Фельдшер скорой

Алексей Вязовский, 2023

Ты попал в прошлое и работаешь в скорой. Приезжаешь на помощь людям, спасаешь жизни. Но кто придет на помощь тебе, когда ты попал в беду? Новые приключения доктора Панова в 1981 году.

Глава 4

— Дорогие друзья! Кремлевские куранты отсчитывают последние минуты тысяча девятьсот восьмидесятого года.

Причмокивающего Брежнева удалось включить в самый последний момент — «Юность», которую привезли родители Томилиной, все никак не хотела настраиваться, пришлось закреплять антенну за окном. На улице выла вьюга, снег слепил глаза.

— Уходящий год вобрал в себя многое: были в нем трудности и огорчения, были и успехи и радости. Но провожаем мы его с добрым чувством. В год славного ленинского юбилея советские люди поработали самоотверженно и вдохновенно…

— Неужели ему не могут в ЦКБ сделать нормальный зубной мост? — Лена внимательно смотрела выступление генсека, можно сказать, внимала каждому слову.

Брежнев и правда говорил невнятно, выглядел откровенно плохо. Сколько ему еще осталось? Чуть больше года. В ноябре теперь уже следующего, восемьдесят второго, начнется гонка лафетов, после Брежнева умрут Цвигун, Суслов…

— В этой пятилетке сделан крупный шаг в развитии экономики. Повысилось благосостояние народа. Более пятидесяти миллионов человек справили новоселье…

— Его на сильное снотворное подсадили плотно. — Я хлопнул пробкой шампанского, разлил символически шипучку по обычным стаканам: бокалов у меня дома не было. — Поэтому и дикция нарушилась.

— Откуда ты это знаешь?

— У нас на курсе девочка учится, а у нее папа в ЦКБ работает.

— Что за девочка? — Томилина ревниво на меня посмотрела, не выдержала, ущипнула за ляжку.

Мы валялись на матрасе абсолютно голыми — сразу после возвращения от Шишкиных я предложил произвести взаимный осмотр на предмет менингококковой сыпи. Процедура слегка затянулась, финал вышел бурным — Лена даже несколько раз ударилась головой о стену. Одеваться после секса было откровенно лень, да и праздничной одежды с собой у Томилиной не было. Остались голыми. Подруга сначала стеснялась, но потом привыкла, даже не боялась подходить к окну, благо метель скрывала все лучше любой шторы.

— Какая тебе разница? — Я ущипнул докторшу ответно. — Неужели ты меня ревнуешь?

— Вот еще! Это меня все ревнуют!

— Ты про своего бывшего?

— Да. — Томилина тяжело вздохнула. — Следил за мной, буквально ни на шаг от себя не отпускал.

— Поэтому вы развелись?

— Я не хочу про это! Давай не в Новый год… Вон уже куранты бьют.

Мы начали дуэтом считать удары, на последнем, двенадцатом, чокнулись, поцеловались. Жадно набросились… нет, не друг на друга, а на пирожки и салаты. Типичное новогоднее трио: мимоза, оливье и шуба. Я, правда, жадность тут же умерил: не хватало еще из-за такой ерунды запороть финал нашего опыта.

— М-м-м, как вкусно. А у тебя мама хорошо готовит.

— Это папа. У него настоящий дар, мог бы стать отличным поваром. — Лена отложила тарелку. — Слушай, если Брежнев так плох, он и умереть может!

— Ждать недолго, — покивал я.

— И кто же вместо него будет?

— Андропов.

— КГБ? Может, это и к лучшему: наведут в стране порядок.

— Андропов и сам плох. У него почки отказывают. Пересадку первому лицу делать не будут, сама понимаешь — операция сложная, исход не очевиден, он сам на такое не пойдет. А искусственная почка — не выход, она проблему не решает. Вот и получается, что если залез на самый верх больным, то надежды не остается.

— Это тебе Шишкина сказала?

— Лен, какая разница кто? Важно то, что нормальной власти теперь не будет. Сначала чехарда умирающих дедов, потом, бабке не ходи, в ЦК решат, что нужен молодой, перспективный. Под которого не надо сразу бронировать место у Кремлевской стены. И это, чую, может плохо кончиться.

