Вектор движения. Приключения

Алексей Геннадьевич Кочергин

Данное произведение является отдельной книгой с полностью автономным сюжетом, хотя и входит в трилогию «Непознанная закономерность, или Тропа сталкера». Временная аномалия Чернобыльской Зоны забрасывает героя книги в суровые тридцатые годы двадцатого столетия. Что еще печальнее, он попадает в передвижной лагерь зловещего ГУЛАГа. Но бывший сталкер не падает духом и совершает дерзкий побег.

Глава 3

Хлопоты

Путешествие в тысячу миль начинается с одного шага.

Китайская мудрость

«Что ж делать-то мне теперь? Как жизнь горемычную обустраивать в этом суровом негостеприимном прошлом?» — невесёлые вопросы вставали в полный рост пред невольным путешественником во времени. Было от чего впасть в уныние. — На пересмотр моего дела надеяться не приходится — благо историю сталинских репрессий я знаю неплохо. К тому же, политическим заключенным сокращение срока в Норлаге не полагалось. А ведь впереди война. Условия содержания, по понятным причинам, резко ухудшатся. Нормы выработки, наоборот, возрастут. «Всё для фронта, всё для победы». И ведь не поспоришь! Даже если я и дотяну до окончания срока, на выходе добавят ещё пятёрочку — надо ж кому-то никель добывать. Или на поселение определят, что невелика разница. Допустим, мне даже паспорт выдадут и что? Куда дёрнешься, если в нём красуется отметка ограничения места жительства размерами с город Норильск? Лишь в далёком пятьдесят третьем светит амнистия. Эх, жизнь — индейка, судьба — копейка…»

Может и смирился бы Иван со своим положением, но одно дело — возводить гигант индустрии для страны, своего народа, и совсем другое — вкалывать заключенным на строительстве комбината, который, в свое время, будет принадлежать человеку, тратящему прибыль на приобретение иностранных спортивных команд. А чинуши предстоящей контрреволюции наварят баснословные барыши с этой, возведенной такими потом и кровью, экономической мощи, да по забугорным банкам распихают. Дойдёт до того, что собачек своих на личных лайнерах по разным выставкам в турне отправлять удумают. Нет, четкое знание такого будущего никак не позволяло Ивану принять как непреклонную данность подобную жизненную перспективу.

Но и рвануть в одиночку покорять столь суровые неведомые земли наш горемыка был не готов. Слишком хорошо он знал географию своей страны с её немыслимыми расстояниями, представлял, что такое поход по тундре в данное время года. Без палатки, саней, компаса, карты… Безнадёга полная. А ещё Иван понимал, что искать беглеца будут профи с большим стажем подобных мероприятий. Одна ошибка и «здравствуй уютный барак и жидкая похлёбка». Это если доведут до барака. А то могут и полениться.

«Ладно, для начала пойду хоть вагон открою. Конечно, зеки поутру выход топорами прорубят, но тогда и мне в табло прилетит за нерасторопность. А так, может ещё кого на побег подобью. Хотя стрёмно это — чужак кинет не задумываясь», — Иван и не заметил, как перешёл на полублатной жаргон, стал вживаться в новую реальность.

Что поделаешь, обстановка во многом определяет поведение человека и его сленг. Одно дело, когда ты в компании небритых мужиков, весь в масле и грязи под машиной с разбитой подвеской ковыряешься, и совсем иное, если по музейной галерее с утончённой интеллектуалочкой дефилируешь.

«Бог ты мой! Ведь паровоз-то на воде работает! Не думаю, что машинистам предоставили возможность слить её из системы. А замёрзнет вода — лопнет котёл. И тогда придётся шлёпать пешком по морозу, даже если машинисты и вернуться. Неприятно это и здоровью никак не на пользу, чай не май месяц, а буржуйку под мышкой не унесёшь. В довесок к подобным мелким неприятностям неотвратимое дознание может и сознательную диверсию пришить. С настоящих диверсантов когда спросишь. Их ещё поймать надо. А тут, пожалуйста, готовый козёл отпущения. И к гадалке не ходи, на меня всё свалят, как на того пресловутого таракана»⁸.

Иван, что есть духу, потрусил к паровозу, даже мешок забыл впопыхах с плеч сбросить. А вот перед железной лесенкой догадался, снял и закинул за колесо локомотива.

