Похищенный воин

Алексей Авдеенко, 2002

Типичная история попаданца. Юноша пошел в поход, а оказался на неизвестной планете. К счастью, она обитаема и весьма похожа на землю. Но населена сказочными и фантастическими существами. Хотя планета называется Ирий, что на древнеперсидском означает рай, обитатели ее отнюдь не ангелы, а многие больше напоминают чертей. Есть на Ирии и люди с Земли, но дружба героя складывается с аборигенами. Рекомендуется поклонникам фэнтези и фантастики.Содержит нецензурную брань.

Глава 4

Рассвет застал меня, уткнутым в тёплый «лошадиный» бок. Сама кентаврисса не спала, полулёжа она смотрела на меня взглядом полным нежности и благодарности, синими и глубокими, как два горных озера глазами.

— Какая же она прекрасная! — Подумал я. — И какая огромная! — Вчерашние кентавры-враги, наверное в два раза меньше. Их человеческий торс начинался с талии, и окаймлялся в месте соприкосновения с конским телом лохматой рыжей гривой. Такая же грива росла у них вдоль позвоночника от холки до затылка. У Оли спина была ровная и гладкая. Торс был длиннее, он начинался не с талии, а с середины таза(хотя эта часть кентавриссы не являлась тазом, и имела совсем другие функции в теле инопланетянки). Это выглядело очень эффектно., ибо «таз» был широким под стать «лошадиной» грудной клетке, а талия тонкая, (стан кентавриссы имел форму песчаных часов). Никакой «юбки из гривы» у Оли не было. Бархат «лошадиных» плеч переходил в шелковую кожу девичьих «бёдер» и плоского живота. А холка сливалась с мышцами похожими на ягодичные(их верхней частью). Если и были кентавриссы у хищных, то уж точно не годились они Оли и в подковы. (Подков у неё правда тоже не было.) Я был просто счастлив, что смог спасти красавицу.

— Привет! — Алый рот Оли расцвел белозубой улыбкой. — С добрым утром!

— Привет. — Улыбнулся в ответ я.

Я поднялся, и Оли — тоже.

— Ты рисковал жизнью ради меня! И не бросил меня больную! Теперь моя жизнь и я сама принадлежат тебе. Я буду твоей служанкой, рабыней, кем захочешь. Я буду готовить тебе обед, возделывать твой сад, возить камни для твоего дома. Я жила у людей и умею всё это. Если тебе захочется меня как женщину, я не буду препятствовать.

— Ничего себе сюжет!, — подумал я. — Это последствия отравления, или обычаи здесь такие? Если второе, то я легко отделался. Слава Богу, Иоганну нравились кошечки, а не парни.

— Это всё лишнее, но я с удовольствием приму твою дружбу.

— Я согласна, но ты можешь требовать большего. Мы уже друзья, если спали рядом, и охраняли друг друга. Только другу можно доверить свой сон.

— Дружба и есть самое ценное. Скажи лучше, как ты себя чувствуешь?

— Хорошо.

Я осмотрел бедро кентавриссы. Рана зажила полностью. Лишь розовый участок голой кожи напоминал о её недавнем существовании.

— Фантастика! Неужели такое возможно!?

— Что возможно? — спросила Оли, повернув ко мне лицо.

— Такое быстрое исцеление.

— Наверное, ты очень хороший лекарь. А вообще раны всегда заживают за два дня.

— Ты сможешь ходить?

— Не знаю.

Кентаврисса размяла ноги и спину, потягиваясь с хрустом.

— Ноги не болят, — констатировала она. Оли сделала несколько шагов. Прошлась взад и вперёд. Потом резко пустилась в галоп, описала два широких круга и лёгкой красивой рысью повернула ко мне. Как заворожённый я смотрел на неё. Волосы развевались сверкая на солнце, прелестная грудь упруго покачивалась в такт шагов. Сияя белоснежной улыбкой красавица остановилась передо мной.

— Ходить смогу! — Откинув с лица пряди волос, Оли весело засмеялась. Встретившись взглядом со мной, кентаврисса слегка смутилась.

