Столкновение

Александра Салиева, 2019

—◦Будешь послушной девочкой, обижать не стану,◦– вкрадчиво проговаривает мужчина, показательно уставившись на свою руку. Жест приходится принять. –◦Они будут искать меня,◦– произношу тихо. И практически молюсь, чтобы мой голос звучал без откровенной жалости к самой себе. Тем более, что… –◦Я знаю,◦– безразлично кидает Тимур, утягивая меня за собой к дому.

Глава 5

Вот уже минут десять, как я наблюдаю за панорамой ночного города. McLaren покидает район центра, а мне так и не удается определить, куда же именно мы едем. Повторно расспрашивать Смоленского на эту тему не вижу смысла. Раз уж сразу не сказал, вряд ли сознается. Но пробую зайти с другой стороны.

— Зачем тебе это все? — разворачиваюсь к нему.

Мужчина лишь приподнимает бровь в ожидании продолжения. Как и прежде, сосредоточен на дороге.

— Зачем тебе возиться со мной? Ладно, я выехала на встречку, виновна в аварии, испортила твою машину, потом и вовсе тебе по голове заехала, после чего сбежала, но… Мог бы просто предъявить моему отчиму, он бы тебе все возместил. Возможно, даже выбил бы из меня прилюдное раскаяние и все такое.

При моих последних словах Тимур заметно мрачнеет. Честно говоря, его реакция мне не совсем понятна, однако выяснить подробности никакой возможности он мне не оставляет.

— Почему ты выехала на встречку? — интересуется хмуро.

— Я сделала это ненамеренно, — тоже хмурюсь.

Слишком уж тон у него требовательный.

— Что, заливала какой-нибудь пост в инстаграм, красила губы, писала сообщение и не заметила, как сменила полосу?

— Нет, — возмущаюсь в ответ. — Вообще-то шел дождь!

— То есть исключительно из-за погодных условий? — скептически хмыкает Смоленский.

— И из-за вермута, — сознаюсь зачем-то.

— М-м… еще и пьяная за рулем, — «понятливо» кивает мужчина.

— Ты тоже пил сегодня, — бросаю встречно.

— Но я не пьян. И у меня нет проблемы с ориентированием, все под контролем, — противопоставляет брюнет.

При упоминании о том, что у него «все под контролем», невольно морщусь.

— Обычно я так не делаю, — вздыхаю, отворачиваясь обратно к боковому окну со своей стороны.

Почему-то становится стыдно.

И было бы еще перед кем!

— И что же такого необычного тогда произошло вчерашней ночью, что ты изменила своим привычкам? — продолжает допрос мужчина.

Кусаю губы, продолжая упрямо смотреть в окно. И молчу.

— Нужно было срочно застукать своего парня с любовницей, принять чьи-нибудь роды, перевезти контрабанду героина через границу, кто-то умер, у подружки закончились тампоны? — протягивает собеседник, делая собственные выводы.

Такие же неадекватные, как и он сам, похоже…

— Нет у меня никакого парня, героин я не вожу и роды не принимаю, а тампоны можно и онлайн заказать! — резко оборачиваюсь к нему в полнейшем негодовании.

Только потом понимаю, что он не просто издевается. Еще и забавляется. Вон как довольно улыбается. Впрочем, на меня все еще не смотрит, лишь прямо перед собой.

— Ну, если самые очевидные варианты отпадают, — вздыхает он напоказ удрученно. — В чем тогда твоя проблема?

Вот же…

Приставучий!

— С отчимом поссорилась. Психанула, — бурчу, повторно отворачиваясь.

Ну его! Впрочем…

— Где пикап? — вспоминаю о машине.

Сегодняшним днем на автомобиль уже разослали ориентировки благодаря старшему брату школьной подруги. Но пока никакого результата это не принесло. К тому же статистика по удачному поиску машин довольно печальна в нашей стране. Да и хотелось бы найти машину не только побыстрее, но и наверняка. Пока отчим не просек. Не то меня ждут громадные проблемы. Тот же Смоленский — покажется лишь легким недоразумением. И, кстати, о нем…

— У меня, — сообщает он с самым беззаботным видом. Честно?

Ни разу не удивлена!

— Что, за его возвращение я тебе тоже что-то должна? — вздыхаю понуро.

Ответ ведь и сама знаю. То и подтверждается в следующую секунду.

— Не то чтобы должна, но… верну, как придет время. И если посчитаю, что оно того стоит, — оправдывает все мои ожидания Тимур.

