Метроном

Александра Никогосян, 2023

… Маленькая уютная коммуналка, любящие мама и папа, дружные дети и старенькая соседка-монахиня.Последнее мирное, счастливое воскресенье. Все закончилось в одно мгновение с ворвавшейся в мир войной…Блокадный Ленинград.Страх и мужество, героизм и предательство – все перевернулось и смешалось в не щадящем никого огне.Невыносимый стук метронома, сбивающий с ритма человеческие сердца.Первая похоронка.Первая любовь.Бомбы, пожары, ужас и голод. Смерть…Две сестрёнки, оставшиеся в живых после страшной бомбардировки, бредущие по незнакомому, бесконечному лесу…Как сложится судьба героев книги? Выживет ли хоть кто-нибудь из них?…Всё это было, и всё это нам не забыть никогда.Вечная вам память, родные!Книга основана на реальных событиях.

Глава 2

До парка добрались около полудня. И, конечно, все лодочки были уже разобраны. Соня надула губки, глядя, как по озеру плавают разноцветные лодки, и даже Лида чуть не заплакала.

— Опоздали, — горько произнесла она.

— Ничего, — весело ответил папа, оглядываясь по сторонам. — Мы пойдем вот на эту карусель, потом во-он на ту, а потом все будем есть мороженое! Может, и какая-нибудь лодочка освободится к тому времени. Или сперва мороженое? Ну, решайте!

Лида посмотрела на огромные хвосты очередей к билетным кассам возле качелей.

— Лично я не отказалась бы от мороженого. — Глядя в небо, негромко произнесла она.

— И я, папочка, да, и я тоже! — запрыгала вокруг отца Сонюшка.

— А мороженое из вас не вылетит потом на каруселях? — задумчиво спросил папа.

— Саша! — воскликнула мама. — Ну что ты детей дразнишь! Решили ведь — мороженое!

Повернулась и зашагала к киоску с мороженым. Лида и Сонюшка помчались вприпрыжку за мамой, а отец и Костя пошли неторопливо, солидно.

Из всех громкоговорителей слышалась веселая музыка, кругом цвели деревья и кустарники. Цветов было столько, словно их собрали сюда, в парк, со всей планеты.

У будочки с мороженым разыгралось лёгкое представление. Соня хотела два шарика малиновых, и один клубничный. Лида хотела малиновый, клубничный и еще просто молочный. Папа хотел пять шариков любого содержания, а мама только лимон. Запутались сами, запутали юную продавщицу в красивом белом передничке. А сёстры еще и на Костю обиделись. Нет, ну а чего он смеётся над ними?

Костя издалека наблюдал за семейством и понимал, что долго не продержится. Мороженого хотелось до того, что зубы сводило. Папа хитро поглядывал на сына, откусывая сразу по полшарика.

— А молодой человек мороженое не хочет? — поинтересовалась продавщица.

— Хочет, тётенька, он хочет! — глядя на девушку синими-синими, круглыми, как у совёнка, глазами, прошептала Соня. — Только ему нельзя.

— Это почему же? — удивилась продавщица.

— Потому что он уже взрослый, он сам говорил! И еще он силу воли вырабатывает! — выболтала Сонюшка половину Костиных секретов.

Но Костя держался. Постукивал носком ботинка в такт бравому маршу, лившемуся из громкоговорителей почти с каждого столба.

— Ой, не могу с вами! Костя! — рассмеялась мама. — Господи Ты Боже мой, иди уже сюда!

Костя сдался и получил пять разноцветных шариков в большом вафельном стакане. А Сонюшка немедленно прицепилась к Лиде:

— Лида, а что такое Господи Ты Боже мой?

— Не что, а кто. — Машинально поправила сестрёнку Лида.

— Ну хорошо, — послушно согласилась Соня. — Кто такое Господи Боже мой?

— Ешь мороженое, — ответила сестра. — Вон, растаяло уже. А Боже — это так люди называют Бога. Но Бога никакого нет, поэтому и знать тебе не надо.

— Как нет? — возмутилась Соня. — Раз люди кого-то как-то называют, значит, это есть!

Родители с интересом прислушивались к спору сестрёнок, Костя тоже молча слушал.