Споро забрался в будку машиниста — тесное тёмное пространство размерами два на два метра. Ринулся к топке. После нескольких неудачных попыток сумел всё-таки открыть дверцу. К счастью, под слоем остывшего шлака ещё подмигивали огоньки догорающего угля. Успел! Иван зажёг спичку и огляделся. Нашел сигнальный керосиновый фонарь и уже более тщательно обследовал помещение. Отыскал ящик с углём, прикрытый старой рваной телогрейкой, похоже его и как лежанку использовали. Для растопки разломал на куски контейнер и уже вскорости паровозная топка загудела мощным пламенем окаменелой органики периода палеозоя.

— И кочегары мы, и плотники. И сожалений горьких нет… — самодовольно пропел Иван, с наслаждением ощущая могучий вал тепла.

Лежала у него в шкафу трудовая книжка с единственной записью: «принят на работу в должности кочегара». А дело было так. Напротив общаги, где в бытность студентом проживал будущий строитель узкоколейки, стояло административное здание какой-то конторы. Отапливалось оно отдельной кочегаркой. С рабочей силой в те далёкие времена дела обстояли диаметрально противоположенные, чем при нынешнем капитализме — не хватало силы этой. Вот начальник кочегарки и повадился зачислять в штат студентов. Чему последние были очень рады. Смены ночные, одна вахта через двое суток. Зарплата приличная — почти червонец за смену. Многие разово подменяли товарищей, когда стипендия нежданно заканчивалась после очередного сабантуя. Правда, работу кочегара лёгкой не назовёшь. Трудовым был тот советский рубль, честно заработанным.

Иван помнил пыльное помещение, гудящие вентиляторы наддува. Будильник, который звенел через каждые два часа. В полусне закинутые в почти потухшую топку десяток лопат грязного угля. Мгновенное засыпание, лишь тело касалось твердой лежанки. И целый день пустая голова и ноющее тело. Какие уж тут знания? Единственное желание залезть в чистую мягкую кровать и спать, спать, спать…

Через несколько лет, когда молодым специалистом Иван устраивался на своё первое место работы, мать настояла завести новую трудовую книжку. Мол, непрестижно человеку с высшим образованием такую запись в трудовой иметь. Иван послушался и после окончания института получил новую, но ту первую книжку бережно хранил.

А вот симбиоз студентов и начальника кочегарки закончился очень конфузливо, можно даже сказать забавно. Случилось это суровой январской ночью. Очередной студентиус слегка не рассчитал свои силы и вступил на трудовую вахту сильно навеселе. Как случилось дальнейшая неприглядность, история умалчивает, но, вероятнее всего, на очередной звонок будильника, молодой кочегар прошептал «ещё одну минуточку…» Прошла минуточка. Другая. Несколько часов. Короче, вся система здания оказалась разморожена. Чугунные радиаторы не вынесли такого холодного отношения к себе и от гнева потрескались. Начальник кочегарки носился, как ошпаренный, вспоминая все нецензурные выражения, которые слышал в своей немалой жизни. Директор прикидывал убытки и в душе радовался, что товарищ Берия уже давно покоится с миром и не сверкнёт своим холодным пенсне. Апофеозом случившегося стала визжащая главный бухгалтер организации, у которой замёрзли все рыбки в аквариуме. В итоге, со студентами безжалостно были порваны все отношения.

«Ладно, пора арестантиков на свободу выпускать. Здесь вроде всё нормалёк. Уголька я не так уж и много накидал — котёл не взорвётся. С приборами попробую потом разобраться. А может кто из зеков в паровозных делах понимает? Тогда я вообще со своих плеч этот неблагодарный груз сброшу. Да по-любому, пусть у начальника состава голова болит. Хотя она у него и так болеть будет — это ж сколько водки за один присест употребить! Стоп! А это что?..»

У стенки был прислонён лист оцинковки стандартных размеров два метра на метр. Для каких целей машинист сюда её приволок? Может для паровоза какой девайс планировал создать? А может для своего личного хозяйства заныкал дефицитный, хоть и несколько помятый товар? Однако Ивана это никоим образом не волновало — в его голове сверкнула молнией гениальная мысль: «Волокуши! Из листа жести можно сделать отличные волокуши! А вот с ними, пожалуй, я рискну и в одиночку. Будет тяжело и физически, и психологически, но это реально! На изготовление чудо-санок мне полчаса вполне достаточно. Зекам тепло и, должно быть, ещё весело. Подождут. Чай не дети малые, родителями бестолковыми без присмотра брошенные.»

В голове генерировался стройный план технологических действий по постройке средства грузовых перевозок.

