Отдаленные последствия. Том 1

Александра Маринина, 2021

Вы когда-нибудь слышали о термине «рикошетные жертвы»? Нет, это вовсе не те, в кого срикошетила пуля. Так называют ближайшее окружение пострадавшего. Членов семей погибших, мужей изнасилованных женщин, родителей попавших под машину детей… Тех, кто часто страдает почти так же, как и сама жертва трагедии… В Москве объявился серийный убийца. С чудовищной силой неизвестный сворачивает шейные позвонки одиноким прохожим и оставляет на их телах короткие записки: «Моему Учителю». Что хочет сказать он миру своими посланиями? Это лютый маньяк, одержимый безумной идеей? Или члены кровавой секты совершают ритуальные жертвоприношения? А может, обычные заказные убийства, хитро замаскированные под выходки сумасшедшего? Найти ответы предстоит лучшим сотрудникам «убойного отдела» МУРа – Зарубину, Сташису и Дзюбе. Начальство давит, дело засекречено, времени на раскрытие почти нет, и если бы не помощь легендарной Анастасии Каменской… Впрочем, зацепка у следствия появилась: все убитые когда-то совершили грубые ДТП с человеческими жертвами, но так и не понесли заслуженного наказания. Не зря же говорят, что у каждого поступка в жизни всегда бывают последствия. Возможно, смерть лихачей – одно из них?

Зарубин

Если рабочий день начинается с вызова к руководству — добра не жди. В этом Сергей Кузьмич Зарубин убедился еще в те давние годы, когда бегал по «земле» простым опером. Сейчас-то он уже давно не рядовой сыщик, а заместитель начальника «убойного» отдела на Петровке, но закономерность все равно подтверждалась из года в год и из раза в раз.

Начальник МУРа генерал Большаков выглядел не то чтобы расстроенным или сердитым, скорее озабоченным, и Зарубин с облегчением подумал: «Значит, не втыкать будет, а всего лишь давать указания. Уже легче».

— У меня, Сергей Кузьмич, для тебя две новости, одна хуже другой. С какой начать? — задумчиво проговорил генерал.

— Давайте с той, которая совсем плохая, — мужественно ответил Зарубин. — Судя по тому, что вы вызвали меня, а не Глазова, хотя он на месте, наши дела — полный швах?

Глазов был начальником отдела и не пользовался любовью ни своих подчиненных, ни генерала, предпочитавшего сложные и деликатные вопросы по возможности решать с его заместителем, которого давно знал и которому безоговорочно доверял.

— Пока швах не полный, — скупо улыбнулся Большаков, — но все к тому идет. Глазов вчера вечером привез запрос на свое личное дело. Утром отправили. Думаю, вопрос проработан давно, так что слишком долго его дело изучать не будут, решение уже принято. Если я прав, то сегодня к концу дня твой начальник напишет рапорт о назначении на должность на новом месте службы, а завтра, самое позднее — послезавтра будет приказ об откомандировании. Глазов, поди, уже вещи собирает, освобождает кабинет.

— Побежали крысы… — вздохнул Зарубин. — Только успели объявить о том, что правительство уходит в отставку, а этот уже подсуетился. И кого приведут на его место? Вы уже знаете? Какого-нибудь козла, которого срочно нужно пристроить? Это и есть плохая новость?

— Плохая новость в том, Сергей Кузьмич, что готовой кандидатуры пока нет, все слишком быстро случилось, и я собираюсь подписать приказ о назначении тебя временно исполняющим обязанности начальника отдела. Официально Глазов, конечно, все еще на должности, но из этого кабинета ты выйдешь уже фактически не замом, а руководителем. Вот теперь можешь плакать, я тебя пойму.

— Константин Георгиевич! — с ужасом воскликнул Зарубин. — Ну за что?

— Потерпи, Сергей Кузьмич, — строго произнес генерал. — Надо. Теперь вторая новость, еще хуже прежней.

— Ну, добивайте уже.

— Ты сводку за сутки смотрел?

— Не успел еще.

— А я успел. Но врать не стану, до сводки руки не дошли бы, если бы мне с самого раннего утра из министерства не позвонили. У одного очень богатого и влиятельного папы, депутата по фамилии Чекчурин, убили сына. Папа — лицо, приближенное к власти, задействовал все свои связи и возможности, чтобы дело поручили самым лучшим оперативникам и следователям. Короче, все как всегда.

— Но это же уровень округа, — удивился Зарубин. — Обычное убийство. С какого перепугу нам подключаться? Этот потерпевший что, известная личность? Звездный певец или актер? Великий ученый?

— Оболтус двадцати восьми лет от роду, прожигал жизнь в клубах и на тусовках, работал в каком-то офисе в одной из компаний, принадлежащих папе. Носителем государственной тайны не являлся, объектом всенародной любви — тоже.

— Тогда я вообще не понимаю…

— Сейчас поймешь. На трупе обнаружена записка: «Моему Учителю». Слово «учитель» написано с прописной буквы.

— Ох ты ж елки! — с отчаянием выдохнул Сергей. — Жертвоприношение, что ли? Сатанисты какие-нибудь? Вот только этого на мою бедную голову сейчас не хватало!

— Может, жертвоприношение, может, посвящение, но разбираться придется вам. При таких раскладах дело с территории полагается забирать.

— А как убили-то?

— Перелом шейных позвонков.