Гад, в общем!

Самый настоящий.

— Это называется хищением. И попахивает шантажом, — проговариваю уже вслух, не скрывая мрачности.

— Ага, — не отрицает бессовестный. — А то, что сделала ты, — порчей чужого имущества и попыткой убийства. Но я же не жалуюсь, — отзывается флегматично брюнет.

И как с ним после этого разговаривать?

А никак…

Вот и не разговариваю.

Умолкаю вплоть до момента, пока McLaren не сворачивает в один из узеньких, скудно освещенных переулков. В конце дороги — тупик. И проржавелый забор из металлического профлиста. На воротах нет замка, только цепью перемотано, так что, когда Тимур выходит из машины и открывает их, они расходятся в стороны с жутким скрежетом. Двор невысокого двухэтажного здания тоже не освещен. Но в свете фар удается различить две здоровенные кучи песка и повсюду валяющуюся битую плитку. Ни единой души вокруг.

Автомобиль так и остается у ворот, на территорию сомнительного предназначения не въезжает. Сам Смоленский возвращается обратно к машине и «галантно» открывает мне дверь, жестом приглашая выйти наружу. Не отказываюсь.

— Слушай, а у тебя хоть раз девушка была? — срывается с моих уст в полнейшем сомнении, пока я оглядываюсь.

Зарабатываю довольно красноречивый взгляд.

— Я имею в виду отношения, — поясняю поспешно. — Настоящие. Ну, знаешь, там, цветочки, конфетки, прогулки за ручку, пожелания спокойной ночи, кофе по утрам в постель и совместные пикники на выходных…

Мужчина слегка прищуривается, призадумавшись. И явно о чем-то своем.

— Нет, а что? — выдает в итоге.

Что-что…

— Оно и заметно. Романтика — точно не твое, — усмехаюсь, прежде чем направиться вперед.

И самой интересно становится, что это за глушь, в которую он меня снова привез… Свет вспыхнувших прожекторов — слишком неожиданный и яркий, ослепляет. Я зажмуриваюсь, прежде чем оглядеться вновь. Нет, снаружи все выглядит точно так, как определяю поначалу. А вот внутри, как только передо мной открывается дверь из пластика и стекла… Огромное единое пространство похоже на какой-нибудь старый цех. Несущие опоры из бетонных столбов определенно нуждаются в ремонте, хотя цементная стяжка под ногами явно довольно свежая. Почти идеально ровная даже. Противоположная от входа стена завешана матовой пленкой, поэтому едва ли удается в достаточной степени различить, что за ней находится. Но, кажется, окна. Витражные, высокие, от пола, почти до самого потолка.

— И что мы здесь делаем? — возвращаю внимание к своему сопровождающему. — Учти, в ремесле штукатура я не сильна, — предупреждаю с очередной усмешкой.

Смоленский на мою реплику понимающе улыбается.

— Я тоже ни черта не смыслю в штукатурке, так что пусть лучше этим займутся профессионалы.

Больше ничего не говорит, жестом приглашает следовать за ним. Я успеваю насчитать чуть больше трех сотен шагов в длину помещения, прежде чем Тимур открывает передо мной очередную дверь, тоже из пластика.

— Ого, — срывается с уст само собой, едва в новом помещении зажигается освещение.

Со всех сторон — не иначе как царство стали и гранита. Поделенное на несколько условных зон, со множеством как вполне обыденной, так и не совсем понятной мне техники, это… профессиональная кухня. Как в каком-нибудь элитном ресторане.

— Что это? — заинтересовываюсь первым «приглянувшимся» неизвестным.

— Пароконвектомат. Вполне заменяет плиту, фритюрницу, жарочную поверхность, духовой шкаф и аппарат для расстойки. В случае необходимости, — отвечает Смоленский, проходя дальше, к здоровенной холодильной камере.

— А это? — тыкаю в другой аппарат из металла.

— Мармит. Сохраняет заданную температуру пищи, — отзывается брюнет, попутно вытаскивая какие-то пластиковые контейнеры, оставляя их на разделочном столе. — А это ледогенератор. Обладает функцией замораживания льда: отдельными глыбами, кубиками, гранулами, шариками, цилиндрами и даже лепестками, — дополняет, стоит мне перевести взгляд на другое.

— Хм… А что, в твоем Darvin всего это нет? — хмыкаю следом. — Обязательно надо было половину города проехать? — демонстративно выгибаю бровь.

