Сапер. Внедрение

Алексей Вязовский, 2022

Страшная осень сорок первого. История изменилась, и появился шанс не допустить окружения наших войск под Киевом. Но Петр Соловьев принял решение остаться в оккупированной столице советской Украины. Ведь здесь ему предстоит выполнить почти невыполнимую задачу. Что может помешать ему дойти до Победы?

Глава 4

Штаб лихорадило, комфронта теперь ночевал прямо в кабинете — ему принесли кожаный диван. Все были уверены, что Киев удержать получится, но энкавэдэшное начальство уже готовится к сдаче города.

Группы взрывников начали прибывать в первых числах сентября. Откуда? А кто же мне скажет, это вы с такими вопросами куда повыше. Мне не говорили — я не спрашивал. По мне, так и без разницы. Лишь бы свое дело знали. Армейские саперы из отряда Голдовича минировали ближние подступы к городу, и я с ними почти не виделся. Самого полковника, красивого еврея с высоко поднятой головой, я пару раз встретил, когда он приезжал на какие-то совещания.

А вот начальника Голдовича, командующего 37-й армией, я увидел совсем недавно. Знаменательная встреча, дорогие друзья, я даже охренел, не побоюсь этого слова. Когда этот высокий генерал в очках с круглыми стеклами прошел через приемную, я замер, аж дыхание перехватило. Знаете, говорят, в Южной Америке есть змея длиной десять метров. Анаконда. Вот такая мимо меня и проползла. Аркаша заметил мою оторопь, толкнул в бок.

— Ты… знаешь, кто это? — спросил я, глядя на закрывшуюся за генералом дверь.

— Конечно, — сказал Масюк. — Я не только генералов всех знаю, но и полковников, и даже почти всех подполковников. А уж командармов даже со спины среди ночи узнаю. В том числе и Власова. Крутой мужик. Ты же знаешь, что он командовал лучшей дивизией Красной Армии? За полгода поднял!

Конечно, крутой. А еще он будет шикарно командовать РОА и целовать в жопу Гитлера. И плевать мне, что он немцам под Москвой вломил. И без него найдется кому покомандовать. Может, немцы теперь и вовсе до столицы не дойдут. А гниду эту надо задавить сейчас. Понятное дело, командарм не босяк какой-нибудь, в темной подворотне его втихаря не подловить. Так что надо думать, понемногу выяснять, где, что и как.

Самый простой способ, который напрашивался для акции по устранению этого куска дерьма в генеральском мундире — тот, что мы с Верой провернули в Житомире с диверсантами. Но, немного поразмыслив, я этот вариант отмел.

Во-первых, залезть под машину Власова, чтобы прицепить там гранатку, не получится: во дворе управления постоянно кто-то крутится, от постороннего взгляда не спрятаться. Во-вторых, при таком варианте обязательно пострадают те, кто будет с генералом в машине: водитель, сопровождающие. А своих просто так я убивать не готов. Даже если с ними вместе погибнет такая вот гадина. Ладно, время есть, никуда он от меня не денется. Что-нибудь придумаю. А не получится здесь — в отступление с ним пойду, в болоте притоплю!

* * *

Взрывников — армейских и от НКВД — собрали в Доме Красной Армии. Не в концертном зале, конечно, в лекционном, да и то потому, что решили, так удобнее будет. Все равно сейчас здесь ни концертов, ни лекций не проводят. Не до того, и двух недель не прошло, как отбили первый штурм. Я приехал минут за десять до начала, на входе меня встретил младший политрук, проверил документы и провел к месту сбора. В зале сидели человек двадцать: от старшего сержанта до капитана. Видать, кто-то предупредил их, чтобы особо не рассредотачивались, потому что все кучковались вплотную к столу. Я прошел и сел на правом фланге: и видно все, и к двери поближе.

Почти сразу за мной (ждали, что ли?) вошли полковник и майор, прошли к столу, сели. Следом за ними проследовал сержант, который нес прорезиненный мешок с чем-то очень тяжелым: видно было, тащить ношу ему весьма нелегко. Полковник, лет сорока, сутулый, с широкими, по-детски пухлыми губами, что-то тихо сказал ему, когда он поставил мешок на пол, сержант вытащил из него ящик примерно сорок на сорок и высотой сантиметров тридцать и, поставив на стол, отошел в сторону. Из мешка выглядывал таких же размеров металлический прямоугольник.

Полковник откашлялся и встал.

