После комы

Александра Олеговна Фокеева, 2023

Аника просыпается на больничной койке. Она ничего не помнит. Мужчина, женщина и маленький мальчик утверждают, что они – ее семья.Более того, они сообщаю Анике, что она пролежала 5 лет в коме и ей уже 21 год.За это время мир стал другим, изменилось тело Аники, но она ничего не помнит и никому не доверяет.Единственный, кого она вспомнила, ее парень – Артем. Только где он? И точно ли эти люди ее родители? И кто она?

Глава 2

В комнате все не так. Я частично ее узнала, но все равно чувствую, как ее переделали под другого ребенка — моего брата.

До болезни мы жили тут вместе. У нас был один книжный шкаф на двоих, один шкаф для одежды с закрывающимися дверями и две абсолютно одинаковые кровати, стоящие у противоположных стен. А еще у нас был один стол на двоих и один компьютер, но Филипп тогда был такой мелкий, что ему не нужно было ни то, ни другое.

Вместо старой кровати Филиппа в комнате стояла гигантская красная машина, где мой брат раньше спал. До моего возвращения.

Теперь Филипп переехал со своими вещами в большую комнату, некоторые ее называют гостиная или зал, но в нашей семье комната большая.

Шкаф с вещами у брата другой — он открытый, без вешалок, только полки. Филипп говорит, что так ему удобно и чтобы я не лезла со своими порядками в его пространство.

А я физически не могу никуда залезть. Лежу и смотрю в потолок целыми днями. Папа сделал для Филиппа подвесной потолок в виде ярко-голубого неба с облаками. Красиво, если смотришь несколько секунд, но через пять минут сочные цвета начинают утомлять. Становится сложно концентрироваться. Веки сами смыкаются. И я проваливаюсь в очередной бессвязный сон.

***

— Подумай, этот случай для чего он тебе? Что он тебе дал? — Вкрадчивым голосом спросила женщина средних лет с не прокрашенными волосами. Она сидела на кухне, и я видела какие кружки стоят на полках в ее шкафу. Кроме ее головы и этих полок я ничего не видела. Это была первая сессия с психологом от больницы, где я лежала в коме. О, опять вспомнила об этом. Мне же никак не дают забыть про тот случай.

— Анна? Ты меня слышишь?

Я не реагировала. Замерла и молча смотрела в одну точку. Интересно, можно ли так просидеть оставшиеся 50 минут сеанса?

— Аня, для скорейшего выздоровления, важно говорить о том, что ты чувствуешь.

Ладно, я решила, что дам этой дамочке немного информации.

— Думаю, что чувствую непонимание.

— А попробуй ощутить свои чувства. Не говорить с позиции «думаю», а попытаться понять, прочувствовать что у тебя внутри. Не надо давать этому рациональную оценку.

— Хм. Мне надо подумать об этом.

— Конечно. И попробуй исключить из своей речи отрицательные коннотации. К примеру, говори «я чувствую растерянность», а не «я чувствую непонимание».

— А разве в вашей речи сейчас не прозвучало «не»?

— Что я говорила, а ты уже забыла? Нужно спрашивать: «В вашей речи прозвучало «не»?

Я вздохнула и бросила взгляд в правый нижний угол экрана ноутбука. Почему время всегда тянется в противные моменты, и ускоряется в приятные?

Лицо психолога тоже не излучало счастья от нашей беседы. Но деньги за сеанс ей платили, видимо поэтому она продолжала проявлять активность и пыталась спасти эту терапию.

— Твое восприятие тела изменилось?

— Не понимаю вопрос.

— Что ты почувствовала, когда поняла, что за пять лет твое тело изменилось, но ты не была свидетелем этих изменений.

— Обиду.

— На кого.

— На всех.

— Почему?

— Потому что они живут и радуются, а я… я вот такая.

— Какая?

— Беспомощная. Слабая. — когда я произнесла это, по щеке побежала слеза. Я ее смахнула и продолжила, — тряпка и размазня! Вот кто я.

— Аня, а ты многих людей знаешь, которые перенесли кому?

— Ни одного.

— Человек, который 5 лет лежал неподвижно, а потом очнулся и продолжил жить свою жизнь: знакомиться с родными, обучать свое тело тому, что оно забыло… Какой же силой должен обладать этот человек?

В носу защекотало. Опять захотелось плакать. Я такая чувствительная. Интересно, это от комы или от возраста. Или от всего разом?

