На свои круги

Александра Турлякова, 2018

События развиваются в условном средневековом мире. Две сюжетные линии. В одной линии молодой граф предан собственным дядей и потерял всё, что имел. В другой линии сюжета молодая баронесса выходит замуж за пожилого барона. События развиваются параллельно, но рано или поздно обязательно пересекутся…

Часть 2

Глава 1

До Виланда он добирался несколько дней. Это был ближайший город к обители бегинок. Шёл пешком по заснеженной дороге, на ночлег останавливался в деревнях у дороги, просился в первый же крестьянский двор. Крестьяне пускали его в дом охотно, желая послушать новости от путника, идущего издалека. Что мог им рассказать Эрвин, сам-то ничего не знавший? Поэтому мало говорил и больше слушал, что ему рассказывали о делах в округе. Крестьяне были озабочены одним: не было бы войны, не подняли бы повинности из-за этого, не начались бы беспорядки и грабежи. Эрвин о войне ничего не знал, в обители об этом не говорили.

Оказывается, войну ожидают уже несколько лет. Но на этот раз, всё же, все были уверены, что избежать её не удастся. У графа Гавард всегда были сложные отношения с соседом — графом Мард, они воюют уже давно, воевали ещё их отцы и деды. Бывали перемирия, но конфликт вспыхивал опять. В прошлом году старый граф Гавард умер, скоро уже как год, и с его смертью закончится, скорее всего, короткий период перемирия, длившийся пять лет. Молодой граф-наследник недавно погиб, на смену ему пришёл другой родственник, а уж он-то доведёт худой мир до войны. Это точно.

Эрвин слушал рассуждения крестьян и хмурился. Война — это плохо. Это разорённые деревни и сожжённые поля, сколько погибнет людей, а сколько умрёт от голода и болезней. Женщины останутся вдовами, а дети — сиротами. Сразу же вспоминался вид обители, где скромно и бедно жили бегинки, еле-еле сводившие концы с концами. Там жили дети и женщины, и все уповали только на милость Господа и свой труд.

А если война? Все приходы, монастыри и обители затопят беженцы и брошенные в отчаянии женщины. Как можно допустить такое? Зачем нужна война?

Он думал о Ллоис, вспоминал её растерянный взгляд, когда прощался с ней, когда собрался уходить. «Бедная, бедная Ллоис. Моя Ллоис. Я вернусь к тебе, очень скоро вернусь. Вернусь…»

В Виланде он обходил весь квартал ремесленников мастера за мастером, заходил, показывал кожаные охотничьи перчатки и спрашивал, задавал вопросы о клейме мастера, пошившего их.

Но никто не мог ему помочь. Да, все соглашались, что это была авторская работа, но мастера, ставившего клеймом коронку, никто здесь, в Виланде, не знал.

Один старый мастер особенно долго рассматривал перчатки, выворачивал их старыми заскорузлыми пальцами, разглядывал швы, касался подушечками пальцев, будто через ощущения пытался понять неведомого мастера.

— Да, клеймо не знакомо мне. Никого здесь нет с такой печатью. Я бы знал. — Поднял глаза на Эрвина и протянул перчатки. — Знаете, молодой человек, может быть, этот мастер вообще не из города. Я знаю многих мастеров в округе, и в Солге, и в Архене. Нет таких печатей там.

— Кто это может быть?

— Ну, — он пожал плечами, — может быть, этот мастер вообще не живёт в городе. Может быть, он работает в каком-нибудь замке, ну, местный мастер, и шьёт он только для хозяина замка, мало шьёт. Поэтому никто не знает его клейма. Корона… — повторил задумчиво. — Корона похожа на графскую, посмотрите, какие зубчики. Может быть, этот мастер живёт в замке какого-нибудь графа и обслуживает людей там? Шьёт не на продажу, поэтому мало и только для своих, и его никто не знает. Я вот ничего не знаю про него, но мастер, должно быть, хороший, вещь пошита добротно и аккуратно, но рука мне не знакома. — Посмотрел в лицо Эрвина внимательным взглядом. — Вам зачем нужен этот мастер? Если что-то нужно, наши мастера сошьют вам не хуже, у нас знаете, какая хорошая кожа!

— Нет, спасибо, мне нужен именно этот человек.

— Ну, как хотите. — Мастер пожал плечами. — У нас, в Виланде, вы его не найдёте.

Мастер отвернулся, теряя интерес к посетителю, он не был заказчиком, и незачем на него время тратить. Эрвин вздохнул, запихивая перчатки за пазуху. Придётся искать дальше. Жаль. Как жаль.

* * * * *

Ания смотрела на горящие свечи у алтаря. Свет поблескивал на золотых окладах икон, на бронзовых и серебряных подсвечниках. Сёстры молились вокруг неё, святой отец вёл службу. Это был монастырь святой Анны, небольшая обитель к северу от Дарнта.