— Товарищи, — начал он. — Вас всех здесь собрали для того, чтобы довести подробности вашего задания. Сведения, которые вы сейчас получите, абсолютно секретные, поэтому никаких записей вести нельзя.

Народ немного погудел недовольно, но совсем чуть-чуть, дисциплина все же, и все быстро зашелестели тетрадями и блокнотами, пряча их назад в планшеты.

— Перед вами то, с чем вы все в ближайшее время будете работать. — Он снял с ящика на столе корпус, под которым оказались какие-то радиодетали. — Это радиоуправляемый фугас Ф-10. Не буду вдаваться в исторический экскурс: с одной стороны, вам это вряд ли поможет, а с другой — эти материалы тоже секретные…

Полковник оказался знатоком своего дела: сначала испугал, потом успокоил. Показал, насколько прибор сложен в конструкции, а потом надел на блок управления, лежащий перед ним, снятый недавно корпус и начал рассказывать так, будто перед ним сидят слабо соображающие дети дошкольного возраста. Уж если после такого рассказа останется кто-то, не понявший, как с этим фугасом работать, то я этих деятелей сразу отправлю назад. Такая власть у меня есть. С оговорками, но имеется.

После теории, как водится, практические занятия. Про Ф-10 я только слышал, работать не приходилось. Очень уж штучный товар, слишком сложная конструкция. Да и ставить такую дуру, где тридцать пять кило только основного блока, можно только на такие объекты, где на стоимость не смотрят. Потому что за одно такое изделие можно простых мин нашлепать — мало не покажется. Так что работать будем с золотыми зарядами, не меньше!

Через час с небольшим объявили перерыв. Народ потянулся на перекур, я подошел к начальникам, представился.

Полковник протянул руку:

— Старинов, Илья Григорьевич. — Он широко улыбнулся, отчего его лицо вмиг стало добрым и таким далеким от мин, взрывчатки и прочего смертоубийства. — Я у вас на пару дней всего, организовать все и скоординировать. А дальше сами: у меня дел по месту службы невпроворот.

Ни хрена себе, вот это встреча! Да я теперь эту руку неделю мыть не буду! Дедушка советского спецназа — и со мной запросто! Да этот человек мостов взорвал больше, чем я в жизни видел. А сколько его ребята немецких эшелонов под откос пустили… Да уж, видать, всерьез там наверху обеспокоились, раз такого аса прислали.

Поговорили, решили после занятий поехать и посмотреть места будущих взрывов, как говорится, на местности. Одно дело — на карте, другое — в жизни. Спросил, когда заканчиваем, вызвал из управления машину.

Решив отлить, чтобы ничего не мешало учебе, я зашел в сортир. Там тоже стояли слушатели, смолили сигареты и обсуждали потихоньку то, куда их занесло. Один лейтенант бурно сомневался в реальности затеи: мол, никуда это все не годится, приборы сложные, хрен его знает, как сигнал пройдет да как среагирует. Короче, разлагал коллектив. Вот же жопа с ручками! Вроде и отбирают их тщательно, и проверяют, и инструкциями по самую маковку загружают, а обязательно найдется вот такой умник, который лучше всех знает, как правильно сделать. Как в том анекдоте: все в говне, и тут выхожу я, весь в белом.

— Лейтенант, представьтесь! — Я решил закончить всю эту байду в зародыше, чтобы никому неповадно было ляпать тут языком вместо учебы.

— Лейтенант Левченко, командир взвода спецминирования Главного военно-инженерного управления, — ответил он, нисколько не смутившись. Мол, знай наших, я вон из каких заоблачных высот прибыл, а вы тут до сих пор в местном навозе плаваете.

И тут меня как осенило. Точно, был такой Левченко, известная личность. Его оставили в Киеве для того, чтобы довести дело со взрывами до конца. А потом не то он в плен попал, не то сам сдался и выдал немцам кучу объектов. Рассказал мне об этом Вася Курочкин, мы с ним из окружения выходили. Хороший парень; жаль, погиб в перестрелке, так до наших и не дошел. Из всей группы тогда из города смогли выбраться единицы.

Ладно, лейтенант-спецминер, посмотрел Киев — и хватит. Езжай назад, спасайся от плена. Может, и правда, тебя захватили не по твоей воле. А человек слаб: один раз мошонку дверью прижмут — расскажешь даже, какой величины лист лопуха был, которым ты в детстве задницу вытирал. А что дурак — так это, говорят, нигде не лечится. Сейчас занятия закончатся, и я тебе организую отбытие на исходную позицию.