— Нет! — твердо повторила Лида. — Нам в школе и учителя, и наша пионервожатая, всегда говорят, что Его нет. А в школе ведь не будут врать?!

— Зачем тогда говорить, если нет… — обиженно буркнула Сонюшка, недовольно глядя на старшую сестру.

Но аргумент, что в школе врать не станут, подействовал. Спор зачах, все сосредоточенно доедали мороженое.

И вдруг в парке настала тишина. Нехорошая, страшная какая-то тишина. Музыка умолкла, стало слышно пение птиц и шорох ветра в листве огромных старых деревьев. Но веселее от этого не становилось. Наверное, люди инстинктивно чувствовали, что молчание радио — не к добру…

Наконец в громкоговорителях что-то зашуршало, захрипело, и на весь парк раздался мужской голос:

— Граждане и гражданки Советского Союза! Сегодня, в четыре часа утра… Подвергли бомбёжке наши города… Вероломно… Теперь, когда нападение на Советский Союз уже свершилось… Наше дело правое. Враг будет разбит! Победа будет за нами!

— Молотов! Это товарищ Молотов объявил! Война! Война… — слышалось со всех сторон. Война…

Лида доела мороженое и посмотрела сначала на Костю, потом на отца. Костя стоял, сжав кулаки, забытое мороженое тяжёлыми каплями шлёпалось на асфальт. Папа стоял бледный, и по очереди оглядывал свою семью. Мама смотрела на папу. А Сонюшку интересовало только одно:

— Лида, Лидочка, а что такое велоровно?

— Не велоровно, а вероломно. Это значит, что мы им верили, а они нашу веру сломали. Поняла?

— Поняла. А кому мы верили?

— Сонюшка, на, вытри ручки, и пойдем домой. — Лида протянула сестрёнке большой клетчатый носовой платок.

— Как домой? — Соня округлила глаза, надула губки…

— Домой! — твердо повторила Лида и крепко взяла сестру за руку. — Не до качелей сейчас. Посмотри, всё закрывается!

Соня огляделась по сторонам. Да, закрывается. Люди торопливо расходятся по домам.

Папа обнимал белую, как снег, маму, и что-то тихонько шептал ей на ухо. Костя взял за одну руку Лиду, за другую — Сонюшку, и решительно зашагал к выходу из парка.

— Костя, а что такое война? — не выдержала всеобщего молчания Сонюшка.

— Война… Я не знаю, Соня, я никогда не воевал. Но, наверное, это очень страшно. Прилетают самолёты, бросают бомбы, а потом приходят солдаты и всех расстреливают.

— Всех? — губки у Сонюшки дрогнули, и она все-таки расплакалась.

— Ты дурак, Костя, да? — впервые в жизни нахамила Лида старшему брату. — Совсем, да? Ты чего такое говоришь?!

— А вообще, Сонька, мы их мигом разгоним, этих немцев, — спохватился Костя. — Так что не реви. У нас вон страна какая огромная, сколько народу живет! Куда им до нас! Так что победа будет за нами! — повторил он слова народного комиссара иностранных дел Вячеслава Молотова.

Мама с папой шли чуть позади, мама молчала, а папа говорил ей примерно то же самое, что Костя девочкам — пару месяцев, и фашисты будут разбиты! К осени о них уже забудут! Наше дело правое, победа будет за нами!

— А на лодочке мы так и не покатались — тоскливо сказала Соня.

— Ничего, сестренка, вот разобьём и прогоним эту нечисть, и на лодочке покатаешься, и на каруселях! — весело ответил Костя. Лида, внимательно слушавшая брата, отметила, что улыбается от только для виду, а глаза у Кости были тревожные, задумчивые.

— Нет, Костя, не покатаюсь, — вдруг серьёзно, совсем не по-детски, пробормотала Соня. — Они придут и всех нас из пистолетов расстреляют.

— Слушай меня внимательно, Соня! — старший брат присел на корточки и, глядя в зарёванные глаза сестренки, громко сказал:

— Никогда, Соня, слышишь, никогда им не добраться до Ленинграда! Мы не позволим им дойти до нашего города! — подхватил сестрёнку на руки, прижал к себе и зашагал дальше. Лида молча шла рядом.