Уже месяц, как Ания была здесь. Целый месяц. Она смотрела на колеблющиеся язычки пламени и не видела его. Вспоминалось всё, что было в прошлом.

Она проболела в закрытой холодной комнате замка три дня. Всё это время жену барона не кормили и не топили камин. Потом приехал вызванный для её лечения монах из монастыря святого Луки. Он потребовал провести его к больной, но его выставили за дверь. Лекарь не промолчал, а обратился с жалобой к своему настоятелю. Уже потом Ания узнала, что и баронесса Марин из Дорга тоже не оставила всё просто так, она написала письмо епископу — опекуну Ании. Ему же пожаловался на неуважительное отношение и настоятель святого Луки за то, что выгнали лекаря из Дарнта, не показав больную баронессу.

К барону Элвуду пожаловал сам епископ. Это было спасение для больной Ании. Её тут же начали лечить и кормить, натопили камин. Пока епископ и барон приходили к единому мнению, Ания получала всю заботу и уход, приличествующий её положению.

Епископ, конечно же, не разрешил развода, он не нашёл доказательств измены. Ания всё отрицала, молодой барон Орвил бесследно пропал, а барон Элвуд только видел молодых людей рядом, но не застал их на месте преступления. В разводе было отказано.

Епископ согласился лишь на то, чтобы баронессу изолировали пока на время в монастыре, предложил подождать, пока не улягутся страсти. Можно было себе представить, как рвал и метал барон при этом. Да и Ания, мягко сказать, расстроилась, она сама ждала этого развода не меньше своего мужа. Но, может быть, барон всё же добьётся своего, вот уже целый месяц он не вспоминал о жене, и Ания надеялась, что не вспомнит и дальше.

Он был жестоким с ней. Он хотел убить её, но от бессилия, от тщетности желаний добиться своего, он перед самым отъездом Ании в монастырь явился к ней в комнату. Он избил и изнасиловал жену, как делал это много раз до этого, он проклинал её, он изливал на неё всю свою ненависть и злость. Таким Ания не видела его ещё ни разу.

Она перекрестилась и прошептала молитву. Боже упаси ещё хоть раз его увидеть таким. Слава Богу, что всё закончилось, слава Богу.

Ания вздохнула. Она всё выдержала, всё пережила, как обещала себе и молодому барону Орвилу. Как умоляла она своего мужа рассказать ей, что он сделал со своим сыном, скольких слуг пытала, но никто ничего не говорил госпоже. В душе она верила, что барону хватило ума и совести не лишать сына жизни. Каждый день перед сном она молилась за него, и эта молитва придавала ей сил, словно стала даже смыслом её жизни. На душе было горько и тоскливо.

Священник благословлял сестёр и послушниц, служба подходила к концу. Ания склонила голову, позволяя святому отцу осенить её крестом, и в этот момент всё поплыло у неё перед глазами, качнулись стены, горящие огоньки свечей. Монахини успели подхватить её под локти и усадили на скамью.

— Что случилось? Вам стало плохо? Надо показаться врачу. Как вы себя чувствуете?

Ания повела подбородком и несколько раз моргнула растерянно. Она и сама не знала, почему вдруг у неё закружилась голова.

— Всё нормально… — выдохнула.

— Врачу надо осмотреть вас. Мало ли что. Главное, чтобы не было эпидемии. Не дай Бог… — Старая монахиня перекрестилась, глядя строго карими глазами.

— Хорошо, я сделаю… — обещала Ания. Нет, это не болезнь, чувствовала она себя хорошо.

Все вернулись к службе. Ания долгим взглядом смотрела на фигуру Богоматери с младенцем. Не может быть, этого не может быть! Неожиданность догадки лишила её сил. Нет! Это неправда! Не может быть, чтобы сейчас. Через столько месяцев бесплодных попыток она не может понести именно сейчас! И от кого? От этого изверга! И это после того, что он с ней сделал!?

О, Боже… Нет! Только не это.

* * * * *

Эрвин обошёл ещё несколько мастерских, но везде ему говорили одно и то же. Мастер хороший, но незнакомый. Надо было идти дальше, может быть, в другой город. А кто сказал, что всё получится с первого раза?

Он зашёл на постоялый двор, заказал хлеба и сыра с собой в дорогу, вина, чтобы выпить тут. Денег у него с собой было немного. Посетителей не было, и Эрвин пристроился за пустым столом. Парень за стойкой не сводил с него удивлённого взгляда, и всё порывался спросить о чём-то. И даже потом, когда Эрвин уже ушёл за стол, всё продолжал высматривать его лицо в полумраке помещения. Эрвин даже смутился от такого интереса. Что это? Что-то не так? Чем это Эрвин так привлёк его? Может быть, он напоминает ему кого-то из знакомых?

В конце концов, парень не выдержал и сам подошёл, сел рядом и спросил:

— Вы местный?

Эрвин отрицательно дёрнул подбородком, сам ответил:

— Проездом, сегодня ухожу.

