Другая правда. Том 1

Александра Маринина, 2019

50-й, юбилейный роман Александры Марининой. Впервые Анастасия Каменская изучает старое уголовное дело по реальному преступлению. Осужденный по нему до сих пор отбывает наказание в исправительном учреждении. С детства мы привыкли верить, что правда – одна. Она?– как белый камешек в куче черного щебня. Достаточно все перебрать, и обязательно ее найдешь – единственную, неоспоримую, безусловную правду… Но так ли это? Когда-то давно в московской коммуналке совершено жестокое тройное убийство родителей и ребенка. Подозреваемый сам явился с повинной. Его задержали, состоялось следствие и суд. По прошествии двадцати лет старое уголовное дело попадает в руки легендарного оперативника в отставке Анастасии Каменской и молодого журналиста Петра Кравченко. Парень считает, что осужденного подставили, и стремится вывести следователей на чистую воду. Тут-то и выясняется, что каждый в этой истории движим своей правдой, порождающей, в свою очередь, тысячи видов лжи…

Глава 3

Четверг

Петр Кравченко позвонил в дверь без пяти минут десять. Не опоздал. Это хорошо. Клетчатая сорочка с короткими рукавами открывала мощные бицепсы, которые вчера под легкой ветровкой Настя не разглядела. Висящая через плечо сумка с ноутбуком и немного робкий вид делали Петра похожим на студента, пришедшего на пересдачу ранее проваленного экзамена.

Ну что ж, начнем. Настя полагала, что самый эффективный способ обучения — на собственных ошибках. Если давать вначале голую теорию, то без практического применения она все равно в голове не отложится, только время впустую потратишь. Поэтому пусть молодой журналист сперва сам расскажет, какие выводы он сделал из прочитанных материалов, а потом Настя попробует объяснить, в чем он оказался прав, а в чем ошибался и почему.

Если Петр и удивился такому плану, то вида не подал, послушно кивнул и принялся излагать. В 1998 году в Москве, в одной из коммунальных квартир в центре столицы, были убиты супруги Даниловы и их шестилетняя дочь. Через два с половиной месяца после убийства в милицию явился сосед Даниловых по коммуналке и написал явку с повинной. Сотрудничал со следствием, давал показания, потом начал путаться, а на суде от показаний отказался, заявил, что в милиции его били и заставили признаться в убийстве, которого он не совершал. Однако суд к его словам не прислушался и впаял парню пожизненное лишение свободы, которое он и отбывает по сей день.

Это те факты, которые содержались в изложении Петра. Все остальное, как показалось Насте, основывалось на логических построениях самого журналиста.

— Вы уверены в невиновности осужденного? — спросила она. — Или мне показалось?

— Уверен. Думаю, что Ксюша работала именно над этой линией. Ну ясно же, как божий день, Анастасия Павловна: трех человек убили, милиция за два с половиной месяца преступление не раскрыла, начальство дергает, требует результат, вот они и прижали первого попавшегося, кто послабее, забили до помрачения рассудка, запугали и заставили признаться. И перед начальством отчитались, дескать, тройное убийство раскрыли.

— Понятно, — кивнула она. — Сколько томов в деле?

— Семь.

— И вы прочитали все семь?

Глаза Петра метнулись в сторону, но всего лишь на мгновение.

— Нет, — признался он, — только приговор.

— А что так?

— Я начал, но быстро запутался. Там все так сложно, и я не понимал, какие документы нужно читать, а какие можно пропустить.

— Что ж, давайте посмотрим. Только сначала выполним маленькое вводное упражнение.

Настя протянула ему листок бумаги.

— Садитесь к столу и пишите крупными печатными буквами.

Петр молча пересел с дивана за стол и взял ручку.

— «Один и тот же набор фактов может породить совершенно разные истории», — мерно диктовала она. — Кавычки закрыть. Джеймс Кэрол. Кавычки открыть. «Хищница». Кавычки закрыть. Написали?

— Да.

— Теперь возьмите кнопки, они вон там, на подоконнике, в коробочке, и прикрепите этот листок так, чтобы он постоянно был у вас перед глазами.

«Интересно, спросит он, зачем это нужно? Или молча выполнит указание?» — подумала Настя.