«Итак, прорубаем четыре угловых просечки, благо у машинистов инструмент в наличии. Минутное дело. Теперь боковые бортики сантиметров по двадцать, не меньше. Иначе груз вываливаться будет да и снега начерпаешь. Аналогично мастерим задний борт. Передний загнём под углом двадцать-тридцать градусов. Больше не надо, иначе снег будет собираться валиком и тормозить движение. Пробиваем спереди пару дырок для тягловой верёвки. Чтобы лист не коробило, верёвку закрепим на вот этом бруске. Благо размер подходит. Всё? Пожалуй нет. Коробить будет дно повозки на неровностях. Да, и трение о снег великовато — упарюсь этакий груз тащить».

Но и данная проблема была успешно решена. Инструмент у машинистов был хорошо заточен, а материала хватало, потому работа спорилась. Из двух досок сделал подобие лыж и положил их под волокушу. Сверху гвоздям сшил с лыжами четыре поперечных дощечки. Получилась довольно жёсткая конструкция. Иван хоть и не вложился в определённый для постройки срок, но не жалел потраченного времени — эти лишние двадцать минут сэкономят ему многие часы и километры.

«И последнее… дырки по бортикам. Через них верёвками груз и закрепим, а то уронишь что ненароком, вовремя не углядишь — беда. Оставшуюся пару полутораметровых досок прихвачу с собой. Благо сухие, лёгкие. И ножовку тоже. Ну, вроде всё, готово транспортное средство! Пора и теплушку разблокировать. Да и котомку свою надобно забрать, глядишь, бумаги какие найдутся. Может узнаю кто, что…»

Стучать в вагон пришлось долго. Видимо, узники замка на колёсах поев и вкусив горячительного, «трезво» порешили, что утро вечера мудренее да и завалились на боковую, радуясь нежданному отгулу. Наконец дверь с характерным скрежетом отошла в сторону и Ивана быстро втащили вовнутрь. Нет, естественно, никто о нём таким образом заботу не проявил, просто старались сберечь те крохи тепла, что держались в вагоне. Но вот чего Иван никак не мог предвидеть, повели его прямиком к блатному сообществу.

«Вот я дурак-то! Гуманизмом по башке в юности со всего маху ударенный! Выбрались бы каторжане на воздух и без моей трогательной заботы. А бумаги… Ну что я в документах контрика вычитал бы необычного? Что мне инфа о его судьбе могла предоставить? Свободу и возможность очутиться от этого места как можно подальше? Нет, естественно. А вот проблемы я себе, пожалуй, уже заимел. Исключительно благодаря аномальному приступу неуместного благородства. Нет, к паровозу никто не попрётся и мои запасы не найдёт, но глаз на меня уже положили. Нехороший глаз».

Что до необычайности Ивана поразило, так это абсолютная трезвость вагонного пахана и его ближайшего окружения. Хоть на вора в законе этот представитель преступного мира и не тянул, но видимо, к этому стремился и очень старался заработать сей высокий статус. Вероятно, местный авторитет по кличке Соболь предвидел, что по пробуждении начальник состава начнёт ошалело метать икру и пытаться сделать всё мыслимое и немыслимое, чтобы хоть как-то загладить свою вину перед вышестоящим начальством за позорную сдачу состава. Поэтому блатные хотели успеть реализовать открывшиеся возможности, пока руководство находится в тяжёлом алкогольном забытье.

«Похоже над нашим эшелоном развернулось черное уголовное знамя», — совсем уж невесело констатировал ситуацию прибывший спасатель затворников.

— Мужик, почему так долго? Базарь. Да только дуру не гони.

— Ну, дык, как отпустили… С ними не поспоришь, стволом в спину тыкали…

Иван понимал, что не могли блатные точно знать, когда ушла группа — завывание ветра и расстояния заглушили звуки, способные дать эту информацию. Он не стал нарываться на неприятности и вынуждать пахана клещами тащить из себя каждое слово. Тем более, вопросы последнего предугадывались на раз. Спокойно, но без занудства, Иван вкратце обрисовал произошедшее — скорые сборы, краткие проводы. Разумеется, опустив то, что посторонним знать было ни к чему. Совсем уж дурачком не прикидывался, но и интеллектом не сверкал без надобности. С простака и спрос меньше, уточнят детали да и отпустят с миром. Но сегодня всё шло против планов Ивана.

— Ну веди, пацанчик. Покажешь что, где… — обронил Соболь, услышав всё, что хотел.