— Почему?

— Молодой решит реформировать Союз. Покатается по западным странам, посмотрит, как шоколадно там живут. Вот и захочет так же.

— Разве это плохо? На Западе и правда хорошо живут. Богато, безопасно. Вон у тебя «Волкман» лежит. Не у нас сделали! Или вон твои джинсы. «Левайс»?

— Да, американские. А плейер — японский. Лен, дело же не в шмотках.

— А в чем?

— В том, что рынки все поделены, и встроиться в глобальный миропорядок можно только донором. Наша плановая экономика, конечно, отстой — неповоротливая, заточена на ВПК, но и рыночных отношений у нас нормальных не будет. Разреши частную собственность, открой биржи, вот буквально все скопируй с Запада — и получится ужас и ад кромешный.

— Странный у нас разговор выходит на Новый год… — Лена прикусила губу, протянула мне стакан. Я налил еще по глотку шампанского, разложил оливьешки.

— И почему у нас не может получиться, как на Западе? — Томилина отпила шипучки, облизала язычком пухлые губки. Мой взгляд скользнул ниже, к высокой груди, торчащим соскам…

— Смотри в глаза, Панов! — Подруга опять ущипнула меня.

— Лен, пойдем погуляем, — взмолился я. — Новый год же! Небось народ уже на улицах.

— Во-первых, метель. Во-вторых, у нас карантин. В-третьих, мне интересно, почему у нас не может быть, как на Западе! Сказал «А» — говори «Б»!

О как все разложила по пунктам…

— Ты видишь яркую витрину. А что за ней? Вот честно. Все устроено именно так, как рассказывает Бовин в «Международной панораме». Неоколониализм, выкачивание ресурсов со всего мира. Сейчас американцы сделают из Китая дешевую фабрику, вынесут туда все свое дорогое и грязное производство. Витрина станет еще ярче и чище. Но у нас-то колоний нет! Наоборот, СССР сам помогает всем странам, вставшим на социалистический путь развития. Так что нет, не получится, как на Западе. Любая попытка поиграть в капитализм для нас плохо кончится.

— Чем?

— Союз развалится, войны начнутся…

— А ты точно на доктора учишься? — Лена закусила губку, покачала головой. — Рассуждаешь, как профессор МГИМО…

Я пощелкал переключателем телевизора. На Первом канале шел «Голубой огонек», юморили Ширвиндт и Державин, на Втором показывали какой-то отрывок из балета.

— Если СССР развалится, надо же что-то делать! — Лена все никак не могла уняться.

— Ты права. Объявляю собрание тайного общества «Спасателей СССР» открытым. Слово предоставляется мастеру стула, — я похлопал рукой по табуретке, — Елене Красная Звезда Томилиной!

— Дурак! — Подруга пихнула меня в бок, расплескала на нас шампанское.

Я тут же попытался слизнуть капли с ее груди, получил еще один шутливый тычок. Отставил свой стакан, уже всерьез впился поцелуем в шею Лены.

— Вот что ты делаешь, а? Ох, ладно, не останавливайся…

* * *

На улицу я выбрался только второго числа. Не знаю, кто как, а я — на съемки. Даже самому не верится, что в последний раз. Дальше я согласен по теоретической части. Там работы — непочатый край. Набирать статистику, обрабатывать — короче, рутина. Но вот на таком как раз наука и делается. Надо сделать так, чтобы ни у кого даже тени сомнения не возникло.

Может, из-за того, что процедура уже не новость, или из-за праздников, но присутствовали сегодня только те, кто должен быть по велению долга. Разделся, сел. Запихнули шланг, сфотографировали, посев взяли. Теперь ждать только.

— Ну, что там? — спросил я у эндоскописта.

— Не видел бы все с самого начала, сказал бы: ничего и не было. Поздравляю!

— То есть и выпить, и закусить можно? А то Новый год, считай, впустую прошел.

— Теперь точно можно, — засмеялся коллега. — В меру только. Со своей стороны препятствий не вижу.

