МААТ. Сказания Млечного пути

Алексей Беркут

Он прожил уже двести лет, но так и не понял смысла жизни. Бессмертие, межзвездные перелеты, внеземные контакты открыли новые возможности, но создали новые проблемы. Люди, как и всегда, не могут найти общий язык. Он решает свои личные проблемы, но втянут в противостояние двух частей своей расы, неосимов и архитеков.

Эпизод 6. Постулаты дороги жизни.

После всего произошедшего или точнее сказать совершенного экипажем корабля МААТ во главе с Печериным, шансы уцелеть были ничтожны, но Мигар Ардоний воспользовался и этим. Не без помощи таланта своего оцифрованного механика Кааса Гранита.

Они едва унесли ноги с Земли, прошмыгнули прямо под носом у неосимов и их орбитальных перехватчиков и укрылись в одном из кратеров на луне, под защитными полями. Но и этого было мало.

Два следующих дня весь экипаж собирал обломки и практически вручную таскал лунный грунт, пытаясь засыпать исполинский баклажан корпуса МААТ.

— Теперь мы сами по себе. Обыкновенные преступники, — произнес задумчиво Мигар, усаживаясь на удобный диванчик в кают-компании.

— Капитан, вы довольны? — нервно, немного фамильярно, воскликнул связист.

— Вполне себе, Терренс. Что вас не устраивает? — абсолютно спокойным тоном ответил Печерин.

— Ради чего все это было? Совсем скучно жить? — спросил запыхавшимся голосом, только вернувшийся ксенобиолог, вытирая пот со лба.

— Ради информации. Только несколько вещей имеют истинную ценность в этом мире и во все времена, — слегка раздраженным голосом ответил Мигар, — На первом месте время, на втором информация. Немного времени для нас выиграли технологии, наука. Информацию я привык добывать сам. И вас я нанял, чтобы ускорить и немного облегчить свои поиски. И не смейте устраивать мне нравоучения!

— Для чего вам это, капитан? Разве нет ничего попроще и поинтереснее в жизни, с вашими деньгами и кораблем? Обязательно менять свою единственную жизнь на подобный риск, проблемы? — разразился чередой вопросов неосим Фрик Терренс.

— У вас вполне обычный ограниченный кругозор и масштаб мышления. Твой жизненный отрезок только начался, Терренс. Ты считаешь, что все просто в мире? Нет, очень и очень сложно, затейливо запутанно и многообразно. Количество вариаций невозможно попросту сосчитать. Не счесть, как звезд на небе. Даже Грехов младенец в круговерти дорог жизни и их направлений. И всего одна жизнь может состоять из множества маленьких, отдельных жизней, отрезков, и каждый может быть по-своему прекрасен или ужасен.

— Это как так? — удивленно спросил только что присоединивший к команде Виктор Гассариев.

— Это сейчас я известен, как Мигар Ардоний Печерин, но когда-то, в прошлой жизни, в одном из нескольких отрезков, я был другим человеком, с другой историей. А хотите, я поделюсь частью своей биографии, одной из дорог жизни. Может тогда хоть частично поймете мои цели и мировоззрение, или поймете, куда самим идти. Когда-то давно мне казалось, что я прилично пожил, все повидал и испытал. Что уже старый стал и пора помирать. Скоро в последний путь уходить. С утра до вечера страдал от скуки в огромной квартире. Из-за этого и не только, бродил в одиночестве дней и ночей. Замечал лишь смену дней, улавливал прием пищи. Мало что меня интересовало. Разве только иногда садился за стол и занимался делами. Дни тянулись длинными, одноцветными змеями. Приносили и уносили свет. Такое все это занудство, но такой уж я был, старый маразматик. И не такой я старый, мне тогда было всего 93 года. Что, что, год какой был? Шел 2115.

— Да вы врете, капитан, — добродушно воскликнул Гассариев.