— Есть. Но на той кухне уже есть шеф-повар.

— А на этой?

— А на этой я, — делает паузу и закрывает холодильник, — приготовлю тебе ужин.

Что сказать…

Этот мужчина определенно умеет удивлять!

— Ты? Мне? Ужин? — не верю собственным ушам.

— Почему нет? — прищуривается Смоленский. — Вдруг ты станешь добрее? — ухмыляется в довершение.

И вот вроде бы — очередная наглость с его стороны. Но все равно улыбаюсь в ответ, сколь бы нахально ни звучало его заявление.

— Может быть, — не вижу смысла отрицать, усаживаясь на один из находящихся поблизости высоких табуретов.

Да для меня в жизни никто и никогда не готовил! Как минимум — занятно на это посмотреть.

— И что ты будешь готовить? — спрашиваю, придирчиво оценивая содержимое герметично упакованных коробочек.

В основном там овощи: разные, каждый вид в отдельном контейнере. Но в одном есть мясо в виде крупных кусочков филе.

— Что-нибудь попроще, на скорую руку, — пожимает плечами Тимур.

Один за другим он вскрывает контейнеры, вытаскивая наружу их содержимое, а затем тянется к ножам, прикрепленным на специальную магнитную панель, встроенную в стену, после чего достает оставшуюся необходимую утварь.

Как оказывается немного позже, «что-нибудь попроще» в понимании владельца «Атласа» — паста с индейкой в сливочной паприкане в качестве основного блюда. Узнав об этом, я с самым благоразумным видом никак не комментирую озвученный выбор, про себя отметив, что тот же «Доширак» — это реально попроще. А тут…

— Смотришь на меня так, будто я не индейку, а тебя собрался приготовить и съесть, — ухмыляется брюнет, ополаскивая под проточной водой морковь и лук.

Честно говоря, я бы ни разу не удивилась, если бы все вышло именно так! Но то про себя. А вот вслух:

— Просто ты меня удивил. — Сознаюсь неохотно, наблюдая за быстрыми выверенными движениями ножа в мужской руке.

— И чем же я тебя удивил? — протягивает с насмешкой брюнет. — Было бы странно, если бы хозяин сети довольно крупных ресторанов был знаком с кухней только в теории.

Вполне логично. Но уровень моего шока все еще не убавляется. Особенно когда я понимаю, что за несколько ничего особо не значащих реплик овощи оказываются идеально ровно пошинкованы, а затем брошены на раскаленную сковороду. Минуты через две к ним же отправляется индейка. Вместе с тем начинает закипать вода в отдельной кастрюльке.

— И часто ты это делаешь? — срывается с уст само собой, пока я наблюдаю за тем, как в кипящую воду, наряду с солью, добавляется спагетти.

— Готовлю? — уточняет Смоленский.

— И это тоже, — хмыкаю ответно.

— Не каждый день, но бывает…

— На рассвете или посреди ночи, в компании кого-нибудь, кого предварительно затащил в несусветную глушь, — вношу немаловажное дополнение.

И если о первом упомянутом мною пункте мужчина невозмутимо молчит, то про оставшееся:

— Не такая уж это и глушь, вообще-то. Там, — взмахом указывает направление по левый бок от себя, — довольно оживленная улица. Просто мы с тобой заехали с другой стороны. Территорию еще обустраивают. Через месяца два здесь будет вполне прилично и в чем-то похоже на Darvin. Со всех сторон, — берется за зелень, которую, как и чеснок, он мелко рубит.

— А-а… А то я уж было решила, что ты просто маньяк и тебе нравится обитать там, где удобно расчленять и закапывать трупы, — бросаю встречно с «разочарованием». — Иначе зачем тебе такая шикарная, обустроенная кухня посреди стройки, если это не отвлекающий маневр?

Уголки его губ дергаются в подобии улыбки.

— На протяжении последней недели тут проходит отбор для новых поваров, поэтому и кухня обустроена, и продукты есть, — в очередной раз пожимает плечами Тимур.

