Порабощение

Александра Флид, 2015

В мире, где питьевая вода превратилась в средство порабощения, люди потеряли человеческий облик. Смогут ли всего три человека побороть систему и изменить ход истории? Одной из них является женщина, готовая отдать свою жизнь ради будущего любимой дочери. Эта женщина опасна и непредсказуема, она способна на отчаянные поступки и неожиданные решения. Именно благодаря ей у восставших против рабства появится шанс на победу.

Лаборатория

Маль проработала еще два месяца, прежде чем ей удалось продвинуться в своих поисках на следующий шаг. Она регулярно виделась с Фицем, но не очень часто говорила с ним и уж совсем избегала оставаться наедине. Ей не хотелось вызывать подозрений и пробуждать вопросы, отвечать на которые было бы слишком сложно. Поэтому она ограничивалась лишь вежливыми кивками и редкими улыбками.

Огонь, который разожгла в ней Син со своими разговорами, был слишком сильным, и она постоянно наблюдала и запоминала все, что только попадало в поле ее зрения. Однако чем дольше она смотрела на мир, тем больше отвратительных деталей выходило на свет. Она научилась различать людей и мысленно делила их на несколько категорий. Сотрудников Корпорации Маль определяла по чистой одежде и едва уловимому запаху дезинфекторов. Обычных людей — ремесленников, ремонтников, строителей и других горожан — она отделяла от толпы по серым измученным лицам, затертым одеждам и грязным рукам. Люди старались как можно реже входить в контакт с отравленной водой, бежавшей по водопроводным трубам. Она была нужна для уборки и стирки, но после нее всю одежду нужно было обязательно ополаскивать в чистой воде, которой было слишком мало. Поэтому горожане очень редко стирали свою одежду, в то время как те, кто подчинялся правилам Корпорации, были вынуждены стирать и мыться каждый день. Отличить нищих, калек или проституток было еще проще. Маль научилась делать выводы без длительного наблюдения, не таращась по несколько секунд подряд, а бросая беглые взгляд из-под ресниц.

По вечерам она прогоняла злые и противные образы, играясь с Хельгой. Они изображали человечков руками, «переступая» указательными и средними пальцами и поджимая остальные. Одеяла превращались в горы, столешница — в площадь, а из кровати при желании можно было сделать целое поле или бесконечную дорогу. Хельга научилась делать разные голоса, подражая мужским, женским и детским (тогда ее и без того нежный голосок становился до уморительного тонким). Маль старалась делать так же, и в такие моменты весь мир, существовавший за пределами их комнаты, исчезал и растворялся. Им было весело и тепло вдвоем. Жаль, что такой мир не мог длиться бесконечно. Утром он рассыпался в прах, чтобы возродиться только поздно вечером.

Спокойное время закончилось, когда одним пасмурным днем Фиц подозвал ее к себе, заманив за те же самые мусорные баки.

— Ты заинтересована в том, чтобы узнать о моем клиенте побольше? — таинственно улыбаясь, спросил он.

— Да, — коротко, но емко ответила она.

— Ты хочешь посмотреть на него или просто услышать о нем пару фраз?

— Увидеть? — удивилась она.

— Ага, — почти беззаботно кивнул Фиц. — Тебе очень повезло, что ты встретила меня.

Учитывая, что ей пришлось немало потрудиться, чтобы разговорить его, везением это было трудно назвать.

— И что дальше? Говори быстрее, у меня нет времени болтать, — скомандовала она.

Фиц кивнул, но по его виду можно было сказать, что он явно смаковал этот момент. Маль ждала, скрестив руки на груди и кусая губы.

— Он заболел. Пробудет у себя в доме целую неделю. Ему нужно, чтобы кто-то за ним приглядывал. Он спросил меня, не знаю ли я кого-то не очень болтливого. И судя по тому, что я успел выяснить о тебе, я дал ему правильный ответ.

Маль даже приподнялась и качнулась с носков на пятки.

— Ты сказал, что я смогу сделать это? Он будет платить?

— Да, он заплатит и еще даст воды. Вернее, я дам тебе воды, а он мне за нее заплатит. Целую неделю.

— И ему не нужны услуги сексуального характера? — уточнила Маль.

Фиц хохотнул:

— Нет, не нужны. Он очень стар и, к тому же, болен.

— Стар?