Тут дверь открылась, и вошел довольно неожиданный гость. Помнится, когда Чазов бросил свое «ерунда», у меня надежды на его поддержку чуть подугасли. Ждал, что хоть мешать не будет. Но сегодня академик был в отличном настроении и прямо-таки излучал позитив.

— Докладывайте, — обратился он к Морозову.

— Все прошло штатно. Полное выздоровление, — коротко обрисовал обстановку мой начальник.

— Молодцы! Статья?

— В «Терапевтический архив», февральский.

— Вот это оперативность, хвалю! — Чазов был похож на генерала, принимающего доклад об окружении всей армии противника. — Давайте, готовьте для зарубежной публикации. Думали уже?

— Да, в «Lancet» и «Nature», — коротко ответил Игорь Александрович.

— Ого, на мелочи не размениваетесь! — засмеялся академик. — Наверное, так и надо — сразу приоритет заявить. Чтобы рыпнуться никто не смог! Работайте, если что, с оформлением, переводом, не стесняйтесь, поможем. В кратчайшие сроки. — Он вдруг повернулся ко мне. — У тебя в институте в порядке все?

— Да, — кивнул я. — Никаких проблем.

— Осторожнее там, чтобы ни к чему придраться не могли. Мы защитим, не сомневайся, но повода лучше не давать. Понял?

И вот тут меня накрыло. Дошло наконец-то, что в нас поверили и поддержка будет по самому высокому разряду. На нас сделали ставку. Мы должны показать результат. Такой, чтобы все знали, кто это сотворил. Ну и откуда эти ребята — тоже. Я только кивнуть смог. Сегодня точно напьюсь. Хоть и решил не с утра, как в песне.

* * *

Пока закончили оформлять все бумаги, праздничное настроение немного схлынуло. Работы впереди — непочатый край. А начальство — оно сегодня с тобой лезгинку отплясывает, а завтра — ходь сюда, че скажу, молчать, кого спрашиваю. Вот как случится, тогда и отпразднуем.

Я уже оделся и собирался уходить, когда вспомнил: надо же Гале позвонить, узнать, как с работой. Старшая фельдшерица обрадовала:

— Панов, голубчик, в каких хоть пещерах вы с Томилиной скрываетесь? Звоню ей домой — нет вас. И не было. Значит, слушай меня. Там в СЭС напутали перед Новым годом, я тоже закрутилась. Первый мазок не в счет. Завтра утром чтобы как штык у меня тут были, повторно сдадите — и опять в карантин. Ты только смотри, Панов, осторожнее там, чтобы у меня летом докторша в декрет не пошла! — Она засмеялась своей же шутке. — Все, вперед и с песней!

И я поехал домой. Зашел по дороге в магазин, но там после новогодних застолий как в пустыне. Купил сосисок, хлеба и яиц. Из такого сочетания продуктов можно примерно сто блюд приготовить.

* * *

Короче, ни я, ни Лена, ни даже Харченко ничем не заболели. И никто даже бессимптомно не таскал возбудителя. Обошлось.

Я отнес паспорт на прописку, написал заявление на установку телефона. Потому что оказалось, в нашем районе это совсем не дефицит. Изъявил желание — получай. Обрастаю полезным барахлом. Ну, в общем, это были все новости. Потому что мы сидели у меня дома. А еще больше — лежали.

Я подгонял знания: скоро зачетная неделя, за ней — сессия. А Томилина сначала прочитала, как она призналась, по третьему разу «Графа Монте-Кристо», а потом засела за выданный ей томик Мандельштама. Стихи ей пришлись по душе, и Лена поражала меня неожиданными цитатами, что говорится, вырванными из контекста. Получалось очень смешно: поэт оказался беспробудным пьяницей, ходоком и мазохистом.

Конечно, это было намного радостнее, чем проклятая политэкономия. Хорошие «каникулы» получились. Веселые.

Седьмого пошли на работу. В самый раз на Рождество. Странно, но кроме меня никто и не вспомнил. День как день. Даже гипертонические бабушки, к которым мы ездили с самого утра, с праздником не поздравляли. Удивительное дело, как все эти люди через очень короткое время станут православными по самое темечко и будут обсуждать в беседах особенности церковных праздников и их влияние на проращивание помидорной рассады на подоконнике.

