Метроном

Александра Никогосян, 2023

… Маленькая уютная коммуналка, любящие мама и папа, дружные дети и старенькая соседка-монахиня.Последнее мирное, счастливое воскресенье. Все закончилось в одно мгновение с ворвавшейся в мир войной…Блокадный Ленинград.Страх и мужество, героизм и предательство – все перевернулось и смешалось в не щадящем никого огне.Невыносимый стук метронома, сбивающий с ритма человеческие сердца.Первая похоронка.Первая любовь.Бомбы, пожары, ужас и голод. Смерть…Две сестрёнки, оставшиеся в живых после страшной бомбардировки, бредущие по незнакомому, бесконечному лесу…Как сложится судьба героев книги? Выживет ли хоть кто-нибудь из них?…Всё это было, и всё это нам не забыть никогда.Вечная вам память, родные!Книга основана на реальных событиях.

Глава 3

Народу на привокзальной площади, в здании вокзала и на перронах клубилось столько, что, казалось, снялся с насиженных мест и уезжает весь город.

Провожали первый эшелон. Ольга осмотрелась и взяла мужа за руку:

— Сашенька, ты посмотри… Одни мальчишки… Совсем мальчишки.

— Кто первым в военкомат прорвался, тот первым и уезжает. — хмуро ответил муж.

— Почему им сразу не выдали форму и оружие?

— Сказали, выдадут на месте, когда доедут.

«Тем, кто доедет» — привычно додумала Ольга невысказанную фразу.

Она обняла сына, прижалась к нему всем телом, целовала в шею, уши, ладони — везде, куда могла дотянуться.

— Сыночек, сыночек мой родной, любимый, бей гадину, бей, сколько сможешь! Но береги себя, слышишь? Костя, Костенька, береги себя!

Где-то далеко впереди призывно и тоскливо взвыл паровозный гудок.

Костя выпутался из кольца материнских рук, шагнул к отцу. Крепко обнялись. Молча. Потом Костя, вроде как в утешение, произнес:

— Ничего, пап, может, на фронте встретимся.

— Лучше не надо, — горько улыбнулся отец и попытался пошутить. — Ты забыл? Я военврач. Со мной на фронте лучше не встречаться.

Костя ещё раз крепко обнял отца, в очередной раз поразив его своей медвежьей силой, подхватил полупустой вещмешок и собрался бежать к вагону. Оглянулся. Мама стояла молча, беспомощно опустив руки. Костя бросил мешок на перрон, подскочил к матери, снова крепко обнял её и тихонько прошептал:

— Береги девчонок, мамочка! И мальчишку, что родится, береги! Я не знаю, что сказать ещё… Ты сама знаешь — победа будет за нами!

Но мать, похоже, ждала от сына совсем других слов. Она тоскливо и с надеждой смотрела на него. Он поздно это понял. Уже перекинув вещмешок через плечо, и собираясь бежать за дернувшимся, лязгающим, медленно катящимся составом, остановился, словно его молния ударила — при чём тут девчонки, братик, победа? Всё это мама и без него знает.

Он вернулся к матери, осторожно вытер ладонями слезинки с маминых щёк и сказал то, что было нужно:

— Я люблю тебя, мамочка! Люблю! Я буду писать!

Запрыгнул в медленно проезжающий мимо вагон и крикнул то, что кричали все:

— Я вернусь, мама!

Ольга обессиленно приникла к мужу и сказала:

— Он не вернётся, Саша. Наш Костя никогда больше не вернётся. Запомни его.

— Оля, Оленька, родная, да что ты! Что ты такое говоришь?

Ольга молча вынула ладошку из Сашиной руки и медленно, словно столетняя старуха, побрела к дому. Он не вернётся, она это знала. Откуда? Может, материнское чутьё подсказало. Но сегодня мать видела своего Костю в последний раз.

***

Дома было тихо, только баба Ксеня что-то тихонько бормотала, да мирно посапывала Сонюшка.

Мама и папа ушли в детскую, а Лида осторожно, чтобы не разбудить сестрёнку, прилегла рядом с ней. Долго лежала без сна. Слушала, как в детской приглушённо разговаривают мама с папой. Мама неразборчиво шептала что-то сквозь слезы, отец, судя по тону, её успокаивал. Лида не специально подслушивала, просто слышимость была хорошая.

Вот скрипнула расшатанная Костина кровать. Через какое-то время разговор утих, слышалось только мерное поскрипывание кровати, мамины всхлипы и приглушенный папин стон.

Баба Ксеня вдруг громко захрапела, с переливами и бормотанием. Пионерка Лида хотела было спрятаться под подушку, но новая Лида схватила ее за косы и хорошенько напинала. Хватит. Не маленькая.

— Баба Ксеня, не надо. — сказала новая Лида. — Я всё понимаю. Меня тоже не в магазине купили…

Старушка вздохнула и замолчала. Вскоре скрип прекратился и наступила полная тишина.

Утром провожали папу. Сонюшка проснулась и потребовала, чтобы её взяли с собой. Спорить ни у кого ни сил, ни желания не было. Лида надела на сестрёнку простое белое платьице, заплела косичку. Папа терпеливо ждал — время в запасе еще было.

Он подошёл к кровати бабы Ксени и что-то тихо ей прошептал.

— Конечно, сынок! За всех… — ответила старушка. — За всех буду молиться. Наклонись пониже, родной, благословлю.

Баба Ксеня перекрестила папу и что-то прошептала.

Мама промолчала, а Лида и Сонюшка просто не заметили.

***

На улицах было тесно, реки людей стекались к вокзалу со всех сторон, непрерывным потоком. Народу было намного больше, чем ночью. Мама шла, вцепившись в руку мужа, Лида крепко держала за одну руку Сонюшку, за другую — папу. Шли молча. Всё, что можно и нужно было сказать — было уже сказано.

— Ну, вот и пришли, — дойдя до своего вагона тихо сказал папа. — Девочки мои родненькие! Не волнуйтесь! Мы разобьём их, даже не сомневайтесь! А вы, главное, друг друга берегите! Бабу Ксеню не забывайте, помогайте ей.

— Папа! — не выдержала Лида. — Да мы ведь и так ей помогаем!

— Я открою вам тайну, — неожиданно сказал отец. — Баба Ксеня — монахиня. Когда после революции их монастырь разогнали и закрыли, многих монахинь расстреляли. А бабе Ксене удалось бежать. Она пришла работать к нам в больницу. Никогда она не называла себя медсестрой. Только сестрой милосердия. И работала, сколько могла. Пока ноги держали — приползала на работу и исправно выполняла свои обязанности. Это я выхлопотал ей комнату в нашей квартире. А то вы всё удивлялись… Вот такие дела. Надеюсь, вы понимаете, что об этом говорить нельзя. Никому и никогда, пока она сама не разрешит.

Конец ознакомительного фрагмента.