Яга и Горыныч. Дракон в деле

Александра Лисина, 2023

Каких только небылиц не насочиняют люди про злую и страшную бабу Ягу! Хотя на самом деле я вовсе не страшная, совсем не злая, да и добрыми молодцами не питаюсь, предпочитая пользоваться услугами скатерти-самобранки. Само собой, одинокой симпатичной девушке, решившей поселиться в дремучем лесу, надо быть готовой ко всему. Но с большинством моих трудностей прекрасно справляется магия, с остальным помогает кот, а нехороших личностей, вздумавших позариться на мое добро, я всегда могу огреть чугунной сковородкой. Одна беда – никто не ходит в гости к бабе Яге. Да и суженого ей найти непросто. Но если безлунной темной ночью взять волшебное зеркальце и погадать на свою судьбу, то кто знает, что из этого получится…

Глава 3

Ночью меня разбудил подозрительный шум у двери, громкое шипение Базилевса и доносящийся снаружи робкий голос Горыныча.

— Яга… Яга-а, ты спишь?

— Сплю, — пробурчала я, поворачиваясь на бок. Вчера перед трапезой я дракону комнату свою показала и сразу предупредила, чтобы без разрешения не совался, не то бывало… всякое. И далеко не все мои гости вели себя прилично, за что, естественно, бывали жестоко наказаны.

— Яга-а, — снова тихонько поскребся в дверь Горыныч. — Ну Яга, ну проснись! Я есть хочу!

— Что?! — воскликнула я, аж подпрыгнув на кровати от возмущения, а Базилевс согласно заворчал. — Я тебе вчера стол накрытый оставила! А в печи целых два горшка с кашей стоят!

— Кашу я уже съел, — виновато признался змей. — И все равно кушать хочу, да так, что уже живот сводит.

— Тогда возьми скатерть-самобранку.

— Она не открывается. Вернее, открывается, но еды на ней нет.

— А потому что слово волшебное сперва сказать надобно.

— Какое еще слово?

— Пожалуйста! — потеряв всякое терпение, рявкнула я.

Дракон посопел, помолчал, потоптался, явно не поверив, что все было так просто, но потом все-таки отошел, и какое-то время за дверью что-то шебуршилось, скреблось, подозрительно хрустело, шуршало и звякало. Правда, длилось это недолго, после чего Горыныч так же подозрительно затих. Ну а поскольку этот проглот все равно меня уже разбудил, да еще и насчет зелий я по-прежнему была не уверена, то вскоре не выдержала — откинула в сторону одеяло и под неодобрительное урчание кота прошлепала босыми ногами к двери.

Аккуратно отодвинув засов и приоткрыв тяжелую дубовую створку, я осторожно выглянула в гостевую комнату и чуть не прыснула при виде открывшейся мне картины: за накрытым столом, до отказа уставленном всевозможными яствами, самым бессовестным образом дрых Горыныч. Причем дрых он лицом в тарелке. По-видимому, я действительно не угадала с дозой, поэтому усиление эффекта проявилось не сразу — сперва дракон проснулся (вероятно, от голода). Ну а когда он умял примерно половину содержимого самобранки, его снова сморило, и бедняга уснул прямо там, где сидел. У него изо рта даже пучок петрушки еще торчал, колыхаясь при каждом вдохе. И в целом это выглядело настолько уморительно, что я сперва вдосталь им налюбовалась и только потом применила заклинание левитации.

Уже в светелке, уложив парня на подушки, я вынула у него изо рта петрушку и стерла со щеки остатки салата. После чего решила проверить рану на груди и принялась осторожно разматывать повязку.

— Яга, ты что делаешь? — сонно пробормотал Горыныч, когда я осторожно ощупала ребра в том месте, куда пришелся основной удар.

— Спать-почивать тебя укладываю.

— Да? А песенку на ночь споешь? — так же сонно поинтересовался змей.

Я фыркнула.