— Нет, я не вру. Зачем все это? Так просто решил о жизни рассказать. Я старый человек, но молод духом. Одной наверно душой и жив остался. Но неправда это, во мне еще много силы и физической и духовной. Было так и тогда. И семья была. Вот помню, очередной обед. Думал вкусный, но опять служанка подала рулеты с ветчиной и зеленую фасоль. Как же фасоль мне надоела. Решил тогда поговорить об этом со служанкой, даже не так, с Вирджинией. И вообще не признаю слово прислуга. Что делать, если людей много и многим нечем зарабатывать на жизнь. Хотя с моей служанкой было другое. Она из богатой семьи, сбежала из дома. Мы ее не выдали. Вирджиния, умная, красивая девушка была. Она уже лет пять жила у нас в квартире. Говорю у нас, потому что у меня были на тот момент жена и сын. Вирджиния, как дочь нам с женой стала. У нас была собственная дочь, но уже семь лет, в 2108 году погибла в экспедиции на одном из спутников Сатурна. Что я мог поделать? Воспрещать детям своим заниматься опасными занятиями?! Я пообещал себе еще в своей собственной юности не делать этого. Мой сын Всеволод где-то все время по своим делам исчезал. Он мой заместитель по бизнесу был. Потом расскажу про свой бизнес, а по профессии он человек был. Это моя старческая шутка. О много чем занимался, и спортом, и конструированием космических кораблей и спутников, по образованию еще и энтомолог, и океанолог. Адская смесь. Непонятный человек, как и я сам. Самый наверно определенный человек из всей семьи это его мать и моя жена. Она в тот день была в наших владениях в баварском лесу г. Гросер-арбер. Это наверно единственная гора, возле которой нет ничего промышленного у моего концерна. Не люблю разговаривать про свой бизнес. Может быть потом расскажу.

Печерин откинулся на диване, закрыл глаза и окончательно ушел в воспоминания.

— Съел, наконец-то фасоль. Удалось с некоторыми трудностями отвязаться от Вирджинии и выбраться на прогулку. Уже много лет я привык гулять в одиночестве, только в сопровождении своих светлых мыслей. Еще этот водитель личный. К чертям всю эту роскошь. Хорошему человеку ни к чему богатство. Деньги нужны недостаточно умным людям, не самодостаточным. Таких я презираю, наверно и себя тоже. Благодарность ангелу хранителю, я ушел от своих. Парк, единственное место в мегаполисе, где еще остались деревья и трава. Что сказать, если парк закрыт от внешней среды куполом. Иначе все бы умерло от воздуха начала двадцать второго века. За вход еще приходилось платить приличные деньги, стоимость десяти обедов в хорошем ресторане. Здесь одни богачи только прогуливаются. Нет, даже их не видно, не любят они природу. Мне же лучше. Как же здесь хорошо. Просто умираю от наслаждения. Да, скоро и вправду умирать. Я знаю это, решил точно. Не собираюсь восстанавливаться в медицинском центре. Это мои последние дни в этом мире. Мне не жаль чувства собственных близких. Я только желаю, чтобы они поняли меня и одобрили мое решение. Смерть должна приходить и я решил, что довольно уже мять эту землю своими ботинками. Как-то это жестоко звучит, не по-человечески. Ах, как же близки моему сердцу эти деревья, трава. До поздней ночи сижу у вяза, жду насыщения своего силой природной естественной. Глубокой ночью меня будят служащие парка и усаживают в такси-лимузин. И вот снова дома. Я тихо ухожу в кабинет и включаю симуляцию среды и миров. Здесь я тоже в своем настоящем амплуа, старика. На холм взошел и долго всматривался в горизонт, осматривал все вокруг. Наконец выбрал хорошее подходящее место. Тихонько спустился по склону и прилег на траву. Я как старец умирал и знал это, поэтому и пришел сюда. Пришел, чтобы умереть с миром. Я активировал дополнительный функционал. Прошла команда отключения. Тело поникло, медленно осело в траву на неизвестной планете. Я испытал все предсмертные эмоции, физические ощущения, боль. Но даже после этого не вышел из сети. Остался наблюдать. Ускорил хронометраж почти до максимального уровня. Кости еще много лет лежали, никем не тронутые. Их с уважением обходили звери и облетали птицы. Но пришли такие же люди, к коим и относился сам старец, и забрали кости. Осталась на холме лишь память и душа моя, старца, которая каждый день плачет по своим плотским, материальным останкам. Со всех сторон обдувает тот холм вольный ветер.

Мигар негромко выдохнул и продолжил.