Открытия следовали за открытиями. До старости в Гидроксе дотянуть было практически невозможно. Большинство долгожителей умирали в пятьдесят или пятьдесят пять.

— Я должна буду находиться при нем постоянно? — продолжила расспрашивать она.

— Да. Отсюда уволишься. За все надо платить, а за удовлетворение любопытства — в первую очередь.

Маль опустила голову, раздумывая и сомневаясь. Стоило ли терять постоянную работу из-за жалкой недели заработка и призрачной надежды на получение ценной информации? Все было слишком эфемерным и шатким. Она попросила дать ей немного времени, и Фиц согласился подождать до следующего перерыва.

— Помощь ему нужна уже завтра, так что не тяни.

— Не буду, — кивнула она.

До следующих десяти свободных минут было еще два часа. Маль мыла тарелки на кухне, окунала их в таз с чистой водой и укладывала в стопку прямо на полу. Однообразная работа открывала целый тоннель для мыслей, носившихся в ее голове по всем направлениям. Из раздумий ее вывела одна из новеньких девушек — здесь работницы менялись часто, и, несмотря на то, что она проработала только три месяца, Маль уже успела стать «старушкой».

— Если наши едоки когда-нибудь увидят, как мы отмываем посуду, они нас убьют, — громко заметила новенькая. — Неудивительно, что они так часто травятся.

— Мы травимся еще больше, — встряла другая. — Это мы полощем свои руки в отравленной воде с утра до ночи, а они только пачкают тарелки и уходят. Это мы все время носимся с ядовитыми ведрами, а не они.

Случайные, но правильные слова. Маль опустила голову и вытерла лоб рукавом платья. Все везде и всегда упирается в смерть. Уж лучше пусть эта дорога затрагивает нечто полезное, а не проходит вхолостую.

Дождавшись перерыва, она вышла во двор и нашла почти задремавшего за баком Фица.

— Я пойду. Сегодня же уволюсь отсюда, — сказала она, присев рядом с ним.

— Отлично. Я, в общем-то, и не сомневался в том, что ты умная. Правда, я сказал ему, что ты как раз не очень сообразительная. Понимаешь, ему это было нужно. Чтобы у него по дому не шастали всякие активные личности, способные совать свой нос не в свои дела.

Маль выпустила короткий смешок:

— Умные как раз и не лезут в чужие дела. Только тупицы вечно стараются везде встрять.

— Он не очень разбирается в людях — всю жизнь сидит по лабораториям. У них это наследственное.

— Что именно?

— Это, — он неопределенно взмахнул ладонью, словно отгоняя от лица дым или что-то в этом роде. — Это самое, что называется склонностью к наукам. Его отец и дед были учеными.

— Как интересно.

— И не говори. Жуть просто как интересно. Вот пойдешь завтра к нему и все выяснишь. За неделю успеешь?

Маль пожала плечами и поднялась.

— Постараюсь.

Она стала стряхивать налипшую на подол грязь, и в этот момент Фиц поймал ее за запястье.

— Я ведь не просто так проявляю подобную щедрость, ты же понимаешь? — глядя на нее снизу вверх, сказал он.

— Поняла уже.

— Расскажешь мне все, что узнаешь у него? Я ведь поделился с тобой тем, что мне удалось выяснить.

— Конечно, — Маль высвободила свою руку и выпрямилась. — Ты мог бы даже не говорить об этом.

На следующий день он отвел ее к нужному дому и сказал, в какую комнату нужно постучаться. Ему хотелось подняться вместе с ней, но он уже опаздывал на встречу к очередному поставщику, и потому ограничился общими инструкциями.

Лучше не смотреть на него слишком долго, он этого не любит. Никаких посторонних вопросов — только по делу. Не переставляй его вещи. Не напевай себе под нос. И вообще, держись незаметно, но появляйся, когда ему нужно. Не заставляй повторять по два раза, он от этого начинает злиться.

И только когда Фиц совсем скрылся из виду, Маль поняла, что он так и не сказал ей, как зовут этого самого ученого.

Пыльные подъезды в разводах подсохшей зловонной жидкости. Маль обходила исчезавшие лужи и следы потасовок между жильцами — кое-где по стенам алели кровавые потеки, тянувшиеся до самого пола. Осколки, обрывки бумаги и прочий мусор. Все как всегда.