Обучение продолжилось. Теперь Старинов рассказывал о закладке мин на неизвлекаемость. Вот это до каждого сапера доводили, было такое. И у немцев метода была. Да у каждого мало-мальски опытного минера свои улучшения имелись.

Помню, в конце сорок четвертого и мы все это немного доработали и улучшили. Без ложной скромности, и мой вклад в том есть. Так что я дождался, когда полковник закончит, и влез:

— Разрешите дополнить?

Старинов глянул на меня с интересом, все же его изобретение:

— Слушаем, товарищ старший лейтенант.

— Если вот здесь и здесь… — И я выложил быстро нарисованную схему. — Надо такую вот проволочку, с изгибом. А тут…

Не знаю, пошло ли оно тогда в дело, пока бумаги ходили, и война кончилась, но почему сейчас не попробовать?

— Интересно, а ведь может сработать… — задумавшись, произнес Илья Григорьевич. — Спасибо, товарищ старший лейтенант.

— Служу Советскому Союзу.

* * *

Вопрос с Левченко я решил тут же, зайдя к начальнику курсов. Сказал, что лейтенант, конечно, грамотный, только вот язык как помело. Нечего ему тут делать. Майор записал что-то у себя, поблагодарил за бдительность, и я пошел со спокойной душой.

Возле входа уже стояли Голдович и тот самый майор, который присутствовал на занятиях. Когда я представился ему и Старинову, он только кивнул и пожал мне руку. Шифруется, секретность блюдет. Сели в штабную «эмку», ждавшую нас неподалеку от входа в Дом Красной Армии, и поехали на Крещатик: именно там располагались основные объекты. Смотреть на эту улицу, которую совсем скоро мы своими руками превратим в груду развалин, было больно. Смогут ли потом построить такую красоту? Майор о чем-то разговаривал с Голдовичем, они что-то уточняли на схеме, а я просто глазел в окно. Когда такие зубры говорят, таким, как я, лучше помолчать.

Мой час наступил на Крещатике. На время я стал если не самым главным, то уж точно не с боку припека. Потому что у меня был гроссбух, в который я заносил название объекта и говорил, сколько взрывчатки, когда и откуда сюда привезут с армейских складов. Чтобы не получилось так: машина приедет, а встречать некому. Тем более что основная часть работ будет вестись глубокой ночью.

На площади Калинина я посмотрел в сторону и как в первый раз увидел киевский небоскреб, торчавший над всей окружающей местностью. Сколько раз мимо проходил, проезжал и только сейчас подумал, что для моей задумки этот дом пригодится.

— Извините, а это здание?.. — Я кивнул на эту громаду не то одиннадцати, не то двенадцати этажей высотой.

— Дом Гинзбурга? Начали завозить взрывчатку в подвал, жителей выселили уже, — буркнул Голдович, недовольный тем, что я его прервал.

Я еле дождался, пока поездка закончится. Этот дом нужен мне!

Аркадий, увидев меня, несказанно обрадовался. Будто наконец-то встретил дорогого родственника или лучшего друга после долгой разлуки.

— Петя, зашиваюсь, с ног валюсь! Веришь, с утра только воды на бегу выпил, не жрамши и не срамши. Спасай, а то так скоро придется потратить казенные патроны, чтобы дать залп над моей могилкой! Опять этот телефон! — Он с ненавистью посмотрел на эбонитовое чудище, заливавшееся на столе.

— Я прикрою, — успокоил я Масюка. — Сходи, перекуси что-нибудь, я тут пока буду держать оборону.

Аркадий ушел, я остался в приемной. Мне бы тоже поесть не мешало, но это подождет, сейчас надо поймать Кирпоноса, и желательно в хорошем настроении, да чтобы у него свободного времени хотя бы минут десять образовалось. Да уж, скорее марсиане прилетят и нам придется против них обороняться, как в той книжке Уэллса, тут и войне конец.

Но чудеса все же случаются. Буквально через пару минут из кабинета командующего вышли Тупиков с начартом Парселовым, и за их спинами послышался голос Михаила Петровича:

— Не закрывайте, пусть проветрится немного.

Но предательский сквозняк вместо свежего воздуха с громким хлопком захлопнул дверь, и я пошел ее открывать.

— Здравствуйте, товарищ генерал, — поприветствовал я его макушку, смотревшую на меня.