— Что-то не так? Ты так смотришь? — Спросила она с улыбкой.

— Ничего. Никогда не видел раньше кентавров. Никак не привыкну.

— Я тоже никогда раньше не видела таких красивых людей. — Ответила Оли.

Я поспешил перевести разговор в другое русло.

— Как твоя нога? Чувствуешь какие-нибудь неприятные ощущения?

— Чувствую себя превосходно. Вот только есть хочется, — призналась Оли.

— Это хорошо. — Улыбнулся я. — У нас говорят: Аппетит признак выздоровления. Сейчас я разведу костер.

— Может не надо костер. — Предложила кентаврисса. — Трогладитские грибы, можно есть в сыром виде.

— Пусть их троглодиты едят в сыром виде! У меня сырые грибы уже поперёк горла становятся!

— Я понимаю. — Кивнула Оли. — Они не очень вкусные. Но это место не безопасно. Дым наверняка привлечёт врагов. Нам придётся убегать, так и не позавтракав. И неизвестно получится ли поесть потом.

— У меня есть ещё гречка! — Я вспомнил, что ночью залил крупу в пакете водой. — Её тоже можно есть в сыром виде!

Я пересыпал разбухшую кашу и остатки грибов в свою «кастрюлю» и воткнул шлем пикой в землю. Ложки и галеты положил рядом, на камень.

— Прошу к столу.

Оли легла поджав под себя ноги. Даже полулёжа она возвышалась надо мной, сидящим на земле. Наклоняясь над каской, Оли едва не касалась меня то своими прелестями, то волосами которые то и дело поправляла. Ела кентаврисса медленно, очень аккуратно. Хотя было видно, что ложку держит в руке первый раз, ни крупинки каши, ни гриба она не проронила.

Съев немного каши и пару галет, я отложил ложку. Оли вопросительно взглянула на меня.

— Доедай всё, я уже наелся.

— Так мало?

— Я меньше тебя раз в десять, мне и пищи нужно меньше.

— Я не виновата, что такая большая. — Оли надула губки. — Мой вид вообще — самые крупные кентавры на Ирии. Нас другие за это ненавидят, или просто насмехаются, уродами считают.

— Ну что ты! Я считаю тебя очень красивой. И мне нравится, что ты такая высокая.

— Правда?! Спасибо! Я ещё подросту!

— Вот и молодец. Кушай кашу, будет ещё десерт.

— Что такое десерт?

— Сладкое.

— Фрукты или мёд? Я люблю сладкое. Ты не подумай, что я обжора. Мы не много едим. Хищные кентавры нас вдвое меньше, а едят втрое больше. Мы просто нашу пищу усваиваем лучше, чем они свою. Хищники только и делают, что жрут и гадят!, жрут и гадят! Ой! Извини. Болтаю за столом всякие гадости, глупости. — Я ещё и дура!

— Не переживай. Ничего страшного. Мне приятно, что есть с кем поговорить.

— Мне тоже очень приятно. Я вообще очень давно ни с кем не разговаривала.

Оли почти доела кашу. Я разлил по чашкам теплый компот из термоса, поломал на куски плитку шоколада и открыл банку сгущёнки.

Брови кентавриссы удивленно поднялись.

— Зачем ты портишь железный сосуд?

— По другому его не открыть.

— Это наверное, что-то очень ценное, раз его так закрывают? На Ирии из железа делают лишь дорогое оружие.

— Это сгущёнка.

— Сгущёнка? Что такое сгущёнка?

— Лакомство. Сладкое молоко.

— Молоко!? В железной крынке!? Ты наверное король в своей стране!?

— Нет. — Мне стало смешно. — У нас это может позволить себе любой бедняк.

— А у нас лишь некоторые богачи. Какая мать захочет отдавать своё молоко, кому-либо, кроме своих детей?

— Ну, в моём мире, для производства молока, держат специальных домашних животных.

— Ага. — Помрачнев Оли взглянула на свою грудь. — Меня чуть не сделали таким животным. Уроды! Потом решили не ждать пока выросту и вообще убить!