— Понятно. Вы простите меня за навязчивость. Просто вы очень напоминаете мне одного человека.

Эрвин насторожился и нахмурил брови, а что, если этот парень знал его на самом деле?

— Да? И кого же, если не секрет?

Парнишка наклонился поближе и понизил голос, хотя вокруг и так никого не было.

— Знаете, я раньше был слугой в Гаварде у местного графа… — примолк, но Эрвин ждал продолжения и спросил:

— И?

— Ну… Вот его вы мне и напоминаете…

— Графа? — переспросил Эрвин удивлённо и вдруг рассмеялся, каким нелепым показалось ему это сравнение. Парнишка растерялся и принялся тряпкой натирать деревянную столешницу.

— Простите. Наверное, мне показалось, знаете, что только не померещится. Дурак я, дурак, оно и так понятно. Его же, вроде как, похоронили уже…

— Кого? — Эрвин почувствовал, что уже стал уставать от этого докучливого парня с простым открытым лицом.

— Графа Эрвина… из Гаварда…

Вот тут-то Эрвин удивлённо обомлел, пытаясь что-то понять, снова переспросил:

— Как? Как ты его назвал?

— Граф Эрвин… А что?

— Меня тоже зовут Эрвин…

— Да? — парнишка оживился. — Ничего себе. Бывают же в жизни совпадения. Я ошибся, простите. Конечно, его же похоронили уже и давно, ещё осенью. Просто вы очень похожи. Богу было угодно сотворить вас таким же, как мой бывший господин.

— А почему ты здесь?

Парнишка вздохнул и помял тряпку, не зная, с чего начать.

— Я был слугой графа, я помогал ему одеваться, мыться… Когда привезли мёртвого графа, я помогал готовить его к похоронам. — Парень ещё больше наклонился к Эрвину и перешёл на шёпот; руки его, комкающие тряпку, заметно дрожали. — Мне кажется, что это был не он… Вместо графа мы похоронили другого человека.

— Как это? Ты что, не узнал его в лицо?

— У него не было лица…

— Это как? — Эрвин улыбался недоверчиво.

— Да, внешне он был похож… Цвет волос, рост… Но всё лицо у него было разбито. Ох, и досталось же ему, упокой Господи его душу… — Поспешно перекрестился. — Его ограбили и изуродовали. Его бы и родная мать не узнала, не то что…

Эрвин усмехнулся, а у самого по спине пробежал холодок.

— Но ты-то узнал? Почему ты подумал, что это не твой господин? — Улыбался сухо, глядя в лицо молодого человека.

— У него не было одного пальца на ноге, я заметил это, когда его одевали для похорон. — Опять перекрестился, видно, страху он натерпелся в своё время прилично. — А у господина Эрвина, у графа, увечий не было, я это знаю точно…

— И что, ты кому-нибудь сказал об этом?

Парень отрицательно помотал головой, шепнул в ответ:

— Я испугался. Если это так, если мы похоронили другого человека, то это значит, что граф Гавард жив и может объявиться. Ведь так?

— Ты просто сбежал?

— Нет, я попросил у нового графа отпустить меня в город на заработки, и он меня отпустил…

— Нового графа? — переспросил Эрвин.

— Да, им стал дядя пропавшего графа…

Эрвин вздохнул и улыбнулся.

— Да, занятная история, будешь рассказывать её своим детям и внукам. — Парень усмехнулся в ответ. — Я не граф, мы просто похожи…

— Я понял. — Виновато пожал плечами. — Простите.

— Да ладно, чего в жизни не бывает.

Эрвин поднялся, собрал свои покупки и пошёл. Странная история с этим графом. Удивительное дело. Как такое могло случиться, чтобы похоронили другого человека? Верно, этот парень что-то напутал, не может быть такого. Как можно не узнать тело родного человека? Ведь этот дядя, что стал новым графом, должен был узнать племянника, ведь так? Зачем ему хоронить другого? Что за глупости? Этот Виран что-то напутал, что-то понял не так…

— Стоп! — Эрвин замер, как вкопанный, снег громко хрустнул под сапогами. Он не говорил своего имени! Виран?

Почему я подумал, что его так зовут? Он не называл мне, как его зовут, это я говорил ему, что я — Эрвин, а он нет… Виран. Виран…

В памяти неожиданно возник момент из прошлого, всплыл сам собой, как старый сон, забытый, но вдруг вспомнившийся внезапно. Клубы влажного пара поднимаются от горячей воды, блаженное тепло растекается по всему телу, вода мягко ударяет в грудь, делает невесомым тело. Была зимняя охота, все зверски замёрзли на ветру, и сейчас эта вода возвращала к жизни, наполняла живительным теплом. И среди всего этого улыбающееся лицо молодого слуги с вопросом:

— Милорд, добавить горячей воды вам?

Виран. Это был Виран. Парень с постоялого двора. Это он! Он!

