Спаси и сохрани

Алексей Алексеевич Лукин, 2021

Ваня Сусликов впервые приезжает в детский лагерь. И сразу попадает в старинный замок рядом с заброшенным кладбищем… Жуть? Не, самое жуткое впереди!Зачем по кладбищу разгуливает зловещий колдун? Почему в замке нельзя пользоваться телефонами? Какую тайну хранит подземное озеро? И что за страшное проклятие исполнится с восходом кровавой луны?Ваня должен во всём разобраться и спасти мир! Но сначала – воплотить свою главную мечту: стать рэп-исполнителем. Только вот беда – Ваня панически боится сцены. А до восхода кровавой луны остались считанные дни…

Действие книги происходит в 2020-м году.

В тексте упоминаются социальные сети Instagram и Фейсбук (продукты компании Meta, запрещённой на территории РФ).

Посвящается Сергею Стефановичу Сухинову и Дмитрию Александровичу Емцу. Спасибо за хорошие книги в моём детстве!

Пролог

Кто ты?

Корни — раздутые вены на теле земли.

Как попал сюда?

Шершавые стволы сгорбились.

Что ждёт тебя впереди?

Ветви без листьев — пальцы старика.

Ты стоишь у стены огромного чёрного леса. Ответов нет. Лес умеет охранять свои страшные секреты.

А за спиной уже вздохнула алая царапина заката. Вздохнула — и исчезла в одеяле ночи. Звёзд не видно. Лишь кисло-серый туман пробирается змейками по земле. Шипит в траве, трётся об обувь, будто пёс, учуявший нового гостя, — проверяет, не опасен ли? А затем, обдирая бока об изрезанные линии деревьев, взбирается на самый верх и лижет небо.

Тебе нужно идти!

Но ноги не слушаются — страшно. Страшно шагнуть, страшно переступить границу и ворваться в лесное нутро. Кто знает, какие чудовища затаились во мраке, что темнее самой тёмной ночи?

Монстры рыщут. Пронзают тьму лучами жёлтых глаз, предвкушая скорый пир. Вот и лапы задёргались, топчут почву, заходятся в исступлённом танце под клокочущий где-то в утробе дьявольский ритм…

Бум! Бум!

Под ногами содрогнулось.

Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук. Воздух стонет от ударов. Невидимый кулак обрушился со свистом. Бум! Бум! Вонзает клинья горя. Монстры поджимают хвосты. Бум! Туман меркнет и тончает. Стекает с тебя выброшенной на берег медузой и сворачивается в беззащитный комок. Авось не заметят! Авось пронесёт!

Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук.

Всадник спешит к тебе.

Поторопись и ты!

Бежать через лес — другой дороги нет! Как нет и времени собраться с силами. Зажмурься, словно перед уколом. Секундный комариный укус — и всё, считай, ничего не было. А ты боялся…

Главное — решиться.

Главное — сделать шаг!

Ты набираешь воздуха — и разрываешь спутанную чащу. Тьма проглатывает тебя, урчит и причмокивает.

— Кр-р! Кр-р! — Просыпаются скрипучие деревья, раскачиваются на возникшем ветру. — Кто-о-о нарушил наш покой?

Мелькают изогнутые силуэты. Вперёд и только вперёд! Не разбирая дороги! Ветви хлещут по рукам, хватают за плечи, бьют по макушке, тычут в лицо.

— Он наступил на нас! Наступил на нас! — хнычут корни.

Кидаются под ноги, опутывают и тянут вниз.

Ты падаешь. Земля скользит по щекам. Холодно и склизко. Земля лезет в рот, залепляет глаза, тяжелит разодранную одежду.

Ты застрял во мраке, а грохот стальных копыт всё ближе и ближе. Ближе и ближе…

Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук.

Ом-м-м. Почва пружинит и чавкает. Отхватывает кусок темноты и утаскивает его на дно. Какое ещё дно? Что происходит? Кто ты? Как попал сюда? Что ждёт тебя впереди?

А вокруг — тишина. Глухая, давящая, неестественно мёртвая. Только сердце колотится в рёбра, да кровь барабанит в висках. Всё будто исчезло. Испарилось. Без следа и остатка на веки вечные…

— Сынок, что случилось?

Свет вспыхнул слишком неожиданно и слишком ярко. Ваня открыл один глаз. Закрыл. Открыл другой. Увидел, как мама присела на край его кровати.

— Ма, а ты — это точно ты?

— Есть сомнения?

— Да. Вдруг ты — монстр.

— Я что, так плохо выгляжу?!

Ваня понял, что ходит по тонкому льду.

— Прости. — Быстро вылез из-под простыни, чмокнул маму в щёку и запрыгнул обратно. — Мне опять приснился кошмар.

— Запомни, сынок: ни одно чудовище, услышав твои крики в полвторого ночи, не побежит проверять, всё ли в порядке.

Мамин голос, хоть и звучал строго, заметно потеплел. Поцелуй любимого сынули ещё ни разу не давал осечек.

— Со мной всё ок. Можешь не переживать.

— Могу. Но пока тебе снятся всякие ужастики, я буду переживать. А в последнее время они снятся каждую ночь. Может, записать тебя к психологу?

Ваня накрылся простынёй с головой.

— Я не псих.

— А я такого и не говорила. Но в одной умной книжке сказано, что половое созревание в раннем подростковом возрасте…

— Ма-а-ам!

–…неизбежно связано со стрессами. Нервная система ещё не готова к столь мощной атаке гормонами. И, как следствие, срабатывает защитная реакция…

— Ну, ма-а-ам!

— Подростки начинают отрицать реальность и уходить с головой в мир фантазий. Это может проявляться по-разному, в том числе в форме навязчивых повторяющихся сновидений. Твоё подсознание как бы не хочет взрослеть.

— Я не подросток! — Ваня приподнял своё укрытие, образуя щель.

— Вообще-то тебе почти тринадцать.

— Двенадцать с половиной.

— В любом случае, это уже много… Рано или поздно придётся взрослеть. Учиться принимать жизнь такой, какая она есть. Я ведь не всегда буду рядом, чтобы прийти на помощь.

— А папа? — Ваня высунул голову целиком.

— А папа… тем более.

— Он опять не ночует с нами?

Тут мама заметила пустой пакет из-под чипсов, неудачно спрятанный под кровать.

— Что у тебя вечно за бардак?! — Наклонилась и вместе с пакетом подняла разобранный спиннер, обмотанный старыми проводными наушниками, остатки слайма с налипшей пылью, продавленный поп-ит и надкусанный сквиш. — Чтоб завтра же устроил генеральную уборку! Понял?

— Понял, — сердито засопел Ваня.

— Обещаешь?

— Обещаю.

— Тогда спи. — Мама поправила простыню. Явно собиралась добавить что-то ещё, но махнула рукой. — Надеюсь, больше ничего плохого тебе не приснится. Но свет на всякий случай оставлю.

— Я не маленький, чтоб спать со светом!

— Да? А минуту назад ты утверждал обратное. — Мама подмигнула. — Спокойной ночи.

Ваня перевернул подушку холодной стороной, затем сам перевалился на другой бок. От нечего делать стал разглядывать комнату. Вот комод в левом углу, вот шкаф с одеждой в правом. Левая створка распахнута. С неё, подобно лиане, свисают камуфляжные джоггеры. Рядом стол, оставшийся от большого стационарного компьютера, — теперь на нём обитает компактный ноутбук, подмигивая одиноким зелёным глазом. Возле ноута раскиданы тетради. За ними растёт круглоголовый кактус, втиснутый в коричневый горшок. Жалюзи опущены. Подоконник забаррикадирован стопками книг.

«То-о-очно! Сегодня же двадцать восьмое мая! Сдаём учебники, завтра выставляем оценки. И всё. Прощай, школа! Здравствуйте, три месяца летних каникул!»

И так обрадовался скорому наступлению лета, что не поленился встать, дойти до комода и достать MP3-плеер. В наушниках тут же зазвучал ритмичный рэп молодого исполнителя ЭнДжея. Его плакат в полный рост красовался над кроватью. Разноцветные дреды, татуированное лицо… Родители не понимали, как их сын может слушать такую музыку.

А Ване нравилось. Чёткий бит всегда поднимал настроение и помогал расслабиться. Вот и сейчас Ваня лёг на спину, зажмурился и сладко потянулся, напоминая довольного жизнью кота. Три месяца лета! Целых три! Чем же он будет заниматься?

Во-первых, конечно же, гулять. Прям с утра и до вечера. Жаль, что ночью пока нельзя. Зато ночью можно рубиться в онлайн-игры. Да, гамать — это во-вторых. Хоть всю ночь, до самого утра! А утром… А утром хорошенько поспит, позавтракает где-нибудь в обед и снова пойдёт гулять. А ночью снова играть. Гулять, а потом играть. Играть и гулять. Гулять и… играть?

Ваня открыл глаза и уставился в потолок. Мда, что-то мало в этом списке разнообразия. Да и пофиг! Не первое лето в его жизни. Что он, не найдёт чем заняться, что ли?

Глава 1

Странный лагерь

Ваня стоял у ворот. Машина с мамой уехала, но пыль ещё вихрилась и узорилась над дорогой. «Ми-ми, ми-ми», — попискивали на лёгком ветру вытянутые вверх ржавые створки. Прилипшее к небу солнце стремительно выцветало. Облака крупнели, наливались сизым.

Зрела гроза.

— Сусликов Иван? — Из ворот возник темноволосый парень лет двадцати, в клетчатой рубашке с закатанными рукавами.

— Он самый.

Ваня поднял с земли рюкзак и двинулся навстречу.

— А я Михалвалерич, — протянул руку парень, — вожатый твоего отряда. Первый раз здесь?

— Я вообще впервые в лагере. Обычно лето дома проводил.

«Я тоже», — чуть не брякнул вожатый, но вовремя осёкся. — Раз ты у нас новенький, давай, что ли, о правилах расскажу… Точнее, об одном, но главном. Никаких гаджетов.

Ваня замер.

— Что, совсем?!

— Увы. Распоряжение директора.

— Странный у вас директор.

«Есть такое», — подумал Михаил Валерьевич, но вслух опять себя не выдал. — Да ты пойми, это для твоего же блага! Директор любит повторять, что от современной навороченной техники один вред. Дети тупеют — раз. Портят зрение — два. Вражеские спецслужбы прослушивают — три. В сорок пятом никаких смартфонов не было, а фашистов победили! И ничего, жили же.

— А если я маме захочу позвонить?

— Не вопрос. Все телефоны лежат у меня в сейфе, под присмотром. Надо будет — приходи, выдам. Правда, ненадолго, но с родителями поговорить времени хватит.

Сусликов насупился.

— Да брось! — Михаил Валерьевич ободряюще похлопал новенького по спине. — Ты сюда зачем приехал? Отдыхать? Вот и отдыхай. А в смартфоне залипать и дома можно.

Ваня пожал плечами. Ему и до этого неплохо отдыхалось.

— Плеер хотя бы оставлю?

Вожатый почесал в затылке.

— Так-то о плеерах распоряжения не было…

«Скорее всего, пожилой директор не в курсе, что это такое».

На ближайшем дереве кто-то каркнул. Ветер усилился. А впереди уже проступали очертания замка…

Замка???

Сусликов замер во второй раз.

— Удивлён? — подмигнул вожатый. — Ты при слове «лагерь», по-любому, представлял что-то советское, унылое. Однотипные серые корпуса с запахом тумбочки, да? А тут, видишь, целая княжеская усадьба.

Замок походил скорее не на барскую загородную усадьбу, а на рыцарский шлем, только исполинских размеров и высеченный из камня. Громоздились башни, щерились окна-бойницы, тощие шпили кололи небо.

— И это место назвали «Улыбкой»? — поразился Ваня. — У чувака либо нехилые траблы со стоматологами, либо очень чёрный юмор.

— Зато какая романтика! Ты ж старинные замки только в играх и в кино видел, а теперь тут жить будешь. Это ж круче, чем 5D! И вообще, сто лет назад здесь кипела настоящая жизнь! Горели огни, стучали колёсами роскошные кареты, лакеи услужливо подавали прибывшим руки, дамы в пышных и богатых платьях спешили по дорожкам в просторные залы, томно прикрывали лица веерами и кружились в беззаветном вальсе…

Михаил Валерьевич и сам не заметил, как увлёкся и стал говорить чужими фразами, хотя историю лагеря узнал всего неделю назад.

— В конце Гражданской войны много бандитов разной масти ошивалось в здешних лесах, — продолжил вожатый, — и княжеский дом, конечно же, разграбили. Простоял он заброшенным до начала двухтысячных, пока силами нескольких энтузиастов не решили вернуть его к жизни. В итоге превратили в детскую базу отдыха.

