Символ №7

Александра Михневич

Литературное произведение, написанное петербургской писательницей Александрой Михневич. Сюжеты для произведений писательница берет из жизни.

© Александра Михневич, 2019

ISBN 978-5-0050-0571-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Дачные рассказы

Выстрел

Тот человек, которого ты любишь во мне —

лучше меня: я не такой…

Но ты люби!

И я стану лучше себя.

(Михаил Пришвин)

Родители Лёшки собрались в город.

На один вечер.

Им срочно понадобилось съездить. И они оставляли Лёшку на даче одного.

— Сын мой, — после ужина серьёзно сказал ему папа, с копной тёмных волос и с решительным профилем орла, — ты уже взрослый. И ничего не должен бояться. Ты просто — ты понял меня? — просто переночуешь сегодня один.

Всего одну ночь.

А завтра утром — к завтраку — мы уже появимся.

Договорились?

И — смотри: главное — ничего не бойся!

Ты мужчина!

Помни это. Всегда.

И гордись этим.

— И тут вокруг — свои же дачники, — мягко улыбнулась мама, с мягкими волнами русых волос и с мягкими чертами лица: — Если что, соседи все свои.

Да ты их всех знаешь!

Только на реку один не ходи, а если соберёшься, то с ребятами.

Всё будет хорошо, — снова улыбнулась мама.

И родители уехали в город.

9-летний взрослый Лёшка остался один.

Было пасмурно, и на реку никто не пошёл.

Так, поболтали с мальчишками, посмотрели кинчик…

Потом все разбрелись по своим дачам: родители позвали всех — по домам, а то дождь начинается… и — вот уже — ливанул!..

О! и молния… а грохочет как!!!

Лёшка лёг спать — где и обычно — на втором этаже, в своей уютной мансарде.

Здесь, в маленьком университетском дачном посёлке, домики типовые — почти у всех одинаковые или похожие: двухэтажные, у кого-то с камином, у кого-то с печкой…

И второй этаж — почти у всех — меньше первого: мансардный.

И — почти во всех семьях — мансарду оккупировали отпрыски.

Предоставив предкам — более обширный и представительный — первый этаж.

Лёшка долго не мог уснуть.

Гроза разгрохоталась не на шутку!

Домик то и дело сотрясался от грохочущего грома — то с одного боку… то с другого…

И — окно внезапно освещалось вспышками молнии — озаряя всю комнату…

И выхватывая из мрака — то диван с перепуганным мальчишкой, натянувшим одеяло по самые распахнутые глаза — с уже огромными зрачками!..

То — стол у противоположной стены — с ноутбуком, и с альбомом для рисования, и свёрнутым в трубку ватманом, и богатым набором цветных грифелей и всевозможных мелков…

А то — и ружьё — висящее на потёртом ковре с затейливыми узорами… на той самой стене, у которой стоял диван с перепуганным мальчишкой.

Лёшка ругал себя — и уговаривал — что это всего лишь гроза.

Просто — гроза!!!

И — ты — что, грозу никогда не видел, что ли?!!

Но — новые всполохи — и новые тени!.. едва уловимые — не давали ему закрыть глаза и унять бешеный стук своего сердца.

Наконец, измученный Лёшка всё же заставил себя закрыть глаза.

Точнее — заставил себя — не распахивать их.

Ни при очередном грохоте грома, ни от очередной вспышки молнии.

Он — и хотел спать… да уже давно!

Потому что — уже давно — глухая ночь… совсем глухая…

Часа три уже, или около того…

Ну, вот, — думал про себя Лёшка, — дождусь трёх часов…

И тогда уж усну…

Додумал он сквозь сон.

Провалился куда-то… что-то непонятное и неприятное…

Он понимал: это сон… это всего лишь сон…

И — хотя и сон — но это не просто сон.

Поэтому было очень неприятно.

Вдруг Лёшка в один миг вынырнул из сна.

И распахнул глаза.

На двери в мансарду — почти под потолком — сидела кошка.

На самом верху двери — и раскачивалась.

Точнее — кошка сидела неподвижно — и раскачивала дверь.