— Еще не хватало.

— Ну тогда хотя бы сказку расскажи…

— Щас я тебе как дам по лбу вместо сказки! Хочешь?

— Хр-р-р… — торопливо изобразил крепкий сон дракон, после чего попытался перевернуться на бок и забавно наморщил нос, когда я придержала его за плечо.

— Подожди, сперва мазью намажу, заживать лучше будет.

Горыныч согласно угукнул. Я, успокоившись, ушла за лекарством, а когда вернулась, то обнаружила, что он все-таки успел перевернуться на пузо и, скинув одеяло на пол, благополучно засопел носом в подушку. Причем на этот раз, похоже, по-настоящему. По крайней мере, на оклик он не отозвался и не пошевелился, когда я безуспешно попыталась его перевернуть.

Я постояла-подумала, но потом все же решила его не тревожить. Говорят, драконы живучие, запас сил у них должен быть огромным, так что если Горыныч уже на второй день счел возможным преспокойно уснуть на животе, значит, ничего страшного не случится, если я намажу его не сейчас, а с утра.

С тем я и ушла, предварительно укрыв его одеялом. Ну а утром, едва спустив ноги на пол, первым же делом наткнулась на что-то мягкое, живое, подозрительно теплое и испуганно отдернула ноги.

— Ой!

— Уй! — отозвался тот, на кого я едва не наступила.

— Ш-ш-ш! — раздраженно прошипел с подоконника потревоженный нашими возгласами Базилевс, когда я осторожно глянула вниз и во второй раз за последние дни обомлела, обнаружив лежащего на полу пузом кверху Горыныча, на лице которого застыло престранное выражение.

— Ты что тут делаешь? — чуть не растерялась я, встретив его сонный и не на шутку озадаченный взгляд.

Дракон покрутил головой.

— Кажется… э-э… сплю?

— А зачем ты здесь спишь? — опасно тихо переспросила я и, глянув на зачарованную дверь, незаметно скривилась.

Тьфу. Похоже, я забыла вернуть на место засов, как и о том, что прямые чары на змея не действуют, поэтому его ни молнией не шарахнуло, ни в ледяную глыбу не обратило, когда он сунулся в комнату. Обычно моей магии хватало, чтобы отбить у непрошеных ухажеров охоту рваться по ночам. Однако с драконом вышла промашка, и теперь он лежал на полу, тараща на меня круглые от удивления глаза и тщетно пытаясь придумать что-нибудь в свое оправдание.

Заподозрив его в самом худшем, я сузила глаза и, создав в руке небольшую молнию, раздельно произнесла:

— Пошел. Вон.

Одновременно вокруг меня закрутился холодный смерч, с пола неумолимо начал взлетать тяжелый ковер, занавески на окнах взметнулись до потолка, мои распущенные до пят волосы тоже начали угрожающе приподниматься, а Базилевс с воплем вцепился когтями в подоконник, чтобы его оттуда ветром не унесло.

Горыныч, совершенно правильно расценив зверское выражение на моем лице, молниеносно подхватился и буквально вылетел в коридор, умудрившись захлопнуть дверь до того, как я рассвирепела окончательно. И это было очень правильное решение: если бы он промедлил хотя бы мгновение, то получил бы не только молнию в бок, но и сундуком по кумполу. Быть может, даже не один раз.

Правда, на его счастье, отходила я действительно быстро, поэтому к тому времени, как я успокоилась, оделась, заплела косу и вышла из комнаты, убивать мне уже никого не хотелось. А когда я увидела его за столом — все еще встрепанного и откровенно напуганного, то окончательно поняла, что напрасно вспылила. Горыныч, хоть и шалопай, на мою девичью честь точно не рискнул бы покуситься. Типаж не тот. Так что, похоже, он не солгал и в этот раз, а в моей комнате действительно просто спал. Почему — вопрос уже другой. Но теперь-то я ясно видела, что ему и самому было не по себе.