Молодой вожатый перешагнул деревянный мостик над змеившейся ниткой ручья.

— Так, про лагерь рассказал, порядки объяснил. Осталось с отрядом познакомить. Надеюсь, тебе тут понравится… Эй, ты идёшь?

Ваня нерешительно переминался с ноги на ногу.

Каррр! Каррр! Птицы сорвались с веток, а ветер предупредительно стукнул в грудь.

Вдруг на невыразительном тёмном фоне появилось более чем выразительное розовое пятно. Ваня даже моргнул — не померещилось ли? Но пятно никуда не делось, увеличилось и обрело человеческую фигуру женского пола с головой, руками и ногами. Впрочем, последние мало участвовали в движении — казалось, приближающаяся мадам не столько идёт, сколько катится.

И как такую скорость мог развить человек, похожий на персик?

— Михалвалерич, наконец-то! Весь лагерь оббежала: и там была, и сям, и везде заглянула, а вас нигде не найти! — затараторила женщина в розовом платье.

Говорить дальше ей мешала одышка.

— Я новенького встречал. — Вожатый подскочил обратно к Ване и выставил его перед собой живым щитом.

Женщина заметила мальчика.

— Какой прелестный ребёнок! Как зовут тебя, малыш?

От «малыша» Сусликова передёрнуло.

— Ваня. Ваня Сусликов.

— А я Нина Сергевна. Но для тебя, — щёлк по носу, — просто Ниночка!

«Просто Ниночка» сгребла Ваню в охапку и силой втащила на мост — тот отозвался жалобным скрипом.

— Я секретарша Лаврентия Палыча, нашего директора. Ох, какой он мужчина! Какой мужчина… Вы с ним обязательно познакомитесь! А ты у нас новенький, значит? Первый раз? Ох, помню, я в детстве из пионерлагерей всё лето не вылезала… Ну ничего, всё когда-нибудь бывает в первый раз. — Сусликова вернули на землю. — Хочешь конфетку?

— Спасибо, я не…

— Нет, ну до чего чудесный ребёнок! Вежливый. Не то что некоторые. — Ниночка потрепала новенького по волосам и сунула ему под нос потёртую карамельку. Вспомнила про вожатого: — Михалвалерич, пойдёмте! Срочно пойдёмте! Вас к телефону.

— Но я сейчас занят…

— Ничего не знаю! Я для чего весь лагерь оббежала? Имейте совесть, я вам не девочка! Хочется на старости лет покоя, стабильности, знаете ли, а тут звонят всякие, грозятся факс прислать. Чего-то они в ваших документах напутали. Так что идёмте! Я вас второй раз искать не буду!

На счастье вожатого поблизости обнаружилась беседка, а в ней — Тёма Булочкин из нужного третьего отряда. Михаил Валерьевич завёл к нему новенького и помчался вслед за Ниночкой.

Тёма уплетал шоколадку.

— Ты кто? — настороженно спросил он.

— Я Ваня, — в третий раз представился Ваня.

— Я знаю всех в этом лагере, но тебя ни разу не видел. Это странно?

— Я новенький.

— А, так это ты! — Тёма засиял, как натёртая до блеска лампа Алладина. — Давай дружить?

В его голосе звучало столько неподдельной радости, что Ваня замешкался. С сомнением оглядел нового знакомого. Кудрявый, невысокий, широк душой и телом. В очках, только отчего-то Тёма смотрел не столько сквозь них, сколько под ними, задирая голову и забавно открывая рот. В жёлтой футболке и в синих шортах. Левый носок кричащего зелёного цвета, правый — кричаще-красного, на одном принт с крупными кусками пиццы, на втором — с крохотными бегемотами.

Не мальчик, а ходячая иллюстрация к слову «радуга».

— Ну-у-у… давай, — протянул Ваня.

— Слышь, Пухлый! Опять хомячишь в одно рыло? — На витиеватые, с просветами, стены беседки легла тень. — Те калории не жмут?

Раздался хохот — шершавый, как напильником по деревяшке на уроке труда. В беседке появился парень года на два старше Вани. В спортивных штанах, белой безрукавке. Накаченные руки со свежим июньским загаром, бритая голова. Лицо гостя не обременял интеллект, а нос, скорее всего, пострадавший во множестве драк, смотрел вправо.

— Чё тормозим, как старая Винда? Давай, мелюзга, делись со взрослыми!

Радостный Тёма понурился и зашевырял в карманах. Нашёл ещё одну шоколадку, но этого оказалось мало. Здоровяк схватил его под мышки и, перевернув, тряхнул будто копилку. Посыпались мелочь, обёртки от конфет, брелок без ключей, скрепки, огрызок карандаша, мятая книжная закладка, хлебные крошки и жвачечный вкладыш с портретом Эйнштейна — взлохмаченный старик показывал миру язык. Ничего съедобного на пол не упало.

— Пофиг, пляшем!

Здоровяк отбросил Тёму и вскрыл упаковку. Открыл рот, готовясь откусить за раз не меньше половины, повернул голову и… встретился взглядом с Ваней.

Щёлк! Челюсти сомкнулись вхолостую.

— Ты кто ваще?

— Я В-ваня Сусликов… — Голос предательски заикнулся.

— В натуре?! Суслик?! — Снова тупой смех. Похоже, кличка, приставшая с начальных классов, сохранится и в лагере. — Чёт я тебя тут раньше не видел.

— Я н-новенький.

Говорят, лежачих не бьют. Может, это правило распространяется и на вновь прибывших?

Кажется, нет. Ваня развернулся, хотел бежать, но здоровяк схватил его за шею и сдавил, словно в тисках.

— Слушай сюда, новенький Суслик, и запоминай…

Ваня зажмурился — так и новая информация усваивается лучше, ничто не отвлекает, и удары легче стерпеть. Однако ни того, ни другого не последовало. В беседку вошёл кто-то ещё.

Ваня осторожно разжал веки.

Здоровяков стало двое, только у другого нос свёрнут влево. Между ними, утопив руки в карманах, стоял ровесник Вани с Тёмой. Худой и бледный, вылитый пломбир в обрамлении золотистого вафельного стаканчика! Дорогая обувь, укороченный брюки, светлая рубашка, тонкие губы, один висок выбрит, второй прикрыт крашеной чёлкой, глаза… Глаза под непроницаемыми тёмными очками.

«Не лагерь, а"Модный приговор"какой-то!»

— Похоже, я подоспел вовремя, — заговорил «кэжуал». Голос его звучал вполне миролюбиво. — Сорри за моего приятеля. Обычно у людей много увлекательных занятий, но у этих, — кивнул на здоровяков, — всего два: тягать железно и щемить лузеров. И ещё неизвестно, что из этого им доставляет больше удовольствия. В остальное время они вполне безобидны. Предлагаю познакомиться: Мирон Алексеев и Лёха Миронов.

Кто Лёха, а кто Мирон, Ваня не запомнил, но переспрашивать не решился. Даже рукопожатие у обоих крепышей было одинаковым.

— А ты..?

— Ваня, — в пятый раз ответил Ваня.

— И ты, как я понял, у нас новенький. Хорошо, что мы сразу встретились. Я именно тот, кто тебе нужен. Меня зовут Влад. Влад Рукомойников.

«Кэжуал» замолчал. Ожидал реакции? Но какой?

Пауза затянулась.

— А-а-а…

— Мой брат — известный бизнесмен и спонсор этого лагеря, — высекая каждое слово, продолжил Влад. — Можешь считать, что всё здесь, — обвёл руками, — моё.

И снова пауза.

— А-а-а…

— Это мой друг! — Между Владом и Ваней встал Тёма. — Пойдём, — взял новенького за руку, — я покажу, куда положить вещи. Обед уже был, но скоро полдник. А потом свободное время. Я люблю читать. А ты читаешь? Ещё можно весь вечер собирать мозаику, загадывать шарады или составлять ребусы. Вчера я загадал слово «гелиоцентризм»! Представляешь? Целый час придумывал, как это можно изобразить, ещё час сам же отгадывал. Интересно, ты бы сразу отгадал? А ещё у меня полная коллекция карточек с портретами великих мыслителей двадцатого века. Хочешь, покажу? Пойдём, будет весело!

— Это твой друг? Рил? — Влад вскинул изогнутую бровь. — А с виду ты вроде норм чел. Или я ошибаюсь?

Ваня осмотрел Тёму внимательнее. Ну уж нет! Не хватало, чтоб его с первого же дня занесли в список каких-то неполноценных! Ему тут две с лишним недели жить. К тому же, весь вечер расшифровывать нудные ребусы — такое себе занятие.

— Так-то дружить первым предложил он, не я. Знакомы мы минут пять, не больше.

И Ваня отодвинулся от Булочкина.

— Понял, Пухлый? — оживился второй здоровяк. — Ливай отсюда, пока ноги растут из правильного места! А то оторву — бушь кататься как смешарик.

И загоготал. Его смех напоминал лязг плохо смазанных железных качелей.

Тёма ужалил Сусликова взором побитой собаки, но остался на месте. Ване даже сделалось неловко и захотелось спрятаться за Влада. С другой стороны, он же не тысяча рублей, чтоб нравиться каждому встречному?

— Уши жиром заплыли? Вали, пока тя в сборную по футболу не взяли вместо мяча! — Кто-то из здоровяков — то ли Лёха, то ли Мирон — стал заносить ногу для пинка.

Тёма всхлипнул и выпрыгнул из беседки.

— Залог успеха в любом деле — грамотно расставленные приоритеты, — удовлетворённо заключил Влад. — Плюс умение выбирать партнёров. В этом лагере — как в жизни. Ты сделал верный выбор. Приятно иметь дело с умным человеком.

Рукомойников осклабился в тридцать два белоснежных зуба.

— А теперь позволь показать тебе здесь всё.

***

Сначала Ваню восхитила люстра. Массивная, свисающая низко, обряженная хрустальными нитями и занимавшая почти весь потолок гостиной. Затем камин — настоящий, в прожилках мелких трещин. Вдоль стен — раздутые от осознания собственной важности диваны. Парчовые подушки, резные ножки, занавески с бахромой. Такое убранство Сусликов и правда видел только в кино.

Но на гостиной связь со стариной закончилась. Бальный зал перестроили под дискотеки, комнаты — под корпуса. Мальчики третьего отряда спали в левом крыле, девочки — в правом. Другие отряды обитали дальше по коридору. Особо статусный Влад ночевал отдельно, где-то на втором этаже.

Ваня бросил рюкзак с вещами на свободную кровать и отправился знакомиться с лагерем.

— Директор — дядька своеобразный, — рассказывал Рукомойников, выходя во внутренний двор. — Бывший военный, так что любит затирать про дисциплину и порядок, хотя в этом не шарит. Злой, но я его не боюсь. Если надо, смогу отмазать. Если б не я, моих пацанов, — Лёха и Мирон послушно вышагивали рядом, — давно бы уже турнули отсюда. А вот вожатый в эту смену — та ещё вафля. Можешь сразу на него забить, ничего не сделает. Первый раз на этой работе. Хз, продержится ли.

На лице Влада появилась настолько нехорошая ухмылка, что Ваня понял — не продержится.

За замком высились заботливо причёсанные ряды деревьев. Лабиринтами расходились тропинки, зелёной гусеницей на них наползали густые кусты. Разбросанные то тут, то там беседки и скамейки, некогда роскошные фонтаны и каменные статуи соседствовали со спортивной площадкой: волейбольная сетка, теннисный корт. Бликовал на солнце, напоминая рыбью чешую, вычищенный от зарослей пруд. Вокруг него тянулась пляжная зона с шезлонгами.

— Видишь вон ту блондинку? — указал Влад. — Ирочка Рейфшнайдер-Хрюкина.

— Рейф… Кто? — не расслышал Ваня и вдруг заметил: — У неё что, телефон?!

— Хах! Перед правилами все равны, но некоторые равнее. — Влад как бы невзначай вынул из нагрудного кармана Айфон последней модели. — Мы с ней на особом положении. Её мать удачно вышла замуж за немецкого дипломата. Отсюда двойная фамилия и статус королевы лагеря. Плюс у неё свой бьюти-блог на Ютубе и пол-ляма подписчиков в Инсте. Девочка знает себе цену.

— А кто рядом с ней? — Ваня указал на двух подружек.

Первая — тёмненькая и с длинным носом. Причём всякий раз, когда девочка вертела головой, нос как бы сам перемещался по её лицу. Вторая наоборот — русая и с настолько плоским лицом, что на нём запросто можно было бы печь блины.

— Верка Балбесова и Катя Лисичкина, — отмахнулся Влад. — Свита при королеве.