Петр ничего не спросил. Мальчик не опаздывает и не задает лишних вопросов, есть все основания полагать, что он действительно хочет чему-то научиться.

Она села рядом с Петром, положила на колени пластиковый планшет, подсунув под скобку зажима изрядную стопку чистой бумаги.

— Открывайте первую фотографию.

Щелчок — и на экране появилась корочка уголовного дела с указанием имени и фамилии обвиняемого, перечнем статей Уголовного кодекса и датами начала и окончания.

— Дальше.

На второй фотографии оказалась еще одна корочка, с точно такой же информацией, но заполненная совсем другим почерком. На третьей — опись документов первого тома.

— Дальше.

Теперь перед Настей было окончание описи. Она записала на листке: «стр. 1 — 35 документов, стр. 3 — 1 док., стр. 2 пропущена. Всего: 74 док., на 337 стр.»

— Дальше листаем? — спросил Петр.

Она отрицательно покачала головой.

— Вернитесь в проводник, пожалуйста.

— Зачем?

— Объясню. Вернитесь. А теперь скажите мне, сколько файлов в первом томе.

Петр растерянно посмотрел на нее.

— Не знаю… Надо посчитать.

— Ну так считайте. Я подожду.

«Если ответ последует быстро, значит, мальчик сообразительный, но при этом может оказаться глупым, а может и умным. Есть два способа получить быстрый ответ, но один из них правильный, а другой — неправильный. Правильный способ должен повлечь за собой новые вопросы, ответ на которые потребует дополнительного времени. Если будет считать долго, стало быть, он умнее, чем я думаю. Посмотрим».

Она вышла на кухню в надежде на лучшее: Петр все-таки окажется умным и будет считать долго и тщательно, за это время она успеет выпить чашку кофе. Но надежды не оправдались: кофемашина еще не успела нагреться, как из комнаты раздался голос:

— Четыреста двадцать!

Настя вздохнула, вставила капсулу, нажала кнопку.

— Кофе хотите?

— Да, спасибо, если можно.

Послышались шаги, Петр появился на кухне.

— Анастасия Павловна, я не понял, почему файлов четыреста двадцать.

Она усмехнулась и достала из шкафа вторую чашку с блюдцем, а из коробки — еще одну капсулу.

— А сколько должно быть?

— Триста тридцать семь.

— Триста тридцать девять, — поправила она. — Две фотографии корок, они в описи не учитываются.

— Ну да… Но все равно не четыреста двадцать! Откуда четыреста двадцать-то взялись?

— Держите, — Настя подала ему чашку, — сахар на столе, если нужно. Молока и сливок нет, не обессудьте. Как считали? По номерам?

Вопрос, конечно, риторический, ей и без того понятно, что если ответ последовал так быстро и число столь велико, значит, Петр посмотрел на номера первой и последней фотографий и из большего числа вычел меньшее, то есть выбрал неправильный способ. Примитив!

— Ну да… А как еще посчитать? Не вручную же?

— Именно что вручную. Если не хотите вручную, то там внизу сбоку есть такая строчечка, на которой указано количество элементов в папке, можете туда посмотреть.

— Ёлки… Ну точно, как же я забыл!

Петр быстро поставил чашку на кухонный стол и метнулся в комнату.

— Двести пятьдесят девять, — растерянно проговорил он, после чего снова появился в кухне. — Ничего не понимаю. Почему цифры так пляшут?

Настя взяла свою чашку, и они вернулись в комнату.

— На листочек посмотрите, — она с улыбкой ткнула шариковой ручкой туда, где красовался лист с собственноручно выполненной Петром надписью. — Вот вам первый маленький набор фактов, даже не фактов, а просто чисел. Количество листов в первом томе, количество сделанных фотографий, количество файлов. Я пока покурю, а вы придумайте мне как минимум две разные истории, в которые достоверно вписываются все три числа.

Петр в задумчивости смотрел на экран, машинально листая фотографии.

— Вообще-то понятно, почему кадров сделано больше: дело толстое, плохо раскрывается, фотографировать неудобно, и не все кадры получаются удачными. Чтобы переснять триста тридцать девять объектов, пришлось потратить четыреста двадцать кадров. Неудачные не используются, но номера-то остаются.