Перед нужной дверью она расправила плечи, сделала глубокий вдох и негромко постучалась. Послышались неторопливые шаркающие шаги, щелкнул замок (очевидно, старцу был чужд страх), и дверь с сухим скрипом поехала на петлях.

— Добрый день. Я знакома с Фицем. Он говорил о вас.

Три фразы — больше и не нужно. Что еще можно добавить? Старец пригляделся к ней, поправил очки, а потом молча отошел от двери, чтобы она смогла протиснуться внутрь.

— Он и мне говорил о тебе. Как тебя зовут? — необычно ровным и даже молодым голосом заговорил он, когда они прошли в единственную комнату.

— Маль.

— Красивое имя. Что ты умеешь?

— Я работала уборщицей в Корпорации. Умею все, что касается чистоты.

— А готовить отвары?

— Нет.

— Это ничего. Идем, я покажу.

Он провел ее через комнату к другой двери, за которой находилась небольшая кухня. Там, на столе, аккуратными кучками была сложена какая-то измолотая в пыль трава. В этой массе еще нужно было суметь распознать траву. Хозяин ткнул пальцем в одну кучку и сказал:

— Одну дозу травы на один стакан кипятка. Ставишь котелок на плитку, ждешь, пока закипит, бросаешь в булькающую воду траву и снимаешь с огня через две минуты. Это нужно будет делать каждый день.

Маль покосилась на стол. Всего семь кучек.

— Еда мне будет не нужна. Не давай, даже если я буду просить.

— Целую неделю? — удивилась Маль.

— Да, целую неделю.

Старец был высоким и широкоплечим, но каким-то рыхлым, отчего его внушительность создавала ощущение неповоротливости, а не силы. Маль доставала ему только до плеча, но при этом не чувствовала себя уязвимой или слабой.

Ей еще не приходилось видеть так близко живых старых людей. Она осторожно наблюдала за ним, подмечая медленные движения, тяжелое дыхание, странную осанку и сморщенную кожу на тыльной стороне ладоней. Как ему удалось прожить так долго?

Запрятав свое любопытство подальше, Маль послушно кивала, принимала все указания и больше не задавала вопросов.

Закончив со всеми инструкциями и показав ей все водные запасы (как неосторожно!), он, наконец, представился:

— Если захочешь обратиться ко мне, то называй Рувимом. Это мое имя.

Маль только улыбнулась, поскольку ответить ей было нечего — ее имя он уже знал.

Работать с Рувимом в первый день было непросто. Все было в новинку, а в тесной квартирке любая оплошность была на виду. Нравом старец обладал непростым, терпение у него было хрупким и от любого промаха испарялось или распадалась на мелкие осколки. В словах Рувим был резок и груб, но Маль привыкла и к худшему, а потому успешно закрывала на все глаза и продолжала работать.

Нужно было вымыть пол в комнате, перестелить постель и выстирать сложенное заранее белье, присоединив к нему грязные простыни с кровати. После этого она переливала чистую воду по бутылкам, закручивала их намертво крышками и откладывала под стол. Работы хватало. Переливая воду и занимаясь бутылками, Маль слишком сильно утомилась. Она привыкла беречь каждую каплю, а ее руки устали от постоянного напряжения и страха пролить мимо хоть грамм драгоценной воды.

Когда она закончила этим заниматься, из комнаты раздался слабый голос. Маль немедленно поднялась и открыла дверь.

Странно. Рувим выглядел вполне здоровым, когда впустил ее, а сейчас ему явно было очень плохо. Он лежал на постели, его лоб покрылся испариной, а зубы стучали. Когда она приблизилась к кровати, он поднял на нее затуманенные болью глаза.

— Отвар готов? — спросил он, едва справившись с очередным спазмом.

— Да.

— Он остыл?

— Да.

— Тогда принеси его мне.

Маль повиновалась. Она поила его небольшими глотками, придерживая увесистую голову другой рукой. Это было тяжело, но зато результат не заставил себя ждать — его взгляд прояснился, а дрожь, прошивавшая его тело насквозь, унялась и ослабла.

Никаких вопросов. Ничего не спрашивай.

А как хотелось узнать, в чем причина такой боли и откуда он знал, что ему станет плохо именно сейчас! Может быть, это связано с возрастом? Может быть, дожившие до старости просто чувствуют, когда приближается болезнь? Да и что это за хворь такая? Маль благоразумно держала свои вопросы при себе, хотя любопытство от этого разжигалось лишь сильнее.