— Извини. Я не хотел тебя расстраивать. Если нельзя сгущёнку, попробуй шоколад, его из фруктов делают.

Кентаврисса взяла кусочек плитки, положила в рот и застыла с изумлённым выражением лица.

— Ну как? — Мне было интересно: является ли Оли сладкоежкой, как земные девушки?

— Восхитительно! — Воскликнула Оли. — Никогда ничего подобного не ела! И это тоже может позволить себе каждый?

— Да.

— Возьми меня в свою страну!

— Я не из другой страны, я с другой планеты.

— А. — Лицо красавицы вновь стало грустным. — Я слышала, что все люди с другой планеты. Кажется она называется Гея или Земля.

— Ты знаешь как туда попасть?

— Нет.

— Жаль. Ну ешь шоколад. Что-то ты совсем загрустила.

— А можно я попробую молока?

— Конечно! — Я протянул кентавриссе банку.

Сгущёнка произвела почти такой-же восторг, как и шоколад. Я отдал Оли всю банку и почти всю плитку. Запив десерт компотом, мы двинулись в путь.

Дорога с каждым часом становилась всё круче, мы поднимались в горы.

— К сожалению, мне некуда идти. Я недавно попал сюда. — Сказал я. — Ты говорила, что жила у людей. Ты могла бы отвести меня к ним?

— Я бы могла, но мне не хочется возвращаться к ним. И я думаю, что тебе они тоже не понравятся. Эти люди отличаются от тебя. Они плохие.

Редкие деревца сменились довольно густым лесом, в основном состоящим из тех же соснообразных эвкалиптов и можжевельника высотой с добрый тополь. Колючие кустарники почти пропали. Оли отлучилась на несколько минут и вернулась с какими-то плодами, похожими на алычу только гораздо крупнее. Она несла их, прижимая к груди обеими руками.

— Всё-таки хорошо иметь проводника из местных, — подумал я. — Хоть буду знать, что можно есть.

Фрукты оказались довольно вкусными. Я пошёл вместе с Оли, чтобы набрать их, и мы заполнили плодами мой сильно полегчавший за последние дни рюкзак.

— Давай я понесу твой мешок. — Предложила кентаврисса.

— Спасибо. Он не тяжёлый. — Мне было неловко грузить на такую красотку свой рюкзак.

Мы прошли ещё довольно много, когда Оли спросила с легкой обидой.

— Может ты не доверяешь мне? Если так, можешь связать мне руки, а мешок придерживать за лямку.

— Ещё чего! — Возмутился я. — У нас на Земле неприлично, чтобы девушки таскали тяжести, а мужчины прогуливались налегке!

— У людей!? Неприлично?! На Земле!? Никогда бы не подумала! — Изумлялась кентаврисса. — Ой! Спасибо! Так приятно, что ты обо мне заботишься! Но с другой стороны, я ведь не с Земли, не человек, и мешок для меня вовсе не тяжесть! Мне хоть десять таких мешков на спину взвалить — не тяжело будет! Могу и тебя повезти если захочешь!

Вдруг Оли остановилась.

— Впереди люди, — сказала она насторожившись.

Дальше мы двинулись осторожнее, и вскоре я услыхал громкий визг и вопли.

На лужайке посреди леса находилось грязное болото. В нём от полуденного зноя спасалось с два десятка существ, своим видом и поведением напоминавших свиней, но с рогами как у баранов. Среди этих свиней и грязи двое дюжих парней, совершенно голых, пытались то ли побороть друг друга, то ли поиметь. Третий, маленький, сидел на берегу и радостно кричал, подбадривая их. Он так был увлечён, что не заметил, как я подошел сзади.

— Здравствуйте, — обратился я к нему. Речь застряла у меня в горле, когда паренёк повернул ко мне своё лицо. Низкий лоб с массивным надбровным валиком, мощная челюсть и довольно крупные клыки во рту заставили меня усомниться в том, что передо мной человек. Ещё секунда — и малыш с диким воплем прыгнул в зловонную жижу. Приземлившись рядом с борющимися, он погрузился в грязюку по уши. Верзилы прекратили свою возню и уставились на нас.