«Да что б вам водка палёная всегда попадалась, а из закуси только солёные ёжики!» — в сердцах мысленно возопил Иван, но спорить не стал, не видя в этом никакого смысла. Подхватил свою куцую котомку и снова шагнул в неприглядную зимнюю ночь.

В штабной теплушке ничего не изменилось, только поостыла заметно. Урки шустро и бесшумно, как крысы, обследовали кладовку и всё помещение. Собрались около буржуйки. Накатили по сто граммов водки. Чавкая и сплёвывая на пол, закусили тушёнкой и сухарями. Погоготали над начальником состава, который вместо тёплого штаба, вынужден валяться на грязных и холодных нарах. Один из блатных хотел разлить ещё по стаканам, но пахан его обрезал:

— Ша! Кто со мной в рывок — харе кирять. Прибарахлимся малёхо и рвём когти.

«Всё понятно. Эффект толпы. Политические сдёрнули и у этих загорелось. Может тоже почувствовали шанс, тот, единственный, неповторимый. А может хотят авторитет в лагере поднять. Прошвырнутся по стоянкам вдоль дороги, куражась над вольнонаёмными. Это ведь не рельсы класть на мерзлую тундру. Возможно, даже выйдут на берег Енисея и там покуролесят, оставляя после себя слёзы и кровь. Вот после подобных подвигов аборигены здешних мест и стали активно сдавать всех беглых каторжников орлам НКВД, не разбираясь ни в статьях, ни в политических окрасках. И эти в свой срок попадутся. Может кого и шлёпнет задубевший и озверевший в засаде вохровский заслон. Остальных отконвоируют в Дудинку, а в тюрьме они, как братец Кролик в терновом кусту».

— За контриками на лагпункт⁹ «Амбарная» рванём? Вёрст десять, не боле. Ясен пень, туда шуранули политические. Там есть чем поживиться. Всё добро они не унесут. А вертухаев эти орёлики точняк уделают, зуб даю, — затараторил какой-то весь дёрганый уголовник.

— Что, Суета, попрёшь на топоры? Там после шухера все на ушах стоять будут. И тебя, красавчика, поджидать, — заржал широкоплечий детина, закидывая в рот большой и жирный кусок селёдки. Сплюнул на пол попавшуюся косточку, сверкнув жёлтой фиксой, и начал сворачивать толстую самокрутку грязными пальцами.

— По железке ломанём обратно до соседнего поста. Там санки, харч… Может ненец с оленями. Еще парочку постов, и к Енисею, — спокойно обрисовал свою задумку Соболь.

«Да я часом телепатом не стал в довесок ко всему? — заволновался Иван. — Не, это уже бред голимый! Просто, что ещё могла удумать подобная гоп-компания. Их примитивная идеология ясна и понятна: „украл — выпил — в тюрьму“. А вот Командор умён. Разъезд он возьмет сходу. Ночь, внезапность, камуфляж. Его команду примут за вохровцев, конвоирующих группу заключённых. Дальше уже — дело техники. Трофеи диверсантам достанутся знатные: продукты, оружие, зимнее обмундирование. А главное, олени и сани, что вольнонаёмные используют для подвоза шпал и иных грузов на строительстве насыпи. Час-два для волкодавов Командора хватит на всё про всё, и вот уже отряд вырывается на оперативный простор. С такой снарягой сплоченная команда уйдёт ой как далеко, пока карательная машина наберёт обороты и грамотно организует погоню. А дальше уже, как фишка ляжет. Может и оторвутся беглецы… Теперь мне понятно, почему завхоз по минимуму питание брал…»

— Мужик. Поможешь жеванину в сидор покласть, — разрушил аналитику Ивана широкоплечий бандюган, вкручивая окурок в жестяную банку-пепельницу.

— И с нами погребёшь, — твердо процедил Соболь. — А то слышал больно много. Иначе…

— Дык, у меня и мешка-то путного нет, — автоматом ушёл от ответа на оба предложения-приказа Иван. Знал он, как эта публика умеет ловить на слове.

— Да хапай любой, на который глаз ляжет. Я ныне щедрый, — ухмыльнулся атаман шайки.

«Нет, ну что за денёк? С кем хотел идти — отфутболили позорно, как мухомора на тропе грибника, а вот кого и видеть рядом с собой не хочу, силой в попутчики рекрутируют. Отправиться с такими в побег жаждет только лох наивный, непуганый. Блатарям ведь ишачок выносливый нужен, провиант нести. А в определённый момент оставят в чистом поле без куска хлеба в кармане. И это в лучшем случае. Могут в качестве „коровы“ и дальше тащить, пока изнуряемые голодом не дойдут до стадии каннибализма. История знает немало подобных случаев. Нет, с такими товарищами мне явно не по пути. Полярный волк им в товарищи».