— Яга, прости, — виновато начал Горыныч, едва я вошла и хмуро оглядела не убранный с ночи стол. — Сам не знаю, что случилось, но вот притянуло что-то…

Я подняла руку, знаком велев ему умолкнуть.

Рубашку на этот раз змей не надел, бинты я вчера сама на нем размотала, поэтому сейчас мне было прекрасно видно, что за прошедшую ночь рана на его боку волшебным образом рассосалась. Ни синяка, ни царапины… даже мазать было уже нечего. Руку, правда, он все еще берег, лубки тоже снять на рискнул, да и ребра наверняка пару-тройку дней еще будут о себе напоминать.

— Яга, я… — снова попытался оправдаться змей.

— Помолчи.

— Но я же…

— Помолчи, кому сказала! И радуйся, что моя магия действует на тебя так ограниченно. Что ты почувствовал, когда проснулся?

У Горыныча на лбу вдруг выступила испарина.

— С-сам не понял. Я даже не помню, когда и зачем к тебе пришел.

— А как ночью со мной разговаривал, помнишь? — испытующе посмотрела на него я.

Он на мгновение задумался.

— Как скатерть доставал — помню. Как ел — тоже помню. А вот потом… потом ничего, — пролепетал он. — Яга, это очень плохо?!

— Пока не знаю. Если видений и бреда не было, то вряд ли это какая-то болезнь. Но надо за тобой понаблюдать повнимательнее.

— Наблюдай, — с невероятным облегчением выдохнул дракон. — Я согласен торчать у тебя на виду столько времени, сколько понадобится. Утром, днем и вечером. И вообще всегда. Кстати, а мы есть сегодня будем?

Я мысленно вздохнула.

— Будем. Но сперва подойди. Мне нужно тебя осмотреть.

Горыныч безропотно поднялся и подставил больной бок, который я осторожно изучила, а потом и ощупала. Змей в ответ на прикосновения то мычал, то сопел, то откровенно напрягался, особенно когда я нажала посильнее в попытке понять, насколько там все хорошо зажило. Однажды он даже дернулся, да так рьяно, что я едва не решила, будто поспешила с выводами. Но почти сразу оборотень подозрительно хрюкнул, заизвивался у меня под руками и наконец в голос взмолился:

— А-а… ы-ы-ы… Яга, ну хватит! Прекрати! Щекотно же!

Вот жук!

Я фыркнула и оставила его в покое.

Не нужна ему больше никакая мазь. Само зажило, как на… драконе.

— Теперь руку покажи!

— Не покажу! — неожиданно уперся Горыныч. — Она еще плохо двигается. Вот, видишь?

Он помахал у меня перед носом уложенным в лубки, подвешенным на тряпице предплечьем, демонстративно попытался скрутить из пальцев фигу, но тут же скривился и пожаловался:

— Бо-ольно.

Я еще немного подумала, однако решила лубки с него до завтра не снимать. Все же перелом был сложный, да в нескольких местах. Поэтому пусть еще немного походит. Но уж завтра он у меня точно не отвертится.

Оставив дракона в покое, я вернулась к столу и, свернув полупустую скатерть, снова ее развернула.

— Пожалуйста.

Самобранка мгновенно преобразилась, блюда, тарелки и котлы моментально наполнились до краев, а у Горыныча уже который раз при виде такого изобилия вырвался восхищенный вздох.

Однако на этот раз я не стала смотреть, как он жадно поглощает пищу, а вместо этого просто развернулась и вышла — у меня и без него хватало дел. Пока Горыныч ел, я успела умыться-причесаться, перекусить орехами и ягодами, которые принесли поутру птицы, накормить Базилевса и даже проведать сушильню, где доходили до нужной кондиции собранные несколько дней назад травы. Затем наведалась к колодцу, набрав ведро свежей воды. А когда развернулась, то чуть не выронила его от неожиданности — на меня в упор смотрел неслышно подкравшийся Горыныч.