Я вспомнил его имя. Я вспомнил его в прошлом. Я вспомнил себя в прошлом.

Охота. Зимняя охота с гостями. Понаехали бароны на Рождество, все хотели выезда в лес, но день был выбран неудачно. На сильном ветру все замёрзли и отогревались после в горячих ваннах. Потом был пир, и день вспоминался со смехом.

Да! Да! Да! Это было, было…

А это значит, значит, что я и есть граф Эрвин Гавардский? И имя моё не случайно совпало с именем пропавшего графа. Я — граф! Граф Гаварда!

Но ведь его похоронили!

Эрвин нахмурился и потоптался в рыхлом снегу на улице. Снег выпал только утром, и к обеду его ещё не утоптали снующие горожане, он хрустел под ногами.

Графа Гавард похоронили в родовом склепе, это известно любому, так говорил и Виран, но… Он сомневался, что похороненный человек есть граф Гавард, мало того, он утверждал, что похоронен другой человек, у него есть уродство — нет пальца на ноге, а у графа, у меня, увечий не было! И нет!

Зачем похоронили другого человека? Кому это было нужно? Я — граф Гавард! Я — граф!

Вспомнилось лицо Ллоис, её грустные глаза и улыбка, её сомнение: «Ты — какой-нибудь милорд…»

Она думала, я рыцарь или кто-то из окружения какого-нибудь барона, сквайр-оруженосец. Но нет, милая моя Ллоис, я не рыцарь и не оруженосец, и даже не барон, я — граф! Самый настоящий граф…

Память вернула обрывки прошлого из той, прежней жизни. Весёлые пиры, охоты, знатные гости, бароны со своими жёнами, сыновьями и дочерьми. Его знакомили с молодыми девушками, богатыми представительницами знатных семей, разодетыми в меха и в бархат, улыбчивыми и скромными, насмешливыми и болтливыми. Но он не торопился жениться, опекуна у него не было и отца уже тоже, он был сам вправе выбирать себе невесту и время для свадьбы.

И Ллоис… Как опрометчиво он предложил ей стать его женой… Никто не поймёт его. Он отверг выгодные партии и женился на крестьянской девушке, дочери деревенской ведьмы?

Он потоптался на снегу, растерянно вглядываясь в лица прохожих. На ум пришли её слова: «Ты всё вспомнишь, и тот мир заберёт тебя от меня…» Как она была права! Как прозорлива! Теперь он граф, и он не может жениться на девушке-крестьянке. Да, она спасла ему жизнь, она полюбила его, она перешагнула через себя, через своё прошлое, чтобы быть с ним, но он не может перешагнуть через своё прошлое.

В глазах уже стояли турниры, замки, охоты, богатые гости, король… Нет, через такое прошлое нельзя перешагивать.

«Прости меня, Ллоис, я люблю тебя, но ты не для меня… Мне надо было уйти раньше, не доводить всё до такого, не давать глупых обещаний… Что я наделал? Как я мог? Куда торопился? Но ведь тогда я не знал, что я граф, а теперь знаю. Она должна понять меня, она же меня любит. Она поймёт…»

Кто-то толкнул его в спину, и Эрвин упал в снег, ударившись головой о каменную кладку стены.

— Дорогу! Пошёл прочь! Дорогу графу!

Эрвин завозился в снегу, потирая ушиб на голове. Чёрт! Как больно! Снег таял на лице, на руках, стекал по щеке прохладными каплями. Прохожие рядом расступались, и Эрвин только успел отдёрнуть ладонь из-под ноги грузного горожанина в тяжёлом плаще. Поднялся, всё ещё потирая ушиб, глядел в сторону процессии. Яркие флаги и вымпела с гербами, всадники охраны, свита, красивые лошади с попонами и изящной сбруей. Молодой оруженосец вёл под уздцы гнедого жеребца, а в седле сидел граф. Граф Гавардский.

Эрвин узнал его тут же, как только глянул в лицо. Дядя Вольф, бывший барон, а теперь граф Гавард. И всё промелькнуло в голове в долю секунды. Завещание. Охота. Лес. Выстрел из арбалета. Боль…

Он перевёл взгляд на лицо советника, барона Лурра, ехавшего следом.

«Это этот человек во всём виноват, это он, скорее всего, «надоумил» дядю Вольфа, сам бы он никогда на подобное не решился. Убить собственного племянника! И король что, всё-таки дал ему и титул, и земли, как я, дурак, просил по завещанию?»

Эрвин аж застонал от бессильной ярости.

«Подонки! Как вы могли?! Через меня! Через мою жизнь! Какой грех, какое предательство! А я… Я-то думаю и гадаю, кто же я такой? Бегинки с прихода с ног сбились, ищут какого-то пропавшего Эрвина в округе. А вы… вы… Вы уже похоронили какого-то бедолагу вместо меня, дали ему моё имя, убили, изуродовали его, чтобы никто по лицу не узнал подмены. И никто не знает. Кроме Вирана-слуги, он догадался, и правильно, что никому не рассказал о своих страхах, иначе вы и его убили бы, подстроили какую-нибудь гадость. Сволочи!»