Иван не стал разрушать своё амплуа недалёкого в развитии индивидуума и долго, бестолково сооружал себе заплечный мешок из подручных средств, полностью саботировав приказ блатного с жёлтой фиксой о помощи. Тот, наконец, не выдержал и замысловато матюгнувшись сам метнулся на склад, справедливо полагая, что друганы всё лакомое экспроприируют в первую очередь, а остатки, отнюдь, не всегда сладки. Иван наконец-то справился с «непосильной» задачей и прикинул возможность побега.

«Нет. Нереально. Вон, Суета, хоть и копается в какой-то коробке, но зыркает на меня неласково и вполне себе регулярно. Порошок какой-то алчно лизнул… Плюётся, умора… Видать думал, что кокаин ему заботливо припасли. Вмазаться хотел, придурок. Ладно, его я, пожалуй, нейтрализую без шума и особых проблем, вот только сотоварищи последнего такого обращения с ним не поймут. А их вона сколько шумливо толкается, суя в свои торбы всё, что под руку попадётся. Ладно, посмотрю пока, что за порошок так Суете не понравился».

Иван наклонился и поднял брошенную уркой коробку. Понюхал порошок, прихватил несколько крупинок языком.

«Ну и кислятина! И горечи тоже в изобилии. Что же это за эликсир неведомый? Ну-ка, ну-ка…»

Подгоняемый догадкой, сыпанул щепотку на раскалённую поверхность буржуйки и тут же узнаваемо запахло ацетилсалициловой кислотой. Ивану не раз приходилось использовать её в виде флюса, когда ни канифоли, ни раствора серной кислоты поблизости не было, а залудить поверхность какой либо железяки никак не получалось. Вот тогда и приходилось тыкать паяльником в кругляш таблетки аспирина.

«Это противопростудные порошки! Помню, помню. Обладают жаропонижающим, болеутоляющим и противовоспалительным свойствами. Застал я ещё подобное зелье на излёте советской власти. Смешные пакетики. „Антигриппином“ мы их кликали, хотя от гриппа они, естественно, не спасали. Но симптоматику снижали, спору нет. Вот повезло! И как их диверсанты не реквизировали? Может просто не заметили? Впрочем, им хватило всего с избытком».

Иван ловко сунул пакетики себе в карман. Туда же последовали бурые кристаллы марганцовки в пузырьке, запечатанном пробкой. Из остальных лекарств взять ничего не решился — слишком неведомыми оказались надписи на латинице. Лишь уважил своим вниманием маленькую стеклянную баночку с тщательно притёртой крышкой, предварительно вылив её содержимое.

Пошарив по куче вываленного с нар барахла, прихватил моток дратвы и шило. Там же отыскал бобину суровых ниток. Вещи нужные. Можно сказать, крайне важные не только в походе, но и в вагонных странствиях, ведь по такой железке поезд может и на неделю застрять посреди безжизненной тундры. Не мудрено, что в штабном вагоне были необходимые запасы всякой ширпотребовской мелочёвки.

Но больше всего порадовала Ивана парочка тщательно свёрнутых оленьих шкур, найденных под нарами. Ценность, для беглеца, решившего потягаться с зимней тундрой, эта находка представляла неимоверную. Натуральный мех — наилучшая защита от холода. Это обусловлено тем, что внутри каждого волоска оленьей шерсти имеется воздушная полость. Волоски эти расположены на шкуре очень плотно и являются идеальной теплоизоляцией. По крайней мере, природного меха с более высокими теплосберегающими свойствами навряд ли возможно встретить в нашей природе. Не зря аборигены Севера шьют из него одежду, используют в качестве одеял, покрывают им стены своих юрт.

«Хорошую сделку с кем-то провернул начальник состава. Пожалуй, выменял шкуры у местных оленеводов. Может водкой расплатился. Или мукой…» — оценил предприимчивость чиновника уже опытный мародёр.

— Молодчага, фраерок! Справную вещь надыбал, стало быть сам её и потащишь, — поощрил добытчика улыбающийся Соболь, покинувший многострадальную кладовку.

«Ага, всю жизнь мечтал бессловесным кули¹⁰ у бандюганов подрабатывать, — мрачно усмехнулся про себя Иван. — Не, дядя, у меня несколько иные планы на ближайшее будущее и про „горбатиться на шайку уголовников“ в них нет ни единой графы».