Первые три дня прошли практически одинаково. Старец дрожал, страдал от боли и просил есть, но, как ей и было сказано до этого, Маль ничего ему не давала. Вместо этого она приносила ему очередную бутылку и уходила из комнаты. Ей приходилось выносить горшок, стоявший под его кроватью, чистить пол после того, как на него накатывала тошнота, и по возможности помогать ему переодеваться.

Она никогда не видела, чтобы кто-то выпивал так много воды. Рувим постоянно хотел пить, и она послушно приносила ему то, что он просил. Время от времени приходил Фиц — он приносил новые канистры и забирал пустые.

Вечером обессилевшая и измотанная Маль возвращалась домой с деньгами в кармане. По дороге она встречалась в условленном месте с Фицем и забирала три литра воды. Хельга встречала ее встревоженными взглядами и молчаливыми вопросами, струившимися из-под ее ресниц. Сама Маль думала о том, что если так будет продолжаться всю неделю, то к концу она просто умрет от истощения. Рувиму было нельзя есть. У нее на еду просто не было времени.

На четвертый день все изменилось — Рувим поднялся на ноги и сам прошел в ванную, где очень долго плескался. Маль беспокоилась о нем, поскольку не была уверенна в том, что он сможет правильно закрепить защитную маску и не сделать случайно пару глотков во время душа. Однако вопреки ее страхам Рувим выбрался здоровым и невредимым, без каких-либо признаков отравления.

За это время они оба исхудали и побледнели так, что теперь больше походили на мертвецов. Обидным было еще и то, что ничего полезного выведать не удалось. Маль еще не знала, что все это было только началом.

После душа Рувим стал значительно бодрее, хотя по его словам принимать пищу ему все еще было нельзя. Однако дежурить у его кровати тоже не было никакой необходимости. Маль стала чаще открывать окно на кухне и дышать воздухом, а в перерывах между делами она перехватывала по кусочкам хлеб или что-нибудь еще.

Он совсем не удивился тому, что на четвертый день стало легче. Будто только этого и ждал. И вообще, все это время Маль не покидало ощущение того, что Рувим сам все спланировал — до того точными и своевременными были предпринятые им меры.

Разговаривать с ним было невозможно, и Маль сосредоточилась на наблюдениях, тем более что после того, как он пришел в себя, это стало значительно проще. Очевидно, Рувим не замечал ее внимательных взглядов, либо ему просто очень сильно мешало плохое самочувствие. На пятый день его бдительность ослабла, а может быть, сыграло роль что-то другое, о чем Маль еще ничего не знала. Во всяком случае, к обеду она кое-что увидела. Кое-что очень подозрительное.

Отмучившись со стиркой, она вышла из ванной комнаты, по пути отметив, что ее работодатель лежал на кровати почти без движения. Его лицо было бледным и измученным. В этом не было ничего удивительного, поскольку временами на него еще накатывали приступы боли, после которых он отлеживался долгими часами и даже отказывался от воды. Миновав жилую комнату, Маль прошла на кухню.

Там она обнаружила стакан с еще мокрыми стенками. Ей хотелось сказать Рувиму, чтобы он не поднимался из-за такой ерунды и говорил ей, если ему очень хочется пить, но тот факт, что на столе не было бутылки, ее остановил. Она проверила все бутылки под столом и те, что отложила для сегодняшнего дня в один из шкафов. Все они стояли на прежних местах, а их крышки и горлышки оставались сухими. На стеклянных боках не было никаких отпечатков и следов. Страшная догадка пронзила ее, и Маль подошла к крану с водопроводной водой. Словно в ответ ее мыслям, с края крана соскользнула капля. Вентиль был еще мокрым, да и раковина тоже. Старец выпил отравленную воду.

Отбросив все сомнения и осторожность, Маль забежала в комнату и бросилась к кровати. Она принялась ощупывать лицо Рувима, пытаясь определить, как давно он решил отравиться. В ее голове мелькали разные мысли и вопросы.

Неужели его болезнь так мучительна? Что с ним случилось? Скрывает ли он что-то иное, более жуткое, чем то, о чем ей уже известно? Или может быть, он узнал, что его подземную лабораторию раскрыли, и теперь за ним организована слежка? Может, он боится суда и приговора?