— С добрым утром, Яга!

— Тьфу на тебя! — в сердцах ругнулась я, с трудом успокоив бешено колотящееся сердце. — Напугал, демон желтоглазый!

— Вот уж не знал, что ты такая пугливая, — усмехнулся оборотень, даже не подумав извиниться.

— В следующий раз в жабу тебя превращу, — пригрозила я. — Будешь знать, как доводить бедную девушку до паники!

— Как же ты меня обратишь? Твоя магия на меня не действует.

— Почти не действует, — поправила змея я. — И я не советовала бы тебе проверять, в чем именно она по-прежнему эффективна.

Обойдя его по дуге, я сердито протопала обратно к сараю — старые травы надо было собрать, а новые промыть и повесить сушиться. Вот только на этот раз спокойно поработать мне не удалось, потому что Горыныч зачем-то увязался следом и то и дело меня отвлекал.

— А это что?

— А вон то тебе зачем?

— А почему ты связала вот те травы пучком, а эти — косичкой?..

Честное слово, я сперва решила, что он надо мной издевается, поэтому поначалу только отмахивалась.

Ну зачем, скажите на милость, дракону знать про мои травы и снадобья? Да еще в таких подробностях?!

Однако Горыныч не отставал и на протяжении нескольких часов настойчиво интересовался всем подряд, а когда я без особой охоты начала рассказывать, он на удивление внимательно меня выслушал, чему-то покивал, а потом принялся задавать новые вопросы.

— А вот эту травку я знаю! — неожиданно воскликнул он, когда я достала из темного угла очередной невзрачный на вид засушенный цветок. — Это цвет папоротника! Очень редкий вид. Он раны излечивает, но собирать его можно только в первую неделю после полнолуния, иначе силу потеряет!

Я с интересом покосилась на дракона.

Не ожидала от него таких познаний. Белый папоротник даже в наших краях — огромная редкость, а уж в горах его тем более не сыскать. Да и в руки он дается далеко не каждому.

Интересно, откуда Горыныч про него узнал?

— Слушай, Яга, а давай сегодня ночью сходим и поищем? — вдруг азартно сверкнул глазами Горыныч. — Полнолуние было два дня назад. Сроки еще позволяют. Давай, а?

Я хмыкнула.

— Ну я-то по-любому пойду. Цвет папоротника можно собирать всего одну неделю в году, а у меня запасы как раз подошли к концу. Но тебе-то он зачем?

— Как это зачем? — возмутился Горыныч. — А если меня снова ранят? А если я крыло сломаю? Говорят, цвет папоротника творит настоящие чудеса. И на нас, драконов, действует лучше всего.

Это точно. Я на тебя почти весь его и извела. Только один цветочек остался.

— Яга, ну пойдем, — заныл змей. — Это же такое приключение! Я в жизни цветущий папоротник не видел. Ну возьми меня с собой! Ну пожа-а-алуйста!

— Ладно, уговорил, — усмехнулась я. — Как начнет смеркаться, так и пойдем. Только чур уговор — меня во всем слушаться и без разрешения никуда не лезть.

— Я сделаю все, что скажешь, — клятвенно пообещал Горыныч. И тут же стрельнул глазами в сторону избушки. — А мы обедать скоро будем?

— Ты же только что ел!

— Да когда это было? — отмахнулся змей. — И вообще, к дороге надо готовиться заранее, а для этого перво-наперво нужно как следует подкрепиться.

* * *

Искать папоротников цвет мы отправились сразу, как только солнце начало клониться к горизонту. И само собой, все время до вечера Горыныч старательно готовился.

В смысле ел. Причем так активно, что какой-то момент Базилевс снова впал в ступор, а я всерьез заопасалась, что наш необычный гость или с лавки не поднимется, или же истощит заряд уникального артефакта.