Когда, довольные щедрой добычей, урки решили почаёвничать, дошла очередь и до Ивана загрузиться провиантом. Этот процесс был им уже просчитан и отработан, соответственно, много времени не занял. Его лишь смутили некое дежавю да дикий беспорядок, который оставили после себя зеки на когда-то довольно приличном складе.

Придерживаясь пропорций, загрузил новый мешок, добавив в походный список бутылку водки. Хотел и масла льняного прихватить в дорогу, хотя бы пол-литра, но здраво рассудил: «Не жадничай. Пустая стеклянная бутылка имеет массу порядка четыреста граммов. Масло — продукт крайне полезный, но бестолковую стекляшку на своем горбу тащить не один день предстоит. Вон, те же британцы, Бен Сандерс и Тарка Л'Эрпиньер перед своим знаменитым лыжным походом к Южному полюсу каждый грамм считали, бирки на одежде поотрывали, а Бен даже отломил половину ручки у зубной щетки. Ещё бы, ребята бывалые. Хотя цивилизацией всё ж балованные. Я бы вообще на их месте излишние средства гигиены дома оставил, ну не с белой же медведицей целоваться взасос гламурные бритты планировали?

А вот эту симпатичную бочку с солёной сельдью обходить вниманием явно не стоит. Тяжела селёдка, спору нет. Без наличия волокуши я её точно не взял бы. А при таком транспортном средстве, почему бы и нет? Больно рыбка знатная. Жирная, калорийная, насыщена минералами и микроэлементами, так необходимыми организму в столь тяжёлом походе. И ещё в ней кладезь витаминов и мощный антиоксидант¹¹ селен, который улучшает кровь. А вес мы оптимизируем. Берём лишь филей! Головы, хвосты, хребты таскать по тундре дурней нет. Ого! Да она и с икрой! Ещё не додумались поставщики тушки потрошить и икорку баночками продавать восторженному потребителю. Ничего, ушлые потомки мигом сообразят, как снять навар по полной программе. Последнюю икринку из самой захудалой мойвочки выдавят, барыги беспринципные».

Сложив деликатес в отдельную торбешку¹², Иван с трудом вытащил мешки в общее помещение.

Урки уже собрались и сидели серьёзные, молчаливые. Иван понимал, одно дело в пылу куража на словах принять столь отчаянное решение и совсем иное — шагнуть из тепла вагона в стылую тундру.

«Так, четверо, вроде, передумали — сидят отдельно, мешки полностью не уложены. Остальные смотрят на них мрачновато, нехорошо так смотрят. Вы бы ещё подрались, камрады¹³. Нет? А жаль, я бы с радостью покинул вас по-английски, не попрощавшись».

Зафыркал на буржуйке забавного вида медный чайник, от раритетного вида которого у любого антиквара эпохи победившего капитализма загорелись бы глаза алчным пламенем. Однако блатных не заинтересовали ни чайник, ни его содержимое. Оно и понятно, чай — не водка — много не выпьешь. Иван к спиртному не притрагивался, поэтому чайник с печки снял да и плеснул себе в кружечку. Не жмотничая, кинул туда пять кусочков сахарку, благо учёта никто не вёл. Даже про запас пустую водочную бутылку наполнил крепким чаем до самого горлышка, армейские алюминиевые фляжки, естественно, экспроприировали участники первого захвата.

Уголовники наконец-то переварили случившийся раскол в своей команде и, дабы не потерять лицо, начали бодро прощаться, сопровождая данное действо одним им ведомыми ужимками и шуточками. Стали по одному, с видимым сожалением, вываливаться из такого тёплого и уютного вагона. Иван, кряхтя и охая, долго возился со своим мешком, стараясь стать последним, слабым звеном этой лихой гопкампании. Но не прокатило, не претворился в жизнь его столь хитрозадуманный маневр.

— Завязывай шебаршиться! — грозно рявкнул главарь. — Мрак, последним похиляешь… следом за фраером. Зырь в оба!

Хмурый бычара с топором, пристроенном на поясе, молча кивнул и подтолкнул симулянта к выходу.

«Усё понял. Не дурак,» — Иван с глубоким разочарованием потащил свои котомки к двери. — Это что, выходит я сам себя обхитрить умудрился? Думал, загружусь провиантом и затеряюсь при торжественном отбытии общества благородных разбойников в дали дальние, неведомые, а вона оно как обернулось. От этого головореза так просто не скроешься. Эх, поведут меня, как бычка на убой».