Похоже, Рукомойников испытывал уважение только к тем, у кого были или деньги, или популярность. Ване страсть как захотелось стать богатым и знаменитым — прям сразу, здесь и сейчас. И зачем он прожил свои двенадцать с половиной лет настолько бездарно?

А вот Ирочка и правда соответствовала своему негласному званию. Изумрудные глаза, аккуратный носик, ямочка на подбородке и умело нанесённый тональник, позволявший обходиться без дополнительных фильтров на фото. Держа в руках монопод для селфи — на ногтях сверкнул жемчужный лак, — Ирочка о чём-то мило щебетала в камеру.

Ваня прислушался.

— Добрый день, мои гламурные человеки! С вами снова я, ваша зайка, радость и ваше солнышко. Да-да, вы угадали, это всё я, ваша любимая Ирочка! Предупреждаю заранее: выпейте успокоительное, а лучше — позвоните своему семейному психологу. Сегодня у нас шок-контент! Я не знаю, как смогу это пережить, наверное, у меня даже начнётся депрессия… Но я просто обязана рассказать вам о некрасивых людях! Боже, произнесла это вслух, и мне уже захотелось сделать гиалуроновую маску… Нет, речь не о тех несчастных, кому — в отличие от нас с вами — не повезло с внешкой при рождении. Бедняжки не виноваты, что помочь им может только пластический хирург. И, конечно же, мои советы, как правильно делать укладку, наносить майкап и создавать топовый лук. Кто пропустил — ссылки на предыдущие выпуски в описании! Я имею в виду тех, кто не только не скрывает свою некрасивость… Святая пудра, как же тяжело об этом говорить… Наоборот, всячески её подчёркивает и выставляет напоказ! Это такой трэ-э-эш!

Ирочка направилась к ещё одной девочке, что сидела в стороне от остальных, из-за чего Ваня не сразу её заметил. Выглядела она более чем странно. Тяжёлая обувь — что-то вроде берцев, — вытертые джинсы, растянутая толстовка — и это в жаркую погоду! Волосы обильно выкрашены в синий цвет и собраны в хвост, на губах чёрная помада, пирсинг в носу. Если б люди стали птицами, она точно была бы чёрной вороной. Той, что презирает стаи, комфортно чувствуя себя в одиночестве.

С такими Ваня ещё не сталкивался.

— Только представьте, — Ирочка подошла к «вороне» почти вплотную, — какой запущенный случай. Тотальная некрасивость. Просто эталон! Эти грязные спутанные волосы, эта отвратительная дешёвая косметика. Я уже с пяти шагов почувствовала запах перехода в метро. Девочки, упаси вас румяна хоть раз очутиться в метро! Если же вы всё-таки туда попали… Никогда! Слышите? Заклинаю вас последней коллекцией от Запорио Мамани и Фигенди! Никогда ничего там не покупайте…

— А откуда ты знаешь, как пахнет в метро? — подала голос «ворона». — Неужели до того, как мамочка вышла замуж, жила жизнью обычной московской школьницы? И вообще, Хрюкина, не хрюкай тут. Я открыла канал энергетической связи с природой, а твоя болтовня негативно сказывается на моей ауре.

— РЕЙФШНАЙДЕР-Хрюкина! — Королева лагеря ткнула пальцем вверх. — Девочки, вы видели? Она считает эту трансляцию пустой болтовнёй. Но мы-то с вами знаем, что некрасивые всегда нам завидуют. А конкретно эта завидует не только моей красоте, но и моим зубам. Конечно, я могу дать номер личного стоматолога. Только, боюсь, ей придётся ограбить банк — никакой кредит не покроет этот кариес!

— Нам, ведьмам, положены чёрные зубы. — «Ворона» откинулась на спинку каменной скамьи. Похоже, происходящее её только забавляло. — А вот когда такие милашки, как ты, много разговаривают… — перешла на зловещий шёпот, — угадай, что с ними происходит?

— Что?

— Их кожа покрывается мимическими морщинами!

— О нет!.. — Ирочка от волнения чуть не выронила селфи-палку.

— О да-а-а… — продолжала «ворона». — Ты ведь знаешь, что такое морщины, не так ли? Уродливые глубокие складки по всему лицу. Они везде! Вокруг губ, носа, под глазами и на лбу. Бороздят тебя вдоль и поперёк! Скапливают пыль, пот и жировые выделения. Выдают твой истинный возраст. И когда тебе стукнет двадцать пять — а это произойдёт гораздо быстрее, чем ты ожидаешь, — ты станешь очень-очень старой! Тебя похоронят заживо, потому что решат, что ты… мумия!

— Нет! Нет! Нет! — Ирочка отпрянула, словно ошпаренная. Побежала и затараторила в телефон: — Девочки, вы слышали? Я старею! У меня морщины! Я превращаюсь в живую мумию! Разрази меня пилинг, мне ведь нужен саркофаг! Девочки, кто-нибудь в курсе, какие саркофаги будут в тренде через двенадцать лет!? Хочу розовый с блёстками!..

— Кто это с ней так? — слегка опешил Ваня.

— Энжел, — процедил Рукомойников, став серьёзнее. — Настоящее имя то ли Анжела, то ли Ангелина… Не помню. Все зовут её просто Энжел. Говорят, она ведьма. Один раз навела порчу на одноклассницу — подбросила той в сумку дохлую птицу. После этого перевелась на домашнее обучение. Живёт без родителей, с сумасшедшей бабкой. Я считаю, таким отбросам место в тюряге, а не в нашем лагере, но брат говорит, брать кого-то из неблагополучных семей полезно для имиджа. Инклюзия, все дела. Не советую к ней приближаться.

В этот момент Энжи встретилась взглядом с новеньким. Нет, не просто встретилась — прожгла насквозь. Ваня почувствовал себя перед рентген-аппаратом и по привычке задержал дыхание. Не помогло. Энжел просветила его, отметила отклонения и поставила диагноз. После чего отвернулась и вновь приняла вид, исполненный безразличия ко всему сущему.

А что если действительно ведьма?

Сусликов сглотнул и поспешил за Владом.

За одной из статуй — ангелом со сложенными крыльями и воздетым к небу мечом — столкнулись со смуглым пареньком. Из его плеч торчали непропорционально длинные руки, а в тёмном пушке над губой угадывались будущие усы. Паренёк разговаривал сам с собой, будто репетируя.

— Ринат Архимедов, — пояснил Влад, не дожидаясь вопроса. — Местный пикап-мастер. По уши втюрился в Ирочку, но где она, а где он? Вот и пытается теперь склеить хоть кого-нибудь из тянок.

— И как успехи?

— А сам как думаешь?

— Понял, — быстро кивнул Ваня, чтобы замять тему.

Он ещё не пробовал ни с кем встречаться, но знал, что этот момент рано или поздно настанет. Опасался, что на первом свидании будет выглядеть не лучше, чем этот Ринат.

Кубиком, случайно брошенным в сад, смотрелось здание столовой: прямые углы, бетон и окна во всю стену — ничего лишнего. Наверное, построили недавно. Низкими холмами, похожими на домики гномов, пролегал в отдалении ряд хозяйственных построек.

Вдруг в кустах зашебуршало.

— Стой! Фылькаюсий Ёз из племени Остлоухих обезьян наконетс выследил тебя, ковбой Дзо!

Из зарослей на дорогу выскочил мальчишка лет шести. С лицом в полосках аквагрима, птичьим пером за ухом и самодельным луком в руках — из кривой ветки и лески. Стрелой служил плохо заточенный карандаш.

— Сдавайся! — Мальчишка нацелил оружие в грудь Владу.

— Брысь отсюда, мелочь пузатая! — шикнул не то Лёха, не то Мирон.

— Я не мелоть! Я индеетс!

Подручные Рукомойникова по привычке хотели применить грубую мужскую силу, но юный хозяин лагеря их остановил. Наклонился к Фыркающему Ежу из племени Остроухих обезьян и спросил:

— А слабо повторить? В недрах тундры выдра в гетрах тырит в вёдра ядра кедра.

Мальчуган опустил лук.

— В недлатундлы выдла в ветлах… в етлах… в гетлах… В недлатунды… тулды… тундлы… выдла… Да ну вас!

И индейца как ветром сдуло.

— Ну, а это кто? — Ваня перестал чему-либо удивляться. Мда, странный лагерь. Мажоры, блогерши, ведьмы, выдры в гетрах, индейцы…

— Дима Веснушкин, сын секретарши Ниночки.

Картина вроде бы прояснилась.

Глава 2

Если друг оказался вдруг

Ночью Ваню впервые за долгое время не мучили кошмары. Спал настолько сладко и крепко, что чуть не пропустил подъём. Пока разлепил глаза, пока встал, пока умылся, отряд уже построился и отмаршировал на завтрак. На ходу впрыгивая в кеды и натягивая футболку, Сусликов помчался в столовую.

В бетонной коробке пищеблока было душно, шумно, многолюдно, и, несмотря на открытые окна, царил специфический запах. У входа тортом «Наполеон» слоилась башня из пластмассовых подносов. Отряды наваливались на неё дружной гурьбой, перетекали к витрине с раздачей, а после разбивались на отдельные компашки за столиками.

Казалось бы, ничего сложного. Но новенькому не повезло.

Сначала ему, опоздавшему, не досталось подноса. А когда кто-то из персонала вынес запасной, выяснилось, что блюда в витрине почти закончились.

— И картошки с котлетой не осталось? — вопрошал Ваня, заглядывая в вывешенное на стенде меню. — И макарон с сосиской?

— Нету ничего! — проорала работница столовой. Орала она всегда и всюду, по выработанной за долгие годы профессиональной привычке. — Спать меньше надо! Остался салат «Весенняя свежесть»! Возьмёшь?

Ваня с сомнением оглядел расползшуюся кучку зелени, увенчанную редиской.

— Что-то свежесть у него не очень свежая…

— Так и весна у нас всякая бывает!

Дальше произошло совсем жуткое. Контролёрша раздачи, кряхтя, подняла с пола жестяное ведро с красной надписью «Компот», зачерпнула из него ковшиком и плеснула мутную жидкость Ване в стакан.

Ок, салат так салат, компот так компот. В конце концов, от витаминов ещё никто не умирал. А вот от голода…

Свободных столиков не было — кроме того, где сидел Влад. Лавируя между другими ребятами, Ваня причалил к нему:

— Приятного аппетита. Я тут приземлюсь?

Сегодня столичный мажор был без очков. Одной рукой строчил в Айфоне, второй катал шарики из хлеба. На секунду прервавшись, Рукомойников окинул Ваню беглым взглядом и уставился обратно в гаджет.

Что ж, молчание — знак согласия. Сусликов поставил поднос, выдвинул стул, стал опускаться и… свалился на пол!

За его спиной уже стояла неразлучная парочка — Лёха Миронов и Мирон Алексеев. Или наоборот.

— Гы! — заржал Мирон (или Лёха).

— Хы! — заржал Лёха (или Мирон).

— Эй, вы чего? — Ваня встал и потёр ушибленный копчик.

— Полагаю, мои спутники не без помощи специфического чувства юмора пытались намекнуть, что я привык принимать пищу один. — Влад заговорил, продолжая прыгать пальцами по виртуальным клавишам. — Исключение только для тех, кого я считаю своими друзьями.

— Со вчерашнего дня я твой друг!

— Рил? — Рукомойников отложил смартфон и, хитро щурясь, вновь взглянул на Ваню — так, словно тот стоял перед ним впервые. — Если я правильно помню, вчера ты сделал верный выбор, попросившись в наше элитное сообщество. Но это ещё не значит, что ты стал одним из нас.

— И что мне нужно? Выполнить какой-то квест, да?

— Шаришь, Суслик.

— Хы! — отреагировал Мирон (или Лёха).

— Гы! — согласился Лёха (или Мирон).

— Видишь во-о-он того уничтожителя продуктов? — Влад указал на стол у стены. За ним сидели Тёма, Ринат и ещё один мальчик из их отряда — Матвей Огурцов, но Ваня сразу догадался, о ком идёт речь. — Пока эти двое не свалили, ты подойдёшь к Пухлому и кое-что сделаешь.

— Мне нужно его побить? — испугался Ваня.

Негласный хозяин лагеря брезгливо раздул ноздри.

— Как грубо!.. Запомни, Суслик: переизбытком физической силы страдают люди с нехваткой мозга. А нет мозга — нет денег. Нет денег — нет успеха. Так говорит мой брат. — Рукомойников вытер руки салфеткой. — Отбросы общества должны сами осознать свою никчёмность. Так что у меня всё гуманно.

— Так чего ты от меня хочешь?

— Просто покажи, что ты круче, чем он. Мои парни подойдут, скрутят Пухлому руки. Тебе всего-навсего останется взять тарелку с супом и на глазах всего отряда вылить ему за шиворот.