— Вирджиния рано утром разбудила меня и принесла завтрак. Зачем же она меня так рано разбудила. Ах да, мне еще и в университет нужно ехать. Я являюсь профессором северо-западной школы бизнеса. Хотя преподаю студентам человекосознание. Сознательность и человечность, самые важные качества людей этого времени и в этом отдельно взятом государстве. Занятия занимают три часа моего времени. А потом снова свобода, свои дела, скука и одиночество. Я сажусь обычно в машину, и шофер привычно везет меня по постоянному маршруту. Весь мегаполис — мой маршрут. Пока не насмотрюсь на городские грязные улицы, угрюмых людей, не еду домой. На это уходит обычно часа два, два с половиной. Вот по моим атомным часам, уже двенадцать с четвертью. Меня везут домой. Опять этот гравилифт, вид на город. Мой тридцать восьмой этаж и родная квартира. Брожу бесцельно по комнатам. Включу симулятор и снова выключу. Скучно. Пораскидываю одеяла. Докидался так, что разбил горшок с глоксинией. Не очень этому обрадуется моя жена. В квартире много цветов. Не знаю, нравятся ли они мне настолько, чтобы ухаживать за ними, но я это делаю. Ими очень увлекается жена, поэтому их так много. Чего у нас только нет. Вся огромная терраса заставлена растениями. Тюльпаны, мандарины, амараллисы, каланта и эйхарис. Абелии, пассифлоры. Десятки фиалок, альпийских и узамбарских. Кампанулы белые и голубые, бегонии и азалии. Земляника, петуньи, фуксии. Ботанический сад, а не квартира одного из магнатов, одного из десятка богатейших людей города этого грешного. Мысли разные бродят в черепной коробке. Что интересно делает моя жена. Наверно гуляет по лесу с собаками. У меня здесь даже Ратибора, нашего спаниеля-спрингера нет. Любимая женщина всех забрала и моего любимца Ратибора и пекинеса Сангатсу и далматинца забрала. А ведь в имении итак животных предостаточно. И лошади, и овчарки и еще куча разных. А я тут один. И поехать туда не могу. Воздушный и водный транспорт запретили врачи. Они ведь еще даже не знают, что я умирать собрался. Мне неинтересны все эти их медицинские препоны. Постоянно надо мной издеваются. В моем теле искусственная печень, одна из почек, желудок, селезенка, больше половины сосудов. Кстати есть одна штука, я ею горжусь. Мне поставили сердечную косточку, поэтому выносливости у меня как у оленя, много. Из-за здоровья столько проблем. На прошлой неделе не пустили на экскурсию на орбитальный комплекс.

Печерин оглядел собравшихся, внимательно слушавших его и продолжил.

— Сейчас скажу вещь интересную. Все кого я знаю, переболели иммунодефицитом. Я, жена, дети, Вирджиния, шофер, мои служащие. Переболели, вот именно. Помню, как со мной это было. Ученые принесли клетки, ткани из специального банка и клонировали меня, поставили мозговую матрицу и все. Я опять здоровый, никакого СПИДа, из жизни исчез всего один час, да и то исчез не в пользу старости. Зачем лечить, просто заменили тело и все. Очень даже просто. Помню, раньше клонирование запрещали. Боялись появления мутаций. Людей им жалко было! В то время, как рядом с их лабораторией гибли люди, и ничего, им и дела не было. Воевали где-то и гибли, им и дела не было. Однобокая оценка последствий. Глупость и преступная сущность мыслей. Я снова в кабинете. На глаза попалась статуэтка с гравировкой из далеких лет, из молодости.

И радуга всходит в небе;

Расцветает, украшает синеву.

И жизнь, и радугу дарю тебе.

И все происходит здесь, наяву.

Снова воспоминания. Снова ненужные эмоции.