Однако самобранка сдюжила. Накормила-таки прожорливого дракона досыта. Тогда как сам дракон, едва я сообщила, что нам пора, на удивление бодро вскочил из-за стола и, торопливо засунув в рот последний блин, отрапортовал:

— Я готов!

Базилевса я на этот раз оставила дома — присматривать за поляной и следить за хозяйством. Пусть дракона он сам же мне и нагадал, однако по факту оказалось, что мой суженый ему по душе не пришелся. Так что я решила — пусть какое-то время они побудут порознь, тем более что за драконом следовало понаблюдать.

Как это ни странно, однако ходить по лесу Горыныч совершенно не умел. Вел себя как дикарь — постоянно шумел, сопел, пыхтел, громко топал, постоянно ворчал на выданные лапти и на то, что в них ему неудобно ходить. А на заповедной тропе змей так активно крутил головой, что я мысленно гадала, когда же она отвалится.

Сама тропа ничего особенного собой не представляла — просто узенькая дорожка в лесу, которую с двух сторон огораживали полупрозрачные стены. Если хорошенько присмотреться, то снаружи можно было рассмотреть смазанные силуэты деревьев, однако мелькали они настолько быстро, что чаще всего сливались в одну широкую полосу.

— Поразительно! — воскликнул Горыныч, опасно близко подойдя к краю тропки и всмотревшись в причудливо переливающуюся стену. — Какая красивая…

— Гор, не отставай.

— Она словно живая, — завороженно пробормотал змей в ответ, заставив меня беспокойно обернуться. — И даже как будто дышит?

— Горыны-ы-ч! Не стой на месте, на заповедных тропах нельзя задерживаться.

— А еще сверкает, как первый снег. Можно ее потрогать… Ай! Яга, ты чего дерешься?!

— Я кому сказала, чтобы ты никуда не лез? Хочешь без пальцев остаться?! — рыкнула я, отводя в сторону длинную тонкую хворостину.

— Нет, ну а что такого-то?! — возмутился он.

— Да ничего. Сунешься туда еще раз — отрежет тебе руки к Кощеевой бабушке, и заново они потом даже у дракона не отрастут!

— Что, правда?! — округлил глаза змей.

Я вместо ответа шлепнула его по упорно тянущейся к стене руке и, дернув за рукав, оттащила в сторону.

— А ну кыш отсюда! Первым теперь пойдешь. Так, чтобы я видела.

— Что, сразу нельзя было сказать? — засопел Горыныч, обиженно выпятив нижнюю губу.

— Я тебе еще дома сказала: вперед меня на тропе НЕ ЛЕЗТЬ! Что в этом было непонятного?! Или до тебя с первого раза не доходит? По сто раз повторять надо?!

— Злая ты, — буркнул Горыныч, отворачиваясь и послушно топая по тропинке дальше. — Фу, какая злая и сердитая!

А потом совсем тихо проворчал:

— Бабуся Ягуся…

— Что ты сказал?

— Ик! — вместо ответа на удивление громко икнул змей. — Точно бабуся. Только бабуськи бывают такими вредными… старые и страшные бабуськи-Ягуськи… Ик! Эй, ну сколько можно?! Как тебе не стыдно использовать на мне магию?!

Я для верности подтолкнула его в спину.

— Сам виноват. Я ведь предупреждала, чтобы ты не говорил обо мне всякие гадости.

— Я и не говорил. Только подумал…

— Ну вот и икай теперь. Благо ребра уже зажили, и это совсем не больно.

— Да?! — возмутился Горыныч, на мгновение обернувшись. — Тебе легко говорить… ик! А мне, между прочим, неприятно!

— Мне тоже. Но тебя это не останавливает, правда?

— Ик! — негодующе икнул парень и шумно раздул ноздри. — Ну почему ты такая гадкая, а? Ты… ик! Это вообще на мне работать не должно!

Я негромко фыркнула.

— Но работает же. Так что теперь я буду точно знать, когда ты подумаешь обо мне плохо.