— Травоядная, — сказал один из них, указывая на

Оли. — Он украл нашу кобылу!

— Накажем вора и вернём скотину себе! — крикнул второй.

— Из-з-н-насилуем обоих! — вопил самый маленький.

Я не успел ничего возразить, когда один из них подбежал ко мне со зверским выражением лица. Совершенно машинально моя нога поднялась и ударила громилу в пах. Второй вцепился в мою одежду. Я ударил его по рукам, после чего мощным апперкотом в челюсть отправил обратно в болото. Но третий, маленький, оказался гораздо ловчее и, как ни странно, был очень силен. Напав сзади, он сдавил моё горло и повалил меня на землю лицом вниз. Я пытался вырваться, как вдруг мой противник завизжал, как резаный, и, отпустив меня, бросился обратно в грязь. Когда я встал, он был уже на том берегу. Громко воя, он вытирал ладонью кровь с ягодицы и слизывал ее. Это Оли, подойдя сзади, уколола его копьём. Стадо свиней, вспугнутое его воплями, подняло в луже настоящий шторм и скрылось в зарослях. Двое громил тоже поспешили ретироваться. Теперь все трое стояли на другом берегу и поливали нас грязными ругательствами.

— И это люди?! — подумал я.

Из кустов появилось весьма тщедушное существо, неравномерно покрытое редковатой серо-бурой шерстью, с длинными обвисшими грудями и огромным животом. Оно как будто сошло с картинки в учебнике по антропологии. Питекантропша была маленького роста, ещё меньше проворного свинопаса. Она сгибалась под тяжестью огромной кипы хвороста. Увидав её, малыш кинулся жаловаться.

— Мама! Мама! Больно! — кричал он, демонстрируя раненый зад.

Женщина бросила свою ношу и угрожающе засвистела, размахивая руками. Жесты значили одно — убирайтесь вон. Парни присоединились к ней.

— Пошли вон!, убирайтесь! Кыш отсюда! — кричали они.

— Вот и вступил в контакт, — подумал я.

Нам оставалось убраться подобру-поздорову. Впрочем, мне что-то расхотелось идти к этим людям. А Оли даже не скрывала радости. И ещё, она была под впечатлением от своей смелости.

— Ловко я уколола этого паршивца! Никогда не думала, что смогу так сделать!

— У них все женщины питекантропы? — спросил я.

— Пяти… кто?

— Ну, страшные такие, волосатые?

— Гибриды посимпатичней. Почти без шерсти.

— А нормальные есть? Как я, или те двое громил?

— А разве такие бывают?

— Ясно. Значит, мужчины здесь спариваются с питекантропами?

— Нет. В основном с мужчинами. Женщин очень мало. Они считаются рабынями. Спариваться с ними грех. Это неприятная обязанность всех вновь прибывших мужчин. Так называемая дань младшего брата.

— А есть какая-нибудь приятная обязанность?

— Есть. Когда новый мужчина приходит в деревню, всё племя должно его познать на главной площади.

— Фу, какая гадость! Почему ты мне сразу не сказала?! У меня бы и мысли не возникло идти в эту гнусную деревушку!

— Я говорила, что эти люди плохие.

— Да, но настолько плохие!?

— Не обижайся, пожалуйста. Я не видела раньше других людей. А так как ты два раза спас меня, я должна выполнять все твои желания.

— Перестань говорить глупости. Ты мне ничем не обязана. Мы ведь друзья. Просто надо было объяснить, почему тебе не хочется возвращаться к людям.

— Хорошо, я расскажу.