Он не мог просто молчать, не мог просто пропустить процессию мимо, расталкивая людей впереди себя, пробился поближе и выкрикнул, когда граф поравнялся с ним:

— И что, совесть не мучает вас?! Вы ещё можете крепко спать по ночам?!

Граф резко глянул вбок на выкрик, остановив коня, все заозирались на Эрвина. Он же смотрел своему родственнику прямо в глаза долго, мучительно долго, а может, ему только казалось, что это было долго. Конечно же, они узнали друг друга. Несмотря на худобу, одежду простолюдина, щетину на щеках, граф Вольф Гавард узнал своего племянника.

Можно было ожидать всё, что угодно, граф мог поступить по-разному: обрадоваться встрече с пропавшим родственником, не обратить внимания, но он уже привык быть графом и лишь махнул рукой своей личной охране, отдавая приказ:

— Арестуйте его, он угрожает графу!

И в миг толпа, окружающая Эрвина, откатила в стороны, оставляя его одного посреди пустого пространства заснеженной улицы. А он уже видел спешащих к нему людей с копьями.

Нет! Этого не будет! Он не позволит ему убить себя второй раз!

Эрвин сорвался с места и, поднырнув под мордами лошадей из процессии, переметнулся на другую сторону улицы. Толпа не приняла его, все глазели ошарашено, но ни один не уступил ему места, и тогда Эрвин припустил вдоль улицы по освобождённому для графа коридору. Бежал во весь дух, слыша за спиной скрип снега под сапогами десятков ног. Вместе с охраной графа его ловили и зеваки, желающие подзаработать на поимке преступника.

Такого расклада Эрвин, конечно, не ожидал. Надо было искать место, где можно было бы спрятаться на время. Город незнакомый, рядом постоялый двор, где работает Виран, он-то, наверное, укрыл бы своего господина, но не хотелось подставлять парня, он мог ещё пригодиться в будущем. Он был ценным свидетелем для своего милорда, если вдруг придётся доказывать правду в суде.

Ноги несли вдоль улицы, не разбирая дороги, потом Эрвин нырнул в боковую, постарался затеряться среди прохожих. Это было трудно, горожан ему попадалось не так и много для этого времени суток, а может, он просто выбрал не самую многолюдную улицу. Все расступались, прижимаясь к каменным стенам, пропускали и Эрвина, и его погоню.

— Держите! Держите преступника!

Но, слава Богу, никто не пытался его задержать. Эрвин петлял по улицам туда-сюда, пока не оказался в кварталах ремесленников, залетел в часовню и спрятался в исповедальне. Хрипло дышал, стараясь восстановить дыхание, через резную решётку наблюдал за входной дверью. Вошли вооружённые люди, но помощник священника не пропустил их с оружием. Прошли двое, оставив копья, и принялись проверять всех присутствующих, заглядывая в лица.

— Проклятье… — прошептал Эрвин, хрипло дыша.

Что теперь делать? Он загнал себя в мышеловку, выхода отсюда нет. Сколько пройдёт времени, пока они доберутся до исповедален и найдут его здесь? Он восстанавливал сбитое дыхание и пытался думать, как выбраться из этой ловушки. Неужели они так хорошо помнят его в лицо? Скорее всего, они ориентируются по одежде и тому, что он убегает. Если не бежать, вести себя спокойно, что-нибудь придумать с одеждой? А главное — успокоиться.

Да, доказать правду будет не так-то просто. Даже если он и граф Гаварда, это ещё надо суметь доказать, а сделать это при нынешнем графе, с его желанием властвовать, будет не то что не просто, а невозможно. Эрвина объявят самозванцем. И что бы он ни говорил, ему не дожить до суда. Никто не позволит ему выступить в судебных разбирательствах, скорее всего ему просто устроят несчастный случай, или убьют, как преступника. Родной дядя уже сейчас назвал его преступником и послал на поиски своих гончих собак с оружием. Вон, как рьяно они его ищут.

Эрвин перевёл дыхание, наблюдая за происходящим в церкви через решётку исповедальни. Чтобы что-то доказывать, чтобы дожить до суда, чтобы даже хотя бы иметь смелость заявить о себе, ему нужен покровитель. Богатый, знатный человек с титулом, родственник или друг. Все знакомые, скорее всего, уже признали дядю Вольфа. Кто из них посмеет выступить против? Родственников нет, теперь уже — нет. До короля не добраться. Кто будет его слушать? Его объявят сумасшедшим. «Да, я поторопился, Ллоис, никой я не граф, я был им, когда-то был, но вряд ли стану им снова…»

Сейчас даже из Виланда выбраться будет проблематично. Скорее всего, перекроют все ворота. Дядя Вольф не даст ему уйти. Слишком много поставлено на карту. Одно преступление ведёт за собой другое. Сначала они «убили» его, потом, когда пропало тело, потому что его нашли бегинки, пришлось убить другого человека и похоронить его под чужим именем. Сейчас никто не выпустит его живым не то что из города, даже из этой церкви.