Ваня растерялся. Подобные выходки он видел только в фильмах про американских подростков.

— Но… Ему такое вряд ли понравится.

— Кого клепёт чужое горе. — Рукомойников понизил голос: — Жизнь так устроена. Или унижаешь ты, или унижают тебя. Выбирай.

— Это тоже намёк?

— Инфа к размышлению. Ты здесь новенький и ещё не занял своё место в социальной иерархии. Хочешь быть в элите? Докажи, что достоин этого. Заставь уважать тебя. Укажи остальным на их место. Если же струсишь, то в глазах всего лагеря станешь отбросом. Будешь тусить с такими же. Хотя… — Влад притворно задумался. — Вчера они уже видели тебя в моей компании, а дружбу Пухлого ты отверг. Так что вряд ли они тебя примут. Никто не будет с тобой общаться. Ты станешь изгоем. Изгоем в незнакомом месте, в окружении незнакомых людей, вдали от дома. И если что-то случится — никто не придёт тебе на помощь.

Вот так. Один неосторожный поступок может испортить жизнь как минимум на две ближайшие недели. Сусликов мысленно отругал себя за малодушие.

— Хорошо. Я согласен.

Тонкие губы мажора растянулись в полуулыбке. Рукомойников подал знак. Отодвинув Архимедова и Огурцова, Лёха с Мироном окружили ничего не подозревающего Тёму. Не давая опомниться, заломили ему руки за спину. Ринат, возмутившись, вскочил, но свободной рукой то ли Мирон, то ли Лёха вдавил его обратно в стул.

— Не рыпаться! — пробасили подручные Влада.

— Прошу прощения, что отвлекли от трапезы. — Влад вышел из-за стола и встал напротив ребят. — Просто новенький изъявил желание кое-что сказать вашему соседу. Настолько важное, что даже попросил нашей помощи. Рекомендую и вам послушать.

— Отпустите меня, — взмолился Булочкин, — пожалуйста. Мама говорит, меня нельзя бить. Вдруг я достояние нации? Правда врачи считают иначе… Хотите бутылочку Колы? У меня в тумбочке ещё не начатая. Удовольствие от углеводов даже больше, чем удовольствие от драки. И безопаснее. Вы любите углеводы? Только отпустите…

— Не скули! — Влад поморщился и брезгливо, двумя пальцами отогнул у Тёмы вырез футболки. — Ну, Суслик, твой выход!

Столовая замерла. А может, это Ваня потерял ощущение времени. Медленно, как на эшафот, он приблизился к столику, за которым сидел Тёма. Нащупал взглядом тарелку. Потянулся к ней, но рука плохо слушалась.

Что ни говори, а сознательно гадить другим — особое умение.

Тёма следил за Ваней сквозь очки, но его наивный и совсем детский взгляд — словно Булочкину было не тринадцать, а все пять — передавался даже через стекло. И вообще, вблизи кудрявый, курносый, разноцветный Тёма больше походил на ожившую мультяшку, чем на реального человека.

Ваня отдёрнулся.

— Не, это слишком! Фиг знает, что у вас за непонятки, но меня в это впутывать не надо! Разбирайтесь сами!

— Ты хорошо подумал? — с нажимом уточнил Влад.

— Я сказал, что не буду. И точка. — Сусликов отвернулся.

— Ну и дурак. — Рукомойников пожал плечами. — Думаешь, ты ему помог? Напротив. Раньше страдал только он, а теперь пострадаете оба.

Влад взял суп, плюнул в него и занёс над головой Тёмы.

В этот момент Архимедову удалось вырваться из лап не то Лёхи, не то Мирона. Со всей дури он пихнул подручного Влада в бок, тот отшатнулся и задел Ваню. Лёгкий Сусликов не устоял и налетел на Рукомойникова.

Тарелка перевернулась, её содержимое вылилось на дорогую фирменную одежду мажора.

Влад вскрикнул, Тёма охнул, Ринат присвистнул. Раздался звон разбитой посуды.

— Эй, хулиганы! — Из кухни выбежала румяная тётка в высоком белом колпаке и воинственно затрясла половником. — Чего тут устроили, а? Где вожатые? Какой отряд?

Ваня повернул голову — протискиваясь в толпе, к ним уже спешил Михаил Валерьевич.

— Простите нас, тёть Клав! — Смеялся Матвей Огурцов. — Прост вы так вкусно готовите, что Владик попросил добавки!

Ваня рванул к выходу. Последнее, что он услышал — брошенное в спину:

— Жди весёлой ночки, Суслик!

***

Когда до ворот оставались считанные метры, Сусликов свернул с дорожки и подкрался к последнему препятствию — будке охраны. Втянув голову и пригнувшись, прошмыгнул к открытому окошку. Прислушался. Изнутри доносилась негромкая музыка — возможно, работало радио. Живых голосов нет. Неужели удача? Досчитав для верности до двадцати, Ваня резко выпрямился, подпрыгнул и заглянул в окно.

Стол с расстеленной газетой, какие-то пульты, погасший экран, недоеденная сухая вобла, стакан в массивном металлическом подстаканнике — как в поезде, календарь на стене, вентилятор — всё, что успел разглядеть. И никого из людей.

Обрадованный Ваня побежал к воротам.

— Эй, малой! Створку закрыть не забудь!

Ваня вздрогнул. Справа от него, у ближайшего к воротам дерева, стоял охранник и неспешно лузгал семечки. Из нагрудного кармана чёрной спецовки торчала похрипывающая рация.

— А если не закрою?

— Тогда придётся мне. — Охранник сплюнул шелуху под ноги. — А мне лень.

— И вы меня отпускаете?

— Да вроде не держу.

— Так просто?

— А чего тут сложного? Хочешь, туда иди, — неопределённо указал вперёд. — Там поле. До ближайшей деревни километров тридцать, не меньше. До остановки ещё десять. Автобусы ходят раз в день, и то рано утром. А хочешь — туда, — ещё менее определённо махнул назад. — Там вообще непроходимый лес. Смотри не споткнись.

У Вани внутри будто что-то обрушилось. Плечи поникли сами собой, ноги сделались ватными.

— Издеваетесь?

— По факту говорю. — Охранник догрыз семки и, отряхнув ладони друг об друга, направился в будку. — Думаешь, ты первый, кто по мамке соскучился? Когда лагерь только открыли, у меня таких по пять человек в день было.

Хлопнул дверью и оставил Ваню одного. Одного со страхами, проблемами, в чужом, малознакомом месте. А теперь ещё и без надежды сбежать.

Пришлось вернуться.

Весь оставшийся день Ваня гулял по аллеям парка, не попадаясь на глаза ни своему отряду, ни своему вожатому. Даже спать пришёл последним, когда уже объявили отбой. Свет погас, и Сусликов мышью проскочил к своей кровати. Накрылся простынёй прямо так, в одежде — мало ли, какую месть приготовил ему Влад?

Лучше быть начеку.

Ваня ждал, внимая каждому звуку и движению. Вспоминал, как весело и безопасно проводил летние каникулы раньше. Думал о родителях — прошло всего полтора дня, а он уже скучал. А потом в голову без спроса влезла та странная девчонка в чёрном макияже. Ведьма Энжи. Интересно, её ведьмой прозвали только за внешку? Или правда умеет в магию? Странная она… Ваня в подробностях представил Энжи — та вдруг раскрыла рот и плюнула мохнатым чёрным пауком. Паук взглянул на Ваню лицом секретарши Ниночки. Перебрал многочисленными лапками и ка-а-ак начал скрестись прямо в душу…

Чур меня! Чур!

Стряхнув ползучие обрывки сновидений, Сусликов вытянул шею и помотал головой. Мужская половина третьего отряда синхронно посапывала. Возможно, Влад обманул. Специально пригрозил Ване, чтобы тот всю ночь лежал и трясся от страха.

«Подожду ещё часик. Если всё будет ок, усну».

Но сдался, задремав гораздо раньше.

Дверь в спальню отворилась. В помещение на цыпочках прокрались два силуэта. С Вани сорвали простыню…

Всё будто исчезло, испарилось. Без следа и остатка на веки вечные.

Ни леса, ни чудовищ, ни всадника.

Громоздкие кулисы облаков отползают, небесная гладь рябит. По ней величественно плывёт корабль лунного диска. Ты ахаешь в изумлении. Луна не только необъятных размеров — она светится багрово-ярким!

Болота вокруг орошаются кровью. Опасная и обманчивая, завлекающая в плен трясина стыдливо прикрывается наростами тины. Кое-где она квохчет и булькает, как сильно переваренный бульон, исторгает наружу пузыри ядовитых газов. Веет гнилью — испарения перешёптываются в воздухе.

Поверх болот редкие вкрапления кочек. Только по ним ты можешь перебраться на ту сторону. Если не оступишься…

Один неверный шаг — и топи поглотят тебя навсегда.

Но где же зловещий всадник?

Дыхание его коня у твоего затылка. Ледяное дыхание самой смерти — мороз тут же пробирает до костей. Теперь не успеешь убежать! Не успеешь перебраться на другой берег! Враг настиг тебя. Вот он, уже за спиной, на расстоянии вытянутой руки!

Конь издаёт торжествующее ржание. Что-то бьёт тебя в спину — боль успевает прокатиться с головы до пят. Ты пытаешься ухватиться, но пальцы беспомощно скребут пустоту. Картинка кренится, земля и небо меняются местами, всё сливается в единый неразборчивый поток.

Ты чувствуешь, как летишь вниз.

— Не-е-е-е-е-е-т!

Сусликов открыл глаза, но не успел ничего сделать — ему бесцеремонно зажали рот. Обхватили со всех сторон, подняли и поволокли в холл. Ваня кусался, пытался кричать — выходило невнятное, глухое «м-м-м», — вырывался и пинал похитителей. Ничего не помогало. Наоборот — пару раз ему заехали кулаком в живот. Ваня замычал сильнее — теперь уже от боли — и обмяк.

Его притащили в абсолютно тёмное помещение.

— Что, Суслик, — чиркнула спичка, — продолжим экскурсию по лагерю?

Свет отразился в зрачках Влада. Рукомойников открыл вход в подвал.

— Бросайте его! Пусть привыкает к перемене обстановки!

Глава 3

Зло пожаловать, или Живым вход воспрещён!

Полуовальный лаз несколько метров шириной и метра два в высоту, подпоротый поначалу каменной кладкой. Там, где кирпичи кончались, лаз становился ниже и теснее, разделяясь на множество уходящих вглубь ходов. Некоторые из них обвалились, из оставшихся тянуло сыростью.

Ваня дошёл до одного из ответвлений.

— Эй! Есть здесь кто-нибудь?

Глаза застлало едким дымом. Земляной пол скрадывал шаги, но Ваня расслышал — сюда приближаются!

В дыму засуетились нечёткие тени. Воздух пожирали пляшущие верхушки факелов.

– Здесь! Нашли!

– Все за мной!

Факелы мчались прямо на Ваню. Сусликов отпрыгнул в сторону.

Нужно срочно спрятаться! Но куда? Пустой тоннель, никаких заграждений.

А руки сами уже копали яму в земляной стене…

– За мной! Сюда!

Шаги всё ближе, дым всё гуще. Почва плохо поддавалась, налипала кашей. Тут Ваня наткнулся на что-то твёрдое. Обламывая ногти, выкорчевал валун. Земля провалилась, камень выкатился без особых усилий. На его месте образовалась ниша — слишком плоская для взрослого человека, но достаточная для подростка.

Факелы мелькнули в считанных метрах. Ваня поджал ноги и забился в укрытие.

Мимо пронеслась толпа с десяток деревенских мужиков. Жилистых, коренастых, с оружием наготове. Лица перемазаны сажей. Выпученные глаза, перекошенные рты, тёмные бороды.

– Где она?

– Лови её! Лови!

– Она свернула туда!

Гул ругательств заполнил подземелье. Толпа свернула, очертания исчезли в темноте.

Кто эти люди? Почему они так странно выглядят? Откуда они здесь?

Вскоре погоня вернулась.

Часть факелов погасла, догорев до основания, часть вяло и горкло чадила, почти не добавляя света. Кто-то растерял всё оружие, кто-то был ранен. Круглые лица осунулись, глаза ввалились. Путники вразброд слонялись по тоннелям.

– Четвёртый круг уж наворачиваем.

– Сил моих больше нет!

– Будь она проклята!

– Это нас бес водит…

Один из мужиков остановился и принялся плевать через левое плечо. Его взор случайно упал на лежащий у стены камень. Бородач пригнулся, вороватым жестом выхватил из голенища самодельный нож — массивная рукоять, узкое длинное лезвие — и подкрался к тому месту, где прятался Ваня.

