом сапоге скрывались ножны, а в них — тонкий бритвенно-острый кинжал.

— Ну, поехали, — пробормотал дед Авессалом.

По его лбу стекала струйка пота.

— Выдержишь, дед? — участливо спросила Клара.

— Выдюжу? Куда ж я, мать, денусь? — пробормотал старик. — Раньше выдюживал, и теперь придется. Но лупят-то, гады, сурово. Новое что-то изобрели, наверное.

— Ага, — согласно кивнула Мария-Роза. — Жжется.

Только Элджернон молчал, изо всех сил представляя, что он сейчас не за столом в безопасном домике посреди леса — нет, он парит над этим лесом и, подставляя ладони под жалящие укусы обжигающих снарядов, отбрасывает их в сторону, не давая ни одному разорваться среди деревьев.

Они защищали Рубеж и делали это уже не первый раз.

Не обуваясь, Жанна босиком скользнула за дверь и тихо-тихо пошла в сторону гостиной, сжимая в руке кинжал. Пока девушка кралась по коридору, она вспоминала.

— Все должно быть по правде, — сказал Темный Властелин. — Понимаешь, иначе они не поверят. Все должно быть по высшему классу, чтобы без сучка, без задоринки.

Он встал с трона, медленно, задерживаясь на каждой ступеньке, спустился к Жанне. Она стояла молча, благоговея от того, что ей, лишь пару недель прожившей в Империи девчонке, поручают такое важное задание: расчистить армиям Империи путь, убрать с этого пути тех, кто присвоил себе право решать, кого пропускать, а кого задерживать. Странную семью, четырех человек, возомнивших, будто они могут ограничивать свободу истинно свободных людей.

Бледная ладонь Властелина ласково коснулась подбородка Жанны. Слегка сжала, поднимая лицо выше. Глаза встретились с глазами. И Жанна едва подавила желание упасть на колени. Его зрачки были как яростно танцующий черный огонь, ему хотелось целовать руки… Ему можно было позволить все…

— Не надо, не надо, — успокаивающе пробормотал Властелин. — Ты же свободный человек, Жанна. Не надо на колени падать, не надо руки целовать. Хотя, если ты хочешь…

— Хочу, господин! — простонала Жанна. — Можно?

— Ну, если действительно хочешь… Когда вернешься, то сможешь это сделать, договорились, девочка? Да?

— Да!

Жанна попыталась кивнуть, но ладонь Властелина держала крепко.

— Да! — еще раз восхищенно повторила девушка. — Я выполню… Я… Я оправдаю доверие. Мы победим, мой Властелин, и мы будем свободны.

— Будем свободны, — эхом откликнулся Властелин. — Конечно. Несомненно. Но запомни, еще раз повторяю: все должно быть как по правде. Ты пойдешь через пустыню. А за тобой будут по пятам идти охотники. Они не будут шибко уж стараться, но — ловить тебя они будут на самом деле. Если поймают — пеняй на себя. Это, — продолжая одной рукой сжимать подбородок Жанны, другой он достал из кармана медальон на тонкой цепочке, — яд. Его отдашь им сразу.

— Почему? — непонимающе спросила Жанна.

— Да потому, что они поймут: все это неспроста. Они знают: я хитер и коварен, мне ничего не стоит подстроить твой побег. Они догадаются, что ты бежала по моему наущению, ведь даже эти глупцы сознают: ни один свободный человек без моего разрешения не покинет пределов Темной Империи. Поняла?

— Да, поняла.

— Вот и хорошо.

Властелин наконец отпустил ее подбородок и двумя руками, откинув коротко обрезанные волосы (густую волну волос, черных как вороново крыло, Жанне велели обстричь, когда она пересекла границу империи), надел на шею девушки медальон. Прикосновение его холодных ладоней было мучительно приятно. Жанне захотелось накрыть их сверху своими ладошками, нежными, горячими, прижать к своей шее, там, где под гладкой полупрозрачной кожей пульсировали тоненькие синие жилки…

— Перестань, — поморщился Властелин. — Не многовато ли воли берешь, девочка?