Уже ближе к вечеру мы попали к одной женщине. У дамы приключилась вертебро-базилярная недостаточность — жестокое головокружение, тошнота и рвота из серии «дальше, чем видишь». Вот мы сидели, я медленно вводил ей в вену пирацетам, а Томилина тихонечко, чтобы не мешать громкими звуками, разговаривала с ней о всяком женском. Салатики красоты, овсянка, маски все эти кошмарные — короче, вся та фигня, которой дамы маются в попытках стать еще красивее. Ибо пациентка оказалась специалистом института красоты. Так что теперь я знаю, где искать Лену, когда она не на работе. Потому что занятие это длится бесконечно.

Вот эта специалистка по красоте и поделилась своим горем. Ей самой уже, мягко говоря, за тридцать. В молодости случилась внематочная, отчикали левый яичник с маточной трубой. Недавно вышла замуж, он моложе, очень хочет детей. Они вовсю старались, но как-то не получалось. И вот у этой женщины случается аппендицит. С каким-то непростым расположением отростка. Короче, в итоге ей вместе с червеобразным отростком удалили яичник. Правый, единственный. Потом получилась целая самтыбарбара с избитым хирургом, уголовным делом за причинение средней степени тяжести вреда здоровью, ибо одно яичко доктору пришлось удалить, закрытием дела, потому что следователь — женщина, и браком, трещащим по швам, ибо мужик детей все же хочет.

— Как самочувствие? — влез я в беседу, пока охи Томилиной ненадолго затихли.

— А вы знаете, в глазах посветлело, — чуть подумав, сказала она. — Давайте я вас чаем… — И она собралась вставать.

— Куда?! — прижал я ее голову к подушке. — Лежать и голову не поднимать! А то повторится все опять! Лучше даже в туалет на месте. Муж-то ваш когда домой вернется?

— Так вечером, — почему-то засмущалась пациентка. — Он поехал в Калининскую область, что-то с машиной там, обещали починить. Он же за девочкой поехал, домой забрать. Мы ее удочерили, вот такая история.

* * *

Только вышли, отзвонились — опять головная боль с тошнотой. Ну что ты сделаешь — парный случай. Жалостливая Лена всю дорогу шмыгала носом. Не видела она еще мылодрам на тыщу серий, там такие сюжеты — мозги набекрень слетают. А тут все просто: родить не может, девочку удочерили. Уважаю, молодцы. Блин, надо, наверное, водку пить начинать. Что-то я расчувствовался опять.

Интересно, есть книга «Что такое не везет и как с этим бороться?». Лифт отключили на технические работы. Седьмой этаж, однако. Пошагали. Одно счастье: дом какой-то козырный, и потому все площадки освещены, чистые и даже из мусоропровода не воняет.

Пока шли, Лена в очередной раз жаловалась, что деньги дома хранить не может.

— Я постоянно боюсь, что их родители найдут. Это знаешь, как в школе, когда решили с подружками вина выпить, бутылку у тебя спрятали, и ты палишься каждый раз, когда кто-то в твою комнату заходит. Я знаю, что в мои вещи они никогда не полезут, но все равно стремно.

— Это как в том анекдоте, где врач больному про выигрыш сообщает. Помнишь? — И увидев, как Томилина отрицательно машет головой, рассказал: — Мужик лежит в больнице после инфаркта, постоянно осложнения вылезают, хреновый, короче. И тут приходят родственники, говорят, мол, он в «Спортлото» десять тыщ выиграл. Все цифры угадал. Боимся, помрет с радости. «Никаких проблем, — говорит врач, — сейчас». Пошел к инфарктнику, завел беседу: мол, что делать будешь, если сотку выиграешь. Тот: «Всех в кабак поведу, праздник устрою». — «А тыщу?» — «Тогда, доктор, тебе и жене твоей подарков бы надарил, на всю жизнь запомнили бы». — «А десять тыщ?» — «Да половину тебе отдал бы». Тут доктор схватился за сердце и помер.