После зелени и чеснока он режет другие овощи: редис, томаты, свежие огурцы и сельдерей. Смешивает все это между собой, скидывает в высокую стеклянную миску, а после сдабривает какой-то заправкой из стеклянной бутылочки. Как только салат готов, мой персональный шеф-повар возвращает внимание к индейке, сперва добавив к ней перец и паприку, а затем вливает сливки, в которых мясо тушится еще примерно минутки две. Спагетти тоже уже готово. Остается совсем немного, и ароматная паста выложена на две черные плоские тарелки и посыпана сверху пармезаном. В общей сложности готовка занимает меньше двадцати минут. Если прибавить к этому времени проделанный нами путь по городу, а также мою беготню по лестнице, то — примерно час. Однако мой телефон до сих пор молчит. Я даже проверяю, не разрядился ли случайно. Но нет. С ним все в порядке. Просто отчим…

— Он занят. И будет занят еще часа два точно, — словно читает мои мысли Смоленский, ставя рядом с тарелками для нас два бокала.

Пока пустых. Но один из них вскоре наполнен вином. Мой бокал притом. А вот сам мужчина предпочитает воду. Самую обычную, негазированную.

— Так уверен в этом? — ехидничаю в ответ. — В этой своей Пелагее? — прищуриваюсь, смерив его оценивающим взором.

И да, нагло меняю бокалы местами.

Пусть сам свое вино пьет.

А я… И так неадекватная все чаще и чаще.

— Она не моя, — звучит безразличным тоном. — Я с ней знаком минут на пять дольше, чем ты. Но она из эскорт-агентства. Мужской досуг — это ее хлеб. Так что с твоим отчимом точно справится.

Почему-то становится неприятно. Будто горсть пепла проглатываю, который остается в желудке тяжелым осадком, а не глоток воды делаю.

— То есть ты все заранее продумал и спланировал? — задаю вопрос.

Но звучит скорее утверждением.

— Многое. Не все, — поправляет меня собеседник, а через небольшую паузу дополняет снисходительно: — Например, садовые ножницы в колесе своей машины я не учел.

— Можно подумать, это тебе как-то помешало, — ехидничаю встречно.

Неприятное ощущение до сих пор не покидает. Хотя проблема не только в сказанном мужчиной. Обезболивающее самым прискорбным образом снова перестает действовать, и давящий ком в моем желудке плавно сползает к низу живота, становясь отчетливо болезненным, внутренности вновь стягивает в узлы. Моя сумка лежит чуть поодаль, поэтому невольно морщусь и поднимаюсь с места, собираясь достать себе новую дозу того, что могло бы облегчить существование. И только после того, как останавливаюсь около своего клатча, вспоминаю, что никаких таблеток там нет. Я же их рассыпала, находясь в уборной Darvin, они давно в городской канализации.

Гадство!

И еще большее — когда я осознаю, что Смоленский тоже не остается на месте. Не просто поднимается следом. Останавливается аккурат за моей спиной. Нет, не прикасается. Но его близость настолько отчетлива, как если бы и впрямь дотронулся. Да и разве считанные миллиметры между нами могут сойти за достаточное расстояние? Они не скрывают аромат его парфюма, что планомерно обволакивает мой разум тончайшей вуалью дурмана, не прячут от ощущения его дыхания на моих волосах, от которого сердце начинает биться все чаще и чаще, не помогают скрыть пронзивший меня озноб, стоит развернуться и в очередной раз пропасть во взоре цвета хвои.

— Ты так и не сказал, зачем тебе это все, со мной, — произношу едва ли достаточно громко, вжимаясь поясницей в холодную, бездушную поверхность кухонного стола.

Стараюсь хотя бы чуточку увеличить дистанцию, наивно полагая, что если кислорода станет больше, то и мне полегчает. Но собственный жест совсем не помогает. Наоборот. Воспоминания играют со мной злую шутку. Сознание заполоняют отголоски прошлого. Когда он и я… Почти вот так же… Он — прижимает. Я — тщетно пытаюсь не поддаваться. А потом пройдет всего ничего, Тимур пленит мои губы и заберет мой воздух, подхватит за бедра, приподнимет, усадит выше, вклинится между моими ногами, заставит увязнуть в совершенно новой реальности, где уже ничто не имеет значения, кроме горького привкуса самого сладкого наваждения из всех испытанных… И если меня бросает в жар только об одной мысли о чем-то подобном, то что же будет, если он и впрямь захочет все повторить? Смогу ли я остановить его? Нас обоих.

Ведь это же все совершенно неправильно!