Ваня почти слился с землёй, стараясь стать ещё меньше и ещё незаметнее. Его сердце стучало так рьяно, что, казалось, звук разносится по всему подземелью.

Бородач занёс нож и сунулся в нишу. На миг их глаза встретились — перепуганный взгляд мальчика и уставший, а оттого ещё более свирепый взгляд преследователя. Деревенский мужик опустил нож и ощупал земляное днище. Его рука прошла через Ваню — Сусликов даже ничего не почувствовал.

Вообще ничего. Будто его здесь и не было.

Из-за спины у преследователя вырвался девичий плач. Бородач встрепенулся. Выпрыгнул на середину тоннеля — откуда только силы появились? — и побежал на звук. Переборов страх, Сусликов выполз следом. В конце лаза он различил невысокую стройную девушку. Преследователь мчался к ней.

— Скорее! — закричал Ваня, замахал руками. — Уходите отсюда!

Но настигнуть жертву не вышло. Человек с ножом всё бежал, а расстояние не менялось. Движения его делались размеренными, в какой-то момент он сбился на шаг, после вовсе остановился. Его волосы заметно поседели, клочьями падая на плечи, обнажили быстрорастущую лысину. Фигура согнулась, придавленная невидимой ношей, защёлкали суставы, и без того латаное одеяние измочалилось в труху. На голом теле безразмерным чехлом повисла морщинистая кожа. Человек завопил от отчаяния — голос фыркал, шипел и становился тише. Упал на колени. Кожа начала трещать и отваливаться…

Прямо на глазах у Вани таинственный преследователь превратился в высохший, полупрозрачный скелет! Припав к земле, скелет в последний раз потянулся рукой и рассыпался. Девушка шумно дохнула — прах развеяло, словно дым.

Ваня не успел ни прийти в себя, ни осознать увиденное, а девушка уже стояла прямо перед ним. Длинные волосы скрывали лицо, с плеч стекала вода.

— Нет… Нет…

Ваня хочет отступить, да не может.

Из небытия протягивается ладонь. Сусликов зачем-то хватает её, но ладони больше нет, теперь он сжимает мокрые волосы. Распущенные косы перепутываются, наматываются на запястье, меж ними медленно проступает белый лик…

Ваня закричал. Дёрнулся. Понял, что падает. Падает как тогда, там, в ночных кошмарах, падает долго, бесконечно долго, ловит пустоту и захлёбывается тьмой…

***

Сусликов очнулся во второй раз.

Открыл глаза, но светлее не стало. Сколько так пролежал? Час? Два? День? Ноги и руки затекли. Ваня надеялся, что его скоро хватятся, начнут искать, ну, или во Владе проснётся совесть. Хотя откуда совесть у модных столичных мажоров? Денег она не приносит, славы тоже.

А ведь ещё вчера он жалел, что не вырос таким же…

Время шло, и надежда на быстрое спасение таяла. С земли подбирался холод, озноб уже вовсю хозяйничал по телу.

Тут на Ваню что-то взобралось. Сусликов осторожно приподнял руку — вроде слушается, боли нет, значит, без перелома, — и ткнул в темноту. Попал во что-то мягкое и тёплое. Провёл воображаемую линию, упёрся во влажный кончик, провёл обратно — ухватился за нечто, похожее на тонкий металлический шланг.

Раздался возмущённый писк. До Вани дошло…

Крыса! Огромная крыса у него на груди!

Сусликов завопил, вскочил и запрыгал, стараясь сбросить с себя противного грызуна. Под ногами началось шевеление. Похоже, хвостатый гость привёл с собой многочисленную родню. Кто знает, сколько их тут? Десятки? Сотни?.. Тысячи?!!

Ваня побежал. Ориентироваться в глухой черноте было трудно — врезался в стену, отскочил, кинулся в другую сторону… Или только казалось, что в другую? Там тоже наткнулся на препятствие.

Крысы бежали за ним.

Наконец их писк смолк. Ваня выбился из сил, еле-еле брёл в темноте, цепляясь одной коленкой за другую. Неужели подвал замка вправду настолько большой? Неужели помощи ждать бессмысленно, его и за год не отыщут? И догадаются ли вообще искать его здесь? Что, если Влад так никому ничего не расскажет?

Глупо умирать в расцвете юношеских лет. Глупо, обидно и страшно.

До сегодняшнего дня Ваня мало задумывался о смерти. Смерть представлялась ему чем-то далёким, полусказочным, эдакая выжившая из ума старуха с косой, что приходит к людям в играх и фильмах. А если в жизни, то к кому-то незнакомому, чужому.

Смерть всегда не про меня.

Интересно, а какой он, переход на ту сторону? Такой же длинный тоннель с закруглёнными сводами? Словно арка, бесконечный путь из комнаты в комнату, из мира в немирье…

Стоп!

Тоннель. Арка. Глаза не могли привыкнуть к темноте настолько, чтоб без света различать детали.

Но в том-то и дело, что свет был! Тьма ёжилась и нехотя отступала, пропуская жидкий, полупрозрачный луч. Ваня наклонился и дотронулся до него. На ощупь луч напомнил нежную шёлковую ткань. Слабая струйка вспыхнула сильнее бирюзовым оттенком и потянулась дальше. Это что, очередной мираж? Новое видение?

Луч просочился сквозь пальцы, засиял настойчивее, будто звал куда-то. Ничего не понимая, Ваня поспешил за ним.

А тьма позади уже смыкалась обратно…

Я сном безмятежным покойно спала,

От страсти волненья свобода была.

Ласки твои пробудили меня,

Милый, ты знаешь, люблю я тебя.

Милый, ты знаешь, люблю я тебя…

Где-то впереди, за пеленой загадочного света, Ваня отчётливо разобрал женский голос.

Жизнь без любви, один только сон,

Обманчивым призраком дышит мне он,

Сон мой нарушен, прости мой покой,

Милый, до гроба я буду с тобой.

Милый, до гроба я буду с тобой…

Голос приятный, но хрупкий — звуки осыпаются, каждый звук — как острый осколок. Лабиринт заполняет печалью… Неподдельной щемящей тоской.

Насмешкой лишь злой отвечаешь ты мне,

Меня же любовь приковала к тебе,

Милый, отдай мне мой прежний покой,

Где же ты, где же, мой сон золотой.

Где же ты, где же мой сон золотой…¹

Сусликов с трудом протиснулся в расщелину, разделявшую два больших валуна. Бугристые, морщинистые камни перекрывали вход в пещеру — подземные своды расходились вверх и вниз, словно разверстая звериная пасть. Сверху, меж застывших натёков, маялись неясные отблески. Игра света, отражения поверхности озера — в него упирался песчаный уклон. Вода шевелилась и брезжила волшебным свечением.

Это она распускала бирюзовые щупальца по рукавам тоннелей.

— Ай!

Ваня споткнулся, потерял равновесие и, упав на песок, покатился к воде. Замер у самой кромки.

Только теперь он рассмотрел, что озеро было сплошь усыпано блуждающими огоньками. Пульсирующие мелкие шарики — не крупнее кулака ребёнка — сонно покачивались на поверхности. Сусликов дотронулся до одного из них. Огонёк вспыхнул ярче и вопросительно поднялся в воздух.

— Привет. — Ваня не знал, как общаются с волшебными созданиями и выдал первое, что пришло на ум: — Как дела?

Несколько мгновений огонёк висел неподвижно, а потом проскочил у Вани над головой и клюнул его в затылок.

— Ты чего дерёшься?!

Ваня бросился за обидчиком. Только куда там — светящийся шарик легко увернулся, взлетел выше, где его точно не смогут достать, — а когда Сусликов отвернулся, спикировал и врезался Ване в лопатку.

— Эй! А ну стоять! — разозлился Сусликов.

Ваня хлопнул в ладоши, но огонёк успел исчезнуть. Потом возник снова и снова ужалил. Хорошо, что не больно — касание походило на холодный и щекотный поцелуй. Огонёк то возникал над головой, то игриво тыкал в спину, то мелькал на противоположном берегу, то налетал снизу. Ваня прыгал, отмахивался, пытался ловить… И получил такой крепкий удар под зад, что второй раз кувыркнулся и упал — теперь уже в воду.

В кристально чистом озере не было ни рыб, ни водорослей. Одно лишь дно… и кое-что ещё.

Вернее, кое-кто.

Под водой на Ваню смотрело синее девичье лицо.

— А-а-а!

Ваня вынырнул и, отплёвываясь, попятился на берег. Нет! Нет! Опять видение? Опять сон? Да что ж это такое!

Развернулся, кинулся к расщелине. Клац! Зазубрины на краю валунов шумно захлопнулись. Путь отрезан. Куда теперь? В тоннель! В любой из тоннелей!

Сзади что-то ухнуло. Озеро забултыхалось, взвился поток воды.

— На по-о-омощь! — вопил Ваня. — Кто-нибудь!

Невидимая сила подхватила его и вернула к воде. Ноги увязли в мокром песке. Зелёные огоньки зарябили, вспорхнули под потолок, их место заняли тени. Поползли, извиваясь, чёрные силуэты.

— Спасите! Помогите! — отбрыкивался Сусликов.

Перед ним замерцало лицо утопленницы. Девушка не старше восемнадцати. Длинные светлые волосы, аккуратные носик и рот, как у куклы, широко распахнутые глаза — смотрят пронзительно, будто выспрашивают. Светятся голубыми сапфирами на серо-бледной коже.

Ваня заморгал. Лицо не исчезло.

— Мама… Мамочка…

С воем рухнули тени, погребая под собой пещеру. Блуждающие огоньки тревожно заверещали и рванули врассыпную.

Призрак утопленницы вытянул руку.

— Нет! Нет! Уйди! Отстань!

Ване подвернулся гладкий камешек. Замахнулся — камень просвистел в густеющей мгле, разрезал призраку грудь и скрылся в озере. Девушка заплакала — по полупрозрачной коже полоснули капли. И хотя руку не убрала, действие её странных чар ослабло.

Нельзя упустить момент!

Ваня собрался с силами, перепрыгнул через вьющиеся тени и, будто в сказке про немецкого барона, выдернул себя из мрака.

Стены пещеры плясали размытыми пятнами, постепенно удалялись.

Тьма неслась следом, но дробилась и распадалась. Теперь это была совсем иная тьма, не такая колючая и всепоглощающая, не такая живая и злая. Теперь это была хорошо знакомая, уютная ночь, что обнимает город по ночам, оставляя прорехи для фонарей.

Там тьма твердеет, здесь, наоборот, чахла всё быстрей.

Мрак расслоился в сумрак, сумрак — в свет. Электрический, сначала широкий, размашистый, но чем дальше Ваня бежал, тем больше он сужался, заканчиваясь маленьким белым диском.

Сусликов со всего размаха в кого-то врезался.

— Ля, хто здесь?!

Свет дрогнул и погас.

Глава 4

А всё так хорошо начиналось…

Вообще-то Доходягин Лаврентий Палыч был человеком сдержанным и рассудительным. Возможно, сказывалось армейское прошлое. Но сейчас директор лагеря «Улыбка» рвал и метал. В прямом смысле — рвал ненужные листы бумаги и метал взоры, полные возмущения.

— Диверсия! Аншлюс! Перестройка! — Доходягин не стеснялся использовать самые грубые слова из всех, что знал. — Ерундистика творится на вверенном мне участке фронта! Евгения Александровна прибыла в расположение вашего отряда по рабочему вопросу, а у вас пусто, как в голове у противника! Ни детей, ни вожатого. Доложить в моём присутствии причину вашего отсутствия!

— Мы… эмм… — замялся Михаил Валерьевич, сражённый таким напором. — Мы ходили купаться.

— Кто разрешил?

— Я…

Лаврентий Палыч навис над молодым вожатым. Так близко, что кончиками усов стал щекотать тому лицо — Михаил Валерьевич еле сдержался, чтоб не чихнуть.

— А кто разрешил вам? Самовольно покинули диспозицию? Дезертировали всем личным составом к пруду, не поставив в известность командование?! Без медсестры! Без огневой поддержки более опытных подразделений вожатых!

Директор замолчал и вернулся в кресло — перевести дух и подсчитать боевые потери. Первая атака прошла успешно.

— Ну… ребята сказали, что не хотят спать в тихий час. Была хорошая погода, вот и попросились на пруд. Вовремя успели — сейчас, видите, опять тучи.

— Отставить не хотеть спать! Слушать вопрос, отвечать ртом! Почему тихий час называют тихим?

Михаил Валерьевич пожал плечами:

— Вероятно, чтобы дети вели себя тихо.