Она тоже была уверена, что до Ленинграда фашистам ни за что не добраться, через две-три недели их просто размажут, как кашу. Вот только почему и у папы, и у Кости, такие серьёзные глаза, такие встревоженные лица?

На улицах царила неразбериха. Кто-то куда-то бежал, кто-то стоял, собрав вокруг себя народ и что-то громко говорил. И только глаза у всех были одинаковые, невидящие, обращённые внутрь… Каждый думал о чём-то своём.

Добравшись до дому, Богдановы, не сговариваясь, сели на большой диван в гостиной. Диван был новенький, совсем недавно купленный, с полочкой наверху. На полочке стояло стадо слонов. Точнее, семь штук, с поднятыми кверху хоботами. Слоники были разной величины, с самым большим иногда разрешалось поиграть Сонюшке.

Мама слоников очень любила, часто мыла их и аккуратно протирала мягкой тряпочкой. А папа слоников терпеть не мог, надеялся, что они когда-нибудь разобьются, и называл их «мещанством в квадрате». Слова были непонятные, но Лида, один раз услышав их, так звонко и весело рассмеялась, что и папа, и мама, замолчали и с удивлением глядели на дочку. Папа сделал страшные круглые глаза, но не выдержал и рассмеялся сам. Мама пожала плечами и принялась за третьего слона.

— Да ну вас, — только и проговорила она. — Не понимаете ничего.

А Лида представила, как папа ночью подкрадывается к дивану с маленьким молоточком, и каждого слоника по голове — тюк. Тюк. Тюк. Такая уморительная и забавная получилась картинка, что Лида досмеялась до слёз, и потом ещё долго хихикала.

Но смешно было тогда, раньше. Сейчас все сидели притихшие, Лида прижимала к себе Сонюшку, все молча смотрели на папу.

— Мама, папа, я сейчас пойду в военкомат. — решительно сказал Костя.

Он приготовился спорить и что-то доказывать, но отец неожиданно сказал:

— Вместе пойдем, Костя. Ждать повестку бессмысленно, она придет через день-два, так к чему это бестолковое ожидание?… В общем, так, девочки мои. Сидите дома, никуда ни шагу, мы с Костей вернёмся быстро.

Папа порылся в ящике комода, вытащил свои и Костины документы. Немного постоял посреди комнаты, о чём-то задумавшись. Потом кивнул сыну головой и они вышли из квартиры.

Быстро у них не получилось. Все военкоматы были забиты добровольцами, все мужчины города рвались на фронт. Военкомы гоняли своих подчинённых с разными бумагами из кабинета в кабинет. Наконец настала очередь отца и сына Богдановых.

Только к вечеру они вернулись домой.

— Мама… Девочки… — сказал Костя хриплым голосом. — Я уезжаю сегодня ночью. В двенадцать часов надо быть на вокзале.

— Ты уезжаешь на войну, Костя? — встревоженно глядя на брата, спросила Сонюшка.

— Да, карапузка, на войну. Но вы не волнуйтесь. Я быстро вернусь. Вот разгоним эту дрянь, и я вернусь. Мамочка, родная, не плачь и не волнуйся, тебе нельзя!

Ольга удивленно взглянула на сына — откуда знает? Костя молчал, а мама вновь опустила голову, и на стопку чистого белья, которое она приготовила для сына и мужа, закапали частые-частые слезинки. Какая разница, откуда он знает? Взрослый парень, догадался, поди. Да и живот у нее стал расти не по дням, а по часам… Четыре месяца уже.

Отец присел рядом с мамой, взял у неё с колен бельё и отложил куда-то за спину.

— Олюшка, родная, послушай меня. Костю мы проводим, а я уезжаю утром. Не плачь. У нас еще много дел.

— Саша… — только и проговорила мама. — Саша, как же мы?

— А вы сидите дома и ждёте нас с Костей. До осени мы вернемся. — Не очень уверенно сказал отец. — Нас миллионы, фашистов по сравнению с нами — горсточка!

— Да, тем не менее эта горсточка подмяла под себя пол-Европы! Уж мне-то не врите! У фашистов хорошо отлаженная, обученная, могучая военная машина! Каждый винтик-болтик на своём месте. Маленькая машина, да кусачая! Польша, Бельгия, Франция… Греция… Что вы на меня так смотрите? У нас каждый понедельник политинформацию проводили… И о договоренности о ненападении тоже. Да, нас миллионы. Но это миллионы рабочих и крестьян! Не с вилами же они на танки пойдут! Что вы смотрите? — Повторила Ольга.

