1095

Алексей Авдохин, 2021

Конец XI века. Христианский мир на пороге крестовых походов, но в народе все ещё сильна вера в древних Богов. Время, когда судьбы Европы и великой некогда Империи Ромеев зависят от того, устоит ли Русь под напором кочевников. Время, когда деревья были большими, люди искренними, а Боги справедливыми. Время, когда Русь становилась великой.

Глава 5

— Эй, урус! Давай! Шевелись! — толстый половец, голый по пояс, обливаясь потом, лениво щелкнул плетью. Сейчас бы лежать в тени, попивая холодный кумыс, ан нет же, приходится стоять на самом солнцепеке, мучиться. — Эй, урус! Давай, давай!

Два десятка пленников под надзором надсмотрщиков таскали длинные бревна для постройки плотов. Чтобы не давать русичам топоров, рубиться которыми они были большие мастера, на бревна раскатали несколько изб, уцелевших после пожара в разоренной деревне. Да так и быстрее. Бревна вязали вместе и сплавляли вниз по реке, плотов нужно было много, добычу половцы взяли богатую. Одних только полоняников несколько сотен, а еще скот, рухлядь, всякое добро.

Воица распрямил затекшую спину, покосился на охранников, не видят ли. Нет, разомлели на жаре, стоят, скалятся. Да и плетьми поработали на совесть, умаялись, вон на Воице места живого нет. Он потер избитые плечи, скривился от боли.

Весь день вчера и сегодня все утро поганые нещадно истязали пленников. К полудню, когда наконец-то остановились под Моховым, Воица уже отупел от боли. Сколько раз уже он готов был упасть и лежать, не вставая, пока кто-нибудь из охранников не добил бы его, но каждый раз Твердибой, шедший впереди, подставляя плечо, помогал удержаться, а полные решимости темно-синие глаза русича заставляли Воицу идти вперед.

Под Моховым половцы согнали весь полон вместе. Несколько поганых в ярости от того, что город еще держится, на полном скаку влетели в толпу пленных, давя несчастных конями, избивая всех подряд. Кого-то из русичей, трех мужчин и двух женщин, вывели в поле и прямо под стенами, на виду у защитников крепости ободрали донага и тут же обезглавили. В ответ со стен города неслись стрелы и проклятия.

Затем большую часть полона, всех женщин, детей и многих мужчин, погнали вниз по Днепру, в сторону Лоева, а остальных, в число которых попал и Воица, разделили и заставили вязать плоты, готовить переправу.

— Эй! Давай, урус, давай! — высокий половец с длинными волосами и увесистой палкой в руке увидел, что Воица замешкался и, сделав шаг в его сторону, угрожающе замахнулся. Воица поспешил снова взяться за работу, стараясь не поднимать глаз на поганого. Надсмотрщик крикнул что-то своим приятелям, засмеялся, явно красуясь своим гигантским ростом и огромными, неестественно раздутыми мускулами. Такому и палки не нужно, убьет одним ударом кулака.

— Бежать надо, — глянув на отошедших в тень половцев, поднимая большое обгорелое с одного края бревно, зло прошептал Твердибой. — Пока руки не связаны. А то поздно будет.

— Посекут всех, — надрываясь от тяжести, ответил ему Власт, худой русич в длинной рубахе, задубевшей от крови. — Не успеем уйти, догонят. Сторожи кругом.

— Рекой уйдем, на плоту. На ту сторону, — Твердибой кивнул головой туда, где виднелся вдалеке левый берег Днепра. — Там болота, глядишь, укроемся.

— Побьют стрелами. Боязно.

— Боязно. Но другого такого случая может не быть. Эх, нам бы сейчас хоть пару весел. Эй! Внизу! Отпрянь! — тяжеленное бревно, которое с трудом дотащили пятеро русичей, полетело с обрыва, почти докатившись до самой воды, где его подобрали другие пленники, вязавшие плот. — Власт, Воица, предупредите остальных, — спрыгивая вниз, чтобы помочь, прошептал Твердибой. — Как сторожа пройдет, начнем. Авось пронесет.