— Вот и я боюсь, как бы не помер кто, если денежки обнаружит, — сказала Лена, отсмеявшись. — Нет, правда, давай в твоей квартире перепрячем. У тебя, кроме Кузи, дома нет никого.

Почему-то Томилина решила, что Кузей звали мальчика из мультика «Рыжий, рыжий, конопатый». И стояла на своем до последнего. К сожалению, ютьюба, равно как и интернета, у нас не было, поэтому я решил просто сдаться. Имя простое, не выпендрежное, и произносить его строгим голосом, давая понять, что на столе коту делать нефиг, будет просто. Когда стол появится, конечно.

Не знаю, как там у женщины пятидесяти двух лет, к которой нас вызвали, но у меня голова заболела сразу. Потому что в квартире было такое амбре… Представьте себе общественный туалет на колхозном автовокзале. После трехдневной ярмарки. В тридцатиградусную жару. Так вот, сортир на десять посадочных мест проиграл бы этой московской трехкомнатной. Здесь воняло не мочой, а натуральным, извините, ссаньем. А хозяйка бомжихой не выглядит. И в квартире, несмотря на запах, дорого-богато: паркет, ме-беля, хрусталя. Сама дамочка лежит и охает на вполне пристойной двуспалке.

Встретила нас не очень приветливо:

— Сколько вас ждать можно? Срочно сделайте мне противосудорожное! Куда вы ставите свой ящик? Там скатерть лежит! Не видите, что ли?

Томилина не то придышалась, не то терпеливая такая, начала нежным голосом расспрашивать, что да как, пока я давление с температурой мерил. Выяснилось, что дамочка начиталась самиздатовских книжечек про уринотерапию и решила стать молодой и красивой. Жидкость она пила сырой, умывалась, полоскала рот, делала клизмы и примочки, для чего упаривала ценный продукт до нужной концентрации.

Ох уж этот самиздат, какой только ереси там не было! А вы думаете, одного Солженицына и «Хронику текущих событий» распространяют? Как бы не так! От «Камасутры» и кулинарных рецептов до астрологии и вот таких, прастихоспаде, «терапий».

Красота, как выяснилось, почему-то не возвращалась, и подвижница урофагии пошла на хитрость — удвоила дозу. Вот сегодня появились головная боль, судорожные подергивания мышц ног и тошнота.

— У вас начала развиваться почечная недостаточность, — весьма резонно заметила Елена. — В стационар ехать надо, дома не получится поправиться.

Началась торговля. И вовсе не потому Томилина настаивает на госпитализации, что так за тетеньку переживает. Та сама виновата. Поедет как миленькая, не сегодня, так завтра. Просто ей сейчас что ни коли, сразу легче не станет.

И она что сделает? Правильно, позвонит в скорую. И давай, седьмая бригада, вне очереди на повторный вызов. А оно нам надо? Мне и одного раза за глаза хватит.

Щелкнул замок в прихожей, и к нам присоединился четвертый участник. Действие второе. Те же и недовольный мужик в ратиновом пальто.

— Рая, зачем ты вызвала этих? — Он кивнул в нашу сторону с таким презрением, что я невольно начал искать в его внешности общие черты с незабвенной Анной Игнатьевной. — Сказал же: жди. Сейчас приедет нормальная бригада, из ЦКБ. Вы все? — повернулся он к Елене. — Свободны.

— Мы не к вам приехали, — встала в позу Томилина. — И не вам помощь оказываем.

— Да, спасибо вам, — влезла как-то виновато дамочка. — Мы другую бригаду подождем.

Мы вышли и спустились на площадку между седьмым и шестым этажами. Лена остановилась и спросила:

— У тебя нет случайно карамельки какой-нибудь? Сосательной. Мне кажется, этот запах у меня в кости въелся. Хорошо еще, что дерьмом мазаться пока в моду не вошло.