Словно готовясь для прыжка.

Лёшка напрягся.

И вдруг ощутил: ужас — животный, дикий ужас — куда-то улетучивается…

И даже стук сердца — уже не напоминает самый громкий набат на всю округу.

«Сын мой, ты ничего не должен бояться.

Главное — ничего не бойся!

Ты мужчина!» — всплыло в голове отцовское.

А следом — вспомнилось: вообще-то дверь была закрыта.

И — не просто прикрыта: а закрыта на поворачивающуюся круглую ручку.

И — никакая кошка в мире — не способна её открыть.

Если — она — кошка.

И Лёшка — не мог забыть закрыть дверь.

Во-первых, потому что он всегда закрывает её на ночь.

Во-вторых, потому что иначе она скрипит от сквозняка, и какой уж там сон.

А сегодня — из-за шторма — сквозняк будь здоров, и дверь аж шарахалась туда-сюда, и Лёшка её тем более закрыл.

А в-третьих, он её закрыл.

И — к своему собственному удивлению — Лёшка не испугался…

А — наоборот — успокоился.

Внутри — ощутил словно холодок…

Но — не мертвящий холод, сковывающий от ужаса — нет.

А — твёрдый спокойный холодок… спокойствие решимости.

Холодная трезвая голова.

И так получилось — стало возможно — потому что Лёшка — терпеть не мог эту кошку.

Именно эту кошку.

Так-то он котов любил, даже очень!

И никогда не обижал, и вообще животных не обижал.

Но — эту кошку — он почему-то не выносил…

Похоже, что взаимно.

Когда эта кошка попадалась ему на улице — на маленькой уютной улочке между цветущими палисадниками и ухоженными газонами у дачных домиков — кошка явно напрягалась, не то мрачно шипела, не то как-то странно подвывала…

Но он — не пугался. Хотя — когда они встретились впервые — ему было 6 лет.

Но — он посмотрел на неё…

Спокойно так посмотрел — и сказал:

— Э, да ты, кошка, злая. И ты лучше ко мне не подходи. Не будешь ко мне лезть — так я тебя не пну. А захочешь на меня наброситься — то я тебя пну. Ну, и кому хуже?

Даже если ты меня оцарапаешь — всё равно тебе тоже достанется.

И ты мне не нравишься. Ты реально злая. Злобная.

И у тебя — вот именно у тебя — очень плохие глаза.

Какие-то не кошкины.

Ты, наверно, на самом деле — воплощение ведьмы.

Какой-то злой старой ведьмы.

Но я тебя не боюсь.

Сказал он так — спокойно сказал — и пошёл по своим делам. То есть, на речку.

Во всё время его ноты или ультиматума — кошка тихо и злобно выла…

Но — так и не сделала попытки его цапнуть.

А когда они встречались — изредка — посреди дачной улочки — кошка медленно и злобно выла… и — отводила глаза.

Лёшка спокойно проходил мимо.

Ну, в смысле, ноль реакции.

Эту кошку знали все соседи.

И — и вправду — недолюбливали.

И вовсе не потому, что полностью чёрная.

А — злобная была эта кошка потому что.

Кошка была соседки напротив.

Точнее, дом соседки — не прямо напротив. А напротив — и чуть по диагонали.

У соседки были очень хорошие муж и дочка; дочка старше Лёшки года на два.

А сама соседка… Хотя — и вроде такая милая… И любезная, и так одета хорошо и со вкусом, и говорит так вежливо, и приветливо улыбается всем…

Но… что-то в ней было — не то…

И — ещё — Лёшка ловил себя на мысли: когда он видит эту девочку — соседкину дочку… то — почему-то — жалеет её…

А потом… Он поймал себя на мысли — что думает об этой девочке — не только с жалостью… а уже и с какой-то теплотой… и даже с нежностью…

А — потом — понял: она ему нравится.

И вот теперь — в жуткой грозовой ночи — чёрная кошка с плохими глазами — явилась к нему сама.

И — раскачивалась на его двери…

Которую он закрыл, вообще-то! Это ж надо — какая наглость!!

Он — закрыл!! А она — раскачивается!!!