Жанну от стыда бросило в жар. Действительно, что это с ней? Ведь перед ней не просто красивый, умный, сильный, обходительный парень — это же…

— Да-да, — кивнул Властелин головой. — Вот и не забывай. Настоящим твоим оружием будет это.

Из-под длинного черного плаща он извлек тускло блеснувший в свете факелов кинжал.

— Когда я начну… Когда мы начнем, они будут защищать свой лес. Свой дом. Свой Рубеж. Но они устанут. Выдохнутся. Я постараюсь, чтобы все произошло именно так. И вот тогда в игру вступишь ты. Это просто. Раз — и в спину. Или раз — и в сердце. Или раз — и в горло. Это уже неважно — куда, главное — до смерти. У тебя получится, девочка, я в тебя верю. Все. Иди.

— Мы будем свободны! — выдохнула Жанна, не отрывая взгляда от его лица.

— Мы будем свободны, — с какой-то ленцой ответил ей Властелин. — Иди-иди. Торопись.

Когда Жанна неслышно вошла в гостиную, она увидела, как дед Авессалом медленно-медленно падает из кресла лицом вперед. Глаза деда безжизненно остекленели, из уголка рта тянулась тонкая ниточка слюны, а из носа капала густая ярко-малиновая кровь. Дед падал, но никто не торопился подхватить его — остальные члены семейства Доннерветтеров продолжали сидеть, сцепившись руками, с напряженными, искаженными болью лицами, и взгляды их блуждали где угодно, но только не в гостиной. В их глазах — Жанна готова была поклясться в этом — отражались ярко-оранжевые сполохи далеких разрывов.

Выкрикнув что-то неразборчивое, Жанна метнулась вперед, едва не выронила при этом кинжал и успела поймать деда Авессалома прежде, чем он ударился лицом о дубовую столешницу.

«Какой же он тяжелый», — мелькнула у Жанны мысль.

— Спасибо, дочка, — неожиданно спокойно сказал дед Авессалом, но взгляд его оставался стеклянным, и кровь капала все так же, теперь пятная не стол, а темно-зеленый жилет. — Но для меня уже поздно, наверное. Старый я стал, дочка, вот что я тебе скажу. Слишком, — он сделал ударение на этом слове, — слишком старый.

И больше он не сказал ни слова, потому что умер, но то, что деда Авессалома забрала смерть, Жанна поняла существенно позже. Сейчас она думала лишь о двух противоречащих вещах: «Как же ему плохо!» и «Наверное, так мне будет легче его убить», и эти две мысли никак не хотели примиряться друг с другом.

В этот момент Клара подняла голову и посмотрела на девушку мутными усталыми глазами, в которых бился огненный прибой.

«Какая же она старая», — потрясенно подумала Жанна, привыкшая за эти два дня видеть Клару Доннерветтер энергичной и бодрой.

— Если можешь — помоги, — прошептала Клара, словно не видя кинжала в руке девушки, с видимым трудом разлепляя пересохшие губы. — Мы… Мы и без тебя справимся, девонька. Раньше ведь как-то справлялись… Но нам трудно, ох, поверь, трудно.

— А что… мне делать? — спросила Жанна, сама удивляясь собственному вопросу.

— Возьми меня за руку, девонька.

Защитница Рубежа со стоном протянула ей раскрытую ладонь, и Жанна с ужасом увидела синяки там, где еще недавно Клара и дед Авессалом до скрипа зубов стискивали руки друг друга, черпая друг в друге таинственную силу, позволявшую им творить чудеса.

— Если, конечно, не боишься, — добавила она.

Голова старушки неудержимо клонилась к груди, и у Клары явно не хватало сил удерживать ее прямо. Ведь сейчас Клара Доннерветтер на самом деле была далеко отсюда, ведя бой с безжалостным врагом, старающимся измотать защитников Рубежа, лишить их остатков стремительно тающих сил.