Она знала, что судороги и агония длятся не больше получаса. За это время яд успевал проникнуть во все ткани и парализовать тело. Спасти старца в любом случае было нельзя, но, повинуясь инстинктам, Маль приподняла его тяжелую голову и попыталась определить, как далеко продвинулось действие непригодной воды.

К ее удивлению, Рувим открыл глаза и наградил ее недовольным, но вполне ясным взглядом.

— Чего носишься? — приподнимаясь на локтях и вырываясь из ее хватки, спросил он. — Чего тебе?

Она отпустила его, и он вновь упал на подушки.

— Вы пили воду из-под крана, — констатировала она. — Я проверила, вы выпили стакан отравленной воды. Скоро вы умрете, так что лучше заплатите за сегодняшний день прямо сейчас.

— Дурная девчонка, — отмахнулся от нее Рувим. — Я не собираюсь умирать. Я ничего не пил.

— Пили, — настаивала Маль. — Мокрый кран и такой же стакан. В раковине еще не высохли капли. А бутылки сухие.

— Тебе показалось, — опустив веки и сдвинув мохнатые брови, отрезал он.

— Я не идиотка, и мне никогда ничего просто так не кажется. Если собрались отравиться, то…

Бледно-голубые выцветшие глаза открылись и воззрились на нее с затаенной злостью. Позже, вспоминая этот момент, Маль поняла, что рисковала гораздо сильнее, чем могла представить. Но ей повезло, и, рассуждая, как лучше с ней поступить, Рувим сделал выбор в пользу жизни.

Убить человека ничего не стоило. Он мог плеснуть ей в лицо отравленной водой, когда она меньше всего бы этого ожидала. Один случайный глоток, и жизнь для нее была бы окончена. Однако что-то подтолкнуло его заговорить, а не затаиться со своими темными планами.

— А ведешь себя как идиотка, — наконец, сказал он. — Слезь с моей кровати немедленно.

Маль послушно поднялась и застыла рядом, не собираясь уходить. Рувим уселся и поправил воротник рубашки. Умирать он не собирался, и это было самым удивительным.

— Наблюдательная. Я просил Фица привести кого попроще, но ты, видно, и его надурила со своей напускной кротостью, — ухмыльнулся он. — И что же ты будешь делать?

— Еще не знаю, — ответила она. — Для начала было бы неплохо узнать, зачем вы отравились, а потом выйти отсюда живой и невредимой.

Рувим кивнул.

— Я не отравился. Как видишь, вполне жив и здоров. Разве такое может быть, если выпить отравленной воды?

— Разумеется, нет.

— Значит я, разумеется, должен умереть?

— Наверняка.

— А я не умираю. Так что я не пил ту воду.

Ощутив, что она подошла слишком близко к запретному и уже занесла ногу за красную черту, Маль сделала шаг назад.

— Хорошо. Я ошиблась.

Не дожидаясь, пока Рувим скажет еще что-нибудь, она вышла из комнаты и вернулась на кухню.

Вечером она встретилась с Фицем, чтобы получить оплаченную заранее Рувимом воду и заодно поделиться тем, что ей удалось увидеть.

Фиц ждал от нее новостей каждый вечер, но до сего момента она всегда приходила пустой и разочаровывала его. Сегодня она, наконец, могла рассказать хоть что-то.

Он ждал ее на прежнем месте.

— Воду потом, — обходясь без приветствия, сказала она. — Сколько у тебя времени?

— А есть что-то интересное?

— Я могу рассказать позже, когда закончится моя неделя.

— Ну, уж нет, выкладывай сейчас.

Фиц даже облизнулся в предвкушении.

— Учти, об этом никому нельзя говорить, — предупредила его она. — И ты ничем не должен показывать то, что знаешь.

— Я не тупой.

Маль рассмеялась, а потом, максимально сокращая историю, рассказала ему то, что выяснила и заметила. Она упомянула о том, что Рувим притворился, будто ничего не было, а также отметила, что в какой-то момент он был готов броситься на нее с кулаками.

От таких разговоров у Фица загорелись глаза. Наконец-то они нашли что-то стоящее! Старец пил ядовитую воду и не умер. Чем же такое можно объяснить?

— Ты опасная женщина, — посмеиваясь, заключил он. — Очень опасная. Правда, простоватая.

Конец ознакомительного фрагмента.