Идя за следующим бревном, Воица со страхом смотрел на половцев. Их было пятеро, да еще двое внизу, у реки. Здоровые крепкие воины, пусть и без доспехов, но с оружием, против двадцати голодных, замученных, доведенных до отчаяния русичей. И все-таки Твердибой прав. Или сейчас, или уже никогда. Воица яростно сжал кулаки.

Когда появилась сторожа, десяток облаченных в брони всадников, Твердибой и еще один русич уже успели присоединиться к пленникам, таскавшим бревна наверху. У самой реки остались только четверо их товарищей.

Десятник половцев, гарцуя на превосходном белом жеребце, перекинулся парой слов с укрывшимися в тени охранниками. Насупив брови, кочевник посмотрел на тащивших очередное бревно пленников, подъехал к обрыву, заглянул вниз. Наконец, видимо, оставшись доволен, весело гикнул, и половецкий разъезд, взяв с места в карьер, умчался прочь.

Сердце Воицы бешено забилось в груди. Ну вот, сейчас! Он заметил, как весь подобрался, словно зверь перед прыжком, Твердибой, как судорожно сжал кулаки Власт, как незаметно, украдкой перекрестился высокий, молодой русич рядом, как налились кровью глаза еще одного пленника.

Ничего не подозревающие половцы сидели в тени большого дуба, оружие их лежало рядом.

Один из кочевников, самый толстый и, похоже, главный из них, удивленно поднялся, заметив, что все пленники разом бросили работу. Сжимая в руке плеть, половец сделал несколько шагов навстречу русичам.

— Эй, урус! Что встал? Давай, давай! — крикнул он привычно, но вдруг вздрогнул, почувствовав что-то, и, резко отбросив плеть, потянул из висевших на поясе ножен кривую саблю.

Звериный рык Твердибоя послужил сигналом к атаке. Заорав, больше для того чтобы отогнать свой собственный страх, русичи бросились вперед.

Половец лишь наполовину успел вытащить саблю из ножен, когда Твердибой, в два прыжка покрыв разделяющее их расстояние, страшным ударом поверг кочевника навзничь. Не теряя ни секунды, русич кинулся дальше.

— Умри! — молодой парень, крестившийся перед схваткой, выхватив из рук упавшего половца саблю, коротко замахнувшись, рубанул поганого. Кровь брызнула под ноги остолбеневшего Воицы. — Вперед! — резкий окрик резанул его, как ножом, он очнулся, закричав, побежал за всеми, туда, где уже кипел настоящий бой.

К тому времени Твердибой сбил с ног еще одного степняка, но остальные успели схватить оружие.

Вперед вылетел тот самый здоровый половец, что грозил Воице палкой. Он играючи отбил удар сабли молодого русича, рубанул в ответ, и парень, обливаясь кровью, повалился в траву. Но затем кочевник сделал что-то странное. Рассмеявшись, словно вдруг обезумев, он отбросил свою саблю в сторону и, безоружный, пошел на русичей.

Первый попавшийся ему на пути пленник, получив могучий удар, сложился пополам и как подкошенный рухнул на землю. Затем половец раскидал, как щенят, еще троих, но тут Воица, не видя и не слыша ничего от страха и ярости, бросился ему под ноги. Свалить такого гиганта было ему не под силу, но юноша заставил кочевника запнуться, и тут же этим воспользовались повисший у него на руке Власт и обрушившийся сзади Твердибой. Клубок из сцепившихся тел покатился по траве.

Оставшиеся на ногах русичи дружно навалились на врага.

Поганые отбивались яростно. Один из них, молодой кочевник, успел подобрать не только саблю, но и щит, другой размахивал длинным копьем, но количество нападавших все же сыграло свою роль. Вооруженные чем попало, палками и камнями, бывшие пленные нападали с отчаянием людей, которым нечего терять, и, хотя еще четверо из них погибли, русичи все же одолели.