Девушка, сама не понимая, что же делает, протянула руку навстречу дрожащей руке Клары…

…отшатнулась, вспомнив о зажатом в кулаке кинжале…

…но Клара Доннерветтер все не замечала оружия, а в ее глазах плескались волны огненного шторма, выжигая остатки надежды…

…и тогда кинжал выпал из разжавшейся ладони и, ударившись о пол, пару раз подпрыгнул и закатился под стол.

— Сейчас, — торопливо пробормотала Жанна, двигая к столу тяжелое кресло. — Сейчас, сейчас, я мигом… Еще чуточку продержитесь, и я… помогу…

Она уселась в кресло и, зажмурив глаза до того, что на обратной стороне век вспыхнули и затанцевали огненные птички, вцепилась в руку Клары. С другой стороны, словно сама по себе, поднялась рука Марии-Луизы, и их ладони встретились и слились в одно.

А потом потекли бесконечные минуты и часы, когда Жанне было очень тяжело и невероятно больно.

Но настал момент, когда все закончилось, и девушка открыла глаза.

И тотчас же закрыла снова, потому что со лба стекал едкий соленый пот. Она хотела стереть его, но высвободить руку из хватки Клары оказалось непросто. «Ох, непросто», — мимолетно подумала Жанна, все же расцепив их с Кларой ладони и стирая пот со лба. Она еще раз открыла глаза и посмотрела вокруг.

Остальные были живы, неторопливо приходили в себя, с трудом размыкали намертво спаянные на время этого странного боя руки. Жанна бросила взгляд на сидевшего напротив Элджернона и ужаснулась: побелевшее изможденное лицо, черные синяки вокруг потускневших глаз, прокушенная губа, из которой сочилась кровь.

— Неужели я выгляжу так же? — прошептала она.

Мария-Роза нашла в себе силы улыбнуться, но улыбка больше походила на оскал.

— Точно не лучше.

Тут она увидела, что дед Авессалом лежит, уткнувшись лицом в стол, и не дышит.

— Па? — спросила она. — Пап, ты чего?

— Умер наш дед, — уронив руки, прошептала Клара. — Ох, как жалко-то… И сил нет поплакать как следует…

Элджернон с искаженным лицом принялся выбираться из кресла и делал это очень долго. А когда ему наконец удалось справиться с нелегким занятием, он поднял тело отца и осторожно положил на стоящую в углу лавку. Сложил руки на груди.

Дед Авессалом мертвым взглядом смотрел в потолок.

Мария-Роза, спрятав лицо в ладонях, беззвучно вздрагивала острыми плечиками. Клара была права — на слезы сил уже не оставалось.

На лужайке перед домом послышались чьи-то шаги, дверь распахнулась, и в дом вихрем ворвался Леобальд Таммер по прозвищу Десница Света.

Его закопченное лицо мало чем отличалось по цвету от серых лохмотьев, оставшихся от щегольской рубашки, правую руку у плеча туго перетягивала повязка с расплывшимся на ней грязно-бурым пятном. Шляпы не было вовсе. Однако Леобальд находил в себе силы улыбаться, и с черного лица сияли задорно белые зубы.

— А ведь снова победили! — вместо приветствия выкрикнул он. — Клянусь, вот это была драка! Вы здесь небось толком и не почувствовали, а ведь в конце, когда ваша защита дрожать начала и Властелин послал вперед своих солдат, мы вышли и задали им трепку. Лицом к лицу, доложу я вам.

Леобальд подбоченился.

— Клинки лязгали, пули свистели, снаряды взрывались, и штыки впивались в тело! Но мы их опрокинули, клянусь, и гнали через пустыню…

Тут он осекся, увидев тело на лавке.

— Вот это да, — потрясенно пробормотал он. — Дед-то ваш… Не знал я… Простите, клянусь, не хотел…

— Чего уж тут, — пробормотала Клара. — Хорошо помер старик. До последнего держался. Мы им гордимся. Поняли? Элджернон! Мария-Роза! Слышали!

— Да, — слаженно кивнули брат и сестра.