— Я ничего не делаю сама. Я не принимала то решение — жить и бороться. Все сделали они, мои родные. Это они хотят все вернуть, восстановить меня.

— А что хочешь ты?

И, правда, что я хочу? Клубничное мороженое? Щуриться от солнца и болтать ногами в море? Начать читать интересную книгу и увлечься так, как в детстве, когда не спала ночами, пропадая в мирах писателей?

— Я устала это обсуждать. Мне тяжело. Я хочу спать.

Психолог молча смотрела на меня. Прошло тягостные две минуты.

— Что ты хочешь вот прямо сейчас?

— Молчать и ничего с вами не обсуждать.

— Хорошо.

— В смысле?

— До конца нашего сеанса осталось двадцать пять минут. Посидим молча. Можешь делать что хочешь.

Правда могу? Я взяла бокс с наушниками, которые дал мне брат. Они были беспроводными. Необычно! Вставляешь в ухо маленькие капельки и слушаешь музыку. Не нужно контролировать провода, переживать, что они зацепятся за что-то.

Я зашла в раздел «новинки» в музыкальном приложении, чтобы быть в курсе хотя бы премьер.

Lana Del Ray запела «There's a picture on the wall…», и больше для меня не существовало комнаты с новой обстановкой, психолога, семьи.

***

Посреди комнаты стоял парень, похожий на Артема. Как будто бы его старший брат. Но он был единственным ребенком в семье. Это я помнила. Он мялся с ноги на ногу.

Я отъехала от стола, где перебирала свои бумаги, надеясь вспомнить больше про мою прошлую жизнь, в тот момент, когда он зашел в комнату.

Он молчал. Кто-то должен был начать беседу. И я решила дать ему такую возможность. Склонила голову и внимательно посмотрела ему в глаза. Артем молчал. Я не выдержала и начала беседу.

— Красивая куртка, — на нем был спортивный костюм, а сверху — длинная темно-серая куртка.

— Это парка.

— Ммм, — промычала я. Важная информация для меня.

— Послушай, я был в шоке тогда. Я вообще… Я не знаю что сказать.

Артем сделал пару шагов в мою сторону и замер. Он смотрел, как побитый щенок.

— Я тебя прощаю.

Он шумно выдохнул. В комнате будто лопнул шарик. Стало легко дышать.

— Я именно это и хотел… сказать «извини», — он сел на кровать, перед этим задрав простынь, чтобы ее не испачкать. — Как ты догадалась?

— Ну, я же тебя знаю, помнишь? — я нервно хихикнула. — Только тебя и вспомнила через несколько дней после пробуждения, потом — Маринку. Родителей, брата не помню.

— Похоже на дурацкую комедию.

— Как ты меня нашел?

Он нервно рассмеялся.

— Я? Филипп меня нашел. Написал в инстаграме. Я не поверил, но он прислал видео с тобой…

— В смысле?

— Прислал запись как вы всей семьей завтракаете. Я думал это развод какой-то. Фотошоп там. Поэтому я затребовал более вещественное доказательство.

На этом моменте уже стало тошно и захотелось закончить разговор. Но оставался один важный вопрос.

— Ты встречаешься с кем-то?

— Хм… да. Давай не будем об этом.

Артем встал, походил по комнате. Я смотрела на этого человека похожего на мою первую любовь. Но не могла поверить насколько же он стал чужой. Он остановился и произнес:

— От мамы тебе привет.

Да, единственный мамин сынок. Естественно, он ей рассказал про этот чудо-случай.

— М.

— Аника, послушай…

Он подошел ко мне, я отвернулась. Не хотелось смотреть на него. Не хотелось слышать его голос. Не хотелось помнить его.

— Уходи, я устала.

Он тяжело вздохнул.

— Похоже у нас тут конкурс на самый драматичный вздох.

— Аника, я…

— Аня, я — Аня. Аники больше нет!

Я сорвалась на крик. И заплакала. Затряслась. Стала задыхаться.

В комнату кто-то зашел. В глазах потемнело. Чьи-то руки схватили и стали тормошить. Сопли забили нос. Дышать было тяжело…

***

Я стала просыпаться все раньше и раньше. Видимо, организм набрался сил и теперь позволял мне подольше бодрствовать. Вчера я попросила Филиппа поставить коляску прямо у моей кровати. Хотелось хоть раз встать с постели самой, а не ждать, пока папа примчится на помощь.