Но вертлявая фортуна всё ж таки сжалилась над страдальцем и даже расстегнула верхнюю пуговичку своей фривольной блузки, намекая на возможность полной виктории. Случилось это банально и быстро. Не успел Иван огорчиться тому факту, что позади него будет тащиться крупный детина с пустыми глазами серийного убийцы, как того окликнул из приоткрытой двери один из оставшихся:

— Эй, Мрак, вы ж котелок забыли, — видать, дезертиров всё же мучила совесть. Или может они опасались, что пахан передумает, вернётся?

Уркаган со столь подходящей для его облика кликухой обернулся, а Иван мгновенно юркнул в пространство между вагонами. Подлез под сцепку и засеменил в голову поезда.

«Пока в такой темени до Мрака дойдет, что опекаемый дал дёру, пока он с Соболем перетрёт данный конфуз… Да и не будут они моим отловом заниматься, силы впустую тратить — до ближайшего поста километра три. Если захотят, то и там себе ослика заимеют. А вот мне поспешать надо».

Иван перетащил своё, нажитое непосильным трудом, имущество в тёмный проем туннеля. Непросто это было осуществить в потёмках, когда только свет далёких звёзд подсвечивал рельсы, упирающиеся в массив снежного заноса.

Трудяга прислушался, пригляделся — погони нет! Забрался в локомотив. Щедро загрузил топку углём. На верхней полке под потолком кабины нашел алюминиевый котелок и тормозок¹⁴ машинистов с едой. Раззадоренный находкой рванулся через торцевую дверь в тендер¹⁵ с углем и обнаружил там кусок грязного брезента, а в нём замерзшую заднюю часть оленя. Плюс две огромные заледенелые рыбины.

Иван всё моментально уразумел: бытовые торговые отношения со здешним коренным населением имели место быть. Скорее всего, осуществлялись они, минуя денежный эквивалент. Чистый натуральный обмен. Туземцы — меха и убиенную живность, пришлые — технические плоды цивилизации. И «огненную воду», естественно. В итоге — все довольны. Криминал, конечно. Ну да куда же без теневой экономики, даже при тотальной гегемонии пролетариата и принципов социалистической экономики. Во все времена крутились человечки в борьбе за выживаемость, обходя государственные институты торговли товарами и услугами. И в Советском Союзе за бутылку — другую можно было достать и сделать практически всё. Не афишируя, но и особо не таясь. Главное, без участия денежной массы. За спекуляцию и нетрудовые доходы соответствующие статьи полагались. И применялись рьяно. Хотя были исключения и в этой области экономических взаимоотношений. К примеру, печники. Эти работали за денежку, не заморачиваясь никакими проблемами налогообложения. Ещё Иван помнил, что каждый год отец нанимал знакомого цыгана вспахать участок под посадку картофеля. Платил червонец. Все соответствующие госорганы знали сей секрет Полишинеля, но мер, в данных случаях, никаких не принимали. Труд честный, тяжёлый. Государственных конкурентов не ущемляет, ввиду полного их отсутствия в данном секторе производства и услуг. Да и куда работяга эти мятые рублики денет — не в оффшорные же зоны кипров вражеских. В родной сельмаг и отнесёт, советские товары закупит, укрепляя тем самым экономику страны. А если водочку выкушает после рабочего дня, то это тоже немалый вклад в госбюджет. Ну чутка налогов недоберет казна, так это мелкие мелочи. Экономия таких копеек потерей тысяч рублей обернётся. Это только либералы поначалу совок за бюрократию прессовали, а дорвались до власти, такое развели, что коммунякам и не снилось. За десять копеек недоплаты уведомления на сотни рублей высылали. Иван получал такие. Смеялся, плевался, тратил время, платил комиссионные в банке, но гасил ничтожную недоплату. А куда денешься, за утаённый грош бюрократическая машина сожрет и не подавится. Вот ежели сотни миллионов умыкнуть…

Распихав все свои сокровища по мешкам, мародер поневоле, пыхтя от натуги, стал спускать их на подветренную сторону состава. За раз всё забрать не получилось: жадность — это такая жаба. Самый страшный зверь для человечков. Понимал ведь, что пятилитровая керосиновая канистра, хоть и не совсем полная, вес имеет приличный, но как откажешься от столь необходимого? Даже полупустой мешок с паклей прихватил, благо, она практически невесомая.

«Ну я и затарился! Всё, последний мешок, хватит искушать судьбу. Если решился, то — вперёд!»