— Оля, это вам так на политинформации говорили? — поражённо спросил папа.

— Конечно, нет. Просто, к сожалению, я не дурочка и умею думать… — тоскливо закончила Ольга свою речь.

— Мама, не говори так! — влезла во взрослый разговор воспитанная пионерка Лида. — Всё равно мы сильнее!

— Конечно, доченька! Мы сильнее! — подхватил папа, глядя на жену ошеломлёнными глазами. — Костя, сынок, отнеси Сонюшку в кровать, смотрите, спит ребёнок, а вам и дела никакого нет!

Костя осторожно прижал сестренку к груди, и медленно, тихо-тихо, чтоб не разбудить, понес малышку в спальню.

— Оля, Лида! Слушайте меня внимательно! Да, ты все правильно сказала, Оленька. Так все и есть. Но мы победим! Мы не отдадим нашу Родину никакой военной машине — ни маленькой, ни большой! — Отец взял маму за подбородок и заглянул в заплаканные глаза. — Ты веришь мне, Оля? Веришь?

— Да, — прошептала мама. — Верю.

— Ну вот и славно! Теперь за дело!

В комнату, уложив Сонюшку в кровать, вернулся Костя.

— Костя, слушай мою команду! — попытался пошутить папа, но вышло только хуже — теперь заплакала и Лида.

— Ну и что мне с вами делать? — с отчаянием спросил отец. — Няньку вам вызывать? С вами оставаться, да по подвалам прятаться? Я, майор медицинской службы, приказываю — отставить слезы!

Лида притихла и с удивлением посмотрела на отца. Её папа аж целый майор, а она даже не знала!

— Костя! — продолжал руководить папа. — Берём у бабы Ксени новую буржуйку, которую я ей принёс, и тащим сюда, вот, к окну. Нашу, старую — в чулан. Переносим кровать Лиды и ставим вот сюда, — папа ткнул пальцем в пол. — Нашу с мамой кровать тоже перетаскиваем поближе к печке, и ставим здесь. Баба Ксеня будет спать на Лидиной кровати, а вы, втроем — на нашей. Всё понятно? Чтобы все были в одной комнате. Так и согреться можно быстрее. Костя, сейчас натаскаем из сарая дров побольше, сколько сможем. Да, и ещё… Если вдруг будет сильно холодно, а дрова закончатся, топите печку мебелью. Не жалейте! Рубите, пилите, и — в печку! Только книжки не жгите.

— Папа, но ведь сейчас лето… А ты так говоришь, словно к зиме нас готовишь. — Осторожно проговорила Лида. — Зачем нам ставить все кровати вокруг печки?

Отец только рукой махнул — исполняйте!

— Ой, — вдруг подскочила Лида. — А бабушка Ксеня еще не знает ничего, она же велит «тарелку» приглушать, и никогда её не слушает! — Лида бросилась в комнату соседки, а Костя с отцом занялись перестановкой.

— Баба Ксеня! Вы не спите? — на цыпочках подкрадываясь к соседке-старушке, громким шепотом спросила Лида.

— Нет, детонька, не сплю. Слушаю вот, что за окном творится. Вон во дворе с утра кричат — «Война! Война!» Правда это?

— Да, баба Ксеня, правда. Утром товарищ Молотов по радио объявил, что на нас напала фашистская Германия.

А папа и Костя уже были в военкомате. Костя уезжает сегодня ночью, а папа завтра утром, в восемь часов. А ещё они решили, что мы все будем жить в одной комнате. Расставим кровати вокруг печки, так согреться можно быстрее. Но я вот думаю, что это не пригодится — к осени наша армия разотрёт немцев в порошок!

— Твой папа — мудрый человек, — только и ответила баба Ксеня. — Да, всё так и должно было закончиться. Иначе власть сатаны не сломишь.

— Какого сатаны, баба Ксеня?! Обычные фашисты! — Лида даже немножко рассердилась.