— Решил посмотреть и остальные комнаты. Что за квартира! Хотя вот это тридцатиметровое окно-витраж во всю стену мне по вкусу. Так-то красиво, кругом статуэтки, буккеро. Этой керамикой заставлены все, абсолютно все комнаты и мой кабинет рабочий не исключение. Жена уверяет меня, что это подлинная этрусская керамика. Во всем ей доверяю, но вот керамика не настоящая. Может технологии древние, но не тех времен изготовления. Моя жена психолог и не только. Она, как и все в нашей в этой безумной семье, разносторонняя. Но вот если брать во внимание отношение к покупкам, тут она слишком доверчивая. Увлекается косметологией и модой. Нет, она не фанатка, не транжирка и не пустоголовая накрашенная кукла. Наоборот, она умная, если этому конечно можно верить по моим словам. Если поверить мне. Мы очень любим друг друга. Вместе уже 69 лет. А знакомы уже семьдесят пять. К любви шли долго и трудно. Усталость, больше моральная, наваливается вновь. Иду в гостиную. Что по хуманзору?! Обычные новости, убийства, катастрофы, выставки и т. д. Нет, вот это и мне интересно, авария на астробиологической станции на Марсе. Я иду к себе в кабинет. Вирджиния ушла по делам до самого вечера. Теперь могу ходить, в чем мне нравится, а я люблю ходить в одних трусах по квартире. В одежде я прост, почти все время ношу прямые, широкие штаны и накидки свободные. Мой статус выдает только ткань и аксессуары, да еще защитное индивидуальное поле при попытке контакта. Ха, вообще то неплохая гостиная, терраcа. Красиво, стильно и не по смешному экстравагантно. Пойду к себе в кабинет, где, где, а там одиночество почти никогда меня не мучает. Здесь все мысли приходят в норму, я навожу порядок в делах и в голове. Мой кабинет довольно маленький, если судить по остальной квартире и статусу, но я не признаю всякие сословия. Я просто человек. Поэтому таков мой кабинет. Три монитора, два процессора автономных квантовых. Шкафы, белые стеллажи. Есть один любимый шкаф. Что в нем? Высокие стопы лин-бумаги. Рукописи, проекты. Чего только нет. Обожаю здесь копаться. Сяду на пол, как ребенок, вожусь с бумагами. Ой, как же раньше я не подумал. Вирджиния ушла, можно легко улизнуть на прогулку по городу без всякого шофера. Эх, этот город. Сплошные высотные здания. Серые, черные, блестящие стекла. Одноликие, с мертвыми глазами, окнами. Я люблю просто так бесцельно, примечать жизнь со всех ее ракурсов. Начинает смеркаться. А мне какая разница. Я сам себе хозяин. Только вот квартал незнакомый. Меня окликнули. Сзади трое. Я знаю, это хулиганы, опять деньги мои понадобились кому-то. Ни разу без драки не уходил с прогулки. Черт, совсем забыл про защитное поле. Только протянул руку, чтобы схватить одного из мерзавцев, а он уже отлетел к стене напротив. Двое других убежали, и я об этом жалею. Я засветился. Прибыла полиция, вызвали моего шофера. А того полуживого хулигана увезли в участок. Мне здорово влетело от Вирджинии. Она, видите ли волновалась. Сколько за меня еще можно волноваться. Не понимаю своих близких. Мы тихо поужинали и молча, разошлись по спальням. У меня бессонница. Я знаю против нее средство. Раз в два — три года разрешаю себе напиться. Так будет и сегодня. В песок превращается мое старое тело. Этот песок ручьями течет к сердцу, а затем на жизнь мою грешную. Просыпаюсь посреди гостиной. А Вирджиния недовольно смотрит на меня, но ничего со мной не поделаешь. Она помогает мне добраться до кровати.

Сегодня я себя нехорошо чувствую. Близко уже смерть.

Даже всплакнул немного. А ведь я с похмелья. Вчера был хороший денек.

Прямо в одежде сплю. Опять глаза мои открываются и, что я вижу. Вирджиния принесла мне завтрак. Я ее вежливо выпроводил и сам ушел из спальни.

Сижу вот теперь в своем кабинете и думаю обо всем понемногу. В основном о прошлом.

Память обжигает, прошлое кругом поджидает. Если б я мог все изменить. Нет, этого не желаю. Любил и люблю, помню друзей, а врагов прощаю.

Столько хорошего было в жизни, да и плохого, но помню только хорошее.

Чем же я недоволен? Что еще нужно? Прожил интересную жизнь, не самую счастливую, но не жалуюсь, и у меня были радостные моменты.

Может еще бы остался, но зачем. Врачи никуда не пускают, все мои увлечения заброшены. Раньше я увлекался археологией, альпинизмом, дельтапланеризмом, ксенобиологией. Да еще тысячью всякими занятиями. Когда-то у меня было много априори. И я был горделивый, эксцентричный юноша. С годами все это исчезло, я набрался опыта.

Брови, как две волны прибоя. Они, то отхлынут, то набегут на берег-лоб. Я не успеваю следить за новостями, и поэтому мои брови так ведут себя странно.

Да мне и неинтересно в общем все это безобразие, творящееся в мире. Так было, так есть и так будет всегда.

Кажется вечер. Я весь день проспал, сидя в кресле в кабинете. Что буду делать всю ночь, я не знаю. После небольшого сна, ничего себе не большого, восемь часов спал. Ну ладно, но мыслю гораздо лучше. Старое тело хочет нагрузки физической, занятий спортом на воздухе свежем. А молодое совсем сознание мое просит пищи. Информации, новостей просит, да нет, просто требует.

Я снова включаю симулятор.