Оли попала к людям ещё подростком. Она отбилась от своего племени, и не знала, остался ли кто из него в живых. Люди поймали её сетью у ручья. Жила она у них в хлеву вместе с мордюшами (овцерогими свиньями). С утра до ночи кентаврисса делала очень тяжёлую работу. Люди били её каждый день. Мужчины иногда приставали к ней, а женщины и дети кидали в нее камнями. Однажды Оли узнала, что люди хотят подарить её хищным кентаврам. Она развязала верёвку, которой её привязывали на ночь, выломала дверь сарая и сбежала. Уже два года она жила на свободе. Что касается людей, то поселились они в деревне ещё, по-видимому, до нашей эры. Деревня называлась «Содоморой». Она была надёжно защищена скалами и ущельями и находилась весьма высоко в горах, что делало её недоступной для крупных хищников. Давным-давно в ней жили только существа, подобные женщине, встреченной нами в лесу. Люди вторглись в их владения. Уничтожили мужчин и поработили женщин. Нынешние жители Содоморы — «содомиты» или «содоморцы», в основном их потомки. Мужчин гораздо больше, чем женщин. Это потому, что от современного мужчины и полукровной женщины рождаются только мальчики. В деревне процветает гомосексуализм. Оли это было на руку. Когда кто-нибудь пытался её изнасиловать, она поднимала крик. Прибегали другие соплеменники и начинали разборки.

— Серьёзно попортить они меня все равно бы не смогли, но так приятно, когда эти сволочи грызутся между собой, — говорила она.

Провинившегося могли сурово наказать, вплоть до низвержения в младшие братья и даже изгнания. Однако бить кентавриссу не запрещалось даже женщинам. Последние же её особенно не любили и всегда пытались изуродовать или хотя бы испачкать.

— Содомиты могут послать за нами хищных кентавров, — сказала Оли.

— Пусть только сунутся.

— Нам лучше запутать следы.

Умывшись в небольшой горной речке, мы поднялись по воде около километра, а потом еще долго петляли по лесу.

— Ну вот, теперь нас не найдут, — Оли вздохнула с облегчением.

Я задумался: наверное, глупо спрашивать мою спутницу об огнестрельном оружии, да и пистолет всего один. Но, может, она умеет пользоваться копьями или мечом?

— Оли, ты можешь пользоваться оружием? — спросил я.

Кентаврисса отрицательно покачала головой.

— У моего народа не было оружия, — сказала она, — лишь только у верховного жреца был жезл с каменным набалдашником. А люди мне оружия не давали.

— Ну что ж, придётся тебя обучать.

— А у меня получится?

— Конечно.

— Я боюсь.

— Не надо бояться. Вот тебе копьё.

— Не это ли копьё торчало во мне?

— Не это. Этим ты уже пользовалась, — ранила в зад того содоморыша.

— Да прямо! Ранила я его! Оцарапала чуть-чуть. А он и разорался как новорожденный пупс. Мамочке жаловаться побежал! Как меня эти «люди» колотили, ему и в кошмарном сне не снилось — места живого не было! Кстати этот, мелкий, из содомитов самый злой. Всё время меня чем ни будь острым тыкал, и смеялся. Так ему и надо теперь! Будет знать что такое — копьё в заднице! Глядишь поумнеет, и перестанет других обижать!

— О да! — Засмеялся я. — Копьё в заднице замечательный метод воспитания доброты и справедливости, как и стимул к развитию ума!

— Я не была, до вчерашнего дня злой и глупой! — Обиделась Оли. — Хватит с меня, такого стимула к развитию! У нас вообще говорят, что слишком умную кентавриссу никто замуж не возьмёт, а у слишком доброй, — муж будет с рогами!

— Про земных девушек тоже так шутят. — Улыбнулся я.

— Когда такое верховный жрец произносит, — совсем не смешно! А, разве бывают рогатые люди? Никогда не видела!

Я подумал, что люди бывают как рогатыми, так и козлами, но только лишь в переносном смысле. Чего наверное не скажешь о кентаврах, мало ли каких видов этих сказочных существ может обитать в этом странном мире. Впрочем обсуждать с Оли особенности анатомии и фольклора обитателей Земли и Ирия не было ни времени, ни желания, мы итак далеко отклонились от нужной темы.

— Оли, ты в меру умная, достаточно добрая, и очень красивая. — Сказал я спутнице. — Уж у кого точно не будет проблем с замужеством, так у тебя. А метод воспитания копьём, подходит только для содомитов. А также для других злобных дураков, — которым незачем замуж, просто они этого ещё не понимают, из за недостатка ума. И чтобы быть готовой всегда преподать им урок, нужно уметь пользоваться оружием. Смотри. Вот это большое дерево — это…как называются те твари, что напали на нас из реки?