— Так точно, товарищ вожатый! — Директор лагеря снова приблизился. Его указательный палец застыл у переносицы подчинённого. — Тихо, смирно, в полном составе и в переделах чётко обозначенного командованием радиуса квадрата. А не занимали иные объекты обороны. Тут вам не там! Тут детский лагерь, а не детский сад! И тут не барышня в халате перед вами командует!.. Евгенисанна, пардоньте за мой французский… Я не допущу новобранцам расшатывать порядок и дисциплину. — Палец превратился в большой красный кулак с синими прожилками. — Вопросы есть?

— Никак нет, товарищ командир!

— То-то же! — удовлетворённый Лаврентий Палыч забарабанил по столу. — Евгения Александровна, голубушка, — замурлыкал он другим тоном, — вы же видите масштаб поражения.

— Вижу, товарищ директор, — согласилась Евгения Александровна, наставница четвёртого отряда и по совместительству исполняющая обязанности старшей вожатой. Всё это время она молча стояла у другого края стола.

— Так, стало быть, значит… понимаешь ли… — Лаврентий Палыч подбирал нужные слова. — Подсобите. Окажите содействие. Поделитесь опытом. Возьмите, так сказать, на поруки. Организуйте шефство над более молодым и менее опытным коллегой. Сделайте из салаги достойного члена зрелого общества!

— Не переживайте, товарищ директор. Будет исполнено.

Если б какой-нибудь художник взялся за портрет Евгении Александровны, ему пришлось бы променять кисти на транспортир с линейкой. Настолько у и.о. старшей вожатой были правильные и строгие черты лица. Гордо отточенная осанка, деловой и цепкий взгляд, крепко сжатые губы. Не человек, а прямой угол с золотисто-русыми волосами.

По крайней мере, так определил Михаил Валерьевич, выходя из кабинета начальства. Евгения Александровна трудилась в этом лагере не первый год и служила живым вдохновляющим примером для остальных работников. Дети из её отряда не сбегали, не терялись, даже не болели, зато всегда побеждали во всех соревнованиях.

— Ответственность.

— Что? — Михаил Валерьевич обернулся.

— Ответственность — первое и главное качество вожатого. — Евгения Александровна смерила коллегу настолько скептическим взглядом, что тот почувствовал себя товаром на полке с уценкой. — Если вы осознаете это, у вас всё получится.

Мда, с такой будет непросто. А в душе вдруг кольнуло давно похороненное чувство…

Нет! Девушки — это несерьёзно. Приятно провести время — да, что-то большее — нет. Охмурить, закрутить романчик, чушь прекрасную нести. Мы были оба, я у аптеки, а я в кино искала вас, знаешь, извини, но мне надо бежать, дела, пойми, дела, дела… Но ни в коем случае не давать им прописку в своём сердце! Натащат вещей, раскидают волосы, ногти — пометят территорию, — разложат всё по фен-шую, привезут родственников, затеют перепланировку, а потом так громко хлопнут дверью, что пол провалится к соседям. И всё, прощай квартира.

Не в этот раз…

— Сорян. Мама с детства жаловалась, что я та-а-акой безответственный… — Молодой вожатый изобразил вздох сожаления. — Но! Вашего опыта явно достаточно, чтобы это исправить. Как вы смотрите на то, чтобы я зашёл к вам сегодня после отбоя? Посидим, пообщаемся, вы мне что-нибудь покажете…

Улыбнулся своей самой обаятельной улыбкой, а затем ещё и подмигнул. Чтоб наверняка.

Девушки ведь существа простые. Даже примитивные. Во-первых, им нравятся улыбки. Во-вторых, они западают на плохих парней. В-третьих, обожают музыкантов. Для большинства неприступных мадемуазелей серенада под окном — вершина романтики.

На лице наставницы не дрогнул ни один мускул:

— Зачем ждать так долго?

Михаил Валерьевич аж замер с занесённой для шага ногой.

— Вы хотите прямо сейчас???

Ого, как быстро! А представлялась твёрдым орешком.

— Во время ужина. Когда будете с отрядом в столовой, я дам вам крайне полезную книгу по педагогическому мастерству.

— Книгу?

— А что вы так удивляетесь? Рассчитывали на что-то другое? У меня нет времени общаться с вами тет-а-тет. Вдруг книга увлечёт вас больше, чем должностная инструкция, о существовании которой вы, судя по всему, даже не подозреваете.

С этими словами Евгения Александровна развернулась и на негнущихся ногах направилась к лестнице.

Последний раз молодого вожатого так отчитывали в школе, когда сосед по парте Олежка Востриков кинул в сумку училки зажжённую петарду, а маленький Миша решил её достать. Незаметно, в последний момент до взрыва. Но не успел… Все решили, что виновник он, а Олежка промолчал. Друг, блин! Сначала истерила училка, потом ругала завуч, читала нотации директор, дома влетело от предков.

Даже в универе с ним обращались лучше. Несмотря на то, что Михаил Валерьевич отучился все пять лет, но каким-то чудом (или хитростью) избежал педагогической практики. Вызвали к декану, поставили ультиматум: или отрабатываешь смену в любом детском лагере, или… Об отчислении без пяти минут выпускник и думать боялся. Куда сейчас без диплома?

Так он и стал вожатым. Первый раз в жизни.

— Чуть не забыла. — Евгения Александровна остановилась. — Поздравляю с пополнением в вашем отряде.

— Неужели кто-то родил? Они же дети…

— Я про новенького. Ваня Сусликов. Приехал два дня назад.

— А-а… Что ж, премного благодарен. С вашего позволения, пойду к себе в отряд — надо же когда-то исполнять должностные обязанности.

— Моё позволение для этого вам не нужно. Не забывайте, дети — наше будущее! Взываю к вашему разуму: осознайте, какое доверие оказало вам государство, вложив в ваши руки заботу о своём будущем. Судьба нашей страны зависит от вас!

Молодой вожатый не особо уловил связь между будущим России и своей скромной персоной, но предпочёл не спорить.

А всё так хорошо начиналось!

Например, Ваня закончил учебный год всего с одной тройкой. И то по физкультуре. Конечно, кто-то скажет, что почти тринадцатилетнему пацану стыдно иметь такую оценку по физ-ре, но что поделать, если Ваня не умел подтягиваться? Зато отлично висел на перекладине и болтался, как вечный двигатель — туда-сюда, туда-сюда… Отжиматься Сусликов тоже не любил. Мало того, что можно стукнуться подбородком об пол, так ещё и равновесие держать нужно. А у него то живот провалится — здравствуй, Марианская впадина! То зад слишком оттопырится — вот она, гора Эверест!

А уж всякие футболы и баскетболы Ваня вовсе терпеть не мог. Ошибёшься ты — проиграет вся команда.

Мама не ругалась из-за тройки. Только молча вздыхала и думала о своём, подолгу застыв у окна. А потом обнимала и целовала Ваню как маленького, но Ваня не обижался. Чем более примерного сына ты изображаешь, тем выше вероятность, что тебе что-нибудь купят.

А в первый день лета вернулся папа! Без предупреждения, просто позвонил в дверь и вошёл как ни в чём не бывало. В той же рубашке и в тех же брюках, только пах незнакомыми духами — Ваня заметил, но не стал спрашивать. Папа вернулся! Папа! Папочка! Подбежал, обнял. «Не уходи от нас больше, слышишь?»

Папа смеялся, был веселее, чем обычно. Вечером рассказывал анекдоты и обещал взять с собой на рыбалку — два дня в настоящей резиновой лодке с ночёвкой в палатке. Ваня тут же стал мерить сапоги, что долгие годы пылились в углу кладовки. Те достали почти до пупка.

Наутро отец исчез. Исчез вместе со всей своей одеждой, зубной щёткой, электробритвой, шампунем и некоторыми вещами. У мамы начался завал на работе. А потом ей сообщили: через несколько дней ехать в другой город. Ехать обязательно — крайне важная для бизнеса командировка.

А всё так хорошо начиналось!

«Детский лагерь». Ваня не понял. Это что такое? Полез в инет. Лагерь — это когда живёшь в одной комнате с незнакомыми людьми, ешь в общей столовой, причём не то, что хочется, а то, что дают. Отбой когда скажут, подъём когда скажут. Словом, вся жизнь по распорядку. Брр, жуть какая!

Правда, имелась ещё мамина двоюродная тётя Варвара Степановна, что жила в деревне. Образцово-показательная старушка: румяное лицо, белый платочек, круглогодичный ватник и галоши на босу ногу. Старушка опрыскивала деревья, но услышала гостей ещё на подступах к калитке. Ловко спрыгнула со стремянки, добежала до крыльца, перемахнула через ступени и, как Двое из ларца одинаковых с лица, только в количестве одной штуки, выросла перед мамой и Ваней. Ваня аж присвистнул — вот кому нужно нормы ГТО за него сдавать! Или сразу в российскую сборную.

За столом Варвара Степановна долго расспрашивала про учёбу Вани и работу мамы, про совсем дальних и совершенно не знакомых Ване родственников, про жизнь в городе. Жаловалась на цены и экологию. Мама в ответ так же долго извинялась за причинённые неудобства, разводила руками и объясняла, что другого выхода нет. Пыталась дать денег — старушка запричитала, заохала, деньги, конечно, взяла, но взамен нагрузила целой авоськой солений и компотов.

Ваню чмокнули в лоб, попросили быть умницей. Так Сусликов остался с двоюродной маминой тётей, её домом, огородом и трёхцветной кошкой Анфисой.

Боевитую старушку сразу сразила неведомая хворь. Варвара Степановна схватилась сначала за сердце, потом за голову, потом живот и слегла в кровать. Ваня собрался вызвать скорую — старушка заворчала, как травят людей таблетками, обвинила во всём магнитные бури, прививки и масонов.

Опрыскивать деревья она теперь не могла по попятным причинам. Сие почётное занятие перешло к Ване.

Стремянка дребезжала и качалась. Два раза Ваня чуть не навернулся. В первый раз на узкие ступеньки запрыгнула кошка. Прогнал, но удержался. Второй раз кошка залезла на дерево, чтобы оттуда познакомиться с гостем из города. Но промахнулась и повисла на Ваниной штанине. Лестница начала заваливаться. К счастью, Ваня успел ухватиться за ветку яблони. Кошка плавно спустилась по его ногам, устроилась на упавшую стремянку, а хвост изогнула в форме знака вопроса. Мол, чего это ты на дереве болтаешься? Вообразил себя синичкой?

Глупое животное!

Днём Варвара Степановна смотрела политическое ток-шоу и ругала Америку. Ваня решил, что ей стало лучше, однако к вечеру «магнитные бури» разыгрались с новой силой. Сусликову пришлось поливать огород. Но сначала — набрать воды из колодца.

Привязал к бревну ведро, крутанул ручку — ведро шарахнулось о дно. Крутанул в обратную сторону — цепочка вернулась без ведра. Сбегал в дом, отыскал в своих вещах фонарик. Держась за край, зашарил лучом света по колодцу. В этот момент кошка подкралась сзади и потёрлась об ноги, громко замурчав. Вероятно, намеревалась загладить вину и начать общение с чистого листа. От неожиданности Ваня вздрогнул и разжал пальцы. Всплеск — и фонарик скрылся в глубине.

Хорошо, что в сарае у маминой тётки нашлась старая, но крепкая удочка. Выловив ведро (три раза оно срывалось), Ваня привязал его крепче и всё-таки зачерпнул воды. Побежал к грядкам. Металлический край слишком сильно бил об ноги, и Сусликов расплескал всю воду по дороге. Пришлось вернуться к колодцу.

И так семь раз.

Но самая жесть началась на следующий день, когда рано утром к хозяйке дома заглянула соседка Антонина Родионовна.

— От нынче молодёжь пошла! Совсем старших не уважають! — восклицала Антонина Родионовна, намазывая на хлеб малиновое варенье. — Мы вот в своё время-ти пионерами были, тимуровцами. Ходили по домам, по квартирам. Надо, не надо, а всё равно помогали. А от ентих разве чаво дождёсси? Один токмо мат-перемат!

— Ой, Родионна! И не говори-ка, — соглашалась Варвара Степановна.

В эту минуту Ваня кормил кур. Птицы бестолково копошились, сталкиваясь клювами друг с другом.

— Они щас токмо о деньгах и думають, — продолжала соседка. — Даж не о деньгах, о деньжищах! Где б чаво урвать побольше. А енто всё гнилой капитализьмь виноват! Вот у нас никакого капитализьма не было, мы о деньгах-ти и не думали. Вообще ни об чём не думали, за нас всё партия решала!

— Ой, правду говоришь, Родионна. Ой, правду!

Соседка налила чай в блюдце, долго-долго на него дула, а потом начала отхлёбывать так жадно, что Ваня решил, будто включился насос. Сам он в это время полол грядки.