— Ты желаешь исповедаться, сын мой?

Эрвин вздрогнул от голоса священника рядом и обернулся к другой стене.

— Да, святой отец. Я ненавижу собственного дядю, потому что он желает моей смерти. За это я попаду в ад, или Господь сумеет понять меня?

А сам в это время, пока говорил, развязывал тесёмки своего плаща, сбросил его и, вывернув на другую сторону, снова надел. Цвет чуть отличался, ничего, пойдёт. Так-то лучше.

— Почему ты считаешь, что это так? Расскажи мне, сын мой. Почему ты думаешь, что твой родственник желает твоей смерти?

— Он не просто желает, он уже один раз пытался это сделать, но Господь пока хранит меня.

Через решётку он заметил, что у второй исповедальни стоит молодая женщина, она, видно, только вышла и не знала, что происходит, удивлённо осматривалась, видя, что кого-то ищут среди присутствующих. Эрвин нащупал под плащом рукоять кинжала на поясе.

— Уповай на силу Господа, сын мой. Он умеет творить чудеса, — продолжал святой отец.

— Я знаю, отец, Он уже сотворил со мной чудо однажды, когда сохранил мне жизнь.

— О, чудны дела Твои, Господи! — Священник перекрестился за спиной Эрвина, но тот уже не смотрел и не слушал.

В миг вышел из исповедальни и приблизился к женщине. Поймал её за локоть и притиснул к себе, под плащом вдавил кинжал под рёбра. Шепнул в испуганное лицо прихожанки:

— Если не будешь орать, выйдешь отсюда живой. Веди себя спокойно. Ты и я — семейная пара, мы просто возвращаемся домой, хорошо?

— У меня дети… — Она глядела на него огромными испуганными глазами.

— Вот и хорошо, ты же хочешь, чтобы мама их вернулась домой живой и здоровой? — Женщина коротко кивнула, дрожа длинными ресницами. — Пошли. Просто веди себя спокойно. Ладно?

Эрвин подтолкнул её к выходу. Женщина шла на дрожащих ногах, но всё же шла, выводя Эрвина за собой. Все искали одного парня, и на парочку в дверях мало кто обратил внимания. У паперти стояли вооружённые люди, кто-то даже был конным. Как же графу хотелось разделаться с племянником, что он отправил столько людей на его поиски. Эрвин естественным движением набросил широкий капюшон плаща.

— Пошли отсюда, дорогая.

Женщина подчинилась. Всю свою жизнь она молилась Богу, ходила в церковь, исправно платила налоги и думать не думала, что может попасть в неприятности подобного рода. Почему это случилось с ней? Что она сделала не так? В чём провинилась?

— Не убивайте меня… — прошептала. — У меня нет денег…

Эрвин огляделся по сторонам и перебил вопросом:

— Что это за квартал?

— Ткачи… Здесь живут ткачи.

— Ты тоже ткачиха или твой муж? — Она согласно кивнула головой. — Далеко живёшь?

— Рядом. Только не убивайте меня… Что вы натворили? За что вас ищут? Вы беглый преступник? Я никому ничего не расскажу. У меня дети.

Эрвин встряхнул её, чтоб меньше болтала.

— Я уже слышал про детей. Пойдём к тебе. Скорее всего, они начнут обыскивать квартал, мне нужно спрятаться. Муж твой дома? — Женщина отрицательно повела подбородком. — Вот и отлично! Ты — мой подарок от Бога! — Наконец-то, в душе появилась твёрдая уверенность, что всё обойдётся, что он сможет выбраться из этой передряги. Женщина вздохнула и глянула ему в лицо, повернув голову, спросила:

— Я — ваш подарок, а вы для меня кто?

— Я? — Эрвин усмехнулся. — Я — твоё испытание. Пошли быстрее.

Она и правда жила недалеко. Небольшая ткацкая лавочка, а на втором этаже дом. Женщина провела Эрвина наверх по узкой каменной лестнице, навстречу выбежали два мальчика-погодка лет пяти-шести, толкнулись в ноги.

— Мама, мама пришла!

Женщина обняла детей, прижимая их к коленям. Эрвин, осматриваясь по сторонам, медленно откинул капюшон.

— Где твой муж? Когда он придёт?

Женщина сейчас сидела на корточках, стирая со щеки старшего сына какую-то грязь, глянула на Эрвина снизу и ответила:

— У меня нет мужа, я вдова с этой осени…

Медленно поднялась на ноги под пристальным взглядом чужого мужчины.

— Правда? — не поверил Эрвин. — Я приму твои слова на веру, а он вернётся сейчас и засунет мне кинжал в спину? Женщина, твои дети в моих руках.