Горыныч резким движением отвернулся и ускорил шаг, продолжая что-то бурчать себе под нос и время от времени оглашая заповедную тропу возмущенным иканием. Другой на его месте, пожалуй, развернулся бы и ушел. Может, замкнулся или же, наоборот, проклял меня, а то и осыпал кучей совсем уж скверных ругательств. А этот не отказался, не передумал и по-прежнему шел только вперед.

Забавно, да?

— Стой, — скомандовала я, завидев впереди небольшой просвет. — Пришли. Теперь я первой пойду.

Горыныч, посопев для приличия, отступил в сторону и озадаченно замер, когда я махнула рукой и казавшаяся бесконечной тропа внезапно закончилась. Просто р-раз, и стены вокруг нас рухнули, а мы вместо извилистой, тянущейся далеко вперед тропинки оказались на краю огромной поляны, которая от края до края была засажена густым папоротником. Тут и там на ней мелькали головки на удивление крупных лесных колокольчиков, по периметру виднелись более мелкие лесные цветы всех оттенков и размеров. Еще чуть дальше поляна была отгорожена от остального пространства колючими кустами. А уже за ними находилось большое, широкое и очень непростое болото, населенное не самыми приятными созданиями, но Горынычу об этом знать было совершенно необязательно.

— А… это как мы? — опешил змей, снова закрутив головой по сторонам. — Куда все подевалось? Где лес? И деревья? И тропа?!

Я строго на него посмотрела.

— Стой здесь. И чтоб ни шагу в сторону. Понял?

— Понял, — послушно кивнул Горыныч, от растерянности позабыв даже икнуть.

Я смерила его изучающим взглядом, а когда змей для верности активно закивал и знаками подтвердил, что будет меня во всем слушаться, сняла с плеча дорожную сумку, бросила в траву рядом с ним, после чего медленно отошла в самый центр поляны и запрокинула голову.

Небеса надо мной тут же разошлись, выпуская на свободу проказницу-луну. Ее мягкий желтоватый свет тут же искупал меня в чудесном сиянии, и вот тогда я со всей ясностью поняла: пора.

Сложность заключалась в том, что волшебный цвет не растет абы где и тем более сам по себе ни за что не зацветет. Его сперва следовало пробудить, попросить открыться. Но далеко не каждый это сумеет.

Я же эту поляну сама когда-то создала и даже, можно сказать, вырастила. Я знала здесь каждый куст, каждую травинку. Все в этом месте было пропитано моей силой. И именно здесь я, как нигде, чувствовала себя всемогущей, свободной, но при этом хорошо помнила, кто я и как такой стала, а также испытывала чувство безграничной благодарности за тот дар, что мне достался от здешних лесов.

Раскинув в стороны руки, я прикрыла глаза и, закружившись в медленном танце, тихо-тихо запела древнюю песнь, знаменующую собой единение всего живого. Запела для всего, что здесь росло, жило и цвело. Для деревьев, кустов, травы, цветов… для всей этой земли, включая всех, кто на ней жил и кто просто заглянул в гости.

В каком-то смысле песня помогала мне их почувствовать и услышать, а им, в свою очередь, позволяла ко мне прикоснуться. Не телом, нет — душой. Ведь когда чьи-то души соединяются, это и есть настоящее чудо.

И сегодня я ощутила это чудо: лес откликнулся. Мы действительно стали едины. Я стала им. А он — мной. Буквально на мгновение, на один-единственный удар неожиданно екнувшего сердца, но и этого хватило, чтобы я тихо выдохнула и ощутила, что в этом мире я больше не одна.

Одновременно с этим вокруг меня зашевелилось зеленое море.

Многочисленные папоротники приподняли свои ветки и дружно зашелестели. По поляне словно невидимый ветерок пронесся, после чего мои веки опалило яркое сияние, а следом за этим в моей душе задрожала и запела невидимая струна.