И это — не её дом!

Это — дом его и его родителей!!

И — пусть — катится — туда…

Э, нет…

Лёшка — осёкся… оборвал собственную же мысль…

Нет, нет, ни в коем случае!

Ведь там же… Там эта девочка.

А вдруг — эта поганая ведьма — если не сможет причинить ему вред — то захочет причинить вред ей…

А у неё — и так в последнее время — грустные глаза…

Хотя — такие красивые глазки!! Нежные, голубые…

И — такие весёлые бывают!..

Лёшка — аж любовался невольно, когда — на речке, или где-то случайно — видел, как ей весело, и как она смеётся… издали видел. Так-то они и не общались…

Но — Лёшка — всё равно всё знал о её жизни.

И теперь…

Да нет же!

Ничего у тебя не выйдет, злая ведьма!

Он уже понял: кошка — хочет просто его попугать — вот и раскачивается на двери — с угрожающим видом… чтобы он — типа, как маленький — описался от страха…

И вообще — забоялся.

Да не дождёшься!

И тут кошка… словно услышала его мысли!

Едва он так подумал — что вообще не боится её!

Вообще не боится — ни её, ни других ведьм, хоть по отдельности, хоть всех сразу вместе взятых.

И — едва он так подумал — кошка прыгнула…

К нему.

И он лишь… он лишь только уловил — что — почему-то она — ещё в прыжке, под потолком — вдруг заслонила собой всё пространство комнаты…

И — очертания — вдруг перестали быть тенью от кошки…

А — стали очертаниями — какого-то другого существа…

Непонятного, но — куда менее приятного, чем обычные котики — и с очень уж большими когтями…

Слишком ты великовата — для кошки-то, — только и успел подумать Лёшка…

А дальше всё произошло молниеносно.

Молниеносно он вскочил, и — в тот же миг — раздался выстрел.

И — в тот же миг — вдруг гроза стала словно тише и отдалённее…

И вот — молнии уже перестали вспыхивать…

И гром — грянул ещё вроде… но — совсем уже где-то в отдалении…

И лишь кошка — точнее, кошкина тень — взвыла в последний раз… каким-то не кошачьим голосом… и исчезла.

Просто исчезла — и всё.

Растворилась в воздухе.

Солнце лилось в окно — щедро, тепло, целым водопадом золотистых лучей!

— Ну, как ты, сын? — бодро спросил отец ещё на подступах к комнате — ещё с лестницы.

Лёшка с трудом открыл глаза… чуть повернул голову…

Папа вошёл — и остановился.

— Та-а-ак… — протянул он задумчиво.

— Что там такое? — встрепенулась мама, поднимавшаяся следом.

И — увидев — винтовку на полу возле дивана — всплеснула руками:

— Господи Боже! Что случилось! Ты зачем взял оружие! Да ты что!..

— Слушай, женщина, — вежливо, но строго, и очень внушительным тоном, не терпящим возражений, произнёс папа, — тут мужчины сами разберутся. А ты лучше, пожалуйста, приготовь нам завтрак. Наш герой наверняка здорово проголодался. С разбойниками воевать!

— Ладно, хорошо, — сдалась мама, — пойду сделаю пока завтрак. Омлет с помидорами и сыром и бутерброды с чаем устроят героев? И ещё остались вчерашние сырники, со сметаной и вареньем.

— Отлично! Спасибо, — ответил отец, — мы скоро придём.

И мама ушла вниз.

Отец поднял винтовку, протянул над диваном и аккуратно повесил на стену.

Лёшка лежал и смотрел вверх на отца, насупившись.

Ожидал взбучки.

Но отец — лишь вполголоса заметил, что с оружием нужно обращаться очень аккуратно, осторожно и бережно.

И — с уважением.

И — никогда — слышишь, никогда! — не использовать просто так.

И — не поднимать на человека. Тем более — в мирной жизни!

Не только — на человека, но — и на всё живое.

— То был не человек, — шмыгнув носом, пробубнил Лёшка. — То была ведьма.

— А кто дал тебе право — определять: кто есть кто? — сурово спросил отец и внимательно заглянул в глаза сыну.