— И еще, Лидонька… девонька… Ты уж прости меня, старую. Я опять не успела…

Лида сразу поняла, о чём речь. Ходила баба Ксеня совсем плохо, медленно, пять метров до туалета для неё превращался в настоящий поход, на который уходило, по меньшей мере, полчаса. И иногда за бабой Ксеней на полу оставались лужицы жёлтого цвета. Лида молча брала тряпку и мыла пол. Обе думали, что это секрет, на самом же деле, об этом знала вся квартира. И вытирали лужицы все.

Лида протерла в прихожей пол, и вернулась к старушке.

— Ну, баба Ксеня, давайте собираться. Сейчас папа и Костя понесут вас в нашу комнату. Что вы хотите взять с собой?

— Да вещей-то у меня немного, детонька. Вот эти две книжки, теперь в нижнем ящике комода возьми свёрточек, завёрнутый в чёрную тряпочку. И икону — вон, в углу висит. Ну да ты знаешь. Всё, больше мне ничего и не надо.

Лида послушно собрала всё, что попросила старушка и стояла теперь посреди комнаты, не зная, что делать дальше.

— Пока твои-то за мной не пришли, переодень меня, золотко, в чистую рубашку.

Лида сложила вещички на печку, взяла висевшее на спинке кровати полотенце, сбегала с ним в кухню и облила из чайника горячей водой. Вернулась в комнату, привычно протерла все соседкины потайные места, и натянула на нее свежую ночную сорочку. Баба Ксеня тяжело опустилась на подушку.

— Ну и слава Богу! Храни вас всех Господь, детонька!

Лида ничего не ответила.

В комнату, осторожно постучавшись, вошли папа и Костя.

— Ну что, бабушка Ксения, Лида вам все рассказала, объяснила? Вы согласны?

— Конечно, Сашенька! В этой квартире ты командир — как скажешь, так и будет. Да и придумали вы всё хорошо.

— Константин! — командным голосом произнес папа. — Сначала печку! Потом бабушку!

С печкой управились быстро и вернулись за бабой Ксеней. Отец осторожно завернул соседку в одеяло и взял на руки.

— Нет, Костя, — тихонько прошептал он, — матрац не надо, ты же видишь. Бери только подушку.

Устроили бабу Ксеню на переставленную из детской Лидину кровать, поправили подушки, подоткнули одеяло… Баба Ксеня отчего-то вдруг заплакала. Ольга села на краешек кровати и принялась что-то тихо соседке говорить.

Отец огляделся по сторонам, сам себе кивнул головой и махнул рукой Косте — за дровами!

Вскоре полкомнаты было завалено березовыми полешками, под столом громоздился мешок с картошкой, на книжный шкаф папа повесил «косичку» из больших, золотистых луковиц, а рядом, на полу, поставил большую бутыль с подсолнечным маслом.

— Только ты сама-то не поднимай! — сказал он маме. — Вот Лидочка тебе помогать будет. Мука ты знаешь где, в ларе на кухне, правда, там совсем немного осталось… Но вы завтра же пойдите с Лидой на базар и купите побольше, сколько сможете… Яиц вот у нас нет. Тоже купите… Картошки пока достаточно… Что еще?

— Ты майор, или шеф-повар? — печально улыбнулась мама. — Или ты думаешь, что я не знаю, где у нас мука? Хватит, Сашенька. Сядь, отдохни хоть пять минуток. Мы с Лидой со всем разберемся. А сейчас… — мама взглянула на громко тикающие на стене ходики. — Сейчас нам, наверное, пора на вокзал…

Она посмотрела на своего старшенького и горько вздохнула, еле сдерживая слёзы. Несмотря на могучее телосложение, стриженый и лопоухий Костя показался ей совсем мальчишкой. Да он и был мальчишкой, воспитанный на книгах, благородный, маленький мамин мальчишка. Что такое восемнадцать лет?

Костя подошел к кровати бабушки Ксении, наклонился и поцеловал соседку в сухую морщинистую щёку.

— До свидания, баба Ксеня! Скоро увидимся!

Баба Ксеня осторожно, чтоб никто не заметил, перекрестила маленького взрослого мальчишку, потом наклонила его голову к себе поближе, поцеловала в лоб и что-то прошептала.

Зачатая, родившаяся и повзрослевшая в этот страшный день новая, решительная девочка Лида, стояла рядом и молчала.