Открыв глаза и увидев, как вся поляна, словно по волшебству, раскрасилась многочисленными белоснежными цветами, я мягко улыбнулась.

Папоротников цвет… символ искренности, чистоты, невинности и любви. Каждый куст, который я сегодня пробудила, поделился со мной самым дорогим и сокровенным. Каждая веточка, которой я подарила часть своей силы, ответила мне сегодня тем же.

Не зря это место считалось заповедным. Здесь очищались души, вспыхивали сердца, исполнялись самые заветные желания и именно здесь, как нигде, можно было увидеть себя со стороны.

Я медленно обернулась и искоса взглянула на остолбеневшего змея.

Горыныч стоял не дыша и смотрел на меня, будто завороженный. В его янтарных глазах, словно сотни крохотных светлячков, горели отсветы папоротникового цвета. На вытянувшемся лице застыло шокированное выражение. Он выглядел как громом пораженным и, судя по всему, видел перед собой нечто такое, о чем раньше даже не подозревал.

— Горыныч… — тихо позвала я. — Горыныч, очнись!

Змей вздрогнул и ошеломленно моргнул.

— А?! Что?! Где?!

— Подай мне суму.

— Какую еще… а, да. Сейчас!

Тряхнув головой в попытке прогнать навеянное мною наваждение, он наклонился и, подхватив с земли сумку, ловко ее бросил.

Я кивнула, перехватив ее на лету. Еще раз предупредила змея, чтобы не вздумал двигаться, после чего достала из сумы большое, искусно вышитое полотенце.

Разбудить папоротников цвет — это еще полдела. Теперь его нужно было правильно собрать.

Проведя кончиками пальцев по ближайшей ветке, я выпустила на волю еще одну волну магии и снова медленно закружилась по поляне. Глаза на этот раз закрывать не стала, поэтому прекрасно видела, как с моих пальцев срываются тонкие белые нити и, легонько касаясь таких же белоснежных цветов, буквально снимают их с тоненьких стебельков, а затем поднимают в воздух, закручивают в величественном водовороте и так же медленно, до крайности бережно опускают на заранее приготовленное полотенце.

Я почти год его вышивала, любовно создавая на тонкой ткани узор из того самого папоротника, который сейчас так щедро меня одаривал. Но иначе не бывает — чтобы получить что-то, сперва следует что-то отдать. Порой даже чем-то пожертвовать: силами, временем или магией. Только тогда можно рассчитывать на ответную искренность.

Когда на полотенце аккуратно улегся последний цветок, весь свет с волшебной поляны собрался на моем полотенце. При этом цветы не потеряли ни силы, ни вложенной в них магии, ни своего мягкого сияния.

— Благодарствую, — с почтением поклонилась я поляне и почти сразу услышала в ответ вздох облегчения. Ветви папоротника дружно дрогнули, затем так же дружно опустились, а я почувствовала, что облагодетельствовавшая меня поляна неумолимо погружается в сон, чтобы ровно через год снова проснуться и, прочитав мою душу, подарить миру еще один кусочек древнего волшебства.

— Что это было? — пораженно прошептал Горыныч, когда я аккуратно свернула полотенце и, убрав его в суму, вышла с поляны. — Яга, что ты такое сейчас сотворила?!

Я мягко улыбнулась, вешая суму себе на плечо, а потом махнула рукой, открывая еще одну заповедную тропу.

— Обычная женская магия. Не бери в голову. А теперь нам пора возвращаться. Ты ведь не откажешься еще разок перекусить?

— Еда! — обрадованно вскинулся змей при виде замаячившего перед ним знакомого дома. — Вот на что я всегда согласен, так это вкусно поесть!

Я только хмыкнула, когда он ринулся с поляны, торопясь, как на пожар. А потом спокойным шагом направилась следом, ничуть не сомневаясь, что еда отвлечет Горыныча от увиденного и поможет не думать о вещах, о которых ему до поры до времени знать не положено.