— Я не лгу, у меня, в самом деле, нет мужа, я вдова, я еле-еле свожу концы с концами, я распустила всех учеников и подмастерьев мужа, потому что мне их нечем кормить. Скоро я продам свою лавку и стану нищей. Я живу только потому, что мне помогает наш цех. Сколько ещё я так проживу? Вряд ли вам так уж сильно повезло в том, что вы встретили меня. Денег у меня нет. Я ничем не могу вам помочь.

— Мне надо просто спрятаться на время, пока меня не перестанут искать. Потом я уйду. Если ты не будешь делать глупостей, ни ты, ни твои дети не пострадаете. Понятно? Мне не хочется делать вам больно.

— Вы уже это делаете.

Она пристально смотрела ему в лицо, и Эрвин только сейчас заметил, что она довольно молодая и симпатичная женщина, особенно для матери двоих детей и вдовы. Может быть, она рано вышла замуж? Она от силы старше его самого на год или два, может, чуть больше.

— Всё будет хорошо, надолго я не задержусь, надеюсь.

Эрвин заметил, что хозяйка, усадив детей на скамью, собралась уходить.

— Эй, ты куда это? Не надо делать глупостей, я же предупреждал. Куда это ты собралась?

— Мне надо в лавку, там надо всё убрать и закрыть на сегодня. Мне надо отпустить Нанн, она мне помогает, торгует, когда я ухожу в церковь. Вы же не хотите, чтобы она поднялась сюда? Я быстро.

Эрвин смотрел ей в лицо, пытаясь увидеть признаки лжи, но женщина спокойно выдержала его взгляд.

— Я никому ничего не скажу, если что, вы — мой кузен издалека. Хорошо?

— Помни, что твои дети у меня. Иди.

Она ушла. Эрвин оглянулся на мальчиков. В таком возрасте они уже остались без отца, впрочем, и сам он рано остался без матери. Сейчас он и сам себе удивлялся, откуда такой тон, такая угроза во всём? Он никогда ещё не позволял себе такого — угрожать оружием женщине и детям! Но и раньше ему самому не грозила такая опасность. И зачем только вылез вперёд, зачем дал ему понять, что остался жив? Сейчас дядя Вольф землю будет рогом рыть, чтобы найти его. Это же какая угроза для него — живой племянник, уже похороненный в фамильном склепе графов Гавард. После такого спать спокойно он точно не будет.

Эрвин думал, а сам рассматривал маленьких сыновей ткача. Симпатичные светловолосые братья сидели смирно и настороженно наблюдали за ним. Интересно, что мама сказала им такого, что они даже дышать боялись? Хорошо припугнула, ничего не скажешь. Как два совёнка из дупла смотрят на него.

— Есть хотите? У меня есть сыр и хлеб. — Эрвин достал из-за пазухи тряпичные свёртки, положил на стол. — Давайте нож. Есть у вас что попить?

Сел на скамейку у стола. Старший из мальчишек поднялся первым, принёс нож, тарелку, кувшин с холодным молоком. А скоро и младший брат присоединился.

— Где ваш папа? — спросил, будто между прочим, Эрвин, надеясь, что кто-то из мальчишек по детской непосредственности проболтается и выдаст ложь матери.

— Он умер, Господь забрал к себе его душу. — Старший из сыновей был посмелее, он ответил Эрвину, а младший, услышав о Боге, перекрестился. — Мы остались с мамой…

Эрвин кивнул, отламывая хлеб от большого куска.

— У вас хорошая мама, она вас любит.

Мальчишки дружно кивнули светлыми головами, уплетая свежий хлеб с сыром, запивали молоком из глиняных кружек.

Так их и застала вернувшаяся мать, немного растерялась от увиденного, уж она-то не ожидала увидеть всех за столом. Прошла и села рядом с детьми на скамью, и младший прильнул к матери, стараясь поймать прикосновение тёплой ладони. Жена ткача прятала растерянный взгляд, боялась глядеть на Эрвина, шепнула:

— Что же вы такое натворили? Вас ищут по домам и лавкам… Вооружённые люди стучатся во все двери. — Дрожащими пальцами она гладила сына по голове и смотрела на Эрвина с тревогой.

— Сюда заходили? — насторожился, стискивая зубы.

— Только что…

— И?

— Я сказала, что ничего не знаю и никого не видела. Но они вряд ли успокоятся быстро. Вам опасно уходить. Может быть, даже сегодня и завтра. Я не знаю… — Она бессильно опустила голову, рука её в отчаянии обняла младшего из сыновей. — Кто вы? Что сотворили? Господи, помоги нам…

Эрвин медленно вдохнул и ответил глухо:

— Я не убийца и не преступник. — Женщина вскинула голову и вопросительно глянула на него с немым вопросом: «Почему тогда?» Эрвин продолжил: — Если я останусь жив и смогу выступить на суде, один человек лишится титула, земель и власти, может быть, даже жизни. Меня поэтому ищут…

Женщина недоверчиво нахмурилась, не веря его словам, шепнула:

— Такого не бывает.