— А всё почему? Да потомушта идеалы у нас были! Идеалы светлого будущего. Коммунизьмь. И вера была, шо мы ентот коммунизьмь сумеем построить. Была вера-ти, а, Степанна?

— Ой, была. Была вера. Вот те крест!

Ване предстояло доить корову. Упитанная Зорька — белая, с рыжеватыми подпалинами — лениво мусолила сено в загоне, не проявляя должного интереса к проблемам молодёжи. Ваня посмотрел на её рога, копыта и розовую бляшку вымени. Снова на рога, на копыта, на вымя. Рога. Копыта. Вымя.

Пришёл к выводу, что процесс дойки слишком интимен для мальчика-подростка.

После обеда Антонина Родионовна подалась восвояси, а Варвара Степановна провалилась в спокойный и глубокий сон. Даже в объятьях Морфея она оставалась верна своим убеждениям и напевала мотив жизнерадостной комсомольской песни. Или общалась морзянкой: один протяжный храп, два коротких, шумный вздох, лёгкий присвист и далее по кругу.

Ваня прокрался в сени. Случайно в темноте наступил на кошку, отпрыгнул, задел плечом вешалку, кое-как выпутался из-под накрывшей одежды и вылетел за калитку.

Здравствуй, дивный новый мир!

Ничего интересного в деревне, конечно же, не нашлось. Ну, речка на окраине — Ваня всё равно не умел плавать. Ну, лес вдалеке — что может быть скучнее, чем собирать грибы и ягоды? Тем более, после ночных кошмаров Ваня остерегался ходить в лес один. Ну, магазин — штукатурка облезла, мухи лениво жужжат на клейкой ленте. Видавший виды прилавок. На полках всё подряд: от тушёнки до одеколона, от детских игрушек до дегтярного мыла. И всего почему-то по одной штуке.

Продавщица — необъятная женщина в рабочем синем фартуке, накинутом поверх цветастого халата, — освежала губы яркой помадой. Химическая завивка на её голове напоминала одуванчик.

— Мальчик, тебе чего?

— Ничего.

— Тогда брысь отсюдва!

Зато в деревне имелась шпана. Разновозрастная и очень наглая. Любимым развлечением шпаны было приставать к нездешним. Сначала у Вани спросили закурить, потом мелочь, потом позвонить. А когда начали медленно обходить со всех сторон, Сусликов почуял драку. Голиаф вырастал пред Давидом. Вожаком, разумеется, был самый задиристый. Без его команды никто не нападал, но он пока молчал, лишь смотрел и приближался кругами. Остановился и смачно сплюнул на разбитый асфальт. Всё, сейчас начнётся! У Давида хотя бы праща была, а у Вани…

Сусликов наклонился, якобы завязать шнурок. Схватил горсть земли, резко выпрямился и зарядил землёй вожаку в лицо. Секундное замешательство — и дал дёру.

Ваня улепётывал как никогда. В спину летели камни, палки и просто обидные слова, но Ваня ничего не слышал. Нёсся к дому Варвары Степановны, перепрыгивая через всевозможные препятствия: высохший ров, колонку, серого пса, что сморился на солнце прямо посреди дороги, покосившийся заборчик… Рядом промелькнула знакомая калитка. Руки сами вцепились в дверную ручку, рванули на себя. Миг — и всё стихло. Только частое-частое дыхание, словно в лёгких догорал и возрождался Феникс.

Дрожащими пальцами выловил из заднего кармана телефон, с третьей попытки нашёл нужный номер.

— Алло?

— Мам, забери меня! Я согласен на лагерь!

А всё так хорошо начиналось…

Глава 5

"Общество отверженных обществом"

— А теперь, хлопец, давай рассказывай, шо делал в подвале?

— Я… — Нужные слова разбегались, как тараканы при виде тапка. — Я…

— Немец, шо ли? Якаешь мени тут… Или язык проглотил?

— Вот! — Ваня высунул язык.

— О, есть контакт! Моя твоя понимать. Продолжим допросные мероприятия. Таки що? Зачем поперся?

— Это не я! Меня столкнули!

— Тю-ю! Партизан з тебя хороший, а вот брехун — не дуже. Шо мне з тобой делать-то, а?

Молчание — тягучее, как утратившая аромат жевательная резинка. Дворник дядя Коля напряжённо сопел, поигрывая рыжими косматыми бровями. Это с ним Ваня столкнулся под землёй. Случается же такое: впопыхах выбрал правильный тоннель, а ведь мог бы заблудиться окончательно. Неожиданный спаситель помог выбраться и устроил, как он сам называл, «допросные мероприятия».

— Значит так, хлопец. Прикид у тебя такий, шо хочется рубль дать, но глаза до того умные, шо и копейки жалко. Так шо на первый раз прощаю. Вожатым и Палычу сдавать не буду. А ты до конца смены даже близко к подвалу не суйся. Усёк?

Ваня не ответил.

— Та ты не бийся, хлопец, не бийся. Я в твои годы тож сорванцом был. Но тут, — дядя Коля многозначительно указал на вход в подвал, — завсим другая арифметика. Тут для твоей же безопасности.

«Какая ещё безопасность, — проворчал про себя Ваня, — когда средь бела дня привидения к несовершеннолетним пристают! Для полной коллекции ещё вампира не хватает и парочки оборотней. Можно подумать, я по своей воле стал бы туда спускаться, ага!»

Вампир нашёлся сразу — через общий холл на улицу вырулил Влад. Весь такой байронически бледный, отгородившийся от солнца тёмными очками, руки в карманах, беспроводные наушники. Идёт себе спокойненько, неторопливо, болтает с кем-то, будто ничего не случилось. А вот оборотни — Лёха и Мирон — пока отсутствовали.

Впрочем, Ваня о них и не думал. Вообще ни о ком не думал, кроме этого подлого мажора. Руки сами собой сжались в кулаки. Вижу цель — не вижу препятствий. «Сейчас ты у меня за всё ответишь!»

Позабыв про дворника, Сусликов рванулся в бой.

Влад направился к статуе льва, покровительственно опустившего лапу на шар. Возле статуи уже крутились Ирочка, Катя и Верка. Королева лагеря, взобравшись на невысокую спину зверя, искала наиболее выгодный ракурс для селфи. Лисичкина пролистывала каталог с косметикой и тёрла запястьем ароматизированные страницы. Страниц было больше, чем запястий, запахи смешивались, перебивая друг друга, и Катя показательно куксилась. В такие минуты она ощущала себя самым несчастным существом на планете. Ну, а Балбесова полностью оправдывала свою фамилию — красила лапу льва ярким лаком для ногтей.

Опередив Влада, около девчонок возник Ринат Архимедов. И сразу подкатил к Лисичкиной.

— Эй, малыш! Скучаешь?

Катя скосила взгляд. Смотрелся юный обольститель нелепо: светлая майка-безрукавка, руки-спички и безразмерные пляжные шорты — на апельсиновом фоне чернели силуэты пальм с фиолетовыми попугаями. Завершали образ шлёпанцы с носками.

— О, властелин френдзоны нарисовался! — Оживилась Балбесова. — Что, в твоём дворце закончились запасы обломов?

В этот раз Ринат подготовился. Развернулся к Верке, наклонил голову — Балбесова едва доставала долговязому Архимедову до плеч — и дыхнул мятным освежителем рта:

— Цыпа, будь любезна, покажи мне пальчиком на вора.

— Какого ещё вора?

— Который украл твоё чувство юмора.

— Оу, панч засчитан! — отозвалась сверху Рейфшнайдер-Хрюкина и перевела камеру на юного пикапера.

Верка насупилась. Лисичкина хоть и продолжала хранить молчание — крепкое, как объятия маньяка, — на её плоском лице заиграл румянец.

— Я тут однажды зашёл в Гугл, — продолжал бурю и натиск Ринат. — Ты в курсе, чьё фото я встретил в статье про неземную красоту? Твоё, малышка!

Ирочка прыснула, чуть не свалившись с царя зверей.

— Ага, а твоё фото выдаётся по запросу «диарея»! — съязвила Балбесова.

— Эт почему?

— Потому что от тебя тоже фиг избавишься!

И Верка отвернулась, надув губы. Может, ревновала, что Архимедов, отчаявшись добиться внимания Хрюкиной, стал подбивать клинья не к ней, а к её подруге?

Ринат открыл рот, но ответить не успел. Кто-то выскочил из кустов и стащил с Архимедова шорты — одним махом до самых колен. Взору лагеря предстали легкомысленные семейные труселя в розовых сердечках.

— Ах ты, зараза! — Ринат подхватил шорты и резко развернулся. — А ну, стой! Стой, кому говорят!

Рыжая голова Димы Веснушкина, заливаясь смехом, скрылась в кустах. Архимедов, разрубая кулаком воздух, кинулся вдогонку.

— Всё сняла? — Катя заглянула в смартфон Ирочки.

— Ага, — хрюкнула довольная Хрюкина. И крикнула удаляющейся спине Рината: — Ищи себя в ТикТоке, Ромео!

В этот момент к Владу подскочил разгневанный Ваня.

Рукомойников, заметив нарастающую тень, отшагнул в сторону. Ваня не успел затормозить и промчался мимо.

— Опа, Суслик! Ты как выбрался?!

— Да ты меня чуть не угробил, мажорище столичное! Щас я тебе покажу!

И Ваня набросился снова.

— О, всесильный лифтинг! Пошла жари-и-ишка! — обрадовалась ещё больше Ирочка, снимая начало драки.

Мысленно она уже подсчитывала лайки у нового выпуска на своём канале. Два эксклюзивных видоса за один вечер — это вам не получасовой рассказ про маску для лица и коллагеновые патчи. Такое даже у топовых блогеров не встретишь. Кстати, о топовых. С кем бы вступить в коллаборацию?

Новенький, не успев достать до противника, споткнулся и шмякнулся на землю. Проехался лицом до самых ног Влада — из носа потекло тёплое с привкусом железа. Драки не вышло.

— Это фиаско, братан. Теперь тебе придётся их мыть. — Влад брезгливо стряхнул капли крови с ботинок. — Мне их вообще ни разу не жаль — двести баксов, прошлогодняя коллекция. Зато нашёл тебе применение. Понял, Суслик, где место для таких нищебродов, как ты? Правильно. У моих ног.

— Да ты!.. Да я!… Да иди!.. — Разбитый нос мешал говорить.

Ваня попробовал встать, но Рукомойников ступнёй надавил ему на спину.

— Вякать я не разрешал! Какой-то ты дикий… Мож, прививку сделать? Щас свистну, пацаны пропишут тебе постельный режим до конца смены.

— Себе пропиши! — Сусликов всё-таки стащил с себя ногу Влада, но накатившая злость начала выдыхаться. — Зачем ты это сделал? Я же мог заблудиться и умереть от голода! И эта утопленница в озере совсем не ок!

— Реально, больной. — Столичный мажор на всякий случай отошёл в сторону. — Ты чё базаришь? Какая утопленница?

— Которая песню пела!

— Какую песню?

— Про несчастную любовь.

— Чью любовь?

— Призрака!

— Какого призрака?

— Утопленницы!

— Какой утопленницы?

— Которая поёт!

— А как она может петь, если она утонула?

— Так она призрак!

— Чей призрак?

— Утопленницы!

— Какой утопленницы?

— Которая поёт!

И Ваня разве что не взвыл от бессилия.

— По ходу, новенький на солнце перегрелся, — выдала экспертное заключение Лисичкина. — Или в детстве его часто вниз головой роняли.

— Ой, девочки! — спохватилась Рейфшнайдер-Хрюкина. — Я читала в одном паблике, что при изготовлении дешёвых шмоток добавляют какую-то особо токсичную краску. И когда человек долго носит паль, то вдыхает этот запах и съезжает с катушек.

— А ведь мы сидим рядом с новеньким целых пять минут! — заёрзала Балбесова. — Вдруг это заразно?

— Эй, я не хочу быть психом! — испугалась Катя. — Все психи носят немодные смирительные рубашки. Белое меня полнит!

— Девочки, у меня в тумбочке есть санитайзер с ароматом манго и добавлением увлажняющего крема, чтобы не сушить кожу при частом использовании. Мы просто побрызгаемся с ног до головы, и коварный психический вирус тут же погибнет! — успокоила всех Ирочка.

— Ирочка, ты гений! — захлопала в ладоши Балбесова.

— Да уж, никогда б не подумала, что стану кладбищем для бактерий, — философски изрекла Лисичкина.

И вся женская процессия, прихватив с собой Влада, чинно продефилировала мимо Вани обратно в замок. Сусликов так и остался лежать на земле.