— Разумно, — согласилась Настя. — Продолжайте.

— А вот почему файлов меньше, чем переснятых объектов… Первый вариант: человек сфотографировал не все объекты. То есть не все страницы. Хотя нет, так не получится, номера-то в счетчике идут последовательно. Если что-то пропускали при пересъемке, номера все равно шли бы подряд, и последний номер минус первый должен давать результат, равный числу фотографий.

— Хорошо. Еще варианты?

— Человек сфотографировал все страницы, а когда формировал флешку, некоторые пропустил.

— Почему?

— По невнимательности.

— Еще?

— Вирус в компьютере сожрал часть файлов.

— Еще?

— Кто-то, кто был заинтересован, тайно влез в компьютер этого человека или завладел его фотоаппаратом и уничтожил некоторые файлы.

— Еще?

— Флешка формировалась пристрастно…

Петр выглядел озадаченным.

— Погодите, Анастасия Павловна, но ведь получается, что по этим материалам нельзя анализировать дело. Если только в одном первом томе не хватает почти восьмидесяти страниц, то скольких же недостает во всех семи томах?

— Дело анализировать нельзя, — с улыбкой согласилась Настя.

— Выходит, я напрасно приехал? Напрасно все это затеял?

— Вовсе нет. Если вы искренни, конечно. Нам с вами ничто не мешает посмотреть имеющиеся документы, и, если у вас возникнут вопросы, я объясню вам, почему документ составлен так, а не иначе, и что означает в нем каждое слово, и вообще зачем этот документ нужен. Татьяна Григорьевна именно так изложила мне цель наших с вами консультаций. А вот если вы собрались проанализировать дело в полном объеме и написать громкую разоблачительную статью, то с этим — не ко мне. Моя задача — проконсультировать вас как начинающего автора детективов, а не помогать вам в журналистском расследовании.

Петр выпрямился и посмотрел на нее прямо и даже с вызовом. Теперь он совсем не был похож на робкого студента, дрожащего в преддверии страшного экзамена.

— А как же истина, Анастасия Павловна? Как же идея справедливого правосудия? Неужели вам все равно?

Она вздохнула. Милый наивный мальчик с головой, набитой мифическими идеалами… Сколько болезненных ударов и разочарований ждет его впереди!

— Дорогой Петр, в ваших словах содержатся целых три позиции. Об истине, о справедливости правосудия и о моем равнодушии. Обсуждать все три пункта сейчас мы не будем, а об истине поговорим завтра.

— Почему не сегодня? — набычился молодой человек.

— Хорошо, — Настя проявила неожиданную покладистость, — давайте сегодня. Не далее как час тому назад вы мне рассказывали о том, какая милиция беспомощная, два с половиной месяца не могла раскрыть убийство и от отчаяния выбила явку с повинной из первого попавшегося невиновного. Я правильно излагаю?

— Ну… Я понимаю, конечно, что схватили не совсем первого попавшегося невиновного, так не бывает. Берут кого-то, кого реально можно подозревать, например, ранее судимого, или доставленного за пьяную драку, или за наркоту, в общем, такого, на кого уже что-то есть, и додавливают. Но в целом — да, все правильно.

— Хорошо, — она кивнула. — Когда произошло убийство?

— Двадцатого июня девяносто восьмого года, — ответил Петр, ни секунды не раздумывая. — В приговоре эта дата повторяется неоднократно, поэтому я точно запомнил.

— А когда возбуждено уголовное дело?

— Не знаю… А где посмотреть?

Настя улыбнулась.

— Где посмотреть, — насмешливо повторила она. — Вы эту дату видели сегодня как минимум два раза. На корках дела. Так вот, оно возбуждено третьего сентября. И закончено второго июля следующего года.

— Ну да, как раз третьего сентября и была написана явка с повинной. Что не так-то?

— Да все не так! Откуда вы можете знать, что по убийству в течение двух с половиной месяцев ничего не было сделано, если дело не возбуждалось? Почему оно не возбуждалось? Когда был обнаружен сам факт убийства? Когда? В тот же день? На следующий? Через неделю? Милицию вызвали, но дело не возбудили? Вы так себе это представляете? Плохих сериалов насмотрелись?