— Урпы. — Надутые губы кентавриссы расплылись в счастливой улыбке. Оли взяла копьё, как будто это букет. — Спасибо, я буду очень стараться!

— Вот. Это дерево — урп. Его надо пронзить.

— Дерево не урп.

— Ну, мы представим, что это урп.

— Мы представим, а дереву будет больно.

— Ну, хорошо. Что ты можешь представить урпом?

— Вон тот корявый пень. Он мёртвый, ему все равно.

— Ладно. Сначала несколько раз ткни его острием. Вот так. Сильно не надо. Молодец, уже лучше. Локоть выше. Старайся попасть в эту отметину на коре. Это его глаз. Не спеши. Сильно не бей, только обозначь удар. Кентаврисса улыбалась. Обучение казалось ей забавной игрой.

— Теперь отойди на несколько шагов назад и метни копьё. Вот на столько достаточно. Ну!

— Ура! — Оли запрыгала на месте, хлопая в ладоши от радости. — Я попала! Я попала! — кричала она.

Я почесал затылок. — Вот так постаралась! — Попала Оли хорошо — прямо в"глаз урпа". Только копьё теперь, наверное, придётся выкинуть.

— Ты недоволен? Я плохо кинула? — улыбка медленно сползла с лица кентавриссы.

— Вовсе нет. Ты метаешь замечательно. Вот только… — Копьё насквозь пронзило огромный пень, выйдя с противоположной стороны. Настоящий урп лишился бы не только глаза, но очевидно и башки! — Я задумался. — Какая сила у моей новой знакомой?! Хотя, при её росте — около метра восьмидесяти только в холке, а до макушки, наверное, выше трёх — чего ещё можно ожидать?! Пожалуй можно согласиться на её просьбу — нести мой рюкзак.

— Ну, на сегодня урок окончен. Завтра продолжим. — Сказал я отломив наконечник копья. Древко осталось торчать в пробитом пне.

В дупле огромного дерева мы расположились на ночлег. Из веток, коры, навоза падальщиков и мха Оли соорудила дверь так мастерски, что дупла не было заметно снаружи даже вблизи. Солнце уже садилось, и в лесу было почти темно. Я закрыл дверь, подперев копьём. Кентаврисса улеглась на куче сухих листьев, сложив под себя ноги. В дупле она помещалась с трудом. Я тоже лег, прислонившись к противоположной стене.

— Послушай, Оли, — спросил я, — а ты не знаешь такого места, где нет ни хищников, ни людей-извращенцев? Или ты знаешь, кого-нибудь кто поможет мне попасть домой?

— Кто сможет отправить тебя домой, я точно не знаю. Но в детстве мама говорила мне, что за горами находится страна, где нет хищников. Там всегда тепло и полно фруктовых деревьев.

— И ты не пыталась туда попасть? Может быть, там твои родители?

— У меня только мама, сестры и маленький брат, если они живы, конечно. Я пыталась, но в горах очень холодно. Я всегда возвращалась обратно.

— Завтра я попробую перейти через горы, — сказал я, — ты присоединишься?

— Я пойду с тобой, — ответила Оли.

— Ну, вот и отлично. Давай спать. Утро вечера мудренее.

Но сон никак не шёл ко мне. Какой-то предмет под подстилкой давил спину, мешая мне спать. Снаружи доносились звуки ночного леса. А воздух наполнился приятным ароматом, похожим на запах жасмина, ванили и ночной фиалки одновременно.

— Оли, — тихо позвал я.

— Я здесь, — не замедлил последовать ответ. В полной темноте кентаврисса казалась расплывчатым светлым пятном.

— Почему ты не спишь?

— Я слушаю дерево. Оно говорит мне, что здесь погибли люди.

— Ты можешь говорить с деревьями?!

— Все кентавры моего племени могут это.

Я не стал больше задавать вопросов на эту тему. Мало ли, что ещё бывает возможно здесь, если, конечно, у моей спутницы не галлюцинации.