И…

— Обязательно должна быть какая-то веская причина? — произносит Смоленский, по-прежнему пристально глядя в мои глаза. — Может быть, сперва, сразу после аварии, она и была, не отрицаю. И я тебе о ней уже говорил. Но потом… — умолкает, заносит руку, явно собираясь убрать выбившуюся из прически прядь с моего лица, но так и не дотрагивается, замирает ненадолго и продолжает совсем тихо: — Может быть, мне просто это очень надо? И я нуждаюсь. Побыть. Рядом. С тобой. Еще. Хотя бы раз. То ли в его словах совсем нет никакой логики, то ли у меня с рассудительностью полный побег… Не понимаю, что происходит. Он все еще не прикасается. Смотрит на меня так, будто ждет чего-то ответного. А у меня все внутри буквально вопит: «Да прикоснись ты уже!» Но то, конечно же, остается глубоко-глубоко в закромах моего разума. На деле же я просто-напросто улыбаюсь. Настолько язвительно, насколько хватает моей выдержки.

— Звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой, — комментирую услышанное. — А я не настолько наивна.

Мне бы воды. Желательно, максимально холодной. А то очень жарко. Пить не обязательно. Несколько литров, со льдом, сверху на голову — вот что действительно помогло бы. Глядишь, тогда бы не столь напряженно чувствовалось… все.

— В таком случае просто ешь свой ужин, золотце, — спустя некоторое время отзывается Тимур. — И не провоцируй меня больше.

Да кто ж его провоцирует?!

Сам… Ненормальный!

— Я просто собиралась выпить еще одну таблетку, — ворчу уже вслух, вновь сосредоточившись на сумке.

Никакого волшебства, конечно же, не происходит. Обезболивающего внутри клатча как не было, так и не появляется.

Нет в этой жизни счастья, однозначно!

С мыслью о последнем грустно вздыхаю.

— Голова болит, — произношу, заметив мрачность на лице Смоленского. — Последние сутки выдались бессонными.

Явно ведь снова меня в наркоманских пристрастиях подозревать начал.

— Могу предложить аспирин, ничего другого в здешней аптечке нет. Но вряд ли он тебе поможет, учитывая, что ты пила до этого, — отзывается брюнет. — Впрочем, уровень окситоцина в твоем организме можно поднять и другим способом, — задумывается о чем-то своем.

О чем именно он там размышляет, поинтересоваться не успеваю. Мужчина придвигает одну из тарелок ближе к нам, после чего подцепляет порцию пасты на вилку и нагло запихивает мне в рот. А на мой возмущенный взгляд снисходительно поясняет:

— Если так и будешь болтать, мы и до утра отсюда не выйдем.

В чем-то он прав. Но я не поэтому молчу. Жую я до сих пор. И даже не особо упираюсь, когда окончательно обнаглевший Смоленский продолжает кормить меня дальше, не забывая и о себе. Ведь начать сопротивляться — значит добровольно прикоснуться к нему. А у нас же вроде как договоренность о дистанции. Хотя, скорее всего, это я собственную совесть таким образом успокаиваю. Тем более что…

— Я и сама в состоянии поесть.

— Ешь, кто тебе мешает?

В общем, настоятельно успокаиваю свою совесть дальше. Снова жую. И очень стараюсь не думать, как все это выглядит со стороны. А также о том, насколько сильными и одновременно с тем нежными могут быть эти руки, что кормят меня, насколько умело они могут дарить ласку или же боль.

Ужин превращается в настоящую пытку!

Неудивительно, что я стараюсь съесть все как можно скорее. И вполне искренне радуюсь тому моменту, когда тарелки наконец пустеют.

— Ну а теперь, когда ужин окончен, мы можем уже вернуться? — не сдерживаю вздоха облегчения, как только Смоленский чуть отодвигается.

Пользуясь подвернувшейся возможностью, подхватываю тарелки и несу их к посудомойке. Она выглядит совсем иначе, нежели я привыкла, поэтому не сразу удается разобраться с принципом ее работы. Однако в целом ничего сложного нет. Вот только даже по истечении пары минут, которые я трачу на возню с профессиональным агрегатом, Тимур не считает нужным подтверждать мой вопрос, граничащий с надеждой. Наоборот.

— Ужин не окончен. Ты забыла про десерт, — шепчет он мне на ухо, в который раз за этот вечер оказываясь за моей спиной.

Но и это еще не все!

Я и с ответом не успеваю найтись, а на мои глаза ложится плотная, по ощущениям шелковая, повязка. Возможно, его галстук.

Закономерно вздрагиваю. И тут же замираю, когда слышу тихое с вкрадчивыми нотами:

— Не паникуй, золотце. Наш договор все еще в силе. Я помню о нем. И я не сделаю ничего из того, чего бы не захотела ты сама.