— Я не определял, — ответил сын, тоже глядя — прямо — в глаза отцу: — Во-первых, она сама пришла… Хотя — у нас и все двери, и окна — всё было закрыто. Задраено! Потому что была гроза.

И как эта чёрная кошка оказалась в моей комнате — я не знаю, — объяснил Лёшка: — Но даже это ещё не всё.

Она хотела прыгнуть на меня.

И она на меня уже прыгнула.

И она… — замялся мальчик.

Вздохнул — и рассказал всё, как есть.

Отец помолчал.

— Ты будешь смеяться надо мной, да? — тихо спросил Лёшка: — За то, что кошки испугался, да?

— А разве ты её испугался? — спокойно спросил отец. — И потом, знаешь, в мире есть много всякого… Кто знает, может и ведьмы — тоже есть.

И — даже среди нас.

Отец вздохнул, чуть подумал…

Лёшка — ждал.

Либо — взбучки…

Либо — прощения.

И — спохватился:

— А! А винтовку — я не ронял и не кидал! Я аккуратно положил рядом с диваном. Честное слово! Очень аккуратно. Положил, уже после всего.

И тогда уж сам лёг.

— Хорошо, я тебе верю, — сказал отец.

Он видел по глазам сына — знал: всё было именно так, как тот рассказал.

— Я целил прямо в лапу… в мерзкую когтистую лапу…

Но, правда, в лапу — того… чудовища, — смутился Лёшка.

Папа ещё раз спросил: откуда и по какой траектории — прыгнула кошка…

И — как выглядело очертание — того, что прыгнуло на сына… И — примерно — какой длины — были когти…

Получалось — по рассказу сына — что огромное чудовище — тень — прыгнуло, распахнув когтистые объятия…

И — одна лапища — была уже почти у ковра с оружием, а вторая — левая — внизу у дивана… Когтистые лапы — словно пытались схватить диван вместе с тем, кто на нём.

А затем — папа встал и подошёл к стене — к противоположной от дивана.

Здесь, внизу — виднелась свежая — единственная выбоина.

И рядом валялась гильза.

С дивана — лёжа — этой выбоины не было видно.

Прошло лето. Отец — провожая 10-летнего сына в пятый класс — напутствовал его: теперь он уже и правда взрослый…

И — он, отец — гордится своим сыном.

И — всегда будет на его стороне. Что бы ни случилось.

А после уроков — заедет за ним — и отвезёт в секцию.

В хорошую, настоящую.

Для мужественных парней.

Да, и стрелять там тоже нужно. И — много, и — ещё как!

Метко, и долго не целясь.

И Лёшка — вполне сможет добиться успеха и самых высот.

Если, конечно, будет много и упорно трудиться.

Соседская девочка — по даче — к концу лета — вроде стала поулыбчивей…

Лёшка это заметил!

И сам — тоже стал чаще улыбаться! И даже — как-то осмелел — и улыбнулся — ей!

И она… ответила ему!!!

Тоже улыбнулась в ответ!

А в следующий раз — и улыбнулась, и поздоровалась!!

А потом — даже как-то — спросила — тихо-тихо… но он — услышал: что-то спросила про футбол… который накануне смотрели все мальчишки — собрались у кого-то из них в гостях, и шумно болели.

Он ответил… и они даже немножко поговорили.

И — договорились — дружить — на будущее лето!

А ту кошку — ведьминскую — увы… в самом начале осени — разорвал деревенский пёс.

Кто-то из собак — из ближайшей деревни — забегал иногда на дачи: угоститься, с местными собаками подружиться…

Ну, и не понравилась собаке эта кошка…

Хотя — больше ни разу, ни до, ни после — собаки котов не трогали. Вообще.

Кто-то из дачников — увидел застывшую кошку на обочине…

Конечно, узнал, решил сказать её хозяйке…

Подобрал — двумя пальцами — за шкирку…

И — прежде чем сунуть в пакет и отнести — задержал на весу…

Удивлённо рассмотрел лапу…

На одной — левой — лапе зияла огнестрельная дырка навылет.