— Ты не чувствуешь запах? — спросил я.

— Какой?

— Очень приятный. Как будто какими-то цветами пахнет.

— Наверное, это запах моего тела, — ответила Оли после непродолжительной паузы.

— Запах твоего тела?! Земные девушки много отдали бы за такую способность.

— Спасибо. Мне приятно слышать это от тебя. Хорошо, что ты не видел меня два года назад. От меня так воняло, что близко пройти нельзя было. Я была тощей, совершенно плоской. А ещё я была лысой — женщины зачем-то брили мне голову.

— Бедная.

Я поднялся и, приблизившись к собеседнице, погладил её по голове.

— Разве можно стричь такую красоту?

В ответ Оли потёрлась о мою руку.

— Ложись рядом со мной, я мягкая. — Сказала она.

Утром я обнаружил предмет, мешавший мне спать. Им оказался противогаз 1933 года выпуска. В его брезентовой сумке, вместо фильтра, лежали копытные клещи, рашпиль и нож, завёрнутые в лист бумаги. «Под этим древом, и не где, геройски пал энкаведе, из конницы Будённого, отряд Сруля Говённого!» — было написано на нём.

— Значит, Оли не фантазировала вчера, — изумился я. — Здесь действительно погибли люди. Посмертную записку, судя по подписи, оставил сам командир., хотя слагать стишок о трагедии — причём дурацкий — мне показалось неуместным. И когда же у автора нашлось время на поэзию?

Я переворошил всю сухую листву в дупле и вокруг дерева, но больше ничего не нашёл. Даже гильз и осколков не было.

Оли с любопытством наблюдала за мной. Она проснулась первой. Осторожно, чтобы не разбудить и не раздавить меня, поднялась, и пока я спал, насобирала полный рюкзак орехов.

— Оли, а ты права! Здесь действительно был бой.

— Бой!? Нет, убийство! Людей убили спящими! Перегрызли шеи и выпили всю кровь.

Я решил, что кто-то из двоих соврал: Или дерево кентавриссе, или «поэт» грядущим читателям. Зачем это дереву — непонятно. Но если сражения не было, то скорее всего было предательство бойцов своим командиром.

— Что ты ищешь? — спросила Оли.

— Какое-нибудь оружие, потерянное людьми.

— И нашёл?

— Это не оружие, это противогаз.

— Противно что…?

— Противогаз. Маска. Вот смотри, — и я напялил его на голову. Я даже и не подумал, что реакция кентавриссы может быть подобной. Оли завизжала. С места попятилась назад. Загребла ногами, упершись в дерево, и села на землю, схватившись за грудь. Я резко сорвал маску.

— Оли, не бойся! Это всего лишь маска, игрушка, — я потрепал резину руками, бросил на землю и под футболил.

— Я уж было подумала, что ты оборотень, — прошептала кентаврисса. Ее лицо побледнело, губы дрожали.

— Сердце в копыта ушло, — пожаловалась она, — а второе (у кентавров её вида сердец было два: в человеческом и в конском теле) — в задние копыта.

— Прости меня, пожалуйста. Я никогда больше не буду так шутить, — сказал я. Мне было стыдно. Надо же быть таким дураком?! Два дня как познакомился с «девушкой», и уже чуть до смерти не напугал!

Оли поднялась.

— Ты стал похож на урпа в этой маске, — сказала она.

Осторожно ступая, кентаврисса подошла к противогазу. Легонько толкнула его копытом.

— Зачем людям такие маски? — спросила она.

— Для войны.

— Чтобы пугать врагов?

— Нет. Для защиты дыхания. Как тебе объяснить? Вот если бы ты сидела в хлеву с мордюшами в этой маске, ты бы не почувствовала их вони.

— Если бы я…? Бедные мордюши! — кентавриссе стало смешно. — Они бы так навоняли с перепугу, что и сами бы задохнулись. — Знаешь что, — сказала Оли, — давай возьмём с собой эту «кожу урпа».

Позавтракав, мы собрались и отправились в путь.