— Бывает. Ещё как бывает. Если поймают, меня убьют, я не доживу до суда. Поверь мне, этому человеку есть что терять. Меня уже пытались убить однажды…

Она закусила губу и перевела взгляд на горлышко кувшина. В её жизни, простой и понятной, всё, что рассказывал сейчас этот человек, казалось невероятным. Но, если это всё так, этот незнакомец не убийца, его не стоит бояться. Но он может много стоить в глазах тех, кто его ищет… Эта мысль пришла ей в голову неожиданно и заставила вздрогнуть всем телом. Это могут быть хорошие деньги, она сможет вырастить сыновей и сохранить лавку…

Она быстро глянула ему в лицо. Спросила резко:

— Сколько готов будет заплатить этот человек за вашу голову? Титул, земли, власть…

Эрвин почувствовал, как брови его сами собой поднялись вверх в безмерном удивлении от услышанного. Он еле-еле совладал с собой.

— Ты угрожаешь мне? Ты готова продать меня?

Она растерянно захлопала ресницами, начала оправдываться:

— Вы же видите, как я живу! Мои дети… моя лавка… Я… — Но Эрвин не дал ей договорить, резким движением схватив на столе нож, рывком одним махом воткнул его в столешницу, так жёстко и с такой силой, что жена умершего ткача отшатнулась назад, и мальчишки прянули к матери, ища её защиты.

— Дура! — Эрвин резко поднялся из-за стола и ударил обоими кулаками по столу, аж звякнула посуда. — Они убьют меня, тебя и их! — Дёрнул подбородком в сторону испуганных детей. — Ты не знаешь, с кем пытаешься играть! Ты для этих людей никто, грязь, пыль под ногами! Чтобы добиться всего, этот человек убил своего племянника, родственника! Понимаешь, о чём я говорю? Родственника! Кто для него ты? Ты! Нищая ткачиха в пустом доме… Вдова… Как ты не поймёшь?

Женщина поднялась, прижимая к себе мальчишек, глядела испуганно, подбородок и губы её дрожали.

— Хорошо. Оставайтесь столько, сколько нужно вам. Я… Я скажу всем, что вы мой брат, кузен, никто и спрашивать не будет. Простите меня. Господи, прости меня… — шептала, крестясь поспешно.

— Как тебя зовут, сестра? — спросил Эрвин через время, успокоившись.

— Иона. А это Кит и Ян, — представила сыновей дрожащей ладонью.

— Всё будет хорошо, Иона. Объясни сыновьям, кто я. Не говори мне «вы». Я не надолго. Как всё уляжется, я тут же уйду. Если когда-нибудь я добьюсь своего, я вспомню о тебе, ты не пожалеешь.

Но она не слушала его, поспешно уводила сыновей подальше от грозного «родственника». Ну и ладно. На пару дней придётся задержаться здесь.

Глава 2

— Приехал ваш супруг из Дарнта. Вы должны поговорить с ним. — Настоятельница монастыря святой Анны, поджав тонкие губы, строго смотрела на Анию сверху. Та сидела за вышивкой и, услышав новость, замерла в немом протесте.

Что? Он приехал сюда? За ней приехал? О, Боже! «Нет! Я слишком долго жила без тебя, чтобы сейчас броситься к тебе по первому зову. Нет! Ты сослал меня сюда, чтобы убрать с глаз долой, а сейчас ты хочешь поговорить? После того, что ты сделал со мной? Нет!»

— Зачем? Что ему нужно? Я не хочу видеть его. Зачем он приехал? — Ания бросила вышивку и на скамье отодвинулась подальше от настоятельницы, будто вся угроза для неё заключалась в ней.

— Дорогая моя, вы по-прежнему замужняя женщина, ваш муж имеет огромную власть над вами. Он приехал за вами, он заберёт вас в Дарнт, хотите вы этого или не хотите. Вы носите под сердцем его ребёнка, вы должны родить его в доме мужа, а не в монастыре!

— Нет! Я не вернусь туда!

Настоятельница подошла ближе, и Ания глянула ей в лицо снизу, упрямо поджимая губы.

— Вы что же, собираетесь родить ребёнка в монастыре и здесь воспитывать его?

— А вы не позволите мне?

— Я не имею на это право, поймите меня, милая. Если бы вы были разведены с мужем, конечно, я бы дала вам возможность жить здесь, но… — Она отрицательно повела подбородком, и её чёрная накидка качнулась у сухого морщинистого лица. — Вы же знаете, что ваш супруг покровительствует нашей обители, он помогает нам, и я не хотела бы портить с ним отношения из-за вас. Вы — жена этого человека, вы — мать его ребёнка, вы должны смириться и вернуться к мужу, это ваш долг жены и матери.

Конец ознакомительного фрагмента.