* * *

Зачетная неделя промелькнула — не успел заметить. Сдавал всегда первым, чтобы побыстрее освободиться и успеть поделать всякие дела. Тем не менее институт крови попил. Причем необычным образом. Пропал Давид. С этими марафонскими забегами между кафедрами быстро перестаешь понимать, кого и когда ты видел. Выяснилось, что он не получил зачет на военной кафедре. И еще где-то, тут сведения не совпадали. А за «хвостовкой» в деканат не пошел. Значит, все экзамены под угрозой — допуска нет.

Подался к нему на съемную квартиру и застал картину маслом: товарищ впал в депрессию. Открыл мне дверь, но сразу лег на кровать, накрылся одеялом. А у самого — как у той «бомжихи» с выезда: грязно, тараканы чуть не пешком ходят.

— Что случилось? Мне Серафима весь мозг маленькой ложкой выела: помоги Давиду, помоги Давиду… А чем? Никто ничего не говорит, тайны мадридского двора…

— Нет никаких тайн, — буркнул парень. — Сессию я завалил. У меня два хвоста плюс военка, к экзаменам не допустят.

Вот это номер.

— Ну ладно, преподу по психиатрии ты с рыбками насолил. Тут все понятно. А еще кто?

— На гинекологии тоже конфликт, Гришечкин меня валил. На «войну» я опоздал… За «хвостовкой» не пошел…

Вот же раздолбай!

— Родители узнают — отец убьет. — Давид сел в кровати, закрыл лицо руками. — Позор на весь Сухуми… Ашхацаву выгнали из института!

Я покивал, задумался. И как тут можно помочь?

— Еще и в армию загребут… — Давид пошарил под кроватью, достал початую бутылку с вином.

— Отдай! Я сказал: отдай! — Я вырвал бухло из рук парня, сходил, вылил его в раковину на кухне. Вернувшись, сел за стол, поставил рядом второй стул.

— Иди сюда, будем тебя спасать.

— Все бесполезно. — Ашхацава махнул рукой. — Меня отчислят.

— Давай поборемся, есть идея.

Давид сел рядом, я дал ему лист бумаги, ручку.

— Так, пиши первое заявление. На имя декана. Так, мол, и так, из-за личных неприязненных взаимоотношений такие-то преподаватели отказываются объективно оценить мои знания. Прошу назначить пересдачу в составе комиссии, пропусков занятий без уважительных причин не имею, текущая успеваемость хорошая.

Парень удивленно на меня посмотрел, но заявление написал.

— Поставь дату, распишись. И сделай копию.

— Зачем?

— Пиши!

Давид написал.

— Теперь еще одно заявление. На имя проректора. Декан Бажанов из-за неприязненных личных взаимоотношений отказывается назначить мне пересдачу зачетов. Прошу разобраться в вопросе и восстановить учебный процесс. Написал? Тоже копию давай.

Парень пожал плечами.

— Подотрутся они этими бумажками… Ну ладно, вот тебе копия.

— Не подотрутся. Пиши в прокуратуру. На лечебном факультете Первого ММИ имени Сеченова за сдачу зачетов вымогают взятки. Прошу разобраться в вопросе и восстановить социалистическую законность.

— Я не буду это писать! — Давид помотал головой. — За такое прилетит.

— Не прилетит! Возьмем декана на слабо.

— Бажанова?

— Или его, или проректора. Побоятся связываться. Ты, главное, когда будешь копии подписывать, что, мол, «ознакомлен», держи другие заявления в руках и ненароком покажи их.

— Да им пофиг…

— Это мне пофиг. Делай как я говорю! Теперь пиши заявление в ЦК КПСС…

Вот тут-то Давида по-настоящему проняло.

— После такого мне хана!

— В армию хочешь? Ну ладно, тебе жить. В Афгане бери дубленки с вышивкой. Хорошо в Союзе идут…

— Каком Афгане?! — Давид запаниковал.

— Ну, страна такая, на юге. Мы в ней воюем с пакистанцами, пешаварами всякими… Загоришь, подкачаешься, бегая с автоматом и в бронике по горам… Сделают там из тебя настоящего мужика! Конечно, если жив останешься.

Парень вытащил чистый лист бумаги из пачки, спросил:

— Что писать в ЦК?