С трудом выбравшись из общей свалки, Воица не с первого раза поднялся. Твердибой сумел-таки прижать своего соперника к земле, железные пальцы сомкнулись на горле половца, ломая гортань. Воица отвернулся, чтобы не слышать этот мерзкий хруст.

— Быстрее! — вскочив на ноги, но все еще шатаясь и тяжело дыша, Твердибой подгонял русичей. — Надо спешить! Вперед!

— Обожди! Дай отдышаться! — Власт в изодранной в клочья рубахе, задыхаясь, сидел на земле, не в силах встать.

Из шестнадцати пленных, вступивших в отчаянную схватку за жизнь и свободу, в живых остались только одиннадцать, да и то четверо из них после встречи с кулаками огромного половца все еще не могли прийти в себя. А внизу у реки их ждали еще двое кочевников. Но теперь у русичей было оружие.

Первым с обрыва с саблей в руке спрыгнул Твердибой. Воица и все, кто еще мог сражаться, последовали за ним. И вовремя.

Четверо пленников, остававшихся внизу, решив не бросать в беде своих товарищей, в свою очередь напали на половцев, но им повезло гораздо меньше. Когда подоспели Твердибой и остальные, двое из русичей были уже мертвы, а оставшиеся в живых, загнанные на дальний конец большого плота, озирались по сторонам с отчаянием людей, уже не надеющихся на спасение.

Твердибой, как коршун, налетел на врага. Один из половцев упал, не успев даже обернуться. Зато другой, уже пожилой и, видимо, опытный воин, с ловкостью умелого фехтовальщика успешно отбивал все атаки. Даже навалясь всем скопом, русичам не удалось поразить его. Сабля в руках кочевника мелькала так быстро, что ни один удар не мог пробить эту защиту. При этом половец с поразительным хладнокровием успевал не только обороняться, но и атаковать, и еще двое русичей приняли смерть от его руки. Лишь только когда один из спасенных достал-таки кочевника длинным багром, все было кончено.

Наконец-то путь к свободе был открыт. Но нужно было еще переправиться на другой берег, а переплыть широкий Днепр, пусть и на большом плоту, но имея на всех только два багра, не представлялось возможным. Однако это уже не могло остановить людей, доведенных до крайности и отчаяния; людей, которые без оружия бросались на врага и одержали победу, доставшуюся такой дорогой ценой — девять из двадцати русичей отдали свою жизнь за свободу. Для таких людей, как Твердибой и его спутники, уже не существовало преград, не было ничего невозможного.

Отталкиваясь баграми, гребя руками, обломками бревен и всем, что только могло послужить веслом, бывшие пленники отошли от берега, и Великая река, такая родная и с детства знакомая, Великая река, на которой они выросли и которой вверяли сейчас свою судьбу, неслышно подхватила их плот.

* * *

Вечером того дня, когда было разбито войско Ярослава рязанского, снова пошел дождь. Большие тяжелые капли щедро падали с неба, копыта коней с хлюпаньем месили прибрежную грязь, застревали в жиже.

Небольшой отряд устало двигался левым берегом Днепра. Местность здесь была болотистая, эта земля и в жару почти никогда не просыхала, а после дождей и вовсе превратилась в почти непроходимую топь. И все же разъезды русичей упорно пробирались вдоль берега, внимательно вглядываясь в становившийся все плотнее туман. Удара половцев можно было ожидать в любой момент.

— Скоро совсем стемнеет, похоже, сегодня эти выблюдки уже не сунутся, — высокий всадник, ехавший во главе кавалькады, обернулся к своему ближайшему спутнику. — Как думаешь, Ратша Ингваревич?

— Ты бы послал гонца к Ольберу, Дмитр Иворович, — Ратша, а вторым всадником был именно он, откинув капюшон, оглядел растянувшихся воинов. — Кони уже устали, надо бы сторожей встать. Вряд ли, конечно, половцы будут переправляться в ночи, но чем чёрт не шутит, с ними надо ухо держать востро.

Конец ознакомительного фрагмента.