— А, Соловьев, — поднял голову комфронта. — Что там на курсах? С Голдовичем потом всё уладили?

— На курсах все в порядке, — доложил я. — Пришлось одного списать, домой отправить, слишком язык распускал. В остальном без нареканий. Люди собрались знающие, ответственные, поставленную задачу понимают и готовы выполнить ее любой ценой. С Голдовичем практически все вопросы решаем. Только вот еще… — добавил я, увидев, как Кирпонос опускает голову к документу, который он до этого просматривал.

— Опять что-то придумал? — немного недовольно спросил Михаил Петрович.

— Да. Разрешите изложить?

— Ну, излагай уже, — вздохнул Кирпонос. — Куда от тебя денешься. Только коротко и по существу.

— Первое. Мне надо остаться в Киеве. Ну, когда… — В разговорах между собой слова «сдать Киев» старались не употреблять, будто это было плохой приметой. Даже на мою недосказанность начфронта скривился как от зубной боли. — Есть соображения.

— И что же это за соображения, что кроме тебя сделать некому? На всем Юго-Западном фронте ни одного человека не найдется? — заинтересованно спросил Михаил Петрович. Что же, удивить его мне удалось, есть шанс, что хотя бы послушает до конца.

— Крещатик будет разрушен, так?

Он кивнул, соглашаясь.

— Но немцам захочется провести парад или что-то подобное. Столицу ведь возьмут, не хутор.

И снова Кирпонос молча подтвердил мои рассуждения.

— Самое удобное место для этого после площади Калинина — место перед университетом.

— Других мест хватает, — буркнул комфронта. Эх, Михаил Петрович, не могу же я вам сказать, что не догадываюсь, а точно знаю: именно там будет немецкий парад! И очень непростой парад.

— Пути подхода, близость к центру, много факторов за это говорят, — возразил я. — Понятное дело, там все будет оцеплено, муха не пролетит. Я считаю, что на параде обязательно должен присутствовать какой-нибудь главный немецкий генерал. Может, даже сам фон Клейст! Или еще какой туз из верхов.

— И тут ты вылезешь из канализационного люка и пиф-паф, уконтрапупишь гада, — насмешливо закончил Кирпонос. — Брось эти прожекты, Петр Николаевич, давай работать, чтобы не пустить Клейста в Киев.

— Не из люка, — спокойно возразил я. — Заложим фугасы, я примерно прикинул места и количество взрывчатки. Для этого мне понадобится саперный взвод и пара полуторок, имитируем ремонт водопровода, канализации, без разницы. За ночь управимся, лишний грунт вывезем, места закладки утрамбуем, через десять минут никто не скажет, что там что-то делали. А сигнал к взрыву подам я на радиомину.

— А тебе место на гостевую трибуну дадут? — спросил комфронта. — Сам говоришь, что там все оцеплено будет, а уж если какой начальник приедет, так и на километр не подберешься.

— Место у меня будет на самой лучшей трибуне, — сказал я. — На крыше дома Гинзбурга. Высота здания — метров пятьдесят, расстояние до университета — километра полтора по прямой. В бинокль или стереотрубу будет видно, когда начальники соберутся. Вот тут нам и пригодятся те самые радиоуправляемые мины, которые нам сегодня показывали. Ну и тротил с армейских складов. Дайте команду выдать побольше. Я и снарядами к гаубицам возьму.

Кирпонос задумался, покачал головой.

— А что вы вообще там минируете? Дай схему…

Я протянул комфронта документы, пояснил:

— Дома на Крещатике, кинотеатр и комендатуру, само собой мосты через Днепр: железнодорожный, Дарницкий, деревянный Наводницкий и мост имени Евгении Бош.

— А ты хочешь еще заложить фугасы на площади…

— Хочу.

— Ну, допустим. Тебе-то зачем оставаться? В городе будут действовать группы ОМСБОН НКВД — Берия уже мне телеграфировал. Они все исполнят.

— Для надежности. А ну кто сдаст схему минирования?

— Нет, я уверен, что мы удержим Киев. Незачем это все. Снаряды нужны УРам..

Хоть в лоб, хоть по лбу. Я чуть не вспылил, едва сдержал ругательства.

— А если под мостовой рванет? На площади? Детонация — и фьють… — Комфронта крутил документы в руках. — Погибнут простые жители. Нет, я не могу отдать такой приказ.

— УРы бы тоже надо заминировать… — невпопад ответил я, пожал плечами. — Разрешите идти?

— Подожди!