— Так что давайте выпьем, — продолжала Клара. — За победу. И за деда Авессалома. И за нее, — она слабым кивком указала на Жанну. — Не будь ее, все совсем не так было бы, ох, совсем не так.

Тут Леобальд Таммер сделал то, чего от него никто не ожидал. Скользнув через всю комнату в стремительном полупоклоне, он упал на колено перед креслом девушки и поцеловал ее холодную, трясущуюся от усталости ладонь.

Жанна, вспомнив, что сидит в кресле босиком, в домашнем халате, с кругами под глазами, порозовела от смущения.

Но тут Элджернон принес бутылку и пять бокалов, и стало проще.

Еще был вечер. Невероятно ласковый июльский вечер, когда унялся ветер, весь день старательно дувший на восток, бросая пыль в глаза солдатам Темной Империи. Солнце медленно скрывалось за лесом, уступая место едва проглянувшей бледной луне. Клара, Элджернон, Мария-Роза и переодевшаяся Жанна вышли на крыльцо, проводить Леобальда Таммера, который опять рвался в какую-то битву, но пообещал сначала дождаться исцеления ран. Когда его силуэт окончательно растворился в вечернем сумраке, выяснилось, что возвращаться в дом никому не хочется, и они остались стоять под резной крышей маленькой веранды.

— Ну что, Жанна, — ласково спросила ее Клара. — Теперь ты вернешься домой? Или…

— Не знаю, — помолчав, ответила девушка. — Домой я не хочу. Я ведь оттуда не просто так ушла. Не ладится у меня с родителями жизнь, ох, не ладится.

Клара снова улыбнулась мимолетной улыбкой, и Жанна вспыхнула от смущения, поняв, что привыкает говорить, как Клара Доннерветтер.

— Тогда оставайся у нас, — просто сказала старушка. — Здесь, на Рубеже.

— Но ведь… — удивленно возразила девушка. — Я же пришла к вам с оружием, а вы сами говорили: на Рубеж с оружием нельзя.

— С каким таким оружием? — хитро прищурившись, спросил Элджернон, между прочим, лично вытащивший кинжал Жанны из-под стола. — Я ничего не видел. А ты, мам?

Клара помотала головой.

— Мария-Роза?

— Ничего не знаю. Какое еще оружие?

— Па?

Тут Элджернон осекся, вспомнив, что деда Авессалома с ними больше нет.

Все замолчали.

— Да все понятно, на самом деле, — махнула наконец рукой Клара. — Оставайся. Ты теперь знаешь, каково это — жить на Рубеже. Ты теперь наша. Опять же, Элджернону жениться пора, глядишь, понравитесь друг другу, что-нибудь да выйдет. Детишки пойдут.

Клара мечтательно посмотрела в синее вечернее небо и добавила:

— Внуки там всякие…

— Ну как вы не понимаете! — с жаром выкрикнула Жанна. — Вы ведь герои! Вы стоите на Рубеже, между Светом и Тьмой, и сражаетесь. А я — так, приблуда, о которой вы ничего-то и не знаете толком.

— Но сегодня утром мы были вместе, и ты была с нами, — строго возразила Мария-Роза.

А ее брат отмахнулся и просто сказал:

— Да какие мы герои? Героев не зовут Элджернонами и Авессаломами. И нас мало волнуют Свет и Тьма, ведь их вовсе нет в людях. В людях есть лишь добро и зло, а все остальное придумано, чтобы запутать и сбить с толку. Главное — любить и доверять, поддерживать друг друга. Ну, вот как мы. И как ты сегодня помогла нам. Это и есть настоящая свобода. И когда ты стоишь на Рубеже, то ощущаешь это лучше других.

— Тогда… Можно, я подумаю?

— Можно, — благосклонно кивнули все трое оставшихся членов семейства Доннерветтеров.

— В любом случае, это будет твой выбор, — добавил Элджернон. — Ты ведь — свободный человек.

Но про себя он подумал, что не стал бы возражать, если Жанна решит остаться.