Иван спустился по лесенке на утрамбованный лютыми ветрами снег, но так и не смог сделать шаг в сторону тоннеля. Виной ли тому эйфория от успешного побега и удачных находок, или подсознательное желание отсрочить момент разрыва последних связей с цивилизацией и её представителями, но в его голове возникла рисковая мысль:

«Добегу-ка я до арестантов. Предупрежу про паровоз. А иначе получается, что я зря старался, уголёк в топку кидал. Пока начальник проспится — замёрзнет система. И зеки намучаются, и человек под плохую статью попадёт. Расстрел за такой ущерб социалистической собственности светит. Не хочу грех на душу брать».

Дело нехитрое. Добежал. Достучался. Втолковал дневальному в двух словах, что делать и как. Тот всё понял и обещал скоро прислать сменщика из понимающих в паровозных делах. Иван потрусил обратно, прикрывая лицо от порывов пронизывающего ветра. И тут фортуна вновь проявила свой изменчивый и капризный нрав. Загремела открывающаяся дверь и из женской теплушки вывались две пошатывающихся женщины и два дезертира-уголовника. Причём, последний с керосиновым фонарём, выволок за воротник ещё одну особу, которая, в отличие от своих подружек, видать не очень была рада такой компании.

«Всё понятно. Где море водки и горы жратвы, там рано или поздно появятся и бабы. Над составом реет дерзкое знамя анархии, ухмыляясь безглазым черепом. В соответствии с девизом беспредельщины „Анархия — мать порядка, хаос — его отец!“, до утра будут бесчинствовать уркаганы, пока не ухрюкаются в стельку. Теплушку бы не спалили, ироды. О чем я!? Мне в путь-дорогу давно пора, а не волонтёрством сопливым заниматься».

Иван уже хотел нырнуть под состав и обогнать загулявших с другой стороны, но, вспомнив жестокий поток воздуха с наветренной стороны и про уже образовавшиеся снежные намёты, решил просто идти следом. Первая тройка благополучно скрылась в теплом нутре штабного вагона, а вот последняя парочка подзадержалась. Кавалер-то как раз спешил к сотоварищам, а вот его спутница всячески упиралась и, похоже, понимала, что за тепло и пищу тутошние упыри потребуют несоразмерную оплату. Кажется, она даже умудрилась укусить настойчивого ухажёра, судя по тому, как он взвыл и отшвырнул в снег свою партнёршу, словно щенка. В тусклом свете лампы Иван увидел огромные, в пол-лица, умоляющие глаза молодой особы и блеснувшую заточку в руке бандита. Девчонка заметила замершего в тени вагона незадачливого беглеца и с отчаянием в голосе прохрипела: «Спасите!».

Понимал Иван, что в данном случае самым рациональным решением является быстрый нырок под вагон и ускоренное передвижение к уже заждавшейся его волокуше с таким обилием походных ништяков. Но вот тело выполнило совсем иной алгоритм действий. Он стремительно рванулся к уголовнику и оглушил его ударом по голове черенком от лопаты, которым предусмотрительно вооружился в кабине машиниста.

«Теперь всё. Выбора нет. Может блатной и выживет, но разборок не избежать».

Мозг был холоден и спокоен. Движения чёткие, выверенные. Иван нахлобучил уркагану на голову отлетевшую ушанку. Подхватил заточку, фонарь и, перешагнув через копошащуюся в снегу девушку, размеренно побежал к голове состава.

Примечания

8

В сказке Мамина-Сибиряка «Притча о Молочке, овсяной Кашке и сером котишке Мурке» Таракан панически опасался, что в выпитом котом молоке обвинят именно его.

9

Лагпункт — пересылочный пункт в системе исправительно-трудовых лагерей.

10

Кули — (индийск. Koli) низшая каста в Западной Индии. Грузчик, носильщик, возчик, чернорабочий в Индии, Японии, Китае, Индонезии, получающий мизерную плату за свой труд.

11

Антиоксиданты или противоокислители — вещества, которые ингибируют (подавляют, задерживают) химические процессы окисления, в том числе и в организме человека.

12

Торбешка — укр. сумка, котомка.

13

Камрад — (франц. Camarade) товарищ.

14

Тормозок — своеобразный сухой паёк, который шахтеры берут с собой в шахту. Чаще всего, это хлеб с салом или колбасой.

15

Тендер — специальный вагон, прицепляемый непосредственно к локомотиву. Предназначен для перевозки запаса топлива (дров, угля или солярки), а также воды для парового котла.