Я приподнялась на руках и подползла к краю кровати. С трудом, но мне удалось поставить руки на поручни и подтянуть вялую нижнюю часть тела. Ноги хлопнули по полу. Я быстро перевернулась в кресле и уселась. Руками поставила ноги на перекладину. И поехала в сторону двери. Она не была плотно закрыта, и мне удалось тихо ее открыть.

В коридоре пахло блинчиками. Суббота. Мама часто готовила блинчики по субботам.

С радостной улыбкой я въехала на кухню. Но за плитой стоял отец, в фартуке. Он в этот момент отдирал лопаткой кривой блинчик от сковородки, чтобы его перевернуть.

— Папа? А где мама?

Он резко развернулся. Лицо его было рассеянным. Он стал смотреть по сторонам. Потом нашел что сказать:

— На работе.

— В субботу?

Папа забросил на плечо полотенце и отвернулся от меня к плите.

— Ну, там совещание какое-то. Коллоквиум. Я не помню.

Это было странно. Они все вели себя странно. Раньше такого не было. Я точно не помню что было в прошлом, но чувствую — по-другому.

— Почему ты не одел кольцо?

— Надел.

— Пап?!

Он достал тарелку, отложил на нее пару блинчиков из стопки и поставил тарелку в центр стола.

— На вот, поешь. Так много вопросов задаешь. Утро субботы. Зачем мне надевать кольцо?

— Затем, что раньше ты всегда ходил с кольцом. Мама всегда надевает. А я еще в больнице заметила, что ты был без кольца.

— Аня, тебе сгущенку или сметану? — задал вопрос папа.

— Такое чувство, что ты хочешь закрыть тему?

— Почему чувство? Так и есть. Ешь давай, — с этим словами он поставил на стол передо мной и сгущенку, и сметану.

Когда папа вернулся к приготовлению блинчиков, я набрала мамин номер.

— Привет! А ты где сейчас?

— Эээ, в магазине. Что-то случилось? Я нужна?

— Что-то тихо там, в магазине.

— Ну, это маленький магазинчик. Тихий такой. Тебе купить что-то?

— А потом ты что делаешь?

— К вам приду. Домой в смысле. Аня, что за звонки, расспросы?

— И у тебя сегодня нет собраний на работе?

— Нет. Аня, ты мне объяснишь что происходит?

— Неа. Дома поговорим, — сказала я и выключила телефон.

Папа задумчиво посмотрел на меня.

— Вы от меня что-то скрываете. И я скоро узнаю что именно.

Но мама приехала только вечером.

***

Мы сидели в комнате перед телевизором, смотрели сериал на Netflix. Филипп сказал, что такое сейчас все смотрят и что, если я пролежала пять лет в коме, это не значит, что нужно продолжать оставаться такой древней.

Я набираюсь сил и теперь уже могу посидеть вечером с семьей, а не вырубаться, как раньше.

Мы уже третий день смотрим сериал «Бумажный дом». Начали с первой серии ради меня, т.к. они его уже давно посмотрели и рьяно ждали нового сезона. Но ради меня были готовы вспомнить все и начать с первой серии.

Мамин телефон зазвонил. Он постоянно звонил. Она выходила и только потом брала трубку. Раньше я этого почти не замечала. Но сейчас бросилось в глаза. И она была не очень рада нашим вечерним посиделкам. Постоянно пыталась отправить меня спать пораньше.

Вот и сейчас она вернулась в комнату, вздохнула, посмотрела на нас всех и заявила:

— Аня, ты не устала?

— Нет.

— Может быть на сегодня хватит впечатлений? Доктор сказал постепенно вливаться в эмоциональную жизнь, а не вот так махом. Думаю, смотреть про грабителей — это не самая лучшая идея.

Папа нахмурился. Филипп встал и вышел, громко хлопнув дверью. Мама растерянно посмотрела на закрытую дверь, на папу, на меня и прошептала:

— Ладно, хотите, тогда смотрите свой сериал, а я съезжу к тете Ларисе. Надо с ней поболтать.

— Сейчас?

Мама пожала плечами.

— Почему нет?

— Потому что твоя дочь недавно чуть не умерла! Она вообще-то много лет лежала в коме! В коме! Ты знаешь что это такое? А теперь вместо вечерних наших посиделок, ты хочешь ехать к тете Ларисе. Что ты за человек?

— Аня, не только ведь у тебя бывают проблемы…

Я крутанулась на кресле, чтобы встать напротив и видеть ее лицо

— «Проблемы»? Так ты называешь мою почти смерть?