Настя разозлилась и даже не старалась это скрыть.

Петр молчал.

— Ваша истина, за которой вы так стремитесь угнаться, не более чем красивая история, которая вам нужна, чтобы прославиться, — продолжала она уже спокойнее. — Я сейчас скажу одну вещь, которая покажется вам ужасной и даже кощунственной, и обсуждать ее мы пока не будем. Пусть мои слова полежат в вашей голове, обживутся в ней, и через пару дней мы сможем продолжить нашу дискуссию. Готовы?

— Готов.

— Так вот, дорогой мой Петр: истина как таковая, сама по себе, никому не нужна. Для каждого человека истина — всего лишь инструмент для достижения какой-то личной цели. Те, кто утверждает обратное, либо глупцы, либо лжецы и лицемеры. Все, философская часть сегодняшнего урока закончена, переходим к практике. Открываем следующий лист дела и читаем вслух.

— Почему вслух? — не понял Петр.

— Потому что вы не даете мне флешку, чтобы я могла читать на своем компьютере. А сидеть с вами рядом и смотреть в ваш ноутбук сродни подглядыванию из-за плеча. Если вы так боитесь за свои материалы, могу предложить вам компромиссный вариант: каждый документ, с которым мы будем подробно работать, вы распечатаете, принтер вон там, в углу стоит. Распечатки будете забирать с собой. Тогда у вас будет полная гарантия, что я никому ничего не передам.

Журналист залился краской, точно так же, как накануне, когда уходил, и Настя почти смутилась. Чего она так наехала на парня? Напугала только… Мягче нужно, спокойнее.

Петр, похоже, обиделся. Пока подключал принтер к ноутбуку и печатал первый документ, не произнес ни слова. Взяв еще теплый лист, Настя примирительно улыбнулась:

— Не сердитесь, Петр. Если я не стану проявлять жесткость и начну гладить вас по головке, то за месяц мы с семью томами не разберемся, поверьте. Вы пришли за положительными эмоциями или за результатом? За эмоциями — это туда же, куда и за журналистским расследованием, то есть никак не ко мне. Если за результатом — то начинайте читать вслух, а я буду смотреть глазами по распечатке.

— Постановление о возбуждении уголовного дела, — разнесся по комнате торопливый говорок Петра, — Москва, третье сентября тысяча девятьсот девяносто восьмого года… старший следователь прокуратуры… юрист третьего класса… ознакомившись с поступившими в его распоряжение материалами, а именно: с явкой с повинной Сокольникова Андрея Александровича… согласно которой он двадцатого июня тысяча девятьсот девяносто восьмого года в помещении квартиры… дома номер… по улице… города Москвы совершил убийство Данилова Г.С. и Даниловой Л.И… Учитывая, что указанная явка с повинной является достаточными данными, указывающими на признаки преступления, предусмотренного статьей сто пятой, частью второй, пунктом «а» УК РФ… а потому, руководствуясь статьями… постановил: возбудить по указанному выше поводу уголовное дело по признакам статьи…

Петр дочитал постановление и сделал паузу.

— Там внизу еще приписка есть от руки.

— Да, я вижу, — отозвалась Настя.

Под текстом постановления красовалось выведенное перьевой ручкой: «Продолжите расследование», и дата — 01.01.1999. Первое января, вся страна отдыхает после праздничной ночи, а человек службу несет, в чужих делах разбирается. Не позавидуешь.

— Это дежурный прокурор срок следствия продлевал.

— Откуда вы знаете? Здесь нигде не написано, что он дежурный.

— На дату посмотрите. Первое января — нерабочий день. Кстати, совет на будущее: если вы хотите написать художественное произведение, обязательно обращайте внимание на место и время составления документа, не забывайте смотреть в календарь и фиксировать дни недели, праздники и выходные. Иначе вы никогда не сможете составить в голове правдоподобную картину, в которой поведение людей объяснялось бы достаточно логично.

— А-а, ясно… Про сроки следствия расскажете?

— Не вопрос.

Она достала с книжной полки Уголовно-процессуальный кодекс. Первая мини-лекция началась.