Теперь передо мной серебристая дорога. Белесые нити, смутные очертания необъятной Родины. Нежный иней на моем замерзшем лице. Я умер и словно во сне. Я счастлив и ощущаю это. Рядом со мною она, моя любовь. Она мне рада. Белый свет меркнет, превращается в зарево, рыжую дикую зарю. Окутывает все тело смог от заводских труб. Я продрог. Мое сердце промерзло насквозь, я брожу в бреду. Юность моя, набережная большой реки. Свое чувство берегу. Я стою у реки на песчаном берегу. Вглядываюсь в небо и словно большая птица, тяжело поднявшись в воздух, через реку улетаю в свои родные степи. Отключаю симуляцию. Снова сижу в кабинете. Я еще даже завещание не написал. Нужно все разделить честно. Кто я такой? Бедняк?! Нет, богач, но когда-то был бедным. Это относительно. Был беден материально, хотя это как посмотреть. Бедняк тот, кто не может довольствоваться тем, что у него есть. Человек может жить комфортно на малые средства. И он богатым считаться обязан, а другому и кучи денег мало — он бедняк, это тоже должно быть всем ясно, понятно. Я не был бедным, но еще. Еще был богат духовно, морально. И физически крепок, это люди тоже считали богатством. Но ни к чему это, есть сила, значит нужно уметь ею пользоваться. Люди вокруг любили только деньги, это наверно всегда будет так. Они не знали что такое дружба, они не понимали ее, не ценили и не умели дружить. Кто же я? Я совладелец концерна Ветротурбины. Вы не знаете его. Как же так? Это энергосистема вырабатывает сто двенадцать миллиардов киловатт. И мои эксперты утверждают, что можно это число увеличить в пять раз при правильной стратегии. Но меня это мало уже интересует, этим при необходимости займется мой сын Всеволод. Еще мне принадлежит двадцать процентов акций второй лунной корпорации. Что там делают, раньше я этим интересовался, теперь нет. Также у меня есть агенство Интуитив. Научное учреждение. Не скажу, что самое интересное дело, которым занята одна из моих компаний. Сейчас это строительство станции у Сатурна. Я назову ее в честь дочери умершей, Юлия. Да, космос сейчас важная область человеческой деятельности. Сама необходимость заставила людей посмотреть в космос. Потепление, разрушение инфраструктуры, потеря миллионов гектаров сельхозугодий, ресурсы. Напакостили на Земле, превратили планету в свалку и начали прятаться в космосе. Кто прибирать будет, никто не отвечает. Недавно я перечислил семьдесят процентов годового дохода в экологический совет Земли. Думаю, этой суммы хоть на что-то хватит. Не на все конечно, куда там. Столько натворили. Особенно за последние полтора века, что теперь столько же и порядок наводить будут. Ладно, кажется, я смог составить завещание. Где же эти таблетки. Лягу спать. Насовсем. И вдруг что-то ударило в голову, прямо в мозг, ввинтилось между извилин. Не знаю, что это было, но планы кардинально поменялись. Всю ночь я трудился, а под утро набрал пару номеров. Я вдруг понял, что еще хочу пожить. Что далеко не все увидел и познал. Так и не нашел ответ на самый главный вопрос. Что хочется вновь и вновь открывать по утрам глаза, вдыхать воздух, исследовать, путешествовать. Через неделю все было готово и я своими глазами, через десяток камер вживленных в приглашенных на церемонию людей, наблюдал собственные похороны. Жена плачет. Сын приехал. Это хорошо. Кости подложенного реплика обсыпали золотом и киноварью, образцы ткани для процесса восстановления уложили в специальную капсулу на дно погребального кокона. Кажется, они считают меня, чуть ли не достойнейшим членом общества, человеком. Пусть только восстановят!

Мигар, наконец, умолк.

Первым гробовую тишину кают-компании прервал восторженный возглас Гранита.

— Шикарный рассказ, капитан!

— Просто сказка, — добавил иронично Петр Грехов, поправляя седые пряди.

— Слушайте, но ведь пока капитан рассказывал все это, я по сети порыскал, — вмешался связист Терренс, — совладельцем Ветротурбины в 2115 году был некто Николай Шабалин. Он в тот год действительно умер. Но это же все бред. Сейчас 2227 год.

— Вы неосим, ярый сторонник бессмертия и цифровых матриц, называете часть моей жизни бредом?! Мое прошлое?! — абсолютно спокойным, даже немного насмешливым тоном ответил Печерин.

В этот момент ксенобиолог резко поднялся на ноги, зло сплюнул на пол и быстрым шагом направился к выходу из кают-компании, на ходу воскликнув.

— Я думал, вы нормальный. А вы из этих, вечных, искусственных. Все идут против естества, против природы!

Мигар задумчиво посмотрел ему вслед, а затем продолжил дискуссию с Терренсом и Гранитом.

Возтри единственная же, кто спокойно дослушал рассказ, вдруг добродушно и уверенно произнесла.

— Мне понравилось, очень понравилось, — с этими словами биомех активировала мобильную консоль и продолжила работу.