— Аня…

— Скажи ей, — промямлил отец. Он сидел в кресле, скрючившись, закрыв глаза руками.

— Ну? Что ты должна мне сказать?

— Александр, не время…

Вдруг папа вскочил и встал на середину комнаты.

— А когда будет время? Хм? Подскажи-ка?

— Прекрати! — прикрикнула на него мама.

— Нет. Слышишь? Мне надоело ее обманывать. Либо ты расскажешь, либо я.

— Мам, пап, что происходит?

Папа зло процедил:

— Даю тебе пять минут. Иначе все расскажу я.

Он вышел из комнаты. Хлопнула входная дверь. В этой незнакомой жизни папа курит на лестничной клетке, а потом долго намывает руки, будто хочет смыть с себя не только запах.

Мама вздохнула. Походила по кругу, заламывая руки. Потом села на диван.

— Аня, я не знаю как это сказать. Я не знаю как такое вообще говорить. Об этом не пишут в книгах по психологии… В общем, я…

Я подъехала к ней и посмотрела в ее напряженное лицо. Она будто постарела на двадцать лет, а не на те пять лет, что меня не было рядом.

— Аня, когда ты впала в кому, мы все очень страдали. Нам было тяжело: папе, Филиппу, мне. Мы… каждый из нас пытался справиться с этим по своему. Принять твою болезнь.

— И?

— А потом, потом мы с папой стали отдаляться друг от друга. Нам было непросто.

— Вам и сейчас непросто.

— Мы мало общались, мы все горевали. Мы боялись за тебя, волновались за Филиппа. Мы постоянно бегали между работой и больницей. Все наши разговоры сводились к тому, кто что прочитал про кому. И мы не заметили, как из семьи мы превратились в группу людей, замороченных на медицине…

— Я могу вас понять.

— Послушай. Для отношений между мужчиной и женщиной это очень плохо. Мы больше не были с твоим папой вместе. Мы отдалились. И я… Я встретила другого мужчину.

— Что?

— Да. Так бывает. Мы с твоим папой развелись и я вышла замуж.

— Чтоооооо?

— Аня, я понимаю, это сложно понять…

— Как… как ты вообще так просто это говоришь?

— Ну, я не хотела. Вот так. Но твой отец настоял, чтобы я все рассказала.

— Ах, теперь он — мой ОТЕЦ! А ты кто? Где ты живешь?

— Со своим мужем. Я должна рассказать…

— Я не хочу ничего знать про него. И знакомиться с ним. И не говори про него. Ни слова!

— Хорошо. Не буду. Но ты должна знать…

— Ничего! Я не хочу ничего знать про тебя и твоего мужика!

— Аня, у тебя есть сестра. Эмма.

Горло онемело. Я смотрела на свою мать вытаращенными глазами.

— Ты должна знать. Ты можешь не признавать моего мужа, но сестру… Эмме два года. Я не думала, что так все обернется…

— Ты не думала? Ты вообще не думала. Ни обо мне, ни о папе, ни о Филиппе! Только о себе!

Мама усмехнулась. И быстро стерла слезы, выскочившие из глаз.

— Да кольцо переодевала для кого все это время? Боялась, что ты заметишь, что оно другое. И вдруг тебе станет плохо.

Я глубоко дышала. Ярость плавилась в солнечном сплетении густым медом и обволакивала пространство вокруг.

— Не то что этот, — мама махнула головой в сторону коридора, — кольцо после развода выкинул, а, когда ты очнулась, не захотел другое купить и носить. Сказал: «пусть Аника все про тебя знает».

Я закрыла уши, прошептав:

— Ты. Мне. Отвратительна.

— Потому что ему плевать на твое здоровье. Жалости хочет. Но не получит. Слышишь, Аника?!

Мама снова пришла в себя. Тон голоса вновь отдавал учительскими нотками. Даже сквозь плотно прижатые ладони к ушным раковинам, я слышала каждое слово матери.

Она похлопала меня по коленке. Я этого не почувствовала, но увидела. Встала со словами:

— Меня Эмма ждет. Фух, хоть можно не скрывать теперь. Позвоню Давиду. Я люблю тебя, моя непутевая Аника.

Мама поцеловала меня в макушку и вышла. Папа вернулся ровно через минуту после того, как его бывшая жена перешагнула порог квартиры.

— Все наладится. Мы будем хорошо и дружно жить, — неуверенно бросил папа и побежал в ванную.

Я засекла время. Он выключил кран через четырнадцать минут. Вода все смоет, папа?