— А когда я в первый раз приехал в лагерь, меня макнули головой в унитаз. — Над Ваней кто-то навис и протянул носовой платок. — На фоне того, как поступили с тобой, можно сказать, легко отделался. Хотя всё равно унизительно, да? Я сначала расстроился, думал, что заболею, но потом вспомнил, что на поверхности смартфонов опасных бактерий больше, чем в туалете. А ты боишься заболеть? Я читал, что самая страшная болезнь на Земле — чума Юстиниана. Но вряд ли ты заразишься — её победили ещё в восемнадцатом веке.

Ваня прижал платок к носу и поднялся. Рядом стоял Тёма Булочкин.

— Ты знал, что ожирение официально признано чумой нашего времени? Лишним весом страдает каждый третий, а склонность к нему имеет каждый второй. Как ты считаешь, если ожирением не страдать, а наслаждаться, оно перестанет быть проблемой? Мама говорит, мне нужна диета, а школьная врачиха считает, что у меня недобор по весу. Ты вот не качок, но не побоялся дать отпор Владу. Ты всегда был таким смелым? Может, у тебя нарушена выработка адреналина? А ещё у тебя нос разбит…

— Подожди, — остановил его Ваня.

Взрослые любят повторять: «Как тебе не стыдно?!» Сначала Сусликов не понимал, чего от него хотят, но со временем просёк — они делают это тогда, когда ты не подчиняешься их глупым правилам и установкам. Наверное, чем чаще тебе будут пенять стыдом, тем сильнее в тебе вырастет чувство вины. А виноватым человеком легче управлять. Поэтому Ваня быстро приноровился строить скорбный вид и просить прощения. Чем быстрее извинишься — тем быстрее от тебя отстанут. И можно делать всё что хочешь.

Но в этот раз ему стало стыдно по-настоящему.

— Ты это… Не сердись на меня, плиз… За беседку и за столовую… Я не хотел… Меня заставили!

Теперь уже Тёма остановил Ваню. Свесил голову на бок, как собачка, посмотрел — проницательно, одновременно радостно и грустно, словно предвидел, что Ваня это скажет. А потом взял новенького за локоть и повёл к ближайшему фонтану — умыться.

— Я в этом лагере с первого класса. Папа говорит, что человек быстро ко всему привыкает. А если я привыкаю медленно, значит ли это, что я не человек? Да и Влад не всегда таким был. Может, у него половое созревание началось? Я у себя пока ничего не чувствую. А ты чувствуешь?

Ване было не до созреваний. Он придирчиво осмотрел в воде своё отражение. Распухший нос и пара ссадин. В принципе, ерунда. Шрамы даже украшают мужчину.

Только вот шрамов и даже синяков у тихого и домашнего Вани Сусликова никогда не было, ведь до сегодняшнего дня он ни с кем всерьёз не дрался.

— Ну, ты готов? — шепнул Тёма.

— К чему? — насторожился Ваня.

— Пойдём, нас уже ждут.

И Булочкин заговорщически подмигнул.

***

Пришлось обогнуть почти весь замок. Вздёрнутые крылья жилой части остались позади, перед ребятами возникла остроглавая башня — приткнутая к основному зданию сбоку, с крыши до основания обвитая зеленью. Ваня видел это место в первый день, но мельком, отчего принял башню за огромное дерево.

— Хорошая маскировка, правда? — Тёма словно прочитал его мысли.

В углублении между замком и башней пряталась деревянная лестница. Сколоченная наспех, в засохших кляксах краски, явно забытая здесь после ремонта.

— Ты первый. — Тёма уступил дорогу.

— А что там?

— Увидишь!

— А выдержит?

— Узнаешь!

Булочкин держался подозрительно воодушевлённо. Куда делись его вечные сомнения в себе и мире? Заинтригованный Ваня покрепче вцепился в шершавую боковину и полез наверх.

Уходила лестница не на второй этаж, а в маленькое круглое окно под самой крышей.

— Теперь стучи, — Тёмы пыхтел следом, — условным стуком.

— Это как?

— Тук-тук-тук, пауза, тук-тук.

Сусликов постучал.

— Заползайте! — кашлянули изнутри, и окно открылось.

Так Ваня впервые очутился на чердаке.

Чердак оказался не только жилым, но и вполне уютным. Гамак из старой простыни, надувной матрас, самодельные полки, заваленные чипсами и лимонадом, стулья с длинными резными спинками — почти не сломанные, лишь протёрты сиденья, — подсвечники из потускневшей бронзы, перевёрнутый деревянный ящик вместо стола, выцветший коврик для ног. На дальней стене развешаны картины — кто на них изображён, Ваня так и не разобрал, слишком уж зашкаливал уровень гротеска. На другой стене — истыканный дартс. На ящике лежал кассетный магнитофон. В углу — стопки старых книг.

— Вот, доставил в целости и почти в сохранности!

Булочкин облегчённо выдохнул и прыгнул на матрас.

Из гамака высунулась та странная девчонка с густым чёрным макияжем и синими волосами. Энжел.

— Видок у тебя, как у бездомной собаки. — Энжел хмыкнула. — Команду «сидеть» знаешь?

— Чего?

— Я говорю, сидаун плиз! В ногах правды нет. Гость не кость, за дверь не выкинешь. Чувствуй себя как дома… Что там ещё говорят в таких случаях?

Ваня робко придвинул к себе стул. Сначала пещера с призраком, теперь логово ведьмы. Всё чудесатее и чудесатее.

— Отвечать готов?

— На что?

— Есть такая штука, называется вопросы. Обычно на них отвечают. — Энжел выбралась из гамака и, пристроившись на ящик рядом с Ваней, извлекла крафтовый скетчбук и гелевую ручку. — Итак, вопрос первый. Открыв ночью холодильник, первым делом ты…

А) быстро хватаешь колбасу и убегаешь.

Б) медленно, в сладком предвкушении достаёшь баночку ледяной Колы.

В) смотришь несколько секунд, а потом закрываешь, чтобы тут же открыть заново.

Г) Ты его вообще не открываешь, просто изучаешь магниты на дверце и идёшь дальше спать.

— Мои родители ругаются, когда я ночью хожу на кухню, — отозвался Тёма. Он уже успел взять с полки чипсы, открыть лимонад и теперь устраивался на матрасе поудобнее. — Но это не из-за того, что я много ем, а потому, что у папы слишком чуткий сон и мои шаги его будят. С другой стороны, кухня для того и нужна, чтобы в неё ходили. Но я не очень люблю куда-то ходить, если честно. Вы знали, что в средние века люди выплёскивали содержимое ночных горшков из окон прямо на улицу?

Ваня промолчал, а Энжел что-то добавила к своим записям.

— Продолжим. Вопрос номер два. Если в автобусе тебе наступят на ногу, ты…

А) втащишь нарушителю личного пространства в лобешник.

Б) вежливо попросишь убрать ногу.

В) дотерпишь до своей остановки, чтобы в полночь, склонившись над глиняной фигуркой обидчика, истыкать её иголками.

и Г) Если кто-то стоит у тебя на ноге, значит в кабине посторонние, потому что ты — водитель автобуса.

— Мне не разрешают пользоваться общественным транспортом, — пожаловался Тёма. — Вы верите в гадалок? Цыганка на вокзале нагадала родителям, что меня похитят из поезда. Родители не поверили. Но когда мы приехали в Москву и спустились в метро, у меня случилась паническая атака. Я испугался большого скопления людей, оторвался от маминой руки и затерялся на перроне. Про паническую атаку мне потом объяснил психолог, сам я ничего не помню. Я был тогда маленьким, а события в возрасте до семи лет помнят лишь тринадцать процентов детей. Потому что до семи лет не развито линейное восприятие мира. А вы помните себя в детстве?

— Смутно-приблизительно, — пожал плечами Ваня.

— Вопрос номер три, — объявила Энжел. — Когда остаёшься дома один, ты…

А) затеваешь уборку, чтобы родители пришли и сказали, какой ты молодец.

Б) врубаешь музыку на полную громкость и подпеваешь в расчёску, представляя, что это микрофон.

В) сразу же ложишься спать, ибо в тёмных углах квартиры прячутся монстры, но на спящих они не нападают.

Г) Я никогда не бываю один, со мной всегда невидимые друзья Евлампий и Аристарх.

— Да что это за шняга?! — не выдержал Ваня и вскочил со стула.

Энжел захлопнула скетчбук и уставилась на гостя. Ей как будто нравилось, что тот примерил на себя роль чайника — начал кипятиться.

— Не шняга, а специальный психологический тест «Насколько ты не такой как все». Что-то вроде испытания. Должны же мы понимать, кого принимаем в свои ряды.

— Вы — это кто?

— Мы «Общество отверженных обществом»! — гордо изрёк Тёма.

Чуть пошевелив губами, Ваня пожевал новое название.

— Чёт масло масляное это ваше общество.

— Щито поделать, все крутые названия уже застолбили. — Энжел развела руками. — Просто отверженные были у Гюго. Иные — в «Ночном дозоре». Мы хотели назваться дивергентами, но и это слово уже заняли.

— Диви… Кто?

— Суслик, ты кино совсем не смотришь?

— Не называй меня так!

— Как прикажете, гражданин Сусликов. — Энжел усмехнулась. — Сейчас во всех фильмах встречаются подростки с разными особенностями. Окружающие их не понимают и не принимают. Поэтому они вынуждены объединяться в группы таких же изгоев, чтобы вместе противостоять буллингу со стороны социума.

— И что же в вас особенного? Угадываете вкус печенек по надписи на упаковке? Или заказываете роллы голосом президента, чтоб скидка была?

— Не, мы круче, — похвасталась самопровозглашённая ведьма. — Тёмыч, например, матом не ругается. Прикинь? Вообще никогда!

— Я читал, что активный лексический запас взрослого человека составляет пятнадцать тысяч слов, — рассказал Булочкин. — Тогда я решил записать все слова, что знаю, чтобы их посчитать. Но так как других тетрадей, кроме школьных, у меня не было, пришлось это делать на туалетной бумаге.

— И как, посчитал?

— Да! Я выяснил, что вместо заявленных пятидесяти шести метров в рулоне только пятьдесят пять!

«Глупость какая, — подумал Ваня и тут же сам себя одёрнул: — Хотя до сегодняшнего дня я и привидений считал детскими сказками. А оно вон как обернулось».

— А кто у тебя любимый писатель? — вдруг спросил Тёма.

— С литературой как-то не сложилось. До сих пор в шоке от финала «Колобка».

— Я люблю читать. — Тёма мечтательно заулыбался. — Жаль, зрение плохое. Врачи говорят, что астигматизм, а родители считают, что это из-за книг. Как думаешь, театральным режиссёрам нужно много читать? Я вот хочу ставить спектакли. А ты кем будешь, когда вырастешь?

— Не знаю, — соврал Ваня. — Может, буду стримить и жить на донаты.

— Какой-то вы не определившийся по жизни, товарищ Сусликидзе, — с нескрываемым разочарованием протянула Энжел. — Тринадцать лет, а никакой индивидуальности.

Вот это предъява! Что эта девчонка, косящая под Мерлина Мэнсона и бродягу с вокзала одновременно, о себе возомнила? Подослала Тёму, чтобы затащить на этот чердак, тесты устраивает, насмехается, всем недовольна…

— Во-первых, мне ещё только двенадцать с половиной, — начал Ваня. — Во-вторых…

— Ай, мелюзга, — прервала его Энжи. — Кажись, мы выявили вашу особенность, сэр Сусликофф. Вы самый младший в нашем отряде!

Такая себе особенность.

— Перестань меня перебивать! — разозлился Ваня. — Во-вторых, пусть во мне и мало индивидуальности, но вот в тебе её чересчур много!

— Пригвождена к позорному столбу. — Энжел насмешливо кивнула. — Но если серьёзно, я гармонично развитая личность. Так что можешь мне завидовать. Разрешаю.

— Да ты себя в зеркале видела? Или вы, ведьмы, не отражаетесь? Ты красишь губы в чёрный цвет!

— Это мой стиль, детка.

— У тебя пирсинг в носу!

— И не только там.

— Тебя ненавидят одноклассники! Ты подкидываешь им дохлых птиц!

— Если ты про тот случай, то это было всего лишь чучело из кабинета биологии. И вообще, это было давно и неправда. Просто хотелось проучить одну крайне мерзкую особу. Да, герр Суслиберг, на свете бывают ещё более отвратительные люди, чем я. К сожалению… Так что слухи о моих колдовских способностях сильно преувеличены. Единственный человек, на полном серьёзе принимающий меня за исчадие ада, моя поехавшая бабка. Каждый год она сбагривает свою ненавистную внученьку в этот лагерь на целое лето — как говорится, от греха подальше. А тебя за что к нам сослали?

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Романс «Жизнь без любви». Стихи Х.С., музыка Е.Ф. Лащинского.