Sans toucher (Не касаясь)

Алексей Владимирович Алексеев, 2012

«Для молодого человека существуют тысячи способов, как заработать стартовый капитал. Самые популярные методы известны с давних времен. Если отбросить банальное получение кредита под бизнес-план, список выглядит следующим образом: изобрести что-то стоящее и озолотиться – самый утопический. Держит первое место во всех учебниках по предпринимательству, но, так же как и коммунизм, практически не выходит за рамки теории…» Аналитики ФСБ вычисляют, что разные юридические лица, принадлежащие одному владельцу, скупили протяженный участок земель в Подмосковье. Для предупреждения крупнейшей со времен МММ аферы в головную структуру преступного синдиката внедряется лучший оперативник – майор Заречная.

Пробуждение. 5 лет назад

Пробуждение было хмурым и неприветливым. Свинцовый шар перекатывался в черепе, надавливал на кнопки нервов. Волков еще не умер, но был близок к смерти. Каждая клетка организма требовала воды, чтобы разбавить концентрацию спирта до несмертельного уровня. Жажда. Запахи раздражали, лезли в желудок, пытались вытянуть наружу то, что осталось от вчерашнего застолья. Глаза не могли сфокусироваться ни на чем. Желтые стены и шторы соревновались с летним лучом в чистоте цвета, шторы явно проигрывали.

Вчера праздновали его день рождения. Подхалимские речи неслись по заливу, сбивая и припечатывая децибелами злых июньских комаров к елям и постройкам пирсов. Децибелам не хватало завершающего чмока в голый зад поздравляемого, чтобы добить летающих вампиров на десяток километров. Видимо, из-за экологических соображений эту часть поздравительных речей пришлось отменить.

Уже четвертый год сценарий праздненства не менялся. В этот раз была смазана концовка: Семен был в номере один, никакого намека на присутствие дам. Противно было не только во всем организме, но и на душе. Сегодня тоска негласного миллиардера Семена Волкова была именно ощущением безысходности и бессмысленности существования. Хотелось выть, плакаться в жилетку, размазывать сопли. Также было стойкое ощущение дежавю. Четыре года — одно и то же. Вспомнилась бесшабашная юность, когда осенью оставил товарищей по детству играть в карты в подвале. Сдал сессию, съездил в Тюмень, чтобы собрать материал для будущего диплома. Закрутил любовь с одухотворенной студенткой «инъяза», с которой еще лучше узнал центр Москвы. В марте любовь исчезла на языковой практике. Образовался некий временной вакуум, который снова могли заполнить друзья детства. Но то, что Семен увидел, изменило его отношение ко времени: в подвале, в тех же позах и на тех же местах, сидели его товарищи по дворовым баталиям и играли в карты, — за полгода не изменилось ни-че-го!

Летом стипендиальная комиссия утвердила Волкову стипендию «ученого совета».

Вот и теперь нужно что-то менять, опыт подсказывал, что самые тяжелые падения происходят, когда все идет по накатанному. Четыре года одно и тоже! Создался пул подхалимов-подлиз, от которых не услышишь слова «нет». Уже можно обходиться без туалетной бумаги.

Вновь почувствовать себя центром вселенной. Ты есть точка опоры, к которой канатами через сцепление аур прикована ТВОЯ вселенная. Ты вращаешь ее. Связь легко порвать, и тогда ты будешь болтаться в пространстве. Ощущения, очень близкие с катанием на скейтборде, когда твое тело сливается с доской, подчиняя ее. Каждое движение изменяет траекторию, даря ощущение полета. Вселенная несется, подчиняясь тебе. Сейчас сцепление было потеряно, под колесо судьбы попал камушек, бросивший Семена на асфальт с битым стеклом.

День прошел в борьбе за восстановление ново-русского здоровья. Игра в бадминтон помогла переработать спирт в энергию. Два литра теплого молока остановили борьбу желудка за освобождение. Утром следующего дня Семен сел в Land Cruiser и поехал в город своего детства.