Кирпонос закряхтел, отпил остывшего чая из стакана. Сомневается.

— Место минирования на площади огородим, дескать идут строительные работы — никто не подойдет, никакой детонации не будет. Все сделаем аккуратно — комар носу не подточит. — Я решил все-таки попробовать сходить в последнюю атаку на комфронта. — У футболистов есть такая поговорка. Доиграем в раздевалке.

— Это как? — Кирпонос заинтересовался.

— А вот так. Если не получается на поле, а ставки высоки…

— Расшифруй.

— Нанести немцам максимальный урон. Ну а если не удержим Конотоп, и Гудериан прорвется? Вдарим как следует в Киеве. По их верхушке.

Генерал забарабанил пальцами по столу, потом тяжело вздохнул.

— Ладно, под мою ответственность. Напечатай распоряжения по складам, подпишу. Роту саперов я тебе тоже выделю. Все, иди, работай.

* * *

Я, повеселевший, рванул готовить документы, а тут в приемную осторожно заглянул Ильяз, улыбнулся. В его руках был сверток, в котором, судя по форме, лежала бутылка. Младлей смущенно улыбнулся, произнес:

— Бетр Николаевищ, есть минутка?

Смотри-ка… И отчество знает. Мы вышли в коридор, Ахметшин протянул мне авоську. В бумаге была бутылка «Хванчкары».

— Любимое вино товарища Сталина. И сбасибо, что вытащил меня с губы.

— Саперы своим помогать должны… — Я посмотрел этикетку, выпуск прошлого, довоенного года. — А разве Сталин не «Киндзмараули» любит? Ты сам-то какими судьбами здесь оказался? — Я решил пока не раскрывать карты, послушаем, что он скажет.

— Да вот, откомандировали меня сюда, а зачем, не сказали. Жду вот, в тринадцатый кабинет, там пока нет никого, дай, думаю, зайду. А то потом закрутится, мог бы не успеть.

Мы немного поболтали о том о сем. Ильяз оказался весьма подкован в делах штаба, разузнал про меня почти все. На орден посматривал с легкой завистью, заглядывал в глаза. И я решил больше не тянуть кота за что-то сзади.

— Меня прикомандировали к непростым москвичам, что приехали в город. Будем минировать важные объекты. Хочешь быть при мне?

— Очень хощу, товарищ старший лейтенант! Но надо закончить в этом тринадцатом кабинете…

— Не переживай, там все хорошо будет.

В тринадцатом кабинете вопрос решили быстро. Мы же в управлении фронта работаем или кто мы такие?

Тут завыла сирена воздушной тревоги. Нас опять начали бомбить — спустились в бомбоубежище.

И сразу оказались на «командно-штабном учении». Генералы и полковники спорили, как лучше остановить Гудериана. Выдвигались самые смелые идеи, военачальники раскраснелись, дошли до стадии «а я вот сейчас буду звонить в Ставку», «а вот товарищ Сталин сказал на съезде…».

Я уселся на табуретке, откинулся к стене. Закрыл глаза и попытался подремать немного.

Ко мне подвалил Масюк, прошептал:

— Петь, я у тебя бутылку «Хванчкары» видел…

Вот глазастый! Заметил, как я перекладывал добычу.

— Подарок или что?

— Взятка.

— Ага, я так и думал. Слушай, тут в соседнем крыле связистки сидят. Есть симпотные.

— На что ты намекаешь?

— Сходим, проведаем. Проведем разведку боем. Я вон гитару взял, когда ревун в штабе заорал. — Аркаша показал мне инструмент.

— Умеешь играть?

— А то! С меня музыкальное сопровождение, с тебя вино и рассказы про героические подвиги.

— Да они там работают!

— Связь поддерживают две девчонки. Еще две в смене про запас, в комнате рядом.

— Аркаш, я женат вообще-то.

— Да она и не узнает!

— Не пойду.

— Ну, пожалуйста! Побудешь просто для вида, потом смоешься.

Я представил себе дальнейшее, заржал. Да так, что генералы оглянулись на нас, цыкнули.

— А потянешь двоих-то? — Пришлось перейти на шепот.

— Ты сомневаешься? — Масюк подтянул ремень, поправил гимнастерку.

Я был на сто процентов уверен, что наглому адъютанту ничего не обломится, но стало даже интересно.

— Ну пошли, дон Жуан.

— Это кто еще такой? Из интербригад товарищ?

Я опять чуть не подавился от смеха.