— Ну, это сужает круг подозреваемых. Хоть что-то.

— Надеюсь, — кивнул Константин Георгиевич. — Из министерства пришла команда шума пока не поднимать, чтобы в СМИ не просочилось, не нужно народ пугать. Информация о записке в сводку не попала, ума хватило. Отцу потерпевшего тоже пока не говорили, а то ведь болтать начнет, а подписку о неразглашении с него не возьмешь. Пусть думает, что это его звонки в министерство так подействовали и дело передали нам. С этой минуты ты — начальник, иди командуй. И каждый день докладывай мне утром и вечером.

Зарубин обреченно кивнул и встал. Он успел сделать всего два шага в сторону двери, когда генерал окликнул его:

— Сергей Кузьмич! Что ты решил?

Вопрос был не сформулирован, но совершенно понятен, поэтому ответ последовал без промедления:

— Подполковник Сташис и капитан Дзюба. Не возражаете, товарищ генерал?

— Ты — начальник, тебе и решать. Но выбор, безусловно, одобряю.

Еще бы Большой не одобрил! Антоха Сташис и Ромчик Дзюба — его любимчики. Об этом почти никто не знает, но Сергей Кузьмич Зарубин знал. Грош была бы ему цена, если бы он чего-то не знал о своих подчиненных. Ромка женится, в феврале свадьба, надо бы парню деньжат подкинуть…

— Константин Георгиевич, коль я теперь большой босс, могу я написать представление на материальное поощрение Дзюбы за успешные раскрытия в истекшем году?

— Давай, — кивнул Большаков. — Я подпишу. Только не затягивай, положение сейчас у всех шаткое, с министром ничего не понятно пока, так что меня и каждого, кто повыше, могут свалить в любую минуту.

«Так я и чуял, так я и чуял, так я и чуял», — ритмично бормотал Зарубин себе под нос, возвращаясь из кабинета генерала в отдел. Не заходя в свой кабинет, заглянул к Глазову. Большой предсказал безошибочно: Глазов перекладывал пожитки из сейфа и стола в большие коробки. Лицо его сияло радостным предвкушением: долой старые надоевшие заботы, начинается новое приключение! Сергей поймал себя на мысли, что ему даже не интересно, в какой сфере и на каком уровне состоится это приключение. Не хотелось ни о чем спрашивать этого «пока еще начальника», но доложиться он обязан, иначе Глазов, если вдруг разобидится, может и дров наломать. Например, пользуясь своим официальным статусом «пока еще», отменить решение заместителя о поручении работы по новому трупу Сташису и Дзюбе. Через два-три дня, когда состоится приказ, Сергей все равно сделает по-своему, это понятно, но первые сутки всегда решающие, и очень не хотелось бы, чтобы в это время по делу работали другие опера, не такие профессиональные и дотошные, как Антон и Ромка. Все-таки не просто так Большой ценит этих ребят, а сам Зарубин их поддерживает и, если надо, прикрывает.

— Ты б хоть предупредил заранее, что уходишь, — вполне дружелюбно сказал Сергей, кивнув на коробку, в которую Глазов в этот момент складывал снятые со стен дипломы и грамоты в рамочках. — А то генерал вызвал с самого утра — и как гром среди ясного неба, буду теперь исполнять твои обязанности. Временно.

— А вот это зря, — поучительно ответил Глазов. — Не надо было соглашаться. Хотя тебя, наверное, и не спрашивали, они там сами все за всех решают. Валить тебе надо отсюда, покуда варягов не нагнали, бери с меня пример.

— Возьму, — миролюбиво согласился Зарубин. — Ты как, уже сегодня нас покинешь или поруководишь пока денек-другой?

— Нет уж, уволь, Кузьмич, вопрос решен, новый кабинет меня ждет. Приказ — чистая формальность, я им рапорт еще вчера написал.

— Так дело вроде только сегодня утром отправили, — Зарубин не смог скрыть ехидства. — Ты не поторопился?

— Да брось, Кузьмич, все свои, — Глазов небрежно махнул рукой и принялся вынимать из сейфа и аккуратно расставлять между вещами в коробках початые и полные бутылки водки, коньяка и виски.

«Крохобор, — насмешливо подумал Зарубин. — Мог бы и оставить, хотя бы те, которые уже открыты. Мы бы с ребятами выпили вечерком по радостному поводу».

— Ну ясно. Дату в рапорте не вчерашнюю поставил, а сегодняшнюю? Вроде как с утречка личное дело изучили и выразили высокое согласие. А тут и ты подъехал, рапорт накатал — и в приказ. Так? Приказ-то, поди, уже к вечеру и подпишут.

Глазов поморщился, было видно, что ему не очень приятно, но, с другой стороны, мнение заместителя его теперь волновать не должно.

— Не ерничай, Кузьмич, и не стой над душой. Иди начинай руководить коллективом.

— Так на меня приказа пока нет, — хитро улыбнулся Зарубин. — Прав таких не имею, чтоб начальника из себя изображать. Ты уж распорядись, сделай милость, у нас тут труп образовался…

— Сам решай, — огрызнулся Глазов. — Всё. Это больше не моя поляна.

— Как скажешь.

Собственно, что и требовалось получить в итоге. Вполне удовлетворенный результатом разговора, Сергей Кузьмич Зарубин вернулся к себе и вызвал подполковника Сташиса и капитана Дзюбу.