Летняя суббота в Москве прекрасна. Нет суеты. Не нужно никуда спешить. В открытые окна задувает ветерок, унося звуки «Воскресенья». Сорок километров в час открывают столицу с другой стороны. Так же, как и легкие платья, сменившие весенний джинсовый прикид, открывают красоту ног, подчеркивают достоинства фигуры, располагают к легкому флирту, делают мысли смелее, побуждают к действию, обещают смельчакам награду. То, что раньше было скрыто высокой скоростью, стало доступно для прикосновенья. Город наполнял грудь небывалым чувством восторга, поднимал тело с асфальта, отряхивал стекла водочных бутылок с кровоточащих ладоней, заживлял раны, соединял вселенную с телом, вновь даря чувство полета в обмен на любовь к своим «китайским стенам»^[42] многоэтажек, дарил надежду…

Надежду звали Ильей. Остановив машину, Волков набрал по памяти номер.

— Илюха, привет, как, старый жид, поживаешь?

— Это кто в такую рань?

— Семен Алексеевич Вас беспокоит.

— Волченок, это тебе не спится в этот святой для всех евреев день?

— И тебе тоже.

— Тогда повесь трубку, мне нельзя грешить.

— Серебряный мой, я хочу тебе предложить денежную работу, надеюсь, ты будешь делать ее с удовольствием. Мне нужен помощник по экономической безопасности.

— Волчек, у меня уже есть работа.

— Вот, узнаю старого еврея: еще спит, а уже торгуется. Перестань ныть. Ты мне нужен. Давай позавтракаем и все обсудим. Засада полная.

— Сэмэн^[43], у меня жрать нечего, и убираться я не хочу.

— Оба-на, Зильбер, ты опять холостой и у тебя депресняк. Двадцать минут тебе, чтобы помыться. Позавтракаем в ресторане.

— Будешь кормить вечерними объедками?

— Собирайся, я рядом с «Юго-Западной». Все, до встречи.

Семен выключил телефон, сел в машину и направился к дому, в котором, по заверениям Зильбера, снимался фильм «Ирония судьбы или с легким паром». Через 20 минут он стоял в прихожей школьного друга. Солнечный свет из комнаты родителей попадал на маску какого-то африканского племени, делая ее объемной, напоминал о школьных шалостях. Лет двадцать пять назад в этой маске, обвешавшись мочалками, Илья изображал индейца. Воплощение было полным, что и привело к роковому броску копья в дверь родительской спальни. После старший Зильберман оставил несколько отметин ремнем на попе малолетнего сына. Синяки прошли через неделю, а зарубка в двери до сих пор напоминала о бесшабашном детстве. В большой комнате надрывался пылесос.

— Илюх, и чего ты врал, что у тебя не убрано? По-моему, полный порядок, сказал Семен исчезающему в кухне другу детства. И шепотом — А кто это у тебя пылесосит — домохозяйка?

— Это робот-пылесос, — перекрывая стон трудяги, ответил Зильбер. — Существенная помощь конечно, но без хозяйки в доме полная икебана^[44] невозможна.

Характерный звук упавшей крышки на кастрюлю разрезал гул пылесоса, затем хлопнул холодильник.

— А чем это ты звенишь?

— Да вот, одна добрая женщина супчик сварила, убрал, чтобы не прокис. Вечером пригодится.

В прихожей появился потомок Моисея, натягивающий толстовку. О национальности кричало лицо, фигурка напоминала слегка похудевшего ГАИшника — тумбочка с аккуратным животиком. Сильные толстые руки с небольшими, но крепкими кулаками.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

42

Впечатляюще данный стиль архитектуры смотрится в районе Ясенево вдоль Новоясеневского проспекта. Или вдоль улицы Римского-Корсакова в Отрадном.

43

Здесь имя Семён произносится на манер блатной песни «Гоп-стоп» «…я прощаю всё, кончай её, Сэмэн.»

44

Икебана — искусство составления цветочных букетов, здесь используется в переносном смысле.